Текст книги "Песнь о наместнике Лита. Тревожное время (СИ)"

Автор книги: Дана Канра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

– Танцуешь, Окделл? – жизнерадостно спросил Паоло, передернув зябко плечами. – Давайте тогда все потанцуем!

Поймав себя на том, что уже не сдержался и отплясывает надорский народный танец, юноша согласно кивнул и ускорил темп. На паре занятий мрачный ментор учил унаров плясать, тогда Ричард заявил, что умеет исполнять традиционную пляску Надора, и по распоряжению ментора продемонстрировал. Тот остался вполне доволен.

Впрочем, Паоло все равно не оценил и настоятельно посоветовал всем, включая Ричарда, танцевать кэналлийские танцы – так, по его словам, можно быстрее согреться. Оно, конечно, так, но Дикон слегка разочаровался в традиционных плясках Надора, и еще сильнее расстроился из-за того, что им не заинтересовались даже горцы из Бергмарка. Тем не менее, к умным и хорошим советам надо прислушиваться – это юноша понял давно. Танцевали арестанты недолго, очень скоро зубы перестали выбивать нервную дробь, согрелись руки, перестали дрожать от холода плечи.

– Теперь сядем вместе спина до спины, так мы долго храним наше тепло, – Йоганн блеснул если не разумом, то знанием жизни точно.

– И будем допрашивать Ричарда, – Альберто посмотрел на надорца пристально, почти зло.

– Допрашивайте, – легко согласился тот. – Но постарайтесь обойтись без пыток, а я в свою очередь обещаю быть откровенным.

Лишь бы не заснуть, лишь бы не слипались глаза от нахлынувшей волны тепла!

– «Допрашивать» – грубое слово, – вмешался Норберт, прижимаясь своей спиной к братской. – Мы же все доверяем друг другу, а Ричард не имеет отношения к наглой выходке.

– Как скажешь, – марикьяре, а Диего Салина, привезший в Надор тело отца, был именно марикьяре и родственником Альберто, скуксился, но тут же обрел боевой дух. – Но шутник ушел одним из первых, когда Арамона велел остальным расходиться. Помните?

У Дикона перехватило дыхание и он поспешно облизал губы, стараясь глядеть в темнеющий наверху сводчатый потолок и делать вид, будто сохраняет зрительный контакт с камнями. Сердце колотилось, как безумное.

– Рихард, ты сам думал, кто мог это устраивать?

– Да он же знает, – улыбнулся Арно. – И еще они с Валентином так смотрели друг на друга, словно Валентин тоже знает, но молчит или словно он и есть...

– Рихард?

– Так это Валентин?

Пора признаться и не тянуть закатного кота за хвост! Ричард глубоко вздохнул.

– И да и нет, – произнес он твердо.

– То есть как это? – густые брови Паоло взметнулись вверх.

– А вот так. У Повелителей много того, чего они не вправе говорить другим.

И все мгновенно примолкли, настороженными, блестящими от волнения глазами оглядывая то друг друга, то Ричарда, потому что слишком твердо и страшно прозвучал голос надорца. Ричард был и сам не рад собственным интонациям, однако уже ничего не изменить и высказанное не вернешь обратно.

– Конечно, – пробормотал Альберто, – поэтому Повелителей и Людей Чести четвертый век колотят. Из-за их паршивых недомолвок.

– Стоп, – Ричард даже подскочил от изумления. – Почему Повелители, по-твоему, не входят в число Людей Чести?

– Потому что все мы, тут собравшиеся, если посудить, Люди Чести, но не все Повелители. Видишь ли, к старой знати приравнивает себя сейчас любой желающий, включая графа Штанцлера и твоих родичей Лараков.

– Лараки – марагонцы, это я знаю, а кансилльер...

– Дрикс, получивший от Алисы звание графа, разрешение въезда в Талиг и добро на интриги после ее смерти, – пожал худыми плечами Альберто. – Один из моих родственников знает это, так как вынужден пересекаться со Штанцлером по долгу службы. Благо не часто.

– А кто этот родственник? – медленно уточнил Дикон.

– Рокэ Алва, – ответ прозвучал коротко и резковато. – Первый маршал Талига. Проклятье, – голос стал тоскливым, – темень-то какая!

– Это не Зимний Излом, – вздохнул Паоло, – Свин нам свечи и ужин со своего стола не передаст. Скоро вот совсем стемнеет...

И произойдет что-то плохое. Ричард не догадывался и не строил разнообразных предположений, а просто знал об этом, кусая губы и глядя по сторонам. Со всех сторон на него смотрел стремительно густеющий мрак, а за ним таились суровые камни, молчаливые для всех и говорящие для Повелителя. Нестройный хор монотонных голосов рассказывал юноше о том, что скоро в этих стенах прольется кровь, потому что Излом всегда хочет жертв, и если Повелитель желает, чтобы жертвы жили после смерти, то просто обязан оставаться начеку.

А потом начался виток новых событий, ждать которых становилось уже невозможно. Хотелось действовать, добиваться и побеждать, а не сидеть на камнях, страдая и думая о деяниях Изначальной Твари.

– Риииичччччааааард! Рииииччччааааард... Оооок-деллллл... Ты, чтооо, уууумерррр чччччто линии...

А вот и Тварь – шипит, чтоб ее, а пустое пространство и далекое расстояние искажает звук, отчего кажется, будто говорит мужчина.

– Пока нет, – мрачно пошутил Ричард, за что получил увесистый тычок от Паоло.

– Где ты? – задался вопросом последний.

– В каааамиииине. Тоооо есссссть не сссссовсем, а наааавер-хууууу... Какккк выыыы тамммм?

Паоло едва заметно вздрогнул, но такое поведение понятно, потому что он тоже понял, кто есть Суза-Муза...

– Кто ты есть? – а вот Норберт с перепугу не понял.

– Сузззззза-Муууузззза. Только я ничего Ричарду не подбрасывал...

Ага, как же. Можно подумать, Ричард его разоружил и принес трофеи в свою комнату, чтобы приклеить рыбьим клеем к стене и гордиться!

– Сейчас я явлю Арамоне доказательство того, что я на свободе, а потом объявлю о своей безвременной кончине, – Тварь решила разговаривать нормально, но легче от этого никому не стало.

Вот и все. Значит, Валентину не жить!

– Скажи, кто ты? – попросил Паоло. – Интересно же!

– Скоооооро узнааааешшшь, – прошелестела Тварь в ответ. – А остальные узнают в Фабианов день.

Дальнейший коротенький разговор не имел особого смысла, за исключением того, что Валентин, управляемый Тварью, спустил через каминную трубу мешок с едой и вином. Как он сказал – с Арамонова стола, но мог ведь украсть и из кладовых, кто его знает... Померзнув немного в чистом огромном камине, не горевшим уже лет сто, Ричард подхватил мешок, согнулся под его тяжестью и кое-как вернулся к товарищам.

– Прощайте, безвинные узники. Полночь на носу, а у меня дел невпроворот.

Последние слова показались Ричарду жуткими, но он ничего не сказал.

– Вот видишь, – назидательно и добродушно сказал Иоганн, – а ты говорил, что он опасен. Вон сколько всего принес.

– Тебе бы лишь поесть, – пробормотал Паоло, похоже, разделяющий взгляды и опасения Ричарда относительно создавшейся ситуации, но упорно о них молчавший. – Главное, чтобы гвардеец ничего не услышал.

Гвардеец, судя по всему, оставался глух и нем к голосам в галерее, а может и вовсе заснул, прислонившись спиной к железной двери и тем самым надеясь не дать унарам сбежать. В любом случае он не заглядывал внутрь, проверяя, все ли здесь хорошо, и на доставленный ужин, состоявший из ветчины, сыры, хлеба, и двух пирогов. Все – чудесного качества и потрясающей свежести, а пироги, похоже, действительно пекли специально для Арамоны. Такого изобилия Ричард не едал уже давно. Кроме еды в мешке лежал туповатый ножик для нарезки, и это явно было неспроста.

– Я открою, – взволнованный Паоло странно посмотрел на Ричарда и оттолкнул его протянутую к огромной блестящей бутыли руку. – А вы режьте еду, да поскорее. Наши близнецы умирают с голода.

– Та-та, – подтвердил Иоганн несчастным голосом, потому что слишком часто в последнее время унаров оставляли без ужина.

Раздавшийся внезапно надтреснутый колокольный звон напомнил Ричарду о том, кто он есть, и о том, что находится тут отнюдь не для того, чтобы набивать живот и веселиться с товарищами. Зажженная свеча погасла, и это совсем не к добру. Звон продолжался, потом к нему присоединилось ровное гудение металла, и вот в дальнем конце галереи показались зеленоватые огоньки. Как их много! Приглядевшись, юноша рассмотрел, что по каменному залу не просто плывут зеленые свечки, а их несут призраки – сперва аббат в сером одеянии, затем монахи в одинаковых сероватых балахонах парами. Унары съежились возле камина, стараясь укрыться возле него, а Ричард Окделл наоборот высунулся наружу.

Откуда-то он знал, что ему делать, и поэтому молча, с затаенным дыханием и бешеным сердцебиением ожидал неизбежного, страшного, грядущего. В памяти не осталось даже старых унарских страшилок, которые однажды задорный Паоло рассказывал Альберто, зато сохранились мысли о ближайших целях.

После монахов пошли воины – вот, где надо следить тщательнее и не пропустить нужного ему призрака. Юноши, мужчины и старики размеренно и четко шагали по двое, держа в руках те же самые свечи, но одежды теперь на них были разными, значит это души людей, окончивших Лаик. С одной стороны неизменно шел молодой человек, с другой стороны, видимо тот, в каком возрасте он умер, иначе, почему некоторые похожи друг на друга, подобно близнецам. На весь Талиг тогда близнецов не напасешься! И юноша рассмеялся коротко и зло – он ждал отца.

А вот и Эгмонт Окделл. Шагал спокойно, глядя в затылок предыдущему, плечом к плечу с семнадцатилетним собой, но видел только зеленую свечу, а на живого сына даже не взглянул. В глаза, что ли, стыдно посмотреть? Но сейчас важно другое, нужно спасти невинные души...

Безмолвно Ричард бросился к отцу, стуча по каменному полу каблуками неудобных сапог, и каким-то непонятным образом ему удалось отпихнуть призрака молодого человека с короткими светло-русыми волосами, встать на его место. В горячей руке живого Ричарда немедленно появилась свеча с зеленым огнем.

– Здравствуй, сын, – мертвый Эгмонт почти не размыкал губ. – Ты ввязался в благое, но очень опасное дело. Хочешь предотвратить смерти двух мужчин, но потом вместо них, в предизломном году могут погибнуть двое невинных детей. Или же – две невинные женщины.

– Я готов, – голос предательски срывался от волнения. – В полдень и полночь, на закате и на рассвете.

– Хорошо.

Отец не удивился и не рассердился. Процессия продолжала медленно идти вперед, приближаясь к равнодушной ледяной стене.

Глава 11. Туманность очевидности

– Камень серый, камень белый, камень красный, камень желтый, расступись перед своим Повелителем. Лэйе Литтэ.

Стена зашевелилась, камни раздвинулись с легким скрежетом, и открылась продолговатая, похожая на арку, дыра, достаточного размера, чтобы в нее влез человек телосложения Ричарда. Главное, чтобы потом не закрылась обратно, но нет, лишь он шагнул в нее и обернулся, понял, что все осталось прежде. Злая зелень болотного огня продолжала гореть в его бледной руке, обжигая вместо жара холодом, и это пронизывающее до костей ощущение сильнее всего давало надежду на то, что Ричард Окделл вернется обратно живым.

Отец молчал, а в скором времени и вовсе исчез, вместе с прочей призрачной процессией, стих и ровный гул, но зато Ричард прошел через стену. Тем не менее, товарищи не спохватились и не бросились вдогонку – наверное, потому, что призрак, временно обретший человеческий облик и подобие плоти, отвлечет их. Сзади раздался отчетливый крик Паоло, удерживающего призрака, что стремился нагнать ушедший ряд и дать наглецу, выпихнувшему его оттуда, по наглой поросячьей морде.

– Стой! Стой же!

– Ричард! Куда ты? Квальдэто цэра! Очнись же! Что с тобой такое?

Медлить времени не осталось, и настоящий Дикон, бросился вперед, на изгнание Сузы-Музы, хоть и не знал, правильно ли поступил, давая согласия на опасное спасение невинных душ. Знать бы еще, кто будет этими двумя детьми или двумя женщинами, только отца уже не догнать. Ричард Окделл остался один в глухой черной ночи, посреди пустого лаикского коридора, и теперь не знал точно, куда повернуть.

Едва глаза привыкли к тьме, он направился направо, и сразу же из темноты навстречу юноше кто-то выскочил, они врезались друг в друга, и от неожиданности Ричард вскрикнул. Некто цепко сжал его руку, призывая к молчанию – ничего не оставалось делать, как успокоиться и с надеждой вглядываться при зеленоватом свете в плохо различимое чужое лицо.

– Тан Ричард, а в эту ночь я могу обращаться к вам только так, – хрипло проговорил запыхавшийся отец Герман, – нам шум ни к чему. Тем более, нет ничего тише крика и очевидней туманности.

– Хорошо, – горло сдавила полузабытое удушье из детства, и Ричард с трудом просипел.

– Дайте мне руку.

Ладонь клирика оказалась такой же горячей, насколько холодной была свеча, и, прежде чем начали идти, отец Герман вдруг прерывисто охнул и с силой ударил унара по второй руке. Зеленый воск выскользнул, расплылся по полу и мгновенно растворился в ночной черноте, где-то на полу, словно его и не было.

– Тан Ричард, зачем вы схватили эту дрянь? Это мертвь, скверна!

– Мне нужно было выбраться из галереи, не ругайтесь.

– Ну, тогда не обижайтесь в предизломном году, если вас по ошибке назовут остывшим, – голос у отца Германа подобрел. – Идемте.

Впереди расстилались длинные узкие коридоры, по которым не пройдешь, не впечатавшись лбом в острый угол стены, но где-то отец Герман подобрал холодный подсвечник и зажег все четыре свечи в нем от тех золотистых свечей, чьи рыжие огоньки плясали в коридоре. По пути Дикону было, над чем подумать: пугает его клирик или знает, что говорит? Догадался ли он, как спасти невинные души или додумывать план придется самому Ричарду? Конечно, герцог Окделл не мог назвать себя отъявленным лентяем и был согласен поработать мозгами, но опасался, что времени на благие дела почти не осталось.

– Я проследил за Сузой-Музой – он что-то сделал с бутылкой, которую спустил в каминную трубу, – торопливо излагал священник. – Вы не трогали пробку?

– Не успел.

– Плохо дело. Древняя кровь могла бы спасти вас, но среди узников ни одного представителя старой знати.

– А Катершванц?

– Надорэа существуют гораздо больше, тан Ричард. Не мешайте мне думать.

И Ричард старательно не мешал, пока они шагали вперед по извилистым коридорам и неудобным лестницам – то вверх, то вниз. Если днем в Лаик легко заблудиться, чего уж говорить о ночи, и его спасло от случайной беды лишь то обстоятельство, что отец Герман крепко держал юношу за руку. Чем дальше они шагали, тем сильнее становился ощутим мерзковатый запах гниющих лилий, и тем чаще священник замедлял шаги. Вот и снова они остановились. Прислушались.

Тише. Медленнее. Осторожнее. Возможно, своей цели они достигли, но главное при этом не выдать себя, а потому Ричард Окделл, с детства имевший не самую герцогскую привычку топать при быстрой ходьбе или беге, не хуже, гербового зверя, сейчас шагал чуть слышно, потому что спугивать Тварь в чужом теле нельзя. А отец Герман молчал, тяжело дышал и время от времени сжимал руку Ричарда, если тот пытался по случайности или незнанию свернуть не в тот коридор.

Наконец они остановились у входа в распахнутое большое помещение, из которого веяло холодом и несло то ли затхлостью, то ли мокрой пылью – видимо, здесь тоже давно никто не обитал. В этот раз пораженный Ричард рванулся вперед и чуть ли не втащил за собой священника. Остановившись на пороге, они увидели Валентина, замершего в кругу из зеленых свечей.

– Разрубленный Змей! – невольно вырвалось у Ричарда.

– Тан Ричард, держите себя в руках.

– Эта гадость убивает Придда, понимаете? Сейчас в этой комнате вспыхнет пожар из задетого скверной зеленого огня, в нем сгорит его душа. Потому что Твари не едят Повелителей, она сама мне сказала...

– Да ну? – перебивший Дикона голос звучал по-старушечьи и почти плаксиво. – К твоему сведению, Надорэа, этот щенок – не Повелитель.

– Врешь. Нашел увертку перед Синеглазой...

– Не Повелитель он. Я ж говорю – нравятся мне Придды, вкусны на зубок, хе-хе... Еще с древних времен ими питалась, покуда не подались в олларианство. Старое семейство, но не Волны, понятно?

– Отпусти его, иначе я...

– Ой, делай ты, что хочешь, Надорэа, – теперь голос принадлежал Валентину, но в нем присутствовал мерзковатый смеющийся свист. – Только телу навредишь, а его не спасешь, и...

– Пусть Четыре Ветра разгонят тучи, сколько б их не было, – твердым голосом произнес отец Герман. – Пусть Четыре Молнии падут четырьмя мечами на головы врагов, сколько бы их не было. Тан Ричард, вы знаете, что говорить?

– Пусть Четыре Ветра разгонят тучи, сколько бы их не было. Пусть Четыре Скалы защитят от чужих стрел, сколько бы их не было... Откуда вы это знаете?

– Неважно, повторяйте дальше.

– Но...

– Иначе у нас ничего не получится, тан Окделл. Говорите все, что знаете! – клирик дернул его за руку. – Что читали в Надоре, что запомнили, ведь вы абвениат.

– Лэйэ Литтэ Анаксэ Надорэа...

– Прекрати! – взвизгнула Тварь.

– Анаксэ Надорэа из древних земель, да возжелает гибельную кару любой гадкой твари из посмертия, Лабиринтом именуемой...

– Заткнись, свиненыш, ты понятия не имеешь, с чем связался...

– Анаксэ Надорэа из древних земель поручается силой, что дана ему, что неподвластен станет тварям посмертным...

Издав визгливо-горестный вид, Тварь в обличие Валентина Придда метнулась вперед, чудесным образом минуя зеленые свечи, и в ее тонкой бледной руке холодно сверкнула острая сталь. Резкий толчок в плечо, короткий быстрый бросок, болезненное оханье, навалившаяся тяжесть, и вот Ричард Окделл сам не заметил, как у него на руках очутился истекающий кровью отец Герман. Погиб, спасая его! Разрубленный Змей, да что ж такое-то!

Священник смотрел на юношу спокойными темными глазами, в которых медленно угасали искры жизни, и по поводу своей грядущей кончины ничуть не расстраивался. Что за странный человек, ему даже не хочется побороться? Хотя судя по тому, как крепко засел в груди родовой кинжал Приддов с холодно поблескивающими аметистами на рукояти, бороться отцу Герману уже не имеет смысла.

– Оставьте меня, Надорэа. Я вернусь к вам, – велел он, сохранив удивительную твердость голоса. – Занимайтесь тем, что вам нужно сделать.

И Ричард бросился к Валентину.

– Анаксэ Надорэа из древних земель обещает изгнать мерзкую тварь посмертную из тела, ею подло захваченного. Лэйэ Литтэ, Лэйэ Анаксэ.

Валентин застыл на месте, бешено вращая лиловыми глазами, а потом, будто подкошенный, рухнул лицом вниз. Проверять, жив ли он, времени не было, и Ричарду оставалось только, не переставая читать старую, забытую очень многими, молитву абвениатов, следить за состоянием зеленого огня и стремительно умирающего отца Германа. Если он успеет, то душа клирика останется цела, если же нет...

Наконец зеленые свечи разом погасли, расплылись в темной сероте пола сияющей слизью, и все затихло, а сознание Ричарда Окделла внезапно почернело, и через пару секунд измученный серьезной битвой Повелитель Скал упал в обморок, в двух шагах от Валентина. А когда вскоре очнулся, трупа отца Германа не было на каменном полу, только кинжал с аметистами, небрежно брошенный, валялся неподалеку.

Валентин, тем не менее, продолжал пребывать в бессознательном состоянии, возможно, ему нужно прийти в себя. Но где же кровь и следы убийства? Где отец Герман? А Тварь? Ушла ли она в Лабиринт?

Пошатываясь от головокружения и легкой тошноты, Ричард Окделл вышел в коридор и нащупал во мраке озябшей ладонью стену.

– Тан Ричард, – позвал его отец Герман, на сей раз почему-то одетый в мокрый плащ и грязные сапоги.

– А... От...

– Молчите. Не называйте имя. Идемте.

И они направились в другую сторону, однако теперь Ричард счел за лучшее держаться от своего спутника на безопасном расстоянии. Не все дурное кончилось в эту ночь, однако теперь нужно просто держать ухо востро, как говорила Нэн, и быть готовым к отражению любой напасти. Обогнавший юношу отец Герман свернул к покоям Арамоны и постучался в дверь, шепнул, не оборачиваясь, чтобы Ричард не смел входить, после чего представился.

– Убирайтесь к собачьим свиньям! – глухо донеслось из-за двери.

Ричард притаился возле стены, а его спутник толкнул дверь, и поступил абсолютно правильно, ибо ждать вежливости от Арамоны – неблагодарное дело. Но зачем они здесь?

– Чего нужно?

– Вы безобразно пьяны, капитан. Стало быть, поговорим завтра.

Далее последовали жалобные стенания ограбленного капитана, в которые Дикон намеренно не вслушивался, иначе он рисковал бы выдать себя неосторожным смехом, а потом начался разговор про шестерых арестантов. Тут хочешь не хочешь, а слух навостришь. После того, как Арамона назвал своих пленников преступниками, беспрестанно при этом икая, клирик торопливо выскочил из его комнат и, махнув рукой Ричарду, помчался в сторону Старой галереи. Юноша – за ним.

– Тан Ричард, почему вы не сказали мне, откуда вышли и что заперты были не один?

– На тот момент существовала более серьезная проблема, а что?

Отец Герман остановился при свете горящих в коридоре свечей, и Ричард оторопело посмотрел за его спину. Там не было тени.

Значит, все-таки он мертв и стал выходцем, но зачем вернулся?

Разрубленный Змей!

– Вы не спрашивали, – скромно назвал юноша вторую причину.

– А то, что сейчас грядет еще одна серьезная проблема, – отрывисто произнес клирик. – Разумеется, вашей вины в этом нет, но нам с вами надо идти.

Чувствуя себя первым и единственным ослом всея Кэртианы, Ричард Окделл направился за новоявленным выходцем, держась при этом на почтительном от него расстоянии.

Глава 12. Безрадостный выигрыш

– Скажите, призраки могут притворяться человеком?

– На час или два, тан Ричард.

– ...прямо человеком? Из плоти и крови?

– Распознать обман нетрудно, но если дотронутся до него несведующие, особых изменений не поймут, тан Ричард.

– Почему же об этом не было в тех разделах книг о старой Гальтаре, что я читал в Надоре?

– Потому что вы невнимательно читали, тан Ричард.

Примерно таким простым и немного насмешливым звучал разговор юноши и священника, пока они шагали к Старой галерее. Сидя на полу и привалившись спиной к плотно прикрытой двери, гвардеец, охранявший Арамоновых пленников, громко похрапывал, и Ричард внезапно понял, что невыносимо хочет спать. И также невыносимо голоден. Может, там, в галерее еще что-нибудь осталось? Подумать над этим получше времени не хватило, поскольку бледный отец Герман торопливыми шагами вошел в холодный зал, и Ричард едва успел сделать вид, что он все это время находился тут, лишь прогуливался туда-сюда, заложив руки за спину. Его призрачный двойник растворился в сыром воздухе, не забыв одарить юношу оскорбленным взглядом.

– Что здесь было? – задал вопрос олларианец, и пытливо посмотрел на Паоло, крутившим в окровавленных пальцах пробку из огромной бутыли, в которой было вино. – Что вы видели?

– Ничего. Совсем ничего.

– Это так?

– Здесь есть очень спокойно, – дал более подробный ответ Норберт, – не считая сильного холода.

– Вам больше нечего здесь делать. Сейчас вы разойдетесь по своим комнатам, а утром я поговорю с вами. Со всеми по отдельности.

Но ведь он умер, значит нужно успеть предупредить остальных! Прикусив язык и надеясь не проболтаться по дороге, Ричард вместе с товарищами оставил выстывший зал и неспешным шагом последовал по темным коридорам «загона». Догнавший Норберт исхитрился сунуть ему ломоть хлеба и приличный кусок ветчины.

– А ты не ел ничего, Рихард, – добавил он громким шепотом. – Все слонялся по залу и думал.

– Спасибо.

– Не есть за что. Доброй ночи.

– И тебе.

А может это был Йоганн? В полумраке не различить, кто более лохматый, так что Ричард не стал сейчас разбираться, однако пустился на рискованный шаг – он поспешил за отцом Германом и Паоло, стараясь оставаться незаметным. Главное – не топать при ходьбе, а остальное приложится. Холодный ночной мрак заполнил собой коридоры загона до такой степени, что не видно абсолютно ничего, за исключением мерцания чужой свечи впереди. Слышался приглушенный разговор: священник отчитывал унара-южанина за что-то серьезное.

– Вы мертвы, рэй Кальявэра. Вам уже ничего не осталось.

– Почему я?! Это нечестно...

– Если бы не тан Ричард, от вас бы не осталось уже ничего. И от меня тоже, хоть я и не столь ценная потеря для Талига. Идемте, идемте...

Они ускорили шаг, теперь разговора не услышать, и Ричард остановился, чтобы сунуть в рот еду. На сытый желудок голова думает лучше, особенно, если она трезвая, но что бы произошло, если бы бутылку открывал он? Спасает ли древняя кровь на самом деле или отец Герман просто любит красиво говорить и успокаивать? Но сейчас это вряд ли имело значение, и поэтому юноша просто стоял и жевал, пока к нему не вернулся священник.

– Тан Ричард, вы должны идти в свою комнату.

Ничего не сказав в ответ, Дикон просто ушел, хотя олларианец протягивал ему свечу. Наверное, брать что-нибудь у выходцев опасно, поэтому он не рискнул, но стоит при этом понимать, что в будущем придется выбирать из двух зол, а не вжимать голову в плечи и прятаться. Позади слышались тихие пугающие шаги, юноша не оглядывался, и с огромным облегчением закрыл за собой дверь комнаты. В замке мгновенно повернулся ключ снаружи, но это казалось ему прекрасным знамением. Значит, теперь все кончилось.

И кончилось хорошо абсолютно для всех унаров, кроме Паоло и самого, в общем-то, Ричарда. Что там олларианец рассказывал про остывших и предизломный год? Стараясь об этом не думать, юноша разобрал постель, торопливо разделся и завернулся в шерстяное одеяло – так стало теплее и спокойнее. А сверху еще и накинуть на плечи тяжелую черно-белую накроватную накидку.

Он спас Валентина и изгнал Тварь прочь, но два человека погибли этой ночью, отдавая свои жизни за него. Разрубленный Змей! Как можно теперь спокойно жить дальше, зная, что цена за его геройство – две изломанные судьбы?! Он дорог абвениатам своей родовой магией, но это совсем неправильно! Ричард понял, сглатывая тяжкий ком в горле, что многое бы отдал за возможность пасть спасти Паоло, но подумал об этом слишком поздно, и кэналлийца, скорее всего, уже нет в живых.

Ричард Окделл уткнулся лицом в подушку и горестно зарыдал, ненавидя себя.

Он должен был быть умнее, придумать что-нибудь иное, а не полагаться только на отца Германа!

А если Тварь вернется позже?

А если даже эти две жизни, принесенные в жертву ради помощи неопытному Повелителю Скал, ничего не значат?

И что, если в итоге он окажется кем-то вроде своего отца, много обещающим, но ни кошки не делающим?!

Ричард думал, плакал, выл, пока не вылилась из души вся черная горесть, и не наступило тяжелое холодное безразличие. Просто лежа лицом вниз, он закрыл глаза, на которых высохли последние слезы, и все шло к тому, что он собирался заснуть. Но нет, видимо, судьба не позволит ему сегодня воспользоваться такой священной роскошью, как крепкий и здоровый сон...

– Ричард, ты спишь? – Паоло говорил тихо и спокойно, стоя за кем-то приоткрытой дверью.

Повернувшись на спину, Дикон разлепил глаза и увидел золотистый свет свечей, падающий на лицо кэналлийца. Так он жив?

– Мне можно называть твое имя?

– Не знаю.

– Тогда, думаю, что можно. Проходи, Паоло...

– Я ненадолго, – взволнованный чем-то кэналлиец протиснулся в узковатую щель между дверью и косяком, – потому что срочно уезжаю. И должен сказать... Оно принадлежит тебе.

– Ты жив?

– Нет, – Паоло улыбнулся, – слушай. "Их четверо. Всегда четверо. Навечно четверо, но сердце должно быть одно. Сердце Зверя, глядящего в Закат"

– Да... – с трудом проговорил юноша, – я запомню. Но почему я?

– Потому что так надо.

Замечательный ответ, полный многочисленных аргументов и поддержки!

– Я не понимаю. Повелителей четыре, сердце одно, и сердце это Ракан, но вам нужно идти к Ракану за этим.

– Тан Ричард, нам некогда. Рэй Кальявэра, пора. Следуйте за мной.

Они оба мертвы, но куда направляются? Сообщить эти же слова всем остальным Повелителям и Ракану?

– Ложитесь спать, тан Ричард, и забудьте все, что происходило этой ночью, – дал олларианец ценный совет. – Вы ничего не видели, ничего не слышали, ничего не знаете. И во имя Четверых, будьте далее осторожны! Не хватайте потусторонних предметов зеленого цвета, да и с разными древностями будьте аккуратнее. Прощайте. Помните, что нет ничего тише крика и туманней очевидности. Если вы это не забудете, возможно, вам удастся спасти хоть что-то. Или спастись самому.

– Прощайте, но загляните к другим Повелителям.

– Это далеко, – заупрямился олларианец.

– Что далеко? – влез Паоло. – Мы идем в Агарис – там Ракан и Астрапэ. А в Олларии...

– Все не так просто, рэй. Астрапэ-то может и в Агарисе, но поиск прочих затянется. Спасибо за дельный совет, тан Ричард.

– Пожалуйста, – любезно отозвался юноша, но дверь со стуком захлопнулась.

Выходит, раз с ними все в порядке, горевать и рыдать не стоило?

Ричард не знал, какое чувство выдать за испытываемое им сейчас, и поэтому долго лежал, просто глядя в сторону окна. За ним ярко сверкнула золотистая вспышка, и это была звезда, сорвавшаяся с места, но юношу сморил глубокий сон прежде, чем он смог посмотреть, что будет происходить на небе дальше.

Пришедший утром слуга никак не прокомментировал вчерашнее, и не рассказал про участь гвардейца, заснувшего на посту, лишь принес привычный унарский завтрак – овсянку, сваренную на воде и кусок хлеба. Почти сухарь. С большим аппетитом проглотив кашу, Ричард Окделл принялся было за хлеб, но зашуршавшая в углу крыса писком попросила еды. Потом пришлось одеться, умыться и сидеть в ожидании непонятно чего, однако, вопреки ожиданиям, Арамона не пришел лично в комнату, и отец Герман, вопреки вчерашнему обещанию, тоже.

Сейчас еду подали не самую плохую – разваренный горох с мясом. Ричард сел возле Эстебана, надеясь на его снисхождение, однако тот, фыркнув, отвернулся. Зато Валентин пришел в трапезную целым, невредимым, и его прежде лиловые блестящие глаза приняли чистый серый цвет. На бледном лице проступало спокойное недоумение, но они поговорят позже

Еще можно поговорить с Эстебаном, объяснив, что к чему, но не сейчас. И голова отчего-то раскалывалась, хотя Ричард вчера все-таки не пил. В ожидании речи подавленного и похмельного Арамоны прошло немало времени, и до этого никто не решался приняться за еду.

– Господа унары. Отец Герман вчера ночью уехал по важным делам, поэтому общего молебна сегодня не будет. Перед трапезой все про читают молитву про себя, как положено в походе. Теперь я должен сообщить вам три новости. Во-первых, история с так называемым графом из Путеллы благополучно разрешилась, во-вторых, через три недели вы получите отпуск и право выхода за пределы Лаик, в-третьих, унар Паоло был вынужден нас покинуть. Сегодня занятий не будет, но завтра в Лаик все пойдет, как положено. А теперь молиться и обедать!