Текст книги "Песнь о наместнике Лита. Тревожное время (СИ)"

Автор книги: Дана Канра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Конюшен в «Острой Шпоре» не было, но имелись в ближайшем рядом с ним трактирчике, и Ричард почувствовал себя неуютно, увидев, как изменилось лицо Наля при виде его коня.

– Привет, – кивнул юноша, завидев кузена. Тот оказался не один, что уже насторожило.

– Привет, Дикон. Знакомьтесь, Ричард Окделл. Это Дитрих Ластерхафт и Леон Дюгуа.

– Из Придды и Эпинэ? – улыбнулся Ричард.

– Я живу в столице, – пояснил первый, – а он из Эпинэ, служит в столичном гарнизоне совсем недавно... Ну что, пойдемте?

– Какие предпочитаете из боевых пород? – задал вопрос Дитрих.

– Я раньше не ходил на петушиные бои, впервые в Олларии.

– Жаль, там весело. А вам, виконт, какие по душе?

– Серые, – напряженно отозвался Реджинальд, – из Тарнау.

– А я знаю, – загорелся энтузиазмом доказать свою правоту Леон, – что только красный бойцовый петух достоин ставок. Даже черный и синий проигрывают!

– Ладно вам, – засмеялся Ричард, – вы бы еще сказали, что только в Эпинэ багряная осень и поэтому оно лучше других герцогств.

– Нет, но вот петухи... – рассудил Дитрих, – их надо судить по гребням, шпорам, и, наверное, точному весу.

– Поверю вам на слово, – не стал спорить герцог Надора.

Воодушевленный Наль, однако, не стал следовать его примеру, и остаток дороги яростно доказывал своим спутникам, что ставить непременно нужно на серых. Велика наука! В эти тонкости петушиных боев Ричард не особо-то и старался вникнуть, зато потом, оказавшись в помещении, похожем на амфитеатр, забыл о своих противоречивых размышлениях и решил просто посвятить ближайшее время беззаботному просмотру боев и ставкам. Хотя... не такому уж и беззаботному. Если рядом с ним находится любой Ларак, он в потенциальной опасности, независимо от того, желает ли ему данный Ларак смерти или нет...

Те, кто устраивал бои, тоже спорили о цвете петухов, и Ричард не понимал этого, да и не силился вникнуть. Эти сведения не дали бы ему ничего ценного и не помогли в дальнейшей жизни, и потому он молча смотрел. Сперва доблестно сразились черный и синий петух, потом вынесли серого и красного, каждый из которых весил две с половиной пессаны. Наль что-то дополнил про Тарнау, парень из Эпинэ горячо возразил, но ничего подозрительного в этом Ричард не видел. Сошлись новые товарищи на том, что не в корзинке счастье, а в петухе, а потом решили, что все-таки поставят на серого. Ричард же решил, что поставить на красного будет более верным решением, даже не для выигрыша, а для него самого. В том случае, если какие-нибудь наблюдатели от Ларака следят за ним сейчас в этом заведении и ожидают увидеть, что сын Эгмонта от растерянности в смешении с внезапными догадками сделает ошибку и последует примеру Реджинальда, но этого не будет. Поэтому – красный петух.

К тройке товарищей радостно присоединился гвардеец по имени Мариус, кажется, он должен быть знаком с Леоном, но они не спешили друг друга узнавать. Впрочем, ладно, Ричарду это не казалось большой проблемой, а Мариус не выглядел подозрительным типом, хотя теперь в подозрении может стать каждый. Тем временем птичье побоище продолжалось, юноша слушал пьяное улюлюканье присутствующих и вскоре почувствовал нечто, похожее на легкую расслабленность. Конечно, смотреть на окровавленных побитых петухов – не самое приятное занятие, но и Ричард – не маленький ребенок, чтобы бояться очевидных вещей.

Попытка раззадорить петухов. Длинный удар в колокол. Боевая мощь красного петуха, показавшаяся Ричарду потрясающей и немного глупой, но все-таки победоносной, произвела впечатление, и он сам не сразу заметил, как стал широко и искренне улыбаться. Зато, вполне естественно.

– Поздравляю, – с доброй улыбкой кивнул Реджинальд, – ты выиграл восемь или десять талов, но это, надо полагать, просто везение.

– Может и так, – молодому надорцу не хотелось спорить.

– Ох, – выражение радости на лице кузена быстро сменилось пугающей тревогой, – и когда только успели заявиться...

Речь шла об Эстебане с Северином, и еще парочке отпрысков Лучших Людей, застывших неподалеку с веселыми лицами, и Ричард этому совсем не обрадовался. Надо бы уезжать подобру-поздорову, но вот так, сразу и быстро покинуть заведение покажется кому-нибудь интересующемуся его передвижениями подозрительным, поэтому юноша решил немного подождать. И подождал. Немного. Потом еще чуть-чуть. И затем еще самую малость, а потом – всего капельку, и всех этих незначительных отрезков времени хватило ровно до того, чтобы дождаться, пока на улицу не опустится черная прохладная ночь.

Леон и Дитрих успели напиться, забыть про герцога с графом, и с жаром объясняли каким-то молодым зажиточным мещанам, на какого петуха выгоднее ставить. Глядя на них, Ричард не удержался от смеха.

– Они пьяны, – извиняющимся тоном сказал Наль. – Поехали домой? То есть ты поедешь, а я пойду...

– Отлично.

Ричард понял, что он, вероятнее всего обречен на нападение, ведь Реджинальд легко воспользовался ситуацией и не сел на своего толстого мерина. А его напускная доброта вкупе с неловкостью – всего лишь искренно и очень хорошо наложенная на лицо маска. Ведь добрые люди способны погубить гораздо быстрее и легче, нежели полные лютые злобы и ярости, потому что их истинные мотивы невозможно предугадать до конца.

Он не верил этому неловко улыбающемуся толстяку, носившему имя Реджинальд, потому что тот был заодно с его врагами и старательно скрывал это. Кузену не требовалось много актерского мастерства, дабы показать, что он не желает зла Ричарду Окделлу – он просто ведет себя, как обычно, но без манерности, как Эйвон или эр Август. Все, что герцогу оставалось сейчас делать – это принять правила навязанной ему игры и постараться играть в нее без серьезных нарушений, поэтому конфликта юноша развивать не стал. Лишь кивнул, забрал свой выигрыш и бесстрашно вышел навстречу пугающе-прохладной черной ночи. В лицо повеяло холодным ветром, это показалось Дикону хорошим знаком, но Наль тут же попрощался и сказал, что ему с Ричардом не по пути – из-за боязни даже близко приближаться к улице Мимоз. А вот это уже прозвучало не слишком правдоподобно, однако юноша промолчал.

Конная дорога короче, чем пешая, и к тому же безопаснее, и к тому же намного лучше, когда путь освещен полной луной, однако настораживало полное отсутствие людей на улицах, даже, несмотря на то, что именно в этот ночной час им и полагалось отсутствовать. Подивившись собственным страхам и над собой же посмеявшись, Ричард продолжал ехать. До дома Алвы он доберется примерно через час, и для этого следовало проехать между аббатством святой Октавии и аббатством святого Франциска. Подумать только, как первый Оллар горячо и сильно любил эту женщину – даже в ее честь назвал два олларианских монастыря!

Если Ричарду будет позволено в этой жизни любить так же долго и всей душой...

Если он во имя истинной любви тронется умом и будет совершать безумство за безумством...

Он не Франциск Оллар, значит, просто не имеет права на такую любовь.

Но, с другой стороны, даже у королей нет такой власти, как у потомков древних богов.

«Осторожно, – предупредило изнутри слабенькое предчувствие, – не возгордись. Скалы упрямые, но не гордые. Первая же скала, решившая, что достойна возрасти до небес, бесславно рухнет вниз и расколется на множество кусков».

Ричард не гордился и не надеялся – просто потому, что всякому чувству должен быть свой предел. Излишняя ненависть, любовь, злоба и доброта, а также все последствия этих чувств зачастую граничат с вседозволенностью, и даже Алва не ступал на этот путь. Наверное... Ричард усмехнулся, подумав, как немного знает о своих союзниках, а о Катарине сейчас отчего-то даже не хотелось размышлять. Ведь он с ней даже еще ни разу не разговаривал, чтобы делать выводы.

От мыслей Дикона отвлекла неожиданная тень, выскочившая на дорогу и казавшаяся темнее прочих, и, как он правильно догадался, тень оказалась человеком. Бояться же ему было нечего, пока он на коне, но ровно до тех пор, пока прячущиеся где-то поблизости люди не поймут, насколько бесполезен в погоне Баловник. Бедный жеребчик напугается больше хозяина! Ричард, закусив губу, осторожно положил на эфес руку. Оглянулся на легкий шум. В арке, которую он успел проехать, кто-то застыл, не собираясь покидать пост наблюдения.

И тут Ричард сообразил, что стоявшие впереди, в тени, люди все-таки пешие. Реджинальд или кто-то еще дал им неверные сведения, а он сам спутал все планы нападающих, решив взять Баловника с собой. Они бросились наперерез, надеясь схватить коня за поводья, но тот вовремя заржал, встал на дыбы, и Ричард с трудом удержался в седле. Зато успел, скорее машинально, чем от проблесков реакции, выхватить шпагу и всадить в плечо одного из бандитов, у второго пострадала рука и он выронил дубинку, а третьего сразил чей-то выстрел.

Сам Ричард не стрелял, даже более того, он оставил свое оружие дома, но не успел опомниться, как грохнул новый выстрел, на миг ярко вспыхнуло, и послышался короткий глухой стук упавшего на камни тела.

– Спасибо, Повелитель, – благодарно прошелестел какой-то серый булыжник. – Я люблю кровь. Мы все любим.

– Да не за что... – растерянно отозвался Ричард, глядя куда-то вдаль.

Он не знал, откуда появились стрелявшие, и сколько их пришло вообще, и остались ли они на своем месте теперь. Должно быть, успели убраться, чтобы не попадаться городской страже, вот и удаляющийся стук копыт не заставил себя ждать... Да и ему самому пора поскорее ехать дальше, потому что дальнейшие приключения сегодня в планы юноши не входили, и как же досадно, что входили в планы кого-то еще... Едва Ричард Окделл свернул за угол, надеясь проехать быстро и безопасно, как за его спиной раздался веселый цокот лошадиных копыт.

– Прекрасно, – угрюмо сказал Ричард. – Окружили.

И тут же заставил Баловника быстро развернуться, однако вместо ночного злодея с капюшоном на лице, прямо как в любимых Айрис героических и безмерно пафосных поэмах Дидериха, увидел вполне довольного жизнью молодого южанина в аквамариновом колете.

– Привет, Окделл, – радостно сказал Эстебан, – как хорошо, что у тебя медленный конь, и я успел догнать, не привлекая внимания.

– Просто прекрасно, – вздохнул Ричард. – В чем дело-то?

– В том, – голос Колиньяра просто сочился энтузиазмом и сладким предвкушением чего-нибудь интересного, – что поехали в особняк Приддов. Залезем и будем искать то, что тебе нужно.

Ричарду Окделлу очень сильно захотелось сказать все, что он думал о бесшабашности товарища и обо всех острых ощущениях, испытываемых при сильном испуге, и о необдуманных этого самого товарища предложениях, но ограничился лишь тем, что приложил ладонь к лицу. Интересно, что скажет эр Алва, увидев утром своего оруженосца на пару с оруженосцем коменданта в городском каземате?

– Мне скучно, – протянул Эстебан. – Поехали?

Надорский юноша отнял от лица взмокшую ладонь и тронул поводья. Самые смелые и отчаянные идеи приходилось воплощать за несколько лет до Излома, и не его, Ричарда, вина, что именно парочке начинающих жить мальчишек.

– Поехали, – не сказать это слово, да еще твердым решительным голосом Повелитель Скал просто не мог.

Глава 25. Ничего тише крика

Дорога до особняка Приддов не заняла чересчур много времени. Находившийся в центре большого города темный и мрачный дом всегда привлекал внимание некоторых любопытных дворян и отпугивал наиболее благоразумных горожан, и Ричард смутно подозревал, что его товарищ относится к числу первых. От них с Эстебаном требовалось перебраться через высокую ограду, при этом, не привлекая внимания солдат: ни городской стражи, ни тех людей, что берегли покой своих господ. Пока ехали, молодой Колиньяр вполголоса рассказывал, что людей в доме не очень много. Всего-то сам супрем, его брат Штефан, и все, не считая слуг. А герцогиня Ангелика находится в числе королевских фрейлин, и часто остается во дворце, в связи с дурным самочувствием Ее Величества.

– А что с королевой? – тихо поинтересовался Ричард.

– Она очень слаба, матушка как-то сказала, что роды не оздоравливают женщину, а Катарина Оллар стала матерью трижды.

– Понятно. А слуги там есть?

– Куда без них... Только все должны спать, время-то мирное. У супрема есть и младшие сыновья, но они сейчас в Васспарде, получают достойное, – Эстебан скривился, – домашнее образование.

– Уж достойнее, чем было у меня, поверь. Ладно, ни звука больше. Коней оставим на другой стороне дороги, вряд ли они увяжутся за нами.

Эстебан послушно замолчал, хотя Ричард смутно подозревал, что всю дорогу его так и подмывало начать интересный разговор на любую тему, однако даже самый распущенный юный болтун в таких ситуациях помнит, что осторожность превыше всего. Даже если сильно хочется утолить свою жажду знаний, немного молчания не повредит. Поговорили они немногим позже, спешившись у ворот особняка, где, казалось, самое темное и страшное место.

По словам Эстебана он несколько лет назад приходил в этот дом вместе с отцом около пяти раз, и успел запомнить расположение некоторых комнат, потому что обладал прекрасной памятью. А если Ричарду нужен кабинет Вальтера, то самая большая сложность – перебраться через ограду, подтянувшись на руках, а потом спрыгнуть вниз, желательно не подвернув ногу. Дальше нужно... Стоп. А зачем карабкаться через ограду, если гораздо удобнее обойти дом, открыть небольшую калитку черного хода, и проникнуть? Пытливый ум Ричарда и хорошая память Эстебана помогали им все лучше, однако время от времени у надорца возникали опасения забыться и потерять бдительности из-за огромной удачи.

За домом ждало, как показалось Ричарду, самое темное и опасное место.

– Это ерунда, просто вековые дубы так разрослись, – объяснил Эстебан, – что даже звезд ночью не видно.

– Я думал, что дубы растут только в Надоре.

– Ага, и честь вся в Надоре сосредоточена, скажи еще... Пошли давай.

Толчок дверцы калитки оказался спасительным – она поддалась сразу, но не сломалась, а просто распахнулась перед незваными гостями. Это неосторожность или что-то вроде ловушки? А может быть, Придды просто не обеспокоены той проблемой, что к ним кто-нибудь может забраться ночью? Воров в Олларии не так уж и много, да и те не рискуют соваться в герцогские и графские особняки, самый верх – дома из мещанских кварталов. Шагая неторопливо и по возможности неслышно, Ричард время от времени внимательно прислушивался к любым звукам – даже к тем, которые почудились.

А вот Эстебан не только испытывал неподдельное волнение, но и выдавал его при каждом шаге. Пусть он и молчал, но не старался при этом идти хоть немного тише, а одернуть его Ричард не решался из опасения поднять еще больший шум. К счастью, когда оказались возле приоткрытого окна, Эстебан взял себя в руки.

– Значит, смотри, Окделл, – прошептал он громко, – я лезу первым, а ты, случись что, убегаешь. И не спорь, я изворотливее. А потом, если все пойдет хорошо, мы с тобой возьмем свечи и отправимся искать кабинет супрема – он на первом этаже.

– Хорошо.

– Помоги мне.

Подсадив товарища, Ричард снова прислушался к ночным звукам, но кроме хруста маленьких веточек под собственными сапогами ничего не услышал. Странно, что эр Вальтер разрешил открыть окно хоть где-нибудь – Придды казались такими до отвращения правильными и серьезными, что даже душным летним днем распахнутое окно показалось бы супрему или его родственникам дурным тоном, однако со Штефаном юноша знаком не был. Не знал он и Вальтера, но только у помешанного на аккуратности и порядке человека мог вырасти сын, прекрасно соблюдающий внешнюю видимость успеха, но совершенно не следившего за внутренним комфортом.

Испытывал ли Ричард к Валентину жалость или сочувствие? Довольно-таки непростой вопрос, и даже самому себе задавать его казалось крамольным, потому что Ричард являлся спасителем графа Васспарда. Но не почитателем или обожателем. Разве не может спасший относиться к спасенному слегка предвзято, по той причине, что не знает точно его целей и мотивов, не может разгадать его замыслы? Само понятие предвзятости было для Ричарда неприятно, особенно, если вспомнить ненавидевшего его Арамону, но предвзятое отношение могло быть обосновано чем угодно.

Валентин Придд не боролся с засевшей в нем Изначальной Тварью – его душа просто накрепко уснула в слабоватом теле, и, не вмешайся Ричард, могла бы вовсе не проснуться.

– Дверь кабинета, – прошептал за спиной Эстебан. И когда успел остаться позади? – Открывай, только быстро.

Вцепившись в ручку, юноша толкнул тяжелую деревянную дверь, и приложил все силы к тому, чтобы эта громадина не врезалась медной шарообразной ручкой в каменную стену. Огоньки свечей заплясали где-то рядом, значит Колиньяр сумел раздобыть в коридоре подсвечник. Это радовало.

– Что мы ищем?

– Бумаги, письма... Все, указывающее на ложное родство Приддов с Ундом.

– Это еще кто такой?

– Здрасте! Абвений Унд, от которого пошла ветвь Повелителей Волн...

– Ладно, как ты там себя называешь, Надорэа... хватит с тебя гальтарщины. Потом поговорим, копайся уже в ящиках. Я посвечу.

И, правда, сколько можно бестолково разглагольствовать? Метнувшись к безвкусному столу черного дерева, на котором, кроме письменного набора, ничего не обнаружилось, Ричард дернул на себя обеими руками сразу два ящика и был поражен. Столько отдельных бумаг, беспорядочно напиханных в ящики, с помятыми уголками! И ведь все не перечитать сразу, а унести с собой весь ворох тоже удовольствие сомнительное – еще услышит какой-нибудь бдительный слуга шорох, и конец ночному похождению, а то и свободе с жизнью.

Собрав в кулак всю свою решимость, молодой Окделл вгляделся в ровные строки и аккуратные буквы. Писал их явно очередной Придд, но кто?

Штефан, я разочарован и даже обеспокоен, скрывать не к чему. Мне совершенно не нравится известие, полученное от неизвестного лица, в котором указано, что в моего старшего сын на определенный промежуток времени вселялась некая странная сущность. Приспешники древней веры называют их Изначальными Тварями, и мне, к собственной печали, даже не хочется сейчас относиться к этому скептически.

Этот человек написал, что если я получу его послание, то он, скорее всего, уже мертв, потому что Изначальная Тварь руками моего сына натворит много страшных вещей. А еще автор письма является – или являлся товарищем моего сына по школе оруженосцев Лаик. Я не хочу терять еще одного сына.

– Терять? – переспросил Ричард.

– Потом расскажу! – шикнул притихший Колиньяр. – Читай дальше.

– Ага...

Признаться, до этих пор я не верил абвениатству, считая эту веру ересью и последней дурью, но когда в беде мой сын... Ты мне не поверишь, я знаю, и все равно смею рассчитывать на твой приезд из Васспарда. Ты нужен мне здесь, и к тому же граф Штанцлер чего-то хочет от нашей семьи, а я не хочу связываться с Алвой, потому что и без того у него под подозрением. Как человек, не участвующий в заговоре и заочном суде надо Вороном, ты сможешь остаться незамеченным.

Так или иначе, а у старого графа Штанцлера имеются виды на тебя. Приезжай.

Как, оказывается, мало Ричард знал о Приддах. Кошки закатные, да о ком он вообще много знал, будучи запертым в Надоре, в обнимку с Эсператией?! Но полно злиться, надо думать и принимать скорое решение относительно того, кто такой Вальтер на самом деле, и что он задумал. Понятно одно – прочитанное им – не письмо, а черновик, поскольку в конце слишком много помарок, клякс и ни единого намека на печать.

Внезапно Ричарда осенило, и он схватил другой листок, без дат и подписей.

Насколько мне известно, если верить «абвениатской ереси», как вы неосторожно изволили ее называть, Придды не являются продолжателями рода Унда, но есть вассалы Волн, а потому на Изломе не все мужчины, кроме одного, из Приддов подвержены высокому риску гибели. Я знаю, кто является Повелителем Волн, это некий бергер с фамилией Райнштайнер, более хорошо известный в Эпинэ, однако вам стоит осознавать, что такие ценные сведения могут дорого вам обойтись.

Удачи в обозримом будущем, господин супрем.

Повисла глухая страшная тишина, а потом Ричард торопливо сложил листки и убрал в карман. Он не знал, кому принадлежат эти оба почерка, но смел предположить, что авторами были Паоло и отец Герман, ведь больше некому. И что когда он доложил священнику о Твари, тот поспешил поговорить с кэналлийцем, убедиться в абвениатской вере того, и написать Вальтеру Придду. Они хотели обезопасить таким образом весь «загон» и надеялись, что Вальтер заберет сына из стен Лаик.

А супрем не поверил или решил, что его обманывают или просто растерялся донельзя.

Ричард Окделл вздохнул и повернулся к Эстебану.

– Нам надо уходить, пока господин Придд не почувствовал неладное и не проснулся, – произнес он очень тихо. – Идем и не звука.

До калитки они действительно шагали бесшумно, и Ричард не переставал лихорадочно размышлять о восхищающей самоотверженности отца Германа, отправившего оба письма собственноручно, так как Паоло нельзя было отправлять из Лаик письма. Как и прочим унарам. Но вот только есть ли другие доказательства прочитанного? Вещевые... более материальные...

– Ричард, – тихо позвал Эстебан, когда оба юноши отошли на безопасное от дома расстояние и забрались на своих лошадей, – что ты обо всем этом думаешь?

– Только то, – откликнулся надорец, – что мы просто обязаны посетить этот дом и эту комнату еще раз. Через пару недель, я полагаю, будет в самый раз.

И Эстебан Колиньяр радостно улыбнулся в темноте.

Глава 26. Худо без добра

За те самые пару недель, через которые герцог Окделл и маркиз Сабве должны были отправиться в увлекательные похождения по особняку Приддов, ничего особо важного и интересного не произошло. Разве что Первый маршал в сопровождении оруженосца съездил в военный лагерь, неподалеку от деревни Мерами, и Ричард очень тихо и ненавязчиво попросил разрешения отправиться на ярмарку. У него имелись при себе деньги, поэтому позволить себе купить немного сладостей и шадди, чтобы отправить в подарок Айрис, Ричард вполне мог, а эр не стал противиться. Единственное, что он попросил – чтобы юноша не медлил, потому что маршала ждали какие-то дела во дворце.

Если уж во дворце, то точно не дела, а непонятные беседы с кардиналом или прекрасное времяпрепровождение в обществе Ее Величества, а может попойки с капитаном королевской охраны. Но что бы там ни было, Ричард не собирался туда вмешиваться или над чем-то смеяться, просто свернул к деревне, любуясь на хвостатых воздушных змеев в высоком ярко-голубом небе, и наслаждаясь музыкой труб и барабанов. Здесь ждали яркие балаганы и приветливые торговцы, расхваливающие свой товар на все лады, но Ричард не хотел испытывать терпение эра, и выбрал лишь самое необходимое. Мешочек сладостей, отличный шадди и неплохое, хоть и за большие деньги, средство от болезни Айрис. Можно отправить сестре, написав, что купил на собственные выигранные средства – если матушка станет придираться и упорствовать.

Сам маршал в лагерь не поехал, и когда оруженосец вернулся, то кивнул с безразличной холодностью, и они отправились дальше. В отличие от Ричарда, Алва отлично умел держать лицо, и по его пренебрежению, а так же по отстраненности Дикона никто не решился бы сказать, что между этими двумя заключена важная сделка.

Кроме этой ярмарки прошел Малый Совет Меча, на котором Ричард Окделл служил чем-то, вроде предмета мебели, бесполезной, но красивой, однако на это не обижался. Те же роли достались и Валентину, и Эстебану, и Юлиусу, чей эр заглянул на полчаса в зал, а его верный оруженосец последовал примеру того. Сейчас Ричард мог вспоминать об этом с довольной улыбкой. Он ни разу не выдал свои истинные намерения, ни разу не заставил никого усомниться в собственной незыблемой вере в Честь и влюбленность в Катарину Оллар. Будь в этой женщине хоть что-нибудь искреннее, даже блеск в глазах, внутри у юноши дрогнуло бы что-нибудь, однако больше всего Катарина Оллар напоминала ему бледную и красивую фарфоровую куклу. Даже при всем его нежелании оскорбить Ее Величество.

Но вот они и в городе, где ветер развевает яркие флаги, раскачивает растрепанных соломенных кукол на веревках, которых горожане спустили с крыш домов, где слышны трещотки, погремушки, и повсюду снуют шуты. Ничего удивительного, что Баловник забыл все попытки Ричарда его ласково присмирить и немедленно встал на дыбы, а потом и вовсе устроил бешеные скачки, с одной лишь целью: убраться отсюда поскорее. В ходе них едва не пострадали сам Ричард и разряженная крикливая женщина, но, изо всех сил вцепившись в поводья, юноша смог удержаться в седле. А Первый маршал успел перехватить уздечку до того, как перепуганный жеребец унесся обратно, куда-нибудь в городские предместья.

– Спасибо, монсеньор, – с трудом произнес Ричард, выпрямляясь. – Прошу прощения. Эта лошадь из Надора, они не знакомы с городами.

– Или он слишком молод и дурно выезжен, – заметил Алва, отпустив Баловника. – Вам нужен другой.

Баловник ошалело мотал головой, приходя в себя, Ричард же был готов повторять движения за ним. Он и не ожидал подобного.

– Но монсеньор...

– Дело даже не в сделке, юноша, а в том, что на войне этот жеребец долго не протянет, если быть с вами честным. Вы знаете, что возможна война?

– Нет...

– Теперь знаете, – почти весело сказал Рокэ. – Мой оруженосец не будет воевать на этом жеребце.

– Хорошо. Монсеньор, у меня есть одно дело на вечер...

– Какое, если не секрет?

– Мне следует проверить своего кузена относительно того, связан ли он как-нибудь с моим дядей, – Ричарду отчего-то стало неловко. – В прошлую нашу с ним встречу меня пытались убить неизвестные. И Баловник меня спас.

– Потому что было тихо, юноша, средь бела дня он бы понес, не разбирая дороги. Что же, вы свободны, но завтра в семь пополудни я рассчитываю видеть вас живым в вестибюле. Вы мне понадобитесь.

Почему-то известие о покушении на оруженосца не удивило маршала, но может быть, он его как раз и ждал, понимая, что ничего не может быть гладко и спокойно, пока Ричард Окделл живет в Олларии. Слухов, пересудов и тайн не избежать. Тем не менее, Ричарду хотелось проверить друзей Наля, узнать, всегда ли он с ними гуляет, и поэтому, поездив по городу, юноша направил коня в сторону дома кузена.

Кузен был занят крайне важным делом – он застегивал колет и брал в руки шпагу, чтобы опоясаться.

– Есть планы на вечер? – уточнил Ричард, после взаимного приветствия.

– Вообще-то да, но я могу отложить дела. Дитрих и Леон заняты службой – уехали в Мерами.

– Я только что оттуда, – про покушение Ричард разумно промолчал, сочтя, что пока лучше делать вид, будто ничего не происходит. – Как насчет ужина в каком-нибудь трактире?

– Можно, – согласился кузен, – тем более, дома у меня пусто. Поехали в «Солнце Кагеты»? Там очень хорошо готовят мясо...

Сперва любитель кагетской кухни выглядел немного растерянным и взволнованным, но стоило Ричарду промолчать относительно покушения, на круглом пухлом лице Реджинальда проступило облегчение. Выводы напрашивались сами собой – этот человек заодно со своим отцом, а значит нужно держаться настороже. Ужин с кузеном самое безопасное занятие, чем снова делать ставки на петухов или любоваться на танцовщиц, а потому юноша с некоторой тоской выслушивал рецепт кагетского мяса по дороге. Как жаль, что ему приходится проводить время с этой змеей в овечьей шкуре, а не с Эстебаном!

Очевидно, художник, рисовавший это самое солнце, пропил или продал Леворукому свой талант, поскольку на солнце этот красный и утыканный какими-то острыми штуками предмет походил меньше всего. Кузен предложил запивать мясо молодым вином и Ричард согласился, сказав только, что заберет свою кружку из рук слуги сам. Увлеченный болтовней Наль не обратил внимания.

Еда оказалась вкусной, вино – тоже, причем особенной крепостью не отличалось, что было Дикону лишь на руку, а потом неожиданно в трактир зашел Эстебан, насвистывая веселую песню, и с ним шло несколько приятелей. Он что, следит за Ричардом?! А может, захотел снова забраться в особняк? Ну да, две недели же прошли, можно и снова попробовать.

Реджинальд принялся лепетать извинения, но Ричард отмахнулся. Он не хотел его слышать и следовать его советам. Он презирал своего кузена за его тупость и податливость, за то, что виконт Лар смел предавать и улыбаться одновременно, однако следовало держать лицо, как это делал монсеньор.

– Ричард Окделл! Какая встреча! – широко и радостно улыбнулся Эстебан. – Мне кажется, я недавно видел вас в «Острой шпоре», но, наверное, ошибся.

– Не ошиблись, – отчеканил Ричард. – Я тоже вас видел.

– Предлагаю после ужина переместиться в «Руку судьбы» и сыграть в кости.

– Да, – кивнул Ричард, опередив на мгновение Реджинальда, который собрался отвечать вместо него. – Я не против скоротать вечер за игрой.

Это стало чем-то вроде пароля и согласия на ночную вылазку, поэтому больше одной кружки вина надорец пить не стал – ему требовались трезвая голова и острый ум. Реджинальд продолжал то обеспокоенно бубнить, то рассерженно шипеть, но когда он заговорил об играх с «навозникахами», Ричард Окделл не утерпел.

Он не разозлился и не стал кричать, лишь поднял голову и внимательно посмотрел на кузена.

– Что?.. – оторопел Наль.

– А ведь ты тоже «навозник». Вспомни про Гвидо.

– Ричард! – вскрикнул кузен и смешно всплеснул руками.

– Поэтому или молчи или уходи.

С минуту Реджинальд оторопело смотрел на Ричарда выпученными глазами, а потом вскочил и быстрыми шагами, почти бегом покинул трактир. Вот и повод вздохнуть с облегчением, но и испугаться реакции на это Штанцлера. С другой стороны, зачем герцогу бояться собственных врагов, если с ними надо бороться?

Доев свой ужин, Ричард подошел к Эстебану, кивнул ему, и они неспешно, как хорошие друзья, коими и являлись, вышли на улицу, оставив приятелей Колиньяра есть и напиваться. Теплая ночная погода, казалось, сопутствовала удаче двух друзей, решившихся на довольно крупную авантюру, и, сев на своих лошадей, юноши отправились на улицу, где стоял особняк Приддов, рассчитывая, что на сей раз все сложится более удачно. Искать Ричард Окделл планировал уже не письма, а реликвии Волн или хотя бы записки об их местонахождении, другое дело, что не очень представлял, куда в древности могли запихнуть целый жезл.

Все эти реликвии, кроме достойных их носить Повелителей, принадлежат также Ракану, однако уповать на то, что хранятся в доме у Альдо, живущего в изгнании, глупо. Юноша ходил по кабинету, хмурился, думал, искал, но скупой желтоватый свет пары свечек не мог ему помочь. Ясно же, что Жезл Волн не здесь, и даже не в арсенале, а Эстебан точно подтвердил, что такого старинного оружия не видел там. Самое древнее – мечи из конца прошлого Круга, остальное не сохранилось. Слишком многое разграбили мародеры, воспользовавшись гибелью маршала Эктора Придда, когда его вдова и малолетние дети не смогли им противостоять.