Текст книги "Песнь о наместнике Лита. Тревожное время (СИ)"

Автор книги: Дана Канра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

– Отец Герман, – начал юноша с тяжело бьющимся сердцем, – одному из унаров нужна ваша помощь.

– Присаживайтесь, унар, – клирик указал на кресло с высокой спинкой, которого прежде юноша не заметил.

– Благодарю...

Все-таки, меблирована комната лучше, чем помещение для жилья обычного унара. Кресла оказалось два, а на кровати лежали красивые подушки с непонятными узорами, но сейчас разглядывать обиталище отца Германа совершенно не было времени.

– Валентин Придд, – продолжил Ричард. – Его тело захватила Изначальная Тварь, а жив ли он, я не знаю. Хочется верить, что жив и даже умудряется контролировать нечисть, иначе бы здесь не осталось ни единой живой души. Разумеется, вы можете счесть меня безумцем, но у себя в родовом замке я читал книги о древней Гальтаре и знаю, как определить Тварь.

– Интересно... – промолвил священник, окинув юношу задумчивым взглядом. – Вы производите необычное впечатление, унар Ричард.

– Благодарю, но речь не обо мне. Валентин...

И с такой горячностью он собрался интриговать в Лаик!

– Я понял, молодой человек. Так же я понял и то, что вы склонны считать своего товарища причастным к последним происшествиям в поместье?

Дикон вздрогнул.

– Я этого не говорил.

– Но все-таки склонны? И не желаете, чтобы о ваших подозрениях знал капитан Арамона, ввиду его глупости и недальновидности?

– Да.

Этого человека юноша не боялся, по крайней мере, то, что отец Герман поможет ему, теперь не приходилось сомневаться. Пусть этот человек лишен настоящих эмоций, пусть говорит с неискренней приветливостью, без тепла в глазах, но довериться ему можно. По крайней мере, сейчас.

– Мы поможем вашему товарищу, унар Ричард. Расскажите все, что знаете.

Сбивчиво Ричард рассказал об угрозах Валентина, его же слезах, острых зубах, и прочих признаках наличия в теле Твари. Где же настоящий граф Васспард? И что они, унар и священник, скажут супрему, если в процессе изгнания чудовища выяснится, что души нет вовсе? Вот будет весело – одного на заточение в монастырь или как там наказывают священнослужителей, второго – в Багерлее или в Надор. Бррр! Осталось только пожелать бурной фантазии утихомириться и предоставить возможность отцу Герману заниматься проблемой самому. Хотя бы попытаться.

– Хорошо, – наконец проговорил священник, выдержав небольшую паузу после рассказа Ричарда. – Мне надо подумать обо всем этом и почитать старые книги. Зайдите ко мне через пару дней, унар.

– Благодарю вас.

– Пока еще не за что, молодой человек.

Пара дней оказалась мучительной, ибо постоянно находиться под перекрестным огнем яростных взглядов Валентина и почему-то Арамоны – не самое лучшее на свете испытание, и поэтому на третий день с трудом дождался свободного времени, чтобы поговорить с новым союзником.

К сожалению, отец Герман времени не имел.

– Прошу прощения, унар Ричард, – только и сказал он с сожалением, а фальшивым или искренним, Дикон судить не брался, – но, похоже, наш с вами общий неприятель никак не желает успокоиться. Он испортил расходную книгу, поэтому капитан Арамона велел немедленно быть у него. Перенесем нашу встречу на завтра.

– Да, – только и смог выдавить Ричард, опустошенный таким известием.

Надежда продолжала биться в агонии, отчаянно при этом не желая прерывать собственное бытие.

Глава 8. В преддверии беды

Радость, вспыхнувшая в душах юных, измученных учебой, недоеданием и холодом, унаров, по поводу празднования Зимнего Излома, погасла сразу, и совсем немудрено. Сам праздник оказался не слишком веселым – два блюда на ужин, вместо одного, немного вина самым лучшим ученикам, и сомнительной искренности поздравление от капитана Арамоны. Самыми лучшими молодыми людьми он, разумеется, считал отпрысков Лучших Людей, а потому по стакану разбавленной тинты досталось унару Эстебану, унару Валентину, унару Константину и унару Северину. Из чего Дикон сделал вывод, что капитан банально не хочет делиться своими запасами выпивки.

Ведь не пили даже слуги... Скромные и тихие люди, больше похожие на запуганных мышей, не появлялись в трапезной для еды, они лишь приносили и уносили посуду, значит, питались где-то в других комнатах, может быть, и на кухне. Призадумавшись, Ричард предположил, что регулярно посещавшая его комнату крыса может быть гостьей оттуда. Но как? Недавно он искал путь ее появления, но не обнаружил ни малейшего лаза, за исключением пространства под кроватью. Мебель же не сдвинуть – ножки кровати намертво прикручены к полу, и это усложнило все поиски.

– Держи, – воровато оглядевшись, Эстебан щедрой рукой плеснул в стакан Ричарда из-под воды половину своей нетронутой порции тинты. – Я все равно не пью разбавленное.

– Спасибо, только говори потише.

– Да тут так шумно из-за смеха Арамоны, что никто не услышит.

И Эстебан пригубил светло-желтую смесь воды и алкоголя, поморщился, горестно вздохнул. Дома ему давали исключительно неразбавленные вина, пусть и не по целому стакану, чтобы мальчик не спился до достижения унарского возраста. Ричард же с досадой признался себе в своем незнании о винах совершенно ничего. В Надоре оно существовало исключительно для торжественных обедов и обычных ужинов, и юноше прежде казалось, что вкус у надорского белого вина хоть и кисловатый, но вполне нормальный. Теперь же ему в душу осторожно закралось подозрение, что это совсем не так.

– Унары! – прогрохотал капитан, поднимая внушительного вида кубок. – Я произношу тост за короля Талига!

– Ура! – нестройно грохнуло с унарского стола.

Ричард посмотрел на Тварь, ровно сидевшую за столом и отказавшуюся от сносной еды в пользу однокорытников.

Тварь посмотрела на Ричарда абсолютно спокойными лиловыми глазами и дружелюбно улыбнулась. А потом взяла с общего блюда жареное куриное крылышко и принялась объедать его с такой неохотой, словно ее заставляли есть писчую бумагу.

Наверное, как решил Ричард, чудовище хочет настоящей твариной еды, и ей надоело сидеть на месте, голодая. А он не знал, как ему поступить, и получался замкнутый круг.

Круг. Круг? Круг!

Надорца внезапно осенило, и он едва не поперхнулся сладковатым напитком. Пытаться что-то исправить равносильно попытке остановить Шар Судеб, а ему ли, Повелителю Скал, не знать о снежных лавинах, несущихся с гор! Чуть попытаешься на них воздействовать – и сам окажешься под завалом, и другим не поможешь. Так имеет ли смысл бороться с этим вообще или лучше пустить Изломные дела на самотек, лишь изредка контролируя и нейтрализуя наиболее опасные ситуации?

Но прежде всего – Тварь.

А Валентин, отливающий сидевшему с печальной рожицей несправедливо обиженного олененка Арно, изрядную часть своей тинты, не мог быть Тварью. И когда встретились их взгляды, глаза графа Васспарда стали чистыми, серыми и прохладными. Жаль, что это всего лишь на пару минут.

Получается, они с Арно приятели? То есть не Тварь и Арно, а Тварь и Валентин? Или нет, Тварь и Арно! Тинта ударила в голову, сковывая опьянением мозги и не давая им нормально шевелиться. Вздохнув, Ричард допил остатки, покосился на прямо сидевшего, словно проглотившего палку Валентина, на беззаботно улыбавшегося Арно с нежно-розовыми пятнами на смугловатых щеках. Последний находился в смертельной опасности, потому что любой Савиньяк беззащитен перед другом.

Капитан Рут знал что-то про смерть Арно-старшего, однажды десятилетний Дикон выспросил у него, сделав милейшую мордашку, выражающую: «нашего несчастного поросеночка обидели», и тот, повздыхав, рассказал о вероломном убийстве Савиньяка Борном.

– В спину стрелять, герцог, последнее дело, – дополнил он повествование невеселой фразой. – Тем более, другу.

И теперь Ричарду просто необходимо было поступить так, чтобы уберечь унара Арно от предательства тому, кому он доверяет и на чье плечо опирается. Излом он на то и Излом, чтобы страдали эории с семьями, но их вассалам мучения и испытания вовсе ни к чему.

А Паоло?

Черноглазый кэналлиец радостно смеялся и болтал с унаром Альберто, и, казалось, не имел ни малейших оснований для волнения, однако юноша заметил, что этот однокорытник время от времени обеспокоенно поглядывает на Валентина. Тоже догадался? Немудрено. Ходили слухи, что Паоло – родственник Первого Маршала, а тот явно не ворон считал, подавляя восстание в Ренквахе.

Доев и допив, поздравив друг друга и главное капитана Арамону, унары разошлись по своим комнатам. Странное дело, завершилось все без малейшей выходки Сузы-Музы, но Дикон не сомневался: все еще впереди.

Через день после празднования начала 398 года учеба продолжилась, и вместе с тем продолжились Ричардовы страдания во всем, что было связано с Арамоной. Разумеется, кардинал велел здоровяку превратить его жизнь в Закат и цепляться не то что к неправильно расправленному вороту рубашки, а не в ту сторону сделанному шагу, надорцу понять это было несложно, только и обида притупилась. Главное – помнить о том, что в сером огромном доме таится куда большая опасность, чем Арамона.

Тренировки оказывались более действенными, чем мог ожидать Ричард: в тех случаях, когда его противником становился Эстебан, он фехтовал не грубо, а наоборот словно бы старался показать приятелю, как правильно делать лихие выпады. Чего не скажешь о Северине и Константине – эти двое так и норовили огреть его шпагой плашмя по голове, однако замахнуться на них также Ричард не имел права, чтобы не заработать очередное взыскание.

А поговорить с отцом Германом снова юноше не удалось, поскольку тот каждый раз недвусмысленно давал понять, что то ли ему не до унарских фантазий, то ли он еще не разобрался, как изгнать Тварь из унара Валентина. В любом случае очевидным стал отказ, и у Ричарда появился новый повод для тоски.

– Не вешайте нос, унар Ричард, – посоветовал как-то раз Эстебан, воспользовавшись отсутствием бесконечно шмыгающих туда-сюда слуг. – Отец говорил, что у меня еще найдется время для горестей.

– А у меня оно уже нашлось.

– Вот как?

– Не принимайте на свой счет, унар Эстебан, дело в ином.

– Я так и подумал, – в приглушенном голосе Колиньяра свистела тихая обида, – но вы можете мне открыться, если это не противоречит вашим принципам.

– Противоречит, но не принципам. Я не могу рассказать пока.

– Хорошо.

Между тем жизнь в «загоне» продолжалась, какой бы тоскливой и размеренной она не была, и со временем Ричард научился изумительной аккуратности, чтобы Арамоне было совершенно не к чему придираться, а также, переписывая по чужой прихоти текст, обрел чудесный навык разборчивого узкого почерка. Ментор по наущению капитана часто жаловался, на якобы излишнее количество бумаги, изводимой унаром Ричардом, и наконец, настал тот прекрасный день, когда и ему стало нечего сказать.

Но и похвалить юношу за успехи, кроме мэтра Шабли, конечно же, никто не хотел или не мог. Ричард не обижался на них за это – зная крутой нрав Арамоны, не каждый рискнул бы с ним спорить, перечить ему или, что еще хуже, тайно не выполнить капитанский приказ. Мэтр Шабли же не собирался травить унара лишь из-за того, что когда-то давно отец этого унара вздумал поиздеваться над Арнольдом Арамоной на войне.

– Серьезно? – выслушав историю зарождения Арамоны ко всему окделльскому семейству ненависти, когда они с ментором остались одни, Ричард так и охнул. – Откуда вы это знаете?

– Капитан мне рассказал однажды спьяну, унар Ричард, но помните, что вы должны молчать и никому не говорить об этом. Иначе и вас выгонят и меня не помилуют.

– Я не болтун, – серьезно заверил его Дикон.

За повседневной суетой юноша совсем упустил из виду, что время неумолимо шло вперед, и половина срока обучения осталась за спиной. При всем этом священник пока не узнал ничего об изгнаниях Тварей, поскольку не имеет опыта, да и не каждый день гальтарская нечисть вселяется в унаров, Арамона продолжал придираться, Эстебан дулся на недомолвки товарища, а сама Тварь продолжала преспокойно сидеть в Валентине и изредка хитро косить на надорца лиловым глазом. Конечно же, эти обстоятельства душили в Ричарде боевой дух, и откуда брать моральные силы, он больше не знал.

Гром грянул через четыре дня после разговора с Шабли, и позже, как юноша отметил в своем дневнике, это был тоже очередной четвертый день. Все дурные события в Лаик творились именно в четвертые дни, в преддверии Излома, только в этот раз Дикон не имел ни малейшего понятия о том, какие каверзы устроила Тварь Арамоне.

Только и сумел он осторожно узнать у Эстебана, что грядет представление королевского наследника Карла, и что капитан поедет во дворец. А на следующий день после этого визита началось нечто похожее на новый виток войны, объявленной негласно Сузой-Музой Ричарду Окделлу.

Начался урок вполне мирно, со старинной баллады про похождения некого талигойского рыцаря, который принял вызов Франциска Оллара и одержал победу над ним в поединке. После этого пелось, что храбрец принял сторону марагонца, возможно и так, ведь баллада была сложена во времена Ричарда Горика и Рамиро-Вешателя, а лгать тем талигойцам было совершенно незачем, в отличие от нынешних... Имя его осталось неизвестным, и Дикон решил, что при случае обязательно вычитает его в книге о прошлом Круге.

Но когда юноша прикидывал, к какому источнику знаний ему лучше обратиться, как в класс, громко топая сапогами, ворвался Арамона с таким видом, будто собрался сам воевать с самым сильным и способным противником. Жерар Шабли закатил глаза, хорошо, что капитан вытаращился на унаров и не заметил этого, а затем отвлекся от книги и поклонился.

– Я желаю знать, что унары уяснили из истории, – непререкаемым тоном изрек Арамона.

– Но у нас лекция по истории словесности.

– А я буду спрашивать по истории Талига, – парировал капитан, тяжело упав в кресло возле кафедры. – Они расскажут мне о надорском мятеже.

– Мы еще не проходили эту тему, господин капитан.

– Значит, пройду с ними я, не беспокойтесь. Унар Ричард, что вы знаете о надорском мятеже? Кто из дворян предал Его Величество? Какие державы подстрекали их к бунту?

Ричард не беспокоился точно – его хладнокровие казалось сейчас необычным даже для него самого, а злость съежилась где-то в душе. Самое главное – остаться верным себе, не сорваться на крик и ледяным тоном отчеканить в лицо мерзкой мелочной твари все, что он хочет услышать. Тогда угроза срыва будет отведена от занятия.

– Бунт поднял герцог Эгмонт Окделл, – без чувств и выражения пробормотал Ричард, представив, что читает эсператистские молитвы, в которые слабо верит, – и несколько его вассалов. После этого к заговорщикам примкнули граф Гвидо Килеан-ур-Ломбах, граф Кэвзндиш, сын и наследник герцога Эпинэ и четверо его внуков. В их цели входило свержение Его Величества Фердинанда Второго, запретить олларианскую церковь, как было угодно Агарису, приютившего изгнанную семью Раканов на протяжение четырехсот лет. После этого планы мятежников расходились, но они были настроены расплатиться за военную помощь приграничными землями, а флот передать в распоряжение Гайифы. Однако сведения относительно их планов не подтверждены до конца.

– Кто стоял за мятежниками? – Арамона вытаращился еще сильнее.

– За заговорщиками, – сделал Ричард ударение на последнем слове, – стояли Эсперадор и эсператисткие ордена, поэтому уцелевшие скрылись в Агарисе. Мятеж также был выгоден Гаунау, Дриксен и Кадане. К тому же Гаийфа желала стать первой в Золотых землях – оттого надеялась на помощь принца Ракана. К несчастью для них герцог Алва решил оставить Северную и Западную армию на границах и во главе Восточной через топи Ренквахи выйти заговорщикам в тыл. Таким образом Окделл и его сторонники остались одни против лучшего полководца Золотых земель и были разбиты.

– Очень хорошо, – безрадостно буркнул капитан Арамона, посрамить которому Ричарда не удалось. – А еще скажите-ка...

Слова капитана прервал дикий грохот от бюста величайшего поэта и мыслителя древней Гальтары Иссэрциала, рухнувший с колонны. Несколько Кругов простоял спокойно – а тут на тебе! И в личности виновника никаких сомнений не оставалось, вопрос в том, способна ли Тварь в чьем-нибудь теле становиться невидимой?

Ричард посмотрел на унара Валентина – тот оставался на своем месте, однако находился в глубоком обмороке. Впрочем, когда унар Анатоль похлопал его по щекам, тот выпрямился, посмотрел на окружающих осмысленным взглядом и коротко кивнул. Хлопнула дверь класса – недовольный Арамона вышел, не добившись своей цели.

Дело стало только хуже, а цели Ричарда Окделла еще более недостижимыми.

Глава 9. Сорванный план

– Скоро есть можно будет разговаривать, Норберт!

– Ты уже говоришь. Тихо есть, не привлекай внимания.

– Не знаю, как есть другим, а я соскучился по болтовне с тобой братец...

И Йоганн Катершванц неловко улыбнулся, а Норберт, убедившись в отсутствии рядом посторонних лиц, растрепал отросшую светлую шевелюру близнеца. Тот стоял, радостно улыбаясь, а потом порывисто обнял брата в ответ, и с этой сцены умилился даже фыркающий на все и на всех сегодня Эстебан. У него не имелось брата, зато подрастала сестра, которая сейчас чуть младше Айрис, зато Ричарду казалось, что Айри лучше всех вместе взятых братьев. И пока он находится в «загоне», важно помнить о доме и о скучающей сестре, что ждет его возвращения или писем.

А еще надо спасти Валентина, вывести на чистую воду дядю, прогнать из замка бедность, устроить Айрис, а потом и младших при дворе, и почему-то, к тихому печальному веселью самого Ричарда, эти заботы казались ему чем-то вроде повседневных сует обычного человека. Для Повелителя на Изломе неизбежны любые испытания, нужно просто быть готовым к ним.

Беззаботная болтовня Эстебана по дороге в трапезную радовала и лишала тревоги, но все-таки внутри души Дикона шевелилось дурное предчувствие чего-то на редкость мерзкого и страшного. Дрожать от ужаса, тем не менее, не хотелось, однако как оставаться спокойным, если слышишь нестройный хор каменных голосов. Сумасбродство или навязчивая идея? Нет, все, как должно быть. Отец часто ходил на утес, Ричард иногда видел, и там смотрел в сизую неясную даль горной цепи, потом в серое неприветливое небо, и снова на горы. Слышал ли он от Скал слова или, может, неразборчивое шипение?

По крайней мере, сам Ричард только шипение и слышал. Что бы это могло значить? Скалы не доверяют ему? А может дело в том, что некому было в первую ночь своего шестнадцатилетия отвести к каменному утесу, приковать цепями и задавать вопросы на тематику древней Кэртианы? Мать бы ни за что не согласилась променять свою веру на давно забытые обряды веривших Ушедшим еретиков, а старенькая Нэн оказалась бы бессильна перед волей герцогини, и к тому же она – не отец. Согласно старым книгам о роду Надорэа только Повелители могли отводить к камням своих сыновей, но вот только нигде не говорилось, что происходило с юношей, не давшим ответ на какой-либо вопрос.

Наверное, отец оставлял его в живых, но приводил к утесу в другой день – когда юнец выучит наконец нужные ответы. Интересно, а верил ли отец в Создателя или скрывал истинную веру от матери?

Только сейчас, когда Дикон сидел в своей комнатушке, уча урок землеописания, до него дошло, что об отце он не знал практически ничего. Со слов матери он был замечательным и святым человеком, верившем в дух Алана, со слов Штанцлера – прекрасный друг, но когда Ричард в шесть лет подсмотрел разговор отца и нескольких Людей Чести, а среди них были супрем в лиловом и кто-то из Эпинэ, они всей компанией приговаривали кого-то к смерти.

И это было низко – судить заочно.

– Надо же быть таким остолопом! – выругался Ричард и хлопнул себя по лбу.

От матери и Штанцлера ничего путного, кроме красивого вранья и вытаращенных глаз не добиться, хотя, возможно, герцогиня знает больше, чем говорит. Но это надо проверить. А с кансилльером необходимо притворяться, потому что тот водит дружбу с дядей Эйвоном.

– Ох, – выдохнул Ричард, с тоской рассматривая мелко напечатанные буквы на желтоватой странице учебника, не одним унаром прочитанного. – Как же все сложно, Разрубленный Змей...

Сложнее все стало вечером, когда проголодавшиеся и уставшие от постоянного учебного процесса унары пришли поесть в трапезную, а их вместо еды ждали подштанники Арамоны, набитые неведомо чем и висевшие на потолочном крюке – видимо, для улучшения аппетита. Красиво поблескивала золотая цепь, а к филейной части сего сооружения умелец пристроил подобие свиного хвоста и украсил пышным алым бантом. Красота, да и только, но при виде этого Ричард не смог сдержать истерического смеха – сил его уже больше не было.

– Ахахаха!

– Рихард, ты есть успокоиться...

– Хахаха!

– Рихард, ты есть молчать, пожалуйста. Этот хроссе потекс, несомненно хорош, но...

– Йоганн, тихо! Хватит дурить и нести всякое.

– Ыхыхы!

От хохота на глаза выступили слезы, Дикон согнулся пополам, и обступившие его унары рассматривали бедолагу с сочувствием, не вполне понимая, дать ему стакан воды или пощечину, потому что с подобным в основном ни один не сталкивался в прошлом. И вот, наконец, когда закололо в боку, резкое веселье сошло на нет и голос тоже сел. Изначальная Тварь превзошла сама себя, и даже когда Валентин с преспокойным видом упомянул Разрубленного Змея, юноша снова чуть не залился хохотом. Но из его рта вырвался лишь слабый хрип, и им было решено более не испытывать судьбу.

– Это не я, – сообщил Паоло, пожалуй излишне радостно.

– И не я, – взволнованно заявил Норберт, – и не он, – поспешно и не глядя махнул огромной ручищей в сторону брата, едва не задев того по носу.

– И не я, – важно и громко изрек Карл.

– Конечно не ты, – со знанием подтвердил Северин. – Тут действовал гимнаст, не иначе.

– Гимнасты в Лаик? – вежливо поинтересовался Валентин.

– Ага, – хрипло подтвердил Дикон. – Кто сказал, что поступают сюда юнцы без разбойного прошлого?

Повисло нехорошее молчание и несколько унаров, за исключением тех беззаботных однокорытников, что продолжали рассматривать творение Сузы-Музы с отсутствующими выражениями лиц, повернулись к нему. Северин, Константин, Анатоль, и, к ужасу надорца, Валентин.

– Унар Ричард, вы подозреваете одного из нас в совершении этого деяния? – спокойно спросил последний.

– Да, унар Валентин. И вы знаете, кого.

– Не имею ни малейшего понятия.

– Интересно... – протянул Паоло, присоединяясь к обступившим Ричарда людям. – Это получается, что у вас есть подозрения?

– Есть, но я не имею оснований докладывать о них, не проверив, – кратко отозвался Ричард, не переставая прожигать взглядом Придда.

– Ложь! – ощерился Эстебан. – ты мне говорил то же самое неделю назад, и что, все еще проверяешь? Я не верю! Тебе известно больше, чем другим, так расскажи. Мы не будем вершить самосуд, так и быть уж...

– Я вас попрошу не обращаться со мной, как с приятелем, – принял вид оскорбленной невинности Дикон. Больно и тоскливо, но произнести эти злые отталкивающие слова стало необходимым, чтобы уберечь самого же Эстебана. Чтобы Изначальная Тварь не считала сына обер-прокурора слабым местом Окделла и не нанесла удар.

Побледнев, несмотря на природную смуглость, Эстебан дернулся, словно от удара.

– Значит, вот как, унар Ричард... Герцогская гордыня взыграла в вас! Я знал, что так закончится!

– Считайте это чем хотите, – и вновь душа сжалась, но идти на попятный Дикон не хотел. Приближалось нечто страшное, и преодолеть это он должен был в одиночестве, а потом Эстебан выслушает оправдания и объяснения, если захочет

– Ты знаешь! – Альберто схватил юношу за плечо, – так говори!

– Нет! Это касается только двоих человек.

– Что за бред, – вздохнул Арно, недоуменным взглядом окинув тех однокорытников, что окружили Ричарда полукольцом, казалось, готовых немедленно схватить и пытать его, чтобы добиться правды. – Успокойтесь, придите в себя.

– Но...

– У меня завелся вор! Сегодня после обеда он меня обокрал! Здесь!

Последний возглас принадлежал ворвавшемуся в трапезную Арамоне, который желал каждого встречного посвятить в свое несчастье. Унары тут же построились в ровный ряд, дабы не злить распущенностью и без того разъяренное начальство, и поникший Эстебан с повышенным интересом рассматривал каменные плиты пола. Ричарду стало очень стыдно перед ним, и он решил сделать все, чтобы этой ночью товарищ пребывал вне опасности. Он будет спать, а Дикон поборется с Тварью, как и положено Повелителю.

Тем временем капитан Арамона демонстрировал потрясающую силу своих голосовых связок, а также обучал их разнообразным проклятиям, видимо, почерпнутым в тавернах за свою долгую и полную недурного пьянства жизнь, а унары молча стояли и смотрели, постигая азы сквернословия. Когда же он, послушавшись ценного совета до сих пор недоумевающего Арно, увидел покачивающиеся над головой подштанники, то попытался продемонстрировать подопечным основы танцевальных прыжков, но получилось в итоге не очень хорошо.

Тем не менее, в этот раз залились хохотом все – разумеется, кроме бедного охрипшего Ричарда, который мог только улыбаться за компанию, потому что немилосердно свербило в горле. А потерпевший неудачу Арамона продолжал отплясывать под своими панталонами и орать, так что юноша с сочувствием подумал, что сейчас он тоже охрипнет. Или у него все-таки луженая глотка?

Эстебан не смеялся тоже – он был слишком огорчен. Чего не скажешь об его друзьях.

– Ату его! – крикнул Северин.

– Вперед, они не уйдут! – подтвердил Константин. – Брать живым!

– На штурм! – гудел развеселившийся Карл.

– За Талиг и кровь Олларов! – прохрипел Дикон из последних сил.

– Руби! Бей! Коли! – подпрыгивал Луиджи, желая казаться выше.

Притащившие лестницу слуги махнули ей пару раз, то ли случайно, то ли намеренно, едва не задев крикунов, и с чувством выполненного долга принялись снимать панталоны с крюка. На это понадобилось два стола, окованный железом сундук, лестница и примерно полтора часа времени. Еда, как мысленно и печально подытожил Ричард, давно остыла, а жаль. С Тварями на пустой желудок особо не повоюешь.

Стук маятника. Молчание. Сооружение из панталон, отброшенное к камину, словно нижняя часть разрубленного человеческого тела. Багровые отсветы и огонь. Приготовления к страшной смерти – или справедливому наказанию.

– Повелитель!

– Иди к нам!

– Мы заждались. Вековой камень плачет.

– Нам больно.

– Повелевай нами, Надорэа!

– Мы будем верны тебе, пока будешь верен клятвам ты!

Он верен клятвам, но в то же время, ради спасения клятвы и товарища, оттолкнул этого самого товарища не так давно, зачтется ли Надорэа это? Говорили камни, с горестью и мольбой в нестройных разных голосах, и в этот момент Ричарда Окделла обуял ужас, смешанный с дикой радостью. Грядущая черная ночь готовит ему серьезное испытание, вместо ритуала на каменном утесе, и он обязательно пройдет его.

Поэтому ночью он не ляжет спать.

Почему-то рядом стоял Валентин.

Должно ли это останавливать?

Какой-то слуга вошел и что-то прошептал на ухо Арамоне. Военную тайну, не иначе. Капитан самодовольно улыбнулся, посмотрел на унаров взглядом собственника, улыбнулся снова, а то вдруг кто не понял его намерений, и впился подозрительным взглядом в Ричарда. Игра в гляделки? Уже интереснее, чем выслушивать вопли и закатывать глаза.

Ричарду нужно было, чтобы его не отправляли спать, а оставили здесь, и потому он почти готов был пойти на крайние меры, но Арамона, уперев руки в боки, и как ему так удобно ходить, направился прямо к нему, Валентину и Паоло. Вычислил Тварь, делавшую свои дела руками Валентина? Непохоже.

– ...все преступления так называемого графа Медузы – дело рук унара Ричарда Ему придется ответить...

«За свою недальновидность», – мысленно подсказал Ричард.

– ...за дерзость, ложь и попытку спрятаться за спинами товарищей.

– Минуточку, – собственный голос показался Ричарду чужим. – Старая знать не пятнает себя такими проступками.

– Но унар, ненавидящий короля и меня...

– Я не люблю, – веско проговорил Ричард, – когда меня перебивают.

– Молчать! В вашей комнате нашли рыбий клей и прочие улики, а вы еще смеете отрицать очевидное? Выйдите вперед и взгляните в лицо своим товарищам, подвергавшимся из-за вас наказанию.

Без единого слова поперек Ричард вышел, вполне довольный обстоятельствами. Они складывались, как нельзя лучше, Эстебан теперь точно не подумает заступаться, и значит все хорошо. К тому же, Ричарду необязательно оставаться в Олларии, чтобы добиться своих целей – это уже на самый худой конец.

– Все свободны и могут идти. Унар Ричард остается.

Ура!

– Это неправильно! – заявил Альберто. – Сузой-Музой был я.

Валентин и Эстебан, а вместе с ними Эстебановы приятели, поспешно удалились – пока начальство не передумало, и Ричарду стало непонятно, радоваться этому или нет.

– Хроссе потекс вешаль я! – радостно сообщил Йоганн.

– Мы! – воинственно проревел Норберт.

– Я! – рванулся вперед Паоло. – А потом спрятал все в первой попавшейся комнате, простите, Ричард, не думал, что ваша.

– Вот не надо, – насупился Арно, – отнимать мои заслуги.

– Это есть наш глюпый торкский шютка! – проревели хором близнецы.

– Хватит! – рявкнул Арамона, которого, судя по сиплости, луженая глотка подвела. – Вы, шестеро – в Старую галерею до утра. Остальные – спать!

От бессилия Ричарду захотелось то ли выть, то ли кричать, ведь все так хорошо начиналось!

Глава 10. Немного о призраках

Охранять пленников велели гвардейцу – одному из тех, кого Ричард видел во второй день, и, судя по выражения лица этого бравого олларовца с алебардой в руках и шпагой за поясом, раньше времени их никто не выпустит. Отослав «невиновных» спать, капитан Арамона лично велел слуге позвать гвардейца, на пару с ним препроводил арестантов до места заключения, и распорядился стеречь до утра. По очереди унары понуро прошли в узкую дверь, и стражник закрыл ее, однако запирать не стал. Ричард готов был поклясться, что слуга провожал его в день прибытия наверх, мимо этой галереи. Длинный коридор со сводчатым потолком, посреди которого красовался громадный камин и пустыми нишами из-под статуй эсператистких святых. Видела бы такое зрелище матушка – оскорбилась бы до глубины души!

Сына же герцогини Мирабеллы куда сильнее беспокоило буквальное отсутствие света – не заснуть бы в эту ночь и не пропустить самое интересное. Его даже не настолько раздражал пронизывающий холод, как надвигающийся мрак, но зато не слипались глаза и это несказанно радовало. Хоть на месте скачи от веселья. А скакать хотелось, потому что Ричард, несмотря на терпеливость к холоду неизбежно замерзал и уже начал стучать зубами, тереть одну ладонь об другую и дрожать. Словно погреб, а не галерея! Хорошо, что удалось отвадить от своей персоны Эстебана, и он не стал на его защиту, но погнал ли бы своего любимца Арамона вместе с остальными под арест – другой вопрос.