Текст книги "Вспоминая Эверли (ЛП)"
Автор книги: Д. Берг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)
Более вероятно, это был его план.
Ощущение вины усаживается у меня в животе, когда раннее чувство радости сбегает, как холодный ветерок осенью.
Так будет лучше.
«Мы будем счастливее», – напоминаю я себе.
И мы хотели бы. Со временем.
– Ваша комната готова, – заявляет счастливая француженка после того, как все подписано и улажено. – Могу ли я предложить вам помощь с багажом? – спрашивает она.
Мы с нетерпением смотрим друг на друга, пока на наших лицах не появляется взаимная улыбка.
Это самое замечательное в лучшем друге.
Взаимное слияние разума.
Мы можем смотреть друг на друга и знать, что думает другой без слов, и прямо сейчас я знаю, что Сара задается вопросом, были ли коридорные такими же горячими, как швейцары.
– Да, это было бы очень полезно, – отвечает Сара, и я прикрываю рот, стараясь не захихикать.
Поездка до пятого этажа стоит каждого евро, который мы заплатили.
Оказывается, коридорные не такие горячие.
Они намного горячее.
***
– Это официально, – объявляю я, держа бокал в воздухе. – Я никогда не покину это место!
Проведя наш первый день в Париже, и едва избежав печально известного проклятия джет-лага9, мы успешно разбираем наш багаж в номере отеля, не ложась и даже не пытаясь вздремнуть.
Когда я впервые спрашиваю Сару об этой нелепой практике, она рассказывает мне, что это проверенный и верный метод путешественника.
– Ты сумасшедшая, – говорю я.
– Нет, я серьезно. Когда ты прибываешь утром после полета за границу из Штатов, ты должна бодрствовать весь день. Никаких снов в любом виде. Это поможет приспособиться к разнице во времени.
– Как насчет кошачьего сна? – спорю я в самолете.
– Нет.
– Десять минут? Пожалуйста?
– Нет! Потому что десять минут превратятся в восемь часов, а затем ты проснешься в семь часов вечера и будешь бодрствовать.
– Хорошо, – наконец-то уступаю я. – Ты победила.
Итак, я делаю, как говорит подруга, и обхожу роскошную постель, хотя она кричит мое имя, пока мы освежаемся в ванной, обновляя макияж и переодевшись из нашей помятой одежды в самолете. Я надеваю удобную пару джинсов и мои любимые сапоги, набрасываю яркий шарф на шею в паре с толстым шерстяным пальто. Я готова захватить этот день.
Или, по крайней мере, выгляжу так.
Но как только мы выходим на улицы Парижа, я очухиваюсь, и кофе мне не нужен. Хотя я кое-что нахожу. Хорошо, много всего. Девушка не меняется только потому, что она в другой стране.
А этой девушке нужно топливо – кофеин.
Когда мы пробираемся через город, я обнаруживаю, что влюбляюсь в новую сторону меня, кроме того, что никогда не знала о ее существовании. В детстве мне никогда не давали возможности путешествовать. Летние каникулы и выходные поездки на пляж не были нормой в моем мире, и когда я стала старше, просто осталась в своем маленьком пузыре в Сан-Франциско.
Познакомившись с Августом, мы говорили о путешествиях, составляли списки «что если» и «будущие путешествия», но в начале у нас никогда не было денег, а в конце – не было достаточно времени, потому что Август всегда работал.
Я всегда хотела найти время для этого – для культуры и искусства. Наблюдать за людьми и проводить время с теми, кого я любила больше всего. Прогуливаясь по улицам этого древнего города, я поняла, что за моей дверью существует целый мир, и хотела открыть для себя все это.
– Один день, и ты уже подсела на Париж, да? Уверена, это не бесплатное вино? – шутит Сара, отвечая на мое признание в любви к моему новообретенному дому.
– Разве это не удивительно? Столовое вино! Чертово столовое вино, Сара! Бесплатно! Вода – восемь евро, но столовое вино бесплатно! Боже, я люблю эту страну.
Подруга смеется над моей вспышкой, и я наблюдаю, как она поднимает полупустой стакан столового вина, которое пьет с тех пор, как мы прибыли в местный маленький ресторан, рекомендованный нам одним из наших красивых швейцаров. Пройдя то, что кажется милями вокруг Парижа сегодня, и увидев все, от Эйфелевой башни до Нотр-Дама, мы просто счастливы сидеть и стоять на ногах в обозримом будущем.
– Я могу видеть себя живущей здесь, – начинаю я, оглядываясь на крошечные квартиры вокруг нас.
Кованые балконы, цветочные ящики – это идеальное место посреди Парижского рая.
– Ты говоришь это сейчас, но подожди, ты не видела их цены на аренду. Думала, Сан-Франциско дорогой.
– Это того стоило бы.
– Ты никогда не покинешь город, – с уверенностью говорит она, схватив кусок свежего хлеба из корзины, которую только что принес официант.
– Откуда ты знаешь? – спрашиваю я, ненавидя, что Сара находит меня такой предсказуемой.
Я строю новую жизнь, и больше не хочу, чтобы меня считали обычной.
– Хорошо, позволь мне уточнить. Я не вижу, чтобы ты уехала из города в ближайшее время, – каждое ее слово изречено через рот, полный хлеба.
Для балерины она иногда была чем-то, вроде бардака.
– Почему?
Подруга запивает хлеб большим глотком вина, поставив стакан перед собой. Глядя на меня, она просто смотрит, будто это должно быть очевидно. У меня расширяются глаза, когда меня осеняет.
– Август? Думаешь, я остаюсь в Сан-Франциско из-за Августа?
– Думаю, что ты так поступишь, – отвечает она.
– Ты сумасшедшая, – говорю я, качая головой и оборонительно складывая руки на груди.
– Хорошо, тогда уходи. Когда мы вернемся домой, собирай все свое дерьмо и переезжай сюда. Представь себе, Эверли. Сидишь здесь и получается, что оставила все позади. Ты никогда его больше не увидишь.
– Я его и сейчас не вижу, – спорю я.
Сара пожимает плечами.
– Да, но это будет навсегда.
У меня перекашивает лицо от отвращения.
– Я ненавижу тебя. Зачем ты вообще это делаешь? Думала, ты ненавидишь этого парня.
– Я ненавижу видеть тебя несчастной.
– Так ты думаешь, что я должна перейти от одних отношений к другим, не обращая внимания на тот факт, что он больше не хочет меня.
– Ты не знаешь этого, – говорит она, прежде чем добавить, – и нет, я не думаю, что ты должна просто вернуться к чему-то с Августом. Но я думаю, тебе стоит начать быть честной с самой собой. Ты не ушла от него, потому что не любила его, Эверли. Эти чувства не уменьшаются в одночасье. Ты пыталась наладить отношения с Райаном, и посмотри, куда это привело тебя, чуть не пошла к алтарю не с тем человеком. Так что сделай нам всем одолжение, найди время, чтобы решить, что ты хочешь. На этот раз.
– Хорошо, – соглашаюсь я, ненавидя идею даже посвятить одну секунду мыслям об Августе.
Но я понимаю, подруга права. Есть причина, по которой я вообще избегаю этого вопроса. Думаю, что смирилась со всем этим, когда вернулась к Райану, но на самом деле это было больше похоже на наложение пластыря на кровоточащую рану, которая теперь выходит из-под контроля.
Лейкопластырь мог сделать так много только до заражения, и я определенно начинаю поднимать эмоциональную лихорадку.
Мы тихо заканчиваем бесплатное столовое вино, пока сидим у окна и наслаждаемся видом. Люди выгуливают своих собак, несут свежие продукты в маленькие апартаменты над магазинами, и я слышу отголоски разговоров, которые проходят мимо, когда друзья встречаются за едой. Это так похоже на дом, и все же так сильно отличается.
– Где ты видишь себя через десять лет? – спрашиваю я Сару, поднимая старый вопрос, который однажды задала Августу.
– Десять лет? Тяжело. Сколько мне будет? Тридцать пять?
– Мне будет сорок! – смеюсь я, игриво ударив ее по руке. – Младенец.
– Да, но сорок для тебя совершенно другое. Я пойду умоюсь. Черт, даже к тридцати пяти я не смогу найти работу, кроме как преподавать балет кучке сопливых детсадовцев.
– Кто сказал, что это не будет здорово? – бросаю я ей вызов с приподнятой бровью.
– Ты когда-нибудь учила детей? – выстреливает она в ответ.
– Нет, – смеюсь я. – Но насколько все может быть плохо? По крайней мере, это будет в области, которую ты любишь. И ты все еще будешь танцевать, Сара. Может быть, это не будет перед переполненным театром, как прима-балерина, но это будет что-то.
– Да, я знаю. И ты совершенно права. Возможно, к тому времени у меня даже будет пара собственных сопляков, – говорит она, подмигнув.
У меня открывается рот, и я чуть не роняю бокал из своей руки.
– У тебя настолько все серьезно с таинственным мужчиной?
– У него есть имя, – напоминает она мне.
– Да, Майлз. Это все, что я знаю о нем.
– Ну, он собирался прийти на свадьбу, но…
– Ой, ой, – я прикусываю губу и хихикаю.
– Все нормально. Мы пригласим его на ужин, когда вернемся, и ты сможешь с ним встретиться. Все тайны, наконец, исчезнут.
– Так ты клянешься, что он не надувная кукла?
Подруга откидывает голову и смеется.
– Нет, определенно нет. Он… особенный для меня, – объясняет она, и выражение ее лица трезвеет. – Я никогда не встречала такого, как он.
– Не могу дождаться встречи с ним. И со всеми его резиновыми частями.
– Я ненавижу тебя, – смеется она.
– Прямо перед тобой. Теперь мы можем пойти спать? – умоляю я, глядя на мой пустой бокал вина и откладывая тарелку с едой.
– О, Боже, да, – отвечает подруга, прежде чем продолжить. – Помчимся обратно в отель?
– Ты в хвосте, сучка, – говорю я, бросая достаточно евро, чтобы покрыть наш счет и немного больше.
Понятия не имею, кто вернулся первой, но знаю, что была первой, кто прыгнул головой в гору подушек, которые ждали нас, когда мы приехали.
Ровно через три секунды спустя мы сопим.
Vive la France10, действительно.
Глава 12
Август
Магнолия прижимается ко мне, когда закрываются ворота дома ее родителей и живописные окрестности остаются позади.
– Готов вернуться домой? – говорит она, явно подыскивая, о чем еще можно поговорить, нарушая тишину.
– Нет, – честно признаюсь я хриплым голосом.
После посещения такого яркого места, наполненного энергией, дом – последнее место, куда я бы хотел вернуться, который с каждым днем все больше и больше напоминает гробницу.
Мавзолей воспоминаний, который я отчаянно хочу сохранить.
– Мы могли бы пойти ко мне, – предлагает девушка, приблизившись ко мне, и касаясь пальцем моей груди, явно намекая.
– Хорошо, – соглашаюсь я, и у меня перед глазами моментально проносится лицо Эверли.
«Прощай», – шепчу я про себя, поддаваясь новым воспоминаниям.
Но у меня нет новых воспоминаний.
Только новые сожаления.
Ночевка с Магнолией закрепит наши отношения и даст смысл всему, что расцветает между нами. Теперь, что бы ни случилось, я знаю, что без тени сомнения не причиню ей боль.
Проведя день с ее семьей в этом прекрасном мире, я сделал себя слабым. Оставил этот день, ожидая чего-то большего и реального, чего у меня не было в течение нескольких месяцев, и Магнолия была более чем готова отдать это.
Каждое прикосновение ее кожи к моему телу кажется изменой моему сердцу и разуму. Эта девушка прекрасна, дает любовь, и любому мужчине повезет быть с ней.
Но мое тело, сердце и душа уже кому-то преданы. Что еще я мог дать?
– Я делаю что-то неправильно? – спрашивает она, отрываясь и слегка нервничая.
– Нет, прости. Дело не в тебе, – пытаюсь успокоить я ее, зарываясь рукой в ее волосы.
– Дело не в тебе, а во мне? Это то, что ты здесь делаешь? – говорит она, нахмурившись.
– Знаю, это кривая дорожка, но в моих обстоятельствах, это правда.
Магнолия скатывается на бок, заправляя простыню, давая мне договорить.
– Моя болезнь была не единственной причиной, по которой я порвал с тобой, – признаюсь я.
У нее на лице отражается понимание.
– Есть кто-то еще.
Она смотрит на подушку и начинает рисовать невидимые узоры пальцем. Я беру ее за подбородок и приподнимаю его.
– Да, так и было, – и глубоко вздохнув, я добавляю. – По крайней мере, для меня. Я все еще пытаюсь преодолеть это.
– Ты хочешь вернуть ее? – робко спрашивает она.
– Это не имеет значения, – качаю я головой.
Один кивок… это все, что я получаю в ответ.
Не знаю, как долго мы находимся вместе, бок о бок в плохом настроении, и каждый ждет от другого, что тот сделает первый шаг или что-то скажет. Это кажется вечностью.
– Послушай, я не знаю, куда это нас приведет, но пока, давай просто оставим все, как есть. Ладно?
Магнолия наклоняется вперед, целуя меня долго и медленно и облегчая мое одиночество при каждом прикосновении, пока я не тону в ее теплоте. Больше слов не сказано.
Остаток ночи я ни о чем не думаю, а просто действую по импульсу.
Проснувшись на следующее утро, я медленно потягиваюсь, когда она интересуется, не хочу ли я выпить чашку кофе, и я чуть не выскакиваю из квартиры и не бегу на улицу полуобнаженным.
Боже правый, что я натворил?
Знаю, я не сделал ничего плохого. Я холостой. Для меня логично двигаться дальше после распада. Но почему я чувствую себя женатым мужчиной, просыпающимся в чужой постели?
Мое сердце болит от воспоминаний о прикосновениях Магнолии, и кажется, помогает успокоить мое одиночество, но это только усугубляет последствия.
Потому что она не Эверли.
Я не двигаюсь с места, так как сегодня утром вернусь домой. После того, как я отказываюсь от завтрака, мне кажется, что это очень неприятно, но я отчаянно нуждаюсь в ней, убегая из квартиры Магнолии и возвращаясь на такси.
Увидеть, как Магнолия делает кофе, и пытается собрать какой-то завтрак для меня этим утром, это слишком много. Это сделает все слишком реальным – принесет много драгоценных воспоминаний – и прямо сейчас мне необходимо вернуться домой.
В окружение призраков моего прошлого.
Возможно, мать Магнолии сказала, что дом – это всего лишь здание, но для меня это все, что у меня осталось.
Откинувшись на кушетку, я позволяю воспоминаниям похоронить меня, обрушиться на меня один за другим. Улыбка Эверли, ее смех, когда мы преследовали друг друга через дом… как она выглядела, когда мы занимались любовью. Воспоминания были где-то далеко, и они были наполнены экспансивными пробелами, но их было достаточно.
Их всегда было достаточно.
Я только закрываю глаза, как в дверь звонят.
Медленно поднявшись, я подтягиваюсь, снимая напряжение в спине и шее, и иду к входной двери. Я долго ждал Брика, поэтому даже не потрудился посмотреть в глазок.
Открыв дверь, мягко говоря, я нахожусь в шоке.
– Что, черт возьми, ты здесь делаешь? – спрашиваю я Райана, потирая глаза, чтобы убедиться, что действительно вижу его стоящим у моей входной двери.
– Интересно, что с тобой не так, – бормочет он, проталкиваясь мимо меня.
– Пожалуйста, входи, – шучу я, наблюдая, как он блуждает по коридору к гостиной.
Я следую за ним, все еще удивляясь, какого черта он здесь делает. Парень бродит по комнате, глядя на несколько обрамленных картин на стенах, прежде чем сесть в кресло.
– Разве ты не должен быть в своем медовом месяце? – спрашиваю я, пытаясь выразиться, как можно нейтральнее, но терплю неудачу. Яд в голосе безошибочен, когда я вглядываюсь на его левую руку.
Кольца нет.
– Не меня она хочет, – отвечает он, устроившись поудобнее в кресле.
Я присоединяюсь к нему, предпочитая сесть на диван.
– Она бросила меня, – напоминаю я ему. – И выбрала тебя.
– Только потому, что думала, что поступает правильно. Она послушала меня.
Слова из него нужно вытаскивать, словно клещами. А мое любопытство берет вверх. Не знаю, что спросить в первую очередь.
Даже, если я найду, что спросить в первую очередь.
Ничего не изменилось. Я все еще работал на сумасшедшего, который сжигал здания, убивал невинных людей, когда сердился.
Ничего хорошего со мной связано не было, и все же я хотел знать, почему. Почему она не вышла за него замуж? И почему она не здесь?
– В конце концов, мы не подходили друг другу. Я принял дружбу за любовь, полагая, что если ты ладишь с кем-то достаточно хорошо, это приравнивается к тому же, что и страсть. Это не так. Я должен был знать, что в ту минуту, когда она ушла, и направилась прямо к тебе в объятия, ища что-то еще. Что-то, что я не мог ей дать.
Я открываю рот, чтобы что-то сказать… ничего не получается. Изо рта выходит только воздух.
– Она все еще хочет тебя, Август.
– Эверли тебе это сказала? – спрашиваю я, словно бросаясь на этот крючок.
– Нет, – отвечает он. – Ей не нужно это говорить. Это написано на ее лице, выгравировано в каждом движении ее тела и хрупкой линии ее души. Она твоя, знаешь ты об этом или нет.
– Так, в чем смысл приходить сюда, Райан? Это твое доброе дело дня? Это твой способ сделать себя лучшим человеком? Снова?
Райан всегда делает из себя героя истории. А я обычно злодей.
– Речь не обо мне. А об Эверли. Возможно, я не люблю ее так сильно, как думал, но все еще продолжаю любить ее. И всегда буду. Она особенная, Август, и вы, и все люди, должны это признать.
– Да, – чуть не плюю я.
– Тогда почему ты сидишь здесь и ничего не делаешь? – орет он, поднимаясь со своего места.
Это такой гнев, который я никогда не видел у этого человека. Это похоже на то, как будто раздался угрожающий рык от безвредного котенка, и вдруг ты понимаешь, что крошечное существо с острыми клыками и острыми когтями на самом деле может грозить огромной опасностью.
– Это сложно, – отвечаю я.
– Да неужели.
– Это не так просто! Послушай, она ушла от меня. Она. Ушла. От меня.
Я встаю, разочаровавшись в этом разговоре.
Разве он не понимал, что, если бы был шанс изменить обстоятельства, я бы побежал к Эверли сейчас же?
– Да, но почему? Что ты сделал, чтобы увести ее? Она ушла не потому, что перестала любить тебя, я многое знаю.
– Ты так уверен? Я, как известно, мудак, – отвечаю я, пошутив черным юмором.
– Она говорит твое имя во сне.
Это одно предложение подталкивает меня к сути. У меня нет остроумного возражения. Ничего. Я просто сижу, ошарашенный, пока Райан не продолжает. Чувствую, что снова падаю на подушки дивана.
– С тех пор я ее знаю. Сначала я подумал, что это всего лишь ПТСР11 – преодоление травмы.
Я вздрагиваю от одной лишь мысли.
– Но каждый раз она бормотала такие вещи, как «Прости, Август… прости». Я думал о том, чтобы спросить ее об этом, но подумал, что она прошла достаточно, поэтому я отпустил ее. Ты не был тем, о ком мы хотели говорить, но в наших отношениях была большая черная пропасть, пока ты на самом деле не проснулся, и тогда это было похоже на этого гигантского слона, который ни один из нас не мог обойти. После того, как ты очнулся, сны усилились, и она вдруг начала звать тебя почти каждую ночь. Я попытался сказать себе, что это было просто потрясение из-за того, что ты вернулся к своей жизни, но в глубине души я знал больше. Со временем это только ухудшилось. В конце концов, мне пришлось примириться с правдой, что она все еще любит тебя. И всегда любила. Я был просто владельцем места, пока ты не вернулся.
– Не знаю, что сказать, – честно отвечаю я.
– Я не ищу оправданий, – говорит он. – В некотором смысле, я думаю, мы использовали друг друга, не осознавая этого. Я хотел отношений. Был одинок в своей жизни, но когда увидел ее в этом кафе, знал, что она была той, кого я хотел. И не принял отказа от нее, держался за нее, пока она не подчинилась моим требованиям. Тогда я должен был знать, что мы не подходим друг другу. Не нужно было затягивать женщину своей мечты. Она должна прийти добровольно.
– И тогда, почему ты здесь? Думаешь, я тот самый для Эверли?
Он кивает, засунув руки в карманы.
– Разве ты не был всегда им? Имею в виду, я многое не знаю о вас в прошлом, но понимаю, что не всегда было легко, и самое главное… Независимо от того, что происходит, вы всегда находите путь назад друг к другу. В конце концов, Эверли нужно найти свой путь к тебе. Тебе нужно быть там, когда она это сделает.
– Для чего тебе это нужно? – устало спрашиваю я.
– Знать, что она счастлива. Это все, что мне нужно, поверь.
Я смотрю на него с недоверием, когда мы направляемся к входной двери. Сколько я ни стараюсь, не могу найти никаких скрытых мотивов, когда дело доходит до Райана. Он вымирающая порода – последний в своем роде. Нежный гигант, джентльмен класса-актера, который несет свое сердце на руках и заботится о каждом волокне своего существа. Я не знаю, действительно ли он женился на Эверли, чтобы отдать все ей, просто из-за обещания, которое он сделал, и принципа, стоящего за ним. Он бы любил ее столько, сколько мог и никогда не изменял. Это был именно тот человек, который был ей нужен. Помню, как Эверли говорила мне, что его воспитывали бабушка с дедушкой, и меня интересовало, были ли их манеры и понятия такие же в прошлом, как сейчас.
Какая бы ни была причина, я уважаю его. Даже, если бы я не смог ничего сделать из того, что он просит у меня.
Несмотря на то, насколько я хочу этого.
– Итак, если ты здесь, значит Эверли отправилась в ваш медовый месяц? – шучу я, когда мы подходим к двери.
– Нет, – отвечает он, улыбаясь. – Она уехала с Сарой.
– Оу, – отвечаю я, встряхнув головой.
– Это чудесно. Я счастлив, что смог подарить ей эту поездку. Особенно после того, что произошло, – говорит он, вытаскивая телефон из кармана, и показывая фотографию, которую сохранил.
Он показывает мне фотографию Эверли, сидящую в тату-салоне, и ее яркие глаза сверкают, когда она улыбается на камеру. Ее рыжие волосы зачесаны на бок, открывая обнаженное плечо, где выбит один новый черный дрозд. Большой размах крыльев птицы в полете великолепен, символизировав ее «побег из тюрьмы».
– Она свободна, – говорю я, найдя слова.
– Да, наверное.
Она вспоминала, открывая частичку себя для всего мира. Это было все, чего я хотел для нее.
– Это моя девочка, – бормочу я с улыбкой. – Это моя девочка.
***
Было поздно.
В выходные дни у меня было слишком много дел, и даже не хватило времени, чтобы закончить их. Откинувшись на неудобный кожаный стул, который, вероятно, стоит больше, чем большинство ипотечных кредитов, я осматриваю затемненный офис, заметив пыль, которая накопилась на оборудовании, которое я когда-то ценил выше всех других вещей.
Я даже не смог вспомнить, когда в последний раз фотографировал.
После ухода Эверли я не прикасаюсь к камере. В чем смысл? Фотографии должны захватывать самые заветные воспоминания.
У меня больше ничего нет.
Моя любимая комната в доме становится моей тюрьмой. Единственное место, куда я отправляюсь в святилище, теперь не что иное, как место, чтобы утрамбовать бумаги и ставить на них номера.
Это мой ад.
Какая-то часть моего мозга, которая наслаждается этим в моей прежней жизни, явно исчезает, потерянная в потасовке – это битва новых и старых, современных и устаревших.
Некоторые вещи остаются такими же, как и, например, мои волосы и зубная паста, которую я предпочитаю, в то время как другие части моей личности чувствуют, что становятся совершенно разными.
Прежде чем мои воспоминания начинают всплывать, это происходит так, будто я начинаю заново. Совершенно новая модель. Новый прототип Августа. Старая модель предпочитала шоколадное мороженое и любила сливки в своем кофе. Новый я предпочитаю ваниль в кофе прямо из горшка.
Теперь, когда воспоминания начинаются, это похоже на объединение двух жизней. Я не новая версия себя, а просто становлюсь каким-то другим.
Август 2.0.
Мне нравится то, что у меня шесть месяцев нет воспоминаний, просто я помню их. Различные воспоминания, которые всплывают, напоминая мне, что когда-то я испытывал подавляющее желание власти и богатства, как было у Трента. Это трещина в идеальной жизни, которую Эверли и я когда-то разделяли. Когда мои выплаты стали больше и больше, моя потребность и стремление к деньгам – это стало наркоманией. Сначала я делал все для нее – хотел дать ей все под солнцем, но тогда я потерял из виду реальность всего. Жизнь стала о деньгах, как сказала Эверли.
Те воспоминания слишком тяжелы для того, чтобы пережить их снова – увидеть себя настолько измененным, что только лишь движимый материализмом. Это одна из причин, по которой я надеюсь остаться навсегда в прошлом.
Я не знаю, как долго может продлиться эта фигня, над которой трудится Трент. Как долго он сможет обманывать всех, пока земля под ним не провалится, и для чего на самом деле он построил свою драгоценную империю?
Одна грязная коррупция за другой. И если я не придумаю какой-то блестящий план, все мы в этом офисе спустимся с ним.
План с деньгами семьи Магнолии, чтобы купить мою свободу и выйти из этого мошенничества, с каждым днем все больше и больше давит на мою совесть.
Я привязываюсь. Не только к Магнолии, но и к ее семье.
Если бы я стоял на своем, пошел бы на все и работал с мистером Йорком, как профессионал, выжимая из него все, что должен, я мог бы передать его прямо Тренту, пока смотрел, как его самодовольное лицо бьется об пол.
С моей выплаченной задолженностью у меня нет причин держать мою позицию. Я мог бы продать свое партнерство Тренту, полагая, что он разрешит это. Если нет, я просто уйду.
Я буду свободен.
А Эверли? Не знаю, но я чувствовал, что там что-то есть, чего раньше не было.
Возможность.
Но это все зависит от того, когда я отвергну человека, за которым ухаживал.
Был ли я готов это сделать? Могу ли я? И если бы Эверли когда-либо узнала, что я пережил, чтобы вернуть ее, разрушив чужие жизни и разбив сердца, будет ли она смотреть на меня так же?
Мой единственный вариант – ничего не делать. Я не мог навредить Магнолии и не стану предавать то, что чувствовал к Эверли.
Я найду способ выйти из-под влияния Трента, но в одном я уверен.
Это никому не причинит вреда.
Глава 13
Эверли
Магическое лекарство Сары для джет-лага было дерьмом.
Я просыпаюсь следующим утром с ощущением, будто меня сбил грузовик.
Все болит. Чувствую себя, как минимум на девяносто лет, а может быть, и старше.
– Я умираю, – стону я в подушку, растягивая усталые конечности.
– Вставай и сияй! – почти поет Сара, подпрыгивая с кровати, которую мы разделили накануне.
На самом деле это две кровати, но когда я позвонила, чтобы изменить бронь отеля с одной кровати на две, мне объяснили на ломанном английском языке, что у нас будут евро-кровати. Я просто поблагодарила их и рассмеялась, сказав «нет проблем».
Какого черта это евро-кровать?
В то время мне было все равно. Моя свадьба отменена, мой бывший жених только что передал мне все расходы в Париж, и я просто пыталась убедиться, что у нас с Сарой будут кровати.
Что это за евро-кровать, мы узнали только по приезду в Париж. Это было похоже на двуспальную кровать, только две соединены вместе, чтобы сделать королевскую, или, может быть, широкую? Я не знаю, это мало. Это в основном одна кровать, у которой была большая пропасть посередине.
Хорошо, что я так сильно любила Сару, потому что этот маленький разделитель кроватей ничего для нее не значил. Она заграбастала кровать и заняла больше, чем ее справедливую долю в еврозоне, независимо от довольно большого разделителя.
– Почему ты такая чертовски веселая в этот нечестивый час? – ныряю я в мягкую пушистость своей подушки, надеясь, что, если бы я похоронила себя достаточно глубоко, она бы ушла.
– Это не нечестивый час – почти десять утра!
У меня открываются глаза от удивления, но все, что я вижу, это черная ткань моей подушки, засунутая мне в лицо. Поднявшись на локти, я прищуриваюсь и оглядываюсь с презрением.
– Десять утра? Как это возможно? Похоже на…
– Середину ночи? – догадывается она.
– Ну, да, на самом деле.
– Джет-лаг, детка. Здесь есть кофе. После него будет лучше.
– Ну, черт, почему ты просто не начала с этого? Все прошло бы намного более гладко, – говорю я ей, хватая чашку эспрессо из ее рук.
Я чуть не засовываю всю голову в маленькую чашку, вдыхая ореховый аромат. Это интенсивно и темно, и у меня рот почти полон слюней, когда я дотрагиваюсь губами до чашки.
Через несколько минут я уже ощущаю жужжание, и все выглядит намного ярче.
Кофеин волшебен.
– Итак, что мы будем делать сегодня? – спрашиваю я, указывая на гигантский пакет информации от Райана.
Когда Райан передал его, то у него на лице, казалось, промелькнули приступы смущения. Сначала я попыталась проигнорировать это, зная, что между нами все еще не сложилось, но, в конце концов, не могла его отпустить и спросила его, что заставляет его так нервничать.
«Есть вещи, которые я специально планировал для тебя – для нашего медового месяца. Если вы решите не делать их, потому что вы с Сарой или думаете, они банальные или неправильные… просто знай, я не обижусь».
Я уверила его, что полностью уверена в его способностях планировать поездку. Свадьба, однако? Ну, я бы не стала доверять ни одному из нас эту задачу.
Но когда я сижу, попивая мою чашку французского кофе, достаю пакет и почти теряюсь в нем, пока завтрак не подан.
– Что это? – спрашивает Сара, бросившись на мою сторону.
Я просто поднимаю лист бумаги, и слезы текут по моим щекам.
– Ох, Эверли…
Я даже не могу вымолвить ни слова. Просто киваю, вытирая сопли со слезами с моего лица. Это грубо, но я взволнована эмоциями и лишена нормального ночного сна.
– Он действительно лучший парень, – тихо говорю она.
– Я знаю.
Я смотрю на лист бумаги, который она передает мне, подтвердив резервирование для двоих в эксклюзивной кулинарной школе. Он запланировал целый день уроков кулинарии для меня с всемирно известным шеф-поваром.
День блаженства – только для меня.
– Дерьмо! Нам лучше поторопиться. Нам нужно быть там через час! – объявляет Сара, посмотрев на резервирование, и мы одновременно паникуем.
– Я возьму первый душ, а ты займешь второй! – кричит она, бросаясь к ванной быстрее, чем я могу ее остановить.
Я бормочу себе под нос, но не стану жаловаться слишком много. Когда дело доходит до того, как мы собираемся утром, я понимаю, это самое быстрое и эффективное. Несмотря на то, что я ненавижу чувство влажных волос, я нахожусь более или менее в порядке, если соберу свои рыжие завитки в верхний узел, если не хватает времени на высыхание.
Сара? Она предпочла бы выйти обнаженной, но чтобы никто не увидел ее без отлично отполированных волос. С небольшим или никаким контролем относительно того, как она должна была выглядеть для работы и выступлений, я считаю, что ей нравилась способность делать прически так, как ей нравилось, когда она была свободна. Свободные косы, дикие завитки или прядь – девушка всегда делала что-то новое.
Я просто надеюсь, то, что она выберет сегодня, будет быстро.
Через десять минут я засовываю голову в ванную и даю ей пятиминутное предупреждение, когда начинаю чистить зубы. Слышу, как вода выключается, как только я заканчиваю полоскать рот.
Мы танцуем друг вокруг друга, пока готовимся, и в мгновение ока я принимаю душ, одеваюсь и наношу достаточно макияжа, чтобы выглядеть презентабельно для внешнего мира. Зная, что скоро буду покрыта мукой и сахаром, не прикладываю слишком много усилий к своему внешнему виду.
Сара, с другой стороны, использует каждый драгоценный момент, прихорашиваясь, завивая и разглаживая каждую прядь до самой последней секунды.
