Текст книги "Поэзия и проза Древнего Востока"

Автор книги: Цянь Сыма

И отвечал Иов Господу, и сказал:

 
«Теперь знаю: Ты можешь все,
и невозможно противиться Тебе!
 
 
Кто есть сей, что промысл мрачил
речами, в которых разуменья нет?
Да, Ты явил дивное, непонятное мне,
великое, непостижное для меня.
Внемли же, я буду говорить,
и что буду спрашивать, изъясни!
Только слухом я слышал о Тебе;
ныне же глаза мои видят Тебя, —
 
 
сего ради отступаюсь
и раскаиваюсь во прахе и пепле!»
 

И было после того, как Господь сказал те слова Иову, и молвил Господь Элифазу из Темана: [988]988
  Стихи снова сменились прозой; этим подчеркнуто, что книга кончается так, как она началась, – идиллией. Поразительно, что автор после картин предельной патетики с высокой поэтической дерзостью решается кончить повесть в тонах сказочного юмора (чего стоят хотя бы «говорящие» имена трех дочерей!).


[Закрыть]

«Гнев Мой пылает на тебя и на двух друзей твоих; ибо вы не говорили обо Мне так правдиво, как раб Мой Иов!

Потому возьмите семь тельцов и семь овнов, и пойдите к рабу Моему Иову, и принесите за себя жертву всесожжения; и пусть раб мой Иов помолится за вас, ибо только его молитву Я приму, чтобы не отвергнуть Мне вас за то, что вы не говорили обо Мне так правдиво, как раб Мой Иов!»

И пошли Элифаз из Темана, и Билдад из Щуаха, и Цофар из Наамы, и сделали так, как велел им Господь. И принял Господь молитву Иова.

И повернул Господь к возврату путь Иова, когда помолился Иов за друзей своих; и вдвое умножил Господь все, что было у Иова.

Тогда пришли к нему все братья его, и все сестры его, и все прежние близкие его, и ели с ним хлеб в его доме, и жалели его, и утешали его за все то зло, которому дал Господь найти на него; и каждый подарил ему по кесите золота и по золотому кольцу.

Господь же благословил конец Иова больше, чем его начало: и стало у него четырнадцать тысяч овец, и шесть тысяч верблюдов, и тысяча пар волов подъяремных, и тысяча ослиц.

И стало у него семь сыновей и три дочери: и назвал он одну – Горлица, вторую – Корица, а третью – Румяна; и по всей земле нигде нельзя было найти женщин, которые были бы так хороши, как дочери Иова. И дал им отец наследство наряду с братьями их.

После этого Иов жил еще сто сорок лет и видел своих детей и детей своих детей, вплоть до четвертого поколения. И умер Иов в старости, насытясь жизнью.

Песнь песней [989]989
  Вошедшие в сборник «Песни песней» отдельные лирические произведения были созданы между IX и III вв. до н. э. и записаны не ранее III в. до н. э. Лирика на Древнем Востоке никогда не была просто стихами. Это всегда был текст хороводного обрядового действа, свадебная или погребальная песня или же молитва. «Песнь песней» – это, по-видимому, сборник песен, исполнявшихся на свадьбах, а не единое произведение, поэма или драматическое действо, как нередко ее пытались и теперь еще пытаются толковать. Среди вошедших в сборник отдельных песен есть более древние и более поздние. Например, в песни VI, 4–7 красота возлюбленной сравнивается с красотой города Тирцы– столицы Северного Израильского царства во второй половине X в. до н. э.; с IX в. до н. э. Тирца более не упоминается в источниках, поэтому данная песнь должна быть очень древнего происхождения. «Песнь песней» не принадлежит царю Соломону, как утверждала позднейшая легенда. Исторический Соломон правил в начале X в. до н. э., когда Тирца еще не имела никакого значения. Подобно тому как у нас в старину жених назывался «князем», а невеста «княгиней», как и по сей день в православном свадебном обряде над головами жениха и невесты держат венцы, подражающие царским, так и в древней «Песни песней» жених называется «царем» или «царем Соломоном». Вероятно, такое величание брачущихся – это результат переноса в свадебную обрядность особенностей древнего ритуального «священного брака» между вождем или царем и богиней, которую олицетворяла жрица. Обряд «священного брака» был связан с возрождением плодоносящих сил природы весной; вероятно, существовал он и в Палестине в древнейшие, «языческие» времена. Так или иначе, следы весенней обрядности явственно замечаются в «Песни песней», – так, яблоня символизирует жениха, а зацветающий виноградник, сад с «запечатанным источником» или финиковая пальма – невесту. Свадебное происхождение песен сборника видно и из того, как в них обозначаются возлюбленный и возлюбленная. То, что в нашем переводе передано как «милая» и «милый», первоначально значило «моя подруга» в «мой дядя со стороны матери» или «мой двоюродный брат со стороны матери»; возлюбленная называется также (как и в древнеегипетской поэзии) «моя сестра» или «сестра моя, невеста» – пережиток первобытного обязательного брака между двоюродными. На всех старинных свадьбах дружки и подружки, гости, а иной раз и сами жених и невеста не отличались особой скромностью языка, и свадебные песни содержат немало намеков на земную любовь во всех ее проявлениях, в том числе и на вовсе не освященную узами брака; любовные песни, по своему происхождению совсем не свадебного характера, вполне бывали уместны на старинной свадьбе, нередко длившейся целую неделю. Особенно много их в первых главах сборника, до начала собственно свадебного обряда. Насколько мы можем судить (в подлиннике нет никаких ремарок), сами песни мыслятся как исполняемые четырьмя партиями – сольными партиями девушки и юноши и хоровыми партиями дружек и подруг. Иногда вся песня ведется одной партией, иногда сольная партия сменяется репликой другой стороны или хора. В переводе хоровые партии выделены курсивом. «Песнь песней» была включена в канон Библии к I в. в Палестине. Впоследствии, когда евреи с I–II вв. были вынуждены жить в других странах, в условиях, отличных от прежних, смысл этих обрядовых песен был ими утерян. С утерей знания многих реалий потерялось непосредственное восприятие образов, а вместе с тем и конкретность содержания песен. В предлагаемом читателю переводе «Песни песней» мы пытались воссоздать возможно ближе первоначальный характер любовных песен древнего народа. Не менее важным нам казалось передать ритмику оригинала, чем и вызвано большинство расхождений с буквальным переводом древнееврейского текста. Иной раз приходилось опустить то или иное слово, например, некоторые случаи употребления союза, обильно повторяющегося в любом древнееврейском тексте (Этот союз в зависимости от контекста приходится переводить «и», «а», «также», «и тогда» и пр. Особый случай представляет употребление союза, означающего лишь изменение грамматического вида следующей за ним глагольной формы; по-русски он вовсе не должен бы переводиться; перевод его как «и» как раз и создает столь характерный для библейского стиля оборот: «И встал он, и пошел… И сказал бог», и т. п.), или местоимений «мой», «твой», «его», следующих по-древнееврейски почти за каждым существительным, что совершенно чуждо духу русского языка. Стихосложение народов древнего Ближнего Востока было тоническим, основанным на счете ударений. В сборнике «Песнь песней» стихи различной длины (с разным числом стоп) могут с большей или меньшей регулярностью чередоваться в пределах каждой песни, хотя встречаются и песни с единообразным числом стоп в стихе и с постоянным местом цезуры. Пожалуй, наиболее распространены пятистопные размеры с цезурой после третьей, реже после второй стопы. Для русского языка тоническое стихосложение является вполне естественным, поэтому ритм подлинника в переводе можно было сохранить.
  Следует заметить, что древнейшие переводы, особенно греческие (прежде всего – «Септуагинта», III–I вв. до н. э.) и латинский («Вульгата», IV в. н. э.), исходили, по-видимому, из текста, несколько отличающегося от канонического (масоретского), который дошел до нас, и потому дают много расхождений в деталях. Наш перевод, как правило, их не учитывает, а исходит из масоретского текста.


[Закрыть]

Перевод И. Дьяконова

 
¹ Песнь песней Соломонова:
 

* * *

 
² – Пусть уста его меня поцелуют!
 
 
–  Ибо лучше вина твои ласки!
³  Из-за добрых твоих умащений
Прозрачный елей – твое имя, —
Потому тебя девушки любят. [990]990
  Курсивом набраны хоровые партии.


[Закрыть]
 
 
4 – Влеки меня! С тобой побежим мы!
– Ввел меня царь в свои покои!
– Мы рады, мы с тобой веселимся,
Больше вина твои ласки славим —
Справедливо тебя полюбили!
 

* * *

 
⁵ – Я черна, но собою прекрасна,
девушки Иерусалима!
Как шатры Кедара, [991]991
  Кедар– бедуинское племя к востоку от Палестины. Имеются в виду черные бедуинские шатры.


[Закрыть]
как завесы Соломона, —
⁶ Не смотрите, что я смугловата,
что меня подглядело солнце, —
Мои братья на меня прогневились, —
виноградники стеречь мне велели, —
Свой же виноградник не устерегла я.
 

* * *

 
⁷ – Ты мне расскажи,
любовь моей души,
Где ты стадо пасешь,
где со стадом отдыхаешь в полдень,
Чтобы мне не бродить под покрывалом,
где товарищи твои расположились! [992]992
  На дорогах, где перегоняли скот, бродили под покрываломпродажные женщины (см. «Бытие», XXVIII, 14–26).


[Закрыть]
⁸ – Если ты не знаешь,
прекраснейшая из женщин,
Выходи по тропам овечьим
и паси ты своих козлят
У шатров пастушьих.
 

* * *

 
⁹ – С кобылицей в колеснице фараона
Тебя, милая, сравнил я,
¹⁰ Твои щеки украшают подвески,
Твою шею – ожерелья,
¹¹ Мы скуем тебе подвески золотые
И серебряные бусы.
 

* * *

 
¹²– Пока царь за столом веселился,
Мой нард разливал ароматы,
¹³ Для меня мой милый – ладанка с миррой,
Что ночует меж гру́дями моими,
¹⁴ Для меня мой милый – соцветье кипрея
В виноградниках Эн-ге́ди. [993]993
  Эн-геди– местность недалеко от Мертвого моря.


[Закрыть]
 

* * *

 
¹⁵– Как прекрасна ты, милая,
как ты прекрасна,
Твои очи – голубицы!
¹⁶– Как прекрасен ты, милый, и приятен,
И наше зелено ложе,
¹⁷ Крыша дома вашего – кедры,
Его стены – кипарисы.
 

 
¹ – Я – нарцисс равнины,
я – лилия долин!
² – Как лилия между колючек —
моя милая между подруг!
³ – Как яблоня меж лесных деревьев —
мой милый между друзей!
Под сенью его я сидела,
его плод был мне сладок на вкус.
 
 
⁴ Он ввел меня в дом пированья,
надо мной его знамя – любовь! [994]994
  Дословно: «Он ввел меня в дом вина, и значок его надо мной – любовь». Знамен в собственном смысле слова в древности не было – здесь и ниже имеются в виду металлические значки со священными эмблемами, которые носили впереди воинских частей.


[Закрыть]
 
 
⁵ Ягодой меня освежите,
яблоком меня подкрепите,
Ибо я любовью больна.
 
 
⁶ Его левая – под моей головою,
а правой он меня обнимает, —
⁷ Заклинаю вас, девушки Иерусалима,
газелями и оленями степными, —
Не будите, не пробуждайте
любовь, пока не проснется!
 

* * *

 
⁸– Голос милого!
Вот он подходит,
Перебираясь по горам,
перебегая по холмам, —
⁹ Мой милый подобен газели
или юному оленю.
Вот стоит он
за нашей стеной,
Засматривает в окошки,
заглядывает за решетки,
¹⁰ Молвит милый мой мне, говорит мне:
«Встань, моя милая,
моя прекрасная, выйди,
Ибо вот зима миновала,
Ливни кончились, удалились,
Расцветает земля цветами,
Время пения птиц наступило,
Голос горлицы в краю нашем слышен,
Наливает смоковница смоквы,
Виноградная лоза благоухает —
Встань, моя милая,
моя прекрасная, выйди!
Моя горлица в горном ущелье,
под навесом уступов, —
Дай увидеть лицо твое,
дай услышать твой голос,
Ибо голос твой приятен,
лицо твое прекрасно!»
 

* * *

 
¹⁵– Поймайте-ка нам лисенят,
поймайте маленьких лисенят,
Они портят нам виноградник,
а виноград-то наш не расцвел! [995]995
  Подружки ловят мальчиков-дружек?
  Здесь, по-видимому, хор подруг намеренно перебивает сольную песню, поэтому их реплику можно было бы отнести и к предыдущей песни.


[Закрыть]
 

* * *

 
¹⁶– Отдан милый мой мне, а я – ему:
он блуждает меж лилий,
¹⁷ Пока не повеял день,
не двинулись тени,
Поспеши назад,
как газель, мой милый,
Иль как юный олень
на высотах Бе́тер.
 

 
¹ – Ночами на ложе я искала
любимого сердцем.
Я искала его, не находила,
² Встану, обойду-ка я город
по улицам и переулкам,
Поищу любимого сердцем.
Я искала его, не находила,
³ Повстречала тут меня стража,
обходящая город:
«Вы любимого сердцем не видали ль?»
⁴ Едва я их миновала,
как нашла любимого сердцем,
Я схватила его, не отпустила,
Довела его в дом материнский,
в горницу родимой,
⁵ Заклинаю вас, девушки Иерусалима,
газелями и оленями степными, —
Не будите, не пробуждайте
любовь, пока не проснется.
 

* * *

⁶ Кто это выходит из пустыни, [996]996
  По-видимому, отсюда начинаются песни, сопровождающие собственно свадебный обряд.


[Закрыть]

словно дымный столп,

Курящаяся миррой и благовоньем,

привозным воскуреньем? [997]997
  По-видимому, исполнялось хором подружек, когда вводят невесту?
  …привозным воскуреньем… —Имеются в виду размельченные душистые смолы, привозившиеся в Палестину южно-аравийскими купцами и применявшиеся для благовонных курений во время богослужения и т. п.


[Закрыть]

* * *

 
⁷– Вот ложе Соломона,
Шестьдесят мужей вокруг него
из мужей израильтянских,
⁸Все они препоясаны мечами
и обучены битве,
На бедре у каждого меч
против страшилища ночного.
 

* * *

 
⁹  – Паланкин изготовил себе царь из дерев ливанских,
¹⁰ Столбы из серебра изготовил,
Спинку – из золота,
Подстилку – из багряницы,
А внутри его застлали любовью
девушки Иерусалима.
¹¹  Выходите-ка, девушки, на царя Соломона поглядите,
На венец, которым мать его в день свадьбы венчала,
В день радости сердца. [998]998
  По-видимому, исполнялось хором подружек, при выходе жениха?


[Закрыть]
 

 
¹ – Как прекрасна ты, милая,
как ты прекрасна —
твои очи – голубицы
Из-под фаты,
Твои волосы – как козье стадо,
что сбегает с гор гилеадских,
² Твои зубы – как постриженные овцы,
возвращающиеся с купанья,
Родила из них каждая двойню,
и нет среди них бесплодной,
³ Как багряная нить твои губы,
и прекрасен твой рот,
Как разлом граната твои щеки
из-под фаты,
⁴ Как Давидова башня твоя шея,
вознесенная ввысь,
Тысяча щитов навешано вкруг, —
всё щиты бойцов,
⁵ Две груди твои – как два олененка,
как двойня газели, —
Они блуждают меж лилий,
⁶ Пока не повеет день,
не двинутся тени,
Я взойду на мирровый холм,
на гору благовоний, —
⁷ Вся ты, милая, прекрасна,
и нет в тебе изъяна.
 

* * *

 
⁸ – Со мною с Ливана, невеста,
со мною с Ливана приди!
Взгляни с вершины Амана,
с Сенира и Хермона вниз! [999]999
  Амана, или Аман – горы в Северной Сирии; Ливан– горы в Финикии; Сенири Хермон– горный массив в Южной Сирии. Этот отрывок включен в обряд христианского бракосочетания.


[Закрыть]
От львиных убежищ
с леопардовых гор!
 

* * *

 
⁹ – Ты сразила меня, сестра моя, невеста,
сразила одним лишь взором,
Одной цепочкой на шее,
¹⁰ Сколь хороши твои ласки, сестра моя, невеста,
сколь лучше вина,
Аромат твоих умащений
лучше бальзама,
¹¹ Сладкий сот текучий
твои губы, невеста,
Мед и млеко
под твоим языком,
Аромат одеяний,
как ароматы Ливана.
 

* * *

 
¹²– Замкнутый сад – сестра моя, невеста,
Замкнутый сад, запечатанный источник!
¹³ Твои заросли [1000]1000
  …заросли– дословно: «побеги», «ростки», в более поздние периоды развития древнееврейского языка также «орошаемая, покрытая растительностью земля»; здесь употреблено как метафора. Слово «пардес» (в переводе: «роща») заимствовано не ранее VI–V вв. до н. э. из иранского (мидийск. «парадайза» – «парк»; ср. также греч. «парадейсос» – «парк, парадиз»); тем самым, во всяком случае, данная редакция этой песни не может быть датирована более ранним временем.


[Закрыть]– гранатовая роща с сочными плодами,
С хною и нардом!
¹⁴ Нард и шафран,
Аир и корица,
Благовонные растенья,
Мирра и алоэ,
И весь лучший бальзам!
¹⁵ Колодец садов
источник с живой водою,
родники с Ливана!
¹⁶ Восстань, северный ветер,
приди, южный ветер,
Ветер, повей на мой сад,
пусть разольются его благовонья!
– Пусть войдет мой милый в свой сад,
пусть поест его сочных плодов!
^{(V, 1)} – Вошел я в сад мой, сестра моя, невеста,
собрал моей мирры с бальзамом,
Поел сота с медом,
выпил вина с молоком.
Ешьте, друзья, пейте и упивайтесь, родичи! [1001]1001
  V, 1 – вероятно, является ответом жениха на заключительную реплику невесты в песни IV, 12–16 и поэтому в переводе соединена с ней. Под «друзьями» разумеются гости со стороны жениха, под «родичами», собственно, «двоюродными со стороны матери» – гости со стороны невесты.


[Закрыть]
 

* * *

 
² – Я сплю, но сердце не спит…
Голос милого – он стучится:
«Отвори мне, моя милая, моя сестра,
моя нетронутая, моя голубка,
Голова моя полна росою,
мои кудри – каплями ночи!»
³ – Сняла я хитон —
не надевать же его снова!
Омыла я ноги —
не пачкать же их снова!
⁴ Мой милый руку
просунул в щелку —
От него моя утроба взыграла.
⁵ Встала милому отворить я,
а с рук моих капала мирра,
С пальцев – текучая мирра
на скобы засова,
⁶ Отворила я милому —
а милый пропал, сокрылся,
От слов его дух мой замер,
Я искала его, не находила,
кликала – он мне не ответил!
7 Повстречали меня стражи,
обходящие город,
Изранили меня, избили,
Стражи стен городских
сорвали с меня покрывало.
⁸ Заклинаю вас, девушки Иерусалима, —
если встретится вам мой милый, —
Что вы скажете ему? Скажите,
что я любовью больна.
 
 
⁹  – Что́ твой милый среди милых,
прекраснейшая из женщин,
Что́ твой милый среди милых,
что ты так нас заклинаешь?
¹⁰– Милый бел и румян,
отличен из тысяч:
¹¹ Лицо его – чистое золото,
кудри его – пальмовые гроздья,
черные, как ворон,
¹² Очи его, как голуби
на водных потоках,
Купаются в молоке,
сидят у разлива,
¹³ Щеки его, [1002]1002
  Щеки его… – Речь, конечно, идет о бороде, обрамляющей лицо.


[Закрыть]как гряды благовоний,
растящие ароматы,
Губы его – красные лилии, [1003]1003
  Губы его – красные лилии– В подлиннике слова «красные» нет, однако перевести «губы его – лилии», было, очевидно невозможно, так как лилии в нашем представлении, как правило, белые.


[Закрыть]
капающие миррой текучей,
¹⁴ Руки его – золотые жезлы,
унизанные самоцветом,
Живот его – слоновая кость,
обрамленная темно-синим каменьем,
¹⁵ Ноги его – мраморные столбы,
поставленные в золотые опоры,
Облик его – как Ливан,
он прекрасен, как кедры, [1004]1004
  ^{V, 15.}Дословно: «Отборен (отличен, избран), как кедры». Комментаторы предлагают ряд значительных поправок и перестановок в этой песни, но мы, как и в большинстве подобных случаев, не сочли возможным учитывать эти предложения.


[Закрыть]
¹⁶ Нёбо его – сладость,
и весь он – отрада!
Таков мой милый,
таков мой друг,
Девушки Иерусалима!
 

* * *

 
¹  – Куда ушел твой милый,
прекраснейшая из женщин,
Куда уклонился твой милый, —
мы поищем с тобою!
² – Мой милый в свой сад спустился,
ко грядам благовоний,
Побродить среди сада
и нарвать себе лилий, —
³ Отдан милый мой мне,
а я – ему, —
Он блуждает меж лилий.
 

* * *

 
⁴ – Прекрасна ты, милая, как столица, [1005]1005
  …как столица– Дословно: «Как Тирца́». Как мы полагаем, имеется в виду древняя столица северного Израильского царства (см. выше).


[Закрыть]
хороша, как Иерусалим,
И грозна, как полк знамённый! [1006]1006
  …как полк знамённый! – Последнее слово, более нигде, кроме «Песни песней», не встречающееся, по-видимому, означает «отмеченные, снабженные значком воинским, то есть знаменем», то есть – «полки»?


[Закрыть]
⁵ Отведи от меня глаза,
что меня победили,
Твои волосы – как стадо коз,
что сбегает с гор гилеадских,
⁶ Твои зубы – как стадо овец,
возвращающихся с купанья,
Родила из них каждая двойню,
и нет среди них бесплодной,
⁷ Как разлом граната, твои щеки —
Из-под фаты!
 

* * *

 
⁸ – Шестьдесят их, цариц,
и восемьдесят наложниц,
и девушек – без счета, —
⁹ Одна она, моя нетронутая, моя голубка,
Одна она – ясная дочка
у матери родимой, —
Увидали подруги —
те пожелали ей счастья,
Царицы и наложницы —
те восхвалили:
 
 
¹⁰– Кто это восходит, как заря,
прекрасная, как луна,
Ясная, как солнце,
грозная, как полк знамённый?
 

* * *

 
¹¹– Я спустился в ореховый сад [1007]1007
  Песнь VI, 11; VII, 1 – Один из самых трудных отрывков «Песни песней» – текст здесь, несомненно, испорчен. Неясность по поводу этого места ощущалась еще в древности. В греческой и славянской Библии стих VII, 1 отнесен к главе VI (VI, 13), и мы последовали этому.


[Закрыть]
посмотреть на побеги долины,
Посмотреть, зеленеют ли лозы,
зацвели ли гранаты.
¹² Я и не ведал [1008]1008
  Ввиду большой неясности текста в подлиннике мы решили дать условный перевод, близкий к переводу «Вульгаты» («Я не знал: душа моя смутила меня из-за колесниц Амминадаба»); предполагается, что красавица победительница сравнивается с проезжающим мимо колесничным отрядом знаменитого воина, как выше она сравнивается с полком под знаменами.


[Закрыть] —
душа моя меня повергла
под победные колесницы:
Вернись, вернись, шуламянка,
вернись, вернись, дай взглянуть! [1009]1009
  Дословно: «Вернись, вернись, «хаш-шуламмит», вернись, вернись, и мы посмотрим на тебя». Старинные переводы обычно воспринимали слово «хаш-шуламмит» как имя собственное «Суламифь», что, однако, грамматически невозможноиз-за артикля, указывающего на то, что перед нами имя нарицательное, а именно: относительное прилагательное женского рода, обозначающее «жительницу селения Шулем или Шунем (так и переведено в части греческих рукописей). Жительницы Шунема, упоминаемые и в других книгах Библии, по-видимому, славились красотой, и имя их стало нарицательным для красавицы.


[Закрыть]
 
 
^{(VII, 1)} – Что смотреть вам на шуламянку,
будто на хороводную пляску?
 

* * *

 
² – Как прекрасны твои ноги в сандалиях,
знатная дева!
Изгиб твоих бедер, как обруч,
что сделал искусник,
³ Твой пупок – это круглая чашка,
полная шербета,
Твои живот – это ворох пшеницы
с каёмкою красных лилий,
⁴ Твои груди, как два олененка,
двойня газели,
Шея – башня слоновой кости,
⁵ Твои очи – пруды в Хешбоне [1010]1010
  Хешбон– город в Заиорданье.


[Закрыть]
у ворот Бат-рабби́м,
Твой нос, как горная башня
на дозоре против Арама, [1011]1011
  Дословно: «Нос твой как башня (гор) Ливана, дозирающая перед Дамаском»


[Закрыть]
⁶ Твоя голова – как гора Кармел, [1012]1012
  Гора Кармел– хребет в Северной Палестине, выходящий горным мысом к Средиземному морю и покрытый в древности густым лесом.


[Закрыть]
и пряди волос – как пурпур,
Царь полонен в подземельях.
 

* [1013]1013
  Песнь VII, 7-10. Эта песнь трудна для перевода, и многое в ней сейчас на самом деле неясно.


[Закрыть]

 
⁷ – Как ты прекрасна, как приятна,
любовь, дочь наслаждений!
⁸ Этот стан твой похож на пальму,
и груди – на гроздья,
⁹ Я сказал: заберусь на пальму,
возьмусь за фиников кисти, —
Да будут груди твои, как гроздья лозы,
как яблоки – твое дыханье,
¹⁰ И нёбо твое – как доброе вино!
– К милому поистине оно течет,
У засыпающих тает на губах.
 

* * *

 
¹¹– Досталась я милому,
и меня он желает, —
¹² Пойдем, мои милый, выйдем в поля,
в шалашах заночуем,
¹³ Выйдем утром в виноградники:
зеленеют ли лозы,
Раскрываются ль бутоны,
зацветают ли гранаты?
Там отдам я
мои ласки тебе,
¹⁴ Мандрагоры благоухают,
у ворот наших много плодов:
Нынешних и давешних
припасла я тебе, мой милый.
 

* * *

 
¹ – Кто бы сделал тебя моим братом,
вскормленным матерью моею, —
Я встречала бы тебя за порогом,
невозбранно бы тебя целовала,
² Привела бы тебя я с собою
в дом матери моей родимой,
Напоила бы душистым вином
и соком моего граната!
 

* * *

 
³ – Его левая – под моей головою,
а правой он меня обнимает, —
Заклинаю я вас, о девушки Иерусалима:
Что вы будите, что пробуждаете
любовь, пока не проснется?
 

* [1014]1014
  VIII, 5. Смысл этих стихов неясен, может быть, текст неисправен.


[Закрыть]

 
⁵  – Кто это идет из пустыни,
на милого опираясь?
– Под яблоней я тебя пробудила —
там родила тебя мать,
Там родила родная.
 

* [1015]1015
  Песнь VIII, 6–7. Текст песни чрезвычайно труден и, возможно, испорчен.


[Закрыть]

 
⁶ – Положи меня печатью на сердце,
Печатью на руку!
Ибо любовь, как смерть, сильна,
Ревность, как ад, тяжка,
Жаром жжет, —
Божье пламя она —
⁷ И не могут многие воды любовь погасить,
Не затопить ее рекам, —
Кто ценою своего достояния станет любовь
покупать,
Тому заплатят презреньем.
 

* * *

 
⁸  – Есть у нас сестрица,
у нее еще нету гру́дей,
Что для сестрицы нам сделать,
когда к ней свататься будут?
⁹  Была бы она стеной —
мы бы ее укрепили
серебряными зубцами,
Была бы она дверью —
мы бы ее заградили
кедровой доскою.
– А я – стена,
мои груди, как башни,
¹⁰ Потому он во мне
находит оплот.
 

* * *

 
¹¹– Был сад у Соломона
в Баал-Хамо́не,
Вверил он сад сторожам.
Каждый вносил за плоды
тысячу серебром.
¹² У меня же мой сад с собой:
тысячу с тебя, Соломон,
И две сотни – со стерегущих плоды. [1016]1016
  Подруги или сама невеста собирают с гостей деньги на счастье?


[Закрыть]
 

* * *

 
¹³– Живущая в садах! [1017]1017
  VIII, 13. Многими комментаторами текст считается испорченным.


[Закрыть]
Друзья прислушались!
Дай услышать твой голос!
– Сокройся, мой милый!
Будь подобен газели
Или юному оленю
на горах благовоний!
 

Книга Экклесиаст [1018]1018
  «Книга Экклесиаст» – одна из самых поздних, если не самая поздняя книга, вошедшая в канон Библии. Даже помимо того, что в ней встречаются слова, относящиеся к административной практике, введенной впервые персидской династией Ахеменидов (VI–IV вв. до н. э.), само употребление слов в иных значениях, чем в других частях Библии, или вовсе в них не известных, обилие арамейских оборотов, связанных с тем, что арамейский успел стать вторым разговорным языком в Палестине, делают «Книгу Экклесиаст» более близкой по языку к первым комментариям к Библии («Мишна», II в. н. э.), чем к древнееврейскому эпохи двух независимых царств (X–VI вв. до н. э.). По всей видимости, книга была написана в первой половине III в. до н. э., когда Палестина входила в состав Птолемеевского Египта, хотя Иерусалим имел свое полудуховное, полусветское самоуправление. «Книга Экклесиаст» вошла в древнейший греческий перевод Ветхого завета – «Септуагинту» (II в. до н. э.), и, как мы теперь знаем по находкам рукописей Мертвого моря, читалась и переписывалась и в Палестине наравне с другими каноническими книгами уже во II–I вв. до н. э.; она была, несомненно, известна уже и Иисусу, сыну Сирахову, чья «Премудрость» довольно надежно датируется между 190 и 180 гг. до н. э.
  К моменту составления канона Ветхого завета (конец I в. н. э.) никто не сомневался в том, что автором этой книги, называемым в ней «Проповедующим в собрании, сыном Давидовым, царем в Иерусалиме», был некто иной, как древний царь Соломон, которому давняя легенда приписывала исключительную мудрость; весьма вероятно, что авторство Соломона признавалось за «Книгой Экклесиаст» уже гораздо раньше. Однако исторический Соломон жил в первой половине X в. до н. э., и возможность его авторства в действительности совершенно исключена. Да и сам автор не отождествляет себя с Соломоном. Правда, он называет себя (или редактор называет его) «сыном Давида», но это может значить и только то, что он причислял себя к потомкам царя Давида, – а претендентов на родство с домом Давида всегда было много. Современники автора не могли, конечно, обмануться и тем, что он называл себя «царем в Иерусалиме» (кстати говоря, исторический Соломон такого титула не носил): им было прекрасно известно, что в Палестине с VI в. до н. э. не было царей (они опять появились ненадолго только в конце II–I вв. до н. э.), поэтому это выражение надо было понимать в переносном смысле, как указание на то, что автор занимал весьма выдающееся общественное положение в родном городе. Какое? Он называет свою должность «кохе́лет» (в женском роде, как нередко случается с названиями должностей, ср. русское «судья», арабское «халифа» – халиф и т. п.), что означает «собирающий собрание или совет», или, может быть, «говорящий», или «председательствующий в собрании». Это звание не известно нам из других памятников, но оно соответствует тому, что мы знаем о теократически-республиканском устройстве иерусалимской общины этого времени. Греческое слово «экклесиастэс» является точным переводом этого термина. Мы условно перевели «Проповедующий в собрании», или просто «Проповедующий».
  Такая полуанонимность автора имела многообразное значение. Во-первых, в условиях, когда древность любого сочинения казалась всем гарантией его мудрости и истинности его учения, такая анонимность позволяла, не выдавая себя прямо за древнего мудреца, позволить читателю самому строить догадки о том, сколь древен был сочинитель. Мы уже знаем, что отождествление автора с Соломоном, – что обеспечило «Книге Экклесиаст» особую авторитетность, – произошло уже через немного поколений после ее написания, может быть, почти сразу. Во-вторых, в условиях иноземного владычества анонимному автору было легче высказывать горькие истины о царской власти и ее окружении – из чего, между прочим, ясно видно, что, при всей своей знатности и богатстве, автор «Экклесиаста» отнюдь не был царем. Наконец, эта анонимность вполне соответствовала традиционным восточным представлениям о мудрецах и их премудрости: помимо морального или житейского поучения, премудрость должна была содержать и элемент головоломки. Отсюда – помимо странного самообозначения автора – и многие метафорические, двусмысленные и просто темные его высказывания. Игру слов, намеренно вводимую им, в переводе чаще всего не удалось передать в достаточной мере, но переводчик к этому и не очень стремился, стараясь, напротив, каждый раз донести до современного читателя основную мысль древнего мудреца, а не сбивать читателя с толку. Однако возможное другое понимание подобного темного места, как правило, указывается в примечании.
  Несмотря на то, что уже во II в. до н. э. «Книга Экклесиаст» читалась и изучилась наряду с другими библейскими книгами, а к концу I в. н. э. вошла в окончательный библейский канон, все же и после этого в иудейской среде раздавались голоса сомнения в боговдохновенности этой книги. Причиной этому был не ее скептицизм по отношению к вере в загробную жизнь и воздаяние, так поражавший позднейших читателей, возросших в христианской традиции, – вера в загробную жизнь в первоначальной иудейской религии не играла роли, – и не сомнения в ее авторстве, – их не было, – а ее мнимая противоречивость, – впечатление, складывавшееся из-за темноты и двусмысленности многих выражений. На этом основании некоторые богословы считали, что «Книга Экклесиаст» выражает мнение только самого Соломона, а не бога. В действительности она не отрицает бытия бога – притом единого бога, – но это бог грозный, страшный, безразличный к человеческим страданиям и действующий по непонятным человеку, собственным, далеким от мира людей побуждениям. Его надо бояться, на его милость можно надеяться, но нельзя рассчитывать на его награду за какие бы то ни было дела или помыслы: если человеку следует быть мудрым и благочестивым, то не потому, что это повлечет награду от бога, а потому лишь, что разумное обращение с силами общества и природы – и в том числе и с главной силой – божеством, – скорее предохранит от бедствий, нем неразумное; однако удача, благополучие, счастье – это произвольный дар божества, которое может его и не даровать, несмотря на мудрость и благочестие человека. Поэтому надо, пока возможно, радоваться жизни и своему повседневному делу, предоставив божеству, как року, решать остальное.
  «Книга Экклесиаст» вобрала большую традицию древневосточного мудрствования: на это указывают почти дословные совпадения с «Эпосом о Гильгамеше» и рядом египетских поучений; вероятно, это – не результат прямого знакомства с вавилонскими и египетскими поучениями, а результат их восприятия общей для всего Ближнего Востока традицией. Неразвитость философской и вообще абстрактной терминологии в литературе древневосточных мудрецов (например, неразличение понятий «хороший», «добрый», «приятный», «счастливый» и многих других) делает перевод «Экклесиаста» на современные языки делом весьма трудным и никогда не свободным от субъективности.
  Как и другие произведения ораторского искусства Древнего Востока, «Книга Экклесиаст» написана для ритмизованного произнесения; текст делится на стихи (Они не совпадают с делением на библейские «стихи», обозначенные нумерацией и восходящие к гораздо более поздней рукописной традиция (ср. у нас нумерацию на полях)) – или из двух-трех стоп с двумя-тремя логическими ударениями, или из четырех стоп с цезурой после второй стопы, либо из пяти или шести стоп (с двумя цезурами или с одной). Короткие стихи обычно стоят в паузе.


[Закрыть]

Перевод И. Дьяконова

 
¹ Слова Проповедующего в собрании, сына Давидова, царя в Иерусалиме:
² Суета сует, – сказал Проповедующий, – суета сует: всё суета. [1019]1019
  Переводчик не счел возможным изменить эту знаменитую фразу, вошедшую в пословицу, однако в остальных случаях он переводил слово «хэ́бэл» не «суета», а «тщета», «тщетный», так как «суета» и «суетный» в современном русском языке слишком ассоциируется с понятиями «суетиться» и «суетный» в смысле «тщеславный».


[Закрыть]
³ Что пользы человеку от всех его трудов, над чем он трудится под солнцем?
⁴ Род уходит, и род приходит, а Земля остается навек.
⁵ Восходит солнце, и заходит солнце, и на место свое поспешает,
Чтобы там опять взойти;
⁶ Бежит на юг и кружит на север, кружит, кружит на бегу своем ветер,
И на круги свои возвращается ветер;
⁷ Бегут все реки в море, – а море не переполнится,
К месту, куда реки бегут, —
Туда они продолжают бежать;
⁸ Всё – одна маята, и никто рассказать не умеет, —
Глядят, не пресытятся очи, слушают, не переполнятся уши.
⁹ Что́ было, то́ и будет, и что́ творилось, то́ творится,
И нет ничего нового под солнцем.
¹⁰ Бывает, скажут о чем-то: смотри, это новость!
А уже было оно в веках, что прошли до нас.
¹¹ Не помнят о прежнем – так и о том, что будет, —
О нем не вспомнят те, кто будут позднее.
¹² Я, Проповедующий, царил над Израилем в Иерусалиме,
¹³ И предал я сердце тому, чтобы мудростью изучить и изведать
Все, что делается под небесами:
Тяжкую задачу дал бог решать сынам человека!
¹⁴ Видел я все дела, что делаются под солнцем,
И вот – всё это тщета и ловля ветра: [1020]1020
  I, 14а. Эта фраза стала крылатой в другом переводе: «И вот – все это суета и томление духа». Надо учесть многозначность слова «ру́ах» – «ветер», «дух», «побуждение», «душа» и др. Значение характерного для «Книги Экклесиаст» слова «рэ'у́т» неясно: оно может происходить либо от «ра'а́» – «стремиться к чему-либо, стараться о чем-либо» (может быть, арамеизм: в арамейском этот глагол соответствует древнееврейск. «раца́», «желать, хотеть; интересоваться чем-либо, удовлетворяться»), либо от глагола «ра'а́» – «пасти; погонять». Читатель может при желании здесь и далее при употреблении этого оборота подставить и такой перевод. Однако в тексте библейской «Книги Осии» так сказано о Северном Израильском царстве, пытавшемся политически опереться на расположенную севернее его великую державу – Ассирию: оно «ра'а́ ру́ах цафо́н» – «гонится за северным ветром». Отсюда следует, что при глаголе «ра'а» и его производных «ру́ах» означает не «дух», а «ветер», а «рэ'у́т ру́ах» означает: «стремление гнаться за ветром, погоня за ветром». Из переводчиков нового времени так это место переводил Мартин Лютер, а вслед за ним некоторые новейшие немецкие исследователи.


[Закрыть]
¹⁵ Кривое нельзя расправить, и чего нет, нельзя исчислить!
¹⁶ Сам себе промолвил я так:
Вот я мудрость свою умножил более всех,
Кто был до меня над Иерусалимом,
И много видело сердце мое и мудрости и знанья.
¹⁷ Так предам же я сердце тому, чтобы мудрость познать,
Но познать и безумье и глупость, —
Я узнал, что и это – пустое томленье,
¹⁸ Ибо от многой мудрости много скорби,
И умножающий знанье умножает печаль.
 

 
¹ Я сказал себе: давай испытаю тебя весельем, —
Познакомься с благом!
Но вот – это тоже тщета:
² О смехе промолвил я: он безумен,
И о веселии: что́ оно творит?
³ Попытался я увлечь свою плоть вином,
И хотя сердце оставалось мудрым,
Придержаться и глупости, пока не увижу,
Как лучше поступать сынам человека под небесами
За считанные дни их жизни?
⁴ Я великие делал дела,
Я виноградники насаждал, я дома себе строил,
⁵ Я устроил себе цветники и сады, насадил в них дерев плодовых,
⁶ Я устроил себе пруды – орошать из них рощи, растящие деревья,
⁷ Приобрел я рабов и наложниц, и были у меня домочадцы, [1021]1021
  Дословно: «Сыновья дома». Это может означать как родичей, работавших на главу семьи, так и рабов, «рожденных в доме», особо ценившихся рабовладельцами.


[Закрыть]
А коров и овец приобрел я больше, чем все до меня в Иерусалиме;
⁸ Серебра и золота я тоже собрал и сокровищ от царей и сатрапий,
Завел я певцов, и певиц, и наслажденье людей – плясунов и плясуний. [1022]1022
  II, 8б. Перевод условный: последние слова этого стиха в дошедшем до нас древнееврейском тексте непонятны.


[Закрыть]
⁹ И стал велик я более всех, кто был до меня в Иерусалиме
(А мудрость осталась со мною),
¹⁰ Ни в чем, что очи мои просили, я не отказывал им,
Ни от какой я радости не удерживал сердце:
Ибо ликовало мое сердце из-за моих трудов, —
Ведь была мне вся эта доля из-за моих трудов!
¹¹ Но оглянулся я на дела, что сделали мои руки,
И на труды, над чем я трудился, —
И вот, всё – тщета и ловля ветра,
И нет в том пользы под солнцем!
¹² И я оглянулся – посмотреть на мудрость, на безумье и глупость, —
Ибо что может тот, кто следует царю? То, что делали раньше!
¹³ И увидел я, что полезнее мудрость, чем глупость,
Как полезнее свет, чем тьма:
¹⁴ У мудрого есть глаза, а глупый бродит во тьме, —
Но и то я узнал, что единая участь постигнет их всех.
¹⁵ И подумал я про себя:
Раз участь глупца и меня постигнет,
То зачем же я был столь премудрым?
И сказал я себе, что это тоже – тщета,
¹⁶ Ибо вместе с глупцом и о мудром вовек не вспомнят,
Потому что в грядущие дни все будет давно забыто, —
Как же это мудрый должен равно с глупцом умирать?
¹⁷ И возвенавидел я жизнь,
Ибо злом показалось мне дело, что делается под солнцем,
Ибо всё – тщета и ловля ветра.
¹⁸ И возненавидел я сам весь труд, над чем я трудился под солнцем,
Потому что оставлю его человеку, что будет после,
¹⁹ И кто знает, мудрый ли он будет или глупый, —
А будет владеть моими трудами,
Над чем я трудился, явив себя мудрым под солнцем:
Это тоже – тщета,
²⁰ И обратил я к отчаянью сердце
Из-за всего труда, над чем я трудился под солнцем, —
²¹ Ибо был человек, чей труд был мудрым, умелым, успешным, —
А отдаст свою долю тому, кто над ней не трудился, —
Это – тоже тщета и большое зло.
²² Что же остается человеку
За его труды и томление сердца,
Над чем он трудится под солнцем?
²³ Ибо все его дни – печали, и заботы его – это скорби,
Даже ночью нет сердцу покоя,
Даже это – тоже тщета.
²⁴ Нет человеку блага, кроме как есть и пить —
Чтобы было ему хорошо от его труда;
И, однако, я увидел, что и это дано от бога,
²⁵ Ибо кто, и поевши, узнает вкус без него?
²⁶ Ибо тому, кто благ для него, дает он мудрость, и знанье, и радость,
А тому, кто согрешает, дает он заботу: копить и вбирать,
Чтобы отдать тому, кто благ для бога, —
Это тоже тщета и ловля ветра.
 

 
¹ Всему свой час, и время всякому делу под небесами:
² Время родиться и время умирать,
Время насаждать и время вырывать насажденья,
³ Время убивать и время исцелять,
Время разрушать и время строить,
⁴ Время плакать и время смеяться,
Время рыданью и время пляске,
⁵ Время разбрасывать камни и время складывать камни,
Время обнимать и время избегать объятий,
⁶ Время отыскивать и время дать потеряться,
Время хранить и время тратить,
⁷ Время рвать и время сшивать,
Время молчать и время говорить,
⁸ Время любить и время ненавидеть,
Время войне и время миру.
⁹ Что пользы творящему в том, над чем он трудится?
¹⁰ Я понял задачу, которую дал бог решать сынам человека:
¹¹ Всё он сделал прекрасным в свой срок,
Даже вечность вложил им в сердце, —
Но чтоб дела, творимые богом,
От начала и до конца не мог постичь человек.
¹² Я узнал, что блага нет человеку,
Кроме как есть, и пить, и делать благое в жизни,
¹³ Но даже если кто ест, и пьет, и видит благо в труде,
То это – божий дар.
¹⁴ Я узнал: все, что бог творит, – это будет вовек:
Нельзя ничего прибавить, и нельзя ничего отнять,
А сотворил так бог, чтобы его боялись.
¹⁵ Что было – уже есть, и чему быть – уже было,
А исчезнувшее бог отыщет.
¹⁶ И то еще я увидел под солнцем:
Место суда – а там нечестье,
Место праведного – а там нечестивый.
¹⁷ Подумал я про себя:
Праведного с нечестивым бог рассудит,
Ибо там есть время для каждой вещи и каждого дела.
¹⁸ Подумал я про себя:
Это бог – ради человеков, чтобы их просветить,
Дабы поняли сами, что они – это скот, и только!
¹⁹ Ибо участь сынам человека и участь скоту —
Одна и та же им участь:
Как тому умирать, так умирать и этим,
И одно дыханье у всех, и не лучше скота человек;
Ибо всё – тщета.
²⁰ Всё туда же уходит,
Всё – из праха, и всё возвратится в прах;
²¹ Кто знает, что дух человека возносится ввысь,
А дух скота – тот вниз уходит, в землю?
²² Я увидел: нет большего блага, чем радоваться своим делам,
Ибо в этом и доля человека, —
Ибо кто его приведет – посмотреть, что́ будет после?
 

 
¹ И еще я увидел все угнетение, творимое под солнцем:
Вот слезы угнетенных, – а утешителя нет им,
И в руке угнетателя – сила, а утешителя нет им!
² И прославил я мертвых, – что умерли давно, —
Более, чем живых, – что живут поныне;
³ Но больше, чем тем и другим, благо тому, кто совсем не жил,
Кто не видел злого дела, что делается под солнцем.
⁴ Поглядел я на весь труд, – а весь успех работы —
Зависть человека к другому человеку;
Это – тоже тщета и ловля ветра:
⁵ Глупец сложит руки, а завистью себя пожирает!
⁶ Лучше покоя на одну ладонь,
Чем полные горсти тщеты и ловли ветра.
 
 
⁷ И еще я увидел тщету под солнцем:
⁸ Есть одинокий, и с ним никого: ни сына, ни брата,
И нет конца всем его трудам,
И не сыты его очи богатством:
«И для кого я тружусь и себя лишаю блага?»
⁹ Вдвоем быть лучше, чем одному,
Ибо есть им плата добрая за труды их:
¹⁰ Ибо если упадут – друг друга поднимут;
Но горе, если один упадет, а чтоб поднять его – нет другого,
¹¹ Да и если двое лежат – тепло им; одному же как согреться?
¹² И если кто одного одолеет,
То двое вместе против него устоят;
И втрое скрученная нить не скоро порвется.
 
 
¹³ Лучше бедный мальчик, но умный, чем царь престарелый, но глупый,
Что уже не умеет понять предостереженья —
¹⁴ Ибо этот из темницы выйдет царить,
Ибо тот рожден даже в царственном сане нищим;
¹⁵ Видел я, как все живое, все, что движется под солнцем, —
Вместе с мальчиком, с тем другим, кто займет его место:
¹⁶ Нет конца народу, всем, кто был поначалу!
Но не порадуются ему те, кто будут позже, —
Ибо это тоже тщета и пустое томленье.