Текст книги "Аденауэр. Отец новой Германии"

Автор книги: Чарлз Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 41 страниц)

То, что он создал – несколько страниц, исписанных его характерным, с аккуратным наклоном почерком, – вообще говоря, не блистало оригинальностью. Очевидно было заимствование из «Квадрагезимо анно» – папской энциклики, которую он в свое время проштудировал в монастыре Мария Лаах. Тот же самый тезис о том, что государство не должно покушаться на «достоинство и неотчуждаемые ирава личности», тот же самый упор на «принципы христианской этики и культуры... которые должны пронизывать всю ткань государственной жизни». И, разумеется, то же самое осуждение социализма и коммунизма, как у Пия XI.

Были, впрочем, и некоторые отличия. Тезис о частной собственности как истинно христианской ценности, столь сильно акцентированный Пием XI, в аденауэровской программе явно приглушен; здесь он скорее обнаруживает параллели с «Рерум новарум» Льва XIII с ее призывами к освобождению и свободному развитию «трудящихся классов». Аденауэр и другие отцы-основатели ХДС апеллировали к максимально широкому спектру социально-политических сил и группировок – не только к католикам, но и к протестантам, не только к предпринимателям, но и к средним слоям и членам профсоюзов, к местным, локальным инициативным группам (последнее, помимо прочего, находило понимание и поддержку со стороны оккупационных властей, которые придерживались концепции построения демократии «снизу вверх»). ХДС строился не на конфессиональной основе, и, более того, его лидеры решительно отмежевались от старой партии Центра, воссозданной, но так и не сумевшей избавиться от клейма пособничества Гитлеру из-за вотума ее фракции в пользу принятия закона о чрезвычайных полномочиях в 1933 году. Учитывая, что партия эта не приобрела ни массовой базы, ни четкой организационной структуры, оставшись аморфным верхушечным образованием, идти на контакт, а тем более на союз с ней было нецелесообразно.

Мощную поддержку Аденауэр нашел в лице кардинала Фрингса – главного духовного лица в католической общине Рейнланда. Последний, кстати, также не испытывал никакой симпатии к партии Центра и вполне разделял идею о приоритете личной духовной свободы над государственной властью.

Аденауэровская программа была своего рода героическим вызовом духу времени. В послевоенной Европе господствовало мнение, что капитализм безнадежно обанкротился, что будущее – за какой-то формой общественного коллективизма, а никак не за системой, акцентирующей ценности индивида: инициативу, предприимчивость и т.д. Это же мнение определяло и подход к решению германской проблемы; из всех оккупирующих держав только американцы придерживались иной позиции. И среди самих немцев, включая верующих католиков, растущей популярностью стала пользоваться идея о том, что интересы общества должны превалировать над интересами личности. Показателем этой тенденции стало возникновение и развитие доктрины «христианского социализма».

Главным ее разработчиком был Лауренций Зимер – настоятель доминиканского монастыря Вальбергер, в свое время участник кружка Герделера, после провала заговора 20 июля ушедший в глубокое подполье и сумевший благополучно дождаться прихода английских войск. Сам он был крайне высокого мнения о своей репутации как теолога, без ложной скромности ставя себя на одну доску с Фомой Аквинским. Даже если это и было так, весьма сомнительно, чтобы в идеях средневекового философа можно было найти адекватный ответ на проблемы XX века, но тем не менее в конкретной обстановке 1945 года Зиммер на какое-то время (правда, недолгое) стал чем-то вроде властителя дум для многих его соотечественников. Даже его противники почтительно именовали его «белым кардиналом», имея в виду, что он противостоял официальным церковным иерархам и в то же время не уступал им по престижу и влиянию.

Впрочем, причины взлета Зимера коренились не столько в его теологических изысках, сколько в более земных сферах. Его взгляды позволяли перебросить мостик между христианскими демократами и социалистами и, более того, открывали перспективы на менее враждебные (если не более дружественные) отношения с Востоком, с советской оккупационной зоной. Это делало их особенно иривлекаГельными для восточногерманского ХДС, лидером которого был, как уже упоминалось, Андреас Гермес, один из самых выдающихся политиков того времени; его заместители, Якоб Кайзер и Зимер, были, кстати, старыми знакомыми; оба они, напомним, присутствовали на тайном собрании в Кёльне осенью 1942 года, когда была предпринята неудачная попытка привлечь Аденауэра в круг антигитлеровских заговорщиков. Собственно, зачитанная на бад-годесбергском форуме в декабре 1945 года речь Гермеса по своему духу и содержанию как раз и отражала идеологию «христианского социализма».

Спору о доктринах сопутствовал и спор об организационных принципах построения партии: должен ли новообразованный ХДС управляться централизованно, из Берлина, или в каждой зоне должны иметься собственные, независимые друг от друга структуры, объединяемые между собой федеративными связями? Гермес и Кайзер были за первый вариант, Аденауэр – за второй. Речь, разумеется, шла не просто о тонкостях организации, вопрос был глубже: кто будет руководить партией, кому будет принадлежать реальная власть?

В борьбе за власть и влияние в партии вопрос о том, за кем пойдет британская зона, имел существенное, даже, пожалуй, решающее значение. Именно в этой зоне было расположено индустриальное сердце Германии – Рур, и через его территорию шли главные торговые пути, замыкавшиеся на североморские порты, которые также все, за исключением американского анклава в Бремене, относились к британской зоне оккупации. Поскольку в крупнейшей земле американской зоны – Баварии – партийная структура развивалась по собственному пути, отличному от того, что стал складываться в других частях Германии, не было преувеличением сказать, что тот, кто оказался бы во главе ХДС английской зоны, неизбежно стал бы лидером этой партии в масштабах всей Западной Германии. Аденауэр все это прекрасно понимал и со всей вновь обретенной энергией принялся за решение двойной задачи: во-первых, предотвратить перенос партийного руководства в Берлин, а во-вторых, подчинить его своей воле, встать самому на высшую ступень партийной иерархии.

Для решения этих задач требовалось немалое искусство политического бойца. В качестве бургомистра Кёльна Аденауэру редко приходилось вести публичные баталии со своими оппонентами; он был мастером подковерной борьбы, в его власти было увольнять и нанимать сотрудников, не вступая в полемику насчет обоснованности или необоснованности своих решений. Теперь все было по-иному. Все, что он делал или собирался сделать, он должен был достаточно убедительно объяснить общественности и, более того, – согласовать с оккупационными властями. Учитывая его возраст, поистине поразительно, как быстро и эффективно наш герой сумел адаптироваться к этим новым условиям.

Прежде всего было, разумеется, необходимо точно определить круг соперников и возможные угрозы с их стороны. Гермес и Кайзер? Оба они – уроженцы Рейнланда, и это автоматически повышает их рейтинг в ХДС британской зоны, однако сейчас оба – в Берлине, действуют в рамках ХДС восточной зоны и серьезную конкуренцию Аденауэру могут представить, только если перейдут на Запад. Пока это исключено. Впрочем, позиции Гермеса ослаблены тем, что советские власти сместили его с поста председателя ХДС из-за того, что он воспротивился проведению аграрной реформы. Остается Кайзер, но у него на Западе отсутствует организационная база, хотя если речь пойдет об объединении зональных организаций ХДС в общегерманском масштабе, то его шансы резко вырастут, а шансы Аденауэра уменьшатся. Лео Шверинг? Он один из основателей кёльнской организации христианских демократов, потенциально опасен. Остаются еще два претендента на лидерство: Фридрих Хольцапфель, бургомистр Херфорда, этот коротышка с плохим характером, и Ганс Шланге-Шенинген, высокий, представительный мужчина, «тип английского аристократа», – его будет поддерживать организация Шлезвиг-Гольштейна. Конкурентов, таким образом, немало.

Сложнее с потенциальными союзниками. Да и откуда им было появиться? В конце концов двенадцать лет Аденауэр прожил, по сути дела, в уединении, за это время сменилось целое поколение. Единственно, на кого он мог положиться, – это на старого своего друга Роберта Пферд-менгеса. С его помощью удалось собрать группу политиков, которые конституировались в качестве исполнительного комитета ХДС Рейнской области и выразили готовность поддержать кандидатуру Аденауэра на пост председателя общезональной организации партии.

Тот, в свою очередь, сделал хитрый ход: он пригласил всех членов исполкому к себе на празднование своего семидесятилетия. Юбиляр естественным образом оказался персоной номер один на этом мероприятии и превратил его в четко разыгранный политический спектакль. Среди присутствовавших самыми значительными фигурами были два бывших деятеля профсоюзного движения, Карл Арнольд и Иоганнес Альберс, которые представляли как раз «социал-христианское» крыло в партии. Они попытались было развернуть дискуссию о политической платформе движения, но обстановка юбилейного торжества тому, видимо, мало способствовала, и обсуждение этого вопроса было решено, как и в ходе бад-годесбергского форума, отложить на будущее. Главное на этом этапе для Аденауэра было достигнуто: он обеспечил себе поддержку левого крыла в ХДС в борьбе за лидерство, не сделав при этом никаких уступок по вопросу о политической программе.

Через три дня, 8 января, – еще один форум, на котором Аденауэр при поддержке Арнольда, Альберса и, конечно, Пфердменгеса блестяще все срежиссировал. На этот раз речь шла об официальном заседании исполкома, на котором должны были быть избраны представители от рейнландской организации ХДС в так называемый Зональный консультативный совет – орган, который британские власти решили создать с намерением превратить его в дальнейшем в некий зародыш зонального правительства (что, правда, не совсем удалось). Как всегда в таких случаях, было много споров и даже острых стычек по поводу списка кандидатов, однако в конечном счете там остались только Аденауэр, Пфердмен-гес, Арнольд и еще трое из числа гостей недавнего юбиляра. Шверинг оказался в числе «заместителей», то есть фактически мог рассчитывать только на то, чтобы подменять того или иного члена фракции в его отсутствие. Его звезда явно закатывалась. На том же заседании были избраны делегаты на общезональный съезд ХДС, который предполагалось провести в Херфорде 19—20 января. Было ясно, что делегация Рейнланда будет выдвигать Аденауэра на пост председателя ХДС всей британской Зоны.

Херфордский съезд стал еще одним триумфом Аденауэра, его умения быстро ориентироваться в новой обстановке и использовать неожиданно представляющиеся возможности. Мало кто из делегатов, съехавшихся из разных земель зоны: Шлезвиг-Гольштейна, Нижней Саксонии, Вестфалии, Рейнланда, – знал друг друга раньше. Это была аморфная масса, лишенная ориентиров и лидера. Наш герой тут же постарался заполнить этот вакуум – разумеется, своей собственной персоной. Когда делегаты, все как один мужчины и все в почти одинаковых строгих темных костюмах, утром перед первым заседанием начали заполнять зал заседания и рассаживаться но местам, никто не решился занять большое кресло, стоявшее во главе стола. Никто, кроме Аденауэра. Он, как, видимо, и большинство собравшихся, догадывался, что оно зарезервировано для того, кто их, собственно, пригласил, – бургомистра Херфорда Хольцапфеля, который, как предполагалось, и должен был открыть форум. Однако Аденауэра это не остановило. Бодрой походкой он прошел вдоль стола и спокойно уселся в председательское кресло. Выждав немного, встал, попросил прекратить разговоры и объявил: «Я родился 5 января 1876 года, так что среди вас, наверное, самый старый. Если никто не возражает, то по праву старшинства я принимаю на себя обязанности председателя».

Сказано это было легким, шутливым тоном, и многие действительно засмеялись. Смех был, правда, у некоторых довольно нервный – их явно поставили перед свершившимся фактом: Аденауэр фактически сам назначил себя их лидером, причем это было сделано так, что вроде и не подкопаешься. Обретенную позицию самоназначенец использовал на все сто. Прежде всего он разделался со своим главным соперником – Андреасом Гермесом. Аргументация была очень простая: Гермес представляет восточную зону, а значит, не имеет права участвовать в выборных органах британской зоны, в лучшем случае он может рассматриваться как гость съезда. Возмущенный Гермес покинул зал, к вящему удовлетворению председателя. Делегация Шлезвиг-Гольштейна, как оказалось, еще не определилась с утверждением мандатов избранных делегатов и сама предпочла для своих членов статус наблюдателей. Это лишило Шланге-Шенин-гена права бороться за пост председателя – на второй день работы он также покинул съезд. Хольцапфель согласился пойти к Аденауэру в заместители. Выборы в этих условиях стали чистой 'формальностью. Единственная уступка, которую сделал Аденауэр, заключалась в том, что он не возражал, что к его титулу «председатель исполнительного комитета ХДС британской зоны» было добавлено прилагательное «временный».

Некоторые из тех, кто не был в восторге от избрания Аденауэра, придавали этой лексической тонкости принципиальное значение. Так, секретарь вестфальской организации ХДС Йозеф Каннегиссер считал, что таким образом была предотвращена «опасность фальстарта в сторону правой идеологии», но это мнение свидетельствовало только о его политической неискушенности: однажды получив власть, Аденауэр не собирался с ней расставаться и отнюдь не собирался также ревизовать свою «рендорфскую программу». -

Оставался еще вопрос о руководстве рейнландской организации ХДС, где пост председателя формально все еще занимал Лео Шверинг. Новый союзник Аденауэра, Карл Арнольд, постарался оттянуть его решение до окончания херфордского съезда. Затем в дело вступил сам Аденауэр: пообещав место одного из двух заместителей председателя лидеру протестантского крыла Отто Шмидту, он добился поддержки своей кандидатуры на пост председателя со стороны влиятельной протестантской общины. Когда 5 февраля на форуме, собравшемся в пригороде Крефельда, состоялись выборы нового руководства ХДС Рейнланда, их результаты можно было предвидеть: председателем был избран, естественно, Аденауэр, заместителями – Шмидт и Хольцапфель. Шверинг демонстративно сложил с себя все партийные полномочия. На следующее утро в письме к Альберсу он горько заметил: «Вчера был черный день для трудящихся христиан, день победы реакции по всей линии».

Так Аденауэру удалось расчистить для себя поле деятельности, избавившись постепенно от всех политических соперников. К марту 1946 года из серьезных конкурентов оставался только Якоб Кайзер. Его фигура воплощала собой две установки, обе из которых не были лишены привлекательности для многих и в западных зонах: во-первых, центральные органы ХДС должны находиться в Берлине – чтобы подчеркнуть приверженность партии делу германского единства, во-вторых, программа партии должна отражать лёвые тенденции – чтобы соответствовать господствующему духу времени. Для победы над Кайзером Аденауэру надо было скомпрометировать обе эти установки. За это он и взялся.

Первый шаг был сделан на сессии исполкома ХДС британской зоны, которая состоялась 1 марта 1946 года в маленьком вестфальском городке Нехейм-Хюстен. Главной его достопримечательностью был монастырь, который и стал местом проведения форума. При его выборе то соображение, что религиозная аура заведения настроит участников на должный лад, не было, пожалуй, первостепенным. Большую роль играло другое: монахини могли обеспечить приличное питание, а в полуголодной обстановке того времени это был немаловажный фактор. Возможно, участники сессии оценили заботу организаторов. Во всяком случае, Аденауэр был более чем доволен их поведением и исходом форума. В своих мемуарах он охарактеризовал его как «одно из самых решающих мероприятий ХДС. Мы нанесли поражение тем группам, которые выступали за массированную социализацию, и тем самым предотвратили раскол партии».

Вероятно, эта оценка несколько преувеличена. Идеологическая битва еще далеко не была выиграна. Да, сессия одобрила основную идею аденауэровской программы – о «возвращении к корням западной христианской культуры», однако по вопросу о собственности мнения разделились. В конце концов была принята компромиссная формула, предложенная Альберсом. В ней говорилось о «социализации определенных отраслей экономики» как о «насущном вопросе», который, однако, не может быть решен в условиях оккупации, когда нация лишена возможности свободного выражения своего мнения. Другими словами, проблема удобно откладывалась в долгий ящик. С другой стороны, победой Аденауэра, как считал он сам, было внесение в Нехейм-Хюстенскую экономическую программу пункта 10, который гласил: «Владение собственностью представляет собой одну из необходимых гарантий существования демократического государства. Следует содействовать тому, чтобы те, кто честно трудится, имели возможность к приобретению собственности в соразмерных пределах».

Теперь, как посчитал Аденауэр, пришло время выступить с публичным изложением своих взглядов перед широкой аудиторией. Через несколько дней после Нехейм-Хюстена он произнес двухчасовую речь перед четырьмя тысячами слушателей, которые собрались в еще не вполне восстановленном после бомбежек здании Кёльнского университета. Сухой анализ в ней был густо замешен на страстных эмоциях. Эта речь дала обильную пищу для критиков: Аденауэра обвиняли в излишней конфронтационности, демагогии, прямом искажении фактов и т.д. Все это так, но нельзя отрицать и другого: это была искусная пропаганда, находившая отклик у немецкого обывателя.

Он начал с того, что бросил в публику несколько трудных вопросов: как могло случиться, что германская республика; которую «мы (?) создали в 1918 году», просуществовала всего пятнадцать лет? Как оказалось возможным возникновение Третьего рейха? Почему Германия снова втянулась в войну, которая, «начавшись с блестящих успехов, была заранее проиграна»? Ответ, который он предложил слушателям, был обманчиво прост: во всем виноваты Пруссия и... марксизм. «Прусский образ государства» он охарактеризовал как воплощение «милитаризма, урбанизма и материализма», оставив слушателей гадать, как соотносятся между собой эти пагубные «измы». Была ли альтернатива и почему не возобладала? Аденауэр отвечает не менее категорично: «Дух национализма нашел сильнейший интеллектуальный отпор в тех частях Германии, где сильнее всего было влияние католической и протестантской религий, где меньше всего людей попало под воздействие учения Карла Маркса и его социализма. Такова истина, которую никому не дано оспорить!» Как раз оспорить-то это было нетрудно: Бавария была одной из самых католических земель Германии, и именно она стала родиной национал-социализма. Но, очевидно, аудитория была слишком увлечена красноречием оратора или за два часа успела уже достаточно утомиться, чтобы обратить внимание на такие мелочи.

Выводы, которые он буквально впечатывал в аудиторию, были вполне предсказуемы: человеческая личность уникальна и самодостаточна, единственный путь для немцев – возврат к ценностям и нормам «западного христианства», единственная партия, которая способна повести их по этому пути, – Христианско-демократический союз. То, что он сам – единственный, кто может ее возглавить, не говорилось, но, естественно, подразумевалось.

Это было еще не все: под конец речи он с неожиданной яростью обрушил свои полемические стрелы против идеологических антагонистов – нет, не против Востока, не против коммунизма. Против социал-демократии. Мотив был очевиден: именно СДПГ, как он понимал, будет главным соперником ХДС на предстоящих выборах, отсюда и выбор направления главного удара. Была и еще одна причина – личное соперничество, ведь лидером социал-демократов был один из самых харизматических политиков послевоенной Германии – Курт Шумахер.

Во многих отношениях это был прямой антипод Аденауэра. Прежде всего он был пруссак до мозга костей, уроженец расположенного на берегу Вислы городка Кульм (ныне это территория Польши). В отличие от Аденауэра в период Первой мировой воины он служил в действующей армии, был тяжело ранен, потерял руку, стал инвалидом. После войны он изучал право и экономику в Берлине, а позже переехал в Вюртемберг, где вступил в ряды СДПГ. В 1930 году он становится депутатом рейхстага, а к моменту запрещения партии нацистами в июне 1933 года он руководит ее земельной организацией в Вюртемберге. После этого – арест и десять лет концлагерей, из них восемь – в Дахау. В марте 1943 году его выпускают на свободу полутрупом: администрация лагеря явно не хотела увеличивать статистику смертности узников. Он выжил, но его тело страшно изувечено последствиями ранения и лагерных мук. В его организме – непрерывный воспалительный процесс, он страдает язвами желудка и кишечника, черты страшно худого лица искажены сдерживаемым страданием. Вот как описывает первую встречу с ним, состоявшуюся в ноябре 1945 года, уже знакомый нам Майкл Томас (Ульрих Холлендер): «Высокий лоб, горящие, пронизывающие собеседника насквозь глаза, весь напряженный, нервный, как будто постоянно ожидающий нападения и готовый сам напасть на воображаемого противника, готовый умереть за свои убеждения, но не изменить их хотя бы на йоту... Одержимость этого человека была мне понятна... При всем моем уважении к трезвому взгляду на жизнь, характерному для Аденауэра, и при том, что политически Аденауэр был мне ближе, с первой встречи с Шумахером я ощутил к нему какое-то теплое чувство, которое я никогда не испытывал в отношении Аденауэра». Показательная реакция со стороны человека, отнюдь не сентиментального.

Шумахер был антиподом Аденауэра не только как личность, но и как политик. Это был социалист сугубо марксистского толка. В то же время это был ярый антикоммунист и националист, приверженец единой, сильной и централизованной Германии. Свои взгляды он имел обыкновение выражать в такой почти истерической манере, что многие британские офицеры в частных беседах сравнивали его как оратора с Гитлером. С другой стороны, он был в достаточной степени реалист, чтобы понять, что главная массовая база СДПГ всегда была на востоке, на территории, которая ныне входит в советскую оккупационную зону, и что раскол Германии чреват проигрышем для социал-демократического электората. Аденауэр, кстати, понимал это не хуже, но выводы оба соперника делали, разумеется, разные: Аденауэр был за создание Рейнско-Вестфальского государства, прочно ориентированного на Запад, Шумахер – против; Аденауэр считал «христианский социализм» Кайзера «тщеславной химерой», выдумкой человека, который «слишком надышался воздухом Востока»; Шумахер, напротив, рассчитывал наладить с Кайзером деловое сотрудничество.

На политическое соперничество между Аденауэром и Шумахером накладывалась еще и личная взаимная антипатия. Подполковник Аннан вспоминает характерный эпизод, когда в июле 1946 года оба этих политика встретились на летном поле аэродрома в Любеке, откуда они в сопровождении Аннана должны были лететь в Берлин: «С одной стороны от меня – Аденауэр, с бесстрастным выражением лица, в строгом темном костюме, пальто и высокой шляпе, весь воплощение холодного достоинства; с другой – Шумахер, с непокрытой головой, редкие волосы разметаны ветром, левая рука поглаживает культю правой... в каждом его жесте – демоническая энергия, страстное нетерпение, с уст, кажется, готово сорваться какое-то язвительное замечание... цвет лица – нездоровый, из рта – неприятный запах... За все время полета и потом, когда мы в одной машине ехали из аэропорта, они даже словом не перемолвились друг с другом».

В Берлин их пригласили, чтобы информировать в порядке вежливости о решении британских властей создать в рамках зоны новую большую землю – Северный Рейн-Вест-фалия. Как уже говорилось, Шумахер категорически возражал против этого плана, Аденауэр был решительно «за». Причины, побудившие англичан пойти на решительную перекройку исторически сложившейся территориальной структуры своей зоны, были очевидны: Союзный контрольный совет еще в феврале 1946 года принял решение о ликвидации Прусского государства; Советы энергично форсировали процесс объединения коммунистов с социал-демократами в своей зоне в качестве предпосылки ее последующей интеграции в коммунистический лагерь; четырехстороннее управление все больше обнаруживало свою неэффективность; все более ясно вырисовывалась перспектива того, что Германия в обозримом будущем будет расколота на две части – западную и восточную. Создание мощного центра силы в западной ее части было в этих условиях закономерным и неизбежным шагом.

Для Аденауэра такой ход событий открывал богатые возможности расширения своей оперативной базы и нейтрализации влияния «берлинцев». Британская зона была у него, что называется, уже в кармане, но его амбиции шли дальше. 3 апреля в Штутгарте, на территории американской зоны, состоялась его встреча с лидерами баварского Христианско-социального союза, а также баденской и вюртембергской организаций ХДС. Там было решено, что ХДС и ХСС будут сотрудничать, сохраняя каждый свою организационную самостоятельность; попутно выяснилось, что баварцы и знать ничего не хотят о «христианском социализме» в духе Якоба Кайзера. Было принято и еще одно знаменательное решение: общезональное руководство ХДС, когда (и если) оно будет создано, должно находиться не в Берлине, а «в одном из пунктов поблизости от Майна». Аденауэру было поручено довести это все до сведения Кайзера, что он с немалым удовольствием и сделал. Для того это была, несомненно, горькая пилюля.

Таким образом, ко времени совместного с Шумахером визита в Берлин в июле 1946 года Аденауэр уже практически не имел соперников в борьбе за власть в ХДС. Его авторитет там был почти непререкаемым. «Они буквально молятся на него» – так характеризовал настроение рядовых членов партии «диссидент» Альберс в письме Кайзеру, датированном августом 1946 года. Из предшествующего изложения может создаться впечатление, что это далось Аденауэру легко, почти играючи. Далеко не так: непрерывные начиная с марта разъезды в стареньком «хорьхе» с чуть ли не засыпающим на ходу от усталости водителем, речи и выступления на массовых митингах, на заседаниях различных партийных органов, Зонального совета, провинциального представительства, на встречах с англичанами – все это требовало огромного напряжения сил, а для человека, уже перешагнувшего семидесятилетний рубеж, граничило с чудом. Можно только поражаться тому, как нашему герою удалось все это выдержать и не сломаться, тем более что в это время на него обрушилась личная трагедия – тяжелая болезнь супруги.

Гусей так до конца и не оправилась от того, что ей довелось пережить осенью 1944 года. Осталось то, что врачи называют посттравматическим синдромом – депрессия и бессонница. Хуже того: она пыталась бороться со своими симптомами приемом пирамидона (от которого она, напомним, будучи в тюрьме, чуть не отправилась на тот свет, проглотив цедую упаковку), причем, очевидно, постепенно увеличивая дозу, что вызвало тяжелое отравление всего организма. Костный мозг практически перестал вырабатывать белые кровяные тела, с помощью которых организм борется с инфекциями. С лета 1945 года, когда был установлен соответствующий диагноз, она стала проходить один за другим курсы лечения – медикаментами и переливанием крови. Это на время помогло: инфекции стали реже, развитие болезни удалось несколько приостановить. Самыми тяжелыми для Гусей были летние и осенние месяцы.

Между тем осень 1946 года стала для Аденауэра порой тяжелых испытаний на поприще политика. В различных зонах и землях прошли первые выборы в местные органы самоуправления. В британской зоне результаты, достигнутые ХДС, были вполне ободряющими, чего нельзя было сказать о выборах в Берлине. Кайзер возложил вину за свое поражение на ХДС западных зон: там отказываются перенести штаб-квартиру партии в Берлин и выдвинуть лозунг «социализации» тяжелой промышленности Рура, и это отрицательно сказывается на популярности ХДС восточной зоны. Аденауэр отреагировал в интервью газете «Ди вельт», где он прямо заявил, что Берлин не может считаться «центром притяжения» здоровых политических сил Германии: там слишком силен «прусский дух». Он предложил перенести столицу Германии на юго-запад, «куда-нибудь в бассейн Майна». Это был ловкий ход: Рейнланд был далеко от «бассейна Майна», так что Аденауэра нельзя было упрекнуть в том, что он руководствуется местническими соображениями, и к тому же он косвенно подтвердил верность достигнутой семью месяцами ранее договоренности с баварской ХСС (хотя, между прочим, там речь шла только о месте пребывания центральных органов партии, а не столицы государства, да к тому же никто не собирался претворять эту договоренность в жизнь – Аденауэр, во всяком случае, меньше, чем кто-либо).

Еще одна проблема возникла с формированием ландтага и правительства новой земли Северный Рейн-Вестфалия. Места в ландтаге англичане распределили между партиями в соответствии с результатами выборов в местные органы, и у Аденауэра не было особых причин протестовать против этого. Премьером они назначили Рудольфа Амелюнксена, что на первый взгляд тоже должно было устроить лидера ХДС. Это был старый знакомый Аденауэра еще со школьных времен, контакты между ними не прерывались и при нацизме. Однако как политик он был Аденауэру явно не симпатичен. В веймарский период Амелюнксен одно время входил в число доверенных лиц тогдашнего министра-пре-зидента Пруссии, социал-демократа Отто Брауна, и был близок ему по политическим взглядам. Этого нынешний лидер ХДС не мог ему простить. Аденауэр не желал ни сам входить в возглавляемое им правительство, ни санкционировать участие в нем членов своей партии. Однако нашелся ослушник – не кто иной, как Карл Арнольд, согласившийся принять предложенный ему пост вице-премьера. Ранее оказавший неоценимые услуги Аденауэру в продвижении на высшие ступени партийной иерархии, он теперь стал рассматриваться как опасный еретик, тем более что выступил за налаживание сотрудничества с СДПГ и остатками партии Центра. К тому же – страшное прегрешение в глазах Аденауэра! – Арнольд поддерживал неплохие личные отношения с Якобом Кайзером.