Текст книги "Город воров"
Автор книги: Чак Хоган
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 31 страниц)
5. Допрос
– В некотором смысле, – объясняла Клэр Кизи, пожимая плечами, – с того утра все кажется каким-то нереальным.
Она свернулась калачиком на деревянном кресле-качалке с темно-бордовыми подушками. Над ее головой, точно маленькое солнце, сияла эмблема Бостонского колледжа. Половину гостиной занимал кабинет ее отца. Стол из строгого красного дерева был совмещен со стеллажом, снабженным стеклянными дверями с латунными ручками. Мама Клэр – женщина со сдержанной улыбкой и заботливыми руками – на всякий случай положила бумажную салфетку под жестяную подставку, на которую поставила стакан воды для Фроули. Отец – белоснежные волосы, красноватое лицо – специально приехал в пятницу утренней электричкой, чтобы открыть дверь и посмотреть, можно ли впускать в дом этого агента ФБР.
Фроули бросил взгляд на диктофон «Олимпус», лежащий на полке рядом с подголовником кресла. Подарок его матери в день окончания «Квантико». [28]28
«Квантико» – академия ФБР, расположенная на военно-морской базе в Квантико, штат Вирджиния.
[Закрыть]И с тех пор на каждое Рождество к свитеру, водолазке или штанам «Л. Л. Бин» [29]29
«Л. Л. Бин» (L. L. Bean, Inc.) – частная компания, в розницу и по почтовым каталогам торгующая одеждой и оборудованием для отдыха на воздухе; находится в городе Фрипорт, штат Мэн.
[Закрыть](правда, однажды она прислала барабаны бонго) мама прикладывала упаковку из четырех чистых микрокассет «Панасоник». «От Санта-Клауса!» – как бы говорила она.
Диктофон щелкнул, раскручивая крошечные катушки в обратную сторону. Полчаса прошло. Клэр сидела, поджав под себя ноги, сложив руки и спрятав кисти в рукава. Ее тренировочные светло-желтые брюки с бордово-желтой эмблемой на одной штанине как бы говорили: «Бостонский колледж». Свободная зеленая фуфайка с логотипом на груди скромно шептала: «ЗаливБанк». Одета она была так, словно сидела на больничном. Впрочем, девушка аккуратно причесалась и едва заметно пахла ванилью. И лицо у Клэр было чистое, как после косметических процедур.
– Мама не хочет, чтобы я дальше в банке работала. И вообще не хочет, чтобы я выходила из этого дома. Вчера вечером, после двух-трех порций водки с тоником, она сообщила, что всегда знала: со мной случится что-то нехорошее. А папа? Он хочет, чтобы я получила разрешение на ношение огнестрельного оружия. Говорит, приятель полицейский шепнул ему: от баллончиков с газом мало толку. Только комаров отпугивать. А я как будто со стороны смотрю на их заботу. Как будто я, тридцатилетняя женщина, вернулась в прошлое, а в их глазах осталась все тем же ребенком. И знаете, что больше всего пугает? Временами мне это нравится. Временами – Господи! – я даже этого хочу. – Клэр пожала плечами. – Кстати, они мне тоже не верят.
– В чем не верят? И почему «тоже»?
– Не верят, что со мной ничего не случилось. Мама относится ко мне так, будто я дух ее воскресшей дочери. А папа пытается меня развлечь и предлагает взять фильм в видеопрокате.
Первым порывом Фроули было дать совет. Но он напомнил себе, что пришел не помогать и не успокаивать, а расспрашивать.
– Почему вы считаете, что я вам не верю?
– Все обращаются со мной так, словно я фарфоровая. Если люди хотят, чтобы я была хрупкой, пусть пеняют на себя, потому что я могу быть очень хрупкой, без проблем. – Она вскинула руки, утонувшие в рукавах, словно решила сдаться. – Глупо было садиться в фургон. Да? Я похожа на шестилетку, которая ехала-ехала на своем розовом велосипедике, а потом вдруг ее схватили, запихнули в автомобиль так, что она даже не кричала и не брыкалась. Одно слово: жертва.
– Мне казалось, у вас не было выбора.
– Могла бы оказать сопротивление, – возразила Клэр. – Могла бы, ну не знаю, нарваться на пулю, но не бездействовать.
– Или на мордобой, как ваш зам.
Она покачала головой, чтобы расслабиться, но эмоции не отпускали.
– Я заходил к господину Бернсу. Он сказал, вы не появлялись.
Клэр кивнула, глядя в пол.
– Да, знаю, мне надо навестить его.
– Что вам мешает?
Она пожала плечами, скрытыми под объемной фуфайкой, и не стала отвечать.
– Нас учат не сопротивляться грабителям. Вы же сами знаете. Именно помогать преступникам, а не давать отпор. Даже повторять за ними приказы, чтобы они знали: мы соблюдаем их дословно.
– Чтобы преступник расслабился. Чтобы поскорее ушел из банка, подальше от посетителей и от вас самих.
– Да, хорошо, но помогать вору? Лечь на спину и сложить лапки? Странно это, не находите?
– Подавляющее большинство нападающих на банки – наркоманы, они ищут деньги на дозу. Эти люди в отчаянии, они боятся, что начнется ломка, поэтому непредсказуемы.
– Но по правилам получается вот что: «Делайте так, как говорят грабители. Не подсовывайте им упаковки с краской, если они велели не подсовывать». Так? А зачем тогда они нужны? И еще: «Будьте вежливы». Ну где еще такое услышишь? «Огромное спасибо, дорогой грабитель, всего вам доброго».
В окно Фроули увидел двух мальчишек, играющих с теннисным мячиком на заднем дворе одного из соседских домов. Пятница клонилась к вечеру.
– Кстати, о правилах, – вспомнил Фроули. – Согласно предписанию работники «ЗаливБанка», которые открывают отделение, должны входить по одному. Первый осматривает помещение, убеждается, что все в порядке, а затем зовет второго.
Клэр сокрушенно кивнула.
– Да. Я знаю.
– Но вы так обычно не делали.
– Нет.
– Отчего же?
Девушка пожала плечами.
– Лень? Уверенность, что с нами ничего такого не случится? У нас был разрешающий сигнал для кассиров.
– Да, жалюзи. Но ведь кассиры приходят только через полчаса после вас. Да и приведение в действие сигнала тревоги – вас же учили подождать, пока грабители уйдут, только потом его включать.
– Ну да. Но опять же, какой смысл включать сигнал после ограбления? Ну вот скажите? Какой тут смысл?
– Господин Бернс вас обоих подверг риску.
– Но откуда ж он мог знать это тогда? – вдруг разозлилась Клэр, впившись взглядом в агента. – Они в банке нас дожидались, когда мы вошли. Их было больше. Да еще напугали нас до смерти. Я вообще думала, что уже никогда из банка не выйду.
– Я никого не виню, просто пытаюсь…
– Почему все-таки я не пошла навестить Дэвиса? Потому что не хочу у него на глазах сломаться. Я, вся из себя такая, ни царапинки, цела и невредима, прячусь где, у родителей? – Клэр подняла руку, чтобы убрать волосы со лба, но их там не было, и девушка отвела взгляд. – А что? Он обо мне спрашивал?
– Спрашивал.
Клэр поникла.
– Я звонила в больницу, но они по телефону ничего не говорят.
– Одним глазом он почти ничего не будет видеть.
Девушка закрыла лицо кистями рук, на них по-прежнему были натянуты рукава. Отвернулась к окну, за которым мальчишки играли в мяч. Фроули специально надавил на нее, чтобы во всем убедиться.
– Нижняя челюсть сломана. Зубы выбиты. И, к моему величайшему сожалению, он ничего не помнит о том дне. Даже как встал с постели утром.
– Значит, только я помню? – спросила Клэр, не отнимая рук от лица.
– Вы единственная свидетельница, да. Поэтому я, можно сказать, на вас рассчитываю.
Некоторое время девушка отсутствующим взглядом смотрела в окно.
– А остальные ваши сотрудники? – продолжил Фроули. – Может быть, кто-то был недоволен? Не кажется ли вам, что кто-нибудь из них мог слить внутреннюю информацию о принятом распорядке, процедурах работы в хранилище?..
Клэр покачала головой, не дослушав агента до конца.
– Даже нечаянно? Может, кто-то просто болтлив? Или у кого-то заниженная самооценка и ему хочется добиться расположения окружающих? Или приятное кому-то сделать?
Девушка по-прежнему качала головой.
– Хорошо. Может быть, кого-то шантажировали или иным образом вынуждали давать информацию?
Она отняла одну руку от лица, печального, но сухого, и исподлобья посмотрела на фэбээровца.
– Вы спрашиваете про Дэвиса?
– Я спрашиваю про всех.
– Дэвис считает: из-за того, что он гей… Глупости, конечно, но он считает, что это мешает его карьере. А я ему сказала: оглянись, половина мужчин, работающих в банках, живут в Саутэнде. [30]30
Саутэнд – район Бостона. Большую часть населения составляют гомосексуалисты.
[Закрыть]Он спросил, что я собираюсь делать на День святого Валентина. Я сказала: да ничего особенного, возьму в прокате «Умереть молодым» и буду смотреть в одиночестве, что ж еще? Ему тоже не с кем было праздновать, ну вот мы и пошли вместе развлечься, чтобы дома не киснуть. В бар «Хорошая жизнь» выпить по коктейлю «космополитен». Отлично время провели. С тех пор дружим.
– В жизни господина Бернса не появлялись новые знакомые? Может, в отношениях что-то не заладилось?
– Откуда мне знать? Я с его друзьями не знакома. Он со мной о таком не говорит. Мне было с ним весело. Приятно, когда есть мужчина, который заметит, если у тебя новая стрижка.
– То есть вы не знаете, были ли у него связи?
– Послушайте… они его избили, не забывайте. Он не виноват.
Фроули почувствовал, что Клэр в нем разочаровалась, и задумался над тем, не скрывается ли что-то за этой вспышкой гнева. За тем, как она произнесла «не виноват».
– Значит, он был амбициозен, хотел продвижения по службе?
– Он учился на вечернем в бизнес-школе. – Клэр начала защищаться. Встала на сторону Бернса.
– А вы нет.
– Я? Не-е-ет.
– Почему?
– Бизнес-школа? – переспросила она, словно говорила с умалишенным.
– А что такого? Карьера. Развитие. Четверо замов, которых вы обучали, обскакали вас и ушли на повышение в головной офис. Что за радость сидеть в отделении по работе с физлицами?
– Мне предлагали. – Ага, в тоне проскользнуло чувство собственного достоинства. – Программа развития и повышения квалификации руководителей.
– И?
Клэр пожала плечами.
– Только не говорите, что вам очень нравится работать управляющей отделением.
– В основном меня от этого тошнит.
– Так что же?
Девушка растерялась.
– Это ведь тоже работа. Зарплата хорошая, даже очень. Никто из моих друзей столько не зарабатывает. Сверхурочных нет, в выходные не дергают. Домой работу брать не надо. Вот мой отец – он банковский человек. Я нет. Никогда не хотела работать в банке. Просто… мне хотелось наслаждаться молодостью. Чтобы не было сложностей.
– Но теперь это кончилось?
Клэр едва заметно расслабилась.
– Вот взять моих подружек, да? Они собирались устроить праздник тем вечером. У меня был день рождения. Три и нолик. Ура-ура! Они взяли напрокат лимузин – глупо, да? А я, вся такая тухлая была, потому что еще в себя не пришла, ну и сказала им: девчонки, у вас есть лимузин – развлекайтесь без меня. Они приехали на следующий день и без конца тараторили про ужин и симпатичного официанта с татуировками на костяшках пальцев, и про парней, которые их угостили выпивкой, и про то, как ехали по улице Тремонт и орали песню Аланис Мориссетт, высунувшись в люк на крыше, и про то, как Гретхен у бара «Меркурий» целовалась взасос с копом не при исполнении. А я подумала: Господи, я тоже такая, что ли? Была такой же, как они?
Фроули улыбнулся своим мыслям. Уязвимость Клэр привлекала его. Эта растерянная девушка, раскрывшая ему душу, пыталась разобраться в себе самой. Но он решил: ничего личного, работа есть работа. Он ищет Бандитов с бумажными пакетами, а не добивается свидания с Клэр Кизи.
– Я должна чувствовать себя паршивее, да? – продолжала она. – Кому ни скажу, все такие глаза делают: «Ужас!» Как будто удивляются, что я не в реанимации лежу.
Фроули поднялся и выключил диктофон. Создалось ощущение, что разговор окончен.
– Произошло ограбление. Вы – невольный участник. И не надо искать каких-то подтекстов.
Клэр выпрямилась, забеспокоившись, что он уйдет.
– Моя жизнь вдруг оказалась такой странной. Ко мне приходят агенты ФБР. Знаете, я вас с трудом узнала, когда вы утром пришли. Ну то есть… когда мы в прошлый раз разговаривали, я была настолько далека от всего. Казалось, что кругом туман.
– Я же вам сказал, это нормально. Отходняк после ограбления. Спите хорошо?
– Только вот сны эти, прости господи. Бабушка моя – она три года назад умерла. Сидит на краю кровати и плачет. А на коленях у нее пистолет.
– Это все кофеин. Говорю же, бросьте пить кофе.
– Так вы еще никого не арестовали?
Фроули замер у двери. Она задерживает его, чтобы выведать какую-нибудь информацию? Или он сам ее интересует? Или она просто не хочет оставаться наедине со своими стариками?
– Пока никого.
– А версии есть какие-нибудь?
– Пока ничего такого, о чем стоило бы рассказать.
– Я читала про сгоревший фургон.
Фроули кивнул.
– Мы действительно реквизировали сожженный фургон.
– А денег внутри не было?
– Прошу прощения – я не могу ответить.
Клэр улыбнулась и кивнула, догадавшись, что надо заканчивать расспросы.
– Я просто… хочу разобраться, понимаете? Понять почему. Но тут нет никакого «почему», да?
– Деньги. Вот оно «почему». Проще простого. Вы тут ни при чем.
Фроули сунул вещи под мышку.
– Вы тут еще поживете?
– Шутите? Если я сейчас отсюда не выберусь, так на всю жизнь тут и останусь.
– Вернетесь в Чарлзтаун?
– Сегодня вечером. Жду не дождусь.
Фроули хотел пошутить, что она возвращается в рассадник банковских грабителей, но решил, что только испугает ее.
Фроули ехал на служебной машине, матово-красном «Шевроле-Кавальер», мимо маленьких особнячков с холеными лужайками, вылизанными до отвращения, и искал, как выбраться из жилого комплекса «Круглый стол».
– Да она чиста, не придерешься, – говорил Фроули в трубку. – Вот только врет о чем-то.
– Ага, – выдохнул Дино. – И ты только из-за этого вокруг нее вертишься?
– Я не верчусь, – отрезал Фроули, вспомнив, как Клэр его остановила.
– Тогда чем ты там занимаешься в пятницу, после шести вечера?
– Я еду домой. Кантон мне по дороге.
– Все до единого города на южном побережье Массачусетса тебе по дороге, Фроул. Ты по три часа в день убиваешь на дорогу от Чарлзтауна до Лейквилла. Мне нравится, что ты так самоотверженно живешь среди бандитов, но смотри – подсядешь, потом не отвыкнуть будет. Фроул?
– Что, Дин?
– Весна в цвету. Понимаешь, что это значит?
– И юношей фантазии стремятся к?.. [31]31
Фроули вспомнил слова из стихотворения английского поэта Алфреда Теннисона (1809–1892) «Локсли-Холл».
[Закрыть]
– К ограблениям. И прелестным цветочкам женского пола. У тебя впереди почти шестьдесят часов без работы. Выходные – ты по закону имеешь право отдыхать и не обязан работать. Сними галстук и переспи с кем-нибудь. Не надо бегать, как белка в колесе: шестнадцать километров пробежал, зевнул, потом еще шестнадцать пробежал. Ради меня.
Фроули повернул налево в конце улицы Экскалибура.
– Вас понял. Все. Конец связи.
6. Наставник
Они устроились в дальнем конце зала церкви Святейшего Сердца Христова, как духовник и кающийся грешник. Мужчина средних лет сидит в расслабленной позе, положив руку на стоящую впереди скамью, золотое кольцо тускло мерцает в свете свечей; молодой человек сидит вполоборота на предыдущем ряду и наблюдает, как из подвала, словно призраки, поднимаются фигуры в тех плащах, в которых умерли. Кофейник внизу был опустошен и вымыт, сладости съедены, ложечки и сахарницы убраны, мусор ссыпан в мешок.
– Хорошее собрание, – заметил Фрэнк Г., мужчина средних лет, стуча пальцами по темной древесине.
– Выходные, – согласился Дуг М. (здесь его знали под таким именем).
Фрэнк Г., пожарный из Молдена, женат во второй раз, двое сыновей. Это все, что обнародовал наставник Дуга за три года. Фрэнк Г. не пил уже девять лет и активно участвовал в программе, особенно в кружке анонимных алкоголиков, несмотря на то (а может, и благодаря тому), что церковь Святейшего Сердца Христова была его приходской церковью. Чтобы попасть на собрание, Дуг минут пятнадцать ехал на север от Чарлзтауна. И все это, чтобы не пришлось изливать душу перед хорошо знакомыми людьми. Это ведь как пойти ночью облегчиться на собственном крыльце.
– Ну что новенького, красавец, как дела?
Дуг кивнул.
– Хорошо дела.
– Ты отлично выступил внизу. Как всегда.
Дуг неуверенно пожал плечами.
– Просто накопилось, я думаю.
– Да, тебе есть про что рассказать, – согласился Фрэнк Г. – Как и всем нам.
– Я себе каждый раз говорю: встал, рассказал о себе, два-три предложения, и сел на место. А получается минут на пять. Тут, наверное, дело в том, что наше собрание – одно из тех немногих мест, где получается разобраться в себе.
Фрэнк Г. кивнул, как бы говоря: я тебя понимаю, сам через это прошел. А еще: сколько раз я это уже слышал, ты продолжай, продолжай. У него было строгое, простецкое лицо, какое часто попадается в рекламе – например, какой-нибудь тип, страдающий бессонницей из-за простуды, или папаша, которого подкосила изжога, когда пора отвезти детишек в школу.
– Это счастье, если есть такое место, куда можно прийти. Чтобы во всем разобраться, понять, что важно. Кто-то потом без этого жить не может. Слишком щедрый это дар.
– Ты заметил, – сказал Дуг.
– Грустный Билли Т. Теперь он заводится от стыда, такие вот дела. У него что ни встреча – то премьера. Затянет свою песню, слезами обольется, пока занавес не опустят. Это у него теперь вместо бухла.
– Но через стыд нужно пройти. Вот взять меня. Мне некого подвести, кроме самого себя. Дома меня никто на чистую воду не выведет. А в Городе… – на собрании Фрэнк Г. как-то упоминал, что вырос в Чарлзтауне, но Дуг не сказал ему, что они земляки. – Не чувствую я там этого.
– Клеймо алкоголика.
– Рассказал, как попал в тюрьму из-за того, что избил человека в баре. И что в ответ? «Ну бывает. Парню надо было мозги вправить. А тебе отдуваться, срок мотать». Как будто это неизбежно. Как будто я в армии два года отслужил. А здесь? Только сказал «тюрьма», у всех глаза на лоб повылезли. И сразу все за сумочки схватились. И это ведь Молден, не какой-нибудь тихий пригород. Все это напоминает мне о том, что я не всегда живу в реальном мире.
– Здесь никто друзей не ищет, – ответил Фрэнк Г. – Вот мы с тобой не друзья. Мы партнеры. Мы заключаем пакт. А что ты там за пределами собраний делаешь, меня мало интересует.
– Да, ты прав.
– Тут я тебе вместо жены. Вместо детей. Вместо родителей и священника. Подведешь себя, подведешь всех нас – вся система рухнет. А что касается других… они же не просят подкинуть их назад, до Города. Они уважают твой труд. И ты его выполняешь. Уже два года сюда ходишь? Значит, делаешь. Тебя уважают, по спине похлопывают – это немало.
По центральному проходу между скамейками прошаркал старик, надел плащ, махнул рукой и вышел.
– Билли Т. – Фрэнк Г. тоже махнул ему, глядя, как закрывается дверь. – Интересно, что ждет его дома, да? Есть хоть кому дверь открыть? – Он покачал головой, не одобряя характер Билли, а затем оставил эту тему. – Вот только одного в тебе не пойму. Причем важного. Почему ты до сих пор себя мучаешь, на втором-то году. После всего, чему ты здесь научился, почему так и не уяснил, что нельзя тебе общаться с теми, кто пьет?
Дуг недовольно хмыкнул, зная, что Фрэнк Г. прав, хотя сам понимает – Дуг не изменится.
– Друзей выбрать можно, так? А вот родственников – нет. Ну вот. Мои друзья и есть моя семья. Мне от них никуда не деться, а им – от меня.
– Повзрослев, люди уходят от родственников, парень. Надо жить дальше.
– Да, но дело-то в том, что… они помогают мне вести трезвую жизнь. В этом все дело. Я смотрю на них. Вижу, как они нажираются в стельку – и мне это помогает.
– Ясно. Общаешься с идиотами – и чувствуешь себя умным.
– Это как занятия по штанге. Тренировка стойкости. Подмывает сдаться, пропустить последний подход, уменьшить вес – руки-то уже горят от тяжести. Но я не обращаю внимания. И довожу дело до конца. Они напоминают мне, что я силен. Что я все это делаю. А без них могу залениться.
– Ладно, Дуг. Я тебя понял, ясно? И все равно считаю, что ты мешок с дерьмом. Вот мой дядя, да? Жена у него померла. Его вот-вот отправят в дом престарелых. Я помогаю ему все там оформить. Приличное место, все продумано. Где-то месяц назад сидим во «Френдлис», едим сандвичи с сыром. И вот этот весь из себя такой хороший парень говорит мне, что оглядывается на свою жизнь и думает: «Эх, знать бы тогда то, что я знаю сейчас». Не то чтобы жалеет, просто видится все иначе, да? «Напрасно молодость дается молодым» [32]32
Афоризм английского писателя Джорджа Бернарда Шоу (1856–1950).
[Закрыть]и все такое. Я сижу, вежливо киваю, пью коктейль через соломинку. И вот смотрю на него, на дядюшку-то, как он пытается положить толстый сандвич в рот, и сам себе думаю: да ладно тебе. Наверняка делал бы все точно так же, как тогда, даже зная то, что знает сейчас. Отправь его в молодость, сделай двадцатиоднолетним или двадцатипятилетним? Он станет таким, каким был, повторит все свои ошибки. Потому что он такой. – Фрэнк Г. наклонился к Дугу, положил руки на спинку скамьи и скрестил пальцы. – А какой ты?
– Я-то?
– Почему Дуг М. считает, что отличается от всех остальных?
– Наверное… просто потому, что я отличаюсь от всех остальных.
– Хорошо. У нас возникла проблема, давай разберемся с ней. – Фрэнк Г. будто бы ухватился за невидимый предмет. – Ты, кажется, не осознаешь, что ты – это твои друзья. Вот кто ты – те люди, которых ты к себе притягиваешь, которые окружают тебя. Самая большая закавыка – это чертова раковая опухоль, я имею в виду твоих дружков-болванов. Встречаешься с ними сегодня вечером?
– Ага.
– Так. Сделай-ка вот что. Присмотрись хорошенько. Потому что эти лица, на которые ты смотришь… это ты сам.
Дуг хотел ответить, возразить. Чтобы Фрэнк Г. понял: в нем больше содержания, чем в его друзьях.
Вышел священник в черном костюме с колораткой. Он прикрывал свечи на алтаре рукой, задувая пламя. Вверх поднимался дымок.
– Похоже, нам пора, – заметил Фрэнк Г.
– Мне кажется, я встретил одного человека, – сказал Аут.
Фрэнк Г. на некоторое время умолк. Не просто замолчал, а задумался. Дуг вытерпел это мгновение. Его периодически изводило желание порадовать Фрэнка Г., и он надеялся, что это ему удалось.
– Она с нами занимается?
– Нет, – удивленно возразил Дуг.
Фрэнк Г. одобрительно кивнул.
– Что это значит: «Кажется, я встретил одного человека»?
– Не знаю. Я не знаю, что это значит.
Фрэнк Г. постучал костяшкой пальца по скамейке Дуга, как дилер блэкджека, объявляющий ничью.
– Не торопи события, вот и все. Тщательнее выбирай, с кем общаться. Влечение и судьба – не одно и то же. Наша жажда этому же учит. Не хочу, чтобы ты страдал, малыш, но в девяти случаях из десяти роман – это проблема, а не решение. – Фрэнк Г. не поморщился: его выгнутые брови по-прежнему возвышались над глазами, которые уже столько лет были трезвыми. – После решения не заходить в бар одному, друг мой, это самый важный выбор, который тебе предстоит сделать.