Текст книги "Город воров"

Автор книги: Чак Хоган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 31 страниц)

– А я думала, такие вещи побуждают людей уезжать, убегать от привычного. Начинать новую жизнь. С чистого листа.

Дуг пожал плечами.

– Ты поступила именно так?

– Я пробовала. И все еще пытаюсь.

– Ну, с окраинами всегда так, по-моему. Они вроде стартовой площадки. А Город скорее как фабрика. Мы тут все – местного производства. Крутимся тут каждый день. В воздухе, конечно, полно гадости, но это наша гадость, понимаешь? – Фраза получилась не настолько глубокомысленной, как он надеялся. – Это как ящик – что есть, то есть. Как остров, с которого не уплыть просто так.

Она потягивала вино, подлив себе еще немного так, что Дуг даже не заметил. Заиграла другая песня.

– «Огонек» [53]53
  «Огонек» (Wildfire) – популярная в 1975 г. песня в исполнении Майкла Мерфи.


[Закрыть]– узнала Клэр, поглядев на проигрыватель. – Боже ж мой, как мне нравилась эта песня. Про лошадку?

– Вот видишь, – отозвался Дуг, снова отдаваясь мелодии.

Некоторое время они слушали молча под огнями круживших в небе самолетов.

– Ты вот про отца говорил, – вспомнила Клэр.

Черт! Минное поле.

– Ага.

– Здесь вся твоя семья живет?

– Нет вообще-то. Никто здесь не живет. Уже.

– Все уехали, только ты остался?

– Вроде того. Мои родители развелись.

– Ой. Но они где-то поблизости живут?

– Не совсем.

– «Не совсем»? Это как?

Бум! Как будто ногу до колена оторвало.

– Моя мама бросила нас с отцом, когда мне было шесть лет.

– Ой, извини. В смысле, черт возьми, прости, что спросила.

– Да ничего. Она ушла в самое удачное время. Так было лучше для ее же психики, по-моему. Из-за отца.

– Вы с ним не близки?

– Уже нет. – Еще один вопрос по краю обошел. По-прежнему ковыляя на одной ноге.

– Я не очень много вопросов задаю?

– Так ведь первое свидание, – ответил Дуг. – Чем же еще заниматься?

– Да, точно. Обычно, когда первый раз встречаешься с мужчиной, он рот не закрывает, уж нахваливает себя и нахваливает. Или меня вопросами изматывает, как будто хочет доказать, что я ему очень интересна. Можно подумать, если я начну про себя рассказывать, то перестану считать, сколько коктейлей водка-спрайт я выпила.

Песня затихла. С улицы донесся гогот, потом удар и звон осколков, ругань, смех, быстрые удаляющиеся шаги.

– Отлично, – пробурчал Дуг.

Заиграли «Литтл Ривер Бэнд», все сгладив.

– Я знаю эту песню, – сказала Клэр. – Мне вот на ум пришло, что в последнее время я слушала ужасно депрессивную музыку.

– Да? И насколько?

– Типа подборок университетских радиостанций. Вроде старых песен «Кью». «Смэшин Пампкинз».

– Ого! «Пампкинз». Неслабо.

Она кивнула.

– Хочешь об этом поговорить? – без нажима спросил Дуг.

Она крутила снова опустевший бокал за ножку, изучая отпечатки губной помады и пальцев на ободке.

– Да не знаю. Приятно от всего этого отвлечься.

– Вот и славно. Отвлечемся.

Клэр отставила бокал.

– У тебя есть ко мне какие-то конкретные вопросы?

– Да всего-то сотня-другая, не больше. Но как ты сказала, сейчас и так хорошо. По-моему, всему свое время. По крайней мере я надеюсь, что всему свое время.

Молодец. Его слова подействовали на нее – даже несмотря на то, что внутренний голос нудил: «Всего одно свидание».

– А можно, тогда я спрошу? – поинтересовалась она.

Дуг остановил ее, не позволив задать вопроса.

– У меня была непутевая юность. Стоит мне выпить, становлюсь скотиной, так что с выпивкой я завязал.

Клэр нежно, почти смущенно улыбнулась.

– Я не об этом хотела спросить.

– Я два года уже капли в рот не беру. Регулярно посещаю собрания, по нескольку раз в неделю. Мне они нравятся. Полагаю, у меня аллергия. У кого-то аллергия на орехи или еще на что-то, никто же их в этом не упрекает. А у меня вот аллергия на алкоголь. Сразу с катушек слетаю. А это, понимаешь ли, ужасно портит первое впечатление. Однако с этим приходится мириться. – Дуг вздохнул. – Ладно. Извини. Так что у тебя за вопрос?

– Н-да, – отозвалась она. – Я собиралась узнать, с чего это ты пригласил на свидание девушку, которая при тебе рыдала в прачечной.

Дуг задумчиво кивнул.

– Хороший вопрос.

– Да уж.

По шоссе ползли полицейские мигалки – яркие синие точечки.

– Но хорошего ответа у меня нет. Да, конечно, мне стало любопытно. Симпатичная девушка, у которой проблемы – такое не каждый день увидишь.

На этот раз ему показалось, что вино полилось в ее бокал с каким-то виноватым журчанием. Заиграла песня «Чудеса» в исполнении то ли «Самолета Джефферсона», то ли «Звездолета Джефферсона». [54]54
  «Самолет Джефферсона» (Jefferson Airplane) – американская психоделическая группа.


[Закрыть]Дуг на мгновение прикрыл глаза и увидел старый мамин радиоприемник, черный с металлическими кантами, поющий на холодильнике.

– Скажи честно, – попросила Клэр, сделав глоток, – ты все это спланировал?

– Ни на йоту, богом клянусь.

– А получилось идеально. И даже непонятно, в чем тут дело. Если бы можно было остановить время прямо сейчас и не дать солнцу взойти завтра утром…

– Да? А за что это ты так солнце недолюбливаешь?

– Завтра опять выхожу на работу.

– Опять? – Дуг старательно изобразил удивление.

От вина Клэр стала говорить чуть медленнее.

– У меня получилось что-то вроде продленного отпуска.

– Это ж хорошо.

– Не совсем. – Она сделала глоток и повернулась к Дугу. – Ты ведь тут всю жизнь живешь, так?

– Так.

– А что ты знаешь о здешних банковских грабителях?

Он откашлялся и бесшумно вздохнул.

– В смысле?

– Говорят, у вас тут рассадник воров. Я подумала, может, ты вырос с некоторыми из них.

– Наверное… вполне возможно… да, пожалуй.

– Мой банк, ну, в котором я работаю… несколько недель назад ограбили.

– А. Понятно.

– Они затаились внутри и поджидали нас.

Поразительно, как вдруг ему стало паршиво.

– И что же они сделали? Связали вас?

– Держали нас на прицеле. Заставили лечь на пол. Разуться. – Клэр снова посмотрела на Дуга. – По-моему, это самое странное. Снять обувь. У меня это все никак из головы не выходит. Не знаю почему. Зациклилась на пустяке, понимаешь? Сны всякие снятся про то, что я босая. – Она перевела взгляд на свои туфли, стоявшие на прорезиненном шифере. – А, ладно.

– Но ты не пострадала.

– Дэвису досталось – моему заместителю. Его избили. Сработал бесшумный сигнал тревоги.

Теперь только бы не облажаться.

– Но если он был бесшумный?..

– У одного из них была рация с наушником. Он ловил полицейскую волну.

– А. Так они его отделали за то, что он включил сигнал тревоги.

Клэр пристально всматривалась в раскинувшийся внизу Бостон, словно там скрывался правильный ответ. Но она так и не ответила. Дуг задумался над этим.

– Полиция их уже поймала? – осведомился он.

– Нет.

– Но ищет, конечно?

– Не знаю. Они не рассказывают.

– А тебе, наверное, пришлось пройти через, как это называется, допрос?

– Это не страшно, как оказалось.

Дуг не стал продолжать. Лучше не напирать.

– И ты с тех пор на работу не ходила?

Клэр покачала головой, задумчиво нахмурившись.

– Они меня с собой забрали, когда убегали.

Тут Дуг не нашелся как подыграть. Не придумал, что сказать.

– Они волновались из-за сигнала тревоги. – Клэр следила за огнями самолетов, заходивших на посадку слева от них. – Вот где-то там меня отпустили. У меня глаза были завязаны.

В ее голосе было все. Все то, что он не хотел знать и слышать.

– Страшно было?

Она долго молчала. Так долго, что Дуг уже испугался: неужели он как-то выдал себя?

– Больше ничего не было, – наконец произнесла Клэр.

Она смотрела на него в упор, довольно мрачно.

– Нет… я не про то… – запинаясь, начал оправдываться Дуг.

– Они просто отпустили меня. И все. Как только им стало ясно, что за ними никто не гонится, они остановились и выпустили меня.

– Понятно, – кивнул Дуг. – Ну конечно.

Клэр сложила руки на груди, защищаясь от подкравшейся прохлады.

– Я с тех пор в таком подавленном состоянии. Агент ФБР говорил, что состояние будет похоже на скорбь.

– Агент ФБР? – уточнил Дуг так, чтобы голос не дрогнул.

– Ну не знаю уж. Вот когда дедушка с бабушкой умерли, грустно было, очень даже. Но скорбела ли я?..

Дуг все кивал и кивал.

– Так ты с ними общаешься?

– С ФБР-то? Только вот с этим агентом разговаривали. Классный такой.

– Да? Хорошо. – Выжидаем паузу, не спешим. – А что он у тебя спрашивал? Ну, там типа: «Как они выглядели?» или «Что говорили?»

– Нет. То есть сначала – да. А теперь нет.

– А теперь он типа звонит и проверяет, все ли в порядке?

– Кажется, да. – Клэр посмотрела на него искоса, и Дуг понял, что задает слишком много вопросов. – А что?

– Да нет, ничего, просто интересно. Как это все выглядит с его точки зрения? Может, он думает: «Черт возьми, да это кто-то из своих поработал».

Клэр пристально посмотрела на Дуга.

– С чего бы ему так думать?

– Только потому, что другого парня избили, тебя взяли с собой, а потом отпустили целую и невредимую.

– Что ты имеешь в виду? Он что, меня подозревает?

– Откуда мне знать? Просто в голову пришло. Ты никогда об этом не задумывалась?

Клэр замерла, словно человек, сквозь сон услышавший какой-то странный звук и ожидающий его повторения.

– Ты меня немного напугал.

– А знаешь что? Наверное, мне лучше говорить о том, в чем я разбираюсь.

– Нет, – решила она, – нет, это невозможно.

– Видимо, они просто решили не исключать никаких возможностей.

Но все-таки он заронил в ней тень сомнения, и этого достаточно. Она сидела, ссутулившись и скрестив руки высоко на груди.

– Озябла? – спросил Дуг.

– Да.

– Думаю, скоро будет песня «Любовь ондатров». Это нам намек.

Клэр сказала, что она больше не будет пить вино, и Дуг вылил остатки в сточный желобок на краю крыши, затем сложил стулья и выключил проигрыватель посреди песни «Поэтичный парень». [55]55
  «Поэтичный парень» (Poetry Man) – первый хит певицы Феб Сноу, выпущенный в 1974 г.


[Закрыть]Вино капало на тротуар, образуя кровавое пятно. Они вышли из здания и пошли по улице Банкер-Хилл к площади Памятника. Кучка скейтбордистов, околачивающихся на ступеньках у подножия гранитного монумента, напомнила Дугу его команду, он почувствовал зуд раздражения. Они пришли к перекрестку пяти улиц в самом сердце перестроенного района Чарлзтауна.

– Ну что же, – сказал Дуг, резко остановившись на тротуаре. До ее дома за углом оставалось несколько сотен метров.

Клэр это явно удивило.

– Что же…

«Попроси телефончик. Иначе будет некрасиво. А потом исчезни навсегда. Ради нее, да и ради себя тоже».

– Итак… – Она ждала.

Дуг вытер капельки пота над верхней губой. «Ты сходил на свидание, поиграл с огнем, получил, что хотел, – и хватит». Клэр смотрела на него. В пустом бокале, который она по-прежнему держала в руке, отражаясь, разлился свет фонаря.

– Послушай, – начал Дуг. – Я, наверное, вообще не должен был оказаться здесь с тобой.

– Почему ты так говоришь? – удивилась она, словно он говорил на языке, понятном лишь ему одному. – Что ты имеешь в виду?

– Да я сам не знаю. – Дуг переминался с ноги на ногу, понимая, что надо уходить. – Я в последнее время сам не свой, в голове полный бардак. Привык к порядку, ясности, чтобы все определенно было. А не так. Когда сам не понимаю, что делаю.

– Но ведь… я тоже. – Откровение. Радостная улыбка – узнала родственную душу. – У меня ведь то же самое сейчас.

– И мне необходимо… Я пытаюсь жить хорошо, понимаешь?

– Послушай. – Клэр шагнула к нему, разглядывая его лицо в свете газовых фонарей. Протянула руку к его лбу. Дуг не отстранился. И девушка дотронулась до шрама, рассекавшего его левую бровь. – Еще в ресторане хотела спросить.

– Хоккей. Старая травма. Ты… ты любишь хоккей?

Она отняла пальцы от его лица.

– Терпеть не могу.

Дуг быстро закивал.

– Так что ты делаешь завтра вечером?

– Что… завтра? – удивилась Клэр.

– Наверное, дел невпроворот, да? Первый день на работе после перерыва. Устанешь. Может, тогда послезавтра?

– Я не… – Она озадаченно посмотрела на Дуга. – Даже не знаю.

У него было такое ощущение, будто кто-то, сидевший у него в груди, решил раскрыть зонт.

– Ладно, давай так. Я сделаю все необходимое, чтобы увидеть тебя снова. А ты хотела бы со мной встретиться?

– Я… – Клэр посмотрела ему в глаза. – Конечно.

– Отлично. Стало быть, у нас обоих крыша поехала, и это хорошо. На этот раз твоя очередь. Выбирай место. Где-нибудь за пределами Чарлзтауна. Я за тобой заеду – прямо здесь и встретимся. Назови последние четыре цифры твоего номера.

Она назвала. Дуг не дал ей возможности узнать его телефон, отмахнулся от мысли о прощальном поцелуе и попытался просто оторваться от нее. Сейчас он вел себя так, будто был пьянее, чем когда-либо в жизни.

– Удачи тебе, – пожелал он, отступая. – Завтра.

– Спасибо. – Клэр подняла бокал, словно это был подарок. – Спокойной ночи, Дуг.

– Ух ты! А можешь еще раз это сказать?

– Спокойной ночи, Дуг.

– Спокойной ночи, Клэр. – Он произнес это, и странное дело – в него не ударила молния и не убила прямо посреди улицы.

14. Крестный отец Заброшенного поселка [56]56
  В прозвище Деза содержится также намек на художественный фильм «Крестный отец Гринвич-Виллидж» (1984).


[Закрыть]

Дез жил в Шее.

Чарлзтаун был пасынком Бостона, а Шея – падчерицей Чарлзтауна. Чтобы добраться туда, надо было проехать мимо башни Шраффт-Центра, [57]57
  Шраффт-Центр – офисное здание, одна из достопримечательностей Чарлзтауна. Ранее эта постройка, возведенная в 1928 г., принадлежала кондитерской компании «Шраффт».


[Закрыть]у западного выезда из Города, потом крутануться на сто восемьдесят градусов у железнодорожного депо ТУЗМ [58]58
  ТУЗМ (MBTA – Massachusetts Bay Transportation Authority) – Транспортное управление залива Массачусетс.


[Закрыть]на Низкую улицу, нырнуть под две осыпающиеся эстакады и свернуть, минуя станцию «Площадь Салливана» – бетонное строение, отдававшее дань городской деградации. За ней ютился райончик из шести улиц, застроенный старыми домишками, также известный под названием Заброшенный поселок. Аванпост, расположившийся на краю Чарлзтауна и самого Бостона, последнее поселение перед бразильскими продуктовыми рынками сомервилского Булыжного Холма.

Шея воплощала осадное сознание Города. Матушка Деза по сю пору злобно шипела, говоря о предателях, забравших деньги на переезд, которые и запустили сюда строителей и инженеров, чтобы «ободрать» Шею. Бульдозерами сносились целые улицы: Овсяный холм, Перкинскую, Раздельную выламывали, словно руки и ноги, однако Шея, горделивый ветеран, все-таки выжила.

Двухэтажный домик с алюминиевой обшивкой на улице Брайтон, в котором жила матушка Деза, втиснулся между двумя строениями повыше. Квадратная лужайка перед ним была огорожена рабицей высотой с ребенка. Взрослея под широкой эстакадой, Дезмонд Элден чувствовал себя изолированным от окружающего мира, исключенным из него – и гордым. Глядя вверх на ржавеющие опоры, на разрушающуюся Центральную магистраль, на выпадающие из нее куски цемента, Дез часто задумывался о том, что видят рыбы, смотрящие снизу на пирс.

Дез зарабатывал достаточно (если иметь в виду законный заработок) у другой своей мамочки, старой доброй Мамаши Белл, то есть в отрасли связи, чтобы съехать из этого района и увезти мать. Но он был не такой дурак, чтобы хотя бы заикнуться на эту тему. Мама никогда не расстанется с землей, о которой брюзжала столько лет. И разговору не было о том, чтобы покинуть эту дыру. Матушка Деза не водила машину и ежедневно на своих двоих ходила на мессу, хотя идти было далеко. Жуткие полкилометра по раскаленному асфальту – это летом. А зимой – прогулка под ударами хлещущего ветра с реки. Переходить бесконечно движущийся поток магистрали – настоящая игра со смертью. И это только чтобы добраться до башни Шраффт-Центра, а уже оттуда дошагать аж до Банкер-Хилл, до церкви на гребне холма. Но уговорить ее не ходить в церковь святого Франциска все равно что попросить маму поменять Деза на другого сына. Эта ежедневная одиссея была для нее неотъемлемой частью мессы, так же, как частью жизни в Шее, частью ее католической веры, ирландского происхождения, частью ее вдовьей доли. Страдания были поводом для гордости. Мама говорила, что может покинуть Шею только двумя способами. Один из них – если последнюю снесут бульдозером.

Дез понимал ее взгляд на мир, хотя больше не разделял его. Работа в телефонной компании подняла его высоко над большинством жителей Большого Бостона, как будто в люльке подъемного крана над зелеными городками, вроде Белмонта, Бруклайна, Арлингтона, пригородов с газонами и парками, с небом, не закрытым высотными зданиями, и даже с проходами между домами. Однако мама ничего, кроме Шеи, не знала. И для нее это стало вроде курения, давно переросло привычку и пристрастие, стало образом жизни.

Мама упорно курила больше сорока лет, и это окончательно и бесповоротно иссушало ее. Волосы – копна рыжих волн, которой она была знаменита, – редели, превращаясь в коричневатые пучки. Ее кожа стала жесткой и серой, словно старая губка для мытья посуды. Глаза выцвели. Губы увяли вместе с красотой. И все, что было таким податливым и упругим, словно испарялось. В ее морщинистых руках подрагивал окурок, пачка сигарет или зажигалка – главное, чтобы были чем-то заняты. Все чаще она проводила вечера в одиночестве за кухонным столом под лампой из разноцветного стекла, слушая радио и наполняя дом сигаретным дымом.

Мама отложила сигареты подальше, чтобы спокойно сесть и съесть то, что приготовила. Дуг забежал на минутку и вернул ее к жизни, что было приятно видеть. По крайней мере она еще была в состоянии ожить при появлении гостей: начать суетиться на старой кухне, перебросив полотенце через плечо и напевая, как раньше. Ей и Дезу нужно было приподнятое настроение.

– Мясной рулет хорош как никогда, госпожа Элден, – похвалил Дуг, склонившись над тарелкой и выуживая еду.

У нее был свой секрет: сначала испечь небольшой батон пряного хлеба, потом разломать его в крошку и смешать с фаршем. Ее стряпня становилась все более острой, от курения ее вкусовые почки атрофировались одна за другой.

– Картошка тоже, мам, – добавил Дез. Она взбивала пюре миксером, добавляя четыре куска масла.

– Да, – протянул Дуг. – Вот это я понимаю – еда.

– Вы у меня такие воспитанные, – порадовалась она. – Мой Дезмонд – понятно, по-другому и быть не может. Так уж я его вырастила. Но ты, Дуглас, ты ведь так непросто рос. Тебе столько невзгод на долю выпало.

Он налил себе еще немного кетчупа.

– Это только для того, чтобы вы меня снова в гости позвали.

– Да что ты такое говоришь! Ты же знаешь, что тебе тут всегда рады, в любой день недели.

Дез радостно уплетал еду, почти задевая локтем фотографию отца. Ее передвинули с другой стороны стола, чтобы освободить место для гостя. На ней под вывеской «Больница» красовались две расплывчатые монашки и счастливый изумленный мужчина в рубашке с короткими рукавами, темных очках в толстой оправе, держащий летнюю шляпу с узкими полями. Фотографию сделали 4 июля 1967 года, в день рождения Деза. Сходство между отцом и сыном еще больше усиливалось очками. Сейчас на носу Деза были те же очки, что у отца на снимке. За шестнадцать лет, прошедших со дня убийства Дезмонда-старшего, Дез и его мама никогда не садились есть, не поставив на стол портрет папы.

Линолеум на полу покоробился, и, когда Дез уперся локтями в стол, все три стакана с пепси подпрыгнули.

– Надо его выпрямить, – заметил Дез.

– Как у твоего папы дела? – спросила мама у Дуга. – Часто с ним видишься?

– Да не сказал бы.

– Джем говорит, все у него в порядке, мам, – вставил Дез. – Джимми Кофлин к нему гораздо чаще заходит, чем Дуг.

Дуг вытер губы и кивнул.

– Его папаша с моим много общались. А Джем у нас любитель байки послушать. Всякие там рассказы про своего отца. Что ему еще остается.

– Ох уж эти дети Кофлинов! – Мама покачала головой, Дез напрягся. – И как только ты таким хорошим вырос, Дуглас, в таком-то районе, вот уж загадка! Уж если ты в какие переделки попадал, так то их семья виновата, я считаю.

– Нет, – возразил Дуг, вилкой указывая на свою грудь. – Все обвинения можете вот сюда адресовать.

– Эта женщина со своими тирадами. Матерь Божья! Налакалась – и давай по городу бегать, врагов проклинать. Я знаю, она тебя приютила, Дуглас. И благослови ее Господь за это. Это уж для нее единственный билет, наверх-то. Как же я горюю, что мы тогда тебя к себе взять не могли, чтобы у тебя нормальная семья была.

– Госпожа Элден, мне очень приятно это слышать. А мама Джимми, вы поймите, она же старалась, как могла. И, если честно, мне кажется, она меня больше любила, чем своих родных детей. Я чувствовал ее отношение.

– А уж ее дочка…

– Мам, – оборвал маму Дез.

– Дезмонд не любит, когда я это говорю, но… – она выставила руку вперед, чтобы Дез ее не перебивал, – я готова до небес прыгать от радости, что вы больше не вместе…

– Господи, мам! – выдохнул Дез. – Я не говорил тебе ничего такого, так что могла бы…

– Нет-нет-нет, – остановил их Дуг, тоже вскинув руку. – Ничего страшного, правда. С Кристой все в порядке, госпожа Элден. Она всегда сухой из воды выходит. Все у нее хорошо.

Его вежливое вранье повисло в воздухе; все трое молча жевали.

– Знаю, ваша четверка в школе была не разлей вода. Но я Дезмонду с такими, как Кофлин, мальчишками потемну слоняться не разрешала. – Она перевела взгляд на своего Деза. – А теперь он вон какой большой стал, сам себе друзей выбирает. Сам разберется, что хорошо и что плохо. И уж ума-то хватит не попасть в переплет.

Дез не поднимал головы, продолжая жевать над тарелкой.

– Да я всем вокруг говорю, госпожа Элден, что Дез из нас – самый лучший.

Дез нахмурился и поднял глаза на друга. Ему было приятно.

– Да ладно тебе.

– Колледж закончил, – продолжала мама, которой только дай волю похвалить сына. – Работа хорошая – в телефонной компании. Чистенький мальчик. Вести себя умеет. И какая подмога мне все эти годы. А ты посмотри, какой симпатичный. Только вот все не женится никак. Оба вы не женитесь.

Дез указал на Дуга.

– Ну вот, допрыгался.

– А этот ваш дружок, как же его… – Она щелкала сухими пальцами, припоминая. – Мэглоуны с Медовой улицы. Конопатые детишки, такие прям мухоморчики.

– Глоунси, – напомнил Дуг, обменявшись улыбкой с Дезом.

– Алфред Мэглоун, – кивнула она, припомнив. – Дезмонд говорит, его подружка ребенка родила. Я ее и не знаю даже.

– Джоани Лоулер. Она из тех домов.

– Ах ты, из домов, ну тогда все понятно. Но если вы меня спросите, так я вам скажу: ей сильно повезет, если она хоть что-нибудь от него добьется теперь, когда сдалась по всем фронтам. В мое время такую парочку, как вы, не упустили бы, до двадцати трех лет вы бы холостяками не ходили. Мы бы вцепились и не отпускали. В те-то времена девчонки знали, как это делается. – Закончив ужинать, хотя она едва прикоснулась к еде, мама откинулась на спинку стула и вдруг просветлела. – Я-то думала, что это вы такие современные, отсюда и беды. А теперь, чем больше смотрю, тем больше понимаю, что дело-то в бабьей породе. Мягкие слишком.

Табачный дух пропитал весь дом, включая комнату Деза. А также стеганое ватное одеяло на двуспальной кровати, гантели на полу, рабочую одежду Монсеньора. Все его ценности, связанные с «Ю-ту», – раритеты, пиратские и импортные диски, сложенные стопкой на письменном столе. Дез включил песню «Сила» группы «Аларм», достаточно громко, чтобы их никто не услышал. В семидесятые «Аларм» была такой же социально ответственной, католической и протестной панк-группой, как «Ю-ту» и «Симпл Майндз» в восьмидесятые. И Дез изо всех сил старался, чтобы песни этой группы продолжали жить.

Въезжая на площадь Салливана, жалобно застонал автобус. Движение было активно день и ночь: вагоны метро, визжащие колеса электричек, уж не говоря о грузовиках на эстакаде в вышине. А для Деза все эти звуки были что колыбельная. Упаси Господи, если однажды ночью они умолкнут. Он без них ни за что не уснет.

Дуг с трудом поместился на маленьком кресле перед компьютером друга, неуклюже взял мышку, напомнив Дезу стариков в библиотеке, пытающихся рассмотреть что-то на микропленке. Дез демонстрировал Дугу скорость ISDN-линии и поисковик «Альта Виста».

Дуг ввел слово «Корвет» и стал переходить на веб-страницы, которые ему выдал поисковик.

– Ну, и дальше что?

– Если тебя заинтересует любое слово, выделенное другим цветом, кликай по нему.

На экране появился сайт «Борла», связанный с выхлопными системами.

– Джем реально по сердцу твоей матушке, да?

– Да она его обожает, – ответил Дез. – Хочешь знать, в чем тут дело? Конкретно?

– Думаю, нет.

– За все это время Джем у меня в гостях был ровно один раз, ясно? Где-то год назад. Десяти минут не пробыл. Не успел прийти – и так насрал, что мама не горюй.

Дуг рассмеялся.

– Да ну.

– Даже не смыл, так и оставил. Вообще без понятий парень.

Дуг прижал ладони к лицу, чтобы не захохотать в голос.

– Моя мама ароматические свечи зажгла, – продолжал Дез. – Три дня подряд горели, чтобы изгнать дух этого лошары. А ведь туалет у нас в доме всего один!

– Ты мне будешь рассказывать, я же над ним живу.

– Лучше бы он поджег туалет к чертовой матери, когда сделал свои дела, нам бы меньше хлопот было.

– Напомни мне смыть, если чего.

– Да ты хоть на занавески у нас ссы и на диване трахайся, мама все равно найдет тебе оправдание.

– Да он вообще маньяк. И всегда таким был.

– Ага. Только чем дальше – тем хуже. Каждый раз, когда отдает мне ствол перед делом, говорит: «Уверен, он тебе не понадобится».

Дуг кивнул.

– Да, он все время про тебя повторяет: «Он ни за что не выстрелит».

– Но если пришлось стрелять на деле, значит, облажался не по-детски. Так ведь? Все просрал. А пушка – это запасной план на крайний случай.

– В самолете парашют не раскрывают.

– А для Джема: не пальнул из ствола на деле – все коту под хвост.

Дуг перешел на другую страничку.

– Да извращенец он.

– Так что будешь делать со свадьбой?

– Фиг знает. Терпеть не могу свадьбы.

Событие предстояло двойное: венчание Глоунси и Джоани и крестины их карапуза Ники. Джем будет шафером, а Дуг – крестным отцом мальчика. Дезу досталась роль всего лишь дружки. Он был не из тех, кто стремится стать лидером или хотя бы вторым человеком в любой группе. Но то, что Глоунси в их четверке занимал третье место, его раздражало. Тупила Глоунси, угонявший тачки. А вот без него, без Деза, они перебивались бы рисковыми грабежами с пострелушками, которые не приносили бы серьезных доходов; типа: вошел, наставил ствол, забрал бабки. Дез все время думал, проводят ли другие столько же времени, сколько он, в размышлениях о том, какое место занимают в сердцах и умах своих друзей.

Они проучились вместе всю школу. Джем влился в их компанию после того, как остался на второй год. По-настоящему они сдружились в средних классах, и тогда Дез стал отдаляться от них. Или они начали отдаляться от него: частично из-за его занятий на подготовительных курсах, частично из-за того, что мама вечерами не выпускала его из дома, чтобы он усердно учился. Дуг ему чужим не стал, но и закадычным другом уже не был. Дез следил за его карьерой так же, как все остальные жители Города: звезда хоккейной команды, которого «Медведи» увели из старших классов и который потом при неясных обстоятельствах вылетел из АХЛ, [59]59
  АХЛ – Американская хоккейная лига. Профессиональная хоккейная лига, объединяющая 29 команд США и Канады.


[Закрыть]затем Дуг вернулся в Город, а через несколько месяцев попался на вооруженном ограблении. «Звезда хоккея арестована!» – кричали газеты. Отсидев, он вернулся в Город, стал пить и дебоширить. Оступившийся хулиган превратился в профессионального преступника. Последовала еще одна короткая отсидка. И он снова вернулся на улицы Города.

Дез пару раз играл с Дугом в уличный хоккей, уже после его отсидки. Все их разговоры сводились к фразе: «Привет, как дела?» Круг общения Дуга состоял из крутых парней, которые жили так же, как играли, – грубо, громко и дешево, – и открыто посмеивались над простыми работягами, вроде Деза. Но Дуг Макрей, вернувшийся из тюрьмы, походил на солдата, который пришел домой из дальнего похода. Он очень изменился. Завязал пить. Его теперь больше привлекала жизнь без риска и проблем, чем существование отморозка.

Хоккей никогда не был по душе Дезу, не то что бейсбол. Но как-то раз на улице Вашингтона Дуг набирал команду и первым взял Деза. Несколько недель спустя все повторилось: Дуг даже отдавал ему отличные пасы у ворот, хотя мог сам с закрытыми глазами загнать шайбу, а в перерывах мило болтал с ним. Дез стал заходить чаще. И как-то после игры они, прогуливаясь по Главной улице, разговорились о своих отцах. Для Деза это было откровение. По сложившейся в старых районах традиции, все придерживались «закона молчания», никто никогда не говорил с Дезом о его отце. Он знал только, что однажды январской ночью 1980-го, года через три поле того, как отца уволили из компании «Эдисон», обеспечивавшей Бостон электричеством, старшего Элдена нашли по пояс голым в снегу посреди улицы Феррин. В груди у него было две дырки от выстрелов в упор: по одной на каждый сосок.

Свидетелей так и не нашлось. И никого за это убийство не посадили. Перед тем как гроб навсегда закрыли, двенадцатилетний Дез снял очки с обвисшего отцовского лица и сунул их себе в карман.

Мама рассказывала лишь о том, что он умирал в страданиях. И даже священники, которые помогали ей растить Деза, настраивая его на продолжение учебы в колледже, отмахивались от расспросов мальчика. Именно Дуг поведал ему, что его отца убили, когда он нес «пакет» какому-то Фергусу Колну, бывшему профессиональному борцу, в те времена охранявшему мафию, а нынче – главе банды, распространяющей PCP в Городе. В общем, пресловутому Ферги Цветочнику. Что бы ни случилось с отцом после того, как он потерял работу в компании «Эдисон», Дез догадался, что в пакете, который он нес на улицу Феррин зимней ночью, лежали не пончики.

Со временем, по мере того как крепла ожившая дружба Деза и Дуга, последний стал расспрашивать приятеля о работе в телефонной компании. Проводка на столбах, распределительные коробки, устройство сигнализации, коммутаторы. Намерения Дуга были более чем прозрачными. Но вместо того, чтобы обидеться, Дез был рад внести что-то ценное в их дружбу.

Он начал с мелочей – разного рода работ, проводимых заранее, на ощупь, например переключение линий, выдернутые из розеток вилки, перерезанный кабель, – все это, чтобы завоевать доверие Дуга. Дуг отстегивал ему приличный процент. Но не деньги заставляли Деза возвращаться к Дугу снова и снова. И в любом случае – половина средств неизменно попадала в коробочку для сбора пожертвований Святого Франциска, от имени мамы. Дело было во внимании Дуга, местной легенды, к Дезу и в тех преимуществах, которыми оно сопровождалось в Городе.

Дез стал рассуждать как преступник, на работе держал ухо востро и подкидывал Дугу новые схемы. Когда Дугу понадобилась четвертая пара рук для дела в Уотертауне, Дез напросился к ним. Они надели маски и взяли с собой оружие. Когда он вернулся домой, его вырвало. Но потом Дез посмотрел на свое отражение в зеркале над раковиной, поправил отцовские очки на носу, и внутри него словно что-то переключилось.

Больше всего ему понравилось чувство сопричастности: напряженность команды во время дела в Уотертауне, их братство, словно играла хорошо сработавшаяся рок-группа. Дружба – это изначально такая штука, которую никогда не довести до идеала, не поднять до высшей точки совершенства. Но, проворачивая дела вместе, они ближе всего подходили к этой точке. Именно этого высшего подъема он все время искал. В остальное время Дез не чувствовал себя таким близким к ним, как они были друг другу. Они называли Деза Монсеньором, дразня его за набожность и строгое воспитание, но и пользуясь этим, чтобы не впускать его в свой круг.