Текст книги "Город воров"
Автор книги: Чак Хоган
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 31 страниц)
39. «Медлить»
Вот так себя чувствуешь, когда оказываешься под водой.
Криста наконец нырнула. Погрузилась на глубину. Подвал «Пивной» превратился в бассейн с кирпичными стенами. От бурбона, циркулировавшего в крови, у нее словно выросли жабры.
Все замедлилось. Звуки доходили до нее с опозданием, растягиваясь так, что она успевала на выбор – обдумать их или пропустить мимо ушей. Жизнь стала текучей и скучной. Криста потянулась к бару, но вода не пустила – движение обернулось рябью. От каждого жеста появлялось течение, которое затем превращалось в волну. Криста повернула голову – и зал поплыл, все сдвинулось с мест, потом вернулось, а звуки отстали. Прошла секунда или две, пока они попали в ее уши. Один очень красиво перетекал в другой.
Криста в одиночестве сидела возле барной стойки посреди жидкой вселенной. «Чтоб тебя, госпожа Джоани Мэглоун!» – проплыло у нее в голове. Бывшая Джоани Лоулер любила раньше говаривать: «Черт, ты что, думаешь, я стану одной из таких замужних теток, которые сидят дома как привязанные?» Это было еще до того, как она поцеловала конопатого принца-лягушонка по фамилии Мэглоун и как по волшебству превратилась в домохозяйку. Два дня назад, вечером, Криста позвонила ей. «Извини, Крис, не получится», – услышала она в ответ. Так что сегодня Криста даже пытаться не стала. Позвонит ей завтра (обязательно!) и между делом обмолвится, что была в «Пивной» без нее, это ж ведь психология. Заставь ее понять, что она теряет нечто такое, и у нее в заднице засвербит. Уж Криста, хоть и одинокая теперь, умолять не станет.
Звучала какая-то приятная мелодия. Без Монсеньора – ее Крестного отца, благодарного Папы – «Ю-ту» никто не заказывал. Его петушок ликовал три раза (с такой благодарностью!), и каждый раз был предательским кинжалом в спину Дугги, а теперь Криста не могла до него дозвониться. Прячется в своем Заброшенном поселке, в своем Ватикане.
Доллар из кармана джинсов – последний. Колышется у нее в руке, как папоротник на ветру. Криста коснулась подошвами пола и пошла к кирпичной стене, где стоял музыкальный автомат – открывающийся и выпускающий пузыри ларец с сокровищами; она напоминала пловчиху, идущую по дну с цветными камнями в подсвеченном аквариуме, который представляла собой «Пивная». Три пузыря на доллар. Она ввела один и тот же код три раза – группа «Кренберис», песня «Медлить».
Направляясь назад, Криста сделала вид, что осадила парня, который весь вечер на нее пялился. «Так и будешь глазеть?» – про себя спросила она, медленно двигаясь, чтобы он как следует рассмотрел ее.
Буль-Буль никогда не отказывался угостить за счет заведения, но Криста хотела убедиться, что по-прежнему сильна, особенно теперь, когда ее чары начали угасать. Говорят: когда твой ребенок начинает жить, ты начинаешь умирать. Если это так, то она уже потеряла двадцать один месяц своей жизни.
Двадцать один месяц – средний срок обращения купюры в один доллар (это ей Дугги сказал как-то раз – она помнила все, что он ей говорил). Дольше всех держатся пятидесятки и сотни.
«Меня хотят, – решила Криста. – Я еще не вышла из употребления». Она – чистая крепкая купюра. Уже не такая хрустящая, как раньше, но по-прежнему законное платежное средство. Не стодолларовая, конечно. Ну уж пятидесятидолларовая – точно.
Криста снова устроилась на своем месте, подождала, пока уляжется рябь и картина прояснится. Он начал действовать. Взял за горлышко свою бутылку «Будвайзера» и двинулся с места, подгоняемый течением.
«Я полтинник, – проплыло в голове у Кристы, – и ты хочешь положить меня в свой карман».
От его перемещений поднялись волны. Он уселся на пустой табурет справа от нее. Расставил ноги, агрессивный такой, ждал, когда она на него посмотрит. До нее доплыли его слова.
– Мы тут с тобой в гляделки играли.
– Да? – удивилась Криста, легким пузырьком выпустив слово изо рта. Она сразу поняла, что он не из Города. Его лицо не вызвало у нее доверия. Морской конек с глазами барракуды.
– По-моему, я победил.
Она кивнула.
– Очень может быть.
– Твоя песня?
Криста не сразу расслышала песню.
– Моя. И только моя.
– Грустная какая-то, да?
Она допила бурбон.
– Ну это как посмотреть.
Парень изучал ее. У нее по спине поползли мурашки, но Криста выдержала взгляд. Бурбон добрался до ее жабр, и внутрь полилась более мягкая жидкость.
– Как-то раз вечером в баре, – начал незнакомец, наклонившись поближе, – один парень подсаживался к девушкам и рассказывал им, что работает судьей на Чемпионате по обниманию. А потом спрашивал, не хотят ли они поучаствовать. И в большинстве случаев (хочешь – верь, хочешь – нет) они велись. Он их обнимал и поглаживал по спине, весь такой заискивающий и многословный. Меня это все достало, и я отвел его в сторонку. Я ему сказал, что работаю судьей на Чемпионате по битью морд.
Криста улыбнулась, отдаваясь течению.
– Если бы ко мне кто с такой фигней подошел, я бы сама ему по морде дала.
Он поднял пиво в ее честь, выпил и поставил пустую бутылку на барную стойку.
– Да, кстати. Я сегодня буду судьей на Чемпионате по траханью.
Вода забурлила вокруг них, отлив позднего часа смывал людей из бара. Криста улыбнулась и облизала губы. «Ну держись, остряк!» – мысленно предупредила она.
– Может, купишь мне выпить?
Он вытащил из кармана двадцатку и положил ее на стойку портретом Джексона вверх.
«Ну вот, – подумала Криста. – Поплыли».
Он заказал две порции того, что пила она, и, кажется, не заметил, как хитро ей подмигнул Буль-Буль. Парень болтал. И в общем ничего был этот парень – симпатичный, только не в ее вкусе. В ее вкусе был Дугги. А этот – просто еще один в длинной череде не тех.
Что-то он там про детей сказал?
– У меня есть дочка.
Он воспользовался ее словами как предлогом снова ее оглядеть с ног до головы.
– Которую ты родила? Сама?
– Год и девять месяцев назад.
Ее тревожило только одно: он не проверил, есть ли у нее кольцо на безымянном пальце. «Что ж это получается, я не способна найти себе мужа?» – расстроилась про себя Криста.
Как там его зовут? Ведь говорил же. Она пропустила его имя мимо ушей – не Дуг ведь. У него оказались красивые сильные руки. И эти красивые сильные руки оплатили еще две порции выпивки.
Он сказал что-то о цене на недвижимость в Городе.
– У меня свое жилье, – ответила Криста.
– Своя квартира в кондоминиуме?
– Свой дом. – Его удивление и разозлило ее, и польстило ей. – Трехэтажный. От матери достался.
– Ух ты! Тебе одной?
– Именно. – Было легко и очень даже приятно сделать вид, что брата у нее нет.
– Возникает вопрос: женщина с собственным домом сидит тут на такой попке, что все остальные табуреты у бара зеленеют от зависти. Что же ты делаешь здесь одна в выходной?
Криста хитро кивнула, как будто знала ответ, но не хотела говорить.
– Горло промочить зашла, – ответила она, качая бокал на волне. – Плыву по течению.
– Приятного плавания, – сказал он, подняв бокал.
– А ты на верфи живешь, да?
– По мне заметно?
– Еще как. А что привело к нам? Решил посетить трущобы?
– Вот именно.
– Думаешь, удастся запросто подцепить кого-нибудь? Отхватить вкусненький кусочек городского пирога?
– В основном я пришел сюда работать.
– Работать? А, да. Я и забыла. Чемпионат по траханью.
– В целом, да. Я работаю в ФБР.
Криста запрокинула голову, расхохотавшись. Он все больше ей нравился.
– Уже месяц так не ржала.
– Правда?
– А ты прикольный. Только не думай, что я с тобой домой пойду или еще чего. Не думай, что мечтаю перепихнуться у тебя на балконе, восхищаясь тамошним видом.
– У меня нет балкона.
– Нет? Плохо.
– Да вот, торчу в этой сраной съемной квартире. Откуда меня вышвырнут примерно через шесть недель. Криста, родился тост. Выпьем за меня, бедолагу безбалконного.
– Заслужил. – Она подумала, что, наверное, свое имя назвала раньше…
– Что-то я брата твоего здесь не вижу сегодня.
– Брата? – «Кто это?» – Ты знаком с Джемом?
– Ну так, время от времени сталкивались.
Вот тебе и не из Города.
– А я была о тебе более высокого мнения.
– А ты раньше с Дугам Макреем общалась, да?
Криста уставилась на собеседника.
– Откуда ты Дугги знаешь?
– Да вроде как работаем вместе.
– А, – отозвалась она, чувствуя, что он ее проверяет. – Снос.
В глазах парня мелькнула ухмылка.
– Не-е-ет.
Все стало меняться. Вода резко охладилась. Криста вся подобралась – инстинктивное движение, когда рядом оказываются незнакомые люди.
Парень вытащил одну, вторую, третью, четвертую, пятую двадцатку и сложил их кучкой на стойке.
– Умеешь размер определять?
– Смотря чего, – ответила она.
Он поднял одну двадцатку.
– Вот эта, по-твоему, какого размера?
– Если это такая барная игра, то я не в настроении…
– Ну прикинь длину. Пятнадцать сантиметров? Примерно. Больше или меньше?
Криста прищурилась.
– Меньше.
– Неверно. Пятнадцать целых, пятьдесят пять сотых сантиметра, если быть точным. Теперь ширина.
– Ты какой-то странный.
– Ширина. Некоторые говорят, это важнее. Ну, попробуй угадать.
Криста молча смотрела на незнакомца.
– Шесть целых, шестьдесят три сотых сантиметра. О деньгах я знаю все, что только возможно. Толщина купюры? Ноль целых, одиннадцать сотых сантиметра. Не особенно впечатляет. Вес? Около одного грамма. Так что двадцатка стоит своего веса, переведенного, скажем, в пыль.
Глаза у Кристы расширились. Он смотрел на нее в упор. Вода замерла.
– И как все устроено? – спросил он. – Бармен звонит, называет адрес. Ты берешь пачку в точке «А» и несешь ее в точку «Б». За это Цветочник платит тебе сумму «В». Так? Простенький такой алфавитик «А», «Б», «В».
Вода начала утекать – затычку вынули, и раздался характерный сосущий звук.
– Думаешь, как бы сбежать от меня? – предположил он. – Видишь ли, это не так просто. Если начну размахивать золотым жетоном, – он положил удостоверение на стойку рядом с деньгами, – тебя тут вопросами засыплют. Поэтому поступим так. Я тебе еще выпить куплю, и мы с тобой присядем вон там, у стеночки. За отдельным столиком, подальше от всех. Поболтаем.
Дверь была рядом. Но до нее пришлось бы карабкаться по кривым ступенькам, ноги еще не слушались Кристу. «Не будь дурой!» – мысленно приказала она себе.
– Я больше не хочу пить.
Он взял ее за руку, сжал и подался вперед. Его казенные глаза улыбались.
– Ладно. Тогда сделаем это здесь, мило и интимно. Как любовники. – Он вдавил пять мятых двадцаток ей в руку, как кучу мусора. – Я тебе сотню плачу прямо сейчас, а ты доставишь одну посылочку. А в посылочке – информация.
Ей не пришлось оглядываться, дабы убедиться – их никто не подслушивает, потому что Криста собиралась послать этого козла куда подальше.
– Я не знаю…
– Конечно, ты ничегошеньки не знаешь. Я понимаю. Только тут одна проблемка. Я знаю, что ты это знаешь, ясно? «А»-«Б»-«В». Просто, как раз-два-три, не дури.
Когда вода схлынула, стало очень холодно. Сухой воздух набрасывается на тебя, как грызущая совесть. Криста поискала глазами Буль-Буля, надеясь на его помощь, но тот исчез.
– Я на самом деле не козел, ясно? – сказал парень, сжимая ее ладонь с деньгами. Во влажном воздухе висел запах его одеколона. – Тебе повезло, что я не из тех копов, которые предпочитают жесткие методы. Я не буду пугать, что ты можешь потерять дочку, рассказывать о приемных родителях и прочих страшных ужасах. Я не такой.
У нее в голове все дрожало.
– И мне вообще плевать, работаешь ты курьером на Ферги или нет. Наркота, рэкет, криминальные дела – ты мелкая сошка в этом механизме. Связующее звено. Но хорошая метла и метет хорошо. А мне досталась хорошая. Не метла – реактивная ракета. Я не прошу тебя жучок на себе прятать. Не собираюсь использовать тебя. Подвергать опасности. Нет. Я настроен вполне миролюбиво. Сколько у тебя машин, Криста?
– Чего? – Его лицо было совсем близко – плюй не хочу. – Ни одной.
– Семь. Ты владеешь семью транспортными средствами. Ни за одно из них ты не заплатила, но зарегистрированы они все на твою фамилию. Это все Дуг Макрей и твой брат денежки свои прячут. Никогда не видела «Корвет» Дуга, зеленый такой? Крутая тачка. А ведь она твоя, Криста. По закону. Когда-то он просил тебя подписать какие-то бумаги, сходить в бюро регистрации, так? Случись что с Дугом – эту машину не привяжут к штрафам, которые ему придется платить, не конфискуют в наказание за… ну, например, ограбление банка. Спорим, ты даже не знаешь, где он ее держит?
«Ничего не говори, – велела себе Криста. – Не выдавай эмоций».
– А ты вкалываешь курьером за гроши, пыль разносишь. За гроши. Ради дочери, так ведь? Ну конечно. Но что это за жизнь? Ты хоть представляешь, сколько бабок они срубили в кинотеатре? И не прикопаешься ни к одному центу. Трать хоть сейчас.
– Не понимаю, о чем ты…
– … говоришь. Ясное дело. Ты верная. Конечно же, верная. Семья как-никак. Но вот что я тебе скажу. Они все по краю ходят. Рано или поздно упадут – и скорее рано. Это точно. Это я тебе и пришел сказать. Ты производишь впечатление девушки практичной, находчивой. Наверняка ведь прикидывала, что не за горами такой день. Если они сядут – что с тобой будет? Ты же не хочешь остаться ни с чем? Машины на твое имя записаны – это же удобно, безопасно. Погоди-ка. А дом? Я тут случайно узнал, что он и за твоим братом значится. Вы владеете им совместно. Мы заберем половину, его половину дома. Если ты не будешь вести себя со мной сейчас практично и находчиво, можешь последовать за ними – за пособничество. В этом случае мы заберем все. А у тебя будет новое место жительства. Под названием Массачусетская исправительная колония «Фремингэм». А твоя дочурка? – Фроули покачал головой. – Но это все в худшем случае. Это если да кабы. Я даже не хочу говорить об этом «если». Тем более в твою пользу есть столько всего! Во-первых, надо сохранить твой дом. Знаешь, почем нынче дома на Жемчужной улице? А готовые к ремонту трехэтажные строения в Чарлзтауне? Ты сидишь на небольшом состоянии, вполне законном, и, несмотря на это, ждешь, когда тебе позвонят и скажут, куда отнести пыль, да вот с незнакомыми мужчинами флиртуешь, чтобы они тебе выпить купили. А продашь дом – и ты с дочкой обеспечена. Но для этого нам с тобой надо договориться. Мне нужна веская причина, чтобы защищать твое имущество.
Когда вода ушла, осталась только вонь. Затхлая пустота.
– Дерьмо собачье. Хватит меня пугать. Мне нужен адвокат.
– Да ради бога. Ищи адвоката. Потому что речь ведь о твоей защите. И не только о твоей. А еще и о защите твоей дочери. Подумай об этом, Криста.
– Ее не впутывай.
– Не получится. Придется впутать. Они тебя обманывали столько лет. Держали тебя на привязи. А почему? Чтобы ты никуда не делась от них. Чтобы зависела от них, как наркоман. Чтобы на виду была. А ведь по справедливости должны были бы выделить тебе щедрую сумму за все тайны, которые ты так преданно хранила. – Фроули, наклонившись, заглянул Кристе в глаза. – А твой брат… Слушай, да ведь по большому счету он меня не интересует.
– Нет?
Фроули что-то рассмотрел в ее глазах. Он глядел пристально и впитывал это выражение.
– Ну, если, конечно, ты сама этого от меня не ждешь.
«Дугги, – поняла Криста. – Ему нужен Дугги».
– Этот Макрей, – продолжал агент. – Сколько ты его терпела?
Услышать от фэбээровца имя Дугги – все равно, что узнать о его смерти. Ее сердце сжалось.
– Сколько заставлял тебя под его дудку плясать? Уж если я об этом знаю, ты же понимаешь, об этом знает каждая собака в Городе.
Криста поставила локти на стойку и вцепилась в свои волосы.
– Грустная песня, – сказал он, кивнув на музыкальный автомат. – Так и будешь до конца жизни ее слушать?
«Иди домой и расскажи Дугги об этом парне, – велела себе Криста. – Иди прямо к нему. Он будет тебе очень благодарен».
– И еще вопрос. Сколько ты с ним встречалась?
Криста почти прижала нос к стойке.
– Всю жизнь.
– Позволь спросить. За все годы, что вы были вместе, сколько бриллиантовых колье от «Тиффани» он тебе купил?
Воды вокруг больше не осталось. В осушенном мире раздавался громкий стук капель.
– Да ты о чем вообще? Колье с бриллиантами?
– Сначала ты ответь, а потом я, – настаивал фэбээровец.
40. Письмо от Мака
Июнь 1996 г.
Маленький напарник,
Представляю, в каком ты шоке. Нашел в пачтовом ящике эту мою писанину и абратный адрес на конверте – Уэлпол. Жаль, я лица твоего ни вижу сийчас. Что там старому хрычу взбрело в башку? Я тебе пишу не чтобы чего то попросить. Ты же знаешь ни такой я человек. В жизни ни у кого ничего ни просил. Чего надо было – сам брал и сам делал. И ты Дугги у меня такой же.
Я редко пишу. Раньше вабще не писал тебе. Сюда то тебя вабще не вытащиш а после того раза у меня нидосказаность осталась. Когда удается повидатся с тобой столько всего сказать хочется, что всего и не скажешь. Так что много чего в голове остается. А как ты уходиш, так у меня впереди еще целый год чтобы голову то ломать.
Когда выйду, уже мне не вернуть тебе то, чего я тебе должен. Ты мужчина – ты паймешь. Ошибки исправляются в два раза дольше чем делаются. Вот пачему не надо оглядыватся. То есть оглядыватся можно а вот поворачивать назад нет Дугги. Иди только вперед.
Насчет дома твоей матери. Я познакомился с твоей мамой в ноябре 63-его у Памятника. Только что Кеннеди умер – ему в голову выстрелили – и город был в трауре. Мы с Коффи и все остальные – нам надоела эта таска и мы пошли искать приключения. Отирались там на ступеньках. И тут подходит экскурсоводша маленькая такая, рыжая. Младше нас была а шуганула нас как будто чья то мамаша. У нее на школьной форме был значок с черной ленточкой. Она нам задала а потом как разрыдается по Кеннеди. Ох мы и посмеялись. А на следующий день я туда один пришел. Послушал ее школьную речь для туристов она меня заметила. На значке у нее было написано Пэм. Я 6 дней к ряду туда таскался. Только на шестой она мне улыбнулась. Уж ни знаю чего она во мне нашла. А я сам то только хотел ее куда-нибудь пригласить. И как то вечером она удрала от подружек и пошла со мной в боулинг.
Нам пришлось поженится. Ее родители знали что я из простых. Шпана. Ни нравился я им. Но и ей они ни в чем не отказывали. Помогли нам с первым взносом за дом, когда ты поивился. Но уж ипатеку я сам всегда платил. Дом мой был.
В тот день, когда мы в боулинг играли, я ей пообещал, что больше никогда она не будет плакать. И сколько раз это обищание нарушил. Она так поступала, потому что на меня злилась. Меня же не было все время. И она тебя часто у матери оставляла. Деньги каторые я ей на еду давал все на улицу сносила. Я ее друзей хиппей распугал. Но потом она уже сама одна все делала.
Я тебе это все расказываю не потому что я идиот. А потому что я не идиот.
Она не специально это все. В 60-ые все границы раздвигали, в небо уходили и освобождали сознание. А она свое слишком освободила. Я как то домой вернулся, ты перед телевизором спиш, а она в ванне лежит с иголкой. Я тебя к соседям отвел первым делом. Когда ты утром проснулся, про нее стал спрашивать, чего я тебе мог сказать? Что скажешь шести летнему ребенку? Мама уехала. Нет ее. И наврядли вернется.
Ты хотел чтобы мы пошли ее искать. Ну мы и пошли. Ее родители устроили тихие похороны. А я тебя на прогулку повел ее искать, пока ты не стал плакать в голос, аж идти не мог. Ты по телевизору увидел передачу про пропавшую собаку. И решил на столбах развесить обявления. Мы их развесили. Ты хотел, чтобы над входной дверью горел фонарь, чтобы она увидела. Я менял лампочку каждый месяц. А то ты не засыпал, если из своей комнаты фонарь не видел.
Я сказал что она ушла и добился чтобы другие в Городе тоже самое говорили. Моя правда была правдивее любой правды. Но я тогда не продумал что она станет для тебя больше жизни а я из папы стану пустым местом. Ты сам себя воспитывал во многом. Это у тебя от меня. Я в тебе всегда ее видел. Но я делал все что мог. Учил тому что сам знал.
Короче говоря скоро я выйду. Опять мы вдвоем с тобой будем. С Джемом у тебя незаладилось но ничего, все поправимо. Нам сейчас верность ой как нужна. Ее ни за какие деньги ни купишь.
Может ты и так всегда знал про нее или догадывался или не хотел спрашивать. Если не хочешь больше об этом говорить так давай ни будем.
Я длинее письма в жизни ни писал.
Кстати приезжал Старый Дядя Федирал. Но я к нему не вышел.
Ни знаю, как закончить, Дугги. И даже ни знаю буду ли отправлять письмо.
Мак
PS Твоя мама так и ни вернулась Дугги. А я вернусь.
41. День рождения
Дуг катился вдоль улочки из аккуратных домиков, сверял адрес, наконец подъехал к дорожке, на которой выстроился целый ряд припаркованных машин. Рядом красовался огромный надувной дворец. Он дергался и трясся, как живот, полный вопящих неперевариваемых детишек. Дуг притормозил у серебристого почтового ящика, украшенного надувными шарами. Номер дома совпал.
Дуг поставил свой «Каприс» в конец ряда и вышел. Дом был серый, двухэтажный, во дворе друг за другом с водяными пистолетами гонялись дети, родители болтали, стоя на дорожке. Дуг собрался было вернуться в машину, но тут заметил Фрэнка Г. Тот отделился от небольшой группы взрослых, стоящих у дворца, рядом с насосом, и помахал ему рукой. На нем была рубашка с короткими рукавами, длинные шорты и кеды. Он шел навстречу Дугу.
– Нашел-таки.
Дуг снял темные очки и окинул взглядом гостей.
– Фрэнк, старина… что ж ты не сказал?
– Ты же говорил, тебе надо пару минут, так ведь? Да ладно, пошли.
Фрэнк провел его мимо вопящего дворца к открытому гаражу, заставленному стульями и раскладными столиками с едой. На лужайке сидели, тесно прижавшись друг к другу, две девочки-двойняшки в одинаковых розовых очках и ели тающие куски торта-мороженого. Три пластиковых парашютиста спланировали на землю из окна спальни, следом за ними штопором закрутило пробковый самолетик. Вскоре прибежал мальчишка с гипсом на руке, выпустил по струе воды из маленького зеленого пистолета обоим мужчинам в живот и покатился со смеху:
– Ха-ха, дядя Фрэнк!
Фрэнк выхватил из кармана бледно-розовый пистолет, нацелил на мальчишку и облил его. Тот завизжал и дал деру зигзагом, как в кино про войну, Фрэнк продолжал поливать его спину.
– Пошли, – сказал он. – Надо перезарядить.
Фрэнк наполнил пистолет под краном в кухне, которая гудела от женщин, заворачивающих гостинцы: тарелки с пастой, лазаньей и ломтиками вареного мяса. Фрэнк провел Дуга мимо двух мужчин, говоривших о бизнесе в коридоре, мимо женщины, менявшей подгузник сонному младенцу на полу в столовой, мимо телевизора в гостиной, по которому показывали матч «Сокс». Гам на втором этаже заставил Фрэнка резко поменять направление – он повел Дуга к боковой двери, а затем вниз по ступенькам, в прохладу подвала.
Цоколь был отремонтирован лишь наполовину. Стены заклеены плакатами с портретами баскетболистов Майкла Джордана, Рея Борка и Мо Бона. Повсюду валялись «мохнатые» шарики из латекса, стояли коробки, из которых вываливалось спортивное снаряжение, у стены красовалась игрушечная гоночная трасса. Посреди комнаты под бильярдными лампами стоял стол для аэрохоккея.
– Ну как оно? – спросил Фрэнк.
Дуг пожал плечами. Детская вечеринка его ошарашила. Он не мог придумать, с чего начать.
– А у тебя как?
– У меня-то? – Фрэнк подошел к другой стороне стола. – Гораздо лучше. В прошлый раз неудачный у меня момент был. Этот старикашка разбередил мои раны. Не знаю, почему. Ему ни до кого дела не было. Уверен – до меня точно не было.
– Хорошо. Рад это слышать. – Дуг качался взад-вперед от неловкости, словно пришел просить денег.
Фрэнк включил игру, стол загудел, всасывая воздух через перфорированную поверхность.
– Я снова хожу на собрания, уже пару раз был.
Шайба шевельнулась. Пластиковый красный диск пополз вбок, как будто по мановению невидимой руки. Фрэнк отправил его назад, к противоположному борту – просто так, не предлагая Дугу поиграть.
– А у тебя как дела?
Дуг провел рукой по остриженным волосам.
– Собрания? Не-а. После нашего разговора не хожу.
Стадо слонов протопало у них над головой.
– Очень зря, – ответил Фрэнк. – У тебя же на лбу написано, что ты в штопоре. Я-то вижу. Правильно сделал, что позвонил мне. И вот что я тебе скажу. Не стоит она того.
– Кто? И чего не стоит?
– Той выпивки, которую ты еще не оприходовал. Твоя девушка ее не стоит.
– Нет, Фрэнк…
– «Кажется, я встретил одного человека»… Помнишь такие слова? – Фрэнк сильнее ударил по шайбе. Она со звоном отскочила от бортика и остановилась посреди гладкого поля. – То, как ты про нее сказал, я сразу все понял. Ты болен этой девушкой, Дуг.
Дуг вытянул руки вперед.
– Фрэнк, я тебе раньше такого никогда не говорил, но тут ты чертовски ошибаешься. Эта девушка… она – гарантия моей трезвости, если хочешь.
– Но теперь ее нет.
– Ага, – согласился Дуг.
– И тебя мучает жажда. На лице написано. И если ты сможешь вернуть ее, то все наладится, так?
– Фрэнк, послушай. Та вторая девушка, моя бывшая подружка, она – мой алкоголизм. Преследует меня, черт возьми, на каждом шагу. А эта девушка – другая. Она для меня слишком хороша. Она…
– …все, что тебе нужно, но не твоя. Ты все свои надежды возложил на одного человека, который не может быть с тобой – разве нет? «Она слишком хороша». Ты сам-то себя слышишь? Сам себе недостижимую цель поставил.
– А ты все не так понимаешь.
– Может, ты с самого начала все это спланировал. Долго и медленно шел по наклонной, чтобы найти оправдание и снова запить. Оправданием будет она. «Я через такое прошел, тут любой не выдержал бы и выпил немного». Так? – Диск с щелчком залетел в лунку, словно монета в прорезь автомата. – С этими глупостями в себе надо бороться. Это и есть твой демон.
Дуг сложил руки на затылке и принялся ходить взад-вперед.
– Как же так все запуталось? – дивился он. – Тут как с пивом. Либо пьешь, либо нет.
– Это раньше так было, – ответил Фрэнк, выключил стол и обошел его. – Посмотри правде в глаза. Нужно сожрать то, что пожирает тебя. Утопить не получится. Ты уже пытался. Не помогло.
Дуг задумался над тем, каким оно будет на вкус – то, что его сжирает.
Дверь открылась, и вечеринка снова стала слышнее.
– Фрэнк! – позвал женский голос.
– Да, я тут, милая.
Легкие босоножки спустились на две ступеньки.
– Стив и Полина только что уехали, не смогли тебя найти.
– Мы тут с приятелем клей нюхаем. Сейчас иду.
Фрэнк взбежал по лестнице, пошептался с женой, а затем босоножки прошлепали вниз по ступенькам.
– Я Нэнси Гэри, – представилась женщина, протянув изящную руку. Не то чтобы неприязненно, но и без притворной доброжелательности. Дуг был гостем в ее доме, и она приветствовала его.
– У вас очень красивый дом, – похвалил Дуг. Впрочем, так оно и было.
Нэнси оказалась миниатюрной городской девчонкой.
– Вы уже поели?
– Да, я незваный гость. Фрэнк не предупредил, что у вас… – Он махнул рукой в потолок.
– Возьмите с собой сандвичей.
– Возьму. Спасибо.
Нэнси повернулась к лестнице. Красавицей она, наверное, никогда не была, но ее внешность не портилась ни от времени, ни от макияжа. В ней чувствовалось постоянство. Она не пыталась произвести впечатление. У нее был дом и семья. И праздник, которым она заправляла.
Дверь захлопнулась. Дуг посмотрел на Фрэнка.
– Ты меня за этим сюда затащил? Чтобы я увидел дом, твою жену, детей.
– Это все не из разряда недостижимого. Главное – чтобы повезло. Эта девушка, Дуг… люди приходят и уходят. На то есть причины. Из них и состоит жизнь. И дело тут вовсе не в тебе.
Дуг покачал головой, не соглашаясь с ним.
– Еще как во мне.
Фрэнк внимательно посмотрел на своего подопечного.
– Так ты съехал от друзей?
Дугу снова показалось, что он задыхается.
– Нет пока.
– Это я уже слышал.
– Фрэнк, слушай, я решился. Там у меня ничего не осталось. Я хочу все так устроить, чтобы пути назад не было. Но сначала надо… мне надо все уладить.
– Не нравится мне все это. Ты пытаешься спасать тех, кто не хочет спасаться.
– Да не в этом дело. Серьезно. Просто я понимаю, что с ними будет, когда я уеду. И пытаюсь помочь им, дать хотя бы последний шанс.
– Шанс на что?
Дуг пожал плечами.
– На жизнь, наверное.
– Ты правда так думаешь? Считаешь, ты один держал их на плаву все эти годы? Единственный непьющий, который всех развозит домой после пьянки?
Дуг задумался.
– Да. Пожалуй, так и есть.
Они пошли к лестнице. В коридоре мимо них пронесся ребенок, размахивавший пластмассовым мечом. Фрэнк поймал его за плечо.
– Мики, где Кев?
– Там, пап, – ответил лохматый мальчик чуть пониже ростом; он стоял на пороге кухни, держа хоккейную клюшку с большим голубым крюком.
– Иди-ка сюда, хоккеист, – позвал Фрэнк и увел детей в столовую, мимо тележки из супермаркета, полной обломков печенья. Он положил одну руку на плечо мальчику с мечом, вторую – на голову малышу. – Майкл, Кевин, это тот дядя, о котором я вам говорил. Дуг Макрей.
Дуг посмотрел на Фрэнка, удивившись, но в то же время начиная понимать. У Фрэнка с самого начала были свои мотивы.
– Быстрее него я защитника за всю жизнь не видел, даже среди профи.
Дуг стоял перед мальчиками так, словно это он был ребенком, а они взрослыми.
– Кеву сегодня исполнилось семь, – пояснил Фрэнк, лохматя сыну волосы. Его переполняли гордость и любовь.
– Вчера, – возмутился Кевин.
– Точно. Извини. День рождения был вчера, а празднуем сегодня.
Темноволосый Майкл посмотрел на Дуга серьезными глазами своей матери.
– Вас «Медведи» перекупили?
– Да, – подтвердил Дуг.
Мальчики пристально смотрели на него – чужого человека, оказавшегося в их столовой, бывшую звезду хоккея, непонятно как ставшую другом их отца.
Именинник пожал плечами.
– И что случилось?
Дуг кивнул, не в силах выдержать их взгляд, и с трудом произнес:
– Я все испортил.