Текст книги "Между никогда и навечно (ЛП)"

Автор книги: Брит Бенсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)

Я не хочу засыпать. Не хочу, чтобы это заканчивалось.

Приблизившись, снова касаюсь его губ своими. У него все еще вкус виски. И цитруса. Я всхлипываю, когда наши языки переплетаются. Услышав его стон, перемещаю руки к его ремню и дергаю за него. Вожусь с пряжкой.

Он крепко, но нежно обхватывает мою руку, останавливая.

– Спи, Сав, – говорит он мне в губы. Я отстраняюсь, чтобы посмотреть на него, но веки не открываются. – Спи.

Тело начинает сдаваться, несмотря на протесты.

– Я хочу тебя, – хрипло говорю я, еле ворочая языком. От желания. Истощения. Дремоты. – Я хочу тебя, Леви.

Он нежно кладет руку мне на плечо и поворачивает меня, затем обхватывает за талию и притягивает к своей груди. Его дыхание щекочет мою голову. Его ладонь лежит на моем бедре. Я расслабляюсь, как и раньше, когда он обнимал меня вот так. В безопасности, в тепле и, наконец, в состоянии обрести покой.

– Я хочу тебя, – устало бормочу я снова.

Объятия вокруг меня сжимаются. Его сердцебиение колотится мне в спину. Когда он говорит, это шепот. Почти мольба. Я его почти не слышу.

– Тогда ты все еще будешь хотеть меня завтра.

Я просыпаюсь почти с рассветом.

Жалкий кондиционер за окном стонет под тяжестью влажного зноя, а простыни прилипают к босым ногам. Леви держит меня в объятиях, ровный ритм его дыхания возвращает меня назад, в его детскую спальню.

Мне до сих пор не верится, что он здесь.

Медленно, осторожно, чтобы не разбудить его, я переворачиваюсь, и мы оказываемся лицом к лицу. В полумраке я едва могу разглядеть его черты, но мне и не нужно их видеть. Даже спустя три года я могу воспроизвести их по памяти. Я узнаю его, даже когда мы состаримся и покроемся морщинами. Возраст не меняет душу.

Когда нам было по пятнадцать, я лежала вот также и разглядывала его спящим, прежде чем приходилось покинуть его спальню, улизнув через окно. Я изучала его, запоминая каждую веснушку, каждую ресничку, каждую морщинку полных от сна губ и страдальческое хныканье. Даже когда он был рядом, то казался недосягаемым. Слишком хорошим. Слишком чистым. Я дразнила его по этому поводу, но в глубине души была согласна с его матерью. Я знала, что погублю его. Я бы испачкала, запятнала его сверкающий золотой нимб и сожгла идеальные ангельские крылья.

В сознании мелькают и исчезают вспышки воспоминаний, сцены того, что происходило несколько часов назад. Закрыв глаза, я пытаюсь сфокусироваться, но все размыто. Словно я была свидетелем, наблюдающим сквозь густой цветной дым, а не непосредственным участником.

Кончики пальцев горят, я помню, как водила ими по губам Леви. Как целовала его. Вкус цитруса и виски. Было ли это на самом деле, или это всего лишь мой очередной сон под действием дурмана? Будь я пьяной или под кайфом, каждый раз мне снился Леви.

Я тянусь к его губам и слегка провожу по ним пальцами. Во сне его брови хмурятся, нос морщится, и я сдерживаю смех. Я делаю это снова: провожу подушечками пальцев по его нижней губе.

– Что ты делаешь?

Хриплый голос заставляет меня подпрыгнуть и издать испуганный писк. Он ухмыляется, но глаз не открывает, и я прыскаю от смеха, толкая его в грудь.

– Ты напугал меня, задница.

Он сжимает меня в объятиях и приоткрывает один глаз.

– Почему ты щупаешь меня, как маньячка?

Я стираю с лица все эмоции и медленно поднимаю бровь.

– Просто проверяю, настоящий ли ты.

Он открывает второй глаз и ласково улыбается.

– Я настоящий, если ты настоящая.

Я смотрю ему в глаза. С каждой минутой восхода солнца его лицо видится четче.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает он все еще хриплым ото сна голосом. Я пожимаю плечами.

– Отлично. А что?

– Ночью ты была совсем не в себе… – Он не заканчивает предложение и изучает мое лицо в поисках… я не знаю чего. – Что ты помнишь?

Я сканирую свой мозг, прежде чем ответить, затем перечисляю все, что, как я знаю, было правдой.

– Вечеринка на пляже. Костер. Побережье океана. Потеряла одну сережку. Танцы с тобой. Мэйбс и Кристал поссорились, затем помирились, а затем ушли вместе после того, как Джона сказал им прекратить трахаться на пляже.

Я хихикаю, и губы Леви изгибаются. Он кивает. Мэйбл очень разозлилась на Джону, но в этом нет ничего нового. Эти двое собачатся как брат с сестрой. Я бы беспокоилась, как это повлияет на группу, если бы не была уверена, что они ругаются не со зла. Джона – защитник и планировщик. Мэйбл – его полная противоположность, поэтому они бодаются.

Когда улыбка Леви исчезает, у меня покалывает затылок.

– Что? – Он отвечает не сразу, поэтому я снова настаиваю. – Леви, что?

– Ты помнишь что-нибудь о Шоне?

Под его испытующим взглядом мне хочется ёрзать. Хочется отвести взгляд, но я не могу. Вместо этого смотрю ему в глаза, копаясь в воспоминаниях прошлой ночи. Торрен. Таблетки. Потом Шон…

Я отшатываюсь, мои глаза расширяются. Леви прикусывает губу и медленно кивает. Я мотаю головой влево-вправо.

– Нет… – выдыхаю я. Не может быть. Это не правда.

– Да, и твой гребаный бас-гитарист пытался его защитить. Собирался позволить ему это сделать.

Нет, Шон бы никогда так не поступил. Он всегда флиртовал, но он со всеми флиртует, а Торрен никому не позволил бы причинить мне боль.

– Да, Сав, – медленно говорит Леви. – Ты сказала ему «нет». Сопротивлялась. Если бы я не…

Он зажмуривается, его ноздри раздуваются, а челюсть сжимается так, что может треснуть.

– А потом гребаный Торрен пытался навалять мне за то, что я стащил с тебя этого мерзавца.

– Вероятно, он был в замешательстве, – быстро говорю я, и глаза Леви снова распахиваются. Не знаю, зачем мне защищать Торрена, но мне это нужно. – Вероятно, он не понимал, что происходит. Он был под наркотой. В замешательстве. Шон – брат Торрена. Он не знал.

– Саванна, – от мрачного тона Леви у меня по спине бегут мурашки. – Этому нет оправдания. Никакого. Ни поступку Торрена, ни, определенно, тому, что сделал Шон.

Властность в его голосе и скрывающееся за ней покровительственное отношение меня раздражают. Я хочу поспорить с ним, сказать, что он не знает ни Торрена, ни Шона. Что это не его дело. И он должен отступить.

Но потом вспоминаю кое-что еще.

С какой осторожностью Леви застегивал мне рубашку и шорты. Как он привел меня домой и остался, когда я его попросила. Уведите его отсюда, пока я его не убил. Как билось мое сердце…

Так что, я киваю.

– Ты прав, – соглашаюсь я. – Этому нет оправдания. Я поговорю с ним. Со всеми ними.

Он снова молчит, вглядываясь в мое лицо, нахмурив брови, пытаясь найти ложь. Я закатываю глаза и снова толкаю его в грудь.

– Я серьезно. Честно. Ты прав, и я поговорю с ними.

Солнце уже взошло, и комната наполнена утренним светом. От моего внимания не ускользнуло, что Леви по-прежнему сжимает меня в объятиях, несмотря на повышающуюся температуру. Он все еще обнимает меня, и я все еще позволяю ему. Это нервирует. Я не могу с ним сближаться, если мне снова придется прощаться.

– Я никогда не встаю так рано, – говорю я с натянутой ухмылкой. – Хочешь сходить за оладьями?

Глава 11

САВАННА

– Как в тебя все это влезет?

Леви с любопытством разглядывает мою гигантскую стопку оладий с шоколадной крошкой. Его голова склонена набок, а губы изогнулись в милой ошеломленной улыбке. Я засовываю в рот еще одну порцию и разговариваю, пока жую, только чтобы увидеть, как он морщится от отвращения.

– Легко, – бормочу я, но тут же сдерживаю смешок, потому что он выглядит совершенно потрясенным. Я сглатываю, затем отпиваю воды из стакана. – Я голодная, а это вкусно. Лучше, чем вон то.

Киваю на его тарелку – вегетарианский омлет из яичного белка и пшеничный тост – затем смотрю на него с отвращением. Он смеется, и я закатываю глаза, засовывая в рот очередную большую порцию.

– Ну, как универ? Тебе нравится?

Прежде чем ответить, он заканчивает жевать, сглатывает, затем делает глоток апельсинового сока и вытирает рот салфеткой. Я прищуриваюсь, глядя на него, и он ухмыляется. Какая правильная маленькая пиписька.

– Да, наверное. – Леви пожимает плечами с искренней улыбкой. – В смысле, это та же учеба, но здорово жить в кампусе, встречаться с людьми и все такое.

Хочу спросить, что это за люди. Девушки?

Хочу спросить, есть ли у него девушка, но на самом деле не жажду знать ответ, поэтому не позволяю этому вопросу сорваться с языка. Прошлой ночью мы, кажется, целовались. Или, по крайней мере, я думаю, что целовала его. Назовите меня эгоистичной сукой, но я не хочу, чтобы что-то разрушило эти воспоминания, даже если оно было очередным плодом моего одурманенного воображения. Поэтому, вместо того, чтобы удовлетворить свое любопытство, я делаю то, что умею лучше всего: дразню.

– Уверен, что с тобой все в порядке вдали от отца Купера? Твоя мама уже переехала к тебе в общагу?

– Мой папа не священник, Сав.

Тон у него раздраженный, но фальшивый. Он забавляется. От этого я сажусь немного прямее.

– Как скажешь. – Я пихаю в рот еще оладий и нахально ухмыляюсь. – Одна фигня.

Леви смеется и качает головой.

– Маме пришлось привыкнуть, но это все равно не имеет значения. Мне нравится, где я нахожусь, и это не их дело.

Мои глаза расширяются от удивления, а губы слегка приоткрываются. Не хочу драматизировать, но мне приходится проглотить изумленный вдох. Леви никогда не смел ослушаться своих родителей. По крайней мере, не так открыто.

Вообще-то, теперь, задумавшись об этом, я почти уверена, что была единственным правилом, которое он когда-либо нарушал. И нарушал неоднократно, несмотря на последствия.

Я делаю еще один глоток воды, прежде чем подтолкнуть.

– Удивительно, что ты в Университете Северной Каролины, а не в каком-то модном частном колледже веры Иисусовой, где учат идти по стопам отца Купера.

– Они пытались. Я сказал «нет». В Университете Северной Каролины лучшая программа в области инженерии, и я получил там стипендию, так что не нуждался в их деньгах.

Я смотрю круглыми глазами и моргаю. Когда он отрывает взгляд от своей тарелки и видит мое лицо, то громко смеется.

– Что? Перестань смотреть на меня так, будто в мое тело вселился кто-то другой.

– Я просто удивлена, только и всего. Открыто бросить вызов родителям? Отказаться идти по стопам религиозной жизни ради того, чтобы пойти на вечеринку с однокурсниками? Кто ты вообще такой, Леви Купер?

Он закатывает глаза, на губах играет задорная улыбка, а уши заливает розовый румянец.

– Сав, с тех пор, как ты ушла, многое изменилось.

Орудуя ножом и вилкой, он отделяет очередной идеальный кусочек унылого овощного омлета. Кладет вилку в рот, жует примерно двадцать четыре раза, проглатывает, затем аккуратно вытирает рот салфеткой и опускает ее обратно на колени.

Я фыркаю. Какой же он учтивый. С утонченными манерами. Такая правильная, воспитанная пиписька.

Многое могло измениться, но не все, и от этого у меня пылают щеки, а сердце сжимается. Перед продолжением разговора, убеждаюсь, что следующая порция оладий слишком велика, и по подрагиванию его губ в борьбе с улыбкой, я почти уверена, что он думает о том же, о чем и я.

– Архитектурная инженерия звучит круто, – говорю я с набитым ртом. – Чем ты хочешь заниматься? Строить дома?

– Да, возможно. – Он с ухмылкой пожимает плечами, и его глаза расширяются от волнения. – Но большие дома. Голливудские особняки для знаменитостей или гигантские летние дома на побережье Хэмптона для богатых банкиров, политиков и всех, кто там живет. Величественное, просторное искусство, в котором можно жить.

Моя улыбка совпадает с его, я подпитываюсь его энергией и воодушевлением. Видно, что он практически гудит от возбуждения. От своих планов, своих мечт. Он говорит о строительстве домов также, как я о написании песен. Как не просто о будущей карьере. А о будущей жизни. Будто он не может дождаться, чтобы начать.

– Когда я стану знаменитой – когда действительно смогу позволить себе твое величественное, просторное искусство – ты построишь мне дом? – Я подталкиваю его ботинком, затем засовываю в рот еще порцию оладий.

– Я построю тебе дом в любом случае, – говорит он, встречаясь со мной глазами. Его улыбка смягчается. – Что-нибудь особенное, со студией звукозаписи, чтобы ты создавала там музыку, и шкафом для твоих скейтбордов, и бассейном, чтобы тебе не приходилось ходить на пляж. С оборудованной по последнему слову техники кухней для приготовления изысканных оладий с шоколадной крошкой. С большими окнами, через которые помещения будет заливать естественный свет. Возможно, даже оборудую одну из комнат шестом, чтобы ты могла практиковаться, если захочешь.

Последнее предложение звучит игриво, и я закатываю глаза, дрожа от смеха.

– Я спроектирую каждый дюйм только для тебя, Сав, – говорит он низким и серьезным голосом. – Только для тебя.

Мои щеки вспыхивают румянцем, когда он так смотрит на меня, и я прикусываю нижнюю губу. Его взгляд ласкает мое лицо, его нежная улыбка так манит, что я почти могу снова представить ощущение его губ. Мое сердце колотится, пальцы дрожат. Я даже не знаю, почему так расчувствовалась, но, вероятно, мысль о доме, построенном специально для меня, о моем собственном настоящем доме, значит больше, чем я позволяю себе осознавать. И, возможно, то, что он до сих пор так хорошо меня знает, шокирует наилучшим образом.

Я сглатываю, облизываю губы и хриплым, дрожащим шепотом выдавливаю из себя:

– А ты будешь жить со мной по соседству?

Он молчит, впиваясь в меня взглядом своих карих глаз, его губы слегка подергиваются. Ясно видно, как пульсирует жилка на его шее. Он медленно постукивает пальцем по столу.

– Возможно. Или, может быть, я буду жить в том доме с тобой.

Сердце сжимается так сильно, что мои губы приоткрываются в тихом вздохе. Боже. До настоящего момента я и не знала, что хочу этого.

Наш зрительный контакт разрывает возвращение официантки, когда она кладет на стол чек и наполняет наши стаканы водой.

– Могу я принести вам что-нибудь еще, ребята?

– Нет, спасибо, – отвечает Леви, улыбаясь ей.

Я возвращаюсь к своей еде, но краем глаза слежу, как она уходит от нас, затем делаю глубокий вдох и меняю тему.

– Что же, полагаю, тебе пора возвращаться к своим друзьям.

Я произношу слова, обращаясь к своей тарелке, наделяя их легкостью, которую не чувствую. Вилкой разрезаю оладьи, и жду его ответа, но тут его туфля толкает мой ботинок под столом. Я поднимаю глаза и встречаюсь с его взглядом. Леви улыбается. Дурацкой, кривой ухмылкой, от которой уголки моих губ невольно приподнимаются.

– Мне не нужно к ним возвращаться.

Это все, что он говорит, но эти слова снова наполняют меня головокружительным возбуждением, которого я не испытывала уже давно. Года три, полагаю. С той самой ночи у окна его спальни, когда он спросил, может ли поцеловать меня. Я подавляю желание пуститься в пляс и захихикать, как идиотка, и вместо этого сдерживаю улыбку и киваю.

– Супер.

***

После завтрака я звоню Джоне.

На телефоне несколько пропущенных звонков от него, и сегодня утром я написала ему, что со мной все в порядке, и я позвоню позже. Когда он отвечает, его голос звучит хрипло, будто я только что его разбудила.

– Что?

– Ого. Ты хорошенько оторвался прошлой ночью?

Я говорю весело, но он не отвечает на заданный вопрос. Вместо этого оживляется и начинает тараторить со скоростью мили в минуту. Изнеможение в его тоне исчезло, сменившись панической тревогой.

– Савви, ты в порядке? Мне чертовски жаль. Торрен говорит, что Шон чувствует себя дерьмово, но я все равно надрал ему задницу. Как ты себя чувствуешь? Черт, Сав. Мы можем найти другого клавишника на сегодняшний вечер. Клянусь, мы…

– Ого, помедленнее, Джона, – прерываю я его тираду, отбарабаненную на одном дыхании. – Я в порядке. Все хорошо. Леви отвез меня домой и ввел в курс дела.

– Шон вне игры. Ему запрещено появляться. Я обзвонил некоторых друзей. У меня есть кое-кто, кто может заменить его сего…

– Чувак, остынь. Мы не успеем найти нового клавишника до сегодняшнего концерта. Это безумие. Это все испортит.

Я перевожу взгляд на Леви. Он внимательно наблюдает за мной, явно прислушиваясь. Я строю ему раздраженное лицо и жестом прошу оставить меня одну. Он хмурится, но делает, как я прошу. Понизив голос, продолжаю говорить в трубку:

– Слушай, Джо, ты же знаешь, что без Шона у нас не будет Торрена. Если мы хотим отыграть эти концерты на побережье, они должны быть с нами. Тор не останется с нами, если мы выгоним Шона.

– Чушь собачья, Савви. Мы можем найти кого-то еще. Попробуем сработаться.

Я вздыхаю и закрываю глаза. Джона прав, но в то же время и не прав.

Конечно, мы можем найти кого-то еще, но только если не против отказаться от нашего шанса на тур. Можем избавиться от Шона, если не против избавиться от Торрена. Торрен не останется, если мы выгоним его брата. Придется заменить половину группы, и тогда нам ни за что не наверстать упущенное время.

Бл*ть, как же хреново.

В сознании проявляется больше сцен. Ощущение его рук, с какой силой он прикасался ко мне. Кажется, мне было больно. И я даже плакала. Точно знаю, что испугалась.

Я вдыхаю через нос, и мои плечи сникают.

Почему вечно доходит до этого дерьма? Мои планы и жизнь всегда переворачивает с ног на голову мужик, не способный держать при себе свои гребаные руки.

Сначала Терри со своими мерзкими комментариями и угрозами, считавший, что только потому, что он может продавать мою маму за наркотики, он может сделать то же самое и со мной. Потом мистер Оглсби, наблюдающий, как я принимаю душ и сплю. Однажды я проснулась посреди ночи от того, что он стоял над моей кроватью. После этого я перестала спать.

Оскар был худшим. Он не был подлым или скрытным. Его желания были очевидны. Ему было плевать, кто это увидит, потому что он знал, что ему может сойти с рук все что угодно. Он прикасался ко мне – сжимал мою грудь или попу, или клал руку высоко на бедро – и если я отталкивала его, он отказывал мне в еде или пособии. Однако, когда он начал шантажировать меня Мэйбл, я поняла, что должна уйти. Я бы не вынесла, если бы он наказал ее только потому, что я не хотела сдаваться его ухаживаниям. Если бы он начал морить ее голодом, как пытался провернуть это со мной, я, возможно, действительно сдалась бы.

Боже, а теперь еще этот бардак с Шоном.

Майами должен был стать моим спасением. Теперь мне придется все держать под контролем.

Как же мне надоело быть уязвимой. Как же я устала от того, что на меня смотрят как на добычу. Хоть раз в жизни, я бы хотела, чтобы что-то хорошее оставалось хорошим. Я заслужила это, ведь так? Не все должно даваться с таким трудом.

– Я поговорю с ним, – наконец, говорю я. – Вечером мы сыграем, а после я поговорю с ним. Потом решим, как действовать дальше.

Джона хмыкает на другом конце линии, но ничего не говорит, так что я меняю тему.

– В любом случае, я звонила не поэтому. Какой у тебя размер обуви?

***

Леви ужасно катается на роликах.

К счастью, папочка Джона настоял, чтобы он надел шлем; иначе его голова сейчас выглядела бы такой же разбитой, как ладони. Прибавьте к этому синяк от Бобби, и Леви выглядит так, будто с пользой провел весенние каникулы в Майами.

– Поднажми, – говорю я с ухмылкой, медленно катясь на скейтборде по тротуару. – Мы никогда не доберемся до места, если ты и дальше продолжишь быть сучкой гравитации.

Леви хмуро смотрит на меня, его лоб усеивают бисеринки пота, а руки блестят от испарины. На нем черная майка, которую я позаимствовала у бойфренда моей соседки, и от загара его рельефных плечей и бицепсов у меня перехватывает дыхание.

Ему, определенно, уже не пятнадцать.

– Неужели у Джоны не было велосипеда, который я мог бы одолжить?

– Был.

Его глаза расширяются, и он снова покачивается на роликах.

– Ты сделала это специально.

Я ухмыляюсь.

– Хотела проверить, стало ли твое чувство равновесия лучше.

Он рычит и делает выпад ко мне, и я со смехом отталкиваюсь ногой от асфальта и уворачиваюсь от него на скейте. Отъехав на нужное расстояние, делаю кикфлип и улыбаюсь ему (прим.: кикфлип – один из популярнейших трюков на скейтборде. Выглядит как вращение доски носком от себя; доска делает оборот в 360 градусов относительно продольной оси).

– Выпендрежница, – кричит он, медленно и неуверенно сокращая расстояние между нами. Я пожимаю плечами.

– Если умеешь – хвастайся.

Он так старается побороть улыбку. Хочет выглядеть раздраженным, и это заставляет меня сжалиться над ним.

– Ла-а-адно. Снимай ролики. Остаток пути можешь пройти пешком.

– Будь ты благословенна, – выдыхает он и падает на асфальт.

Пока Леви избавляется от роликов, я снимаю рюкзак и роюсь в нем в поисках его претенциозных туфель. Бросаю их рядом с ним, и он надевает их. Он встает, а я схожу с доски, наступаю на ее конец и ловлю одной рукой, прежде чем сунуть под мышку. Когда перевожу взгляд на Леви, он смотрит на меня, приподняв бровь.

– Что?

– Ты просто не можешь сдержаться, да?

Я сужаю глаза.

– Ты о чем?

– Неважно. – Он качает головой, на его губах играет загадочная улыбка. – Пойдем.

Мы разговариваем, прогуливаясь по набережной, и я ловлю себя на мысли: держались бы мы за руки, если бы они не были заняты. Он держит ролики и шлем, я тащу скейтборд. У меня никогда не было парня, но похоже, так вели бы себя девушка с парнем. Совместная прогулка по набережной в прекрасный полдень.

По пути я украдкой посматриваю на него краем глаза и несколько раз замечаю на себе его взгляд. Мои щеки болят от стольких улыбок, которые я пытаюсь укротить.

– Сегодня вечером у нас еще один концерт, – сообщаю я, когда мы покупаем мороженое и садимся за столик возле кафе под большим синим зонтом. – Приходи, если хочешь, конечно. Мы выступаем там же, где и вчера.

Он подцепляет порцию клубничного мороженого, и я наблюдаю, как его губы смыкаются вокруг белой пластиковой ложки. Я слизываю с рожка мятное мороженое с шоколадной крошкой и жду.

– Я бы с удовольствием пришел, но не думаю, что готов к еще одной пляжной вечеринке после концерта.

Он встречается со мной взглядом, и я вижу в его глазах гнев. Он все еще злится из-за прошлой ночи. Полагаю, он возненавидел Торрена и Шона. Честно говоря, я его не виню. Я бы, наверное, чувствовала то же самое. Но завтра вечером Леви должен вернуться в Северную Каролину, а я не готова к его отъезду.

Я попытаюсь удержать его рядом так долго, сколько смогу.

– Никакой вечеринки после концерта, обещаю.

– Хорошо, Рок-звезда. Я приду.

Глава 12

САВАННА

– Спасибо огромное, Саус-Бич. Мы отлично поиграли для вас в эти выходные.

Выкрики. Свист. Аплодисменты. Это всего лишь популярный пляжный бар, но для меня он похож на стадион Хард Рок, отчего я не могу скрыть своего счастья. Оглядываюсь через плечо на Мэйбл, и ее улыбка такая же широкая, как и моя. Тяжело дыша, медленно наклоняюсь к микрофону. Меня еще никогда так не переполняла энергия, и я стараюсь сохранять хладнокровие, когда говорю:

– Еще разок, чтобы вы нас не забыли, мы – «Savannah Alt». Мэйбл на ударных, Джона на гитаре, Торрен на бас-гитаре, Шон на клавишах, а меня зовут Саванна. Приятной всем ночи!

Концерт прошел феноменально. Лучше всех. Я подпрыгиваю от волнения, как все великолепно было. Бар был переполнен, и парень, который разговаривал с Торреном и Шоном о возможности устроить нам небольшой тур по побережью, послал сюда какого-то чувака, чтобы записать фрагменты выступления на телефон.

Это должно быть хорошим знаком, верно?

Мы отыграли шесть оригинальных композиций. Это на пять больше, чем обычно, но толпа так громко аплодировала после первой, что мы решили попробовать еще одну. После второй зрители продолжали просить еще. Мои песни стали хитом.

Слова и музыку написала я.

Песни исполняла тоже я.

Толпе понравилось, как и мне. У меня есть записная книжка, которой есть чем поделиться с миром.

Никогда раньше я не находилась в центре такого внимания, и с каждым треком оно все росло. Даже когда я выступала в Нэшвилле, мне всегда приходилось читать настроение толпы. Следить за полицейскими или раздраженными пешеходами. Однажды взбешенный бизнесмен в деловом костюме вылил на меня целый стакан газировки.

Вот придурок. Самыми большими мудаками всегда оказываются те, кто внешне выглядит респектабельно.

Когда свет гаснет, и я ставлю гитару обратно на подставку, единственное, что мне хочется сделать, это спрыгнуть со сцены и броситься к Леви. Что бы ни происходило во время концерта, каждый раз, когда мой взгляд останавливался на нем, он не отрывал от меня глаз.

И его внимание?

Оно было лучше, чем чье-либо еще.

Мне хочется побежать прямо к нему, но сначала я должна поговорить с Торреном и Шоном. Мне есть, что им сказать, и они это выслушают. Я допиваю остаток воды из бутылки, показываю Леви пальцем «подожди минуту», затем поворачиваюсь лицом к сцене.

Шона я не вижу, но Торрен стоит рядом со сценой и пишет кому-то сообщение по телефону. Его вспотевшие после шоу волосы зачесаны со лба назад, обнажая сосредоточенно сведенные темные брови. Не знаю, синяк под глазом и опухшая губа, которыми он щеголяет, – заслуга Леви или Джоны, но я бы солгала, если бы сказала, что от этого не почувствовала себя немного лучше из-за всей этой ситуации.

Сделав глубокий вдох, подхожу к нему. С момента моего прибытия мы еще не разговаривали. Он попытался извиниться, но я отмахнулась от него, сказав, что мы обсудим все позже. И вот я здесь.

– Эй, – зову я, заставляя его оторваться от телефона. – Есть минутка?

Кивнув, Торрен убирает телефон в карман.

– Да. Хочешь поговорить?

Он выглядит таким грустным и нервным. Как наказанный щенок. От этого я почти чувствую себя плохо. Почти. Жестом показываю Торрену идти вперед и следую за ним через задний выход в переулок, где припаркован фургон Джоны. Когда дверь за нами закрывается, приглушая звуки, доносящиеся из бара, он засовывает руки в передние карманы и опускает глаза.

– Я чертовски сожалею, Савви, – говорит он, но обращается к асфальту.

Это меня бесит. Звучит как отмазка. Ботинком пинаю несколько камней в его сторону.

– Говори со мной, Торрен, а не с долбаным гравием.

Он переводит глаза на меня, и я сохраняю каменное выражение лица. На его молчание я машу рукой между нами, подталкивая его продолжить.

– Прости меня. Я даже не знаю, что случилось. Я только увидел, как Леви бьет Шона.

Я фыркаю и закатываю глаза, раздражение вспыхивает во мне все сильнее.

– Случилось то, что мы с твоей помощью обдолбались, а потом Шон попытался облапать меня. Я доверяла вам, парни. Понимаю, он твой брат, но ты должен быть на моей стороне.

– Я на твоей стороне, Саванна. Клянусь. Но Шон ничего такого не хотел.

– Нет, хотел! Он содрал с меня рубашку и лифчик. Расстегнул мне шорты…

– Он думал, тебе нравится…

– Я сказала «НЕТ»! Я помню. Я сказала «нет», Торрен.

Он проводит рукой по лицу, смущенный или пристыженный, не могу понять.

– Боже, Сав, я просто… по словам Шона ты сказала «да». Говорит, ты этого хотела. Он бы не поступил так.

Я охаю, и у меня отвисает челюсть.

– Я пыталась оттолкнуть его от себя! Ударила коленом в пах. Я плакала.

Слова сдавливают горло, и я чувствую, что снова могу заплакать. Странно произносить все это вслух. Наблюдать за его реакцией. Осознавать, что это произошло на самом деле. Я не могла ошибиться. Человек, которому я доверяла, воспользовался тем, что я была под кайфом.

– Саванна, прости. Он бы остановился.

– Неправда. Он остановился только потому, что его заставил остановиться Леви, а теперь ты его защищаешь? Даже после того, как я рассказала тебе, что случилось? Ты веришь слову Шона, а не моему? Боже, Леви был прав. Тебе на меня наплевать.

Лицо Торрена становится сердитым, и он качает головой.

– Нет, я даже не знал, что происходит. Я только увидел, как твой друг напал на Шона, а Шон мой чертов брат. Он практически вырастил меня, Савви. Но тут появляется Мудак Леви и изображает из себя галантного героя, спасающего тебя от опасности. Это Шон, Савви. Он не насильник. Твой друг слишком остро отреагировал.

Я делаю к нему шаг, тыча пальцем ему в грудь. Изо всех сил стараюсь не закричать. Не дать пощечину. Мне никогда не удавалось сдерживать свой темперамент. И данный случай не исключение. Когда я обращаюсь к Торрену, мой голос дрожит.

– Ты не можешь видеть произошедшее, как тебе хочется, просто чтобы чувствовать себя лучше. И даже не смей, мать твою, говорить что-то о Леви. Мне плевать, что Шон твой брат. Правда есть правда. Шон приставал ко мне, а Леви поступил, как должно, чтобы защитить меня. В отличие от тебя, так что, живи теперь с этим.

У Торрена отвисает челюсть, а затем он сильно сжимает зубы. Его ноздри раздуваются. Он ненадолго закрывает глаза, затем открывает их и смотрит на меня. Я не знаю, чего ожидать. Начнет ли он снова спорить или извиняться, но я в пятнадцати секундах от того, чтобы послать его нах*й и оставить в этом переулке. Я так пристально смотрю на него, что, когда звонит его мобильный, буквально подпрыгиваю.

Гнев уходит с его лица, сменяясь волнением. С примесью страха. Слегка побледнев, он вытаскивает из кармана телефон и отвечает:

– Мистер Хаммонд. Как дела, сэр?

При звуке этого имени я навостряю уши. Хаммонд. Контакт Торрена и Шона. Человек, снимавший нас на видео для своего босса. Я наблюдаю за лицом Торрена, пока он слушает. Читаю каждое подергивание мышц. Каждое движение бровей. Когда его губы начинают изгибаться в улыбке, обнаруживаю, что повторяю за ним.

Боже мой.

Боже. Мой.

– Спасибо, – благодарит Торрен в трубку. – Огромное спасибо, мистер Хаммонд. Мы будем там первым делом в понедельник утром. Да. Хорошо. Тогда до встречи.

Он отключается и убирает телефон в задний карман, затем переводит свое внимание на меня, улыбаясь и игриво изогнув одну бровь.

– Эй, Савви. Хочешь в тур?

– Бог мой, ты прикалываешься надо мной? – воплю я, а затем зажимаю рот ладонями, чтобы подавить неконтролируемый смех. – Мы едем в тур? На самом деле, едем в тур?

Торрен кивает, выглядя как взволнованная собачка-болванчик на приборной панели.

– Начиная со следующей недели, если сможем утрясти все свои проблемы. Три месяца. Вдоль побережья Майами с финишем в Нью-Йорке.

Я взвизгиваю и бросаюсь к нему, а затем замираю. Его лицо сникает, выражая раскаяние, и я вздрагиваю. Я чувствую себя плохо, но недостаточно, чтобы обнять его. Прочистив горло, указываю на дверь бара.

– Пойду, расскажу Мэйбс.

Ответа я не жду. Просто вбегаю в бар и хватаю Мэйбл в объятия, которые чуть не подарила Торрену.

– Ого, детка, что случилось? – хрипло смеется Мэйбл. Я отстраняюсь и трясу ее за плечи.

– Мы едем в тур, Мэйбс, вот что случилось!

– Что? В тур?

– В ТУР! – Я целую ее в щеку и отстраняюсь. – Найди Торрена. Он обо всем тебе расскажет. Но я ухожу. Леви завтра уезжает. Я позвоню тебе утром, хорошо?