Текст книги "Между никогда и навечно (ЛП)"

Автор книги: Брит Бенсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)

– Нет, – отвечает он, звуча так, будто бежит. – Местные могут отвезти тебя обратно к дому?

Я сглатываю и снова смотрю на Леви. Он кивает, подтверждая, что слышал вопрос, но на меня по-прежнему не смотрит.

– Да.

– Я буду у ворот. Впущу вас.

Я говорю ему «хорошо» и отключаюсь.

– Где дом? – спрашивает Леви резким и холодным голосом. Ни тепла. Ни нежности. Ничего, кроме стальной формальности и тонко завуалированного гнева.

Я называю ему адрес, и он включает поворотник, разворачивая грузовик и направляясь обратно в мою часть города.

– Эти люди достойны осуждения, – раздается с заднего сиденья голосок Бринн. Я почти о ней забыла. – Они были так грубы.

– Черт, – ворчу я, зажмуриваясь. – Прости, Бриннли. Ты в порядке?

– О, да, я в порядке. Но это было просто возмутительно.

Я фыркаю от смеха. Ну что за кайфовый ребенок.

– Мне жаль, что вы так и не получили кофе, – сочувствует она, и хотя я не могу ее видеть со своего места на коврике, в ее голосе слышится искренность.

– Все в порядке, Босс, – весело отвечаю я, – я получу свой латте позже.

Изо всех сил пытаюсь вести себя так, будто весь этот инцидент не вызвал во мне крайнюю неуверенность. Просто еще один день из жизни печально известной рок-звезды. Просто еще один кошмар отвергнутой любовницы. Ничего страшного. Я не напугана. Такая же спокойная и хладнокровная, как и всегда.

Я чувствую, как грузовик тормозит, и вижу через лобовое стекло кованые железные ворота моего арендованного жилища. Они медленно открываются, и Леви заводит грузовик во двор. Я приподнимаюсь с коврика и тянусь к дверной ручке, встречаясь через окно с взглядом Рыжего.

– Ему нужно с тобой поговорить, – обращаюсь я к Леви.

Он без слов заглушает мотор, но поворачивается к Бринн.

– Оставайся здесь.

– Но, папа, я могу…

– Бринн. Оставайся. Здесь. Это не обсуждается.

Я смотрю на ее нахмуренные брови, а выпяченную губку. Впервые с момента нашей встречи она действительно выглядит на свой возраст. Фыркнув, она скрещивает руки на груди.

– Ну, и прекрасно.

Леви открывает дверцу и выходит из машины, и я делаю то же самое, пользуясь моментом, чтобы послать Бринн улыбку.

– Было приятно познакомиться с тобой, Босс.

Ее губы подрагивают в едва заметном намеке на улыбку, затем она отводит взгляд, продолжая дуться. Сдержав смешок, я захлопываю дверцу пикапа. Зигги не видно, значит, она внутри. Я бы спросила о ней, но Рыжий уже бурно спорит с Леви, когда я подхожу к ним. При виде бумаг в его руке я напрягаюсь.

– Я ни под чем не поставлю свою подпись, – рявкает Леви.

– Это ради вашего же блага, как и ради блага мисс Лавлесс, – рычит в ответ Рыжий.

Челюсти обоих мужчин стиснуты, бицепсы напряжены. Рыжий на пару дюймов выше Леви, но мне кажется, Леви бы устоял – по крайней мере, в течение нескольких минут – если бы им пришлось схлестнуться.

Леви теперь больше. Более мускулистый. Не громоздкий, как от поднятия тяжестей в тренажерном зале, но поджарый и крепкий. Прибавил мышц во всех нужных местах. Трудился руками. Прежде чем я успеваю остановиться, в сознании проносится изображение его обнаженного тела надо мной, и я не могу не задаться вопросом, как бы он сейчас выглядел. В той же позе. В тех же действиях. Но взрослый Леви.

– Что происходит? – спрашиваю я, расправляя плечи.

– Местный не хочет подписывать соглашение о неразглашении.

Я бросаю взгляд на Леви, но он не перестает пялиться на Рыжего.

– Почему?

– Не хочу, чтобы мое имя упоминалось в каких-либо документах, касающихся Сав Лавлесс, – отвечает Леви Рыжему, и во мне вспыхивает ярость. Стиснув зубы, вдыхаю через нос, прежде чем заговорить, и прожигаю взглядом его лицо.

– Если думаете, что сможете передать информацию в прессу за деньги…

Леви уничижающе смеется, и когда, наконец, смотрит на меня, я изо всех сил стараюсь не вздрогнуть. Вместо этого выпрямляю спину и сужаю глаза. Огонь против огня.

Если он может вести себя как засранец, то и я могу.

– Я сказал, что не хочу, чтобы мое имя упоминалось хоть с чем-то, касающимся тебя. Не хочу ассоциации. Я ни хрена не собираюсь сливать прессе.

Боже, это больно. Я сильнее скрежещу зубами, вена на моей шее пульсирует так быстро, что кажется, вот-вот взорвется.

– Если не подпишешь соглашение о неразглашении, мы будем вынуждены действовать на опережение. Связаться с лейблом. Кто знает, как поступят они, чтобы повернуть историю в мою пользу…

– Какую еще нахрен историю?

– Какую бы ты ни выдумывал ради денег от СМИ.

Это блеф. Я блефую. Он говорит, что не обратится к прессе, и я ему верю, но будь я проклята, если позволю ему выиграть. Я делаю шаг вперед.

– Меня защитят в любом случае. Подписание соглашения о неразглашении облегчит жизнь всем.

Леви поднимает бровь и склоняет голову набок.

– Потому что лейбл проделал большую работу, чтобы твое прошлое не попало в таблоиды, да?

Смысл его слов подобен удару под дых. Мне хочется охнуть. Хочется вздрогнуть. Хочется ударить посильнее. Ничего из этого я не делаю. Лишь наклоняю голову в противоположную сторону и тоже приподнимаю бровь.

– А ты хочешь воспользоваться этим шансом?

Мы смотрим друг на друга четырнадцать секунд. Да, я считаю про себя, ожидая. Моргаю один раз, а потом вижу, как он сдается. Его ноздри раздуваются, звучит еле слышное рычание, от которого пальцы на ногах подгибаются, а затем Леви поворачивается к Рыжему.

– Где гребаная ручка?

Рыжий шлепает в ладонь Леви документы, а затем ручку, и Леви подписывает, не читая.

– Вы не можете…

– Без проблем, – перебивает Леви Рыжего, а затем сует подписанное соглашение о неразглашении обратно в его татуированные руки.

Леви поворачивается, чтобы уйти, и я обращаю внимание на маленькую девочку в грузовике. Ради нее я выдавливаю из себя улыбку и машу рукой на прощание, как раз в тот момент, когда передо мной встает широкая грудь. Я вскидываю голову и поднимаю глаза, чтобы встретиться глазами с Леви. В очередной раз его переполняет едва сдерживаемый гнев, и мне хочется вбить ему в голову немного здравого смысла.

Почему, черт возьми, он так со мной обращается? Вообще-то, это мне надо на него злиться. А не наоборот.

– Что? – цежу сквозь зубы и вижу, как на его щеке дергается мускул.

– Держись подальше от моей дочери.

У меня отвисает челюсть, а глаза широко распахиваются. На мгновение я действительно теряю дар речи. Заставляю себя сглотнуть и сжимаю кулаки по бокам. Не может быть, чтобы я правильно расслышала.

– Прости, что ты только что сказал?

– Я сказал: держись подальше от Бринн. Она хороший ребенок и, к сожалению, боготворит тебя.

Я моргаю, ожидая продолжения, но больше он ничего не говорит. Да этого и не нужно. Я узнаю этот тон. Узнаю эти слова и чувство, которое он так громко ими выразил.

– Так ты боишься, что я… что? Развращу ее? Заражу своим сомнительным поведением твою семилетнюю дочь?

После моего заявления его лицо не меняется. Он даже не вздрагивает. Ни раскаяния, ни стыда. Я попала в цель.

– Я не хочу, чтобы реальность испортила образ, который она себе придумала. Она слишком юна для подобного разочарования.

– Ясно, – выдавливаю я, – потому что, на самом деле, Сав Лавлесс – ужасное разочарование. Ты даже не знаешь меня.

– Я знаю достаточно.

– Из бульварных сплетен?

Он проводит взглядом по моему телу, останавливаясь на кольце, затем снова смотрит мне в глаза.

– Так ты хочешь сказать, что не кочевала из одной реабилитационной клиники в другую? Не перевстречалась с половиной Голливуда? Не состоишь в токсичных отношениях со своим дрянным бас-гитаристом? Это все не о тебе? О какой-то другой Сав Лавлесс? О какой-то другой группе?

Его вопросы риторические, а голос чертовски близок к насмешке, так что я ничего не отвечаю. Лишь держу плечи расправленными, а лицо непроницаемым. Я могла защититься. Перечислить все то хорошее, что я сделала, и рассказать о своих успехах. Но какой в этом смысл?

– Она хороший ребенок, – снова повторяет он. – Ей не нужно твое влияние.

Я фыркаю и медленно качаю головой.

– Боже. Ты говоришь так же, как твоя мать, ты знаешь это? Думаю, яблоко все-таки упало недалеко от яблони.

Мускул на его щеке снова дергается, пока мы смотрим друг на друга. Я понимаю, что это новый жест, но еще не уверена, что он означает. Жду, что он ответит мне тем же – упомянет об употреблении моей матерью наркотиков и меняющемся списке гостей в спальне, – но он этого не делает. Я сопротивляюсь желанию изучить его лицо, вместо этого удерживая его суровый взгляд. У меня большой жизненный опыт в ограждении себя от суждений других. Меня это давно перестало беспокоить.

Ничье мнение обо мне не могло ранить сильнее, чем мое собственное.

До настоящего момента.

Расстояние между нами, кажется, сокращается, когда он наклоняется вперед, нависая надо мной.

– Держись от нее подальше, – повторяет он, и от его защитного тона по коже бегут мурашки, но я не хочу, чтобы он это заметил.

Я делаю гигантский шаг назад, склоняю голову набок и поднимаю левую руку, чтобы отдать честь. Выдавливаю из себя приторную улыбку и хлопаю ресницами, изображая примерное послушание.

– Как скажете, сэр. Есть еще какие-нибудь пожелания, прежде чем я вышвырну вашу напыщенную, снисходительную задницу с моего двора?

Уголок его губ дергается – блеклый призрак улыбки. Его взгляд падает на мои ухмыляющиеся губы и задерживается там достаточно долго, чтобы у меня перехватило дыхание. Затем снова приземляется на мое изумрудное обручальное кольцо. В ответ на мой вопрос он отрицательно мотает головой и направляется к своему грузовику. Проходя мимо, его шаги замедляются. Он так близко, что я чувствую тепло его тела, хотя мы и не соприкасаемся.

– Добро пожаловать в город, мисс Лавлесс, – его низкий голос обволакивает мое сценическое имя так, что оно звучит почти непристойно. – Увидимся в понедельник.

Мне требуется мгновение, чтобы мозг обработал его последнюю фразу. Но к тому моменту Леви уже отъезжает с подъездной дорожки, а Рыжий закрывает ворота.

Увидимся в понедельник?

Раздаются шаги Рыжего по булыжнику, и он подходит и встает рядом со мной.

– Это тот парень из…

– Танца на коленях и изолятора, – киваю я.

Рыжий удивленно мычит, но больше ничего не говорит. Почувствовав на себе его взгляд, я смотрю на него и хмурюсь.

– Мисс Лавлесс? Серьезно?

Рыжий пожимает плечами.

– Профессиональный подход.

Я фыркаю и закатываю глаза. Профессиональный подход – моя задница. Он просто хотел выглядеть устрашающе, будто роста в шесть футов и пять дюймов и горы мускулов, покрытых татуировками, недостаточно.

Я поворачиваюсь и иду к дому. Мне нужно найти мою собаку и мою гитару.

Увидимся в понедельник?

Проклятье. Я почти боюсь узнать, что он имел в виду.

Глава 19

ЛЕВИ

Я так крепко сжимаю руль, что костяшки пальцев побелели.

Она прекрасно выглядит. Правда, прекрасно.

Я видел ее фото в журналах и по телевизору, но есть нечто особенное в том, чтобы увидеть ее вживую. Раньше я мог притворяться, что она просто еще одна знаменитость. Серебристые волосы облегчали задачу. В своих воспоминаниях я мог отличить солистку «Бессердечного города» от дикой брюнетки со смеющимися глазами. Но сегодня в кофейне, когда ее длинные волосы были стянуты назад и спрятаны под бейсболкой, она была Саванной, девушкой, которую я до сих пор считаю своей.

Которую я всегда считал своей.

Голос у нее чуть ниже, более хрипловатый. Сексуальный в том смысле, что пронзает меня насквозь. Я не могу перестать думать о том, как бы он звучал сейчас по сравнению с прошлым. Когда она делилась бы со мной в темноте секретами, поддразнивала с озорной ухмылкой или подбивала бы сделать то, что, как мы оба знали, мне делать не следовало. Когда стонала бы мое имя.

Будет ли она по-прежнему владеть подо мной так, как раньше? Все еще полностью управлять моим сердцем и разумом?

Ответ я уже знаю.

Я сильнее сжимаю руль и бросаю взгляд в зеркало заднего вида.

Бринн скрестила руки на груди и хмуро смотрит в окно. Она не сказала ни слова, и я чувствую себя мудаком. Но в свою защиту скажу, что я не был готов к ее сегодняшней встрече с Саванной. И ни хрена не был готов к толпе папарацци. Вечером нужно будет порыться в Интернете и убедиться, что мы с Бринн не засветились ни на одной из тех гребаных фото.

– Хочешь сегодня остаться на ночевку у мисс Шэрон?

Бринн пожимает плечами. Обычно она любит ночевки у Шэрон, что показывает, насколько она зла. Мисс Шэрон даже начала украшать гостевую комнату по вкусу Бринн. За последние два года она стала для Бринн кем-то вроде приемной бабушки, и я был ей благодарен за это, несмотря на чувство вины.

Меня съедало изнутри наблюдать за тем, как они ладят. Как Бринн с ней сближается. Когда я нанял Шэрон офис-менеджером, мне и в голову не приходило, что у них с Бринн завяжутся отношения. Я хотел их прекратить – даже говорил об этом с Шэрон, – но потом понял, что Бринн заслуживает большего количества людей в своей жизни, которые ее любят, а Шэрон определенно одна из них.

– Хочешь, отвезу тебя домой за необходимыми вещами и планшетом? Бьюсь об заклад, мисс Шэрон заказала бы пиццу и устроила бы вечер кино.

Бринн морщит носик и снова пожимает плечами, поэтому я громко вздыхаю.

– Ладно, тогда оставайся дома со мной.

Она садится прямо и смотрит на меня в зеркало. Ее брови нахмурены, а губы подрагивают. Я практически вижу борьбу, происходящую в ее головке. Она полна решимости устроить мне бойкот, но вечера кино с мисс Шэрон ей очень нравятся.

– Что скажешь, Босс?

Она поджимает губы, снова пожимает плечами, затем громко стонет.

– Ладно. Хорошо.

Я ухмыляюсь и киваю. Бринн не произносит ни слова до конца поездки, но и не хмурится.

Когда я подъезжаю к нашему дому, она выпрыгивает и вбегает внутрь, так что я звоню Шэрон.

Как я и предполагал, она рада, что Бринн останется, и говорит мне, что завтра приведет ее в офис. Шэрон дает мне краткий отчет о ходе работ на наших объектах, затем мы заканчиваем разговор планом забросить Бринн через час. Когда я поднимаюсь по лестнице и вхожу в дом, меня уже ждет Бринн с журналом в руке.

– Она так и не подписала, – говорит она, и у меня внутри все сжимается. В ее глазах стоят слезы, и она изо всех сил старается не заплакать. – Я так хотела, чтобы она подписала.

Я подхожу и притягиваю ее к себе.

– Я подпишу его, Босс.

– Уверен? – Она сопит мне в рубашку, и я крепче ее обнимаю.

– В понедельник я возьму журнал с собой и дам ей его подписать, – обещаю я.

Бл*ть. Я надеялся, что мне больше не придется общаться с Саванной. Может, я смогу переложить эту работу на одного из моих ребят.

– Спасибо! – вопит Бринн, затем поворачивается и бежит вверх по лестнице, крича на ходу: – Я почти собралась!

Раздается хлопок двери, за которым тут же следует громкая музыка. Закрытая дверь и пол приглушают звуки, но я все равно могу сказать, что играет.

Гребаный «Бессердечный город».

Я буквально не могу сбежать от Саванны Шоу.

***

– Спасибо, Шэрон.

Я закрываю дверцу грузовика и подхожу к крыльцу, где стоит Шэрон. Бринн уже молниеносно скрылась в маленьком домике. Я пинаю ступеньку, убеждаясь, что результаты ремонта прошлого лета держатся, затем трясу перила лестницы, проверяя их прочность.

– Это вообще не проблема, – заверяет Шэрон. – Ты же знаешь, мне нравится, когда она здесь.

Я осматриваю ставни и оконную раму. Теперь, когда самый ужасный период весеннего цветения закончился, дому не помешала бы уборка.

– В эти выходные я пришлю Лукаса с моечной машиной и…

– Нет, не пришлешь, Леви Купер. Об этом я могу позаботиться сама.

Я поднимаю бровь.

– Тогда почему до сих пор не позаботилась?

– Потому что мой крутой босс заставил меня работать сверхурочно, в то время как сам пытается в одиночку восстановить разрушения от недавнего урагана, вот почему.

Я смотрю мимо нее в сторону дома и зову Бринн. Она выбегает из дверей, спрыгивает с крыльца и обнимает меня за талию. Все никак не могу привыкнуть к тому, насколько она выросла за последние несколько месяцев. На школьном медицинском осмотре в прошлом августе она была всего четыре фута. Я провожу руками по ее затылку, приглаживая непослушные каштановые кудри, и возвращаю объятие.

– Веди себя хорошо с мисс Шэрон, – напутствую я, и она смеется, отпуская меня и отступая назад.

– Да, папа.

Я ухмыляюсь и затем смотрю на Шэрон.

– Звони, если я вам понадоблюсь.

– С нами все будет в порядке. Увидимся завтра.

– Развлекайся, Босс.

В последний раз взъерошиваю волосы Бринн и направляюсь к грузовику. Как только сажусь за руль, отправляю Лукасу сообщение, чтобы в понедельник он помыл дом Шэрон. Шэрон может быть упрямой, но и я тоже.

Свернув с дороги, направляюсь в один из моих любимых баров в гавани, «СэндБар». Он стоит прямо на воде, кухня открыта допоздна, а летом в большинстве субботних вечеров во внутреннем дворике звучит живая музыка. Никаких знаменитостей, – только местные музыканты и группы – но выступления всегда хороши. После такого насыщенного дня, мне не помешало бы холодное пиво, океанский бриз и музыка, не связанная с Саванной.

В баре настолько многолюдно, насколько можно ожидать в пятницу вечером. Некоторые из моих парней играют за бильярдными столами сзади и замечают, когда я вхожу. Они зовут меня по имени, и я им киваю, но к ним не присоединяюсь. Вместо этого устраиваюсь за барной стойкой.

– Привет, незнакомец, – через минуту говорит Молли, уже протягивая мне открытую бутылку. – Давно тебя не видела.

Я беру пиво и бормочу слова благодарности.

– Работы выше крыши, – отвечаю я, отпивая из бутылки.

Она упирается руками в барную стойку, приподнимая грудь кверху так, что ее декольте чуть не вываливается из глубокого выреза майки. Я позволяю себе скользнуть взглядом по ее ключице и выпуклости грудей, прежде чем вернуться к ее лицу. Сюда я пришел не за этим, но теперь, раз уж я здесь…

– Полагаю, роль святого и спасителя – тяжелая работа, – говорит она.

Я делаю еще один щедрый глоток пива, пристально глядя в ее глаза, и она прикусывает нижнюю губу.

– Я не вижу Бринн, – говорит она через мгновение. – Ты сегодня в свободном полете?

Я киваю, и она мягко улыбается, ее розовые губы кокетливо изгибаются вверх, что мне хорошо знакомо. Обычно я не встречаюсь с женщинами из моего маленького городка. Если мне нужен кто-то на ночь или на неделю, я делаю это за пределами округа. Но у нас с Молли есть соглашение. Она знает условия и хранит все в тайне. Просто секс, никаких отношений. Она не приходит ко мне, когда Брин дома. Мы не звоним и не пишем друг другу, если только не для подтверждения встречи. Мы не остаемся на ночь. Не обнимаемся. Не ведем разговоры в постели.

Только занимаемся сексом. Без всяких обязательств.

– Сегодня я заканчиваю в одиннадцать.

Я ухмыляюсь, отчего ее обнаженные ключицы окрашиваются в розовый, а дыхание учащается. Поставив бутылку на стойку, наклоняюсь вперед, приближаясь губами к ее уху.

– Одиннадцать ноль пять.

Я отстраняюсь, и она подмигивает мне, затем идет к другим посетителям. Взяв пиво, я направляюсь к столику во внутреннем дворике, чтобы занять место в баре на открытом воздухе. Как только я сажусь, на барной стойке появляется еще одна бутылка пива, я поднимаю глаза и вижу Чета, еще одного бармена.

– Тебе нужна добавка, – говорит он.

– Спасибо.

– На твой счет? – спрашивает он, и я поднимаю бутылку в знак подтверждения, затем обращаю внимание на воду.

Наш городок находится прямо в устье реки перед ее впадением в Атлантику, поэтому вода здесь соленая, а по ночам слышно, как волны разбиваются о далекий берег.

Лодки пришвартованы на ночь, и я наблюдаю, как их силуэты качаются под легким движением течения. В музыкальном автомате в баре играет классический рок, а из динамиков во внутреннем дворике льется музыка. Во время вечерних концертов музыкальный автомат отключают, но сегодня он работает и им можно пользоваться бесплатно.

Закрыв глаза и глубоко вдохнув, я сознательно расслабляю плечи и челюсть, а затем представляю, как выдыхаю все напряжение. Это упражнение заставлял нас выполнять социальный работник из группы поддержки, и я продолжал его делать даже после того, как перестал посещать группу. Бринн я до сих пор вожу на сеансы к ее консультанту, но после урагана я перестал находить время для себя.

У меня есть дела поважнее, и, обычно, после посещения группы поддержки, я чувствовал себя хуже, а не лучше.

Я допиваю первое пиво и меняю его на новое, которое принес Чет, затем откидываюсь на стойку и снова устремляю взгляд на темный горизонт. Пытаюсь раствориться в шуме воды, но мои мысли постоянно возвращаются к Саванне.

Видеть ее было, как получить удар в грудь.

Видеть ее с Бринн? Невыносимо.

От нее исходил аромат ванили и персиков, что полностью соответствует ее имени – Саванна, но оно имеет шокирующий контраст с ее внешностью. Ваниль и персики намекают на южную сладость, но в Саванне нет ничего сладкого. С длинными серебристыми волосами, в массивных черных ботинках и с ярко-красной помадой Саванна выглядит так, будто от нее веет гвоздикой или кардамоном. Корицей и имбирем. Сигарами и виски. Чем-то пряным. Манящим. Опасным.

Я сжимаю кулаки по бокам. Ощущение ее предплечий до сих пор не пропало с моих ладоней, воспоминания неумолимы и отказываются исчезать. Ее кожа была горячей. Саванна всегда была теплой на ощупь. Помню те ночи, когда она спала в моей постели. Она была как персональная печка. После ее ухода все стало холоднее.

«У меня горячая кровь, – сказала она мне однажды. – Вот почему я такая темпераментная».

Тогда я ей поверил. Даже сейчас я все еще верю в это.

Странно, что после стольких перемен, что-то по-прежнему остается прежним.

Я допиваю второе пиво и делаю знак Чету, чтобы он принес мне третье. Несмотря на настроение, я ухмыляюсь, когда подношу бутылку к губам. То, как она улыбнулась мне во дворе ее дома и отсалютовала. Приторный тон ее голоса. То, как дерзко она вскинула голову и окинула меня оценивающим взглядом.

«Есть еще какие-нибудь пожелания, прежде чем я вышвырну вашу напыщенную, снисходительную задницу с моего двора?»

Мне потребовались все силы, чтобы не засмеяться.

Я вел себя с ней как мудак. Мне пришлось. Но то, как она мне дерзила? Будь я проклят, если я не хотел схватить ее и поцеловать.

«Как скажете, сэр».

Я смеюсь над воспоминанием. Ее голос крутится у меня в голове. Этот сексуальный, хриплый голос. «Как скажете, сэр». Я подавляю стон, когда в моем сознании проносится образ ее серебристых волос, намотанных на мой кулак. И ее, на коленях.

«Как скажете, сэр».

Гребаная Саванна Шоу.

Молли возникает передо мной в идеальный момент. Ее улыбка соблазнительная, глаза чуть прикрыты и игривы. Я смотрю на часы.

– Одиннадцать ноль пять, – говорю я.

Вовремя. Молли никогда не опаздывает.

Я раздвигаю ноги, и она встает между ними, проводя руками вверх по моим бедрам. Ощущения намекают на алкоголь в моей крови: поверхностные и приглушенные.

– Хочешь выбраться отсюда? – спрашивает Молли, кивая на боковую дверь, ведущую на стоянку для персонала. Я мысленно подсчитываю количество выпитого пива и несколько раз моргаю, глядя на одну из вывесок бара на стене.

– Я не могу сесть за руль, – честно признаюсь я, и она хихикает.

– Все в порядке. – Она берет меня за руку и отступает. Я поднимаюсь и следую за ней через боковую дверь.

На парковке музыка из бара звучит также громко, и Молли начинает пританцовывать, виляя и тряся попкой, кокетливо улыбаясь мне через плечо, пока мы идем к ее машине. Она разворачивается, затем прижимается спиной к моей груди и трется о мой пах своей попкой. Я все еще не могу прогнать образ Саванны на коленях, зовущей меня сэром, поэтому стону от прикосновения, импульсивно дергая бедрами вперед.

– Господи, Леви, – шепчет Молли, протягивая руку назад и обхватывая мою промежность ладонью. – Ты уже готов ко мне?

Я ничего не говорю.

Да и что я могу сказать?

Что, на самом деле, у меня эрекция от мыслей о девушке, разбившей мне сердце?

Неа.

Я держу рот на замке и позволяю ей ласкать меня через джинсы, с каждым нажатием ее руки мой член увеличивается в размерах. Я утыкаюсь носом в ее волосы и вдыхаю, но ощущаю лишь запах лака для волос и лаванды. Я хватаю ее за бедра и разворачиваю лицом к себе, и она обвивает руками мою шею. Когда она меня целует, я ей отвечаю, и вкус у нее такой же, как обычно. Ее язык переплетается с моим, как обычно. Она хнычет мне в рот, как обычно.

Но больше ничего не ощущается так, как обычно.

Я провожу руками по ее спине и сжимаю ягодицы, прежде чем приподнять ее и посадить на капот машины. Не на ее машину. Вероятно, Чета. Она обвивает меня ногами, а я целую ее челюсть, шею, холмики грудей.

– Леви, – выдыхает она, и я вздрагиваю.

Голос не низкий и хриплый, а высокий и нежный.

Не Саванны. Молли.

Я разочарованно рычу и возвращаюсь к поцелуям, затем накрываю ладонями ее грудь и сжимаю соски через тонкую ткань футболки. Она снова стонет и запускает пальцы мне в волосы.

– К тебе или ко мне? – выдыхает она, и я открываю рот, чтобы ответить, но слова замирают у меня на языке в тот момент, когда до парковки доносятся вступительные аккорды, а за ними следует текст.

Еще один раз, милый.

Еще один раз.

Виски и апельсин.

Чего же мы ждем?

– Какого хрена? – Я со стоном отступаю от Молли и провожу ладонью по лицу.

– В чем дело?

Чувствую на себе ее обеспокоенный взгляд, но не могу сосредоточиться ни на чем, кроме чертовски сексуального голоса, который прямо сейчас напевает из динамиков.

Это я сказала, что между нами все кончено,

но это ты, кто ушел.

Кому из нас сейчас больнее?

Давай сделаем ставки.

Еще один раз, милый.

Еще один раз…

– Гребаный «Бессердечный город», – говорю я, будто это все объясняет.

– О, да, обожаю эту песню, – говорит Молли, и тут в ее голосе проявляются взволнованные нотки. – Слышала, Сав Лавлесс видели сегодня в кофейне в Порт-Тауне. Весь Интернет в ее фото. У парня за кассой даже взяли интервью о ее заказе.

– Что? – Мои глаза распахиваются, и я сразу тянусь к телефону.

– Да. Обычный латте и замороженный кофе с карамелью. И шесть маффинов. Странно, да? То есть, латте имеет смысл. Но карамельный замороженный кофе? По какой-то причине он просто не кричит «Сав Лавлесс – крутая рок-звезда», понимаешь?

– Нет, – качаю я головой, набирая запрос в браузере телефона, – ты сказала, что фото в сети?

Она еще что-то говорит, но я ее не слышу. Слишком занят просмотром тонны фотографий Саванны, сделанных папарацци сегодня. Их сотни, большинство из которых выглядят совершенно одинаково, лишь с небольшими отличиями в выражении лица или положении тела. И несколько увеличенных изображений того гребаного сверкающего кольца на ее руке.

Молли начинает подпевать песне, и я стискиваю зубы, пытаясь сосредоточиться на фото и выкинуть из головы слова и мелодию.

Есть несколько кадров, где на заднем плане можно увидеть меня, но изображение зернистое и не в фокусе. Целью был не я. В тот момент, когда я понимаю, что Бринн нет ни на одном кадре, мои плечи ненадолго расслабляются, но при звучании проигрыша песни снова напрягаются.

– Молли, прости, – вздыхаю я. – Лучше я пойду домой пешком.

– О… ладно. Ты хорошо себя чувствуешь? Тебе не нужен ибупрофен или еще что?

Я рад, что не слышу обиды в ее голосе. Разочарование – да, но я не задел ее чувств.

– Я в порядке, – говорю я, качая головой. – Просто устал.

– Хочешь, я тебя подвезу?

– Нет. Мне нужно прогуляться.

Я подхожу к ней и быстро целую в щеку.

– Спокойной ночи, – прощаюсь я, затем поворачиваюсь и ухожу, а проигрыш снова и снова звучит в моей голове.

Ты когда-нибудь молился за меня?

Каждый день. Каждый день.

Ты когда-нибудь молился за меня?

Каждый чертов день.

Глава 20

ЛЕВИ

– Бл*ть. – Со стоном переворачиваюсь в постели. Голова раскалывается, глаза горят.

Я никогда сильно не напивался. Выпивал одно или два пива после работы или иногда готовил себе дома «олд фешен», но никогда не смешивал два напитка (прим.: «Олд фешен» – коктейль-аперитив на основе бурбона, скотча или ржаного виски).

Обычно.

Я закрываю глаза и вспоминаю свой вечер. Как пил пиво в «СэндБар». Целовал Молли на парковке. Как оставил Молли на парковке. Выпил виски дома. Много виски. И слишком много бродил в Интернете.

Я упал в кроличью нору Сав Лавлесс и «Бессердечного города». Видео с концертов. Официальные интервью журналам. Статьи желтой прессы и блоги сплетен. Я даже читал то интервью бариста из кофейни в Порт-Тауне. Столько Саванны у меня не было с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать. Честно говоря, я не знаю, из-за этого или из-за похмелья я чувствую себя так, будто меня сбил гребаный автобус.

По крайней мере, я уверен, что в Интернете нет фотографий Бринн из кафе. Только великолепная и ошеломленная Саванна с проклятым обручальным кольцом на пальце.

Я стаскиваю свое отяжелевшее тело с кровати и иду в ванную. Чищу зубы и быстро принимаю душ, пытаясь прийти в себя, чтобы хоть что-то сделать. После урагана мы часто работали по субботам. Слишком много дел для пятидневной рабочей недели, и сегодня мне нужно посетить восстановительные работы района Ривер-Вью. В график мы вписываемся, но я хочу убедиться в этом воочию.

Когда я захожу в офис, Шэрон и Бринн уже там. Шэрон хмуро смотрит на экран компьютера, ее очки сдвинуты на нос, а Бринн сидит на диване в углу с книгой.

– Доброе утро, – приветствую я, кивая Шэрон, затем переводя взгляд на Бринн. – Какое сегодня слово, Босс?

– Осложнения, – отвечает Бринн, не отрываясь от книги. – Существительное. Неудобная или неловкая ситуация.

Я подхожу к кофейнику и наполняю термокружку, потом поворачиваюсь и смотрю на Шэрон.

– У известной рок-звезды возникли осложнения с окружившей ее толпой фотографов, и ей пришлось бежать со сварливым местным жителем и его умной дочерью.

Я недовольно смотрю на нее, а она смеется, и к ее смеху присоединяется смех Бринн.

– Пять с плюсом, мисс Шэрон! – восклицает Бринн сквозь хихиканье.

– Как она выглядела? – шепчет Шэрон. Я устремляю взгляд в пол и проглатываю немного горячего кофе.

– Нормально, – лгу я. Она выглядела хорошо. Даже великолепно. От ее вида чертовски захватывало дух. – Она выглядела прекрасно.

– Она что-нибудь сказала?..

– Заставила меня подписать соглашение о неразглашении и назвала снисходительной задницей. Вот и все.

Шэрон долго ничего не говорит, достаточно, чтобы я заставил себя взглянуть ей в глаза. Она смотрит на меня, нахмурив брови.

– Когда начнутся выездные съемки? – спрашивает она, и я стискиваю челюсти.

– Через три-четыре недели.

– Все еще хочешь оставить Бринн со мной?

Я резко киваю, затем поворачиваюсь к дочери, заканчивая разговор.

– Босс, сегодня я еду на место восстановительных работ. Поедешь со мной или останешься с мисс Шэрон?