Текст книги "Между никогда и навечно (ЛП)"
Автор книги: Брит Бенсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)
– Справа я хотел сделать бассейн.
Я вздрагиваю от голоса Леви и оборачиваюсь, он стоит, прислонившись к дверному косяку, скрестив руки на груди, и наблюдает за мной. Пижамные штаны закрывают нижнюю часть тела, обнаженную несколько минут назад, а футболка прикрывает его торс. Его поза подчеркивает рельефные бицепсы и широкие плечи.
Подумать только, вчера я чуть его не потеряла. Даже сейчас мне хочется плакать.
Он опускает руки, отталкивается от дверного косяка и направляется ко мне. Достигнув меня, целует в лоб, а затем скользит руками по моей талии.
– Я знаю, что ты не любительница пляжа.
Мне требуется время на осознание того, что он говорит, но когда до меня, наконец, доходит, мои глаза расширяются, и я снова смотрю на упомянутое им место во дворе. Бассейн.
– Ты собирался оборудовать бассейн для меня? – шепчу я, и он улыбается.
Я снова перевожу взгляд на воду. Чувствую тепло и расслабление. Безопасность. Как будто я почти на своем месте. Почти. Затем вспоминаю главную спальню. Свадебный портрет в столовой. Фотографию Джулианны и Бринн на качелях во дворе. Мои плечи невольно напрягаются, и я чувствую, как напрягается и Леви. Он вздыхает, затем снова целует меня в голову.
– Я знаю, – шепчет он, и это звучит грустно. – Я знаю.
Мы расходимся, и он берет на себя приготовление кофе. Я заставляю его принять прописанное доктором лекарство. Мы собираемся пойти с кофе на террасу, когда в парадную дверь раздается стук. Леви уходит, чтобы открыть ее. Слышу, как он кряхтит, затем раздается лай, и моя несущая угрозу собака проносится через кухню и кидается на меня передними лапами. Я проливаю кофе на пол и падаю, а чертова собака лежит на мне сверху.
– Зиггс, боже, слезь с меня. Я тоже по тебе скучала, но слезь, лосяра.
Она не слушает. Она никогда не слушает. Просто слюнявит меня и топчет гигантскими лапами.
Рыжий шагает на кухню и кидает на меня безразличный взгляд. Он привык к слюнявым атакам. Мне кажется, он ревнует, что ему никогда ничего не достается, но Зиггс предпочитает девушек.
– Забрал ее с приюта. Она отгрызла головы всем игрушкам и уничтожила собачью подстилку, но ее все любят.
Я фыркаю. Перед поездкой на сплав Рыжий отвел Зиггс в приют, потому что не верил, что она не уничтожит дом или трейлер. Похоже, его опасения оправдались.
– Потому что она чертовски очаровательная, – ворчу я, пытаясь оттолкнуть ее от себя. – Отстань, Зигги Лу.
Рыжий подходит ко мне и протягивает руку, поднимая на ноги. Зиггс лижет мои лодыжки и замирает. Навострив уши, она оглядывается на входную дверь.
– Вот дерьмо, – говорю я, как только Зигги бросается бежать.
Снова слышу кряхтение, затем смех и проскальзываю в прихожую как раз вовремя, чтобы увидеть Бринн на полу с Зигги сверху. Леви стоит, скрестив руки на груди, и наблюдает за ними, а я смеюсь, прежде чем мой взгляд останавливается на другом человеке в прихожей.
Моей матери.
Смех мгновенно замирает, и я напрягаюсь. Смотрю на нее, а она смотрит в ответ. Полагаю, контраст наших лиц должен быть комичен. Мы выглядим почти одинаково, но мое выражение – шок и суровость. Ее – открытость и нежность.
– Саванна, – тихо зовет она. С надеждой.
Я сглатываю. Не отвечаю. Чувствую, как все смотрят на меня, но сильнее всего ощущается взгляд Бринн. Ее глаза широко распахнуты от беспокойства. Я выдавливаю из себя улыбку.
– Привет, Босс.
Рука Леви ложится на плечо Бринн, и он без лишних слов выводит ее из прихожей. Зигги следует за ним, потому что она предательница, но Рыжий бросает на меня вопросительный взгляд: ему остаться или уйти. Я размышляю. Мои мысли мечутся взад-вперед, затем я киваю в сторону кухни, давая понять, что меня можно оставить.
После его ухода я снова обращаю внимание на маму.
– Ты хорошо выглядишь, – говорит она с робкой улыбкой. – Ты выглядишь прекрасно. Я следила за твоей карьерой. Ты такая талантливая, Саванна. Я так гор…
– Не надо. Не говори этого. Я не хочу твоего одобрения. Мне оно не нужно.
Мама с трудом сглатывает и кивает.
– Конечно.
Я смотрю на нее в тишине, с силой упираясь пальцами ног в деревянный пол, чтобы сохранить равновесие. Я ощущаю нестабильность. В реабилитационном центре я посещала психотерапевта, который посоветовал мне пользоваться способом «5-4-3-2-1» всякий раз, когда я впадала в такое состояние. Будто теряла контроль. Пять вещей, которые я вижу, четыре вещи, которые я могу потрогать, три вещи, которые я слышу, две вещи, которые могу обонять, и одна вещь, чей вкус я могу попробовать. Я успеваю дойти только до первого из пяти, что могу видеть, – лицо мамы, – прежде чем сдаюсь и решаю считать вдохи, пока не возьму себя в руки.
– Ты тоже хорошо выглядишь, – наконец, говорю я. – Ты выглядишь здоровой.
Честно, она хорошо выглядит. За всю свою жизнь я не помню, чтобы видела ее такой. Она вечно казалась ходячим жалким беспорядком. Потрепанной и использованной.
– Я три года ничего не употребляю.
Я киваю.
– У меня скоро будет год.
Я оставалась в завязке месяц перед своим последним пребыванием в реабилитационном центре. Держалась изо всех сил во время европейской части нашего мирового турне. Я просто не могла этого сделать после передозировки Джоны. Каждый раз, глядя на какое-то вещество, на любой порошок, таблетку, бутылку или иглу, я видела Джону на полу в том гостиничном номере.
Восемь недель я провела в центре, приводя себя в порядок. Как только вышла, позвонила Рыжему и наняла его в качестве личного телохранителя. Мой прежний охранник вечно ловил кайф вместе со мной, и я больше не могла этого допускать. После этого я попыталась вернуться к концертам. Чертовски старалась выступать, как ни в чем не бывало, отыгрывать концерты по Америке с прежним энтузиазмом. Но не смогла.
Я устала, была измучена и на грани срыва, а лейбл не давал нам продыху. Мы для них не люди. Мы – машины для зарабатывания денег.
Когда я разглядываю маму, то не могу не задаться вопросом: что послужило причиной для нее. Точно не я. Меня было недостаточно, чтобы она попыталась завязать. Итак, что же случилось?
– Почему? – спрашиваю я. – Почему три года, почему после того, как я уехала, а не тогда, когда я была здесь и нуждалась в тебе? Что оказалось важнее меня?
– Для меня нет ничего важнее тебя.
Я почти верю ей, но фыркаю и качаю головой.
– Чушь собачья, и ты это знаешь. Если бы это было правдой, ты бы не ждала так долго, чтобы завязать.
Мама закрывает глаза и глубоко вдыхает. Я замечаю, как трясутся ее руки, когда она сцепляет их вместе.
– Мне нет оправдания. Я была ужасной матерью и слабым человеком. Позволяла Терри контролировать себя. Он делал со мной все, что хотел, а я постоянно была под кайфом и не заботилась о том, что со мной будет. Но клянусь, Саванна, я делала все, что могла, чтобы защитить тебя. Этого было недостаточно. Я понимаю. Но я всегда любил тебя. Всегда пыталась.
Она открывает глаза и смотрит на меня со слезами в серых глазах. Наши глаза так похожи, как и наши слабости. Кто в них виноват? Она? Ее родители? С чего начался ее цикл саморазрушения? Когда он закончился?
– Я прошла детоксикацию в больнице после того, как один из друзей Терри…
Ее голос дрожит, и она снова закрывает глаза, на этот раз зажмуриваясь, и из-под ее ресниц катятся слезы.
– Он позволил им это сделать. Думаю, даже поощрял. Я провела в больнице три недели, поправляясь и очищаясь. Когда меня выписали, я пошла в полицию и заявила о наркотиках в доме. Терри ходил по вечеринкам. Продавал наркотики школьникам. Заставлял их торговать для него. Терри арестовали, и с тех пор я его не видела. Недолго следила за ходом следствия. Его приговорили к семи годам с возможностью условно-досрочного освобождения. Кажется, он сдал своих поставщиков. После этого я почти ничего о нем не слышала.
Она пожимает плечами, и нас снова окружает тишина. Я позволяю ее словам проникнуть в сознание, но молчу. Жду, и когда она понимает, что я хочу большего, предоставляю ей возможность объясниться, она не колеблется.
– После урагана Леви нашел меня в одном из убежищ. Мой дом был разрушен. Ничего не осталось. Я была в нескольких шагах от того, чтобы сдаться, но тут он нашел меня, когда доставлял в убежище припасы и пожертвования. В тот же день поселил меня в гостинице, а через неделю предложил работу.
Теперь я не борюсь с улыбкой, которая хочет растянуться от уха до уха. Не обращаю внимания на боль в сердце.
– Леви всегда страдал комплексом спасителя, – замечаю я.
Он спас меня. Спас мою маму. Спас половину города, судя по тому, что я узнала. Даже его брак с Джулианной был продиктован чувством долга. Я всегда считала Леви святым. Слишком милосердным и заботливым, готовым отдать нуждающемуся последнее. Слишком хороший для меня.
Мама кивает.
– Он – хороший человек, Саванна. Они с Бринн мне очень важны. И я стольким ему обязана.
Пытаюсь уложить ее слова в голове, прежде чем снова заговорить. На этот раз спокойно и сдержанно. С любопытством, но не строго.
– Что ты делала с деньгами?
Речь о деньгах, которые я перечисляю на ее счет каждый месяц с тех пор, как мы подписали контракт с лейблом. Я всегда предполагала, что она спускает их на наркоту, но все же надеялась, что она воспользуется ими, чтобы сбежать. Чтобы очиститься.
– Сначала я тратила их на то, о чем ты думаешь. Терри имел доступ к банковскому счету. После того, как его посадили, я к деньгам не притрагивалась. Потратила немного на покупку дома дальше по улице. А теперь вложила все на сберегательный счет. Что-то вроде фонда для колледжа.
Мои глаза расширяются.
– Для Бринн?
Мама нежно улыбается, любовь в ее глазах неоспорима.
– Для Бринн.
Я прерываю зрительный контакт и смотрю себе под ноги. Снова впиваюсь пальцами ног в твердую древесину. Думаю о пяти вещах, которые вижу, о четырех вещах, которые могу потрогать, и о трех вещах, которые слышу.
Я понимаю, как зависимость может тебя испортить. Понимаю, как это влияет на людей, которых ты любишь. Как ты ранишь самых близких. Я понимаю. Я прошла через это. И тоже злоупотребляла.
– Не знаю, смогу ли простить тебя, – признаюсь я полу. – Я не могу просто забыть и двигаться дальше.
– Я понимаю и никогда бы не попросила тебя об этом. Но…
Она колеблется, подбирая слова. Когда я, наконец, поднимаю взгляд, ее брови нахмурены, и она снова тихо плачет.
– Я всегда любила тебя. Надеюсь, когда-нибудь ты сможешь в это поверить. И надеюсь… надеюсь, однажды ты поймешь, что я теперь другая. Я осознаю нанесенный мною вред. Прости меня. Ничего уже нельзя вернуть. Но я изменилась, Саванна. Я каждый день стараюсь стать лучше.
Я вижу честность на ее лице. Слышу в ее словах правду. Позволяю ей переместиться из моей головы в сердце, и заставлю себя принять ее. Часть меня этого не сделает. И я не знаю, удастся ли мне это когда-нибудь. Но другая часть? Она уже приняла.
– Хорошо, – говорю я тихо. – Хорошо.
Глава 34
ЛЕВИ
У Саванны звонит телефон.
Мы – я, она, Бринн, Рыжий и Шэрон – провели утро, бездельничая на террасе. Сперва напряженность чувствовалась. Да и сейчас никуда не делась. Но несколько поутихла. Съемочной группе предстоит отснять еще три сцены перед отъездом в Портофино. Если все пойдет по плану, к концу недели они уедут.
Не понимаю, куда ушло время.
Я проклинаю себя за то, что поначалу мешкал. Думал избежать неизбежного. Надо было поцеловать ее в том кафе. Я должен был быть с ней каждый день с того момента, как ее самолет приземлился в Северной Каролине. Вместо этого я струсил, как она и сказала.
– Что случилось? – спрашивает Саванна в телефон. Ее глаза расширяются, и она обращает внимание на настенные часы. – Вот, дерьмо. Совсем забыла.
На другом конце линии ей что-то говорят, и она смеется.
– Ну, да, вчера я чуть не умерла, так что, думаю, мне простительно. – Она делает паузу. – Расслабься. Я в порядке. Объясню позже. – Еще одна пауза и закатывание глаз. – Нет, ничего подобного. – Она снова замолкает, слушая того, с кем разговаривает, а затем улыбается. – Звучит неплохо. Скоро увидимся.
Она отключается и проходит мимо Рыжего и Шэрон, прежде чем посмотреть на нас с Бринн.
– Какие у вас планы на вечер? У меня есть небольшой сюрприз для Босса.
***
Шэрон паркует мой грузовик в двух кварталах от набережной, и Бринн не может перестать радостно подпрыгивать. Я вынужден трижды напомнить ей, чтобы она не бежала, пока мы идем к центральной концертной сцене.
Судя по рекламным листовкам, сегодня должна выступать трибьют-группа восьмидесятых, но я знаю, что Саванна что-то запланировала. Я чертовски нервничаю. Рад за Бринн, но сам в ужасе. Я проверял Интернет каждые пятнадцать минут с тех пор, как Сав покинула мой дом сегодня днем, но там нет ничего нового. Все те же домыслы об отношениях Саванны с Полом-гребаным-Нортвудом, и ничего более. Ни одного заголовка о несчастном случае с Саванной на сплаве или ее позднем визите в отделение скорой помощи.
При этом воспоминании моя спина отзывается болью. Тошнота и головокружение прошли, но царапины на спине все еще горят, и голова болит, пока я не закидываюсь лекарствами. Прошло чуть более суток, но я, черт возьми, выжил.
– Думаешь, она будет выступать? – спрашивает Бринн, снова подпрыгивая. – О, боже, надеюсь, что да. Это было бы феноменально. Культово!
– Безупречно? – спрашиваю я, и она улыбается.
– Безупречно!
Когда мы подходим к небольшой сцене, установленной на берегу реки, я сразу же замечаю Рыжего и Зигги. Саванны нет. Рыжий машет нам, и мы следуем за ним к месту рядом со сценой, отгороженному веревкой.
Волосы у меня на затылке встают дыбом. Мышцы напрягаются.
– Что она задумала? – спрашиваю я Рыжего, но он пожимает плечами.
– То, что хочет, – многозначительно говорит он.
Бл*ть.
Мои глаза мечутся вокруг, но, похоже, никто не ожидает ничего, кроме трибьют-группы восьмидесятых. Вывеска по-прежнему рекламирует запланированное шоу. Ничто вообще не намекает на «Бессердечный город». Но я знаю. Еще до того, как знакомый гитарист Джона появляется на сцене, я знаю, и тут по толпе пробегает шепоток.
– О, боже, – шепчет Бринн. – О, боже, боже, папа. Папа. Папа. Могу я взять твой телефон? Пожалуйста? Пожалуйста? Пожалуйста!
Я достаю из кармана сотовый и передаю Бринн, как раз в тот момент, когда на сцену выходит Торрен-мать-его-Кинг и берет бас-гитару.
– О, БОЖЕ! – визжит Бринн, и я смотрю, как она открывает приложение камеры и направляет телефон на сцену. – О, боже, Кэмерон умрет.
Толпа вокруг шумит громче. Это Торрен Кинг? Торрен Кинг? Когда Мэйбл Росси садится за барабанную установку, все сходят с ума. Кругом раздаются крики, шепот и скандирование: «Бессердечный город». Бринн практически трясет, и я задерживаю дыхание, ожидая выхода Саванны.
Она любит драматическое появление. Ждет, пока толпа не начнет выкрикивать ее имя, прежде чем, наконец, ступить на сцену со своей фирменной белой электрогитарой и моим старым велосипедным замком на шее. Она смотрит прямо на Бринн и подмигивает, после чего говорит в микрофон:
– Привет, Уилмингтон, как вы сегодня поживаете?
Толпа ревет и толкается, чтобы приблизиться к сцене. Все это время Рыжий стоит лицом к ним, спиной к нам, будто наша личная охрана. А собака? Она развалилась у ног Бринн, словно привыкла к такому хаосу. Живя с Сав, я уверен, что так и есть.
– Знаю, вы ожидали услышать несколько джемов восьмидесятых, и вы их услышите, но группа была достаточно любезна, чтобы позволить нам выступить у них на разогреве. Надеюсь, вы не против.
Снова вопли и крики. Еще больше аплодисментов, и Саванна смеется в микрофон.
– Значит, решено. Уилмингтон, зажигаем!
Мне приходит мысль: разумно ли находиться в таком шуме, учитывая сотрясение мозга. Но в тот момент, когда Сав начинает знакомую песню, беспокойство исчезает. Это еще один трек в стиле яростного альт-рока, возглавившего чарты, когда он только вышел.
Ее хриплый и сексуальный голос по-прежнему будоражит все внутри, но на сцене обретает большую мощь. Ее энергия заряжает. Она – самый красивый, управляемый хаос. Ее эмоции ощутимы в каждом слоге, в каждой ноте. Боль так же ясна, как и в момент написания песни. Аудитория тоже это чувствует, это слышно, когда они подпевают.
О, милый, возложи всю вину на меня.
Знаю, ты умираешь от желания сделать это.
Хочешь пристыдить меня, сказать всем, что я сумасшедшая.
Ты знаешь, что они тебе поверят.
Сделай меня единственным плохим человеком, никто никогда не спросит: почему.
Вываляй меня в гребаной грязи.
Ты знаешь, милый, я этого заслуживаю.
Давай, сделай мне чертовски больно.
Я уже много лет не присутствовал в такой обстановке: не наблюдал с трепетом за зрителями. Не с их концерта за пределами Вашингтона и дебюта с песней, которая положила начало славе их рок-н-ролльной карьеры. Джулианна была на седьмом месяце беременности, а я все еще учился в Университете Северной Каролины, но каждые выходные я ездил домой, чтобы быть с ней.
Каждые выходные, кроме выступления группы Сав в Вашингтоне.
Я смотрел с задней части зала и сразу же уходил, но это выворачивало меня наизнанку. Видеть ее, любить на расстоянии, слышать, что она забыла меня. Слушать душераздирающие слова «Just One More».
Я написала эту песню для парня, которого, как мне казалось, я любила.
Я злился, ревновал и гордился одновременно.
Когда я слушаю ее сейчас, то вижу ее в своей стихии. Она прирожденная певица и артистка. Ее место на этой сцене. Я всегда это знал. Раньше я ненавидел это. Но сейчас? Сейчас я просто хочу быть частью этого, наблюдать за ней со стороны и поддерживать, как могу.
Я хочу быть в эпицентре ее бури, а не метаться со всеми остальными.
Но не знаю как. Это опасно. Это рискованно. Но однажды я уже потерял ее. И не могу отпустить ее снова.
– Правда же она великолепна?
Голос Шэрон пронизан восхищением, но от слез в ее глазах щемит сердце. В ответ я беру ее за руку и сжимаю.
Сав великолепна. Она такая гениальная, что это чертовски больно.
«Бессердечный город» исполняет пять песен. Во время одной Торрен Кинг присоединяется к Саванне у микрофона, и толпа сходит с ума. Все до сих пор считают их помолвленными.
– Большое спасибо, Уилмингтон, что принимал нас сегодня, и огромное спасибо, «Бифф МакФлай», за то, что позволили нам выступить на разогреве. Давно мы этого не делали, и нам очень понравилось.
Мэйбл отбивает бит, и Саванна смеется.
– А теперь, вероятно, доброй ночи, – с ухмылкой говорит Сав.
– Это не прощание, – кричат в ответ Бринн и остальная толпа.
– Но на всякий случай, чтобы вы нас не забыли, здесь с вами Мэйбл на барабанах, Джона на гитаре, Торрен на бас-гитаре, меня вы знаете, как Сав, а вместе мы – «Бессердечный город». Мы сегодня отлично повеселились, Уилмингтон. Хорошей вам ночи!
Рыжий и Зигги исчезли в момент речи Сав с пожеланием доброй ночи, а когда Джона, Торрен, Мэйбл и Сав уходят со сцены, их место занимает трибьют-группа восьмидесятых «Бифф МакФлай».
– Никогда не думала, что мы скажем это, но нас открывали Сав Лавлесс и «Бессердечный город», – шутит солистка.
Зрители хлопают, и Бринн толкает меня в бок.
– Папа, твой телефон. У тебя сообщение.
Я беру у нее сотовый и читаю.
Саванна: Встретимся у меня дома.
Я: Касается нас всех?
Всплывают пузыри набора текста, затем исчезают, а затем снова появляются.
Саванна: Если Шэрон хочет, может тоже прийти.
Я: Хорошо.
– Пошли к грузовику, – перекрикивая музыку, кричу я Бринн и Шэрон.
Они кивают и поворачиваются, следуя за мной.
Когда мы подъезжаем к арендованному дому Сав, расположенному в нескольких кварталах от центра города, Рыжий уже ждет у ворот. Он впускает нас и жестом приглашает припарковаться в гараже. Шэрон нервно заламывает руки, но когда я спрашиваю ее, не хочет ли она уйти, отрицательно качает головой.
Прошло уже два часа, как Бринн должна была лечь спать, но по тому, насколько ее переполняет энергия, этого не скажешь. Однако спать она будет без задних ног. Это я точно знаю.
– Привет, ребята, – говорит Сав, когда мы следуем за Рыжим в дом. Сначала Бринн, потом Шэрон, потом я.
Сав опирается на кухонный островок, рядом с ней лежит открытая записная книжка, а Джона, Мэйбл и Торрен окружают ее. Выглядит она счастливой. Все они, кроме Джонов. Он выглядит… опустошенным. Усталым.
Бринн делает несколько шагов к Саванне, а затем – бац! – ее сбивает Зигги. Саванна издает похожий на стон смех, а Бринн хихикает. Это не собака, а ходячая угроза.
– Боже, Зигги, – говорит Мэйбл. – Сав, тебе нужно вернуть эту шавку в школу послушания.
– Ее выгнали оттуда в первый раз, – заявляет Торрен. – Выгонят и в следующий.
Сав пожимает плечами.
– Она все равно делает то, что хочет. – Она смотрит на Рыжего и подмигивает. – Как и ее мамочка.
– Бедовая, – говорит Рыжий, и Сав смеется.
– Обломщик веселья.
Джона наклоняется и отталкивает Зигги от Бринн, затем хватает ее за обе руки и поднимает на ноги. Рот Бринн широко открыт, глаза размером с гребаные блюдца. Она поражена звездой.
– Спасибо, – шепчет она.
Джона улыбается, кивает, затем молча падает на диван. Когда я перевожу взгляд на Саванну, та смотрит на него, нахмурив брови. Затем обращает внимание на Торрена, и тот пожимает плечами. Она беспокоится о Джоне. Судя по виду Мэйбл и Торрена, они тоже.
– Это та самая книжка, – говорит Бринн, нарушая напряженную тишину. – С текстами песен?
Сав со смехом отодвигает записную книжку за спину.
– Она самая. И, нет, ты ее не увидишь, так что даже не спрашивай.
Бринн поджимает губы, и Мэйбл толкает ее в плечо.
– Она даже нам не дает в нее заглянуть, малышка. Не переживай.
– Вот, дерьмо! Я забыла вас всех представить, – внезапно спохватывается Сав. – Ребята, возможно, вы помните Леви, а это Босс, а это… это Шэрон. Моя, эм, мама.
Саванна морщится при этом слове, но быстро приходит в себя, и я чувствую дискомфорт, исходящий от Шэрон. Она неловко машет всем рукой. К счастью, Рыжий отвлекает внимание вопросом, адресованным Бринн.
– Какое сегодня слово, Босс?
Бринн тут же усмехается.
– Гамма. Существительное. Последовательный ряд каких-либо однородных, но отличающихся друг от друга явлений.
С дивана доносится голос Джоны.
– «Бессердечный город» прошел через гамму заголовков желтой прессы: от похвалы до презрения.
– Пять с плюсом, Джона. Молодец!
Бринн лучезарно улыбается гитаристу, и он показывает ей большой палец, не отрывая взгляда от книги, которую листает на журнальном столике. Это не тот Джона, которого я помню по Майами, и я не могу не задаться вопросом: через какую хрень вела его дорога к славе. Что бы это ни было, оно изменило его, и, похоже, не в лучшую сторону.
– Я подумала, что мы могли бы потусить на крыше, – предлагает Сав, снова привлекая к себе мое внимание. – Можем поджемовать на акустике. И пусть Босс покажет вам, чему она уже научилась.
– Я почти выучила «I Wanna Be There». G, C, D, G (прим.: речь идет о композиции «I Wanna Be There» Blessid Union Of Souls и ее начальных аккордах).
– Слышал, ты отлично справляешься, – вставляет Торрен, и Бринн улыбается ему.
Я прочищаю горло, глядя на него, и когда он переводит взгляд на меня, убеждаюсь, что мое лицо выражает угрозу. Не трогай то, что принадлежит мне.
Когда все направляются на крышу, я отступаю, преграждая Торрену путь. Минуту мы просто смотрим друг на друга, и когда он открывает рот, чтобы заговорить, я поднимаю руку, останавливая его. Когда я говорю, мой голос низкий и спокойный.
– Что бы ни происходило между тобой и Саванной – этот рекламный трюк с помолвкой, прикосновения и любые безответные чувства с твоей стороны, – давай проясним следующее. Она не твоя. Она никогда не была твоей. Избавься от фантазий. Перестань смотреть на нее так, будто она твоя навечно. Она никогда не будет твоей.
Он пристально глядит на меня. Вижу, как у него чуть челюсть не трескается от того, как сильно он, должно быть, стискивает зубы.
– Значит, ты думаешь, она твоя?
– Я это знаю. Как и ты. Но если хочешь выяснить это, милости прошу. – Я ухмыляюсь. – Я был бы, наверное, не прочь понаблюдать за твоим унижением, и я давненько не разбивал костяшки пальцев о чью-нибудь физиономию. Мне даже немного не хватает этого.
Торрен фыркает и качает головой.
– Ты понятия не имеешь, во что с ней ввязываешься.
Мои плечи напрягаются, и я стискиваю зубы. Это не оскорбление и не угроза. Это сказано благоговейно, что еще хуже. Он искренне думает, что влюблен в нее. Я ему сочувствую. Почти.
Подойдя ближе, я склоняю голову набок, изучая его лицо.
– Ты провел с ней почти десять лет, но она все равно моя. Ее кольцо? Это просто металлолом. Почему? Потому что я точно знаю, во что ввязываюсь с ней. Я – единственный, кто это знал.
Отступаю на шаг, и черты моего лица смягчаются.
– Ты думаешь, что любишь ее. Отлично. Я понимаю. Но скажу тебе это лишь раз. Переживи это. Дважды повторять не буду.
Без лишних слов поворачиваюсь и поднимаюсь на крышу. При виде меня Саванна вопросительно вскидывает бровь, и я подмигиваю, а затем сажусь на шезлонг рядом с Бриннли. Десять минут спустя появляется Торрен, и я не упускаю того, как он держится от Саванны поодаль. Хорошо.
После того, как Рыжий разжигает огонь в небольшом кострище, звучит несколько песен на двух акустических гитарах. Это еще лучше, чем раньше. Даже Джона кажется почти ожившим. Когда играет Бринн, он подпевает. Хлопает. Даже сам исполняет несколько песен. К тому времени, когда Бринн засыпает в шезлонге, уже два часа ночи, и атмосфера наполнена обещаниями. Чем-то позитивным. Даже я взволнован, хотя и не знаю, почему.
Сав пытается убедить своих товарищей по группе остаться на ночь, но те настаивают на возвращении в свой отель, потому что через несколько часов вылетают в Лос-Анджелес. Шэрон говорит мне, что заберет Бринн к себе домой. Она даже не спрашивает, хочу ли я остаться с Сав. Просто предполагает, и хотя я, вероятно, должен уверить ее в обратном, я этого не делаю. Рыжий несет Бринн к грузовику и пристегивает ее, затем, убедившись, что ворота и окна надежно заперты, исчезает в своей комнате с Зигги.
Теперь на кухне только мы с Саванной. Одни. Она толкает мою ногу своей.
– Привет, – говорит она с ухмылкой.
– Привет.
– Как себя чувствуешь?
– Хорошо.
– Как голова?
– Было и хуже.
– Хм.
Она отводит взгляд, и на ее губах играет нежная улыбка. Она снова толкает мою ногу.
– Хорошая ночь. Хочешь вернуться со мной на крышу?
Я осматриваю ее с ног до головы. Сейчас она в спортивных штанах и майке, но выглядит также соблазнительно – также достойно славы – как и сегодня на сцене. Она излучает сексапильность и опасность. И я в отчаянии пытаюсь отрицать это пьянящее сочетание.
– Я не хочу возвращаться с тобой на крышу, Саванна.
Ее лицо сникает, и я шагаю к ней и прижимаю к кухонной стойке. Обхватываю рукой ее шею сзади и большим пальцем оттягиваю ее нижнюю губу. Ее дыхание сбивается, губы приоткрываются, затем она слегка наклоняет голову и втягивает мой большой палец в рот. Сосет его, вращает вокруг него языком, и я стону. Мой член твердеет, а сердце грозит выскочить из груди.
– Я устал отказывать себе. Хватит держать дистанцию. В любом случае получалось дерьмово, и это сводит меня с ума.
Приблизившись на дюйм, убираю с прилавка ее опорную руку и накрываю ею свой член. Она сжимает меня поверх джинсов, и я толкаюсь ей в ладонь.
– Мне нужно трахнуть тебя. Сейчас. Ты согласна?
Она охает и быстро кивает, после чего замирает и хмурится.
– Как же твоя голова?
– Не беспокойся о той, что у меня на плечах. – Я ухмыляюсь, и она улыбается в ответ. – Отведи меня в свою комнату. Если только не хочешь, чтобы я трахнул тебя прямо здесь.
Я скольжу рукой в ее трусики и надавливаю на клитор, и она хнычет. Спускаюсь ниже и ласкаю сквозь влагу, пропитавшую ее трусики.
– Бл*ть, ты так этого хочешь, да? Я могу нагнуть тебя над стойкой. Или, хочешь, отнесу тебя на диван?
Я проникаю в нее двумя пальцами и наблюдаю, как ее глаза закрываются. Ее бедра дергаются, когда я надавливаю ладонью на клитор, и она охает. Приблизившись губами к ее уху, хрипло шепчу, вызывая у нее дрожь.
– Я могу закинуть твои ноги себе на плечи и врезаться в тебя глубоко, Саванна. Могу оттрахать, как негодницу, которой ты являешься.
Мои пальцы медленно входят и выходят из нее, ее дыхание учащается. Она сжимает мой член через джинсы, и я стону ей в ухо.
– Хочу отшлепать эту киску так, как мечтал.
Я толкаюсь быстрее, затем перемещаю пальцы к клитору и грубо тру.
– Хочу погрузиться в тебя членом. Ласкать клитор. Трахать твою задницу пальцами, пока ты не будешь готова принять мой член. Ты хочешь этого?
– Да, – выдыхает она.
Опустив голову, целую ее шею.
– Скажи громче.
– Да.
Я тру клитор, а затем, понимая, что она близко, снова ввожу в нее пальцы. Вонзаюсь быстрее, как можно глубже, массирую ее. Заставляю сжиматься вокруг меня.
– Скажи это снова. Громче, Саванна.
– Да, все это. Я хочу всего этого, – кричит она, затем обхватывает мои пальцы, и я возвращаюсь к клитору и тру, позволяя ей пережить волны оргазма.
Она вздрагивает, затем низко стонет, когда я сильно посасываю чувствительную кожу ее шеи. Достаточно сильно, чтобы ей пришлось неделю маскировать его гримом на съемочной площадке. Достаточно сильно, чтобы Пол Нортвуд, Торрен Кинг и все остальные знали, что она занята.
Я улыбаюсь.
– Хорошая девочка. А теперь веди меня туда, куда хочешь.
Она толкает меня в грудь, вынуждая отступить на шаг, затем хватает за руку и тянет вверх по лестнице. Мы минуем ее спальню и направляемся прямо к ступеням, ведущим на крышу. Логика, осторожность, инстинкт самосохранения. Все исчезает, когда мы выходим на террасу, и она поворачивается ко мне, расстегивая молнию на моих джинсах и опускаясь на колени.
– Бл*ть, – стону я, хватая ее за волосы, когда она берет меня в рот и втягивает прямо в горло.
Без прелюдий. Никаких ласк, никаких игр с членом. Мне приходится опереться рукой о кирпичную стену позади, потому что от удовольствия подкашиваются ноги.
– Ох, бл*ть, да.
Зажав в кулаке ее волосы, толкаюсь ей в рот, заставляя давиться членом, после чего поднимаю ее на ноги. Она пытается возразить, но я накрываю ее губы собственническим поцелуем, все еще не выпуская ее серебристых волос. Она впивается в меня ногтями и двигает ладонью по стояку, теперь скользкому от ее слюны.
– Я не собираюсь сейчас кончать тебе в рот, – выдавливаю я. – И не буду кончать тебе в руку.
Веду ее назад, пока она не упирается ногами в шезлонг. Она срывает с меня футболку, и я послушно сбрасываю ее на пол рядом с нами. Стягиваю с нее спортивные штаны и трусики, и она отшвыривает их ногой прочь. Я накрываю ладонью ее киску, рыча ей в рот, от того, насколько она промокла. Насколько она мокрая от последнего оргазма, который я у нее вызвал.
