Текст книги "Между никогда и навечно (ЛП)"

Автор книги: Брит Бенсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц)

Он мне не привиделся.

Если бы его не выдали песочного цвета волосы и прямые брови, то точно выдала бы напряженная и неудобная поза, в которой он сидит. Вынуждаю себя подавить смех. Леви Купер в стриптиз-клубе. Этого определенно не было в моей бинго-карте весенних каникул.

Я иду к дальнему краю сцены, чтобы начать выступление на полу, но, выполняя движения, украдкой поглядываю на Леви. Очевидно, он меня не узнал. Не уверена, что он вообще обращал внимание на шоу, судя по тому, как его глаза не отрываются от телефона.

А вот группа парней, с которыми он сидит, – это совсем другая история. Они восторженно потягивают коктейли и подкалывают друг друга каждый раз, когда я делаю что-то даже отдаленно сексуальное. Все свистят, улюлюкают и выкрикивают непристойные комментарии, а Леви единственный, кто выглядит как рыба, выброшенная на берег. Это идеально согласуется с моими воспоминаниями о нем.

Чистенький и аккуратненький. Почтительный. Серьезный и суровый.

Пиписька класса А.

Я танцую по сцене, следя за тем, чтобы всем зрителям досталась своя доля шоу, но когда приходит время встать перед столиком Леви, я меняю танец. Вместо того, чтобы ползти в том направлении, я пробираюсь обратно к лестнице и спускаюсь в зал.

Перевожу взгляд на Бобби и слегка качаю головой. Он напряжен и готов взорваться.

Не подходи, Боб-О. Я справлюсь.

Я не должна выходить в зал. Мак, владелица клуба, серьезно относится к безопасности своих танцовщиц. Мы не идем в толпу без приставленного к нам вышибалы. В таком случае, если кто-то начнет распускать руки, дело будет решено мгновенно. До покупки клуба Мак была танцовщицей, поэтому она точно знает, что может пойти не так, и как этого избежать.

Она очень разозлится на меня. А по тому, как Бобби включает рацию, могу сказать, что он уже психует. Сверкнув в его сторону глазами, мило улыбаюсь и направляюсь к столику Леви.

– Вернись назад, – одними губами произносит Бобби, кивая на сцену.

Я посылаю ему воздушный поцелуй и вместо того, чтобы послушаться, поворачиваюсь к нему задницей.

Мне хорошенько влетит за это, но я выбрасываю эту мысль из головы и концентрирую свое внимание на голове Леви. Она по-прежнему наклонена, его лицо освещено экраном телефона. Я на самом деле обижена тем, что меня можно так легко игнорировать. Разве шум толпы недостаточно говорит о том, что на меня стоит смотреть?

Танцуя, я пробираюсь через столики, останавливаясь то здесь, то там, чтобы позволить засунуть мне наличные в шортики или подвязки. Я играю, как могу, и пытаюсь скрыть тот факт, что все мое внимание сосредоточено на светловолосой голове в углу, но к тому времени, когда я оказываюсь рядом с его столиком, моя цель становится очевидной.

То есть, очевидной для всех, кроме него.

Этот проклятый телефон.

Я сажусь перед ним, выхватываю телефон из его рук и засовываю за пояс шорт. Его глаза устремляются к моим, и мне приходится прикусить губу, чтобы не рассмеяться от того, каким раздраженным он выглядит. Я помню этот взгляд. Раньше он так хорошо был мне знаком.

Невероятно интересно наблюдать за мириадами эмоций, отражающихся на его лице.

Сначала появляется злость. Он уже почти пытается забрать свой телефон, когда в шоке сканирует мое лицо, и у него отвисает челюсть. Я поджимаю губы, пытаясь скрыть улыбку, и склоняю голову набок, ожидая его реакции. Опустив руки на бедра, немного выдвигаю таз вперед. Предлагая. Можешь вернуть телефон, если возьмешь его сам.

Однако он не предпринимает ни единой попытки. Вместо этого его губы изгибаются в мальчишеской улыбке, и он медленно качает головой.

– Саванна?

Я едва его слышу сквозь музыку и вопли толпы, но подмигиваю и сокращаю расстояние между нами, становясь между его расставленных ног и кладя руки ему на плечи. Наклоняюсь вперед и вторгаюсь в его личное пространство, гордясь тем, как он удивленно втягивает воздух, а затем подношу губы к его уху и шепчу.

– Привет, пиписька.

Он смеется, его дыхание окутывает мою ключицу. Я отстраняюсь ровно настолько, чтобы ослепить его насмешливой улыбкой, прежде чем положить ладони ему на грудь и с силой толкнуть в кресло. Его глаза широко распахиваются, а рот приоткрывается от вздоха. Я грубо провожу руками вниз по его груди и вверх по плечам, затем выгибаю бровь.

– Ты качался, Купер? – выкрикиваю я сквозь музыку и сжимаю его бицепс.

Уголки его губ снова приподнимаются в кривоватой ухмылке, и от этого желудок переворачивается сам собой, так что я делаю то, что мне нужно, чтобы вернуть себе преимущество. Закусываю губу, провожу ладонями по его мускулистым бедрам и напеваю ему на ухо:

– Как насчет танца, здоровяк?

Леви выглядит испуганным, пока я поворачиваюсь к нему спиной, и мне требуется все самообладание, чтобы не расхохотаться. Поднимаю голову, чтобы найти Бобби, и обнаруживаю, что он проследовал за мной. Сейчас он стоит через два столика со скрещенными руками и устрашающим выражением лица. Он такой хороший вышибала. Я слегка улыбаюсь ему, затем снова сосредотачиваюсь на Леви.

Обычно я не берусь за танцы на коленях. Меня смущает такая близость к посетителям, а Мак достаточно классная, чтобы позволить мне подавать выпивку, когда все остальные работают с толпой. Но в тот момент, когда я опускаю свою задницу на колени Леви, и мое имя слетает с его губ предупреждающим рыком, я рада, что делаю для него исключение.

– Саванна.

Его низкий и угрожающий тенор полностью расходится с голосом мальчика из моих воспоминаний, но упрек, прозвучавший в моем имени, наполняет меня ностальгическим ликованием.

У меня прямо голова идет кругом от того, что я снова раздражаю Леви Купера.

– Да, Леви? – напевно спрашиваю я, когда трусь о него.

Впиваюсь кончиками пальцев над его коленями, где упираюсь руками, и чувствую, как напрягаются его мышцы. От этого моя улыбка становится шире, и я покачиваю бедрами, так что моя задница едва задевает промежность его штанов. Двигаюсь, скорее, понарошку, – единственное место, где мы явно соприкасаемся, это там, где я упираюсь руками в его ноги для устойчивости, – но что-то в этой близости заставляет мое сердце биться чаще.

Больше он ничего не говорит. Просто сидит неподвижно, прямой, как доска, пока я двигаюсь над ним, и, посмотрев вниз, рядом с его боком я вижу сжатую в кулак руку, будто ему требуются все силы, чтобы не оттолкнуть меня от себя. Не знаю, забавляет меня это или расстраивает, но я все равно выпрямляюсь и поворачиваюсь к нему лицом.

Его челюсть сжата, ноздри раздуваются, он не отрывает от меня глаз, пока я сажусь на него сверху. Друзья Леви улюлюкают и кричат, как стая шимпанзе в зоопарке, но мы не отводим взгляда друг от друга. Я хватаю его руки и кладу их себе на талию, затем жду несколько секунд, давая ему достаточно времени, чтобы убрать их. Я вызывающе выгибаю бровь, и когда его пальцы вжимаются в мою плоть, ухмыляюсь.

Бросаю быстрый взгляд на Бобби, чтобы дать ему понять, что я все еще в порядке, затем переплетаю пальцы сзади его шеи и начинаю вращать бедрами, опускаясь вниз по телу Леви, а затем снова поднимаясь. Я практически тычусь сиськами ему в лицо, но он не отводит взгляда. Ни разу не взглянув на мою грудь. Я покусываю губы, соблазнительно их облизываю, хватаюсь за груди и слегка их приподнимаю. Единственная реакция, которую я от него получаю, – это обжигающий взгляд и легкое подергивание уголков губ.

Если честно, это что-то вроде убийства моего эго.

Мышцы бедер горят от того, что я нависаю над ним, и по припеву, доносящемуся из динамиков, могу сказать, что мой последний трек почти закончился, поэтому на финальном куплете я опускаюсь на колени Леви. В его груди зарождается рык, отчего кожу покалывает. Ободренная, я снова начинаю двигать бедрами, но резко останавливаюсь, когда чувствую его под собой.

Теперь настала очередь Леви ухмыляться.

Потому что у него стояк. Большой и твердый, судя по ощущению.

Могу только представить, как нелепо должна выглядеть стриптизерша, замершая посреди танца на коленях из-за стояка посетителя, и я выхожу из ступора только тогда, когда Леви вызывающе вскидывает бровь. Эта бровь – ее абсолютное коварство – возбуждает меня больше, чем любой мужчина.

Сжимаю губы, чтобы не рассмеяться, и смотрю на его лицо, когда снова начинаю двигаться, на этот раз сохраняя полный контакт. Я катаюсь на его бедрах, прижимаясь к эрекции, и его горло сжимается, когда он с трудом сглатывает. То, как подпрыгивает его кадык, заставляет мое дыхание участиться, но, кроме этой крошечной реакции, он не показывает мне ничего другого. Его зрачки расширены, а точка пульса на шее трепещет так быстро, что я ее вижу, но его руки твердо остаются там, куда я их положила, а его тело неподвижно, как статуя.

В последней отчаянной попытке выиграть, казалось бы, одностороннюю игру, в которую я ввязалась, убираю руки с его плеч и касаюсь ими бретелек лифчика. Подцепив их указательными пальцами, провожу вверх и вниз, делая очевидным свои следующие действия, и парни вокруг нас сходят с ума. При моей готовности остаться топлесс, отовсюду доносятся свист, аплодисменты и непристойные комментарии.

– Саванна, – предупреждающе рычит Леви.

Я прикусываю губу и спускаю одну бретельку по руке.

Кто-то из толпы что-то кричит о моих сиськах, и Леви впервые отводит от меня взгляд с тех пор, как я начала свой «танец». Он смотрит в сторону голоса с угрожающим и смертоносным выражением, а когда оглядывается на меня, его челюсть сжимается по совершенно новой причине. Он качает головой один раз. Это быстрое, почти резкое движение.

– Не смей, – командует он, и по моему позвоночнику пробегает дрожь.

Я спускаю другую бретельку, и его пальцы на моей талии сжимаются, останавливая движение моих бедер. Его глаза мечутся от моего лица к моей груди, к окружающей нас толпе и обратно. Он выглядит таким защитником и собственником, что это охренительно сексуально.

Никогда не думала, что назову Леви Купера сексуальным, но вот мы здесь.

Я завожу руки за спину и тянусь к застежке бюстгальтера.

– Сав, – совершенно дико рычит он.

Застежка расстегнута, и я шевелю плечами, чтобы сбросить лифчик, как раз в тот момент, когда Леви хватает меня в объятия и прижимает к своей груди, заслоняя от толпы.

И тут разверзается ад.

Кто-то берет шею Леви в захват, – Бобби, – а другой вышибала оттаскивает меня от него. Судя по татуированным рукам, это Рыжий.

– Бобби, нет! – кричу я, вырываясь из хватки Рыжего. – Рыжий, отпусти меня. Немедленно!

Рыжий ставит меня на ноги, а Бобби ослабляет хватку на Леви, наклоняет голову в сторону, глядя на меня, и какое-то время я думаю, что все хорошо, но потом Леви ведет себя как тупица и отводит локоть назад, попадая Бобби прямо в щеку.

– Проклятье, Леви! – кричу я, когда Бобби хватает Леви за шею и утыкает его лицом в стол.

Идиот Леви вырывается и брыкается. Бобби настоящий шкаф. Зачем пытаться идти против него? Даже друзья Леви отступили от потасовки на гигантский шаг. Какие же они друзья, раз позволяют своему приятелю вот так извиваться, но я их не виню. Я бы не хотела иметь дело с Бобби. Кажется, Леви этого не понимает.

– Перестань с ним драться! – Я топаю ногой в слабой попытке привлечь его внимание. – Хочешь, чтобы тебя убили?

– Надень проклятый лифчик, – кричит Леви, его слова звучат немного искажено из-за того, что его лицо прижато к столешнице.

Я смотрю вниз. Похоже, я все-таки потеряла лифчик, и теперь стою только в паре крохотных пэстис в форме цветочков (прим.: пэстис – декоративные накладки на соски). Уперев руки в бедра, я сердито смотрю на Леви.

– Я не подчиняюсь твоим приказам, Леви Купер.

– Перестань вести себя как негодница, Саванна. Надень е*аный лифчик.

Я слегка ухмыляюсь, услышав бранное слово, слетевшее с губ Леви. Раньше он всегда был таким святошей. Я сквернословила, только чтобы доставить ему неудобство, но он выдал ругательство, как ни в чем не бывало. Бобби чуть сильнее вжимает Леви в стол, и Леви кряхтит.

– Слово за тобой, Викс, – говорит Бобби, оставляя мне решать, что мы будем делать с извивающимся на столе идиотом. Я вздыхаю и закатываю глаза.

– Посади его в изолятор, – говорю я, качая головой. – Я скоро приду туда.

Затем поворачиваюсь и дефилирую своей полуголой задницей обратно в гримерку.

Глава 8

САВАННА

Спустя пятнадцать минут я выхожу из раздевалки в спортивных штанах и майке, с очищенным от макияжа лицом и натыкаюсь на Мак.

– Бойфренды не допускаются, если не могут вести себя прилично, – упрекает она. – Ты знаешь правила.

– Он не мой бойфренд. Он просто идиот.

Она улыбается.

– А он это знает?

– Что он не мой бойфренд или что он идиот? – Я лукаво ухмыляюсь. – Вероятно, он знает и то, и другое.

Мак со вздохом качает головой, поднимая глаза к потолку.

– Девочки, из-за вас я седею.

Я фыркаю от смеха. Мак едва за тридцать, и на ее голове нет ни единого седого волоска. Она смотрит на меня, выгнув бровь.

– Ты свободна до понедельника.

Я открываю рот, чтобы возразить, но она выставляет ладонь перед моим лицом.

– Это не наказание. Рыжий рассказал мне о твоих выступлениях. Я не хочу, чтобы ты беспокоилась о необходимости отрабатывать двойную смену. Можешь увеличить количество часов на следующей неделе.

– Правда? – У меня, должно быть, улыбка на все лицо, потому что губы Мак слегка изгибаются в ответ. – Спасибо.

Она кивает, затем поворачивается, чтобы уйти.

– Вспомни о нас, когда станешь знаменитой, – бросает она через плечо, прежде чем свернуть за угол в сторону своего кабинета.

Пружинистым шагом я иду к изолятору. Это складское помещение, которое мы используем, чтобы держать пьяных мудаков, прежде чем их увезут копы. Меня бесит, что Леви оказался там. Сначала стриптиз-клуб, потом танец на коленях, а теперь и изолятор для извращенцев.

Какой насыщенный день для старого доброго Леви Купера.

Я стираю с лица любое выражение, прежде чем распахнуть дверь, и мне чертовски трудно не расхохотаться при виде сгорбившегося на металлическом складном стуле Леви, прижимающего к лицу пакет со льдом. Его глаза тут же перескакивают на меня, но я смотрю на Рыжего.

– Я им займусь, Рыжий.

Он кивает без слов. Затем отталкивается от стены, к которой прислонялся, подмигивает мне и выходит за дверь. Только когда дверь позади меня со щелчком захлопывается, я переключаю внимание на Леви.

Он пронзает меня убийственным взглядом, и я инстинктивно дергаюсь.

– Что? – выплевываю я.

– Стервозная Гадюка?

– У нас должен быть сценический псевдоним. – Я пожимаю плечами. – Это лучше, чем Конфетка или Печенька, или Кексик. Гадюку, по крайней мере, нелегко съесть.

Он не двигается. И больше ничего не говорит о моем имени. Просто слегка склоняет голову набок и пристально смотрит на меня. Я упираю кулаки в бедра и смотрю в ответ, пока он не решает снова заговорить.

– Ты стриптизерша.

И вот он – покровительственный тон, который нельзя не заметить.

– Танцовщица, – поправляю я, и он усмехается.

– Полуголая танцовщица.

– Это моя работа.

– Это не работа, а посмешище.

– Ну, ты заплатил пятьдесят долларов за вход, чтобы посмотреть на это посмешище, и я не видела, чтобы полчаса назад ты жаловался.

Мне приходится закусить щеку изнутри, чтобы не улыбнуться, пока мы играем в гляделки. Он даже спорить не может. Знает, что я права. Чтобы еще больше доказать свою точку зрения, я опускаю глаза на его промежность, формирую губы в трубочку и испускаю долгий, медленный свист.

– Ладно, ладно, – быстро говорит он, поворачиваясь боком, словно пытаясь спрятаться от меня.

– Никогда бы не подумала, что у тебя будет такой большой член, Купер.

– Господи Иисусе, Сав.

Его уши розовеют, и я ухмыляюсь, неспешно направляясь к нему.

– Ах, еще и имя Господа всуе? Большой член и грешник в придачу. Как раз мой тип.

Я прислоняюсь бедром к столу рядом с ним и смотрю из-под ресниц. Он встречается со мной взглядом, затем сканирует мое лицо своими большими карими глазами. Его ноздри раздуваются, и я вижу, что он пытается не улыбаться.

– Все еще негодница, – наконец, говорит он, и я позволяю себе улыбнуться.

– Все еще пиписька.

Его губы растягиваются в ухмылке, от которой мой пульс учащается.

– Кстати, внушительная, – добавляет он низким дерзким голосом, отчего у меня от веселья приоткрывается рот.

По тому, как горят мои уши, теперь я знаю, что теперь розовеют уже они, и только лишь могу покачать головой. Невероятно. Я вытягиваю ногу и толкаю его ботинком.

– Что ты здесь вообще делаешь?

Он широко расставляет ноги, и я оказываюсь между ними, и сползает вниз по стулу, глядя на меня снизу вверх. Кладет пакет со льдом на стол, позволяя мне хорошенько рассмотреть синяк, проявившийся на его щеке, и у меня чешутся пальцы, желая прикоснуться к нему. Чтобы уменьшить боль. Его лицо теперь дальше от моего, чем несколько мгновений назад, но что-то в этом положении кажется ближе.

– Это мои первые весенние каникулы. Я подбросил монетку, и выпал Майами. Повезло.

Повезло? Хм.

– В каком ты университете?

– В Университете Северной Каролины.

В его голосе явно слышится гордость, и хотя я впечатлена, но не удивлена. Ну, во всяком случае, не удивлена, что он попал в Университет Северной Каролины. Он был отличником. Заработал дополнительные баллы. Однако меня немного удивило, что он не пошел в один из христианских учебных заведений. Я игриво смотрю на него.

– Южное баптистское служение? Изучение Библии?

Он закатывает глаза.

– Архитектура и проектирование.

Тоже имеет смысл. Ему всегда нравилось что-то строить. Раньше я подшучивала над его наборами «Лего» и рисунками зданий в блокнотах. Я провожу пальцем по краю стола и следую за ним глазами.

– Чем собираешься заняться сейчас?

Я стараюсь говорить безразлично, вести себя небрежно, но знаю, что он слышит мое волнение. Это видно по тому, как он наклоняет голову, как любопытный щенок.

– Мы собирались отправиться на пляж. – Я в отвращении гримасничаю, и он смеется. – Ты живешь в Майами. Не говори, что тебе не нравится пляж.

– Слишком много песка. Слишком много всякой живности. – Я вздрагиваю. – Пляж был бы лучше, если бы он был бассейном.

Он снова смеется, затем передвигает вытянутую ногу так, что его колено касается моей голени.

– У тебя есть на примете что-нибудь получше?

Я встречаюсь с ним взглядом и вызывающе улыбаюсь. Той самой улыбкой, которую бросала ему, когда мы были детьми. Я пожимаю плечами.

– Возможно.

Затем поворачиваюсь и выхожу за дверь, стараясь усмирить головокружение, услышав, как Леви встает и идет за мной.

***

– Это чулан.

Леви опирается на дверной косяк комнаты, которую я снимаю у другой танцовщицы из клуба, пока сама копаюсь в «комоде» в поисках наряда на сегодняшний вечер. На самом деле это пластиковый бак, купленный в комиссионке, но он заменяет мне и комод, и тумбочку. А, на крайний случай, даже письменный стол.

Прекратив копаться, оглядываю комнату, пытаясь увидеть обстановку его глазами. Тусклая краска. Лампа на потолке мерцает. Розетка едва работает. И да, комната суперкрошечная.

Но она моя.

Я возвращаюсь к выбору одежды, отвечая:

– Я могу приходить и уходить, когда захочу. Никто не держит меня под замком от заката до рассвета. Я могу закрыться, когда пользуюсь ванной. Могу войти через парадную дверь, не прислушиваясь, таится ли где опасность. Мне не нужно ходить на цыпочках из страха, что из меня выбьют все дерьмо.

Я вытаскиваю одежду, которую искала, и бросаю ее на матрас, затем снова закрываю бак пластиковой крышкой.

– Возможно, она не большая и не роскошная, но мне не нужно много места, и она вполне меня устраивает. Она моя. Мне это нравится.

Я поднимаюсь и встречаюсь с ним взглядом. Его брови нахмурены в раскаянии, вероятно, он в нескольких секундах от извинения. Я отмахиваюсь от него.

– Забей. – Я искренне ему улыбаюсь. – Отсюда только вперед.

Он поджимает губы и кивает, но глаз от меня не отводит. Это тревожно, а я не люблю испытывать тревогу.

– Отвернись, чтобы я могла переодеться, извращенец.

– Зачем? – спрашивает он, повинуясь. – Я уже видел твои сиськи.

Я громко хохочу, стягивая с себя майку и штаны.

– С каких это пор ты говоришь «сиськи»?

Его смешок прокатывается по комнате, и мне приходится бороться с дрожью. Я благодарна, что он стоит ко мне спиной, потому что соски у меня сейчас затвердели, а лицо пылает, и я не готова иметь дело с тем, что это значит.

– Мне восемнадцать, Сав. Я говорю много всего, к чему ты не привыкла.

Я перевожу взгляд на его спину, отмечая, как на ней натягивается ткань футболки. Он раздался в плечах и его руки мощнее, чем я помню. Ему уже не пятнадцать. Это точно.

– Это непременное восстание церковного мальчика? Следующим твоим шагом будет вступление в братство или свидание с девушкой-готом?

Он смеется, но не отвечает, значит, я права. Восстание Леви Купера. Как весело. Думаю, я хотела бы посмотреть, чем оно закончится.

Я заканчиваю одеваться, затем бросаю снятую одежду в маленькую корзину в углу.

– Ладно, я готова.

Леви оборачивается, улыбаясь, но как только его глаза останавливаются на мне, его улыбка исчезает. Его взгляд скользит по моему лицу к губам, затем медленно вниз, задерживаясь на определенных местах, отчего мои соски снова твердеют под плотным бюстгальтером пуш-ап. Закусив губу, я немного ёжусь под его обжигающим взглядом, но затем в нем вспыхивает ярость, и я резко принимаю защитную стойку.

– Какого черта на тебе надето?

У меня отвисает челюсть, а потом я злюсь.

– Что же не так с тем, что на мне надето, Левит?

Его ноздри раздуваются от старого прозвища, но затем он проводит рукой по лицу.

– У тебя нет ничего, в чем бы ты не походила на стриптизершу? Надень обратно те проклятые штаны.

Я стискиваю зубы в ответ на его тон, затем упираюсь руками в бедра и смотрю на него.

Мой наряд чертовски сексуальный, но точно не для стриптиз-клуба. Черт, да прогуливаясь по Оушен Драйв, можно увидеть более откровенные наряды. Конечно, мужская рубашка свисает с одного плеча, застегнутая только на две пуговицы посередине, и открывает ярко-фиолетовый бюстгальтер пуш-ап и пупок, но короткие черные кожаные шортики и колготки в крупную сетку прикрывают почти всю задницу. Руки прикрыты, спина прикрыта, а армейские ботинки, которые я планирую надеть, будут доходить до середины икры.

Я слишком одета, во всяком случае, для Майами.

– Если тебя не устраивает мой наряд, тогда возвращайся к своим братьям из братства и валите на пляж. Может, тебе повезет, и песок, который наберется тебе в задницу, перетрется в жемчужину.

Я произношу последнюю фразу с милой улыбкой, хлопая ресницами, и он возводит глаза к потолку. Он ничего не говорит, и чем дольше вдыхает и выдыхает, не глядя на меня, тем больше я злюсь.

Какого черта он так взбесился? У него нет права контролировать то, как я одеваюсь.

Сорвав подушку с лежащего на полу матраса, замахиваюсь на него и попадаю в живот. Он хмыкает и сгибается пополам, прижимая подушку к себе и резко поворачиваясь, вырывает ее из моих рук. Затем, быстро, как всегда, бросает ее обратно, и та бьет меня по лицу.

Напряжение уходит до того, как мое дыхание со свистом покидает тело, и мы одновременно начинаем смеяться. Когда наши взгляды встречаются, мое волнение от его присутствия вспыхивает снова.

Не могу, бл*ть, поверить, что он здесь, в моей маленькой арендованной спальне в Майами, штат Флорида. Да еще и после появления в клубе во время моего выступления.

Боже, такое ощущение, что прошло гораздо больше, чем три года.

Я борюсь с желанием закрыть глаза от некоторых воспоминаний, которые атакуют меня.

Интересно, испытал ли он столько же, сколько и я? Как сильно эти три года его изменили. Он выглядит совсем иначе, чем в последний раз, когда я его видела. Все еще по-мальчишески, но все же повзрослевшим. Выше ростом. Щеки не такие пухлые. На челюсти небольшая щетина, а в волосах – средство для укладки. Но как только мой взгляд остановился на нем, я тут же его узнала.

Он все тот же Леви.

Когда наш смех стихает, я отправляю подушку обратно на матрас и поднимаю армейские ботинки. Проходя мимо него, пихаю его плечом и ухмыляюсь, когда он ойкает, затем оглядываюсь на него через плечо.

– Пошли, пиписька. Мы опоздаем.

Глава 9

ЛЕВИ

Я изо всех сил стараюсь не морщиться, оглядывая захудалый бар, но почти уверен, терплю поражение.

– Зачем мы здесь?

Саванна оглядывается на меня через голое плечо и смеется.

– Почему ты выглядишь так, будто только что унюхал вонь?

Я округляю глаза.

– Потому что здесь воняет.

Она снова смеется, на этот раз громче, и я качаю головой. Она в восторге от моего дискомфорта, и я не могу не улыбнуться. Такое ощущение, что она никогда не уходила. Сав всегда любила заставлять меня извиваться, и как бы я ни старался притворяться, она видела, что это беспокоило меня меньше, чем я показывал.

Я тащусь за ней вдоль барной стойки, не сводя глаз с ее плеч, несмотря на тягу опустить взгляд ниже. Мне понадобится лоботомия, чтобы забыть зрелище ее топлесс с крохотными пластиковыми цветочками на сосках. Мне больше нет нужды добавлять контент «на работе открывать небезопасно» в папку «Саванна».

Потому что ощущение ее на моих коленях…

Я стискиваю зубы и слегка качаю головой.

Когда ребята обманом заманили меня в тот стриптиз-клуб, я пришел в ярость. Я немного вырос со времен библейских лагерей и лекций о непорочности, но мысль о том, чтобы сидеть в переполненном зале и смотреть, как женщины раздеваются на сцене, по-прежнему вызывала у меня реакцию «бей или беги».

В сознании невольно закрутились стихи о похоти и скромности, от которых у меня моментально разболелась голова. И только я начал отвлекаться статьями об архитектуре на своем телефоне, когда взрыв из прошлого вырвал его из моих рук и ошарашил.

Сначала я был шокирован. Не мог поверить своим глазам. Саванна Шоу, живая и здоровая, ухмыляется мне. Ее взгляд – которым она всегда смотрела на меня, намеренно пытаясь разозлить, – мгновенное взбудоражил меня. Мне захотелось вскочить и схватить ее в объятия, с силой сжать и громко рассмеяться. Не думаю, что когда-либо я был так счастлив.

В последний раз, когда я видел Саванну, я поцеловал ее, потому что думал, мы больше никогда не увидимся. Весь следующий год после ее ухода я мечтал о ней. Беспокоился о ней. Все время торчал в библиотеке, рыская в Интернете в поисках новостей о беглецах. Посвящал Саванне каждую трапезную молитву, умоляя Бога, чтобы следующий громкий заголовок не был о ней. Молил о ее безопасности. Чтобы она обрела счастье. Говорил себе, что отсутствие новостей – это хорошая новость.

Увидев, как она стоит надо мной с этой ухмылкой, с моей груди слетели три года кирпичей, и было восхитительно, наконец, вновь вдохнуть ее аромат. На целых две секунды.

Пока я не почувствовал целую кучу новых ощущений, от которых у меня закружилась голова.

Ее руки на моем теле, сжимающие мои бицепсы, ее губы возле моего уха.

Проклятье.

Я провел с ней целый год в своей постели, большую часть ночей спал, прижимая ее к своей груди, но ничто из этого не шло ни в какое сравнение с теми первыми секундами контакта в том клубе. Я чувствовал, что мое тело горит. Думал, что умру только от этого.

Но поскольку это была Саванна, ей захотелось пойти дальше.

Как насчет танца, здоровяк?

Долгие годы я буду воспроизводить это воспоминание снова и снова.

Хор приветствий вырывает меня из мыслей, когда мы подходим к задней части бара, и я вижу, как Сав обнимает и здоровается с группой людей. Трое парней и девушка. На парнях рваные джинсы-скинни и рваные футболки. У одного – короткий зеленый ирокез, у другого – короткая стрижка, а у третьего – лохматые каштановые волосы, падающие ему на глаза. У девушки длинные черные волосы с розовыми прядями, она в кожаных штанах и черном сетчатом топе, а под ним – неоново-розовый бюстгальтер. Миндалевидные карие глаза обведены ярко-розовым, идеально сочетаясь с лифчиком и волосами, а когда я смотрю на ее ноги, на них ярко-розовые конверсы Chucks.

Я мгновенно чувствую себя не в своей тарелке в шортах цвета хаки и рубашке поло, но Сав подходит к этой компании как нельзя лучше.

Саванна отступает назад, чтобы снова встать рядом со мной, затем представляет меня своим друзьям, указывая на каждого, будто она – Ванна Уайт, а они – автомобиль, который я только что выиграл (прим.: Ванна Мари Уайт – американская актриса и телеведущая. Наиболее известна как соведущая телевизионного игрового шоу «Колесо Фортуны»).

– Леви, это Торрен, Джона, Шон и Мэйбл. Народ, это мой друг Леви.

– Как дела, чувак, – говорит Джона, парень с зеленым ирокезом, протягивая мне кулак, чтобы я по нему ударил.

Его ногти выкрашены в ярко-розовый, а на запястье около дюжины разноцветных браслетов дружбы. Я киваю и отвечаю на его приветствие. Контраст между нашими руками почти комичен.

Я поворачиваюсь к другому парню, Торрену, ожидая такого же приветствия, но он просто смотрит на меня с каменным лицом. Я неловко киваю. Шон кивает мне и улыбается, а затем я поворачиваюсь к Мэйбл.

– Привет. – Она улыбается и слегка машет мне. – Приятно познакомиться, Леви.

– Мне тоже, Мэйбл.

Я поворачиваюсь к Саванне и вижу, что она улыбается мне с видом, который говорит, что у нее есть волнующий секрет.

– Что? – Ее улыбка становится шире. – Сав, что?

– Это моя группа.

Моя реакция, должно быть, оказалась именно такой, на какую она и надеялась, потому что торжество, которое она излучает, почти сбивает меня с ног.

– Твоя группа?

Она кивает, затем пинает мой ботинок носком своего.

– У нас сегодня концерт. – Ее тон ровный, невозмутимый, будто это всего лишь еще один рабочий день, но я вижу, как ее глаза сверкают возбуждением. – Если кто спросит, ты – наш роуди. (прим.: роуди – дорожная команда, к которой относятся техники и (или) вспомогательный персонал, путешествующий вместе с музыкальной группой во время турне и несущий обязанности по подготовке и проведению всех частей концертов, кроме, собственно, исполнения музыки)

– Вау. – Я несколько раз моргаю и снова переключаю свое внимание на ее товарищей по группе. Они выглядят соответствующе. – Вау, Сав. Это действительно потрясающе. Как вас кличут?

Торрен фыркает, и Мэйбл шлепает его по руке. Он поднимает вверх проколотую бровь.

– Кличут? Значит, ты старый добрый деревенский парень?

Я чуть отшатываюсь и морщусь, затем бросаю взгляд на Сав.

– Мы с Саванной выросли вместе, – медленно говорю я.

Не то чтобы я ожидал, что они будут знать, кто я такой, но тот факт, что они понятия не имеют, где выросла Сав, заставляет меня задуматься.

– На юго-востоке Северной Каролины. Полагаю, вы могли бы назвать это деревней.

Взгляд Торрена падает на Саванну, и от того, как он смотрит на нее, у меня сжимаются кулаки. Его взгляд говорит, будто она больше, чем просто его коллега по группе. Он смотрит на нее, будто она только его.