Текст книги "Между никогда и навечно (ЛП)"

Автор книги: Брит Бенсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)

Она с ухмылкой снимает с себя футболку, затем лифчик и брюки, пока не оказывается передо мной в одном лишь парике.

– Еще два часа.

Оседлав мои бедра, она берет мой член в руки и проводит им по уже влажной киске.

– А через четыре недели я вернусь к тебе.

Когда она опускается на меня, мы оба стонем, прежде чем наши рты сталкиваются. Я сжимаю ее бедра, медленно двигая ими вперед и назад, чувствуя, как она скользит по мне и трется. Наши груди прижаты друг к другу, и когда она начинает двигаться вверх и вниз, ее соски царапают мою кожу. Мы не прекращаем целоваться, кроме как для того, чтобы бормотать слова одобрения. Наши лица не отстраняются дальше дюйма.

– С тобой так хорошо, – шепчет она, ее горячее дыхание смешивается с моим. – Люблю, когда ты внутри меня.

Я толкаюсь в нее, и она стонет.

– Ох, черт, Леви. Ох, бл*ть.

Я ускоряюсь, вбиваясь в нее, пока она опускается вниз, и мы встречаемся посередине, так что проникновение глубже и плотнее. Трейлер наполняют наши звуки. Движение тел, трение кожи, учащенное дыхание. Ноги Сав начинают трястись, губы приоткрываются, а веки опускаются, поэтому я беру дело в свои руки. Она замирает, и я врезаюсь в нее, сильно и быстро.

– Да, да, да. Вот так. Я очень близко.

– Хорошая девочка. Отдайся мне.

Я впиваюсь пальцами в мягкую плоть ее бедер. Снова яростно целую, а затем зарычите ей в рот.

– Отпусти. Отдайся мне. Залей меня своей влагой.

Она взрывается криком, крепко сжимая меня, впиваясь пальцами в мои плечи. Я не останавливаюсь, пока она не обхватывает ногами мои бедра, затем переворачиваю ее на спину, подминая под себя.

– В меня, – стонет она, когда я снова вхожу и выхожу из нее. – Хочу, чтобы ты кончил в меня.

Так я и делаю. Без всяких раздумий. Даю ей именно то, что она хочет, как она этого хочет. Наполняю ее сжимающуюся вокруг меня киску, пока не теряюсь. Целую и со стоном изливаюсь до последней капли. Не перестаю входить до тех пор, пока не выдыхаюсь, а затем падаю на предплечья.

Наши потные и измученные тела остаются прижатыми друг к другу, пока мы пытаемся вернуться на землю, затем Саванна легко смеется. Она дважды хлопает меня по заднице и ухмыляется мне в губы.

– Хороший мальчик.

Я ухмыляюсь в ответ и качаю головой.

– Ты такая негодница.

Она пожимает плечами.

– Думаю, в следующий раз тебе просто придется отшлепать меня сильнее.

На этот раз я громко смеюсь, затем наклоняюсь и кусаю ее за грудь. Она охает и снова шлепает меня по заднице, так что я отталкиваюсь от нее и иду в крохотную ванную. Беру из шкафчика под раковиной полотенце, смачиваю его теплой водой и возвращаюсь к Саванне.

Не говоря ни слова, становлюсь на колени рядом с диваном и нежно провожу тканью между ее ног. Она красная и опухшая, и я не могу не смотреть, пока мою ее.

– Напряги мышцы, – говорю я, и она выполняет.

Со стоном наблюдаю, как из нее вытекает моя сперма, сохраняю этот образ в памяти на время отсутствие Сав, а затем вытираю ее начисто.

Когда мы одеваемся, она исчезает в маленькой спальне и через несколько секунд возвращается с моим старым велосипедным замком на цепочке. Затем лезет в карман моих джинсов и достает связку ключей. Я молча наблюдаю, как она отстегивает нужный ключ с цепочки и отпирает велосипедный замок, затем нанизывает ключ на свое ожерелье и закрепляет велосипедный замок на моем кольце для ключей.

– Теперь я точно вернусь, – говорит она с ухмылкой. – Сав Лавлесс не может выступать без своего ожерелья с замком.

Она подводит меня к выходу и еще раз целует, прежде чем я открываю дверь и выхожу на лестницу. Рыжий терпеливо ждет, скрестив руки на груди, прямо у трейлера, Зигги лежит на земле рядом с ним. На нем очки-авиаторы, но я чувствую на себе его взгляд. Я киваю ему и выхожу за дверь. Отдаляюсь на несколько ярдов, прежде чем Саванна окликает меня.

– Эй, пиписька!

Я поворачиваюсь к трейлеру и вижу, что она прислонилась к дверному косяку с той озорной ухмылкой, которая раньше оказывала на меня сильное влияние. И если быть честным с самим собой, то по-прежнему оказывает. Я склоняю голову набок и жду, и ее улыбка становится шире.

– Не забывай меня.

Я тут же улыбаюсь и смеюсь про себя, разглядывая ее. Красивая, завораживающая и дикая. Когда я отвечаю, до кончиков пальцев ног чувствую в своих словах правду.

– Я никогда не мог.

Она смеется, кивает мне, затем возвращается в трейлер и закрывает дверь. Я в эйфории возвращаюсь к своему грузовику, но с каждым шагом моя улыбка тускнеет, и вторгается тревога. Препятствия, с которыми мне предстоит столкнуться, надвигаются. Столько всего нужно сделать, прежде чем я смогу свободно владеть Саванной. Полностью. Я знаю, как к ней отношусь. Знаю, что должен довериться вселенной в этом вопросе, но в прошлом вселенная была непостоянной сукой. Она никогда не вставала на нашу сторону.

И я не забыл, что Саванна не сказала в ответ, что любит меня.

«Не забывай меня», могло бы с таким же успехом означать прощание. Как и в прошлый раз.

Я сажусь в грузовик и возвращаюсь в офис. Забираю Бринн и еду проверять место реконструкции. Мы заканчиваем последний дом в районе Ривер Вью. Еще одна связь с Саванной разорвана. Я чувствую, что она ускользает из моих пальцев.

К воскресенью мой дом снова в том же состоянии, что и две недели назад. Словно съемочной группы никогда здесь и не было. Я вернул Саванну на несколько дней, а все следы ее пребывания здесь почти стерты. В воскресенье вечером я прочесываю Интернет в поисках упоминания моего имени, и натыкаюсь на статью о «Бессердечном городе» и множество фотографий, сделанных предположительно в субботу вечером.

Насколько я понял, Сав должна была лететь международным рейсом в Италию, но судя по этим фотографиям, она была в Лос-Анджелесе. Она идет в офис своего звукозаписывающего лейбла с остальными участниками группы. Мэйбл впереди, Джона сзади, а Сав и Торрен посередине. Он обнимает ее, а на ее пальце чертово изумрудное кольцо. На следующей серии фотографий группа покидает офис через несколько часов. Темно и четких снимков рук Сав нет, но Торрен все еще рядом с ней.

Статью я не читаю. Закрывшись в спальне, наливаю себе виски со льдом.

Сейчас это к лучшему. До встречи в среду с адвокатами и Ларками мое имя не должно появляться в таблоидах. Акцентировать внимание на Сав и Торрене – это хорошо.

Даже если мне это чертовски ненавистно.

Глава 37

ЛЕВИ

В среду телефон будит меня в пять утра.

Я со стоном переворачиваюсь, чтобы взять его. В сонном тумане отвечаю, не глядя, поэтому удивляюсь видеозвонку. Еще больше я потрясен виду обезумевшей Саванны на экране телефона.

Я резко сажусь на кровати.

– Что случилось? Ты в порядке?

– Леви… мне так жаль. Это появилось несколько часов назад, но я не видела до этого момента. Мне чертовски жаль.

– Что? Что появилось?

Она вздыхает и закрывает глаза. Качает головой.

– Они знают. Весь Интернет стоит на ушах. Наши фотографии в отделении скорой помощи. Фотографии, на которых ты покидаешь мой трейлер в пятницу. Кто-то пронюхал, что Торрен вернулся в отель в ночь концерта в центре города, так что теперь все знают, что на крыше был ты.

– Бл*ть. – Я запускаю руки в волосы и пытаюсь контролировать дыхание. – Бл*ть.

– Прости меня.

– Нет… ты не виновата. Это не так уж важно. Через три часа у меня встреча. Я… все будет хорошо. Хотел бы я иметь немного больше времени, но все будет хорошо.

– Леви…

Ее голос срывается, в глазах такая грусть. Они полны такого сожаления, что я чувствую его, даже если она находится на другом конце света.

– Что такое, Сав?

– Леви, там говорится, что Бриннли не твоя дочь.

Весь воздух испаряется из моих легких, страх обвивает шею и сдавливает ее. Бросив телефон на кровать, я встаю и направляюсь к ноутбуку. Открываю его и захожу в веб-браузер, затем ищу имя Сав.

Каждый всплывающий заголовок в результатах поиска говорит обо мне. О новом «ухажере» Сав Лавлесс. По их мнению, она все еще помолвлена с Торреном, и в качестве доказательства приведены фотографии из Лос-Анджелеса, сделанные несколько дней назад. Комментарии к некоторым из этих статей полны грязи. Она льется на Сав. На меня. Доходит даже до пожеланий смерти нам обоим.

Их я игнорирую. Вместо этого просматриваю статьи на предмет интересующей меня информации. Вот она. Жирным шрифтом по всему Интернету. Упоминается в каждой статье. Их должно быть с десяток, и во всех одно и то же.

Леви Купер. Предприниматель. Вдовец. Отец-одиночка приемной семилетней дочери.

– Бл*ть. Бл*ть.

Я захлопываю ноутбук и возвращаюсь к кровати. Беру телефон и снова смотрю на Саванну. Ее глаза полны вопросов. Вопросов и печали. Раскаяния. Я закрываю глаза и делаю вдох.

– Она твоя? – спрашивает Саванна, и прежде чем я отвечаю, у меня сжимаются челюсти.

– Да. Во всех смыслах. Она моя.

– Но… она…

– Нет.

Тишина заполняет комнату, и я жду, когда прозвучат следующие вопросы. Я хочу ей рассказать. Я скрывал это так чертовски долго, но она ничего не говорит. Ни звука. Поэтому я беру дело в свои руки.

– Это Джулианна… инициировала… ту ночь, когда мы переспали. Несколькими неделями ранее она рассталась с парнем, и я посчитал это способом забыться с ее стороны. Я же хотел просто покончить с этим. Заняться сексом, я имею в виду. Мне было любопытно, и я был чертовски возбужден, и мне надоело постоянно делать то, что хотели мои родители. Но именно поэтому я был так расстроен и растерян в Майами. Я все сделал правильно. Использовал презерватив. Она принимала противозачаточные. Я проверил. Вероятность беременности в таком случае менее 2 %. Но оказалось, что на тот момент она уже была беременна.

Саванна охает.

– Она… обманула тебя?

Я пожимаю плечами и вздыхаю.

– Все не так, как ты думаешь. Черт, это такой пи*дец.

Она ждет в тишине, пока я соберусь с мыслями, потом устанавливаю зрительный контакт и больше не прерываю его.

– Джулианна пошла на вечеринку. Там ее накачали наркотой. Она так и не сказала мне, кто был тот парень, но я думаю, она его знала. И боялась его. Думаю, еще чувствовала себя виноватой. Будто беременность – это ее вина. Оглядываясь назад, я видел знаки, понимаешь? Но точно не знал.

Делаю глубокий вдох и борюсь с желанием отвести взгляд. Я так корил себя за это с тех пор, как узнал правду. Были признаки того, что что-то не так. Я должен был их заметить, но считал ее девственницей, и сам чертовски нервничал. Ей было некомфортно, хотя она продолжала уверять меня, что хочет этого. Черт, мне самому было некомфортно. Я думал, мы чувствуем себя так по одним и тем же причинам.

Я чертовски ошибался.

Покачав головой, возвращаюсь к разговору. Хоть это и больно, хоть мне чертовски стыдно, но произнести это вслух – такое облегчение.

– Она не хотела, чтобы ее родители воспитывали ребенка, но не думала, что справится одна, поэтому попыталась представить все так, что отец – я. Мы вместе ходили в церковь. Были своего рода друзьями. Она доверяла мне. Думаю, она знала, что я помогу.

– Она заманила тебя в ловушку. Соврала.

Гнев Саванны смешивается с печалью, и я ее понимаю. Долгое время я чувствовал то же самое. Но это не важно. Джулс оказалась права. Я помог и не жалею об этом. Я поступил бы так снова. Я киваю, потому что она солгала, но не заманивала меня в ловушку.

– Это… – Я вздыхаю и закрываю глаза. – Это существует в сером цвете, Сав.

Она усмехается, но я продолжаю говорить.

– Я присутствовал на каждом УЗИ. На каждый приеме у врача. Я был на вечеринке в честь скорого рождения ребенка. Мы вместе сняли квартиру за пределами кампуса. Обустроили детскую. Черт, я присутствовал во время родов. Я выбрал ее второе имя. Сначала я все это ненавидел. Делал все неохотно. Из чувства долга. Но потом… не знаю. В какой-то момент во время беременности я начал испытывать приятное волнение. Мне хотелось встретиться с ней. Обнять ее. Я говорил правду о том, что никогда не любил Джулианну, но я уважал ее, и, Сав, я полюбил Бринн. Полюбил ее еще до рождения. Я хотел быть ее отцом.

Я дышу сквозь боль. Боль предательства пронзает грудь, оставляя свежую и зияющую рану. Это как содрать с нее струп. Порвать швы. Это чертовски больно, как и в первый раз.

– Когда ты узнал?

– Примерно через час после того, как она родилась, – говорю я с мрачным смешком.

– Как?

Я постукиваю по ямке на подбородке.

– Я где-то читал, что это доминантная черта, но у Бринн ее нет. Как только я это заметил, не мог перестать думать о статистике. Менее 2 %. Итак, я попытался вычислить срок беременности. Никогда раньше об этом не задумывался. Я доверял Джулианне. Потом спросил ее, и она мне призналась.

Саванна смотрит на меня, озабоченно нахмурив брови. Ее глаза наполнены слезами, и она выглядит так, будто чувствует мою боль. Наша связь дает мне понять, что на этот раз я несу этот груз не только на своих плечах. Сав недоверчиво качает головой.

– Но ты остался с ней?

– Нет. Я был уничтожен. Пришел в ярость. Хотел, чтобы Бринн была моей, Сав, и я был чертовски сломлен. Сказал Джулианне, что квартиру она может оставить себе, но в ту же ночь ушел из больницы и вывез свои вещи. До конца семестра оставался у одного из моих одногруппников. Спал на гребаном диване. Полностью порвал с ней все связи. Позволил ей говорить людям, что Бринн от меня, пусть все думают, что я чертов бездельник. Черт, я чувствовал себя таковым, и какое-то время это меня мучило, но боль не пускала меня к Джулианне.

– Пока она не заболела.

Я киваю.

– У Джулианны ужасны родители. Хуже моих. Очевидно, что биологический отец, кем бы он ни был, тоже ужасен. Джулс не хотела, чтобы после ее смерти… короче, я женился на ней и официально удочерил Бринн. Вписал свое имя в свидетельство о рождении и все такое. Ради защиты Бриннли на случай смерти Джулс. Чтобы убедиться, что она никогда не попадет в лапы Ларков.

– Иисусе. Это полный пи*дец, – выдыхает Сав, в значительной степени подводя итог. – Леви, через какое дерьмо тебе пришлось пройти…

– Я не жалею об этом. Не обо всем. Бринн – моя, Сав, но со дня смерти Джулс ее родители пытались получить опеку. У них есть выплата по страховке жизни, которой они пытаются подкупить меня. Но у них нет на нее никаких прав – в суде у них не будет шансов. Единственный человек, который может…

– Ее биологический отец.

Я ничего не говорю, но она права. Джулианна никогда не сообщала тому парню о своей беременности. Если он узнает и захочет Бринн, вполне может забрать ее у меня.

– Как это стало известно? – размышляю я. – Я держал все в тайне. Даже Ларки не знают, что я не родной отец Бринн.

Саванна мрачно усмехается.

– Они – безжалостные стервятники. Однажды они достали мои записи из одного из реабилитационных центров. Шантажировали меня. Мне пришлось заплатить им за молчание. Клянусь, они могли бы решить проблему голода в мире, если бы использовали свои силы во благо, но вместо этого они предпочитают рушить чужие жизни и вторгаться в частную жизнь ради рейтинга.

Ну и бардак.

Не исключаю, что сейчас родители Джулианны попытаются использовать это против меня. Несколько месяцев после ее смерти мне снились кошмары о том, как они врываются в мой дом и забирают Бринн из ее постели. Раньше у меня не было денег на судебный процесс. Я был по уши в долгах из-за трат на экспериментальное лечение Джулс. Все деньги уходили на дом и бизнес. До контракта со студией я едва сводил концы с концами.

Вот почему я так долго держался в тени. Почему хотел избежать внимания СМИ. Черт, я даже отказался давать интервью местной газете после урагана. В то время всем хотелось больше знать о восстановлении и постройках. Я велел Дастину сообщать новости о проектах реконструкции в местные новости. Не включил свое имя в веб-сайт компании «Восточное побережье». И никаких упоминаний о Бринн.

Я скрывался настолько долго, насколько мог, но устал, и понимаю, что не могу быть с Саванной, не избежав внимания СМИ. Как она сказала, это комплексная сделка, и я ни за что не попрошу ее покинуть группу.

– Вообще-то, у меня сегодня с ними встреча. Я имею в виду родителей Джулс. Я расскажу им всю правду. Мой адвокат поможет. Деньги для борьбы в суде, если они этого захотят, у меня есть. Наконец-то я чувствую себя в достаточной безопасности, чтобы признаться.

Я смеюсь и нерешительно улыбаюсь. Я готовился к встрече с Ларками, но со всем миром? Поговорим о том, как нырнуть в омут с головой.

– Не знаю, чем закончится вся эта история с секс-видео и отношениями с самой печально известной рок-звездой нашего поколения, но мой адвокат заверил меня, что моей опеке над Бринн ничего не угрожает.

Сав морщится, будто чувствует себя виноватой, затем меняет тему.

– Бринн знает?

– Да. Я не лгу своей дочери. Она знает, что я не ее родной отец, и что ее биологический отец был не очень хорошим человеком. Она также знает, что будет лучше, если мы никому об этом не скажем. Она никогда не любила своих бабушек и дедушек, так что точно бы им не рассказала. Правду знаем только мы с Бринн, Шэрон и мой адвокат. Мой отец подозревал это перед смертью, потому что Джулс доверилась ему, как главе нашей церкви, после того, как ее изнасиловали. А теперь ты и весь Интернет в курсе.

Она закрывает глаза и прижимает ладонь ко лбу, затем расстроено стонет.

– Я продолжаю повторять это. Знаю, звучит как заезженная пластинка, но мне очень жаль. Этого никогда бы не случилось, если бы не я. Надо было быть более осторожной. Надо было держаться…

– Не говори так, – перебиваю я ее. – Не смей говорить, что тебе следовало держаться от меня подальше. Вселенная вернула тебя мне не просто так, Саванна. Ты и я – это судьба. Нам предначертано быть вместе с тех пор, как ты столкнула меня с качелей во втором классе. Я влюбился в тебя еще до того, как упал на землю, так что не обесценивай этого. Не преуменьшай. Мы пройдем через это, мы все преодолеем и будем вместе. Это? Ты и я? Мы созданы друг для друга. Ты это знаешь. Я это знаю. Чертова вселенная это знает, и очень скоро об этом узнает весь мир.

Губы Саванны расходятся в легкой улыбке, а глаза вспыхивают счастьем. Затем она всхлипывает и вытирает несколько слезинок.

– Думала, ты считаешь меня негодницей. Кажется, ты говорил, что я слишком дикая и врежу тебе.

Я окидываю взглядом ее лицо. Серые глаза. Ухмыляющиеся губы. Небольшую россыпь веснушек на носу. Даже со спутанными, непослушными серебристыми волосами она идеальна. Мой идеальный шторм.

– Да. Но ты моя негодница. И моя дикарка.

Она смеется сквозь слезы, и это громко, хрипло и по-настоящему. Как солнечные лучи, пробивающиеся сквозь тучи.

– Знаешь, эту собственническую сторону, которую ты показываешь, можно считать красным флагом.

Теперь моя очередь смеяться.

– Мне кажется, красный всегда был твоим любимым цветом.

Она игриво закатывает глаза, но не отрицает этого. Не спорит.

– Хочешь потенциально хорошие новости? – спрашивает она через минуту.

В ее голосе слышна едва уловимая легкость, которую, я знаю, она ощущает лишь частично.

– Я хотела подождать, прежде чем тебе рассказывать, пока не примут окончательного решения, но сейчас самое подходящее время.

Я ложусь на кровать и держу телефон над собой. Саванна сидит в кресле на чем-то похожем на крыльцо или террасу. Сейчас около полудня, и погода, кажется, стоит прекрасная.

– Расскажи мне хорошие новости, рок-звезда.

– Возможно, нам удастся заключить новый контракт с лейблом. Теперь на моей стороне вся группа. Мы не хотим распадаться. Хотим больше гастролировать. Продолжать писать музыку. Но не в том же темпе, понимаешь? Хаммонд составил новый контракт. Он даже угрожал уйти вместе с нами, если ничего не получится.

– Серьезно?

Я, на самом деле, в шоке. Судя по тому, что я о нем слышал, он определенно показался мне марионеткой лейбла. Не ожидал, что он попытается помочь. Саванна кивает, широко раскрыв глаза, и наблюдает за чем-то рядом с экраном телефона.

– Знаю. Но в его защиту могу сказать, что он отговаривал нас подписывать первый контракт. – Она пожимает плечами. – Надо было его послушать. Новый контракт требует год перерыва между гастролями и на треть меньше выступлений. Контроль над всеми нашими треками для следующих двух альбомов и право перезаписать песни с наших предыдущих альбомов, когда истечет срок действия первоначального контракта.

У меня отвисает челюсть. Это звучит… невозможно. Удивительно, но невозможно. Лейбл ни за что на такое не пойдет. Саванна, должно быть, читает мои мысли по выражению моего лица, потому что смеется.

– Я знаю. Хэм говорит, что они, вероятно, попытаются пересмотреть некоторые пункты, но он думает, что у нас есть шанс. Им не захочется терять самую популярную музыкальную группу, особенно теперь, когда они знают, что мы с радостью найдем применение своего таланта в другом месте, а не распадемся, и не захотят терять Хаммонда.

Она морщится и слегка ерзает в кресле.

– У нас есть шанс, Леви. Реальный шанс, что это сработает. И на этот раз мы, наконец, сможем сделать это на своих условиях. Больше никаких концертов до потери пульса, никаких убийственных дедлайнов. Больше не нужно жить в автобусах и гостиничных номерах десять месяцев в году. Меньше стресса. Меньше напряжения. Только музыка и группа. И, черт возьми, Леви, это все, чего я хотела с тех пор, как мы начали. У нас действительно может получиться.

Я улыбаюсь ей. Стараюсь получить подпитку от ее радостного волнения.

Хочу ли я этого для нее? Я говорил серьезно, что ее место на сцене. Но также и рядом со мной. Как у нас все получится, если она вернется в группу? К гастролям, записям и всему, чем занимаются известные музыканты. Как долго мы продержимся?

Однажды она предпочла мне эту жизнь. Сделала бы она это снова?

– Я рад за вас. Очень надеюсь, что у вас все получится.

Я говорю правду, но часть меня противится этому.

– Как там Пол Нортвуд?

Мне нужно сменить тему, но я не знаю, почему мой мозг переключился на золотого мальчика Голливуда. Хочу поморщиться, но сдерживаюсь. Вместо этого сосредотачиваюсь на том, как губы Сав растягиваются в ухмылке.

– Опять ревнуешь, пиписька?

Я сопротивляюсь желанию закатить глаза, но не могу бороться с усмешкой. Она хихикает и виляет бровями, глядя на меня.

– Сегодня мы снимали отличную сцену. Я полуголая. Красное вино и шоколад. Было очень сексуально.

Я стискиваю зубы. Ради себя.

– Или, по крайней мере, так казалось. Пока я не вонзила ему в спину поварской нож и не столкнула с балкона виллы.

Я смеюсь, и она пожимает плечами.

– Тебе не о чем беспокоиться, Леви. У тебя нет соперников. И никогда не было.

Я улыбаюсь и стараюсь контролировать дыхание.

Возможно, не среди мужчин. А как насчет стадиона, полного зрителей? Или страны со стадионами, полными зрителей? Могу ли я соперничать с ними?

– Этот ребенок должен быть со своей семьей, – говорит мама по телефону. – Ты не должен брать на себя эту обязанность.

Я в двух секундах от того, чтобы бросить трубку. Не понимаю, почему я еще этого не сделал.

– Ее семья – я. Она должна быть со мной, там она и останется.

Я расстроен, раздражен и истощен, и эти эмоции отражаются в моем тоне. Она звонила мне не переставая со среды, когда я встречался с Ларками. В итоге, я сдался и ответил, просто чтобы положить этому конец, а затем десять минут слушал, как она отчитывала меня за то, что мне следовало ответить раньше. Будто мне мало беспокойства из-за всех придурков с камерами возле моего дома. Мне не нужно еще один раздражающий фактор, и по какой-то чертовой причине я не могу заставить себя заблокировать ее.

– Ее кровь – Хелен и Уильям. Наполовину. Ты не можешь думать, что справишься с ее воспитанием лучше них. Особенно сейчас, когда эта девушка вернулась. Леви, теперь ты замешан в сексуальном скандале? Я всегда знала, что от нее одни неприятности.

Я не стал отвечать на ее слова о Саванне. Мнение моей матери не имеет значения. Оно – просто воздух.

– Ну, что скажешь в свое оправдание? Если бы у тебя был разум, которым Бог наградил тебя, ты бы вернул ребенка Ларкам. Для тебя так лучше. Ты понятия не имеешь, какая кровь течет по венам этого ребенка.

– Ребенка зовут Бриннли, и адвокаты уже сказали Уильяму и Хелен, что она останется со мной. Она – моя дочь. То, что течет в ее венах, не имеет значения, и если Ларки попытаются подать на меня в суд, то просто потратят свое время и деньги, потому что не выиграют.

Я смотрю на часы. Шэрон должна с минуты на минуту заехать за Бринн. Она берет ее за покупками одежды к школе. В этом году Бринн решила, что я недостаточно крут, чтобы возить ее за покупками. Как, черт возьми, лето почти закончилось?

– Поверь мне, Леви, тебе будет лучше, если ты просто подпишешь отка…

– Мама. Прекрати. Этот разговор закончен.

На другом конце линии раздается фырканье, затем долгий медленный вдох, за которым следует долгий медленный выдох, прежде чем она снова говорит:

– Все, что я делала в этой жизни, было для тебя.

Я усмехаюсь. Меня всегда поражало, насколько сильно мама верит в собственные заблуждения. Будто манипулирование стихами из Библии ради контроля надо мной всегда делалось мне во благо. Она использует религию как оружие. Чтобы чувствовать свое превосходство, чтобы оправдать свою ненависть, и действительно верит в то дерьмо, которое несет. В своем уме она на самом деле видит себя самоотверженной, святой матерью.

– Хорошо, – говорю я спокойно.

– Помни, что я пыталась. – И вешает трубку.

Я зажимаю переносицу большим и указательным пальцами. Все это вызывает у меня мигрень. Я скорее предпочту еще один сплав по чертовым порогам, чем еще один телефонный разговор с Джудит Купер.

Входная дверь открывается, затем закрывается, и на кухню входит Шэрон.

– Господи, эти люди когда-нибудь уходили?

Она хмуро оглядывается через плечо, будто ее взгляд проникнет через стены и достигнет кретинов-папарацци. Я качаю головой.

– Пока нет.

Я продолжаю надеяться, что им надоест и они свалят отсюда, как только вся эта неразбериха уляжется, но на данный момент СМИ считают Сав Лавлесс все еще помолвленной с Торреном Кингом и видят во мне потенциального разлучника.

– Ты сказал Саванне?

– Нет.

– Разве тебе не стоит ей рассказать?

– Нет.

Я не собираюсь беспокоить ее этой ерундой. Съемки еще не закончены. Она обеспокоена переговорами по контракту с лейблом. Чувствует себя ужасно из-за того, что новости об удочерении Бринн приобрели глобальный масштаб. Я не собираюсь наваливать еще больше дерьма сверху. Кроме того, Сав и СМИ идут рука об руку, верно? Если она мне нужна, я должен решить, смогу ли с этим справиться.

Шэрон вздыхает и ставит сумочку на прилавок, поэтому я зову Бринн сверху.

– Босс, мисс Шэрон здесь!

Через несколько секунд Бринн сбегает по лестнице на кухню. На ней джинсовые шорты и футболка с эмблемой «Бессердечного города», она плюхается на пол и начинает натягивать обувь.

– Я знаю, что хочу на день рождения.

Я поднимаю бровь.

– Думал, ты хочешь членство в цифровой энциклопедии.

– Уже нет. – Бринн снова встает и улыбается мне. – Я хочу электрогитару, как у Сав.

– Что не так с акустикой, которую она тебе отдала?

– Это другое, папа. – Моя дочь закатывает глаза и вздыхает. – Теперь она твоя девушка, так что поможет тебе выбрать хороший инструмент.

Конечно. Я перевожу взгляд на Шэрон и вижу, как она ухмыляется мне. Со всем вниманием средств массовой информации единственное, на чем сосредоточилась Бринн, – это отношения между мной и Саванной. Бринн уже знала, что ее удочерили, так что это ее не беспокоило. Но после того, как я объяснил, что Сав на самом деле не помолвлена с Торреном Кингом, Бринн зацепилась за то, что мы с Сав встречаемся.

В такие времена я бы хотел, чтобы она не была таким продвинутым читателем. Я могу поставить режим родительского контроля на ее планшет, но не могу запретить ей смотреть на печатные журналы в очереди к кассе в магазине.

Честно говоря, она справляется со всем этим лучше, чем я ожидал, но мне постоянно приходится напоминать ей, что у Сав в Лос-Анджелесе своя жизнь. Что у меня с ней отношения, но мы не совсем встречаемся, и я не знаю, что это значит для нашего будущего. Я пытаюсь подготовить свою дочь к тому, к чему еще даже сам не готов.

Я пытаюсь бороться с мучительным чувством, что обрек дочь на очередную потерю. Я делаю все, что могу, но, черт возьми, этого никогда не бывает достаточно.

Я снова смотрю на Бринн.

– Посмотрим, что я смогу сделать.

Мне никак не заполучить точно такую же гитару, как у Саванны. Она изготовлена на заказ и, вероятно, стоит небольшое состояние. Но я мог бы достать что-то подобное к вечеринке по случаю ее дня рождения.

Я вручаю Шэрон свою кредитку и смотрю ей в глаза.

– Используй ее для одежды, – настаиваю я.

Она берет ее со смиренной улыбкой, но я знаю, что она ей не воспользуется. Мне просто нужно придумать, как доплатить ей в следующем месяце, когда появится платежная ведомость.

– Готова, босс?

Бринн улыбается Шэрон и показывает ей два больших пальца.

– Готова, мисс Шарон!

Я провожаю их до двери, затем наблюдаю с крыльца, как они забираются в машину Шэрон. Придурки с камерами снуют вокруг и фотографируют, и я бросаю на них сердитые взгляды. В пятницу я обратился к шерифу округа, и с тех папарацци разбили лагерь через улицу. Не знаю, как долго это продлится, но на данный момент патрульная машина объезжает квартал раз в час. Когда Сав вернется, нам придется придумать что-нибудь еще.

Если она вернется.

Я поворачиваюсь и иду обратно в дом.

Еще одна неделя в Портофино. Потом Нью-Йорк. Затем…

Она не упоминала, что останется в Северной Каролине, и я бы никогда не попросил ее об этом. В этом маленьком городке ей будет слишком тесно. Я это знаю. Но Сав также не просила меня поехать с ней в Калифорнию. И даже если бы она это сделала, уехал бы я?

Я выхожу на террасу и смотрю на прибой. Сегодня на пляже многолюдно. Это началось со дня отъезда съемочной группы и снятия ограждений. Я опираюсь руками на перила террасы, отмечая, насколько по-другому себя чувствую без кольца. Я снял его в день отъезда Сав.

Этот дом я строил не для Саванны. Не совсем. Это означало бы, что я ожидал ее возвращения ко мне, но я не ждал.

Я надеялся.

Мечтал.

Но никогда не ожидал.

Я не строил его для нее. Я строил его в память о ней. Каждая линия на чертежах была проведена с определенной целью. У каждой комнаты имелось предназначение, связанное с Саванной. Даже цвета выбирались с учетом ее образа. Ее настроения. Ее мечтаний.

Я не мог быть с ней, но не мог быть и без нее, поэтому встроил ее в стены. Погрузился в Саванну единственным известным мне способом.

Было ли это справедливо по отношению к моей жене? Возможно, нет. Но мы с Джулианной никогда не пытались сделать наш брак настоящим. У нее были свои способы справляться с этим, а у меня – свои.