Текст книги "Гламорама"

Автор книги: Брет Истон Эллис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 46 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

– Да, да, Виктор, я в курсе. Я знаю, что мы ждем большое количество прессы, и, что греха таить, твое имя помогает…

– Спасибо, чувак.

– …но я также не могу отрицать того факта, что если ты используешь нас в качестве – есть одно хорошее выражение, как это? – ах да! – в качестве ступеньки на пути к славе, потом бросишь нас, как только этот клуб окупится, а затем на волне успеха откроешь собственный…

– Дамьен, погоди минутку, это не такой простой вопрос, погоди минутку…

– Оставив меня и нескольких инвесторов, в числе которых ряд зубных врачей из Брентвуда, один из которых, кстати, практически овощ, вложивших большие бабки в этот…

– Дамьен, чувак, кто мне даст столько денег?

– Не знаю. Может, япошки? – Он пожимает плечами. – Или какая-нибудь кинозвезда? Или богатый педик, который нацелился на твою задницу?

– Короче говоря, Дамьен, все это для меня большая новость, и я постараюсь выяснить, кто это старательно распускает подобные слухи.

– Позволь мне заранее выразить тебе глубокую признательность.

– Я просто хочу вернуть улыбку на лицо клубной жизни.

– Мне пора играть в гольф, – говорит безучастно Дамьен, глядя на часы. – Затем у меня ленч в «Fashion Cafй» с Кристи Терлингтон; про нее, кстати, в последнем номере «Top Model» написали, что уж эта «продастся в последнюю очередь». В «Fashion Cafй» есть, кстати, виртуальная Кристи – советую тебе посмотреть. Они называют это «говорящим манекеном». Она говорит всякие фразы, типа: «Я надеюсь вскоре увидеть вас снова – возможно, лично», кроме того, она цитирует Сомерсета Моэма, обсуждает политическую ситуацию в Сальвадоре, а также свой контракт с Kellogg. Я знаю, что ты думаешь по этому поводу, но у нее это классно выходит.

Дамьен наконец встает, и гориллы следуют его примеру.

– Собираешься сегодня на какой-нибудь показ? – спрашиваю я, – или у тебя в планах еще один суд над Готти?[27]27
  Джон Готти – одна из последних значительных фигур в американской мафии, суд над ним в 1992 году стал крупным общественным событием.


[Закрыть]

— А что, разве его снова судят? – Тут до Дамьена доходит. – А ты у нас, однако, шутник. Только шутки у тебя не смешные.

– Спасибо.

– Да, я пойду на показы. Идет «неделя моды», что еще можно делать в это время? – вздыхает Дамьен. – А ты где-то выступаешь?

– Ага, у Тодда Олдема. Один из парней, которые следуют за моделями, когда те выходят на подиум. Знаешь, это что-то вроде темы: «За каждой женщиной…»

– Вьется какой-нибудь хорек? Смешно! – Дамьен потягивается. – Звучит просто офигительно. Ну и как, ты готов?

– Будь спокоен, чувак! Я – скала, я – остров.[28]28
  Цитата из песни Пола Саймона и Арта Гарфункеля «I Am A Rock»


[Закрыть]

— Кто бы стал с этим спорить?

– В этом я весь, Дамьен.

– Уже завязал с ОРР?

– Ты же меня знаешь.

– Ты сумасшедший, – усмехается Дамьен.

– Главное ясность, зайка. Абсолютная ясность.

– Хотел бы я знать, Виктор, что ты имеешь в виду под этим.

– Всего лишь три слова, мой друг: Прада, Прада и ничего кроме Прады.

26

В одном маленьком квартальчике в Трайбека[29]29
  Богемный район Нью-Йорка к югу от Сохо.


[Закрыть] – из тех, что «вот-вот войдут в моду» – вверх по пролету не особенно крутой лестницы и через темный коридор: длинная гранитная стойка бара, стены, украшенные канделябрами из металла, похожими на обломки автокатастрофы, не особенно большой танцпол, десяток видеомониторов, небольшая ниша, которая легко превращается в будку диджея, комнатка сбоку просто взывает, чтобы превратить ее в VIP-зал, зеркальные шары свисают с высокого потолка. Иными словами – фундаменталистский подход. Ты видишь мигающий свет, и тебе кажется, что ты и есть этот свет.

— Ах, – вздыхаю я, обводя взглядом помещение. – Клубная сцена.

– Ну да! – Джей Ди нервно следует за мной по пятам, при этом оба мы прихлебываем из купленных им бутылок диетического «Snapple» со вкусом дыни и лесных ягод.

– Есть в этом какая-то красота, Джей Ди, – говорю я. – Ну признай же это, гомик противный. Признай!

– Виктор, я…

– Я знаю, что ты падаешь в обморок уже от одного моего мужественного запаха.

– Виктор, только не нужно привязываться к этому месту, – предостерегает Джей Ди. – Ты же знаешь, что клуб этот будет жить недолго, что в клубном бизнесе вообще все меняется крайне стремительно.

– Это ты будешь жить недолго, – говорю я, проводя рукой по холодному граниту стойки.

– Ты вкладываешь в него массу энергии, а затем все те люди, которые делали это место красивым и интересным, – не надо ржать, прошу тебя! – уходят куда-нибудь в другое место.

Я зеваю.

– Звучит точь-в-точь как история гомосексуальной связи.

– Извини, дорогуша, мы немного заблудились!

Это говорит Уэверли Спиэр, наш дизайнер по интерьерам, вылитая Паркер Поузи. Она явилась в темных очках, в обтягивающем брючном костюме, шерстяном берете, а за ней по следам плетется парочка: какая-то рэпперша жуткого вида и рокер-нытик в футболке с надписью «Я – КОРОЛЬ ЕБЛИ».

– Почему опоздала, зайка?

– Я заблудилась в вестибюле Paramount, – говорит Уэверли. – Я пошла по лестнице вверх, вместо того чтобы пойти по лестнице вниз.

– А…

– Плюс, ну, в общем… – она роется в своей черной сумочке от Todd Oldham, усеянной граненым хрусталем, – Харли Томпсон в городе.

– Продолжай.

– Харли Томпсон в городе.

– Но разве он не должен сейчас находиться на съемках продолжения «Sun City 2»? Я имею в виду «Sun City 3», – спрашиваю я, слегка негодуя. – В Финиксе?[30]30
  Столица штата Аризона.


[Закрыть]

Уэверли отделяется от сопровождающих ее зомби и уволакивает меня в сторонку от Джей Ди.

– Харли Томпсон, Виктор, находится в Paramount, в номере люкс, где обычно останавливается Селин Дион, и пытается, как это, уговорить кое-кого сделать это без презерватива.

– Так Харли Томпсон не в Финиксе?

– Об этом знают уже несколько человек, – резко переходит она на шепот. – Но никто не знает, почему он здесь.

– А в этой комнате кто об этом знает? Только не говори мне, что один из этих кретинов, которых ты притащила с собой.

– Попробуем выразиться следующим образом: Шерри Гибсон некоторое время не сможет больше сниматься в «Вечеринках на пляже».

Уэверли жадно затягивается сигаретой.

– Шерри Гибсон, Харли Томпсон – кажется, я улавливаю связь. Друзья, любовники, большой пиар.

– Он подсел на крэк так мощно, что ему пришлось покинуть съемочную площадку после того, как он ударил Шерри Гибсон прямо по лицу, и теперь он поселился в Paramount под именем Кэрри Фишера.

– Так что, он не будет сниматься в «Sun City»?

– А Шерри Гибсон похожа на заплаканного енота.

– Кто-нибудь знает об этом?

– Никто, кроме moi.

– Кто такой Муа?

– Это я, Виктор.

– Держу губы на замке.

Я отхожу в сторону, хлопаю в ладоши, так что все присутствующие подпрыгивают, и выхожу на середину танцпола.

– Уэверли, я хочу минималистский интерьер без особых примет. Что-нибудь элегантно-индустриальное.

– Но с налетом космополитизма? – спрашивает она, едва поспевая за мной и закуривая на ходу еще одну «Бенсон энд Хеджес Ментол 100».

– Для девяностых годов характерны прямота и искренность. Давай-ка подумаем в этом направлении, – говорю я, продолжая расхаживать по залу. – Я хочу что-нибудь подсознательно классическое, чтобы отсутствовало разграничение между интерьером и экстерьером, формальным и повседневным, сухим и мокрым, черным и белым, полным и пустым – о Боже мой, дайте мне кто-нибудь холодный компресс!

– Ты хочешь простоты, зайка?

– Я хочу делового подхода к ночной жизни. Я закуриваю «Мальборо».

– Продолжай говорить в этом духе, зайка, мы уже на пути к победе.

– Чтобы оставаться на плаву, Уэверли, следует поддерживать репутацию хорошего бизнесмена и крутого во всех отношениях парня одновременно. – Я выдерживаю паузу. – А я – во всех отношениях крутой парень.

– И, эээ, бизнесмен? – спрашивает Джей Ди.

– Я слишком крут, чтобы отвечать на такие вопросы, зайка, – говорю, затягиваясь. – Вы что, не видели меня на обложке «Youth Quake»?

– Нет, но… – говорит Уэверли, тут до нее доходит, и она восклицает: – Ах, так это был ты! Ты выглядел просто великолепно!

– Угу, – говорю я с некоторым сомнением в голосе.

– Но я видела тебя на показе Кельвина Кляйна, зайка, и…

– Я не был на показе Кельвина Кляйна, зайка, а заметила ли ты, что вся эта стена выкрашена в цвет «песто»[31]31
  Итальянский соус светло-зеленого цвета.


[Закрыть], а это – нарушение всех табу, а, пупсик?

– De rigueur[32]32
  В соответствии с этикетом (франц.).


[Закрыть], — изрекает отпадное юное создание за спиной у Уэверли.

— Виктор, – говорит та, – это Руби. Она – дизайнер мисок.

– Дизайнер мисок? Ни фига себе!

– Она делает миски из всяких материалов типа риса, – продолжает Уэверли, глядя мне прямо в глаза.

– Миски из риса? Ни фига себе! – Я тоже смотрю ей прямо в глаза. – Ты что, не слышала, что я один раз уже сказал «ни фига себе!».

Рокер-нытик тем временем выползает на середину танцпола и впадает там в транс, разглядывая зеркальные шары.

– А этот гоблин здесь зачем?

– Феликс раньше работал на Gap, – говорит Уэверли, вдыхая и выдыхая дым. – Потом он рисовал декорации для съемок «Real World» на Бали.

– Не смей упоминать при мне это шоу! – скриплю я зубами.

– Извини, дорогуша, сейчас такая рань! Но прошу тебя, будь поласковее с Феликсом – он только что из нарколечебницы.

– А что с ним случилось – алебастром траванулся?

– Он дружит с Блоупоп и Пикл, а недавно сделал для Конни Чанг, Джеффа Цукера, Изабеллы Росселлини и Сары Джессики Паркер дизайн, эээ, санузлов.

– Круто, круто, – одобрительно киваю я.

– В прошлом месяце он отправился трахаться со своим бывшим дружком Джексоном на Бонневильские солончаки, а через три дня череп Джексона нашли в одном из болот, так что ты уж будь с ним поосторожнее.

– Ага. Боже, ну и холодища здесь!

– Я вижу здесь оранжевые цветы, бамбук, испанских швейцаров, слышу музыку Steely Dan, вижу Феллини. – Уэверли внезапно закашливается, выдыхает дым и гасит сигарету. – Я вижу семидесятые, зайка, и меня от этого тащит.

– Зайка, ты посыпаешь пеплом мой клуб, – говорю я разочарованно.

– А что ты думаешь об идее Феликса сделать здесь бар с соками?

– Феликс думает о том, где бы ему уколоться лошадиным транквилизатором. – Я аккуратно бросаю окурок в протянутую мне Джей Ди полупустую бутылку из-под «Snapple». – Плюс, о Боже, зайка, неужели мне еще придется волноваться по поводу бара с соками, в котором торгуют только соками? Ты не представляешь себе, сколько у меня и без этого проблем. Я тебя умоляю!

– Так что, бар, значит, вычеркиваем?

– Я умоляю, – стону я, – давайте будем продавать сандвичи-субмарины, пиццу, даже гребаные начос. Какие вы, однако, с Феликсом muy muy[33]33
  Очень-очень (исп.).


[Закрыть] чувствительные!

— Зайка, ты как всегда прав, – говорит Уэверли, делая вид, что стирает пот со лба. – С тобой любое дерьмо нипочем.

– Уэверли, послушай меня внимательно. Новый стиль – это отсутствие стиля.

– Отсутствие стиля – это новый стиль? – переспрашивает она.

– Нет, нет, новый стиль – это отсутствие стиля, – повторяю я нетерпеливо.

– Отстой – это круто? – спрашивает Уэверли.

Я хлопаю Джей Ди по плечу:

– Вот видишь, она понимает!

– Смотри, гусиная кожа! – демонстрирует мне свою руку Джей Ди.

– И лимоны – повсюду лимоны, Виктор, – бормочет Уэверли, кружась на месте.

– А дядюшку Хеши мы не пригласим, верно, зайка?

– Сладкие сны состоят именно из этого[34]34
  Строчка из песни группы Eurytmics «Sweet Dreams»


[Закрыть] – а, Виктор? – говорит Джей Ди, безразлично глядя на то, как Уэверли кружится по комнате.

— За нами хвоста не было? – спрашиваю я, закуривая новую сигарету и тоже глядя на Уэверли.

– Если ты задаешь подобные вопросы, не значит ли это, что ты осознал, как нехорошо открывать свой клуб за спиной у Дамьена?

– Нечуткое замечание с твоей стороны. Мне придется ответить ударом на удар, – испепеляю я взглядом Джей Ди. – Твои представления о том, что круто и что не круто, пролетают со свистом мимо кассы, приятель.

– Мне просто кажется, что если нам ноги переломают, то это будет совсем не круто, – осторожно замечает Джей Ди. – Причем из-за чего – из-за какого-то клуба? Ты никогда не слышал такой поговорки: «Не поддавайся первому порыву»?

– Дамьен Натчес Росс – примат, недостойный звания человека, – вздыхаю я. – А твоя линия в этом деле – прикидываться шлангом и молчать.

– Но как тебе в голову пришла сама идея открыть еще один клуб?

– Мой собственный клуб.

– Дай я угадаю… Эврика! Друзья посоветовали? – Джей Ди дрожит, изо рта у него идет пар.

– Я тебя умоляю! Я сам все придумал и просчитал бабки, педик противный.

– Нашему мальчику скучно без хобби, да?

– А нашему мальчику скучно без свежей задницы. Может, пора закинуться таблеткой прозака, гомик?

– А тебе клизму поставить, чтобы трезво взглянул на реальность.

– А тебе нужно остыть, детка, и это не шутки.[35]35
  Строчка из песни группы Led Zeppelin «Whole Lotta Love».


[Закрыть]

— Виктор, мы тут в бирюльки играем или как? – спрашивает Джей Ди.

– Нет, мы не играем в бирюльки, мы собираемся в тренажерный зал.

25

В тренажерном зале рядом с «Утюгом»[36]36
  Иначе «Флэтайрон-билдинг», офисное здание в Манхеттене, похожее на утюг.


[Закрыть], на том участке Нижней Пятой авеню, который вошел в моду на прошлой неделе, мой тренер по фамилии Рид снимается в сюжете для программы «Entertainment Tonight» о тех тренерах знаменитостей, которые более знамениты, чем знаменитости, которых они тренируют. Сейчас в нашем зале – у которого нет названия, а только символ, под которым написан девиз: «Слабость – преступление. Не будь преступником», – под шеренгой низко подвешенных видеомониторов, на которых идут эпизоды из «Флинтстоунов», и приглушенным светом, льющимся из хрустальной люстры, мучаются Мэтт Диллон, Тони Брекстон, жена султана Брунея, Тим Джеффри и Ральф Файнз. Пара мужчин-моделей – Крег Палмер и Скотт Бенуа, которые злятся на меня за какую-то фразу, отпущенную мной по поводу везения Мэтта Ная, чтобы не встречаться со мной, накидывают на плечи полотенца и удаляются в раздевалку, интерьер которой создан Филиппом Старком. Дэнни Эррико из клуба «Equinox»[37]37
  Сеть дорогих оздоровительных центров в США.


[Закрыть] купил это помещение для Рида, после того как номер Playgirl, в котором он появился, продался тиражом десять миллионов, вследствие чего Gap расторгла с ним соглашение об его участии в новой рекламе. Теперь Рид снимается в одной из главных ролей в фильме про детектива, напарниками которого являются пара гиббонов. Тренировки у Рида стоят 175$ в час, но он стоит этих денег до последнего цента (о чем я не раз говорил Хлое). У него длинные светлые волосы, которые он никогда не забирает в конский хвост, короткая и очень сексуальная щетина на лице, естественный загар, серебряная сережка в правом ухе, спортивный пояс, сшитый по спецзаказу, мускулатура такая идеальная, что кажется, будто с него живьем сняли кожу, регистрационный номер его черного «БМВ» – «ШАЛОПАЙ», в общем, все при всем. В зале так холодно, что пар поднимается от осветительных приборов, которые установила съемочная группа.

Репортерша из «Details» опаздывает.

– Извините, я заблудилась, – говорит она бесцветным голосом. На ней – черный кашемировый свитер, белый хлопчатобумажный шарф, белые шелковые брюки и (в полном соответствии со стандартным образом репортерши из «Details») – вязаные налокотники и велосипедная повязка с катафотом на предплечье. – Мне пришлось взять интервью у президента Габона Омара Бонго и его смазливого племянника, эээ… – она сверяется со своим блокнотом, – Спенсера.

– Леди и джентльмены! – Рид поднимает руки над головой, представляя публике меня. – Виктор Вард, нынешний Мальчик Дня!

Со стороны съемочной группы, которой совсем не видно за ярким светом прожекторов, направленных на тренажер StairMaster, доносится несколько сдавленных «приветов» и «салютов», после чего кто-то устало говорит:

– Вы в кадре.

– Сними темные очки, – шепчет мне Рид.

– Я тебя умоляю! Тогда пусть выключат этот свет!

– От тебя пахнет «Мальборо», – говорит Рид, подталкивая меня к тренажеру. – Ты не должен курить, мой мальчик. Это отнимает годы жизни.

– Ага, старческие. Слов нет, как мне их жаль!

– Да, ты за словом в карман не лезешь. Давай прыгай сюда, – говорит Рид, похлопывая чертово устройство по боку.

– Сегодня я хочу работать над икрами, бедрами и, в обязательном порядке, над брюшным прессом, – подчеркиваю я. – Но умоляю, никаких бицепсов. Они и так уже слишком велики.

– Что? Всего-то тринадцать дюймов, мой мальчик! – Рид устанавливает тренажер на режим «смешанный», отметка «10».

– Смотри, на тебе футболка чуть не лопается, – поддразниваю его я.

– Руки сейчас так же важны, как раньше грудь, – изрекает Рид.

– Да, кстати, смотри, у тебя уже, похоже, сосок прорезается, – говорю я, показывая на прыщик, вскочивший у Рида на предплечье.

– Стоп, – выдыхает режиссер с телевидения.

– Виктор, – предупреждает Рид, – со дня на день я принесу этот твой чек, который банк отказался оплачивать…

– Не волнуйся, Хлое все уладит.

– Это бизнес, мой мальчик, – говорит Рид, выдавливая из себя улыбку. – А не благотворительная организация.

– Слушай, если у тебя мало работы, то мне как раз нужны вышибалы.

– У меня работы хватает, чувак.

– Что? Ты называешь это работой? Знать, как устроен тренажер? Я тебя умоляю!

– Мой доход постоянно растет, Виктор.

– Послушай, я, конечно, не имею ничего против того, если мужчина продает себя за деньги – если, разумеется, он предохраняется должным образом и если ему хорошо платят…

Рид дает мне подзатыльник и рычит:

– Сейчас ты у меня приседать будешь.

– И не забудь про пресс, — подчеркиваю я. – У меня сегодня фотосессия, зайка.

– Отлично, – выкрикивает режиссер. – Вы в кадре. Автоматически, с места в карьер, Рид начинает хлопать ладонями и кричать:

– Ты у меня сейчас будешь стараться, ты у меня будешь напрягать все мышцы, ты у меня вспотеешь, Виктор! Ты слишком зажат, приятель. Расслабься! Работай с душой!

– Я отказался от кофеина, Рид. Я учусь расслабляться при помощи визуализации морских глубин. Я стараюсь преодолеть стремление проверять автоответчик каждые полчаса. Я обнимаюсь с незнакомыми людьми. И вот посмотри, – я задираю футболку Calvin Klein, – я купил себе успокаивающие бусы!

– С ума сойти, мой мальчик, – стонет Рид, хлопая в ладоши.

Глядя прямо в камеру, я говорю:

– Я ходил к Раду и к Паскуале Маноккия – это, между прочим, личный тренер Мадонны, зайка, – и заявляю, что как тренер знаменитостей Рид, несомненно, звезда первой величины.

– Я одержим бицепсами, трицепсами, сгибающими мышцами предплечья, – робко признается Рид. – Мускулистая рука для меня – как фетиш.

– Я вынослив как лошадь, но у меня низкий уровень сахара в крови, и мне срочно нужен «Jolly Rancher».[38]38
  Марка леденцов.


[Закрыть]

— После следующий песни, – говорит Рид, продолжая хлопать в ладоши, – я обещаю дать тебе «PowerBar».[39]39
  Шоколадный батончик с протеиновыми и минеральными добавками для спортсменов.


[Закрыть]

Внезапно из динамиков начинает громыхать «Come Together» в исполнении Primal Scream.

– О Боже! – ужасаюсь я. – Эта песня длится восемь минут и четыре секунды!

– Откуда вы это знаете? – спрашивает девушка из «Details».

– Чем лучше выглядишь, тем больше видишь, – пыхчу я. – Это мой девиз, подруга.

Мой пейджер начинает пищать, и я проверяю его: Джей Ди из клуба.

– Рид, зайка, дай-ка мне мою мобилу! – Я выпускаю из рук рычаги и набираю номер, улыбаясь в камеру. – Эй, Лиза, прошу тебя, только без рук!

Последняя реплика побуждает Рида еще больше поднять скорость, хотя я думал, что это невозможно и что тренажер не имеет режима быстрее десятки.

– Слушай, а я сегодня на банкет приглашен? – спрашивает Рид. – Что-то я не видел моего имени в списке приглашенных.

– Да что ты, ты – за столиком №78 вместе с Лоракс и Поли Шорами, – отзываюсь я. – Джей Ди, это я – говори!

– Только прошу тебя, Виктор, не кипятись, – говорит устало Джей Ди. – Мы – то есть я, Пейтон и Бо – забили для тебя встречу с диджеем X.

– С кем?

– С диджеем X. Ты встречаешься с ним сегодня в пять в «Fashion Cafй», – говорит Джей Ди. – Он хочет работать на сегодняшней вечеринке.

– Я на тренажере, зайка, – говорю я, стараясь не пыхтеть. – Где? В «Fashion Cafй»?

– Виктор, диджей X – самый модный диджей в городе, – говорит Джей Ди. – Представь себе, какая это для нас реклама. Ты должен встретиться с ним лично. Валяй – ты с этим справишься.

– Я знаю, знаю, но, может быть, возьмем его сразу? – говорю я. – Предложи ему столько, сколько он попросит.

– Он хочет сначала встретиться с тобой лично.

– О Боже мой!

– Ему нужны гарантии.

– Пошлите ему пакетик сладкого попкорна. Или какой-нибудь успокоитель в виде сосательных таблеток. Пообещай ему, что ты отсосешь у него по первому разряду. Сумеешь?

– Виктор! – в отчаянии восклицает Джей Ди. – Он откажется, если ты не встретишься с ним лично. Он нам очень нужен. Ну сходи же ты.

– Я не собираюсь выслушивать распоряжения от субъекта, который до сих пор говорит «ложить»! – ору я в ответ. – Заткнись!

– «Fashion Cafй», – говорит Джей Ди. – Пять часов. Я проверил твой распорядок дня. Ты свободен в пять.

– Джей Ди, я на пути к превращению в бесстрастное божество, – стону я. – Я хочу сказать, неужели это такая уж гребаная наглость с моей стороны попросить тебя…

– В пять в «Fashion Cafй». До встречи, Виктор, – говорит Джей Ди и бросает трубку.

– Джей Ди! Не смей бросать трубку, когда разговариваешь со мной. Я тебе говорю: не смей! – Я бросаю трубку сам и машинально объявляю: – Меня внезапно охватило желание залезть на стенку.

– По-моему, ты с ним всю жизнь живешь, приятель, – печально комментирует Рид.

– Ты отказался сниматься в рекламе Reebok и теперь считаешь себя крутым?

После того как съемочная группа снимает, как я делаю добрую тысячу разгибаний, я перехожу на тренажер Treadwall – симулятор скалолазания, на котором ты остаешься на одном месте во время восхождения. Я замечаю, что репортерша из «Details» стоит, прислонившись к стене и спрятав свой блокнот под пилотный выпуск нового журнала, который называется «Bubble». В зале так холодно, что мне кажется, что я карабкаюсь по леднику.

– Господи, – ною я, заметив обложку журнала, – круто, слов нет. Мнение Люка Перри о гребаном Курте Расселе. Только этого нам и не хватало.

– Что это вы так переживаете? – спрашивает она безразлично. – Нервничаете насчет сегодняшнего вечера?

– Помнишь, что однажды Соня сказала Алисе? – говорю я загадочно. – Эй, Мэтт, не сдавайся!

– Вам и на самом деле так это нравится? – переспрашивает репортерша.

– А что плохого в том, чтобы выглядеть хорошо?

Она задумчиво размышляет вслух:

– А если это достигается за счет чего-то другого? Я ни на что не намекаю, я просто строю гипотезы. Только не обижайтесь.

– Я уже забыл, о чем был вопрос.

– Что, если это достигается за счет чего-то другого?

– Чего чего-то другого?

– Все ясно.

На ее лице появляется выражение, которое, как я надеялся, не должно было на нем появиться.

– Эй, зайка, мы здесь все повязаны, – ворчу я, отряхивая ладони, испачканные мелом. – Да, сейчас вот я все это брошу и пойду кормить бездомных. Сейчас я все это брошу и отправлюсь учить орангутангов языку жестов. Буду ездить на велосипеде по сельской местности с блокнотом под мышкой. Или чем еще я должен заняться? Способствовать улучшению межрасовых отношений в этой стране? Баллотироваться на пост президента? Читай по губам мой ответ: я тебя умоляю!