Текст книги "Гламорама"

Автор книги: Брет Истон Эллис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 46 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

– Завтра я в ужасной запарке, зайка, я тебя умоляю, – заикаюсь я. – И все же, кто тебе сказал, что я посматриваю на сторону?

– Ладно – тогда в три в понедельник.

– Почему в три? Почему в понедельник?

– Дамьен дает смотр своим войскам. – Она накидывает блузку.

– Войскам?

– Вспомогательным, – шепчет она, – частям.

– У него имеются и такие? – интересуюсь я. – Однако он еще тот типчик. Настоящий преступный элемент.

Засунув голову в гардероб, Элисон роется в большой коробке с сережками:

– Ой, зайка, я видела в «44» сегодня днем во время обеда Тину Браун, и она завтра явится без Гарри, и Ник Скотти будет тоже один. Да, я знаю, знаю, что у него уже все в прошлом, но все равно он выглядит просто великолепно!

Я медленно иду к покрытому изморозью окну и смотрю через щели в жалюзи на джип, стоящий на Парк-авеню.

– И с Вайноной я разговаривала. Она тоже придет. Стой! – Элисон продела две серьги в одно ухо и три – в другое, а сейчас вытаскивает их обратно. – Джонни придет?

– Кто? – бормочу я, – какой Джонни?

– Джонни Депп! – кричит она и швыряет в меня туфлю.

– Пожалуй, – отвечаю я туманно. – Ну да.

– Вот и славно, – слышу я в ответ. – Кстати, ходят слухи, что Дэйви на короткой ноге с героином – да-да, не позволяй Хлое оставаться с Дэйви наедине, а еще я слышала, что Вайнона может вернуться к Джонни, если Кейт Мосс окончательно растворится в воздухе или какое-нибудь маленькое торнадо унесет ее обратно в Освенцим, на что все мы тайно надеемся.

Она замечает окурок, плавающий в бутылке Snapple, и демонстрирует мне ее с видом обвинителя, процедив что-то насчет того, как Миссис Чау обожает «Snapple» с ароматом киви. Я сижу, сгорбившись в гигантском кресле Vivienne Tam.

– Боже, Виктор! – восклицает Элисон, внезапно останавливаясь. – При этом освещении ты выглядишь просто шикарно!

Собравшись с силами, я смотрю на нее искоса и наконец изрекаю:

– Чем лучше выглядишь, тем больше видишь.

30

Вернувшись в мою квартиру в центре, я начинаю одеваться для встречи с Хлое в «Bowery Bar» в десять. Я хожу по квартире с трубкой радиотелефона в руках, на линии у меня в режиме ожидания мой агент из САА, я зажигаю свечи с цитрусовым ароматом, чтобы квартира казалась хоть немного жилой и не такой мрачной, хотя в ней холодно, как в эскимосском иглу. Черная водолазка, белые джинсы, пиджак Matsuda, туфли на низком каблуке – просто и стильно. На проигрывателе тихо играет Weezer. Телевизор включен, но без звука: на нем – сегодняшние показы в Брайант-парке. Хлое, Хлое повсюду. Наконец в трубке что-то щелкает, раздается глубокий вздох, чьи-то приглушенные голоса на заднем плане, затем снова вздох Билла.

– Билл? Алло? – говорю я. – Билл? Что ты делаешь? Подлизываешься к Мелроуз? Сидишь в наушниках с микрофоном, прикидываясь диспетчером полетов в международном аэропорту Лос-Анджелеса?

– Неужели мне снова придется объяснять, что у меня гораздо больше власти, чем у тебя? – устало вопрошает Билл. – Неужели мне снова придется объяснять тебе, что мы обязаны носить наушники с микрофоном на рабочем месте?

– Ты – торговец моим будущим, зайка?

– Я по-прежнему надеюсь на тебе заработать.

– Итак, зайка, что там у нас происходит с «Коматозниками 2»? Сценарий просто блеск. За чем же дело?

– За чем дело? – спокойно переспрашивает Билл. – А вот за чем: сегодня утром я был на одном просмотре и отметил, что продукт отличается рядом исключительных качеств. Он доступен, хорошо структурирован, не вызывает излишних отрицательных эмоций, и тем не менее по какой-то странной причине он не производит абсолютно никакого впечатления. Скорее всего это как-то связано с тем фактом, что марионетки и то сыграли бы лучше.

– И что это было за кино?

– У него еще пока нет названия, – мурлычет Билл. – Что-то среднее между «Калигулой» и «Клубом завтраков».

– Мне кажется, что я уже видел это кино. И даже дважды. А теперь послушай, Билл…

– Я сегодня долго обедал в «Barney Greengrass» с видом на холмы. Один тип все время пытался всучить мне какую-то историю о гигантской машине для производства макарон, которая сошла с ума.

Я выключаю телевизор и обшариваю квартиру в поисках моих часов:

– И… что ты думаешь по этому поводу?

– Сколько мне еще жить осталось? – Билл на секунду замолкает. – Вряд ли в двадцать восемь полагается задумываться об этом. К тому же сидя за обеденным столом в «Barney Greengrass».

– Ну что тут скажешь, Билл? Тебе уже двадцать восемь.

– Прикоснувшись к лежавшей в ведерке для шампанского бутылке сельтерской, я вернулся в действительность, выпив же стакан молочного коктейля, я окончательно перестал переживать по этому поводу. Человек, продававший сюжет, наконец стал рассказывать анекдоты, а я стал над ними смеяться. – Пауза. – И тогда я стал подумывать о том, что ужин в «Viper Room», может быть, не столь уж и плохая идея, то есть вечер мне есть где славно провести.

Я открываю стеклянную дверцу холодильника, хватаю красный апельсин, закатываю глаза, бормоча себе под нос «Я тебя умоляю!», и начинаю снимать с него кожуру.

– Пока я обедал, кто-то из сотрудников конкурирующей фирмы подкрался ко мне сзади и приклеил здоровенную морскую звезду к моему затылку. Что он хотел этим сказать, я до сих пор не понял. – Пауза. – В настоящий момент два младших сотрудника пытаются отделить ее.

– Ни фига себе, зайка! – откашливаюсь я. – Это поэтому ты так тяжело вздыхаешь?

– Да нет, пока мы тут с тобой беседуем, я еще фотографируюсь. Меня снимает Фейруз Захеди для журнала «Buzz»… – Пауза, а затем снова, но уже не мне. – Что, я неправильно произношу? Ты что, думаешь, если это твоя фамилия, так ты лучше всех знаешь, как ее произносить?

– Билли? Билли – эй, что за дела? – кричу я. – Что это за журнал такой, «Buzzzzz»? Для мух, что ли? Кончай, Билли, скажи мне прямо, что там у нас с «Коматозниками 2»? Я прочел сценарий и, хотя я обнаружил там пару-другую проблем с сюжетом и немного почеркал, я все равно считаю, что сценарий просто блеск, и мы оба знаем, что я идеально подхожу на роль Оумена. – Я кидаю еще один ломтик красного апельсина в рот и, жуя, говорю Биллу. – А Алисия Сильверстоун идеально подходит на роль Фруфру, взбалмошной сестрички Джулии Робертс.

– С Алисией я встречался вчера вечером, – безразлично роняет Билл. – А завтра у меня Дрю Бэрримор. – Пауза. – Она как раз только что развелась.

– Что вы делали с Алисией?

– Мы сидели и смотрели «Король Лев» на видео и ели дыню. Я нашел ее у себя на задворках. Не такой уж и плохой вечер, хотя все зависит от вкусов, конечно. Я показал ей, как курить сигару, а она дала мне несколько советов по диете, типа «избегай закусок». – Пауза. – Ту же самую программу вечера я собираюсь повторить с вдовой Курта Кобейна на следующей неделе.

– Ты знаешь, Билл, это, гмм, действительно очень продвинутые развлечения.

– Прямо сейчас, пока меня снимают для «Buzz», я работаю над новым политкорректным фильмом ужасов с большим бюджетом. Мы только что закончили обсуждать, сколько изнасилований должно происходить в нем. Мои партнеры говорят, что два. Я настаиваю где-то на шести. – Пауза. – Кроме того, мы должны представить в более привлекательном виде уродство героини.

– А что с ней не так?

– У нее нет головы.

– Круто, круто, вот это по-настоящему круто.

– Добавь ко всему этому то обстоятельство, что мой пес только что покончил с собой. Он вылакал ведро краски.

– Слушай, Билл, скажи мне прямо: ждать мне «Коматозников 2» или нет? Да или нет? А, Билл?

– Ты знаешь, что случается с псом, который вылакал ведро краски? – говорит Билл, не обращая никакого внимания на мои слова.

– Шумахер как-то вовлечен в это или нет? А Кифер? Он имеет к этому какое-нибудь отношение?

– Мой пес был сексуальным маньяком, к тому же страдал от жуткой депрессии. У него была кличка Жиденок Макс, и поэтому у него была жуткая депрессия.

– А, так вот, наверное, почему он вылакал ведро краски, верно?

– Возможно. А возможно и потому, что ABC отменила продолжение «Моей так называемой жизни». – Он делает паузу. – Слухи всякие ходят.

– Тебе не доводилось слышать выражение «честно зарабатывает десять процентов»? – спрашиваю я, в то время как мою руки. – Видела ты ли свою матушку, детка, стоящей на панели?[14]14
  Строчка из песни The Rolling Stones «Have you seen your mother, baby».


[Закрыть]

— Центр никуда не годится, – бубнит Билл.

– Эй, Билл, а что, если никакого центра и вовсе нет? А? – спрашиваю я уже в совершенной ярости.

– Я изучу эту возможность. – Пауза. – Но в настоящий момент Фейруз окончательно убедил меня, что с морской звездой мне лучше, так что мне пора идти. Я перезвоню тебе при первой же возможности.

– Билл, мне тоже надо бежать, но послушай – завтра мы сможем поговорить? – Я лихорадочно листаю свой ежедневник. – Гмм, скажем, в три двадцать пять или типа в… четыре или четыре пятнадцать… или, может быть, – о черт! – в шесть десять?

– С ужина и до полуночи я обхожу галереи с актерами из «Друзей».

– Это архинагло с твоей стороны, Билл!

– Дагби, мне некогда. Фейруз хочет снять меня в профиль sans морская звезда.

– Эй, Билл, подожди минутку! Мне нужно всего лишь знать, будешь ли ты меня проталкивать в «Коматозников 2». И моя фамилия – не Дагби!

– Если ты не Дагби, то кто же ты? – переспрашивает он равнодушно. – С кем же я тогда сейчас говорю, если ты не Дагби?

– Это я, Виктор Вард. Тот, что, типа, открывает самый большой клуб в Нью-Йорке завтра вечером.

Пауза, затем:

– Не может быть…

– Я работал моделью у Пола Смита. Я снимался в рекламе Кэлвина Кляйна.

Пауза, затем:

– Не может быть…

Я слышу, как он меняет позу, устраиваясь в кресле удобнее.

– Я тот самый парень, который, как все считают, был любовником Дэвида Геффена, но это неправда.

– Таких много.

– Я встречаюсь с Хлое Бирнс, – кричу я. – С Хлое Бирнс, которая, типа, супермодель.

– Про нее я слышал, а вот про тебя нет, Дагби.

– Господи, Билл, да я на обложке последнего номера «Youth Quake»! Тебе необходимо срочно снизить потребление антидепрессантов, старина!

– Что-то никак не могу тебя припомнить.

– Слушай, – кричу я. – Я отказался от предложения, которое мне сделали в ICM ради вашей конторы!

– Знаешь, Дагби, или как там тебя звать, я тебя не очень хорошо слышу, потому что я сейчас еду по Малхолланд и тут как раз… очень длинный тоннель. – Пауза. – Слышишь, какие помехи?

– Но я позвонил, Билл, к тебе в офис. Ты сказал мне, что Фейруз Захеди снимет тебя в офисе. Дай мне с ним поговорить.

Долгая пауза, затем Билл презрительно цедит:

– Думаешь, ты умнее всех на свете, да?

29

У дверей «Bowery Bar» столпилось столько народу, что мне приходится карабкаться через заглохший лимузин, неуклюже застывший, не доехав до края мостовой, для того, чтобы начать пропихиваться сквозь толпу, в то время как папарацци, которых не пустили внутрь, отчаянно пытаются снять меня, выкрикивая мое имя, а я следую за Лайамом Нисоном, Кэрол Альт и Спайком Ли, а также Чадом и Антоном, которые помогают нам протолкнуться внутрь как раз вовремя для того, чтобы услышать грохочущий начальный рифф песни Мэттью Свита «Sick of Myself». В баре настоящий пандемониум – белые парни с ямайскими косичками, черные девушки в футболках с надписью «Nirvana», маменькины сыночки в прикидах героинистов, королевы спортзалов с прическами деловых женщин, мохер, неон, Джейнис Диккерсон, телохранители и их модели, только что с показов, все еще не остывшие, но пока еще не изможденные, ткань с начесом и неопрен, китайские косы и силикон, Брент Фрейзер и Брендан Фрейзер, помпоны и рукава из шенили, перчатки с крагами, и все как один вешаются друг другу на шею. Я машу рукой Пелл и Вивьен, которые пьют коктейли «космополитен» в компании Маркуса – на нем парик английского судьи – и этой по-настоящему прикольной лесбиянки, Эгг – на ней бумажная корона с рекламой маргарина «Imperial», а она сидит рядом с двумя людьми, одетыми как двое из участников Banana Splits[15]15
  Четверо американских телевизионных комика, выступавших в костюмах гориллы, слона, льва и собаки.


[Закрыть], но какие именно двое – я сразу не скажу. Эта вечеринка явно проходит под девизом «китч – это круто», и на нее явилась куча сердцеедов.

Осматривая ресторанный зал в поисках Хлое (что, как до меня доходит с некоторой задержкой, все равно бесполезно, поскольку она обычно сидит в одной из трех больших кабинок класса «А»), я замечаю рядом с собой Ричарда Джонсона[16]16
  Ведущий веб-сайта www.pagesix.com, посвященной новостям и сплетням из жизни знаменитостей.


[Закрыть] из «Page Six» в компании Мика и Энн Джонс, так что я пробираюсь к ним бочком и приветствую их.

— Привет, Дик! – ору я, пытаясь перекричать толпу, – мне нужно тебя кое о чем спросить, рог favor.[17]17
  Пожалуйста (исп.).


[Закрыть]

— Разумеется, Виктор, – отвечает Ричард, – только вот найду сейчас Дженни Шимудзу и Скотта Бакулу.

– О, Дженни живет в одном доме со мной, она просто супер, она обожает замороженные брикеты йогурта «Haagen-Dazs», особенно «пина коладу», и друг у нее тоже отличный. Но послушай, чувак, ты ничего не слышал о фотографии, которую собираются напечатать завтра в «News»?

– О фотографии? – переспрашивает он. – Какой фотографии?

– З-з-зайка, – заикаюсь я, – это звучит несколько зловеще, когда ты переспрашиваешь дважды. Но дело в том, что – гм – ты знаешь Элисон Пул?

– Еще бы, она же подружка Дамьена Натчеса Росса, – говорит он, делая жесты кому-то в толпе – большой палец вверх, затем вниз, затем опять вверх. – Как идут дела с клубом? Все в полной готовности к завтрашнему вечеру?

– Все клево, клево, клево. Но я-то говорю об одной не совсем уместной фотографии, на которой изображен, гм, допустим, я?

Ричард переносит свое внимание на журналиста, который стоит рядом с нами и берет интервью у хорошенького официанта.

– Виктор, позволь представить тебе Байрона из журнала «Time». – Ричард делает жест рукой.

– Мне нравятся твои работы, чувак. Привет, – говорю я Байрону. – Так вот, Ричард…

– Байрон делает статью о хорошеньких официантах для Time, – бесстрастным голосом сообщает Ричард.

– Ну вот, наконец-то! – говорю я Байрону. – Погоди, Ричард…

– Если это одиозная фотография, то «Post» не станет печатать одиозную фотографию, так что все это одна болтовня, – говорит Ричард, направляясь дальше.

– Эй, кто сказал, что она одиозная?— кричу я. – Я назвал ее не совсем уместной!

Кэндас Бушнелл внезапно протискивается сквозь толпу с криком «Ричард!», но при виде меня голос ее взлетает вверх октав так на восемьдесят, она кричит «Лапочка!» и с размаху смачно целует меня в щеку, одновременно кое-что незаметно передавая мне, и Ричард находит Дженни Шимудзу, но не Скотта Бакулу, а Хлое оказывается в компании Роя Либенталя, Эрика Гуда, Квентина Тарантино, Като Кэйлин и Бакстера Пристли, который сидит в опасной близости от нее в этой огромной кабинке со стенами из аквамаринового стекла, а мне нужно срочно положить этому конец, иначе эта история грозит обернуться для меня мучительной головной болью. Помахав рукой Джону Кьюсаку, который ест жареных кальмаров из одной тарелки с Джулиен Темпл, я пробиваюсь через толпу к кабинке, где Хлое, делая вид, что она страшно занята, курит «Мальборо лайт».

Хлое родилась в 1970 году, она Рыба и клиент САА. Пухлые губы, тонкая кость, большая грудь (имплантаты), длинные мускулистые ноги, широкие скулы, огромные голубые глаза, безупречная кожа, прямой нос, объем талии пятьдесят семь сантиметров, улыбка, которая никогда не выглядит как ухмылка, счет за мобильный телефон доходит до 1.200$ в месяц, ненавидит себя, хотя, собственно, за что? Ее открыли, когда она танцевала на пляже в Майами, и взяли сниматься полуобнаженной в клип Aerosmith, затем в «Playboy» и – дважды – на обложку «Sports Illustrated». С тех пор она появилась на обложках различных журналов уже более четырехсот раз. Календарь, для которого она снималась на Карибах, продался тиражом более двух миллионов. Книга под названием «Настоящая Я», написанная за нее литературным негром Биллом Земе[18]18
  Известнейший американский биографист, автор биографий Фрэнка Синатры, Энди Кауфмана и многих других звезд шоу-бизнеса.


[Закрыть], продержалась в списке бестселлеров «New York Times» где-то двенадцать недель. Она все время говорит по телефону с менеджерами, которые перезаключают контракты, с агентом, который получает пятнадцать процентов, тремя пиар-агентами, двумя адвокатами, бесчисленными администраторами. В настоящий момент Хлое собирается подписать многомиллионный контракт с Lancome, но, кроме этого, имеется еще множество кандидатов – особенно теперь, когда «слухи» о «небольшой проблеме с наркотиками» были «решительно опровергнуты»: Banana Republic (нет), Benetton (нет), Chanel (да), Gap (возможно), Christian Dior (гмм), French Connection (шутка), Guess? (не-а), Ralph Lauren (проблематично), Pepe Jeans (издеваетесь?), Calvin Klein (этого с меня хватит), pepsi (звучит зловеще, но почему бы нет?) и т.д. и т.п. Шоколад – единственная пища, к которой Хлое питает хоть какое-то пристрастие, – подвергнут жесткому нормированию. Полный запрет на рис, картофель, растительные масла и хлеб. Только вареные на пару овощи, некоторые виды фруктов, отварная рыба и курица. Мы не ужинали вместе уже довольно давно, потому что всю прошлую неделю у нее были примерки для пятнадцати показов на этой неделе, иными словами каждому дизайнеру предстояло примерить на ней около ста двадцати комплектов одежды, а завтра, кроме двух показов, у нее еще съемки для японской телевизионной рекламы и встреча с режиссером видео, который должен ей объяснить сценарий, потому что Хлое никогда в них ничего не понимает. За десять дней ее работы запрашивают 1, 7 миллиона. Контракты обычно где-то примерно на эту сумму и заключаются.

Сегодня вечером на Хлое костюм Prada – юбка и открытый лиф без рукавов с черными сандалиями из натуральной кожи и металлически-зелеными темными очками wraparound,[19]19
  Очки без дужек, сделаные из цельного куска пластика.


[Закрыть]которые она снимает, как только замечает, что я приближаюсь к ней.

— Извини, зайка, я заблудился, – говорю я, проскальзывая к ней в кабинку.

– Знакомьтесь, мой спаситель, – говорит Хлое, натянуто улыбаясь.

Рой, Квентин, Като и Эрик сразу сваливают, явно жестоко разочарованные, бормоча мне на ходу «привет, чувак» и говоря, что придут завтра на открытие клуба, но Бакстер Пристли остается сидеть там, где сидел, – один кончик воротника заправлен под пиджак цвета «Aquafresh», другой торчит наружу – жуя свой «Peppermint». Закончил кинофакультет Нью-Йоркского университета, богат, двадцать пять лет, прирабатывает моделью (на сегодняшний день может похвастаться только групповыми снимками для рекламы Guess?, Banana Republic и Tommy Hilfiger), блондин, стриженный «под пажа», тусовался с Элизабет Зальцман, как и я, – вот те на!

– Привет, чувак, – выдыхаю я, одновременно наклоняясь через столик, чтобы поцеловать Хлое в губы, и в душе уже ненавидя предстоящий обмен любезностями.

– Привет, Виктор. – Бакстер пожимает мою руку. – Как там с клубом? Все готово к завтрашнему дню?

– Есть ли у тебя время слушать мое нытье?[20]20
  Строчка из песни ансамбля Green Day «Basket Case».


[Закрыть]

И вот мы сидим в кабинке и вроде бы как обозреваем весь остальной зал, причем мои глаза прикованы к большому столу в центре, под люстрой, изготовленной из поплавков туалетных бачков и проводки, извлеченной из старых холодильников, где Эрик Богосян, Джим Джармуш, Ларри Гагосян, Харви Кейтель, Тим Рот и, как это ни странно, Рикки Лейк едят салаты, отчего мне вдруг вспоминается, что я до сих пор так и не решил вопрос с крутонами.

Уловив наконец мое настроение, Бакстер встает из-за стола, кладет в карман свой мобильный Audiovox MVX, лежавший рядом с Ericsson DF Хлое, и неуклюже жмет мне руку опять.

– Увидимся завтра, ребята, – немного помедлив, он отлепляет «Peppermint» от своих пухлых алых губ. – Ну, так значит, гм, до скорого!

– До скорого, Бакстер! – говорит Хлое усталым, но ласковым голосом.

– Ага, бывай, чувак, – бормочу я под нос, демонстрируя тщательно отрепетированное хамство, и как только Бакстер отходит на достаточное расстояние, я деликатно интересуюсь: – Что за дела, солнышко? Кто это такой?

Хлое ничего не отвечает, но бросает на меня недвусмысленный взгляд. Пауза.

– Эй, дорогуша, ты смотришь на меня так, словно я – концерт группы Hootie & The Biowfish. У меня даже мурашки по спине бегут.

– Бакстер Пристли? – не то спрашивает, не то утверждает она мрачно, ковыряясь в стоящем перед ней блюде с вареным сельдереем.

– И кто такой этот Бакстер Пристли? – Я достаю из кармана пакетик с великолепной травой и сигаретную бумагу. – Какой такой на хрен Бакстер Пристли?

– Он работает в новом шоу Даррена Стара, а еще играет на бас-гитаре в группе «Эй, это мой ботинок», – говорит Хлое, закуривая еще одну сигарету.

– Бакстер Пристли? Да такого имени просто не существует! – бормочу я, старательно отделяя зернышки от травы.

– Сам-то ты тусуешься с группой, которая называется Plez and Fetish, и человеком, которого родители назвали при рождении Томат…

– Позже они согласились с тем, что они, возможно, погорячились.

– …и ведешь бизнес с людьми, которых зовут Бенни Бенни и Дамьен Натчес Росс? Ты, случайно, не хочешь извиниться передо мной за то, что на час опоздал? Мне пришлось ждать тебя наверху в офисе у Эрика.

– О Боже, я уверен, что он был не против, – мычу я, не отрываясь от забивки косяка. – Черт побери, зайка, я просто надеялся, что за это время ты слегка развлечешь папарацци. – Пауза. – И его зовут Кенни Кенни, дорогуша.

– Я была так занята сегодня, – вздыхает она.

– Общением с Бакстером Пристли? Поэтому я и сижу с пустым бокалом? – спрашиваю я ледяным тоном и подзываю Клифа, метрдотеля, но уже слишком поздно – Эрик посылает нам от заведения бутылку шампанского «Cristal» урожая 1985 года.

– Похоже, я начинаю привыкать к твоей забывчивости, Виктор, – говорит она.

– Хлое! Это ты одновременно снимаешься в рекламе меховых изделий и перечисляешь гонорары в Greenpeace. Это ты — сплошной клубок противоречий, солнышко, а вовсе не парень, который сидит напротив тебя.

– Бакстер одно время ухаживал за Лорен Хайнд.

Хлое тушит сигарету и благодарно улыбается очень хорошенькому официанту, который наливает шампанское в фужеры.

– Бакстер одно время ухаживал за Лорен Хайнд?

– Ну да.

– Кто такая Лорен Хайнд?

– Лорен Хайнд, Виктор! – Хлое выговаривает это имя так, словно оно что-то означает. – Да ты же сам ухаживал за ней, зайка!

– Я? За ней? Да? Гмм!

– Спокойной ночи, Виктор.

– Я просто не помню никакой Лорен Хайнд, детка. Плости, дологая!

– Ты не помнишь Лорен Хайнд? – переспрашивает она недоверчиво. – Ты не помнишь, как за ней бегал? О Боже, что же ты обо мне потом говорить-то станешь?

– Ничего особенного, солнышко, – говорю я ей, закончив наконец выбирать из травы семена. – Мы собираемся пожениться и жить вместе до старости. Как прошли показы? Посмотри – вон идет Скотт Бакула. Эй, привет, чувак! Ричард ищет тебя, старина.

– Лорен Хайнд, Виктор!

– Боже мой, как круто! Альфонс, привет – у тебя клевая татуировка, приятель!

Я поворачиваюсь обратно к Хлое.

– Ты знаешь, что Дамьен носит шиньон? Похоже, что он немного спятил на париках.

– Кто тебе это сказал?

– Один из парней в клубе, – выпаливаю я поспешно.

– Лорен Хайнд, Виктор, – ну неужели ты не помнишь Лорен Хайнд?

– Кто она такая?— говорю я, скорчив страшную рожу, и, наклонившись, звонко целую Хлое в шею.

Внезапно к нам подлетает Патрик Макмаллан, вежливо интересуется, как прошли показы, и просит разрешения сделать снимок. Мы с Хлое придвигаемся поближе друг к другу, смотрим в объектив, улыбаемся, вспышка.

– Эй, траву не просыпь! – предупреждаю я его, когда, заметив Патрика Келли, он поспешно бросается следом за ним.

– Как ты думаешь, он слышал меня?

– Лорен Хайнд – одна из моих лучших подруг, Виктор.

– Я с ней незнаком, но если она твоя подруга – ну, тогда стоит ли говорить, что я автоматически за? – говорю я, скручивая косяк.

– Виктор, ты учился вместе с ней!

– Я не учился вместе с ней, зайка, – бормочу я, помахивая рукой Россу Блекнеру и его новому любовнику – парню, который работал в Амагансетте в клубе «Salamander» и недавно о нем был большой материал в «Bikini».

– Прости меня, если я ошибаюсь, но ты учился в Кэмдене вместе с Лорен Хайнд.

Она закуривает еще одну сигарету и наконец отпивает из бокала с шампанским.

– Разумеется, разумеется, – говорю я, пытаясь успокоить ее. – Ах да, конечно!

– Может, ты и как в колледже учился, тоже не помнишь, Виктор?

– Ты это в буквальном или в переносном смысле?

– А что, есть какая-то разница? – спрашивает она. – Почему ты такой тупой?

– Не знаю, зайка, наверное, в генах что-нибудь не так.

– Не неси чушь! Тебе не нравится, как зовут Бакстера Пристли, но при этом ты дружишь с людьми, которых зовут Лапуся, Голубь и На-На.

– Ну и что? – наконец выпаливаю я. – А ты спала с Чарли Шином. У всех есть свои маленькие недостатки.

– Лучше бы я поужинала с Бакстером, – цедит Хлое.

– Солнышко, ну что ты! Выпей немножко шампанского, попробуй фруктового мороженого. Сейчас дунем и сразу успокоимся. Кстати, кто такой этот Бакстер?

– Ты встречался с ним на матче «Никс».[21]21
  «Нью-Йорк Никербокерс», нью-йоркская баскетбольная команда лиги НБА.


[Закрыть]

— Боже мой, конечно – новый тип мужчины-беспризорника, недокормленного, со сбившимися в колтун волосами, вид как у постоянного пациента наркологической клиники, – я тут же осекаюсь и бросаю нервный взгляд на Хлое, но затем нахожу изящное завершение фразы. – Эстетика гранджа нанесла непоправимый ущерб облику американского мужчины, зайка. Невольно вспомнишь с тоской восьмидесятые годы.

– Только ты способен брякнуть такое, Виктор!

– Тем не менее я уже обращал внимание, что на матчах «Никс» ты постоянно флиртуешь с Джон Джоном.

– Можно подумать, ты не бросил бы меня, подвернись тебе случай переметнуться к Дэрил Ханне.

– Солнышко, если бы я искал рекламы, я бы переметнулся к Джон Джону. — Я замолкаю на мгновение, облизываю губы, гляжу в потолок и роняю: – А что, гм, как ты думаешь… такое в принципе возможно?

Она отвечает мне выразительным взглядом.

Я обнимаю ее со словами: «Иди сюда, зайка!» – и целую опять. Моя щека становится влажной, потому что волосы Хлое всегда влажны от кокосового масла.

– Зайка, почему у тебя всегда волосы мокрые?

Люди с видеокамерами с Fashion TV снуют повсюду, и я вынужден попросить Клифа передать Эрику, чтобы он принял все меры, дабы они не оказались поблизости от Хлое. Музыка М People перетекает в какую-то песню Элвиса Костелло среднего периода, которая постепенно превращается в нечто из последнего альбома Better Than Ezra. Я заказываю порцию малинового шербета и пытаюсь развеселить Хлое, мурлыкая на мотив Принца: «Она ест малиновый шербет… типа того, что делают в „ Bowery Bar “…» Но Хлое угрюмо смотрит на свою тарелку.

– Дорогая, это всего лишь сельдерей. В чем дело?

– Я на ногах с пяти утра, и мне хочется плакать.

– Эй, а как же званый обед в «Fashion Cafй»?

– Я сидела и смотрела, как Джеймс Трумэн ест гигантский трюфель, и от этого мне стало совсем не по себе.

– Потому что… тебе тоже хотелось трюфель?

– Нет, Виктор! Боже мой, ты совсем ничего не понимаешь!

– Господи, я тебя умоляю! Чего ты от меня ждешь? Чтобы я уехал на год во Флоренцию изучать поэзию эпохи Возрождения? В то время как ты удаляешь волосы с ног воском в салоне Elizabeth Arden десять раз в месяц?

– И это говорит мне тот, кто корпит над планом рассадки гостей за столами?

– Зайка, зайка, зайка, – ною я, закуривая косяк, – мой диджей пропал, а завтра – открытие клуба, к тому же у меня завтра фотосессия, гребаный показ и еще обед с отцом. – Пауза. – Блин, про репетицию группы забыл.

– Как твой отец поживает? – спрашивает она без особого интереса.

– Коварный план, – бормочу я, – двигатель сюжета.

Пегги Сигал проходит мимо, вся в тафте с головы до ног, и я ныряю под стол, где кладу голову на колени Хлое и, глядя ей прямо в глаза, затягиваюсь изо всех сил марихуаной.

– Пегги хочет быть моим пиар-агентом, – объясняю я, возвращаясь на место.

Хлое молча смотрит на меня.

– Ну-у-у, ладно, – продолжаю я. – Итак, Джеймс Трумэн ест гигантский трюфель? На обед? Материал для «Entertainment Tonight» – валяй дальше.

– Это было так круто, что я съела, – послышалось мне.

– И что ты съела? – бормочу я безразлично, махнув рукой Фредерике, которая надувает губки и косит глазами, словно я младенец или очень большая кукла.

– Я не ела, Виктор, болело. О Боже, ты меня никогда не слушаешь!

– Я пошутил, зайка. Это шутка. Я всегда внимательно тебя слушаю. – Она смотрит на меня, ожидая продолжения. – Итак, у тебя болела нога и – я все правильно понял? – Она продолжает смотреть на меня. – Ну, ладно, ладно, не сердись, реальность постоянно ускользает от меня… – Я затягиваюсь еще раз, нервно поглядывая на нее. – Ита-а-к, ты завтра снимаешься, гм, для ролика. А что это за ролик? – Пауза. – Ну, ты, типа, голая в нем будешь или как? – Пауза, еще одна затяжка, затем я выпускаю дым, склонив голову набок, чтобы он не попал ей в глаза. – Ну, что там за дела? – Она продолжает молча смотреть на меня. – Ну, так как – голая или… эээ… нет?

– Зачем тебе это? – спрашивает она отрывисто. – Какая разница?

– Зайка, зайка, зайка. В последний раз, когда ты снималась, ты танцевала на крыше автомобиля в одном бюстгальтере. Зайка, зайка, зайка… – Я горестно качаю головой. – Я мечусь в холодном поту от тревоги.

– Виктор, сколько раз ты снимался в рекламе плавок? А еще тебя снимали для этой эротической книги Мадонны. Господи, да ты был в той самой рекламе Versace, где – я не ошибаюсь? – вроде бы просматривалась твоя лобковая растительность?

– Да, но Мадонна не включила мои снимки в книгу – и, скажем, слава богу. К тому же существует огромная разница между моей лобковой растительностью – которая, кстати, была высветлена – и твоими сиськами, зайка. О Боже, я тебя умоляю, забудь этот разговор, я не понимаю, к чему ты все это вспомнила…

– Это называется политикой двойного стандарта, Виктор.

– Двойного стандарта? – Я затягиваюсь еще раз, уже не смакуя, и говорю, немного подобрев: – По крайней мере я не снимался для «Piaygirl».

– С чем тебя и поздравляю. Но не из-за меня, а из-за твоего отца. Так что не лицемерь.

– А мне нравится лицемерить.

И я пожимаю плечами с завидной непринужденностью.

– Все это очень мило для семилетнего мальчишки, но ты на двадцать лет старше – иначе как задержкой в развитии это уже не назовешь.

– Дорогая, у меня просто кризис. Диджей Мика исчезла, завтра у меня адский денек, с «Коматозниками 2» – сплошная муть и туман – кто знает, какого хрена здесь вообще происходит. Билл принимает меня за какого-то Дагби, а ты же знаешь, сколько времени я, блин, убил, чтобы привести этот сценарий в приличный вид…

– А как дела с рекламой картофельных чипсов?

– Зайка, зайка, зайка… Прыгать по пляжу, затем положить в рот «Pringle», а затем изобразить восторг – и все почему? – да потому что, он, блин, он с пряностями? Нет, солнышко. – И мой стон наполняет кабинку. – Кстати, у тебя нет визина?

– Это работа, Виктор, – отвечает Хлое. – Это деньги.

– Я вообще думаю, что я сделал большую ошибку, подписавшись с СМ. Помнишь жуткую историю, которую ты мне рассказывала про Майка Овица?