Текст книги "Гламорама"
Автор книги: Брет Истон Эллис
Жанр:
Контркультура
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 46 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]
— Редкостная сука, – бормочу я, и меня передергивает. – Ладно, займемся буквой D.
– Беатрис Даль.
– Она снимается в кино у Ридли Скотта в Пруссии с Жан-Марком Барром.
– Барри Диллер.
– Да.
– Мэтт Диллон.
– Да.
– Клифф Дорфман.
– Кто?
– Приятель Леонардо.
– Ди Каприо?
– Он придет в костюме от Ричарда Тайлера и красных бархатных туфлях и приведет с собой Клиффа Дорфмана.
– Роберт Дауни-младший.
– Только если он нарядится под Чаплина! Да, да, ради бога, уговорите Дауни нарядиться под Чаплина!
– Уильям Дефо.
– Коктейль.
– Майкл Дуглас.
– Он не придет. Придет Диандра.
– Я всегда пристально следил за их сложными брачными отношениями. Вычеркнуть.
– Зельма Дэвис.
– Боюсь, что мое самообладание скоро даст трещину.
– Джонни Депп.
– С Кейт Мосс. Банкет.
– Стивен Дорф.
– Стивен, – размышляю я в сомнении, – Дорф. Интересно узнать, почему всех этих людей считают звездами?
– Особенности структур ДНК? Счастливый случай?
– Продолжаем.
– Пилар и Неся Деманн.
– Без вопросов.
– Лора Дерн.
– Гип-гип-ура!
– Гриффин Данн.
– Без него ни одна вечеринка не может считаться удавшейся.
– Меган Дуглас.
– Облейте меня водой из шланга!
– Патрик Демаршелье.
– Да.
– Джим Дейч.
– Кто?
– Более известный как Скиппер Джонсон?
– Ах да, верно, верно!
– Шененн Догерти придет с Робом Вейссом.
– Специальная парочка, – киваю я головой, как ребенок.
– Кэмерон Диас.
– А как насчет Майкла Де Лука?
– Будет.
– Отлично. Тогда переходим к С.
– Алисия Сильверстоун подтвердила свой приход.
– Отлично!
– Шэрон Стоун скорее всего придет, хотя ответ «весьма вероятно».
– Дальше, дальше, дальше.
– Грета Скакки, Элизабет Зальцман, Сьюзен Сэрендон…
– Тим Роббинс тоже?
– Дай мне заглянуть в перекрестные ссылки – гмм, погоди – да.
– Быстрее.
– Итан Штайфель, Брук Шилдс, Джон Стамос, Стефани Сеймур, Дженни Шимуцу…
– Отлично, отлично!
– Дэвид Салль, Ник Скотти…
– Еще, еще, еще!
– Сейдж Сталлоне.
– Тогда почему бы нам не пригласить гребаного зайчика-энерджайзера? Продолжайте.
– Маркус Шенкенберг, Джон Стюарт, Адам Сандлер…
– Но только не Дэвид Спэйд!
– Уэсли Снайпс и Лайза Стенсфилд.
– Великолепно, чувак!
– Антонио Сабато-младший, Ионе Скай…
– Она приведет с собой призрак Ривера Феникса[49]49
Культовый американский актер, погибший от героина в возрасте 23 лет.
[Закрыть], – добавляет Бо. – Я серьезно. Она попросила, чтобы его включили в список гостей.
— Это так дико прикольно, что я хочу, чтобы вы немедленно послали факс в «News».
– Майкл Стайп…
– Только если он чем-нибудь прикроет свой дурацкий шрам от грыжи.
– Оливер Стоун, Дон Симпсон, Табита Сорен…
– Черт, кажется, мы попали в горячее местечко!
– Дж. Е. Смит, Анна Суй, Таня Сарна, Эндрю Шу…
– И Элизабет Шу?
– И Элизабет Шу.
– Великолепно. Да, кстати, что будет играть во время коктейля? – спрашивает Бо, когда я уже выхожу за дверь.
– Начните с чего-нибудь помягче. Киномузыка Эннио Морриконе, что-нибудь из Stereolab, любой эмбиент. Уловили мысль? Берт Бакара. Затем перейдем к чему-нибудь более агрессивному, но не навязчивому, но чтобы это не походило ни в коем случае на музыку, которую крутят в лифтах.
– Что-нибудь в духе фоновой музыки для холостяцкой норы космического века?
– «Романтическое настроение»?
– Полинезийское тики-тики или крайм-джаз? Джей Ди мчится за мною следом.
– Пусть это будет в своей основе коктейль-микс в стиле «ультралаунж».
– Не забудь, у тебя встреча в пять в «Fashion Cafй» с диджеем X, – кричит мне вслед Бо. – В пять!
– Что-нибудь слышно про Мику? – кричу я с третьего этажа, где очень холодно и при этом с веселым жужжанием вьется пара мух.
– Ничего. Ты, главное, не забудь: «Fashion Cafй», пять часов, – кричит Бо.
– Почему никто не может найти Мику? – кричу я, спускаясь все ниже и ниже.
– Виктор! – кричит откуда-то издалека Джей Ди. – В чем разница между лемуром и лиманом?
– Один из них… такой, вроде крысы?
– А который?
– О Боже, ну и вопросики у тебя! – хныкаю я. – Где мой пиар-агент?
22
Чтобы «гарантировать мое присутствие» на обеде, отец прислал за мной машину, так что сейчас я, развалившись на заднем сиденье «линкольн таун кар», пытаюсь вызвонить по мобильному Бадди из «News», а водитель продирается сквозь полуденный поток машин на Бродвее, иногда застревая в пробках по направлению к «Nobu», проезжает мимо еще одного плаката Хлое, висящего на автобусной остановке, – реклама какой-то светорассеивающей косметики от Estйe Lauder, и солнце так ярко отсвечивает от корпуса лимузина, едущего впереди нас, что в глазах после этого еще долго плавают алые пятна, так что, несмотря на затемненные стекла лимузина, мне приходится надеть солнцезащитные очки Matsuda; мы проезжаем мимо нового магазина Gap на Хаустон-стрит, группа взрослых людей играет в «классики», где-то нежно поет Аланис Мориссетт, две девочки на тротуаре проплывают мимо окон лимузина как в замедленной съемке, и я делаю им «знак мира», потому что боюсь посмотреть назад и увидеть, что Дьюк и Дигби висят у меня на хвосте. Я закуриваю сигарету, а затем поправляю микрофон, который спрятан у меня за воротником рубашки.
– Эй, здесь не курят! – говорит водитель.
– И что ты со мной можешь сделать? Крути давай баранку. Господи!
Он вздыхает и крутит баранку.
Наконец Бадди снимает трубку. В его голосе нет ни капли удивления.
– Привет, Виктор. В чем дело? Подтверди мне эту сплетню: правда ли, что ты встречаешься со Стивеном Дорфом?
– Я тебя умоляю, Бадди! – рычу я. – Давай с тобой договоримся…
– Не мели чепуху, – вздыхает он.
После небольшой паузы я говорю:
– Погоди. Правда ли, что я до сих пор числюсь в списке парней, которых ты хотел бы трахнуть?
– Нет, ты же уже завел себе дружка.
– Гребаный Стивен Дорф вовсе не мой дружок! – кричу я.
Водитель смотрит на меня через зеркало заднего вида. Я наклоняюсь к нему и бью кулаком по спинке его сиденья:
– Здесь есть подъемное стекло или что-нибудь в этом роде, что бы могло разделить нас?
Водитель отрицательно качает головой.
– Ну, что тебе от меня нужно, Виктор? – вздыхает Бадди.
– Зайка, ходят слухи, что у тебя есть одна моя, эээ, фотография.
– Виктор, у меня есть миллион твоих фотографий.
– Я имею в виду несколько специфическую фотографию.
– Специфическую? Специфическую фотографию? Не думаю, мой котеночек.
– На ней я вместе с одной, эээ, девушкой.
– Какой девушкой? Гвинет Пэлтроу? Кристин Херольд? Чери Отери?
– Нет! – кричу я. – Черт тебя дери, я там вместе с Элисон Пул.
– Ты с Элисон Пул? И что вы, гмм, делаете?
– Пьем холодное латте, флиртуя при этом друг с другом по Интернету, козел!
– Элисон Пул… это та, которая подружка Дамьена Натчеса Росса? Ты говоришь об этой Элисон Пул?
– Она также трахается с доброй половиной состава «Никс», так что я не одинок.
– Гадкий мальчишка. Все время ходишь по краю пропасти. Нехорошо, нехорошо.
– Как там поется в самом известном хите Бон Джови? «Послушай…»
– Я полагаю, что фотография эта была сделана с одобрения и позволения мистера Росса и мисс Бирн – верно, безнравственный маленький негодник?
– Это я-то безнравственный? – задыхаюсь я от гнева. – Ну и дела! Кто бы мне это говорил! Ведь это ты продал фотографии со вскрытия Роберта Максвелла, ты, мерзавец! Ты раздобыл «поляроиды» с разнесенным пулей черепом гребаного Курта Кобейна! Ты напечатал снимки агонии Ривера Феникса на бульваре Сансет. Ты…
– А еще я первым помог тебе прорваться на страницы печатных изданий, неблагодарный засранец.
– Да, это верно, ты прав. Послушай, я вовсе не осуждаю тебя. Я хотел сказать, что я восхищаюсь тобой.
– Виктор, о тебе пишут в основном благодаря мне, хотя ты ровным счетом ничего собой не представляешь.
– Нет, чувак, я бы и так этого добился, все и сразу – это мой девиз, ты же знаешь…
– Для того чтобы успешно сосать у кого надо, тоже требуется талант. Или, по крайней мере, некоторый шарм, которого ты лишен.
– Мое последнее слово: что я могу тебе дать в обмен на эту фотографию?
– А что у тебя есть? И давай короче: у меня интервью.
– Ну а что, гмм, ты, типа, хочешь знать?
– Правда ли, что Хлое встречается с Бакстером Пристли и что ты вовлечен в какой-то грязный сексуальный треугольник?
– Блин, чувак, ничего подобного! В последний раз тебе говорю – ничего подобного! – рычу я, а затем, услышав, что Бадди недоверчиво молчит, выкрикиваю: – И я не встречаюсь со Стивеном Дорфом.
– Почему Хлое так часто выходит на подиум в этом сезоне?
– Ну, это простой вопрос. Потому что она выходит на подиум последний год. Это ее, так сказать, прощальный привет и все такое, – вздыхаю я с облегчением.
– Почему Бакстер Пристли посещает все ее показы?
Я резко выпрямляюсь и кричу в телефон:
– Кто это маленькое дерьмо? – Пытаясь взять себя в руки, я меняю тон: – Эй, Бадди, а как насчет Вайноны?
– Что насчет Вайноны?
– Ну, она приходит на открытие клуба сегодня.
– Что я могу сказать? Многообещающее начало, Виктор. О черт, у меня прямо в жопе екнуло! С кем она? – вздыхает он.
– Дейв Прайнер, наследница Wrigley's, и басист из группы Falafel Mafia.
– И что они делают? И где?
– В отеле «Four Seasons», обсуждают, почему не оправдало ожиданий Reality Bites.
– У меня снова екнуло!
Я молчу, пристально глядя в окно.
– Харли Томпсон, – говорю я наконец, надеясь, что он возьмет наживку.
– Я уже слегка заинтригован.
– Гмм, блин, Бадди… – Я осекаюсь. – Но запомни – ты этого от меня не слышал.
– Я никогда не раскрываю свои источники, так что просто расскажи своему повелителю все, что ты знаешь.
– Ну, короче, Харли в городе.
Пауза.
– Я начинаю возбуждаться.
Слышно постукивание по клавиатуре компьютера, затем:
– Где?
– В Paramount.
– Ты трогаешь меня за самые интимные места, – говорит Бадди. – Почему он не в Финиксе на съемочной площадке «Sun City 3» вместе со всеми остальными?
Пауза.
– Гмм, Шерри Гибсон…
– Я возбуждаюсь. Я возбуждаюсь все сильнее и сильнее, Виктор.
– Она… бросила его…
– У меня просто торчком стоит. Продолжай.
– Из-за… проблем с крэком. Его проблем.
– Я вот-вот кончу.
– И он, эээ, избил… Шерри.
– Виктор, я кончаю!
– Так что Шерри тоже пришлось уйти из «Вечеринок на пляже»…
– Брызги летят во все стороны…
– Потому что на ее лицо теперь просто смотреть нельзя…
– Я кончаю, я кончаю, я кончаю…
– И он теперь думает о том, чтобы лечь в нарколечебницу где-нибудь в Поконосских горах.[50]50
Курортная местность в Пенсильвании.
[Закрыть]
— О Боже, все, я кончил…
– И Шерри теперь напоминает, эээ, «заплаканного енота»…
– Я кончил. Ты слышишь, как я постанываю?
– Ну и редкостный же ты козел, – шепчу я.
– Так уж у меня на роду написано.
– Бадди, я чувствую удивительную близость с тобой.
– А где же его братец, Керли?
– Он повесился.
– Кто был на похоронах?
– Джулия Робертс, Эрика Кейн, Мелисса Этеридж, Лорен Холли и, гмм, Сельма Хайек.
– Разве у нее не было романа с его отцом?
– Был.
– Значит, он старался ей особенно на глаза не попадаться?
– Так что, Бадди, фотографии больше нет?
– Фотография, на которой ты и Элисон Пул, исчезла.
– Для протокола, а что на ней было?
– Для протокола? Тебе не стоит даже и знать.
– Понимаешь, Бадди, Элисон только что потеряла роль в экранизации «Отражений», – добавил я, – чего бы это ни значило.
– А означает это ровным счетом nada . Спасибо тебе, Виктор. Приехали для интервью.
– Нет, это тебе спасибо, Бадди. И пожалуйста, я тебе ничего не говорил. – Я замолкаю на мгновение, затем до меня кое-что доходит, и я кричу: – Только не говори, что это я, не говори…
– Положись на меня, – говорит Бадди и вешает трубку.
21
Возле «Nobu» в полдень: я заглатываю половинку таблетки ксанакс, проходя мимо запаркованного у входа лимузина, который, очевидно, доставил сюда моего отца, и ныряю внутрь – толпа администраторов с MTV, а нового управляющего интервьюирует программа утренних новостей CBS, Хелена Кристенсен, Мила Йовович и французский дизайнер обуви Кристиан Лубутен за одним столом, за другим же – Трейси Росс, Саманта Клюге, Робби Кравиц и Козима фон Бюлов, а мой папа – худой образцовый англосакс в темно-синем костюме от Ralph Lauren – сидит во второй кабинке от входа, черкая что-то в желтом блокноте, а на столе рядом с миской с суномоно[51]51
Японский салат из водорослей, лапши и морепродуктов.
[Закрыть] лежит подозрительного вида толстая папка. Два его помощника сидят в первой кабинке. Ему полагалось бы выглядеть на средний возраст, но благодаря недавней подтяжке лица и тому, что, по словам моей сестры, он с апреля принимает прозак (секрет), выглядит он в общем-то блестяще. На досуге: охота на оленей, астролог, чтобы уладить дела с планетами, сквош. Диетолог рекомендовал ему сырую рыбу, коричневый рис, темпура абсолютно исключена, но хидзики[52]52
Морская капуста и блюда из нее (яп.).
[Закрыть] – пожалуйста, ну а я сюда пришел в основном ради торо-сашими[53]53
Сашими из брюшной части тунца.
[Закрыть], светской беседы и ненавязчивой просьбы одолжить немного наличных. Отец улыбается, сверкая зубами.
— Извини, папа, я заблудился.
– Какой-то ты худой.
– Это все наркотики, папа, – вздыхаю я, усаживаясь на скамью.
– Совсем не смешно, Виктор, – говорит он устало.
– Папа, я не употребляю наркотики. Я в великолепной форме.
– Да нет, я вижу. Как твои дела, Виктор?
– Я пользуюсь успехом, папа. Сногсшибательным успехом. Я в прорыве. Все идет по плану. Я контролирую все аспекты. Ты посмеиваешься как-то нехорошо, папа, но на самом деле я нахожусь в состоянии непрерывного движения.
– А толк-то от этого есть?
– Я осваиваю новую территорию, папа.
– Это какую же?
Я направляю взгляд в светлую даль.
– Будущее.
Папа глядит на меня хмуро, не выдерживает моего взгляда, смотрит по сторонам, смущенно улыбается.
– Ты стал намного изощреннее, Виктор, в формулировке своих, гмм, амбиций.
– Еще бы, папа. Я научился брать быка за рога.
– Ну и славненько.
Он жестом просит официанта, которого зовут Эветт, принести еще холодного чая.
– Итак, откуда ты сейчас?
– У меня была фотосессия.
– Надеюсь, ты больше не снимаешься голым для этого Вебстера или как там его, Господи!
– Почти голым. Для Брюса Веббера. Я стараюсь больше не злить тебя, папа.
– Вихлял задницей, словно…
– Это была реклама Obsession, папа, а ты ведешь себя так, словно я снялся в порнухе.
– Докажи мне это, Виктор.
– Сейчас докажу, папа. Говорю медленно: колонна – прикрывала – мои – гениталии.
Но он уже листает свое меню.
– Пока я не забыл, хочу поблагодарить тебя за, эээ, компакт Патти Лупоне, который ты прислал мне на день рождения. Это был очень удачный подарок.
Я тоже углубляюсь в меню.
– Не стоит благодарности, чувак.
Отец беспокойно смотрит на столик MTV, за которым, похоже, кто-то явно острит по его поводу. Я едва удерживаюсь оттого, чтобы помахать им рукой.
Отец спрашивает:
– Почему они на нас так смотрят?
– Может быть, потому что на тебе написано печатными буквами: «Я не туда попал»? – предполагаю я. – Господи, мне нужно срочно выпить стакан минеральной воды. Или пива.
Эветт приносит холодный чай, молча принимает заказ, а затем нерешительно направляется на кухню.
– Классная девчонка, – восхищается мой отец.
– Папа, – начинаю я.
– Что?
Я опускаю глаза.
– Вообще-то это парень, но какая разница?
– Шутишь?
– Нет, это действительно парень. Он сейчас как раз находится в процессе, ну понимаешь, смены пола.
– Ты забыл снять темные очки.
– Я не забыл. – Я снимаю очки и пару раз моргаю. – Ну так что за дела, стоит как стрела?[54]54
Строчка из песни группы Oasis «What's The Story, Morning Glory».
[Закрыть]
— Я же все вырезки о тебе собираю, – говорит он, зловеще поглаживая папку. – И стоит мне только подумать о моем единственном сыне, как мне вспоминается тот разговор, что был у нас прошлым летом. Не собираешься ли ты вернуться в колледж?
– О черт, папа, – стону я. – Я учился в Кэмдене! Я его даже почти закончил. Я даже уже забыл, на какой специальности я учился.
– «Экспериментальные оркестры», насколько я помню, – сухо отзывается отец.
– Эй, ты забыл про «Анализ дизайна».
Отец скрипит зубами и оглядывает зал – видно, что ему отчаянно хочется выпить.
– Виктор, у меня есть связи в Джорджтауне, в Колумбийском университете, в Нью-Йоркском, в конце концов, черт побери! Это не так сложно, как ты думаешь.
– О черт, папа, да я об этом вообще не думаю.
– Я волнуюсь о твоей карьере и…
– Знаешь, папа, – перебиваю я, – еще когда я учился в школе Horace Mann, там был один советник, который постоянно задавал мне ненавистный вопрос – это был вопрос о моих планах на будущее.
– Почему? Потому что у тебя их не было?
– Нет. Потому что я знал, что он засмеется, если я скажу ему правду.
– Я помню, как однажды тебя выгнали с занятий за то, что ты отказался снять темные очки на уроке алгебры.
– Папа, я открываю клуб. Я немного прирабатываю моделью, – я слегка выпрямляюсь, чтобы звучать убедительнее. – Да, и с минуты на минуту я получу роль в «Коматозниках 2».
– Это что, кино? – спрашивает он недоверчиво.
– Да нет, бутерброд, – отвечаю я в ошеломлении.
– Боже мой, Виктор, я скажу тебе лишь одно, – вздыхает он. – Тебе уже двадцать семь, а ты все еще только модель.
– Только модель? – говорю я, все еще ошеломленный. – Только модель? Ты хорошенько подумал, прежде чем это сказать, папа?
– Я ожидал, что ты займешься чем-нибудь серьезным и действительно важным…
– Да, папа, я все помню. Я помню, что вырос в среде, где богатства приходилось достигать, занимаясь чем-нибудь серьезным и действительно важным. Это так.
– Только не надо мне рассказывать, что ты намереваешься добиться самосовершенствования и творческого развития, демонстрируя – будем называть вещи своими именами – тряпки.
– Папа, мужская топ-модель зарабатывает до одиннадцати тысяч долларов в день.
– Ты что, мужская топ-модель?
– Нет, но не в этом дело.
– Я ночами глаз не смыкал, пытаясь понять, в чем же все-таки дело, Виктор.
– Я неудачник, детка, – вздыхаю я, откидываясь на спинку скамьи, – так почему бы тебе не убить меня?[55]55
Строчка из песни Бека Хансена «I'maloser».
[Закрыть]
— Ты не неудачник, Виктор, – вздыхает в ответ отец. – Просто ты должен, эээ, найти себя. – Он вздыхает еще раз. – Найти, что ли, – уж не знаю – нового себя?
– «Нового себя»? – Я открываю рот от изумления. – О Боже, папа, ты делаешь все для того, чтобы я почувствовал себя бесполезным.
– А открывая этот клуб, ты чувствуешь себя ужасно полезным?
– Папа, я знаю, знаю…
– Виктор, я просто хочу…
– Это я просто хочу делать что-нибудь такое, чтобы зависело целиком от меня, – подчеркиваю я. – Где я был бы, что ли, незаменимым.
– И я того же хочу, – идет на попятную отец. – Я хочу для тебя именно этого.
– Модели… модели все заменимы… – вздыхаю я. – На свете тысячи парней с пухлыми губами и симметричным лицом. Но вот открыть клуб – это…
У меня перехватывает дыхание.
После продолжительного молчания отец говорит:
– На прошлой неделе мне попалась на глаза твоя фотография в журнале «People».
– В каком номере? Я не видел. Кто на обложке?
– Не знаю. – Отец пристально рассматривает меня. – Кто-то из моих сотрудников обратил на нее мое внимание.
– Черт побери! – Я бью кулаком по столу. – Вот почему мне срочно нужен пиар-агент.
– Короче говоря, Виктор, ты находился в шикарном отеле где-то…
– В шикарном отеле где-то?
– Да. Где-то в Майами.
– Я был в отеле? Где-то в Майами?
– Да. В отеле. Где-то в Майами. И на тебе ничего не было, кроме белых хлопчатобумажных плавок, к тому же очень мокрых…
– Я хорошо выглядел?
– На тебе были темные очки. Ты что-то курил – надеюсь, что это была всего лишь сигарета. А руки – на плечах у двух цветущих плейбоевских девок…
– Как бы я хотел это увидеть, папа!
– Когда ты ездил в Майами?
– Я не был в Майами уже много месяцев, — отрезаю я. – Как это печально — ты путаешь собственного сына, плоть от плоти своей, того, кого…
– Виктор, – спокойно сообщает мне отец, – твое имя значилось в подписи под фотографией.
– Чувак, по-моему, это был не я.
– Хорошо, – заходит он с другой стороны, – если это был не ты, Виктор, то кто это был?
– Придется выяснить, зайка.
– А как теперь твоя фамилия? – спрашивает он. – По-прежнему Вард?
– Мне казалось, это ты предложил мне поменять фамилию, брателло.
– В то время мне казалось, что это – хорошая идея, – бормочет он, аккуратно открывая папку, которая содержит статьи из журналов и мои фотографии.
– Вот цитата, – говорит мой отец, переворачивая нечеткий факс, – из «New York Times», из рубрики «Стиль». В небольшой заметке о тебе приводятся твои слова: «В утробе любви мы все – как слепые пещерные рыбы». Это правда, Виктор? Можешь ли ты объяснить, что означает термин «утроба» в контексте данного предложения? А также существуют ли в реальности слепые пещерные рыбы?
– Ну, блин, это же фраза с двойным дном. Чувак, это все – откровенный вымысел, – вздыхаю я. – Журналисты постоянно искажают мои слова.
– А каковы они были на самом деле?
– Папа, ну почему ты такой буквалист?
– Теперь реклама «СК One». Мы видим на ней двух парней – хотя по мне их легко можно принять за двух девок, и – да, да! – они целуются, а ты смотришь на это, положив руки на свою мотню. Почему ты положил их туда? Этот жест означает, что «СК One» – качественный продукт?
– Секс помогает продажам, чувак.
– Понимаю.
– Чем лучше выглядишь, тем больше видишь.
– А вот интервью, которое ты дал журналу «Youth Quake» – кстати, прими мои поздравления: на обложке глаза у тебя подведены миленьким таким коричневым карандашом…
– Это терракота, – вздыхаю я. – Но не суть.
– …и они спрашивают тебя, с кем бы ты хотел пообедать, и ты отвечаешь: с Foo Fighters, с астрологом Патриком Уокером – который, кстати, уже умер – и (это ведь не опечатка, верно?) с Унабомбером.[56]56
Теодор Качински (1942) – знаменитый американский «почтовый» террорист, приговоренный в 1998 году к пожизненному заключению.
[Закрыть]
Мы смотрим друг на друга.
– И что такого? – говорю я.
– Ты хотел бы пообедать… с Унабомбером? – спрашивает он. – Ты считаешь, что это – важная информация? Ты полагаешь, публике действительно стоит знать об этом?
– Моим поклонникам – стоит.
– Еще одна цитата, которую приписывают тебе, если это не очередное искажение: «Вашингтон, округ Колумбия, – самый отстойный город в мире, в котором живут самые отстойные в мире люди».
– Но папа…
– Я живу и работаю в Вашингтоне, округ Колумбия. То, что ты говоришь и делаешь, может оказать большое влияние на мою жизнь, а поскольку моя жизнь такова, какова она есть, – влияние это может быть крайне негативным.
– Папа…
– Я просто хочу, чтобы ты это помнил.
– Я тебя умоляю!
– Тут также сказано, что ты играешь в группе, которая называется Pussy Beat, а прежде она называлась Kitchen Bitch…
– Мы поменяли название – теперь мы называемся просто Impersonators.
– О Боже, Виктор, а с какими людьми ты водишься…
– Папа, когда Чарли и Моник татуировали своего грудного ребенка, я устроил целый скандал. Ну и что? Из-за этого ты считаешь меня преступником?
– Прибавь к этому то, что, по словам твоей сестры, твои фотографии, не вошедшие в книгу Мадонны, показывают в Интернете.
– Папа, я держу все под контролем.
– Откуда ты знаешь, Виктор? – спрашивает он. – Это все дурно пахнет. Очень дурно.
– Папа, вся жизнь дурно пахнет.
– Но тебе-то зачем стремиться пахнуть еще дурнее?
– Итак, ты мне хочешь, в сущности, сказать, что я еще не добился этого?
– Нет, – говорит он. – Не вполне.
– Это следует понимать так, что на наличные рассчитывать не приходится?
– Виктор, прошу тебя, не надо! Мы об этом уже столько раз говорили.
После непродолжительного молчания я повторяю:
– Так на наличные рассчитывать не приходится?
– На мой взгляд, тебе должно хватать содержания.
– Послушай, Нью-Йорк безумно дорог…
– Переезжай в другой город.
– О Господи, посмотри на вещи реально!
– Что ты от меня хочешь, Виктор?
– Папа, – шепчу я, – пойми меня: я – банкрот.
– Через пару дней тебе придет чек.
– Я уже его потратил.
– Как ты мог его потратить, если ты его еще даже не получил?
– Поверь мне, я и сам теряюсь в догадках.
– Раз в месяц ты получаешь чек, Виктор. Не чаще. Не реже. Понял?
– Что ж, видимо, придется мне изнасиловать VISA.
– Блестящая идея, сынок.
Аманда де Кадене останавливается возле нашего столика, целует меня в губы и уходит, сказав, что мы встретимся вечером, даже не дав мне возможности представить ее моему отцу.
– Как поживает Хлое? – спрашивает он.