Текст книги "Гламорама"
Автор книги: Брет Истон Эллис
Жанр:
Контркультура
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 46 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]
Лорен поспешно вырывается из моих объятий.
– Дамьен? – спрашиваю я.
Силуэт начинает двигаться в нашу сторону.
– Это ты, Дамьен? – шепчу я, пятясь назад. Приблизившись, силуэт поднимает руку, в которой зажато нечто, напоминающее скатанную в трубку газету.
– Дамьен? – шепчу я снова и снова.
Луч прожектора ползет по комнате, выхватывая из темноты предметы один за другим, и вот он падает на лицо незнакомца, освещая его, и тут мой рот открывается от изумления, и в тот же миг Харли Томпсон накидывается на меня с криком: «Ублюдок!»
Он бьет меня кулаком в скулу прежде, чем я успеваю прикрыться рукой, а где-то позади кричит Лорен, предупреждая меня, и когда мне наконец удается поставить блок против следующего удара, Харли меняет тактику и начинает молотить меня в грудь и живот, и тогда я падаю, взывая о помощи, а Харли склоняется надо мной и, лупцуя меня по голове свернутой в трубку газетой, шипит мне прямо в ухо: «Я знаю, что это ты сделал, ублюдок, я знаю, что это ты сказал, тупой ублюдок», а затем он наступает мне на лицо подошвой ботинка, и когда он наконец уходит, мне удается поднять голову, и словно сквозь густой туман я замечаю Лорен, стоящую у выхода, и она щелкает выключателем, и комнату заливает яркий свет, и я прикрываю глаза ладонью и зову Лорен, но она не отзывается.
Вокруг меня повсюду разбросаны страницы газеты – это завтрашний выпуск «News», и на странице, на которую я взираю, заливая ее кровью, капающей из разбитого рта, – колонка Бадди Сигала, увенчанная заголовком
«ХАРЛИ ТОМПСОН ПОКИДАЕТ СЪЕМОЧНУЮ ПЛОЩАДКУ „SUN CITY 3“
ПОД АККОМПАНЕМЕНТ СЛУХОВ О ЗЛОУПОТРЕБЛЕНИИ НАРКОТИКАМИ»,
а рядом с этим – фото Харли Томпсона и Шерри Гибсон в «более счастливые времена» и, наконец, в самом низу, в выделенном рамкой материале под рубрикой «ЧТО ПРОИСХОДИТ ЗДЕСЬ?», еще одна фотография, зернистость которой заставляет предположить, что она была сделана с помощью телеобъектива, а на ней некто – очевидно, это я – целует в губы Лорен Хайнд, наши глаза закрыты, а подпись жирным шрифтом гласит:
«МАЛЬЧИК ДНЯ ВИКТОР ВАРД КРУТИТ ЛЮБОВЬ С АКТРИСОЙ ЛОРЕН ХАЙНД
НА ГАЛА-ПРЕМЬЕРЕ – ИНТЕРЕСНО, В КУРСЕ ЛИ ХЛОЕ?»,
и кровь из моих разбитых губ растекается по газетной бумаге, а я встаю, пошатываясь, но когда я смотрю на себя в зеркало, висящее над баром, и пытаюсь привести себя в порядок и поправить прическу, это кончается тем, что я размазываю кровь по всему лбу и, наспех стерев ее салфеткой, кидаюсь вниз по лестнице.
Мы будем скользить по поверхности вещей…
Все гости, присутствовавшие на банкете, уже давно освободили второй этаж, и сейчас их место заняли новые люди. Я вытягиваю шею, пытаясь разыскать кого-нибудь, и тут передо мной возникает Джей Ди, который отводит меня в сторонку.
– Отпусти меня, – говорю я, но это бесполезно.
– Постой, что у тебя с лицом? – спрашивает спокойно Джей Ди, протягивая мне салфетку. – Почему у тебя весь смокинг в крови?
– Ничего особенного, поскользнулся, – бормочу я, опустив глаза. – Это вовсе не кровь, просто сдавал тест на СПИД.
Джей Ди вздрагивает всем телом.
– Виктор, мы все уже прекрасно знаем, что Харли Томпсон попытался сделать из тебя котлету, так что ты можешь не…
– Где Хлое? – спрашиваю я, по-прежнему вытягивая шею и обозревая зал. – Где Хлое, Джей Ди?
Джей Ди говорит очень тихо:
– Вот с этим, эээ, небольшая проблема.
– Джей Ди, не смей морочить мне голову! – ору я.
– Я видел только, как Харли Томпсон бросил газету Хлое на колени. Он наклонился к ней, засунув руку в ведерко со льдом, и, пока она рассматривала газету, шептал Хлое что-то на ухо, пока та, гмм, не разрыдалась.
Я смотрю в широко открытые в испуге глаза Джей Ди, пытаясь понять, в какую именно из последних десяти секунд я схватил его за плечи и принялся трясти.
– И? – рычу я, чувствуя, как все мое тело покрывается липким потом.
– И она выбежала из зала, Харли, очень довольный собой, закурил сигару, а Бакстер Пристли кинулся за ней следом.
Я, очевидно, выгляжу настолько ужасно, что Джей Ди вглядывается в мое лицо и шепчет:
– Виктор, Боже мой, что стряслось?
– Пока я располагаю только обрывочной информацией, Джей Ди, – отвечаю я, ощупывая ту часть живота, которую Харли Томпсон повредил больше всего.
– Нет, Виктор, – говорит Джей Ди. – Нам-то все ясно. – И после некоторой паузы: – Это только ты располагаешь обрывочной информацией.
– Джей Ди, Синди Кроуфорд всегда говорит, что…
– Да мне насрать сейчас на то, что говорит Синди Кроуфорд! – восклицает Джей Ди. – Что за чушь ты несешь?
Я гляжу на него в смущении долгое время, прежде чем отпихиваю его в сторону, а затем я мчусь к выходу, а вокруг меня повсюду толкутся люди, сверкают вспышки фотографов, из-за чего я то и дело налетаю на людей, или они сбивают меня с ног, и вот я наконец оказываюсь на первом этаже, где дым от сигар, сигарет и косяков так густ, что дышать практически невозможно, и я расшвыриваю людей во все стороны, прокладывая себе путь, музыка грохочет невыносимо громко, так что минорные аккорды чуть не сбивают меня с ног, и бегущий следом оператор с камерой не поспевает за мной.
Вылетев за двери, я сталкиваюсь с такой огромной толпой, что лица в ней практически невозможно рассмотреть; при моем появлении все стихает, а затем сначала несколько голосов, а затем целый хор начинает выкрикивать мое имя, умоляя, чтобы их пустили внутрь, и я ныряю в людскую массу, распихивая тела, постоянно оборачиваясь назад, чтобы сказать: «Привет», и «Извините меня», и «Ты выглядишь просто зашибись», и «Это просто круто, зайка», и только прорвавшись через людской лабиринт, я выскакиваю на улицу и вижу где-то в квартале от меня Бакстера, который плетется следом за Хлое, пытаясь успокоить ее, а Хлое вырывается и бежит дальше в истерике, задевая запаркованные вдоль улицы машины, иногда падая на них, отчего срабатывают противоугонные устройства, а я вбираю воздух в легкие огромными глотками, и меня одновременно охватывают паника и неудержимый смех.
Я пытаюсь обогнать Бакстера, чтобы поговорить с Хлое, но, услышав мои шаги за спиной, он оборачивается, хватает меня за пиджак, прижимает к стене здания и кричит мне в лицо, в то время как я беспомощно смотрю вслед удаляющейся Хлое: «Вали отсюда на хер, Виктор, оставь ее в покое!», но при этом Бакстер почему-то улыбается, а за его спиной шумит поток машин, и когда Хлое поворачивается и замечает меня, Бакстер – который гораздо сильнее, чем я думал, – не может скрыть радости, написанной у него на лице. Я гляжу через его плечо и вижу заплаканное, жуткое лицо Хлое, которая все еще продолжает реветь.
– Зайка, – кричу я, – это был не я!
– Виктор, – угрожающе кричит Бакстер, – лучше молчи!
– Это мистификация! – кричу я.
Хлое смотрит на меня негодующим взглядом, пока я не обвисаю безвольно, и тогда Бакстер отпускает меня, а такси за спиной Хлое останавливается, и Бакстер пускается трусцой, и когда он добегает до Хлое, он берет ее за руку и запихивает в ждущее такси, но перед тем как упасть внутрь, она смотрит на меня – беспомощная, уплывающая вдаль, обессилевшая, и вот она уезжает, а ухмыляющийся Бакстер подмигивает мне – видно, что все это его немало развлекло. Затем наступает мертвая тишина.
Мои ноги вновь приходят в движение только когда группа девушек, проезжающих мимо меня на лимузине, разражается улюлюканьем, и я мчусь обратно к входу в клуб, где охранники стоят за ограждением, отдавая отрывистые приказы в уоки-токи, и я, задыхаясь, проталкиваюсь сквозь толпу, и швейцары втаскивают меня обратно на лестницу, ведущую к клубу, и горестные вопли звучат у меня за спиной, а лучи света от прожекторов поднимаются к небу и наполняют собой пространство над головами толпы, а я вновь прохожу через металлоискатель, одолеваю бегом один пролет лестницы, а затем еще один, направляясь к кабинету Дамьена, и тут на третьем этаже я внезапно останавливаюсь, словно налетев на столб.
Я вижу, как Дамьен направляется с Лорен к служебной лестнице, ведущей к черному ходу на улицу, – а у Лорен такой вид, словно она ужасно запыхалась, ощущение такое, словно она даже похудела за это время – и шепчет ей на ходу что-то на ухо, хотя лицо ее при этом перекошено такой болью, что сомнительно, чтобы она понимала хоть слово из того, что говорит Дамьен, а затем они скрываются за дверью.
Я вновь сбегаю на опасной скорости по лестнице вниз на первый этаж, продираюсь сквозь толпу: людей слишком много, лица их неразборчивы, одни только смутные профили, люди дарят мне цветы, говорят по мобильным телефонам, пьяная масса движется как единое целое, и я проталкиваюсь в темноте, нервы напряжены, проносясь мимо ничего не понимающих людей, спешащих непонятно куда.
Очутившись на улице, я вновь продираюсь сквозь толпу, тщательно избегая всех, кто обращается ко мне по имени, и Лорен и Дамьен оказываются уже где-то чуть ли не в миле от меня: они садятся в лимузин, и я кричу: «Погодите!» – и долго гляжу вслед машине, когда та исчезает в тумане, висящем над Юнион-сквер, а я все смотрю и смотрю, пока что-то во мне не переламывается, и я не начинаю постепенно трезветь.
Все кругом выглядит выцветшим, холодно ужасно, и ночь внезапно замирает в оцепенении: небо перестает кружиться – угрюмое и неподвижное, оно висит над головой, а я ковыляю по улице, затем останавливаюсь и роюсь по карманам в поисках сигареты, затем я слышу, как кто-то зовет меня по имени, я оглядываюсь и вижу лимузин на другой стороне улицы, около которого стоит Элисон с непроницаемым лицом, а возле ее ног – Мистер и Миссис Чау на поводках. Завидев меня, они задирают головы и начинают подпрыгивать в возбуждении, натягивая поводки, тявкая, скаля зубы, а я стою и тупо гляжу на них, трогая разбитые губы и вспухшую щеку.
С улыбкой на лице Элисон спускает собак с поводка.
6
«Florent»: тесная мрачная круглосуточная забегаловка в районе боен. Потный и грязный, я сижу, сгорбившись, возле входа, допивая банку кока-колы, которую я унес в середине ночи из какого-то бара в Ист-Виллидж, где я потерял мой галстук, и передо мной лежит номер «News», развернутый на странице с колонкой Бадди Сигала, которую я перечитываю уже несколько часов, что совершенно бесполезно, потому что информации в ней – ноль, а у меня за спиной световики расставляют свои прожектора – опять что-то снимается. Около четырех часов я отправился к себе домой, но какой-то тип с подозрительно ухоженной шевелюрой, парень лет так двадцати пяти – двадцати шести, ошивался перед моим подъездом, куря сигареты как человек, который ждет уже очень давно, а другой парень – кто-то из действующих лиц, с кем мне еще не приходилось столкнуться, – сидел в черном джипе, разговаривая по мобильному, так что я дал деру. Бейли приносит мне еще один фраппучино без кофеина, а внутри кафешки так холодно, что зуб на зуб не попадает, а я постоянно сдуваю конфетти с моего столика, но стоит мне отвернуться, как они появляются там снова, а я разглядываю через плечо художника-постановщика и ассистента, играет тихая музыка, и каждая минута тянется как час.
– Все путем, Виктор? – спрашивает меня Бейли.
– Привет, зайка, что за дела? – бубню я устало.
– С тобой все в порядке? – спрашивает он. – Что-то у тебя видок помятый.
Я обдумываю ответ, а затем говорю:
– Тебе никогда не приходилось бегать от чау-чау, чувак?
– А что такое «чау-чау», чувак?
– Чау-чау? Это такая здоровенная мохнатая псина, – пытаюсь объяснить я. – Злобная, сволочь, они дворцы в Китае охраняли или что-то, блин, в этом роде.
– Приходилось ли мне убегать от чау-чау? – в растерянности переспрашивает Бейли. – Когда я… в последний раз… пытался забраться в китайский дворец?
Скулы его сводит от напряжения. Пауза.
– Принеси мне, пожалуйста, мюсли и какой-нибудь сок, ладно?
– И все же видок у тебя помятый, чувак.
– Вот думаю… может, в Майами?
– Верно! Солнышко, отели, морские раковины, «баккарди», морской прибой, – Бейли изображает руками серфера, – съемки для журналов, и Виктор снова на гребне волны. Давай, чувак!
Я смотрю на ранние машины, скользящие по Четырнадцатой улице, а затем прочищаю горло.
– Или, может… Детройт?
– Вот что я тебе скажу, зайка, – говорит он. – Мир – это джунгли. Куда бы ты ни поехал – везде одно и то же.
– И все же – принеси мне мюсли и какой-нибудь сок, ладно, чувак?
– Используй свой потенциал, чувак.
– В твоем совете мне слышится какой-то подвох, – замечаю я.
– Разве?
– Ты же официант, верно?
Я дочитываю статью о новых марках туши для ресниц («Растрепа» и «Тараканьи усы» самые популярные оттенки сезона), прикольных губных помадах («Обмороженный», «Асфиксия», «Синяк») и шикарном лаке для ногтей («Грибок», «Плесень»), и я думаю про себя безо всякой иронии: «Ура! Прогресс!», и какая-то девушка с глазами, большими как плошки, которая сидит у меня за спиной в мятой пляжной панаме и топе из одной полоски ткани на груди и слушает болтовню чувака, одетого в костюм рыцаря шестнадцатого века, говорит: «Ммм! ммм! ммм!», щелкая пальцами, чтобы вспомнить имя, и наконец выкрикивает: «Эван Макгрегор!», и тут они оба замолкают, а режиссер наклоняется ко мне и предупреждает: «Ты выглядишь недостаточно озабоченным!», и это та самая реплика, на которой я должен покинуть «Florent».
Снаружи света, в основном искусственного, гораздо больше, и тротуары Четырнадцатой улицы пусты, очищены от статистов, и сквозь шум работающих где-то отбойных молотков я слышу, как кто-то тихо поет себе под нос «На солнечной стороне улицы», и когда меня трогают за плечо, я поворачиваюсь, чтобы посмотреть, кто это, но там никого нет. Мимо меня пробегает какая-то потерявшаяся собака. Я свистом подзываю ее, она оборачивается, смотрит на меня и бежит дальше. Где-то на звуковой дорожке начинает играть песня Smashing Pumpkins «Disarm», затем в кадре появляется здание в Трайбеке, в котором я собирался открыть свой клуб, и я вхожу в кадр, не замечая черного лимузина, запаркованного через четыре здания дальше по той же улице, но оператор замечает и наводит камеру на него.
5
Дверь захлопывается у меня за спиной, две пары рук хватают меня за плечи и силой усаживают на стул, и в неясной дымке ультрафиолетового освещения мне наконец удается рассмотреть силуэты: это телохранители Дамьена (причем из моих старых знакомых присутствует только Дьюк, а Дигби заменили на какого-то другого типа – очевидно, после вчерашних съемок потребовался дополнительный кастинг), а также Хуан, вчерашний консьерж из дома Элисон в Верхнем Ист-Сайде, затем свет становится ярче, и появляется сам Дамьен, который курит сигару Partagas Perfecto и одет в туго обтягивающие джинсы, пиджак со смелым геометрическим рисунком, рубашку очень кричащей расцветки, длинное пальто от Armani, мотоциклетные сапоги, и прикосновение его холодных как лед рук – он хватает меня за избитое лицо и мнет его – даже приятно, пока он не запрокидывает мне голову назад, пытаясь сломать мне шею, но один из громил – возможно, Дьюк – оттягивает его от меня, и тогда Дамьен издает такие звуки, словно пытается петь с закрытым ртом, а один из зеркальных шаров, который висел над танцполом, лежит разбитый в углу, а повсюду на полу валяются огромные кучи конфетти.
– Какой теплый прием! – говорю я, стараясь сохранять самообладание, после того как Дамьена оттаскивают.
Дамьен не слушает меня. Он расхаживает по комнате, продолжая издавать все те же звуки, а в комнате так холодно, что изо рта у него вырываются клубы пара, а затем он снова подходит к стулу, на котором сижу я, нависает надо мной (хотя на самом деле он не такой уж и высокий) и смотрит на меня в упор, и от дыма его сигары у меня начинают слезиться глаза. Он долго пытается понять выражение моего лица, затем с отвращением покачивает головой и вновь принимается расхаживать по комнате, словно не зная, что ему дальше делать.
Громилы и Хуан безучастно взирают на меня, изредка отводя глаза в сторону и, очевидно, ожидая какого-нибудь сигнала от Дамьена, и я весь напрягаюсь, подтягиваюсь, думая про себя, что пусть бьют как хотят, только лица не трогают, только не по лицу.
– Кто-нибудь уже читал утреннюю «Post»? – вопрошает Дамьен присутствующих. – Какой там заголовок на первой полосе? «Сатана вырвался из ада»?
Кто-то кивает, кто-то утвердительно мычит. Я закрываю глаза.
– Я смотрю на это место, Виктор, – говорит Дамьен. – И знаешь, что я при этом думаю?
Я непроизвольно мотаю головой, но затем начинаю кое-что понимать и утвердительно киваю.
– Я думаю: «Господи, до каких времен мне пришлось дожить!»
Я молчу. Тогда Дамьен плюет мне в лицо, размазывает рукой слюну по моим щекам и носу, отчего губа, разбитая Харли, вновь начинает кровоточить.
– Как ты себя чувствуешь, Виктор? – спрашивает он. – Как ты себя чувствуешь сегодня утром?
– Ну, как-то… странно, – говорю я неуверенно, пытаясь угадать, какой ответ он ожидает. – Как-то… неприкольно?
– Ты хорошо играешь свою роль, – кривится Дамьен, багровея от гнева, в любую минуту готовый меня придушить. Вены на его лбу и шее вздулись, он сжимает мое лицо пальцами так сильно, что, когда я говорю, слова мои звучат неразборчиво, а в глазах у меня все плывет, но тут он вновь резко отпускает меня и принимается расхаживать по комнате.
– Тебе в жизни никогда не случалось вдруг резко остановиться и спросить себя: «А правильно ли я поступаю?»
Я ничего не отвечаю, продолжая жадно глотать воздух.
– Думаю, излишне объяснять тебе, что ты уволен.
Я киваю, по-прежнему молча, пытаясь представить, что сейчас выражает мое лицо.
– И вообще, объясни мне, что ты о себе возомнил? – недоуменно восклицает он. – Что ты – незаменимая реклама любому товару? Скажу тебе прямо, Виктор, – я не разделяю твоей системы ценностей.
Я вновь молча киваю, не пытаясь возражать.
– Есть честный бизнес, а есть нечестный, Виктор, – говорит Дамьен, тяжело дыша. – И у меня складывается впечатление, что ты не видишь между ними грани.
Внезапно мое терпение лопается.
– Слушай! – выкрикиваю я, поднимая глаза. – Я тебя умоляю!
Дамьена приводит в восторг моя вспышка, и он принимается кружить вокруг моего стула, часто поднося сигару ко рту и делая мелкие затяжки, отчего кончик сигары то вспыхивает, то гаснет.
– Иногда, Виктор, даже десерт приносят слишком холодным, – сообщает он, произнося слова манерно и нараспев.
– Продолжай, о мудрейший из мудрых, – вздыхаю я, закатывая глаза. – Чувак, мать твою, я тебя умоляю!
Он бьет меня по лицу, затем бьет снова, а затем бьет и третий раз, хотя, по-моему, в сценарии про третий раз ничего не было, и тут Дьюк наконец оттаскивает его в сторону.
– Паркуйся где хочешь, Виктор, – рычит Дамьен, – но помни, что тебе придется платить штраф.
Он вырывается из объятий Дьюка и хватает меня за щеку в том самом месте, где в нее попал кулак Харли, а затем крутит ее, зажав двумя пальцами, пока я не начинаю кричать и пытаюсь оттолкнуть его руку, и тут он отпускает меня, и я бессильно падаю обратно на стул, потирая рукой лицо.
– Я всего лишь, типа… – мне отчаянно не хватает воздуха. – Я всего лишь, типа… пытался вести себя… в соответствии с обстоятельствами.
Горло перехватывает, и я, не в силах больше сдерживаться, разражаюсь рыданиями. Дамьен снова бьет меня по лицу.
– Эй, смотреть на меня!
– Чувак, ты стреляешь от бедра, – говорю я в каком-то исступлении, глотая воздух в паузах между словами. – Я восхищаюсь тобой, чувак. Ты отправишь меня в тюрьму, да? Прямо в тюрьму?
Он вздыхает, внимательно глядя на меня, затем проводит ладонями по своему лицу и говорит:
– Ты отчаянно стараешься выглядеть круто, Виктор, но на самом деле ты просто не вполне нормальный. – Пауза. – Ты просто неудачник. – Дамьен пожимает плечами. – Именно таких, как ты, всегда делают козлами отпущения.
Я предпринимаю попытку встать со стула, но Дамьен пихает меня обратно.
– Ты ее трахал? – внезапно спрашивает он.
Я не могу ничего ему ответить, потому что не знаю, о ком он говорит.
– Ты ее трахал? – спокойно повторяет он свой вопрос.
– Я прибегну, эээ, к пятой поправке.
– К чему ты прибегнешь, сукин сын? – орет Дамьен, и оба громилы тут же кидаются к нему, чтобы помешать ему избить меня до полусмерти.
– Фотография ненастоящая! – кричу я в ответ. – Это подделка. Она выглядит как настоящая, но это неправда. Это не я. Наверное, ее смонтировали…
Дамьен засовывает руку в карман пальто Armani и швыряет мне в лицо целую стопку фотографий. Я пригибаю голову. Фотографии рассыпаются, одна ложится мне на колени изображением вверх, а остальные падают на пол. На всех этих снимках можно различить меня и Лорен. На некоторых видны даже наши блестящие и сплетенные языки.
– Что это… такое!— спрашиваю я.
– Возьми их себе на память.
– Что это такое? – повторяю я.
– Оригиналы, болван, – говорит Дамьен. – Я сделал экспертизу. Это не подделка, болван.
Дамьен ходит по комнате, постепенно успокаиваясь, открывает и закрывает свой портфель, затем смотрит на часы.
– Я полагаю, ты уже догадался, что тебе не удастся открыть этот притон? Я проконсультировался с твоими анонимными партнерами по этому мелкому вопросу. С Барлом мы разберемся, Джей Ди тоже уже уволен. Более того, ему никогда больше не удастся найти работу в пределах Манхэттена из-за того, что он спутался с тобой.
– Дамьен, послушай, – говорю я тихо. – Прошу тебя, чувак. Джей Ди ничего не сделал.
– У него СПИД, – говорит Дамьен, натягивая на руки пару черных кожаных перчаток. – Все равно он не жилец на этом свете.
Я тупо смотрю на Дамьена, который, заметив мой взгляд, ехидно говорит:
– Это такая болезнь крови. Что-то вроде вируса. Ты наверняка о ней слышал.
– Ага, – говорю я, выходя из оцепенения.
– Я взял на работу Бакстера Пристли, – говорит Дамьен, направляясь к выходу. – Мне кажется, что это… – Он подыскивает подходящее слово и находит его: – …справедливо.
Хуан, пожав на прощание плечами, поворачивается и направляется следом за Дамьеном и его телохранителями, а я подбираю с пола одну из фотографий и переворачиваю ее, словно надеюсь найти на оборотной стороне какое-то объяснение ее происхождению, но там ничего не написано, и я чувствую себя совершенно вымотанным, голова кружится, и я бормочу себе под нос только одно слово «блин», направляясь туда, где возде того места, которое должно было стать баром, располагается грязная раковина, и я жду, что с минуты на минуту режиссер крикнет «Стоп!», но я слышу только, как шуршат шины отъезжающего лимузина Дамьена, а под моими ногами хрустят остатки зеркального шара, бубенчики Санта-Клауса сценарием не предусмотрены, у меня над головой кружит назойливая муха, но у меня нет сил даже чтобы отогнать ее.