Текст книги "Тайны Космера (сборник) (ЛП)"

Автор книги: Брендон Сандерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 35 страниц)

Поразительно. Это Ашраван. Подделка оказалась настолько точной, настолько совершенной, что если бы Гаотона не знал истины, то никогда бы не догадался. Ему хотелось верить, что душа императора по-прежнему в его теле, а печать просто… извлекла ее наружу.

Удобная ложь. Возможно, в конце концов он в нее поверит. К сожалению, он видел, каким был взгляд императора, и знал… знал, что сделала Шай.

– Я схожу к остальным арбитрам, ваше величество, – сказал Гаотона, вставая. – Они пожелают вас увидеть.

– Хорошо. Ты свободен.

Арбитр направился к двери.

– Гаотона.

Он обернулся.

– Я пролежал в постели три месяца. – Император разглядывал себя в зеркале. – Ко мне никого не допускали. Перепечатники ничем не смогли помочь, а они способны излечить любую обычную рану. Значит, что-то случилось с моим разумом?

«Он не должен был догадаться, – пронеслось в голове Гаотоны. – Шай обещала, что не добавит это в печать».

Но Ашраван был умным человеком. Несмотря ни на что, он всегда был умным. Шай восстановила его, а значит, он мыслил как прежде.

– Да, ваше величество, – ответил Гаотона.

Ашраван хмыкнул.

– Тебе повезло, что твой план удался. Ты мог лишить меня способности думать, мог продать саму мою душу. Даже не знаю, наказать тебя или вознаградить за такой риск.

– Уверяю вас, ваше величество, – сказал Гаотона, уходя, – за эти месяцы я себя уже достаточно и наказал, и вознаградил.

Он вышел, оставив императора смотреть на себя в зеркало и размышлять о последствиях случившегося.

Так или иначе, у них снова есть император.

Или, по крайней мере, его копия.

Эпилог. День сто первый

– И поэтому я надеюсь, – вещал Ашраван перед арбитрами всех восьмидесяти фракций, – что положил конец пагубным слухам. Очевидно, преувеличения о моей болезни были лишь попытками выдать желаемое за действительное. Нам еще предстоит выяснить, кто подослал убийц, – он оглядел арбитров, – но убийство императрицы им с рук не сойдет.

Сложив руки, Фрава наблюдала за копией императора с удовлетворением, но и с досадой. «Какие потайные лазейки ты оставила в его разуме, маленькая воровка? – думала Фрава. – Мы их отыщем».

Найен уже изучал копии печатей. Поддельщик уверял, что сможет дешифровать их, хотя на это нужно время. Возможно, годы. Рано или поздно Фрава узнает, как управлять императором.

Со стороны девчонки было очень умно уничтожить все записи. Догадалась ли она, что Фрава на самом деле их не копировала? Фрава покачала головой и подошла к Гаотоне, который сидел в их ложе Театра выступлений. Сев рядом, она очень тихо проговорила:

– Они верят.

Гаотона кивнул, не сводя глаз с фальшивого императора.

– Ни тени подозрения. То, что мы сделали… не просто дерзко, это считалось невозможным.

– Девчонка может приставить нам нож к горлу, – сказала Фрава. – Доказательство того, что мы сделали, выжжено на теле императора. В ближайшие годы нужно соблюдать осторожность.

Гаотона рассеянно кивнул. Дни в огне, как же Фраве хотелось избавиться от него. Среди арбитров только он осмеливался ей перечить. Перед самым покушением император был готов уступить ее наущениям и отправить Гаотону в отставку.

Беседы с императором проходили в приватной обстановке. Шай не могла ничего знать о них, а значит, и новый император тоже. Фраве придется все начинать заново, если только она не найдет способ управлять копией Ашравана. Оба варианта вызывали у нее досаду.

– В глубине души я никак не поверю, что нам удалось, – тихо сказал Гаотона, когда фальшивый император перешел к следующей части своей речи, призыву к единению.

Фрава фыркнула.

– Это был надежный план с самого начала.

– Шай сбежала.

– Найдем.

– Вряд ли. Нам повезло, что мы поймали ее в первый раз. К счастью, мне кажется, нам не грозят проблемы с ее стороны.

– Она попытается нас шантажировать, – настаивала Фрава. – Или попытается найти способ управлять императором.

– Нет, – возразил Гаотона. – Нет, она всем довольна.

– Довольна, что унесла ноги живой?

– Довольна, что на троне сидит ее творение. Раньше она хотела одурачить тысячи людей, но теперь получила шанс одурачить миллионы. Всю империю. По ее мнению, разоблачение разрушит все величие ее замысла.

Неужели старый дурак действительно в это верит? Его наивность часто играла на руку Фраве. По одной только этой причине она подумывала, не оставить ли его на должности.

Фальшивый император продолжал вещать. Ашравану нравилось слушать собственный голос. С этим Шай угадала.

– Он использует покушение как предлог для укрепления нашей фракции, – сказал Гаотона. – Слышите? Как следствие, мы должны сплотиться, вспомнить о нашем наследии и силе… А как пренебрежительно он отзывается о слухах насчет своего убийства и подрывает авторитет фракции «Слава», которая распространяла эти слухи. Они делали ставку на то, что он не вернется. Но вот он жив-здоров, а они остались в дураках.

– Верно, – согласилась Фрава. – Это вы его надоумили?

– Нет, – ответил Гаотона. – Он наотрез отказался от моей помощи при подготовке речи. Хотя мне кажется, что так мог поступить Ашраван из прошлого, лет десять назад.

– Значит, копия не идеальная, – отметила Фрава. – Не стоит этого забывать.

– Да.

В руках Гаотона держал маленькую толстую книжку, которую Фрава прежде не видела.

У входа в ложу послышался шорох. Вошла служанка со знаками различия Фравы и, миновав арбитров Стивиента и Ушнаку, склонилась перед госпожой.

Фрава недовольно посмотрела на девушку.

– Что может быть настолько важным, чтобы надоедать мне здесь?

– Простите, ваша милость, – прошептала служанка. – Но вы просили подготовить ваш кабинет для совещания после полудня.

– Ну и что? – спросила Фрава.

– Госпожа, заходили ли вы вчера в кабинет?

– Нет. Я была занята. Сначала этот негодяй кровопечатник, потом поручения императора и… – Фрава нахмурилась. – А что там?

* * *

Шай обернулась посмотреть на имперскую столицу, раскинувшуюся на семи больших холмах. На центральном холме высился дворец императора, его окружали холмы с домами шести главных фракций.

Лошадь у Шай в поводу мало походила на ту, что она позаимствовала во дворце. У лошади не хватало зубов, провисла спина, ребра выпирали от голода, как перекладины на спинке стула. Она шла, низко опустив голову. Попону, казалось, не чистили годами.

Последние дни Шай отсиживалась на городском дне, воспользовавшись знаком сущности нищенки. Замаскировав таким образом себя и лошадь, она без особого труда покинула столицу, а выбравшись, сразу избавилась от печати. Образ мышления нищенки оказался весьма… неприятным.

Ослабив подпругу, Шай сунула руку под седло, подцепила ободок сияющей печати и, приложив небольшое усилие, сломала ее. Подделка развеялась. Лошадь мгновенно изменилась: выпрямилась спина, поднялась голова, исчезла худоба. Боевой конь Зу неуверенно загарцевал, дергая головой и натягивая поводья. Это был превосходный скакун, и стоил он побольше, чем домик в некоторых провинциях империи.

Среди вещей, притороченных к спине коня, Шай прятала картину, которую повторно выкрала из кабинета Фравы, – подделку. Шай еще не доводилось красть собственное творение. Это было довольно забавно. Вырезав полотно из большой рамы, в самом ее центре Шай нацарапала на стене руну Рео. Значение у нее не слишком приличное.

Шай похлопала коня по шее. Если подумать, не самая плохая добыча: отличный конь и картина, пусть и поддельная, но столь близкая к оригиналу, что даже владелица не заметила разницы.

«Как раз сейчас он произносит речь, – подумала Шай. – Было бы здорово послушать».

Ее шедевр, венец ее творения облачен в императорскую мантию. Это будоражило, но и толкало вперед. Шай так неистово работала не только для того, чтобы вернуть императора к жизни. Нет, в самом конце она так усердствовала, поскольку хотела добавить в его душу некоторые особые изменения. Наверное, на нее повлияли несколько месяцев искренности в общении с Гаотоной.

«Если снова и снова рисовать одно и то же на верхнем листке в стопке, – подумала Шай, – в конце концов изображение отпечатается и на нижних листках. Даже в самой глубине».

Повернувшись, Шай достала знак сущности, который превратит ее в специалиста по выживанию и охотника. Фрава будет ждать, что Шай воспользуется дорогами, поэтому лучше передвигаться по близлежащему Согдийскому лесу. В его чащобах можно отлично спрятаться. Через несколько месяцев она осторожно покинет провинцию и устремится к новой цели: выследить императорского шута, который ее предал.

Пока что Шай хотелось оказаться как можно дальше от стен, дворцов, лести и лицемерия. Она взгромоздилась в седло и мысленно попрощалась со столицей империи и человеком, который теперь ею правил.

«Живи как следует, Ашраван, – подумала она. – Не подведи меня».

* * *

Поздно вечером, после императорской речи Гаотона сидел у знакомого камина в своем личном кабинете и изучал книгу, что оставила ему Шай.

И изумлялся.

Книга представляла собой детальное описание духопечати императора. Все, что сделала Шай, лежало перед Гаотоной как на ладони.

Фрава не найдет лазейку в душу императора, потому что ее не существует. Душа Ашравана – цельная, завершенная и принадлежит лишь ему одному. Это не значит, что император точно такой же, каким был прежде.

«Как видно, я допустила некоторые вольности, – писала Шай в заметках. – Я хотела воссоздать его душу как можно точнее. В этом состояла задача, в этом заключался вызов. Я справилась. Но на этом не остановилась: усилила одни воспоминания и ослабила другие. Глубоко в душу Ашравана встроены триггеры, которые заставят его особым образом реагировать на покушение и излечение. Это не меняет его душу. Это не делает его другим человеком. Просто подталкивает в определенном направлении подобно тому, как уличный шулер подталкивает свою жертву выбрать определенную карту. Это все тот же Ашраван. Такой, каким он мог стать. Кто знает? Возможно, он и стал бы таким».

Разумеется, сам Гаотона никогда бы не понял, в чем дело. В этой области он не силен. Скорее всего, он бы не заметил правки Шай, даже будь он мастером. В своих записях она пояснила, что хотела сделать все как можно тоньше, чтобы никто ничего не разглядел. Заподозрить неладное мог только очень близкий к императору человек.

Но благодаря заметкам Шай Гаотона увидел разницу. Ашраван заглянул в глаза смерти, и это подтолкнуло его к самокопанию. Он отыщет свой дневник и будет снова и снова перечитывать записи юности. Увидит, каким был, и в конце концов постарается вернуться к прежним идеалам.

Шай отмечала, что изменения будут постепенными и займут годы. Ашраван станет человеком, которым ему было предначертано стать. Мельчайшие побуждения, глубоко упрятанные в печатях, будут подталкивать его к выдающимся достижениям, а не к потаканию прихотям. Он начнет думать о своем наследии, а не об очередном пире. Будет помнить о народе, а не о званых ужинах. И наконец заставит фракции принять изменения, необходимость которых отмечал он сам и многие до него.

Проще говоря, он станет борцом. Он совершит этот единственный, но такой тяжелый шаг от мечтателя к вершителю. Все это Гаотона видел на страницах книги Шай.

Он обнаружил, что плачет.

Не о будущем и не об императоре. Это были слезы человека, узревшего шедевр. Истинное искусство, которое больше, чем просто красота, больше, чем мастерство. И это не просто подражание.

Это дерзость, контрастность, тонкость. В книге Шай Гаотона узрел редкостное творение, которое могло соперничать с работами величайших художников, скульпторов и поэтов всех времен.

Это было величайшее произведение искусства, которое он когда-либо видел.

Почти всю ночь Гаотона благоговейно изучал книгу. Это был плод лихорадочного, напряженного художественного вдохновения. Его творили по принуждению, но выпустили как до предела задержанный вздох. Грубый, но отточенный. Отчаянный, но выверенный.

Потрясающий, но невидимый.

Пусть таким и остается. Если узнают, что сделала Шай, императору конец. Пошатнутся основы империи. Ни одна живая душа не должна знать, что Ашраван решил наконец стать великим правителем из-за слов, вложенных в его душу богохульницей.

Когда забрезжил рассвет, Гаотона медленно, мучительно поднялся и подошел к камину, сжимая в руке книгу – непревзойденное произведение искусства.

И бросил ее в огонь.

Послесловие

На курсах по писательскому мастерству всегда твердили: «Пишите то, о чем знаете». Писатели часто слышат эту фразу, и она приводила меня в замешательство. Писать то, о чем знаю? Как мне это делать? Я пишу фэнтези. Откуда мне знать, каково это – применять магию? Если уж на то пошло, мне неоткуда знать, каково быть женщиной, но я хочу писать от лица разных персонажей.

Набравшись опыта, я начал понимать, что означает эта фраза. Хотя в жанре фэнтези мы пишем о вещах выдуманных, истории выходят лучше, когда основаны на нашем мире. Проще, когда магия соответствует научным принципам, когда мироустройство опирается на аналогии в нашем мире, когда персонажам свойственны человеческие эмоции и переживания.

Таким образом, для писателя умение наблюдать так же важно, как и воображение.

Я стараюсь вдохновляться новыми впечатлениями. В этом отношении мне повезло, у меня есть возможность много путешествовать. Приезжая в новую страну, я жду, что культура, люди и впечатления соединятся в историю.

Когда я был на Тайване, мне посчастливилось посетить Музей императорского дворца. Мой редактор Шерри Вонг и переводчик Люси Туан выступили в роли гидов. Невозможно постичь тысячелетнюю историю Китая за пару часов, но мы сделали все, что в наших силах. К счастью, я уже был немного знаком с историей и преданиями Азии. (Я два года прожил в Корее в качестве миссионера Церкви Иисуса Христа Святых последних дней, а потом изучал корейский в университете.)

В этой поездке родился замысел истории. Больше всего мне запомнились печати. На английском мы иногда используем слово «клеймо», но я всегда называл их по-корейски «тоджанг». На мандаринском наречии их называют «йинджиан». Подобные затейливо вырезанные каменные печати используются в качестве подписи во многих азиатских культурах.

В музее я заметил много знакомых красных печатей. Разумеется, некоторые принадлежали художникам, но были и другие. Одно из произведений каллиграфии покрывали оттиски. Люси и Шерри объяснили: древние китайские ученые и знать, если им понравилось произведение искусства, могли поставить на него и свою печать. Один император особенно любил так поступать и вырезал свою печать, а иногда и свои стихи на прекрасных скульптурах или нефрите многовековой давности.

Какой занятный образ мыслей. Представьте, что вы король, вам особенно приглянулся Давид Микеланджело, и вы вырезаете у него поперек груди свою подпись. По сути это то же самое.

Концепция настолько яркая, что я начал крутить в голове магию печатей. Духопечати, способные переписывать природу объекта. Мне не хотелось приближаться к духозаклятию из мира буресвета, поэтому посещение музея и история вдохновили меня на создание магии, которая позволяет переписывать прошлое объекта.

Из этого выросла вся история. Поскольку магическая система во многом согласуется с той, что я разрабатывал для Села – мира Элантриса, я поместил историю на Сел. (Также там было несколько культур, схожих с нашими азиатскими, поэтому все превосходно вписалось.)

Вы не можете всегда писать о том, что знаете, по крайней мере, в точности. Но вы можете писать о том, что видите.

Надежда Элантриса

Эта история разворачивается после событий романа «Элантрис» и содержит спойлеры.

– Милорд. – Эйш вплыл в комнату через окно. – Леди Сарин приносит извинения. Она немного опоздает к ужину.

– Немного? – насмешливо переспросил Раоден из-за стола. – Ужин должен был начаться час назад.

Эйш слегка замерцал.

– Прошу прощения, милорд, но… Она взяла с меня обещание передать вам послание, если вы будете недовольны. «Растолкуй ему, – сказала она, – что я беременна, и это из-за него, а значит, он обязан во всем мне потакать».

Раоден рассмеялся.

Эйш снова замерцал. Вид у него был самый что ни на есть смущенный, насколько это вообще возможно для обычного шара из света.

Вздохнув, Раоден сложил руки на столе. Стены его дворца в Элантрисе едва заметно сияли, так что не было нужды ни в факелах, ни в светильниках. Он всегда недоумевал, почему в Элантрисе так мало креплений для светильников. Однажды Галладон объяснил, что раньше использовались специальные плиты – нажмешь на такую, и она засияет, – однако оба позабыли, сколько света источали сами камни.

Он опустил взгляд на пустую тарелку.

«Когда-то нам приходилось изо всех сил бороться за каждую крошку, – подумалось ему. – Теперь же пищи столько, что можно целый час валять дурака перед тем, как поесть».

Да, теперь пищи было вдоволь. Да и сам он мог обращать мусор в отборное зерно. Больше никто в Арелоне не будет голодать. Подобные мысли возвращали Раодена в Новый Элантрис, к тем простым порядкам, что он там установил.

– Эйш, – позвал Раоден. Его посетила неожиданная мысль. – Давно хотел у тебя кое-что спросить.

– Конечно, ваше величество.

– Где ты был в последние часы перед возрождением Элантриса? Я не припомню, чтобы видел тебя большую часть ночи. По правде говоря, единственное, что я помню, – как ты явился доложить, что Сарин похитили и увезли в Теод.

– Все верно, ваше величество, – подтвердил Эйш.

– Так где же ты был?

– Это долгая история, ваше величество. – Сеон плавно опустился к стулу Раодена. – Все началось с того, что госпожа Сарин загодя послала меня в Новый Элантрис, чтобы предупредить Галладона и Карату о новой партии оружия. Это случилось прямо перед тем, как монахи атаковали Каи, и я отбыл в Новый Элантрис, совершенно не подозревая, что произойдет дальше…

* * *

Матисс заботилась о детях.

В этом заключались ее обязанности в Новом Элантрисе. У всех должна быть работа, так постановил Дух. Матисс не имела ничего против своей работы – откровенно говоря, та ей даже нравилась. Она занималась тем же самым задолго до появления Духа. С тех пор как Дэйш нашел ее и привел во дворец Караты, она присматривала за малышами. Распоряжения Духа лишь закрепили ее положение официально.

Да, ей нравились ее обязанности. Большую часть времени.

– Нам и правда пора в постель, Матисс? – спросил Теор, наградив ее своим самым наивным взглядом. – Можно нам не ложиться, хотя бы разок?

Матисс скрестила руки на груди и выгнула безволосую бровь.

– Вчера вы легли спать в это время, – ответила она. – И позавчера. И, если уж на то пошло, позапозавчера. Не пойму, с чего вы решили, что сегодня должно быть иначе.

– Что-то происходит, – поддержал друга Тиил, встав рядом. – Все взрослые рисуют эйоны.

Матисс бросила взгляд за окно. На ее попечении находилось с полсотни ребятишек. Они обитали в доме с огромными окнами, который окрестили Курятником, поскольку его стены были почти сплошь украшены замысловатой резьбой, изображающей птиц. Курятник располагался неподалеку от центра внутреннего города, рядом с жилищем Духа – часовней Корати, – где тот проводил большинство важных совещаний. Взрослые старались держать детей на виду.

К сожалению, это означало, что и взрослые находились на виду у детей. За окном искрились вспышки света от сотен пальцев, рисующих в воздухе эйоны. В такое позднее время детям давно пора спать, но сегодня уложить их в кровать было особенно трудно.

«Тиил прав, – подумала Матисс. – Что-то происходит».

Однако это вовсе не повод разрешать мальчишке не ложиться, ведь чем дольше он не уснет, тем дольше она не сможет выйти и выяснить, из-за чего весь сыр-бор.

– Ерунда, – отмахнулась Матисс, оглядев детей.

Некоторые уже начали укладываться в яркие разноцветные постели, но многие встрепенулись и наблюдали за тем, как она пытается угомонить двух возмутителей спокойствия.

– А по мне, на «ерунду» не похоже, – возразил Теор.

– Что ж, – вздохнула Матисс. – Они рисуют эйоны. Раз вам так неймется, наверное, можно сделать исключение и разрешить вам не ложиться… если, конечно, вы тоже хотите поупражняться. Думаю, мы успеем провести еще один урок.

Теор и Тиил побледнели. Рисованием эйонов занимались в школе – Дух заставил их снова посещать уроки. Матисс украдкой улыбнулась, когда оба мальчишки попятились.

– Ну что же вы, – подзадорила она. – Ну-ка марш за перьями и бумагой. Мы успеем нарисовать эйон Эйш раз сто, не меньше.

Мальчишки поняли намек и вернулись в постели. На другом конце комнаты еще несколько воспитателей прохаживались между кроватями и проверяли, спят ли дети. Матисс двинулась дальше.

– Матисс, – послышался чей-то голос. – Я не смогу заснуть.

Она повернулась к сидящей на постели девочке.

– Откуда тебе знать, Риика? – слабо улыбнулась Матисс. – Мы ведь только что тебя уложили, ты еще даже не пробовала.

– Я знаю, что не получится, – заупрямилась малышка. – Май всегда рассказывает мне сказку перед сном. Иначе мне не заснуть.

Матисс вздохнула. Обычно Риика спала плохо, особенно в те ночи, когда вспоминала про своего сеона. После того как девочку забрал шаод, сеон, конечно, потерял разум.

– Ложись, милая, – ласково проговорила Матисс. – Посмотрим, придет ли к тебе сон.

– Не придет, – ответила Риика, но все же легла.

Матисс обошла свою часть комнаты и остановилась у двери. Оглядела укрытые одеялами холмики – многие все еще ворочались – и поняла, что беспокойство детей передалось и ей. Этой ночью что-то было не так. Лорд Дух исчез, и хоть Галладон убеждал их, что волноваться не о чем, Матисс видела в этом дурное предзнаменование.

– Что они там делают? – тихонько прошептал Идотрис из-за спины.

Матисс выглянула наружу. Множество взрослых окружили Галладона и рисовали в ночи эйоны.

– Эйоны не работают, – напомнил Идотрис.

Подросток был старше Матисс самое большее на пару лет, но в Элантрисе, где кожа у всех покрыта серыми пятнами, а волосы редкие или вовсе выпали, подобные вещи мало что значили. Из-за шаода трудно определить возраст.

– Это не повод не упражняться с ними, – отозвалась Матисс. – В них сила. Видно же.

За эйонами и правда скрывалась сила. Матисс всегда ощущала, как та неистовствует за выведенными в воздухе росчерками света.

– Что толку, – фыркнул Идотрис, сложив руки на груди.

Матисс улыбнулась. Непонятно, всегда ли он был таким ворчуном или просто был таким во время работы в Курятнике. Похоже, Идотрису не слишком понравилось, когда ему как подростку не разрешили присоединиться к солдатам Дэйша и вместо этого направили заботиться о детях.

– Оставайся здесь, – велела она и направилась к открытой площадке, на которой собрались взрослые.

Что-то пробурчав в своей обычной манере, Идотрис уселся на пороге, чтобы никто из детей уж точно не выскользнул из спальни, и кивнул другим подросткам, закончившим обход.

Матисс шагала по широким улицам Нового Элантриса. Ночь выдалась морозной, но холод ее не донимал. В том, что ты элантриец, были свои преимущества.

Судя по всему, ее точку зрения разделяли немногие. Что бы ни говорил лорд Дух, остальные не видели «преимуществ» в том, чтобы быть элантрийцами. Однако для Матисс его слова имели смысл, хотя, возможно, сыграли роль ее жизненные обстоятельства. За стенами Элантриса она была попрошайкой. Всю жизнь на нее не обращали внимания и заставляли чувствовать себя бесполезной. Зато внутри города в ней нуждались. Она кое-что значила. На нее равнялись дети, и не приходилось задумываться о том, как выклянчить или украсть еды.

Да, дела шли неважно, пока Дэйш не наткнулся на нее в том грязном переулке. И от ран никуда не деться. Вскоре после изгнания в Элантрис Матисс поранила щеку. Порез по-прежнему болел так же сильно, как и в тот момент, когда она его получила. И все же это ничтожная плата. Во дворце Караты Матисс впервые ощутила себя полезной. Это чувство принадлежности только укрепилось, когда она вместе с остальными из группы Караты перебралась в Новый Элантрис.

И конечно, когда ее выдворили в Элантрис, она приобрела кое-что еще – отца.

Дэйш обернулся и, увидев, как она приближается, улыбнулся в свете фонаря. Разумеется, он не ее настоящий отец. Она осталась сиротой еще до того, как ее забрал шаод. Как и Карата, Дэйш стал родителем для всех детей, которых они нашли и привели во дворец.

И все же к Матисс Дэйш относился по-особенному. Суровый воин чаще улыбался, когда она крутилась поблизости, и именно к ней обращался, когда требовалось сделать что-то важное. Однажды она просто начала звать его отцом. Он не возражал.

Она присоединилась к нему на краю площадки, и он положил ладонь ей на плечо. Перед ними около сотни людей почти синхронно двигали руками. Их пальцы оставляли в воздухе светящиеся линии – когда-то этот свет вызывал к жизни магию Эйон-Дор. Перед толпой стоял Галладон и выкрикивал указания с протяжным дюладельским акцентом.

– Не думал, что доживу до дня, когда этот дьюл будет учить людей эйонам, – тихо произнес Дэйш. Другая его ладонь покоилась на эфесе меча.

«Ему тоже не по себе», – подумала Матисс и подняла взгляд.

– Будь любезнее, отец. Галладон – хороший человек.

– Может, человек он хороший, но не ученый, – отозвался Дэйш. – Исковерканных линий у него больше, чем правильных.

Матисс решила не указывать Дэйшу на то, что тот и сам вовсе не блистал, когда дело доходило до рисования эйонов. Она оглядела его и отметила неодобрительно сжатые губы.

– Ты злишься, потому что Дух до сих пор не вернулся.

Дэйш кивнул.

– Ему следует быть здесь, со своими людьми, а не гоняться за той женщиной.

– Может, снаружи ему нужно выяснить что-то важное, – тихо проговорила Матисс. – Про другие страны и армии.

– То, что происходит снаружи, нас не касается, – отрезал Дэйш.

Иногда он бывал очень упрямым.

Собственно, большую часть времени.

– Итак, – говорил Галладон перед толпой, – это эйон Даа – эйон силы. Коло? Теперь поупражняемся добавлять линию Разлома, но не к эйону Даа. Мы же не хотим, чтобы на наших прекрасных тротуарах появились дыры? Вместо него мы воспользуемся эйоном Рао – от него большого вреда, скорее всего, не будет.

Матисс нахмурилась.

– О чем это он, отец?

Дэйш пожал плечами.

– Кажется, Дух по какой-то причине верит, что эйоны могут снова заработать. Мы все время рисовали их неправильно или что-то вроде того. Хотя я не понимаю, как ученые, которые их создали, умудрились прозевать целую линию для каждого эйона.

Матисс сильно сомневалась, что ученые вообще «создали» эйоны. Чувствовалось в них что-то такое… первобытное. Они были частью природы, и называть их «созданными» – все равно что признавать рукотворным ветер.

Так или иначе, она промолчала. Дэйш был добрым и решительным человеком, но не слишком способным к наукам. Матисс не имела ничего против. В конце концов, именно меч Дэйша помог спасти Новый Элантрис от разрушения, когда напали дикари. Во всем Новом Элантрисе не найдется лучшего воина, чем ее отец.

Однако она с любопытством наблюдала за тем, как Галладон рассказывает о новой линии. Необычная линия рисовалась поперек нижней части эйона.

«И… это заставит эйоны работать?» – подумала она. Казалось бы, какое простое решение. Неужели получится?

Позади кто-то откашлялся, и они обернулись. Дэйш едва не выхватил из ножен меч.

В воздухе парил сеон. Не из тех безумных, что бесцельно летали по Элантрису, а здравомыслящий, ярко светящийся.

– Эйш! – радостно воскликнула Матисс.

– Леди Матисс, – отозвался Эйш, слегка покачиваясь в воздухе.

– Никакая я не леди! – не согласилась она. – И ты это знаешь.

– Мне всегда казалось, что этот титул вам подходит, леди Матисс, – пояснил сеон и поприветствовал Дэйша: – Лорд Дэйш. Леди Карата поблизости?

– Она в библиотеке. – Дэйш убрал ладонь с меча.

«В библиотеке? – подумала Матисс. – Какой библиотеке?»

– Вот как, – произнес Эйш своим низким голосом. – Тогда могу я передать послание вам, поскольку лорд Галладон, по-видимому, занят?

– Как тебе угодно, – ответил Дэйш.

– Прибывает новая партия груза, милорд. Леди Сарин пожелала, чтобы вас известили об этом как можно скорее, так как груз… очень важен.

– Продукты? – спросила Матисс.

– Нет, миледи, – ответил Эйш. – Оружие.

Дэйш оживился.

– Правда?

– Да, лорд Дэйш, – подтвердил сеон.

– Зачем ей посылать оружие? – нахмурилась Матисс.

– Моя госпожа обеспокоена, – тихо пояснил Эйш. – Похоже, за стенами города нарастает напряжение. Она сказала, что… в общем, она хочет, чтобы в Новом Элантрисе были готовы, на всякий случай.

– Я сейчас же соберу людей и пойду за оружием, – решил Дэйш.

Эйш покачнулся, дав понять, что одобряет идею. Когда отец отошел, Матисс оглядела сеона, и ей в голову пришла мысль. Что, если…

– Эйш, можно украсть тебя на минутку? – спросила она.

– Конечно, леди Матисс. Что вам нужно?

– Да ничего особенного. Но вдруг это поможет…

* * *

Эйш закончил сказку, и Матисс улыбнулась, посмотрев на заснувшую Риику. Впервые за многие недели малышка выглядела умиротворенной.

Появление Эйша в Курятнике сперва переполошило не успевших заснуть детишек, но как только он заговорил, Матисс поняла, что интуиция ее не подвела. Низкий, звучный голос сеона заставил детей притихнуть. Его ритмичная речь чудесно успокаивала. Сказка Эйша убаюкала не только Риику, но и остальных.

Размяв ноги, Матисс встала и кивнула на дверь. Эйш полетел следом. Угрюмый Идотрис все так же сидел на пороге и бросал камешки в слизняка, неведомым образом пробравшегося в Новый Элантрис.

– Прости, что отняла у тебя столько времени, Эйш, – тихо сказала Матисс, когда они отошли достаточно далеко, чтобы не разбудить детей.

– Чепуха, леди Матисс. Думаю, леди Сарин способна недолго обойтись и без меня. К тому же, приятно снова рассказывать сказки. Прошло столько времени с тех пор, как моя госпожа была ребенком.

– Тебя передали леди Сарин, когда она была совсем маленькой? – полюбопытствовала Матисс.

– В день, когда она родилась, – ответил Эйш.

Матисс мечтательно улыбнулась.

– Мне кажется, однажды вы встретите своего собственного сеона, леди Матисс.

Матисс вскинула голову:

– Почему ты так решил?

– Видите ли, когда-то почти у всех жителей Элантриса были сеоны. Мне начинает казаться, что лорду Духу удастся возродить этот город – он же возродил Эйон-Дор. Если у него получится, мы найдем вам сеон. Возможно, его будут звать Ати. Ведь это ваш эйон?

– Да, – ответила Матисс. – Он означает «надежда».

– На мой взгляд, он вам подходит, – заметил Эйш. – Что ж, если здесь я больше не нужен, мне, наверное, стоит…

– Матисс! – послышалось вдруг.

Вздрогнув, Матисс бросила взгляд на Курятник, полный спящих жильцов. В соседнем переулке дрожал луч света – оттуда и донесся крик.

– Матисс! – снова позвал настойчивый голос.