Текст книги "Светская львица за одну ночь"
Автор книги: Брайди Кларк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)
– Думаете, я пригласил бы вас на каток, если бы не умел кататься? Я играл в школьной хоккейной команде, – сказал Паркер, поддерживая ее под руку. Они плавно обогнули угол и даже не столкнулись с восьмилетним пижоном, который чуть не подрезал их. – Хоть это и было тридцать лет назад.
Когда он засмеялся, от уголков глаз побежали лучики морщин. Если бы Фернанда увидела такое на своем лице, она бы ужаснулась, но морщинки Паркера ей почему-то показались ужасно милыми.
– В последний раз я каталась на коньках, когда мне было пять лет, – она неожиданно ударилась в воспоминания. – За нашим старым домом в Бедфорде был пруд, и папа как-то раз позволил нам с Максом покататься в воскресенье, когда мама куда-то ушла. Я была в восторге, никак не хотела уходить. Ноги ужасно замерзли, так что папа отнес меня домой на руках.
– У вас был собственный каток?
– Быть-то был, да только нам от него не было никакой радости. Мама нас слишком уж опекала.
– Я ее понимаю, – Паркер слегка сжал ее руку перед очередным поворотом. – Зато теперь вы можете наверстать упущенное. Катайтесь сколько душе угодно!
Паркер отпустил руку Фернанды и стал описывать вокруг нее круг.
Но тут ее снова подсек нахальный восьмилетний чертенок, и она опять отчаянно забарахталась, стараясь не упасть. “Ай!” – закричала она. Паркер вновь подхватил ее под руку.
Фернанда уже давно относилась к свиданиям как к работе: наверное, с таким же чувством актриса идет на прослушивание. Но на этот раз с Паркером она ничего подобного не ощущала.
– С кем сегодня ужинаете? – спросил он, скользя рядом с ней.
– С мамой… – любому другому она придумала бы что-то более романтическое, но с Паркером ей не хотелось притворяться, – но я могла бы передоговориться на другой вечер.
– А может быть, мы поужинаем втроем?
Фернанде захотелось ущипнуть себя.
– Правда? Я думаю, она с удовольствием.
– Отлично, – Паркер потер руки с нескрываемым воодушевлением. – Не поехать ли нам ко мне? Я неплохо готовлю.
– Вы еще и готовите?
Он улыбнулся.
– Я после университета целый год учился в Кулинарной академии “Кордон Блё”, только потом сирены мира финансов соблазнили меня своими сладкими голосами.
Она остановилась.
– Стоп, Паркер, карты на стол.
– Вы о чем?
– Таких безупречных мужчин не бывает. За всем этим кроется какой-то подвох. Вы ходите на концерты этой нимфетки Ханны Монтаны? Храните срезанные ногти?
– Подвох? – Паркер в задумчивости потер подбородок. – Да нет, вроде бы. Хотя, конечно, есть мистер Пусик…
Только этого не хватало!
– Звучит пугающе, но на самом деле ничего страшного. Это хорек.
Ничего страшного?! Да это просто гадость! Фернанда не любила зверей. Вот когда их превратили в нежнейший мех и сшили из меха манто, это уже другой разговор. Даже к собственным таксам, Джорджу и Барбаре, она была почти равнодушна.
– Мистер Пусик изначально принадлежал моей бывшей супруге – это ей он обязан своим кошмарным именем, но она оставила его мне, вот я и взял его под опеку. Очень славный и умный зверек, надо только с ним подружиться.
Фернанда вежливо кивнула, но мысленно отправила приблудного пасынка в школу-интернат. Она не допустит, чтобы какой-то паршивый грызун помешал ее счастью. Паркер был именно тот, кого она искала. Она представляла себе их будущую совместную жизнь: двое прелестных детей, просторная квартира на Парк-авеню, загородный дом в Хоуб-Саунде, ей больше не придется жить вместе с матерью. Она бросит работу и полностью сосредоточится на усовершенствовании собственной фигуры, убранстве интерьеров и устройстве детей в престижные школы. Она блаженно размечталась и не заметила, как носок конька попал в глубокую выбоину, качнулась назад и стала падать, но льда коснуться не успела, руки Паркера подхватили ее. Со стороны можно было подумать, что Фернанда Фейрчайлд упала в обморок.
Элоиза понятия не имела, как ей вести себя с симпатичной молодой женщиной, которая сидела рядом с ней на заднем сиденье “мерседеса”. Трип чуть не с ножом к горлу навязал ей Люси Эллис – дескать, займитесь собой, женщины это так любят, – и вот теперь Рауль вез их в благоухающий розовым маслом спа-салон на Пятой авеню. Понимания Элоиза не ждала, и в любом случае она предпочла бы провести пятницу иначе.
– Вы, наверное, думаете про меня: “Что за странная особа”, – сказала Люси, прервав молчание. Она теребила рукав своего палевого кашемирового свитера, разглаживала на коленях темно-серые брюки. Казалось, она чувствует себя неловко и скованно в своей одежде, точно маленькая девочка в накрахмаленном рождественском платье.
– Что? Ну конечно нет. Вы… вы очень славная девушка.
Элоиза смотрела в окно на магазин “Бергдорф Гудман”, не зная, что еще сказать. Разве может не насторожить девушка, которая согласилась стать объектом фантастического социального эксперимента Уайета? Как не отнестись к ней свысока, если ее убогое честолюбие не простирается дальше желания стать светской львицей? Конечно, разработка модных тенденций не совсем то, что “Врачи без границ”, но все равно Элоиза гордилась своей независимостью.
– Я хочу еще раз поблагодарить вас за то, что вы позволили мне жить у вас в квартире, – сказала Люси, когда они попрощались с Раулем и направились к золоченым дверям салона. – Мне так неловко, я выжила вас из вашего собственного…
– Ерунда, нам с Трипом давно пора съехаться. Все замечательно.
Она улыбнулась, скрывая досаду – до чего же Люси не уверена в себе. Конечно, Элоиза далеко не в восторге от того, что в ее гостевой спальне поселилась какая-то незнакомая ей особа, да еще купается в ее сделанной под старину, на львиных лапах ванне. Однако благодаря Люси они с Трипом наконец-то стали жить вместе, поэтому Элоиза не жаловалась. Да и вообще Люси у нее всего на три месяца. После чего, как объяснил ей Трип, она будет снова выпущена на волю – а Элоиза тогда, возможно, продаст свою квартиру.
– Все равно, большое спасибо, – Люси, вероятно, почувствовала, что дальше эту тему развивать не стоит. – Уайет сказал мне, что вы стилист.
Элоиза кивнула.
– Да, занимаюсь этим с тех пор, как окончила университет. Все время в разъездах, устаю, но я очень люблю свою профессию.
Они подошли к сурового вида девушке за стойкой регистрации.
– Думаю, мы записаны на фамилию “Питерс”. Маски для лица и массаж.
– Уайет вам говорил, что я хочу стать модельером? – спросила Люси, следуя за девушкой в шикарную раздевалку, где на двух соседних кабинках значились их имена.
У Элоизы взлетели брови – не удержалась. Чего она не переносила, так это бездарных светских львиц, а уж если эта дура еще думает, что, стоит ей только пожелать, и она тут же станет второй Дианой фон Фюрстенберг, от такой надо бежать на край света. Они не понимают, что здесь нужны талант, фантазия и тяжкий, упорный труд.
– Поздравляю, – сказала она с притворным энтузиазмом, надеясь, что Люси не попросит ее поделиться своими связями. Только этого ей не хватало.
– Не знаю, что у меня получится, но это моя заветная мечта. Я с детства шью, чуть ли не с пеленок, и у меня целая коллекция моих собственных эскизов – роскошные вечерние платья, какие я никогда не могла себе позволить. Знаю, я самая обыкновенная девушка из Миннесоты и мои шансы преуспеть близки к нулю, но я просто не могу отказаться от своей мечты.
Элоиза накинула белый махровый халат. Она решила поговорить с Люси откровенно.
– И вы считаете, что Уайет – ваш счастливый билет? Чтобы заявить о себе в мире моды одного только социального статуса недостаточно.
Люси вспыхнула, но тут же горячо закивала головой.
– Знаю, знаю. Только сама я, когда работала у Нолы Синклер, выше швеи в пошивочном цехе не поднялась.
– Вы работали у Нолы?
Люси заколебалась.
– Да, в общем-то… вы случайно не помните, как месяц назад официантка провалилась под подиум?
– Разве такое забудешь!
– Это была… в общем… – и Люси показала пальцем на себя.
Элоиза сразу же почувствовала симпатию к девушке.
– Это были вы? Бедняжка! Я так расстроилась, когда это произошло… видно же было, что вы сильно ушиблись. И я уверена, что Нола вас по головке не погладила…
– Она меня выгнала. Мне и до того жилось несладко, а тут и вовсе тупик. Ну, я и начала подумывать о предложении Уайета сделать из меня светскую даму. Когда эксперимент закончится, я надеюсь, мне удастся устроиться к кому-нибудь из восходящих светил моды, ну например к Такуну или Изабель Толедо, где я смогу пройти хорошую школу. Понимаете, такую работу легче получить, когда у тебя есть связи. А уже потом, когда-нибудь, я хотела бы сама стать художником-модельером.
Элоиза вынуждена была признать, что во всем этом есть смысл.
– Чтобы стать художником-модельером, нужно хорошо знать свое дело. Нужны талант, фантазия, труд.
– Знаю, – сказала Люси. – Даже страшно становится, но мне так этого хочется.
Девушек провели в салон косметологов, где воздух благоухал эвкалиптом, а по стене из камней струилась вода. Элоиза почувствовала, что Люси ей нравится, она даже не ожидала такого. Они уселись в махровые шезлонги.
– Предлагаю игру. Хотите угадывать, кому из королей моды принадлежит то или иное крылатое выражение? Например: “Я всегда ношу свитера задом наперед. Так смотрится более эффектно”.
– Диана Бриланд. Дальше!
Элоиза кивнула.
– “У женщины, которая не пользуется духами, нет будущего”.
– Коко Шанель.
– “В тяжелые времена мода всегда возмутительна”.
Люси на миг растерялась.
– А вот здесь мне нужна подсказка.
– Итальянка, связана с Дали, мать Маризы Беренсон…
– Ах да, конечно, Эльза Скьяпарелли. Я знала, только…
– Кого считают создателем мини-юбки?
– М-м-м, Мэри Куант? Во всяком случае, благодаря ей это дитя лондонских улиц завоевало весь мир.
Элоиза была удовлетворена.
– А какое направление выбрали вы? То есть как модельер?
Люси вздохнула. В это время косметолог покрывала ее лицо густым слоем крема.
– Знаете, я еще не определилась. Мне постоянно хочется чего-то нового. Сегодня я пытаюсь работать в стиле “Эрве Леже” и одеваюсь в обтягивающие платья, а завтра – возвращаюсь к вариациям винтажной классики “Шанель”. И совершенно не представляю, что будет послезавтра.
“Первая ошибка, – подумала Элоиза, – и самая серьезная, если хорошенько подумать”. Ни один из успешных модельеров, насколько ей было известно, не метался между стилями. Конечно, порой что-то менялось, но главное всегда оставалось неизменным. Нет, Люси Эллис, это не годится. Надо вам это понять, иначе ничего не получится. Но вслух этого Элоиза не произнесла. Она ведь только что познакомилась с девушкой и без того была с ней достаточно откровенна.
– Он и у Таунсендов не был? – спросила Корнелия, резко повернув руль серебряного “ягуара”, иначе сбила бы женщину, переходившую Уорт-авеню с ребенком в прогулочной коляске. Она прижала телефон к плечу и громко засигналила.
– Ни слуху ни духу, – сообщила Фернанда. – Уже две недели, как его никто не видел. И это очень, очень странно. Его мать в самом деле сказала, что он в Нью-Йорке? Ты уверена?
– Совершенно. Она чуть не рыдала, что он в Рождество бросил ее одну. И кто бы стал его за это винить, очень ему интересно с этой старой каргой.
Фернанда заговорила тише. В аукционном доме “Кристи” она делила кабинет еще с двумя ассистентками, громко разговаривать не могла, и это раздражало Корнелию.
– Но Чаннинг говорила мне – ее прислуга дружит с одним помощником официанта из ресторана “Сэнт Эмброз”, – так вот, он доставляет уйму всякой еды в квартиру Уайета. Видно, он прочно засел там с Трипом.
– Вдвоем? И больше никого? – спросила Корнелия, собравшись с силами, чтобы услышать имя женщины, занявшей (конечно, всего лишь временно) ее место. Не так уж это ее интересует, но хочется знать все факты.
– Говорят, вдвоем. Не понимаю, как Элоиза все это терпит. Мало того, что Трип отказывается…
– Бедняжка, – сказала Корнелия, хотя ничуть ей не сочувствовала. Элоиза и Фернанда под стать друг дружке – размазни и тряпки: идут на поводу у мужчин, а когда мужчины перестают с ними считаться, льют слезы. Корнелия резко завернула за угол, подъехала к дому Рокменов и поставила машину. А вот она не такая, она не будет сидеть сложа руки.
– По крайней мере они с Трипом все-таки съехались, – сказала Фернанда. – Она сейчас все время у него – наконец-то перевезла к нему весь свой зимний гардероб.
– Послушай, детка, мне надо бежать. Я уже запарковалась…
– Подожди! – в отчаянии взмолилась Фернанда. – Мне до смерти хочется поделиться с тобой чем-то очень приятным. Ты помнишь Паркера?
– Ну конечно, я помню Паркера, – Корнелия закатила глаза, захлопнула дверцу и пошла к дому. Фернанда обхаживает этого типа чуть ли не полгода. – Скоро стукнет пятьдесят, бог нос семерым нес, да одному достался, разведен. И что?
– Вообще-то ему сорок пять, – поправила Фернанда. В ее голосе явственно слышалась гордость. – Мы сегодня с ним обедаем. Мы уже пятый раз встречаемся! Пятое свидание! Вчера он приглашал меня в оперу и…
– В оперу?! Да он из каменного века!
– Ничего подобного, было потрясающе. Слушали “Кандида”. Сидели на самых лучших местах…
– Хорька своего он тоже в оперу водил? – Корнелия зашлась смехом. – Тамсин мне о нем рассказывала. Прости, но я не представляю, как можно держать дома такую гадость.
– Как ты можешь так говорить, ты же не…
– Хорек сидел под его креслом? В клетке?
– Корнелия, ну пожалуйста. Он очень милый человек. Приготовил ужин для нас с мамой, кто еще на такое способен? Мама от него в восторге, естественно. Знаю, пока еще рано говорить, но все вроде бы должно получиться.
– Потрясающе. Нет, серьезно, это потрясающе. Ты полна эмоций, и это самое главное, – Корнелия отвела телефон от губ. – Привет, Пабло! Я сейчас приду… Ферн, прости, это мой новый инструктор по пилатесу. Он меня ждет…
– Ну иди, иди! Мне просто хотелось поделиться. Увидимся в воскресенье. Я позвоню, когда мы с мамой прилетим.
Но Корнелия уже отключилась. Она вошла в родительский дом, и в остуженном кондиционерами помещении руки ее сразу же покрылись гусиной кожей. Она схватила свою почту, которая была сложена на подносе чистого серебра, сбросила босоножки и направилась в кабинет.
Вынула из стопки присланных изданий последний номер “Таунхауса” и с разочарованием увидела, что ее лицо больше не украшает обложку. Героем обложки на нынешней неделе был Тео Голт, он полуприсел на край своего рабочего стола “Дордони”, а сверху было написано “Голт гуляет по Готему”. Над столом висела фотография в рамке, на ней Корнелия увидела Тео, к которому с одной стороны прильнул Джей-Зи, а с другой – Бейонсе. Надо будет позвонить ему, поздравить. И, конечно, заодно напомнить, что следующей яркой звездой, которая взойдет на музыкальном небосклоне, будет она.
Кинувшись в кресло, она стала жадно листать глянцевые страницы. Вот она на концерте в филармонии в этом безумно сексуальном платье “Дерек Лам”, которое так изумительно подчеркивает восхитительное сочетание узких рук и пышного бюста. А вот она рядом с Уайетом на презентации “Таунхауса”, он высокий темноволосый красавец – идеальный кавалер для нее, миниатюрной красавицы-блондинки. На лице у него, правда, кислое выражение, и в камеру он не смотрит, однако его рука обнимает ее за плечи. Рассматривая эту фотографию, она стала успокаиваться. Снимок напомнил ей, что всем, кто читает этот журнал – а читает его весь окружающий мир, – ее жизнь представляется недосягаемо прекрасной и безоблачно счастливой.
И она преисполнилась еще большей решимости вернуть Уайета. А Фернанда пусть развлекается со своим дряхлым разведенным уродом, ей, Корнелии, наплевать. Уж ей-то не грозит одиночество.
Глава 14
Доротея Хейз имеет честь
пригласить вас к себе на ужин
в среду, 13 января
Парк-авеню, 800, Пентхаус А.
Коктейли начнут подавать в 19 часов.
Дотти Хейз – в пурпурном платье, в ушах бриллианты размером с виноградину – наслаждалась тишиной и покоем за коктейлем из водки и лаймового сока в ожидании гостей, которые начнут съезжаться через час, как вдруг хлопнула входная дверь и в дом ворвался ее сын.
– Мама! Ма-а-а-ма-а-а!
Она съежилась, но на зов не отозвалась. Он что, надеется, что она будет орать ему в ответ, как будто они дети, играющие в бассейне в “Марко Поло”? Дотти зажмурилась и для успокоения отпила глоток своего напитка.
– По-моему, сэр, она в библиотеке, – призналась Уайету Грасиэла.
– Вот ты где! – вбегая, воскликнул он.
Тишина и покой мгновенно разбились вдребезги.
– В этом доме всегда было слишком много комнат.
Его лицо раскраснелось от холодного ветра, и Дотти, как всегда, изумилась – до чего же он похож на ее покойного мужа. Та же густая шапка темных волос на голове, тот же высокий рост, атлетическое сложение, тот же живой взгляд серо-голубых глаз. Но на этих внешних чертах сходство заканчивается. Как ни любила Дотти своего сына, она не лгала Корнелии, говоря, что ее бесконечно огорчают недостатки Уайета. Ее сын уже много лет как плывет по воле волн, разменивает незаурядный талант в погоне за удовольствиями, без конца меняет женщин. Она не могла думать об этом без мучительной боли и поэтому заставляла себя не думать. Она вынуждена была признать, что ее сын, ее умный, красивый, столь щедро одаренный единственный сын – в сущности пустоцвет. Может быть, она оказалась плохой матерью. Как бы там ни было, сейчас уже ничего не исправить. Ему скоро стукнет сорок, и он слишком закоснел в своих привычках.
– Нашел-таки меня, – вздохнула Дотти. – Ты сегодня рано. Виски?
– Да, чуть позже. Я хочу с тобой поговорить.
– Очень рада, – сказала Дотти. – Кто бы мог подумать – после того как ты не приехал на Рождество.
Она очень расстроилась, что он не прилетел к ней во Флориду, хоть и предлагала прислать за ним частный самолет. Уайет был единственный, кто остался у нее из родных, не считая сестры Лидии, унылой особы с длинным острым носом, которая посвятила свою жизнь разведению английских спрингер-спаниелей и никогда никуда не ездила.
– Хорошо, что ты пришел. Может быть, я сумею убедить тебя вести себя нынче вечером прилично. Не хочу никаких конфузов.
– С чего ты взяла, что я устрою конфуз?
– Потому что знаю тебя уже тридцать семь лет. Ты ведешь себя чудовищно, и сам это отлично знаешь, а такое поведение бросает тень на женщину, которая тебя воспитала.
– Ну нет, нельзя винить во всем одну только Маргарет.
Дотти подняла глаза к небу.
Он сел на кушетку и положил ноги в ботинках ручной работы “Джон Лобб” на кофейный столик.
– У меня новость. Грандиозная новость. Издательство Гарвардского университета хочет опубликовать мою первую книгу. Альфред Киплинг будет сам ее редактировать. Я только что подписал договор.
Дотти ахнула.
– Уайет, дорогой, да это просто замечательно!
Неужели это правда? Дотти надеялась, что на этот раз все серьезно, что Уайет нашел в себе достаточно воли. Ради такого можно простить отсутствие на рождественском ужине.
– А о чем ты будешь писать, расскажи.
– Я ставлю антропологический эксперимент, его цель – изучить роль воспитания и природных факторов в формировании социального статуса. Я прослеживаю рождение новой американской альфа-особи. Это занимает все мои мысли. Если эксперимент удастся, книга произведет эффект взорвавшейся бомбы.
– Ты опять изучаешь шимпанзе? Обезьян?
– Нет, людей. Ты ведь знаешь, меня давно волнует вопрос, насколько сильно наше поведение похоже на поведение наших ближайших родственников-приматов. Словом, ты через несколько минут ее увидишь, – сказал Уайет. – Она придет с Трипом и Элоизой.
– Она?! – интерес Дотти сменился тревогой. – Она придет ко мне на ужин? Нужно сейчас же сказать Грасиэле.
– Я ей скажу. Думаю, Люси тебе понравится. Она не из тех, кто родился с серебряной ложкой во рту, но быстро осваивает науку, какой серебряной вилкой что надо есть – и в прямом, и в переносном смысле. У нее есть… она девушка целеустремленная.
“Целеустремленная девушка” в устах ее сына означало, что ужин Дотти может быть самым непредсказуемым образом испорчен.
– Как это на тебя похоже, Уайет. Скажи мне по крайней мере, что она выросла не среди волков.
– Нет-нет, ее вырастила мать-одиночка, простая женщина, в Миннесоте. Пожалуйста, не волнуйся. Я уже почти месяц дрессирую девушку, и она делает успехи. Но с уверенностью судить о том, насколько хорошо она освоилась с новой ролью, можно будет лишь после того, как она начнет вращаться в обществе.
Дотти почувствовала, что у нее приближается приступ головной боли.
– Я совершенно не понимаю, что ты такое говоришь, но поверь, ты выбрал самое неудачное время. Социальный эксперимент в моем доме, за ужином – у меня просто нет слов! Во-первых, куда я ее посажу?
– Рядом со мной, – предложил Уайет. – Я смогу за ней приглядывать. Не позволю ей пить из чаши для ополаскивания пальцев и облизывать тарелку.
Дотти быстро перетасовала в уме сидящих за столом гостей. Ее редкий талант их рассаживать граничил с гениальностью.
– Ладно, так и сделаем. А как ее зовут? – спросила она.
– Люси Эллис. Ничего страшного не случится, обещаю. Я научил ее вести себя в обществе…
– Как человек, совершенно не умеющий вести себя в обществе, может научить кого-то хорошим манерам? Не ты ли недавно сказал моей приятельнице Миллисент, что она похожа на ее любимого французского мопса?
Уайет рассмеялся.
– Признаю, я не был образцом любезности, но наблюдения дают основание утверждать, что после долгого совместного проживания хозяева и их домашние любимцы…
В дверях появилась служанка в синем форменном платье.
– Миссис Хейз, гости пришли.
– Спасибо, Грасиэла. Попросите, пожалуйста, Пэм написать гостевую карточку для Люси Эллис. Она будет сидеть справа от Уайета. А Мими Резерфорд-Шоу между Банкрофтом Стивенсом и Роджером Розенталем. Слава богу, у нас за столом оказался свободный кавалер.
Уайет поднялся вслед за матерью.
– Люси пока о книге ничего не знает. И очень важно, чтобы никто не узнал, кто она такая на самом деле. От этого зависит моя карьера.
– Конечно, я никому не расскажу о твоем странном эксперименте. Бедная девушка. Считаешь, меня надо просить, чтобы я не ставила свою гостью в неловкое положение?
– Я очень благодарен тебе за поддержку, мама.
– Почему ты решил, мой дорогой, что я тебя поддерживаю? – Дотти тяжело вздохнула. Она никогда не могла сказать сыну “нет”, и это многое объясняло.
– Марта, приветствую! – Уайет окунулся в витающее вокруг унылой вдовы облако духов “Амариж” и поцеловал ее в щеку. При виде его на лице Марты Фейрчайлд отразилось удивление – он редко появлялся на приемах, которые устраивала его мать, – но оно тут же сменилось привычным выражением кислого безразличия. За спиной стояли ее дети, Макс и Фернанда, которые произвели на Уайета впечатление скорее подростков-переростков, а не взрослых людей. Макс являл собой идеальное доказательство в подтверждение теории, что голубокровный инбридинг в течение многих поколений лишает эту самую голубую кровь кислорода. А вид темноволосой, с бегающим взглядом Фернанды мгновенно заставил Уайета насторожиться. Фернанда, он знал, находится в рабском подчинении у Корнелии, богатой, дерзкой, гламурной красавицы, а Фернанда обо всем этом только мечтает. Надо ему вести себя очень осмотрительно, ведь она опишет Корнелии прием в мельчайших подробностях, включая новость – рядом с Уайетом сидела высокая, яркая, никому не известная девушка. Уайет не хотел, чтобы после сегодняшнего приема о Люси заговорили. Пусть лучше ее дебют пройдет тихо – так новая яхта сначала проходит испытания в гавани и только потом выходит в открытое море.
– Значит, ты вернулся из… я забыла, где ты был на этот раз? – спросила Фернанда.
– Я был здесь.
Он знал, что она старается как можно больше выведать, и потому был лаконичен.
– Тебя очень не хватало на благотворительном балу Красного Креста. В этом году это было что-то грандиозное.
– Не сомневаюсь, – сказал Уайет. Он посмотрел поверх костлявого плеча Фернанды – не появились ли Трип с Элоизой и Люси. Теперь, когда гостиную матери заполнил цвет высшего общества, Уайет не мог не ощущать легкого волнения по поводу своей протеже – удержится она на поверхности в этих коварных водах или утонет? Она по-прежнему способна выкинуть что угодно.
Большая часть нью-йоркского общества разъехалась на каникулы, и он рискнул несколько раз вывести ее в ресторан, где они ужинали никем не замеченные. Три дня назад они были с Трипом и Элоизой в “Амаранте”. Уайет внимательно изучал сидящую напротив него за столиком утонченную, очаровательную молодую женщину, которая свободно поддерживала разговор о выставке рисунков Рембрандта в Метрополитен-музее, где они побывали днем. Ежедневная многочасовая ходьба с томом “Светского календаря” на голове избавила Люси от тяжелой, неуклюжей походки, теперь она двигалась легко, словно и не стеснялась своего высокого роста, и не скрючивалась, как горбунья, когда разговаривала с Трипом, который едва доставал ей до подбородка. Суровые нескончаемые уроки фонетики очистили ее речь от мусора междометий и отучили от “аканья”, которое заставило Уайета поклясться, что ноги его не будет в миннесотской тундре.
Занимаясь спортом дважды в день, она очень быстро похудела, и выяснилось, что у нее крепкое, но женственное тело. Ей никогда не стать хрупкой ланью, но она стройна, у нее спортивная фигура и вид такой, будто она по субботам играет в хоккей на траве в парке Уэллсли. У нее появилась талия, а когда недавно Уайет заглянул в спортзал, где она занималась, он невольно залюбовался красотой ее длинных, стройных ног. Благодаря здоровому питанию, физическим нагрузкам и еженедельным питательным маскам ее кожа излучала свет. Она знала, о чем следует говорить за ужином – то есть, в сущности, ни о чем, – и знала, как именно об этом “ни о чем” следует говорить: сдержанно и не слишком увлеченно. И, что не менее важно, она знала, “кто” она: они так основательно отрепетировали рассказ о ее семье, что она даже начала гордиться состоянием, которое ее предки якобы нажили на продаже древесины.
И все равно она непредсказуема. Стоит ему вздохнуть с облегчением, как Люси Джо тут же выскочит в своем прежнем обличье: исковеркает французскую фразу, которой он ее научил, чтобы вставить в нужном месте в разговор, высморкается за столом, начнет выяснять, сколько стоит такая-то вещь. Слишком часто улыбается, иной раз, как ему кажется, не к месту, дома носит широкие штаны, даже когда не занимается йогой, и шлепанцы, употребляет выражения типа “вот это класс!” и “фантастика!”. В тот вечер в “Амаранте”, когда он увидел, как она рассматривает отражение своих зубов в лезвии ножа для сливочного масла, он почувствовал, что надежды, которые он возлагал на сенсационный успех своей книги, рушатся у него на глазах. О каком успехе может идти речь, если не будет триумфа в конце? И уж конечно, он проиграет пари Трипу – прощай его часы, а уж какой удар по его самолюбию. Сегодняшний вечер, он знал, может стать первой победой в его эксперименте с Люси, но может стать и сокрушительным поражением.
– Уайет, ты что? – обиженно сказала Фернанда. – Я спросила тебя, пойдешь ли ты на свадьбу Тамсин и Генри?
– Прости, – ответил он. – Я задумался.
Фернанда сочувственно положила руку ему на рукав.
– Ну что ты, я так тебя понимаю. Как тут не волноваться, ведь ты встретишься с Корнелией в первый раз после…
Уайету показалось, что громкий гул голосов в гостиной затих.
– Что ты такое говоришь? – прошипел он с такой яростью, что Фернанда попятилась. – Никакой Корнелии сегодня здесь не будет!
– Как, разве твоя мама тебе не сказала?
– Прошу меня извинить.
Уайет устремил на мать испепеляющий взгляд. Ведь она же знает, что он расстался с Корнелией, даже была довольна их разрывом. О чем она вообще думала?! Ему не только противно видеть Корнелию, ее присутствие здесь сегодня вечером может привести к катастрофе: ведь Люси еще не готова к неприятельскому огню. Уайет так резко шагнул в сторону, что отдавил ногу Максу, бросился через всю гостиную к матери и прервал ее беседу с коллекционером голландских изразцов Ларсом ван Севером и его супругой.
– Как ты могла пригласить к себе в дом Корнелию и ничего мне не сказать? – прошипел он. – Я думал, мы с тобой пришли к единому мнению об этой особе.
– Пришли. И мое мнение ничуть не изменилось. Эта девица – настоящий паровой каток. Мне позвонила Марта Фейрчайлд и попросила ее пригласить, я ей сказала, что не могу, гостей и без того перебор, но она так настаивала, была готова остаться дома и отдать приглашение Корнелии. Всё, Фейрчайлды у меня в последний раз, век живи – век учись. Мне не удалось найти благовидного предлога, чтобы отказать.
– Но уж в следующий раз изволь его найти.
Дотти положила руку на рукав Уайета и посмотрела на сына с материнской тревогой.
– Никогда не видела, чтобы ты так волновался. Ты влюблен в эту девушку Люси?
Уайет посмотрел в сторону двери и увидел на пороге гостиной Трипа с Элоизой и Люси, которая шла за ними; ее темные волосы блестели на фоне дубовых панелей.
– Вот она, только что вошла! – воскликнул он, чувствуя, как на него вновь накатывает волна паники. – Поздно. Я буду просто всеми силами стараться держать их на как можно более далеком расстоянии друг от дружки. – Он схватил стакан виски и сделал глоток. – А что касается твоего вопроса, я влюблен в свою книгу. Преждевременная встреча с Корнелией может погубить все, ради чего мы с Люси трудимся.
Дотти Хейз проследила за взглядом сына и увидела в двух шагах от Трипа и Элоизы статную, прекрасно сложенную молодую женщину, которая осматривала комнату большими темными глазами. На ней было платье цвета персидской сирени, перехваченное поясом, который подчеркивал женственность фигуры. Темно-каштановые шелковые волосы были уложены в гладкую прическу, в ушах были подвески из настоящего океанского жемчуга. Ноги в изящнейших туфлях “Роже Вивье” казались неправдоподобно длинными. Дотти Хейз давно не видела такой красавицы.
– В книгу ты влюблен, как же, – сказала она сыну.
С портретов предков, которыми была увешана гигантская гостиная Дотти, на Люси глядели суровые лица, напоминая ей, что она здесь – случайно затесавшаяся самозванка. Если бы эти важные господа узнали, кто она такая, ее послали бы разносить шампанское. Так уже однажды случилось.
Она вздрогнула и стала с опаской всматриваться в гостей. Пугало не только то, что все здесь были безупречно одеты, хотя именно так и было. Одежда мужчин была от частных портных с Сэвил-Роу, костюмы сидели на них как влитые, нигде не тянуло, не морщило, шелковые галстуки были мягких приглушенных тонов. Но особенно поражали женщины – в прелестных коктейльных платьях и осыпанных драгоценностями туфлях, изготовленных в единственном экземпляре. В кружащей голову атмосфере роскоши и богатства сверкающие в ушах дам бриллианты в пять карат почему-то не казались такими уж огромными. Вот глаза Люси остановились на даме постарше с серебряными волосами и тремя рядами прекрасного жемчуга на шее, так эффектно смотревшимися на фоне темного бархатного жакета, рядом с ней стояла молодая брюнетка со скулами, как у Марии Шрайвер. Обе дамы показались ей смутно знакомыми, но ведь среди знаменитостей Нью-Йорка особенно много тех, кому принадлежат богатство и власть. “Этим людям ничего не надо доказывать”, подумала Люси. И еще она подумала, что вот сейчас, в эту минуту, она после долгих недель обучения наконец-то поняла, в чем состоит разница между старыми и новыми деньгами.
