Текст книги "Светская львица за одну ночь"
Автор книги: Брайди Кларк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)
Глава 6
КОМУ: [email protected]
ДАТА: 12 декабря 21.22
ТЕМА: буду у тебя минут через 20, может, закажешь ужин?
“Блэкберри” Трипа завибрировал у него в кармане, и он прочел текст на голубом экране.
– Это Элоиза. Мне пора домой.
Уайет пожал плечами.
– Говорю открыто: не понимаю, чего ты все тянешь. Вы ведь и так почти женаты. Надень ей кольцо на палец, да и все.
– Нет никакого “почти”. Ты либо женат, либо не женат, – Трип выпил, так что язык у него слегка заплетался, но отпор прозвучал резко.
– Ну вот, обиделся! – Уайет засмеялся. Но в глубине души он не мог не испытывать уважения. Кто бы подумал, что из всех их друзей именно увалень Трип Питерс окажется самым стойким противником брака? Но с другой стороны, разве кто-нибудь из них предвидел, что к тридцати пяти годам у него будет в банке пятьсот миллионов долларов?
– Элоиза удивительная женщина. Я люблю ее всей душой. Есть одно-единственное “но”: кто-то создан для семейной жизни, а кто-то нет. Мы с тобой не созданы.
– Аминь, – Уайет поднял стакан и с наслаждением допил виски. Махнул рукой официанту, чтобы тот принес счет. Приятно, что хоть кто-то с ним до сих пор заодно. Большинство их приятелей утонули в омуте семейной жизни, теперь их держат как в тюрьме те лихие красотки, что когда-то отплясывали на столиках в “Бунгало-8” или в “Мумба”. Многие переехали из Манхэттена в Гринвич или в Локаст-Велли, их жизнь идет по накатанной колее. Уайет им ничуть не завидует. Не завидует, судя по всему, и Трип.
Они вышли из бара, поддерживая друг друга, и на них тут же обрушился ливень.
– Где Рауль? – поинтересовался Уайет, глядя по сторонам в надежде увидеть темно-синий “мерседес”, который всюду следовал за Трипом, словно тень.
– Рауля я отпустил, у его дочки сегодня вечером выступление в балетной школе. Черт, вот не вовремя! Такси ловить бесполезно. – Трип натянул на голову капюшон своей куртки “Барбур”.
– Пойдем пешком. Тебе четыре квартала, мне шесть, – сказал Уайет.
Страсть Трипа к комфорту просто уморительна. Дошло до того, что домработница перед каждой поездкой собирает ему чемодан и заранее отправляет на борт его личного самолета, чтобы избавить Трипа от утомительного труда катить чемодан самому.
Они двинулись в путь, обходя уже вполне глубокие лужи.
– Не хочешь махнуть на несколько дней на Теркс и Кайкос? – спросил Трип и тут же споткнулся о пожарный кран, который вдруг возник перед ним. – Вылетаем завтра утром в одиннадцать, если, конечно, погода позволит. Выделим тебе отдельный номер.
– На Теркс, говоришь? – Уайет задумался; пожалуй, нет, он слишком подавлен, чтобы куда-то ехать. – Может, в другой раз. Теперь я свободен и, скорее всего, ненадолго слетаю в Лондон. Давно обещал друзьям, да все занят был, работа не позволяла.
Уайет отдавал себе отчет, что это его “занят” допускает весьма вольное толкование. Правда была не слишком приятна: биоантропологические исследования, увы, тяготили его, как и обязательные для джентльмена процедуры в фитнес-клубе “Ракет” (пять минут поплавать в бассейне, пятнадцать минут попариться в сауне). Время от времени Уайет публиковал статейку (на такую загадочную тему, как, скажем, сексуальные практики самцов бонобо или влияние фактора активности хищников на формирование социально-иерархической структуры стаи), но настоящей, серьезной работой он уже давно свой ум не загружал. Однако видимость создавал неплохо, объясняя, что все его сафари на край света совершаются с целью научных изысканий.
Все это, конечно, было грустно. В Гарварде его считали восходящей звездой. А когда он написал диссертацию (о подчиненном поведении у шимпанзе, что было связано с крахом его детской влюбленности в Джейн Гудолл), профессора провозгласили, что его ждет блистательная карьера выдающегося ученого. Однако никакой блистательной карьеры не состоялось.
Случилось вот что: выложившись без остатка за время работы над диссертацией, Уайет решил, что заслуживает небольшой передышки. Освободившись от научных занятий, от необходимости проводить нескончаемые часы среди пыльных стеллажей библиотеки Уайденера, куда никогда не заглядывало солнце, он почувствовал себя блаженно счастливым. И, желая наверстать упущенное время, провел первую зиму на острове Сент-Джон: приглашал к себе приятелей и манекенщиц, носился по волнам на парусной доске вдоль пляжа Синнамон-Бей и нежился на катамаранах у берега Транк-Бей. Потом он переехал в Саутгемптон, где поселился у своей матери, в домике для гостей. Там он мог рассчитывать на роскошные завтрак, обед и ужин, которые готовил мамин первоклассный повар, на внимание ее двенадцати слуг, а также на приглашения, ответить на которые у одного человека не хватило бы времени. Но Уайет всюду поспевал. Жизнь проходила в узком кругу немногих избранных, в приятном ничегонеделанье, в полетах на личном самолете на модные курорты, где уикенд можно было при желании растянуть на неделю, а то и другую-третью. Уайет с упоением окунулся в развлечения международной элиты, вращаясь в сверкающем “высшем” мире богатых и красивых. Шли месяцы, вот уж и год пролетел, потом второй, третий…
Отсутствие необходимости зарабатывать себе на жизнь может стать непреодолимым препятствием для яркой карьеры. Путь на кафедру преподавателя в Гарварде был тернист, требовались годы упорного, неустанного труда. А провинциальные университеты (провинциальными Уайет считал все, кроме Гарварда) его не привлекали, не для него была жизнь в заштатном городишке, где не найти приличного виски и где суши считаются такой же экзотикой, как полет в космос. Ну и конечно он вполне мог обойтись без денег, которые бы ему там платили. Так что Уайет более или менее забросил науку, хотя сам себе в этом до конца не признавался.
– Занят, говоришь? Работаешь над чем-то интересным? – спросил Трип.
– Хочу написать книгу.
В этой лжи была крупица истины: глава издательства Гарвардского университета доктор Альфред Киплинг уже много лет уговаривал Уайета написать книгу. С Киплингом Уайета познакомил его научный руководитель, и упрямый старикан по-прежнему ждал от молодого ученого чего-то оригинального, дерзкого, интересного, ценного – ну или хотя бы более ценного, чем акции “Леман Бразерс”. Уайет написал интереснейшую диссертацию, почему бы ему не написать и книгу, рассуждал Киплинг. Однако до сих пор он от Уайета ничего так и не дождался.
– Книгу о чем? – спросил Трип. Но тут что-то привлекло его внимание, и он на мгновение остановился возле автобусной остановки. Уайет тоже остановился, позабыв о дожде. Перед ними была Корнелия, она глядела на них с огромной рекламы “Таунхауса”. Безупречно красивая, в бледно-зеленом коктейльном платье, Корнелия демонстрировала миру глубокое декольте и бриллиантовое ожерелье. Если забыть о ее человеческих недостатках, ей можно дать двенадцать баллов из десяти возможных, Уайет был вынужден это признать. И не мог не прочесть гигантский заголовок: “Королева гламура Корнелия Рокмен – Манхэттен покорен”.
Бр-р-р, какая мерзость.
– Послушай, – Трип легонько потрепал его по плечу. – И снимок отличный, и девчонка она классная, но ты правильно поступил. Она тебя взбесила, так ведь?
– Именно, – сказал Уайет, не отрывая взгляда от постера. До чего же она самодовольная. Самоуверенная. Как отвратительно высокомерна. Почему он не замечал, как сильно ее ненавидит, когда они встречались?
– Мне надо закурить, – сказал он и махнул рукой в сторону широкого навеса у входа в магазин.
– Еще чего, мы и одного квартала не прошли, – запротестовал Трип. Однако и сам поспешил спрятаться под навесом. – Что, муторно тебе?
Голова у Уайета кружилась. И виной тому было не только количество выпитого спиртного. И не только Корнелия – виной тому было все, что за Корнелией стояло. И вдруг его осенило – ну прямо как в кино, в тот самый миг, когда над их головами небо с грохотом распорола молния.
– Кажется, я понял, – медленно произнес он, и эти три коротких слова одновременно взволновали и напугали его.
– Понял? – засунув руки поглубже в карманы своего пальто, Трип переступал с ноги на ногу и совершенно не ощущал величия момента. – Что ты такое понял?
– Понял, о чем можно написать книгу! – у Уайета даже дух захватило. Впервые за долгое время мысль о работе вызвала такой азарт. – И если у меня получится, если я сумею убедительно доказать свою идею, от Корнелии останется только мокрое место. Все поймут, что жизнь нынешнего высшего общества – самый настоящий фарс.
Тут Трип проявил интерес.
– Давай, – сказал он, – выкладывай.
– Возможно, это покажется немного странным…
– Кто бы ждал от тебя другого.
Уайет пропустил шпильку мимо ушей.
– У светских красавиц Манхэттена есть все: богатство, привилегии, красота, молодость – все работает на них. Модельеры заискивают перед ними и присылают бесплатно свои наряды; журналы захлебываются в восторженных похвалах их “деловой хватке”; пиарщики всеми способами заманивают их на вечеринки. Хочешь ты или не хочешь, но они альфа-особи – верхушка неофициальной иерархии.
– Предположим, – согласился Трип. – Но в чем смысл твоей идеи?
– Я хочу поставить социальный эксперимент, чтобы получить ответ на вопрос: может ли любая женщина стать альфа-особью в мире гламура, если того захочет, или социальный статус этих девушек предопределен их происхождением, воспитанием, индивидуальностью, наследственностью? Я считаю, что нет.
– Очень демократично и совершенно не похоже на тебя, – заметил Трип.
– И чтобы подтвердить свою теорию, – продолжал Уайет, – я возьму первую встречную девушку и сделаю из нее самую модную красавицу во всем Нью-Йорке. Несколько месяцев – и она станет звездой гламура, главной тусовщицей, ее снимки появятся на обложке “Таунхауса”, и все будут убеждены, что она истинная аристократка. Я сделаю из нее вторую Корнелию Рокмен, если можно так выразиться, только она будет лучше. Покажу всем, что внутри ничего нет, осталась лишь пустая оболочка, что нынешние “светские львицы” просто смехотворны. Докажу, что любая девушка – неважно, кто ее родители, где она выросла и сколько у нее денег, – может сойти за законодательницу высшего света.
– Ты серьезно? Или разыгрываешь меня?
– Еще как серьезно! Я, Питерс, неплохой знаток человеческой природы, наблюдаю нью-йоркских жителей уже двадцать лет. Не забудь и о моей профессии. У животных существует множество способов, как добиться доминантного положения в стае. Мне нужно лишь применить несколько таких приемов в своей игре, и свет признает Золушку принцессой. Киплинг все время убеждает меня, что надо работать с материалом, который я хорошо знаю. А я прекрасно знаю, что границы между двумя мирами нет.
Такого воодушевления Уайет не чувствовал уже много лет. Он напишет эту книгу, и ему не придется корпеть долгие часы в университетской библиотеке или пропадать месяцами в зарослях парка Серенгети.
– И только представь, как разозлится Корнелия…
Только сейчас друзья поняли, что под навесом был кто-то еще. Не услышь они простуженного чиха бедняжки, они, может, так бы ее и не заметили. Девушка промокла до нитки, зубы у нее стучали. Трип оглядел ее, и она попыталась приободриться, но никакого бодрого вида не получилось.
– Будьте здоровы, – сказал Трип и протянул ей носовой платок.
Взяв его, она ответила:
– Спасибо. Вы очень добры.
– Если я смогу научить простую, обыкновенную, вполне заурядной внешности девушку… – теперь Уайет говорил тише, – девушку, на которую ты не обернешься, встретив ее на улице…
Девушка чихнула громче, и Уайет инстинктивно сделал шаг в сторону. Она чихнула еще раз. И еще. После шестого чиха он наконец взглянул на нее.
Темные волосы висели безжизненными прядями по сторонам открытого, доброго лица. “Средний Запад, – заключил он, – живет здесь не больше года”. Девушка была высокая, чуть ли не шесть футов, и не худая. И хотя она куталась в пухлую зимнюю куртку с капюшоном, совсем как человечек с рекламы шин “Мишлен”, Уайет видел, что она совсем не кожа да кости. Но лицо, в особенности темные распахнутые глаза, были очень даже ничего. А что, вполне себе благодатный материал, над которым стоит потрудиться, глина, ожидающая рук Пигмалиона.
– Как вас зовут? – спросил он.
– Меня?
– Да, да, вас.
Уайет протянул ей свою визитку – каллиграфический курсив на столь дорогой и плотной бумаге, что хоть масло режь.
– Меня… Люси Джо Эллис, – неохотно произнесла она, беря визитную карточку.
Уайет поскреб подбородок.
– Н-да, имечко не ахти, но над ним можно поколдовать.
– Прошу прощения?
Он внимательно рассмотрел девушку. Перед ним было живое воплощение самой заурядной внешности. Если не считать наряда – ядовито-розового коктейльного платья, которое насквозь промокло и превратилось в тряпку, – в ней не было ничего запоминающегося.
– Уайет, ты пугаешь бедную девушку, – вполголоса предупредил Трип.
– Глупости, – он догадался, что она живет в Мюррей-Хилле или где-нибудь на 90-й улице, неподалеку от шоссе Рузвельта, вероятно, снимает квартиру вдвоем с подругой. Обручального кольца нет – ясно, не замужем. Весь ее вид говорил: “я одна в этом мире”. – Пойми, Питерс, я предлагаю этой девушке высокий социальный статус, совершенно другую, яркую жизнь.
– Высокий социальный статус?! Мне?! – голос Люси Джо прозвучал на октаву выше.
– Дайте мне несколько месяцев, – с жаром продолжал Уайет, по-прежнему обращаясь к Трипу, – и я сделаю из нее светскую львицу, аристократку, все остальные рядом с ней будут казаться провинциалками, простушками.
– Вы сумасшедший? – девушка уже кричала. – Вы даже не знаете меня!
– Прошу вас, не сердитесь, – сказал Трип. – Мой друг выпил лишнего.
Она только покачала головой. Губы ее были сжаты в тонкую линию, на круглых щеках горело по красному пятну.
– Пожалуйста, не обращайте на него внимания. Пойдем, Уайет.
Но Уайет никогда еще не был так уверен в успехе. То, что он встретил сегодня эту девушку, – судьба. И он действительно выбирает первую встречную, идеальное начало для книги.
– Ею будет восхищаться весь Манхэттен. Наследницы огромных состояний, родившиеся с серебряной ложкой во рту, позеленеют от зависти. Я поселю ее в хорошей квартире. Подобающие платья, образование, манеры…
Девушка от души влепила Уайету звонкую пощечину.
– Какого черта? – закричал Уайет и стал тереть рукой щеку, на которой остался красный след от тяжелой руки Люси Джо. – Дура, идиотка…
– Я что, похожа на проститутку? Или на попрошайку? Не знаю, приятель, что у тебя на уме, но я не из таких! – вопила Люси Джо. Она выбежала из-под навеса, и ливень обрушился на нее с такой силой, что от его потоков она сразу ослепла.
– Успокойтесь, – Уайет схватил ее за руку и хотел вытащить из-под водопада, но она мгновенно вырвалась, и он быстро отступил назад, удивленный ее силой. – Вы решили, я хочу вас снять? Да вы просто ничего не поняли, с такими-то куриными мозгами!
– Может, у меня и куриные мозги, зато вы – вы просто ненормальный! – закричала Люси Джо под очередной раскат грома, однако вернулась под навес. Такси, увы, все не появлялось.
Уайет прижимал руку к горящей щеке. Он здорово разозлился.
– Это же надо быть такой кретинкой: ей предложили шанс, какой выпадает одной из миллионов, а она давай по физиономии хлестать!
– Это же надо быть таким хамом: считать, будто вам позволено оскорблять совершенно незнакомых людей! – рявкнула в ответ Люси Джо.
Они были похожи на старую супружескую пару, которая ссорится из-за одного и того же пустяка в тысячный раз, стояли рядом под навесом и молчали. Потом Люси Джо, словно бы вспомнив, что никто ее здесь не держит, шагнула в сторону улицы.
– Ваш носовой платок… – она посмотрела на мокрый квадрат тонкого льна, который дал ей Трип.
– Нет, нет, оставьте. И пожалуйста, возьмите мой зонт.
– Ну что вы, я обойдусь…
– Это самое меньшее, что я могу сделать, – настаивал Трип. – Мне так стыдно, что он вас расстроил. Парень с придурью…
– Эй, поосторожней. Я ведь здесь, рядом стою!
– Но поверьте мне, ничего дурного, непристойного у него и в мыслях не было.
– Зато придурь за милю видна, – сказала Люси, но ее лицо смягчилось. Она взяла зонт Трипа, благодарно кивнула ему и побежала по улице.
Глава 7
Паркер Льюис приглашает вас
на празднование новоселья
в субботу, 2 декабря,
в 10 часов вечера.
Трайбека, Лейт-стрит, 86, шестой этаж
– Именно поэтому нам и нужен шофер, – чуть не плача говорила Фернанда Фейрчайлд своей матери. Ей был тридцать один год, и она остро это осознавала. Дамы встревоженно выглядывали на улицу, стоя у дверей ресторана “Нелло”. Ужас, ужас! Дождь закапал, когда они ели салат из листьев эндивия. Теперь ливень шел стеной.
– И обязательно когда я надену что-нибудь бархатное, – роптала Марта Фейрчайлд, бережно проводя рукой по рукаву своего жакета “Шанель”. Старший брат Фернанды, Максимилиан, пошел на улицу ловить такси. Он безуспешно ловил его уже почти пять минут, и дамы стали паниковать.
– Это катастрофа, я так и знала! – воскликнула Фернанда. Она культивировала в себе дар предсказывать всякие беды и несчастья. – Что Макс там вообще делает? Чтобы поймать такси в такой вечер, нужны энергия и смелость. Броситься наперерез машине, и пусть водитель попробует не остановиться!
– Ты же знаешь своего брата, – горестно вздохнула миссис Фейрчайлд.
К сведению тех, кто Макса Фейрчайлда не знает: ему 34 года, он красив как бог, светловолосый, загорелый, спортивный, добродушный. Единственно, чего ему не хватает, это твердости характера, но многочисленные поклонницы великодушно ему это прощают. Особым умом тоже не блещет, хотя со своими обязанностями в дядиной фирме справляется успешно.
Фернанда пошла в отца: бледная, с крупным носом. Она нервно теребила концы своих черных как смоль волос.
– И зачем было заходить сюда ужинать после коктейлей в “Даблз”, знала я, что ничего хорошего из этого не выйдет. Я приеду к Паркеру насквозь промокшая и в кудряшках.
Волосы Фернанды были ее единственной гордостью. Густые, роскошные, они чуть не целый час сохли под феном в салоне “Гаррен”, куда она ходила два раза в неделю. А сегодня днем она наконец-то, прождав месяц в длинном списке жаждущих и ухлопав свое недельное жалованье от аукционного дома “Кристи”, в первый раз подстриглась, покрасилась и уложилась у частного мастера в Нижнем Ист-Сайде, которому Корнелия и все другие девушки пели дифирамбы. Ферн брезгливо поморщилась, войдя в его затхлую квартирку, но Корнелия уверяла, что с этим мастером никто в мире не сравнится. И конечно, она была права. Повезло Корнелии: она без разбора тратила деньги с кредитной карточки, но в ее расходах был порядок, потому что финансами занимался один из бухгалтеров ее семьи. И вот теперь все старания Фернанды пропали даром. Она была в ярости.
Неожиданно в дверях возник основательно подмокший Макс, светлые ангельские завитки потемнели и прилипли ко лбу, промокший черный зонт был похож на оригами лебедя.
– Там такой ужас…
– Ты поймал такси? – железным голосом спросила Фернанда, глядя на улицу сквозь запотевшее стекло.
– Пытался, – ответил Макс. – Дошел до Парк-авеню, прошел по ней несколько кварталов, и ничего!
– И что ты предлагаешь нам делать, Максимилиан? Ехать на автобусе? – конечно, миссис Фейрчайлд издевалась, но когда Макс вынул из кармана плаща желтый проездной на метро, совсем вышла из себя. – Перестань паясничать! Иди и поймай такси, tout de suite[3]3
Сейчас же, немедленно (фр.).
[Закрыть]!
– А, вон едет машина! – воскликнула Фернанда и вытолкнула промокшего брата за дверь – по Мэдисон-авеню двигался едва различимый огонек такси!
– Кто-то его уже поймал! – крикнул Макс, оглянувшись и указывая на молодую женщину, которая давно отчаянно махала рукой, пытаясь привлечь внимание таксистов с тех самых пор, как он вышел из ресторана. – Она еще раньше меня…
– На этой девушке нет платья “Каролина Эррера” и туфель “Маноло” из кожи питона! – взвизгнула Фернанда. И уж конечно эта девушка не едет в гости к мужчине, за которым она упорно охотилась много месяцев. Фернанде нельзя опоздать на вечер к Льюису Паркеру. Он именно тот мужчина, за которого она хочет выйти замуж: 45 лет, недавно развелся, из хорошей семьи, принадлежит к высшему свету, богат. Не слишком хорош собой, но какая разница? Если Фернанда опоздает, рыщущие вокруг него гиены успеют заполучить добычу. Сегодня вечером решится ее судьба. Только на свой наряд она потратила четыре тысячи долларов, они должны окупиться.
– Останови это такси, Макс, – приказала миссис Фейрчайлд голосом более спокойным, но не менее выразительным.
Макс метнулся на улицу и бросился к машине. Девушка уже к ней подбегала. Когда она увидела его, то по ее лицу пробежало изумление, а потом – отвращение.
У Макса перехватило дыхание – стыдно, ой как стыдно. Но что значит мгновенный гнев незнакомки по сравнению с часами упреков сестры и матери? Макс сделал стремительный рывок и, опередив девушку на полшага, первым оказался у дверцы. Не зря он так любит играть в сквош в клубе “Ракет”.
– Вы что, ненормальный? – закричала девушка.
Макс распахнул заднюю дверцу и прыгнул на сиденье. Она попыталась вытащить его, но он оказал ей достойное сопротивление.
– Простите меня, пожалуйста, – бормотал он. Господи, она же до нитки промокла. В руках у нее был зонт, но все равно казалось, будто она стояла под дождем не один день. Макс захлопнул дверцу со всей возможной при сложившихся обстоятельствах деликатностью, а девушка в знак протеста ударила ладонью по стеклу.
– Моя сестра и мать тут, рядом… вот они, под навесом, – бормотал Макс шоферу. Надо же, как нехорошо получилось, что теперь тот о нем думает…
Но девушка не хотела сдаваться и к великой досаде Макса бежала за машиной.
– Он только что перехватил у меня такси! – кричала она Марте и Фернанде, которые выбежали из ресторана под взятыми напрокат зонтами, открыли дверцу и нырнули внутрь. – Это мое такси!
– Сожалею, милочка, – бросила старшая из дам и захлопнула дверцу.
Сидя наконец в такси, Марта обрушилась на недовольную всем дочь:
– Ты думаешь, Фернанда, я не понимаю, что нам нужен шофер? Думаешь, это я по доброй воле так живу?
Фернанда испустила глубокий вздох. Макс заерзал на сиденье, делая вид, что смотрит на улицу сквозь запотевшее стекло.
У семьи Фейрчайлдов была трепетно оберегаемая тайна, которую знали все вокруг. Отец Макса и Ферн, Генри Фейрчайлд, владелец сталелитейных предприятий в четвертом поколении, был мот и пустил по ветру большую часть некогда огромного состояния. В отличие от своих практичных и смекалистых предков Генри обладал талантом выбрать самое гибельное из всех возможных решений, например, вложить средства в акции интернет-компании, оказавшейся мыльным пузырем. А потом в возрасте 53 лет у него хватило безответственности умереть и оставить семью в весьма стесненных обстоятельствах в самой обычной восьмикомнатной квартире на углу 82-й улицы и Парк-авеню.
Какие-то средства у них, конечно, были. По правде сказать, Фейрчайлды тратили в год больше, чем многие мечтали бы заработать за всю свою жизнь. Никому из них не пришлось мыть унитаз, подшивать размахрившиеся внизу брюки и выгуливать собственную таксу, если той вдруг приспичит в неподходящее время. Они все еще частично сохраняли влияние и власть, которые когда-то олицетворяло их имя. Так что не все еще было потеряно.
Но у богатых своя подвижная шкала, согласно которой определяется высшая степень благосостояния. И Фейрчайлды из-за бездарности Генри скользнули по этой шкале вниз. На Макса рассчитывать не приходилось, он точно не восстановит семейное состояние, Фернанда все еще жила дома с матерью и ужасно по этому поводу злилась. На днях ей пришлось попросить у босса прибавку. Просто другого выхода не было. Далось ей это нелегко. Когда тебе за тридцать и ты не замужем, просить особенно неприятно.
– Лейт-стрит, между улицами Гудзон и Берик, – сказал Макс таксисту. Сестра и мать мрачно молчали.
Суммируя все вышесказанное: Фернанде нужно выйти замуж, немедленно, желательно сию минуту, а порядочные женихи уже обходят ее стороной. Какое счастье, что люди разводятся, единодушно считали мать и дочь. Слухи о том, что чей-то брак дал трещину, буквально окрыляли их. Когда они узнали, что от Паркера ушла жена к своему ведическому астрологу и уехала с ним в Аризону, чтобы жить “простой жизнью”, они не могли скрыть ликования. “Скатертью дорожка”, – думала Фернанда, с алчностью стервятника устремляясь к вожделенной жертве.
Теперь ей только надо поспеть туда первой.
Глядя, как уезжает второе за вечер уведенное у нее из-под носа такси, Люси Джо не могла больше сдерживать слезы. Она брела от 68-й улицы под дождем и чуть не падала от усталости, голые промокшие ноги были ледяными, губы посинели. Через несколько минут возле нее остановилась еще одна машина, но обида, которую ей нанесли, была слишком глубока. Сквозь залитое дождем стекло замелькали, сливаясь, красные и желтые огни города, и Люси Джо откинулась на спинку заднего сиденья. События нынешнего вечера крутились в ее мозгу, точно сцены из фильма ужасов. Когда она провалилась сквозь подиум, рухнул и весь ее мир. Она была унижена перед толпой своих кумиров. Ее выжили с работы, которую она в общем-то терпеть не могла, но теперь придется умолять, чтобы ее взяли обратно. А потом эта богатая стерва Корнелия – как ее там? – нагло перехватила такси. Ее оскорбил совершенно незнакомый мужчина, сделав ей непристойное предложение, и наконец во второе такси вскочил хам мальчишка.
Люси Джо прижалась затылком к серой искусственной коже. Кожа была мокрая и скользкая – после предыдущего пассажира, но какая ей разница. Ее бил озноб и не давала покоя ноющая боль в спине. И еще у Люси Джо кружилась голова – как в первые дни, когда она приехала в Нью-Йорк и ничего не могла понять в этом городе.
– Девять долларов, – сказал таксист, когда они подъехали к белому оштукатуренному зданию без лифта, которое она назвала своим домом. Люси Джо дала таксисту десять и заглянула в кошелек: сколько у нее там осталось?
Сунув руку в карман за ключами, Люси Джо чуть не обрезалась о визитную карточку, которую дал ей Уайет Хейз. “Разве что я совсем сойду с ума…” – подумала она, отпирая дверь.
