Текст книги "Светская львица за одну ночь"
Автор книги: Брайди Кларк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)
И он кинул ей туфли на высоченных платформах. На них даже смотреть страшно.
Действительность обрушила на Люси Джо сокрушительный удар. Жалкая, смешная дурочка, она-то считала, что ее пригласили общаться со всеми этими небожителями на равных, а ее всего-навсего наняли их обслуживать. Люси Джо опустила на столик папку и приложила к себе платье второго размера – у нее-то десятый!
– А побольше у вас ничего нет? – давясь слезами, прошептала она.
В углу раздался грохот.
– Ничего, сойдет, – бросил Марко через плечо и побежал выяснять масштаб ущерба. – Сегодня на вас никто смотреть не будет.
Глава 3
Прошедший вчера в Женеве при полном зале аукцион “Сотби”, где были выставлены на продажу раритетные часы, не разочаровал собравшуюся публику, особенно если учесть, что был поставлен рекорд цены наручных турбийонов “Патек Филипп”, – находившийся пятьдесят лет в одних руках экземпляр был куплен неизвестным американским коллекционером за один миллион двести тысяч долларов.
Ганс Депардье,
www.antiquewatchwatch.com
– Мне как всегда, – сказал Уайет бармену, человеку значительно старше его, чье имя он мог бы уже много лет назад запомнить. Войдя в свой любимый полутемный кабачок, один из последних нью-йоркских оплотов толерантного отношения к курильщикам, Уайет почувствовал, что ему немного полегчало. А когда на барной стойке красного дерева материализовалась стопка холодного односолодового виски, он наконец вздохнул полной грудью впервые с того момента, как ушел от Корнелии.
– Что с тобой, дружище? Ну и вид у тебя! – Трип Питерс хлопнул Уайета по плечу, и Уайет обернулся к другу. Трип был низенький, лысеющий, весил на тридцать фунтов больше положенного и словно бы не догадывался обо всех этих своих недостатках. – Сол, двойной мартини.
– Знаю, – жалобно подтвердил Уайет. Вообще-то вид у него был как вид – слегка взъерошенный аристократ, который хочет как можно скорее напиться, но у всех свои представления о том, как кто должен выглядеть.
Друзья взяли спиртное и пошли к столику у стены.
– Нравятся мне твои часы, – сказал Уайет, увидев на запястье Трипа “Патек” графа Тросси.
– Не смог устоять, – признался Трип, влюбленно глядя на часы. – Один из первых наручных хронографов с единственной кнопкой. Один из первых с вытянутым циферблатом. Заплатил семизначную сумму на аукционе “Сотби”.
Трип был помешан на часах, а также на автомобилях, самолетах и винах.
Если ты живешь в Нью-Йорке, то должен помнить: как бы много денег у тебя ни было, ты окружен людьми, у которых их еще больше. Однако Трип являл собой своеобразное исключение. Даже когда экономику штормило и крупнейшие финансисты свешивались за борт в приступах морской болезни, суперлайнер “Трип Питерс” продолжал спокойно рассекать волны кризиса – огромный, могучий, самый надежный среди всех судов, что встречались ему на пути. В тридцать лет, взяв часть своего значительного, но не баснословного наследства, Трип создал хедж-фонд и через год сколотил себе состояние. Уайет не мог не восхищаться непостижимой способностью своего друга находить золото там, где другие видят лишь свинец. Никто не мог похвастаться такой прибылью, никто не умел лучше вести дела. “Никогда не думал, что у него такая хватка”, – признавались давние друзья Трипа друг другу. Трип парень неглупый, говорили они, но ничем особенно не выделялся – чтобы в свое время Трипа принял Университет Пеппердайн, его родителям пришлось раскошелиться на целое бейсбольное поле.
– Так что с тобой стряслось? – спрашивал Трип. – Ты сейчас откуда?
– Из “Даблз”, тусовались по случаю появления на свет очередного никчемного журнала, “Таунхаус” называется. Я ушел рано. Кстати, расстался там с Корнелией.
– Серьезно? – Трип удивился.
– Давно пора, сам знаю.
– Вообще-то мы с Элоизой считали вас отличной парой. Вы… как бы это сказать… хорошо смотритесь вместе. Почему ты с ней порвал?
– Ты это серьезно спрашиваешь? – Уайету не хотелось признаваться, что им пренебрегли, даже своему лучшему другу. – Корнелия просто свихнулась на всей этой светской суете. Бежит, задрав хвост, к каждому, у кого в руках камера. Представляешь, решила, что должна сделать карьеру. Видно, никто ей не объяснил, что мелькать в модных журналах в роли героини светской хроники вовсе не карьера.
– Стало быть, ее слегка занесло, – заметил Трип. – Но ведь это так безобидно.
– Безобидно? Гертруда Вандербильт основала Музей американского искусства Уитни. Джеки Онассис возглавила кампанию против сноса вокзала “Гранд-Сентрал” и добилась его реставрации. – Жилы на шее Уайета вздулись. – У Корнелии цель жизни – оказаться в верхней строчке рейтинга на parkavenueroyalty.com.
– А что такое parkavenueroyalty.com? – спросил Трип. Бросил в рот несколько орешков и, желая узнать время, посмотрел на свои часы с таким восхищением, с каким отец смотрит на новорожденное дитя. – Элоиза меня, наверное, уже ждет.
– Это такой идиотский сайт, где составляют рейтинг популярности всех светских персонажей и фиксируют каждый их шаг, – Уайет сделал глоток виски. – И рейтинг мужчин тоже высчитывают. Ты, например, числишься под номером шесть среди самых завидных женихов Манхэттена. Лично я номер три. Неделю назад был вторым, но тут этот сопляк Тео…
– Похоже, Корнелия не единственная, кто на этом помешался, – заметил Трип. – Я, конечно, не про соломинку и бревно, ничего такого.
Уайет испепелил своего друга взглядом.
– Она из сайта не вылезает. А я так, загляну разок в кои-то веки, чтобы удовлетворить нездоровое любопытство.
– Тебе виднее.
– Все эти девицы одинаковые. Поверь мне, Питерс, из всех видов живых существ, которых я видел – а я побывал на всех континентах, материал для своей работы собирал, – самое причудливое создание на планете – это светская львица из Верхнего Ист-Сайда.
За окном зимняя молния распорола небо.
Глава 4
Многие критики считают, что создаваемый мною стиль – и в особенности эта коллекция – направляют общественное обсуждение модных тенденций в принципиально новое русло. Они говорят, что я играю не по правилам. Что я стремлюсь не просто к красоте – это было бы слишком скучно, – а к тому, чтобы изменить все вокруг. Возможно, они правы.
Из интервью Нолы Синклер
журналу “Дейли Фэшн”
– Шампанского? – предложила Люси Джо одетому по последнему слову моды клону Шикарной Перчинки – Виктории Бекхэм. Женщина взяла высокий узкий бокал, даже не прервав разговора, не говоря уже о том, чтобы сказать “спасибо”.
Люси Джо чувствовала себя совершенной невидимкой, и поначалу это ее изумляло. Мало того, что в своем дурацком наряде она была похожа на растолстевшего отца семейства Джетсонов, ей было дико ходить среди толпы, которая замечала только маринованные морские гребешки и шарики ризотто на ее подносе. Она-то мечтала, что это будет вечер ее триумфа… А теперь бегает то в буфетную, когда поднос опустеет, то с полным подносом из буфетной, собирает пустые бокалы, грязные салфетки, обслуживает вместо того, чтобы обзаводиться связями и знакомствами. И все же ей удавалось улыбаться, несмотря на мучительную боль разочарования. Переодеваясь в форму официантки, Люси Джо засунула несколько визиток себе в лифчик – она не желала окончательно сдаваться. По крайней мере она увидит шоу своими глазами.
А увидеть его стоило. Под первобытный бой большого барабана по подиуму вышагивали словно только что вставшие из гроба модели: каждая демонстрировала один из Нолиных нарядов в чернильных тонах и была подстрижена под мальчика. Девушки вполне могли сойти за пациенток туберкулезной больницы далекого будущего. Сначала изыск, потом красота – таков был девиз Нолы. Ее платья напоминали комбинации геометрических фигур, начертанных Мондрианом в наркотическом бреду. У одной из моделей, казалось, было вывихнуто левое бедро. Критики от такого стиля приходят в восторг, а нормальные женщины его ненавидят, думала Люси Джо, которая причисляла себя к нормальным женщинам, или “к отсталой, невежественной массе”, как говорят критики.
Публика наблюдала за действом с жадным интересом. Люси Джо чувствовала, как сильно наэлектризован воздух. Одни что-то записывали, другие просто не спускали с моделей глаз, как будто смотрели матч Уимблдонского турнира в замедленном режиме. Ослепляющие вспышки фотоаппаратов в конце подиума превращали зал в нечто похожее на диско-клуб “Студия 54” с его пульсирующим светом.
Люси Джо поудобнее подхватила поднос и откинула со лба влажную прядь волос. Когда-нибудь и она поднимется на такую же высоту, как Нола, только для этого ей не понадобятся садомазохистские туфли на платформе: они так же калечат ноги, как и башмаки, в которые пришлось втиснуться Люси Джо.
Модель в длинном угольно-черном платье с серым отливом встала в конце подиума в эффектной позе, отразившись в его зеркальной поверхности. У Люси Джо перехватило дыхание. Над этим платьем трудилась в мастерской она, это была единственная относительно привлекательная вещь из коллекции Нолы – Люси Джо сочла это добрым знаком, подарком судьбы. Нола повесила на жилистую шею модели несколько рядов ожерелий из пуль, но платье все равно осталось красивым. Люси Джо с предельной тщательностью построила выкройку, хоть это и не входило в ее обязанности, и много дней оставалась после работы, чтобы все как следует отделать. И вот теперь платьем любуются самые яркие звезды мира моды.
– Так вы что – обслуживаете или смотрите дефиле? – вдруг сказала Кларисса чуть не в ухо Люси Джо. Люси Джо не успела сказать ни слова в свое оправдание, зал взорвался аплодисментами, девушки повернули головы и увидели, как последняя модель уходит с подиума. Через мгновение луч прожектора высветил улыбающуюся Нолу Синклер.
– О господи, – прошептала в ужасе Кларисса. – Шампанское. Она же велела подать ей шампанское, но она велела мне сделать одновременно еще пятьдесят разных дел…
Нола подняла руки, желая остановить овацию. Модельеры редко произносят речи после окончания дефиле, но Нола решила выжать из шоу все до последней капли, подумала Люси Джо.
– Благодарю вас. Благодарю вас всех за то, что пришли сегодня сюда поднять бокалы в честь наступающего сезона и моей коллекции.
Нола шагнула на зеркальный подиум, улыбаясь в окружающую темноту.
– Она меня убьет, – прохрипела Кларисса.
Так начались самые страшные минуты в жизни Люси Джо. Кларисса подтолкнула ее вперед и приказала:
– Шампанское. Ноле. Скорее!
Было очень трудно пробираться в темноте к пятну света, тем более с полным подносом, но Люси Джо все же пробилась к подиуму – Нола с нетерпением смотрела в ее сторону, – и тут кого-то угораздило указать Люси Джо на пустой стул, на него можно было взобраться и…
Она ступила на подиум, ослепленная ярким светом, бившим ей прямо в глаза, быстро пошла к стоявшей в нескольких шагах Ноле, чтобы поднести ей шампанское, мучительно сознавая, что на ней слишком короткая юбка, что пот льется по лицу…
Левая туфля Люси Джо заскользила по сверкающему пластику… поднос вырвался, руки и ноги взлетели в воздух…
Падать можно по-разному. Модели то и дело шлепаются, но тут же вскакивают на ноги, никто и ахнуть не успеет. Люси Джо грянулась на дорожку подиума всей тяжестью своей увесистой попы, пластик с громким треском раскололся, будто тонкий слой льда, оглушительный грохот прокатился по огромному, похожему на пещеру залу. Последнее, что она увидела, проваливаясь сквозь подиум, были высоченные платформы Нолы, и тут же послышался звон бьющихся бокалов с шампанским, которые падали на нее.
А она-то мечтала…
Люси Джо посмотрела наверх и увидела свои торчащие из щели ноги, выхваченные лучом прожектора. Она не могла пошевельнуться.
– Она застряла! – ахнул кто-то рядом. Знакомый австралийский акцент…
Николь Кидман. Умереть, скорее умереть, молилась Люси Джо.
Это был настоящий ужас. Упав, она не просто проломила подиум, а застряла там: ее тело, сложившись пополам, словно попало в тиски, и, как она ни рвалась, тиски не разжимались. Волосы слиплись от шампанского. Она слышала, как в толпе смеются, видела в слепящем свете, как фотокорреспонденты подходят поближе и делают снимки. Люси Джо закрыла лицо локтями, точно преступница под прицелом толпы папарацци.
– Хватайся за мою руку! – приказал появившийся из-за кулис рабочий, наклонившись к ней. Крепкий парень тащил ее, тянул, пыхтел, крякал, и наконец ему удалось рывком извлечь Люси Джо из провала и поставить на твердую землю. Публика устроила овацию – еще более шумную, чем Ноле. Парень выпрямился перевести дух, а Люси Джо спрыгнула с подиума и, по-прежнему закрывая лицо руками, кинулась к буфетной.
– Что произошло? – услышала она голос Нолы, которая пыталась выразить сочувствие и скрыть ярость.
– Подиум не рассчитан на удар такой силы, – негромко ответил парень, но микрофон Нолы каким-то образом уловил его слова, и весь зал услышал.
Люси Джо вбежала в буфетную, официантки смотрели на нее с жалостью и ужасом. Спину Люси Джо пронзала мучительная боль, но она в эту минуту ее даже не ощущала. Спрятавшись за какой-то шкаф, она стянула с себя форму и надела свое розовое платье, которое сейчас показалось ей просто ужасным, такого кричащего уродства она в жизни не видела. Вдруг подкатила омерзительная тошнота, она нагнулась над мусорным ведром и ее вырвало.
Едва она вытерла лицо тыльной стороной руки, как в буфетную ворвалась Нола, ее лицо багрово пылало. За ней вбежала онемевшая от ужаса Кларисса.
– Как ты посмела?! – завизжала Нола.
– Я нечаянно! – Люси Джо почувствовала, как слезы обожгли ей глаза. Нет! Только не плакать! Она и без того пережила такое унижение, что хватит на три жизни вперед. – Неужели вы подумали, что я…
– Ты еще смеешь плакать?! Ты что, не понимаешь? Своей дурацкой выходкой ты загубила все мое шоу! Знаешь, скольких трудов стоил этот вечер? А каких денег? А времени? И теперь все будут говорить лишь о том, как толстуха-официантка пробила своей задницей подиум и продемонстрировала публике свои утягивающие трусы!
О господи, Люси Джо сейчас опять вырвет.
– И не вздумай завтра прийти в мастерскую. Ни завтра, ни еще когда-нибудь, – полыхала Нола. – Ты уволена! И чтоб я тебя больше не видела!
Люси Джо схватила куртку, сумку с папкой и визитными карточками, и бросилась к двери.
Глава 5
Подумать только, человек произошел от обезьяны! Будем надеяться, что это неправда.
Но даже если и правда, давайте молиться, чтобы об этом не узнал весь мир.
Считается, что эти слова произнесла супруга
епископа Вустерского, услышав
о теории эволюции Дарвина.
Хоть Корнелия и была сильно расстроена неожиданным уходом Уайета, она просто не могла допустить, чтобы его вспышка недовольства испортила такой изумительный вечер, тем более что его звездой и героиней была она. Стилисты трудились целых три часа над ее прической и макияжем. К тому же ее платье – зеленое мини на одной бретельке от Зака Позена, которое еще несколько месяцев нельзя будет нигде купить, – должно быть по достоинству оценено публикой. Равно как и она сама. Она проглотит обиду, которую ей нанес Уайет. Он понятия не имеет, как трудно добиться статуса одной из главных героинь бомонда, придется его простить. Уайет старомоден; если идти у него на поводу, они будут из года в год встречаться лишь с узким кругом одних и тех же людей и жить в точности так, как жили их родители. Она покажет ему, как увлекательна жизнь под прицелом камер, и он одумается.
– А, Корнелия! – ей послала воздушный поцелуй одна из приятельниц матери, старая ведьма Бинки Хоу. – Ты божественно хороша на этом снимке на обложке.
Корнелия улыбнулась. Она покрасовалась перед всеми фотографами Манхэттена, перецеловалась со всеми подругами и соперницами, теперь ей надо найти Тео Голта.
Тео, единственный сын короля частных инвестиций, владел звукозаписывающей студией в Лос-Анджелесе. Они с Корнелией были знакомы, но при встрече едва перекидывались парой слов – возможно, потому, что Корнелия четыре года назад сыграла заметную роль в разводе его отца. Во время коктейльного вечера, устроенного в их трехэтажной квартире на Парк-авеню по случаю открытия сезона в Метрополитен-опере, Жена Номер Три застала Корнелию (ей тогда было двадцать три года) и Говарда Голта (а ему – пятьдесят два) в хозяйской ванной, слившихся в объятии, которое вне всякого сомнения означало именно то, что должно было означать. До конца дело у них не дошло, они едва успели потискать друг друга, но и этого оказалось довольно. Жена Номер Три повела себя на удивление хладнокровно – прошла мимо них к зеркалу и освежила помаду на губах, потом отправилась вместе со всеми в оперу, сидела с ними в одной ложе и никаких видимых признаков огорчения не проявляла. Даже поцеловалась с Корнелией на прощание. А на следующий день наняла команду крутейших адвокатов и поручила им отсудить у Говарда половину его мегасостояния. Мать Корнелии позвонила кому надо, и имя Рокмен не фигурировало в скандальной хронике, но Тео знал подноготную развода, и то ли из особой привязанности к данной конкретной мачехе, то ли от досады, что потерял половину отцовского богатства, которое должно было перейти к нему как к единственному наследнику, держался с Корнелией прохладно.
Пока Корнелия не задумала записать альбом, ни сам Тео Голт, ни его неприветливость ее ничуть не занимали. Но за последний год Корнелия осознала, что достойна гораздо большего, чем замужество, дети и членство в женской благотворительной организации. Она смотрела на приятельниц, довольных таким раскладом, и негодовала. Кто сказал, что взрослая жизнь должна быть настолько скучной? Почему бы не превратить ее в нескончаемый первый бал с одной-единственной дебютанткой, которая только и делает, что меняет платья? Она может иметь все, как говорила та старая дама, которая издавала “Космополитен”, это был ее девиз – иметь все. Корнелия может стать брендом, славное имя Рокменов зазвучит еще громче в XXI веке. Ее слава докатится и до Японии.
В плане Корнелии на ближайшие пять лет – она задумала создать крупную мультимедийную империю: выпускать альбомы хитов, книги, телесериалы, может быть, со временем даже издавать собственный журнал – краеугольным камнем была карьера певицы. Когда ее пригласят оба Стивена – Спилберг и Содерберг, – она не скажет “нет”. Она не верила знаменитостям, которые жаловались, что их преследуют папарацци; лично она была бы благодарна за неусыпное внимание к каждому своему шагу. Вообще-то она для этого и создана. В школах Брирли и Гротон она всегда была самой популярной среди девочек, а теперь будто сама судьба требовала, чтобы она наконец прославилась далеко за пределами своего почтового индекса.
Но Уайет ее не поддерживает. Конечно, иначе и быть не может. Но все изменится. Когда летом в Монако Корнелия посвятила его в свои честолюбивые замыслы, он недовольно нахмурился и сказал: “Зачем добавлять к свалке культурного мусора лишнюю груду отходов?” Но он поймет ее, она знает. Если мать Корнелии чему-то ее и научила – точнее, единственное, чему мать научила Корнелию, принимая минимальное участие в ее воспитании, – так это искусству манипулировать мужчинами, внушая им, что они хотят именно того, чего хочет она. Что ж, она выйдет замуж за Уайета и будет жить именно так, как хочется ей.
Когда Дафна вскользь сказала, что на презентации будет Тео Голт – он прилетает, чтобы поддержать свою старинную приятельницу Меллори Килер, которая была мозгом редакции “Таунхауса”, – Корнелия поняла, что этот шанс упустить нельзя. (Дафне, пресс-секретарю Корнелии было за сорок, когда-то она изучала семиотику в Университете Брауна, а сейчас как одержимая говорила только об увлажняющих кремах стоимостью 500 долларов за баночку, 300-долларовых спортивных костюмах, гигантских размеров рэперских побрякушках и тех, кто все это покупал.)
“Может, и к лучшему, что Уайет разозлился и ушел”, – подумала Корнелия, глядя, как Тео пробирается к бару. Она двинулась за ним. “Гораздо легче добиться чего-то от мужчины, когда за каждым твоим шагом не наблюдает другой”. Бешенство Уайета из-за какого-то дурацкого снимка это доказало.
– Привет, Тео, прилетели всего на один вечер?
Она постучала по своему бокалу тонким пальчиком и подвинула его по стойке к бармену, чтобы тот снова его наполнил.
Тео слегка удивился, увидев ее рядом с собой.
– На полвечера. Улечу сразу после банкета. Завтра утром у меня в Лос-Анджелесе несколько важных встреч, а здесь я ради Мел.
– Как трогательно. Я уверена, она это оценила.
Узнать бы настоящую причину, подумала Корнелия. Слишком уж он похож на своего отца – тертый калач, напористый, расчетливый, – такой не бросит на ветер свои бонусные мили за частые полеты рейсами авиакомпании “Нетджетс” ради какого-то занюханного редактора.
– А может, вы все-таки прилетели, потому что увидели меня на обложке? – спросила она игриво.
– Отец хотел, чтобы я повидался с его нынешней супругой, – сказал он, словно не слышал ее вопроса. – Я не успел на годовщину их свадьбы, – Тео криво усмехнулся, потом сверкнул двумя рядами ослепительно белых зубов. – Плюс Меллори обещала, что здесь будет не протолкаться от хорошеньких женщин.
Корнелию кольнула досада: она терпеть не могла, когда в ее присутствии называли хорошенькими других женщин. Вообще-то мнение Тео ее не слишком интересовало. Конечно, он привлекательный, загорелый, в черной наглухо застегнутой рубашке. Однако бабушка ее всегда предостерегала, что не следует доверять мужчинам, которые тратят слишком много времени на свою шевелюру, а искусно осветленные пряди в волосах Тео и мальчишеские завитки придавали ему глянцевый вид, ну прямо с рекламы. Тем не менее она кокетливо опустила ресницы. Какая разница, что она думает о Тео, все равно она должна его завоевать.
– Думаю, в Лос-Анджелесе хорошеньких женщин тоже хватает.
– Ради нью-йоркских можно прилететь и с другого конца света.
Тео был небольшого роста, на полголовы ниже ее, однако его прямой взгляд странно притягивал.
– Стало быть, вы героиня обложки первого журнала Меллори.
– Мне было очень приятно, что она выбрала меня, – на самом деле Дафна больше месяца уламывала Меллори, чтобы та поместила снимок Корнелии, но Тео это знать совершенно не обязательно. – Я так рада, что вы здесь. Хотела вам позвонить. Мне нужен ваш профессиональный совет.
– Попробую угадать: вы хотите записать альбом, – он усмехнулся. – Многогранно одаренная женщина.
– Верно, – сказала Корнелия. Тео явно наслаждался своим могуществом. Все мужчины такие. – Так что вы мне посоветуете – для начала сделать демозапись? Может, мы могли бы устроить что-то вроде закрытого прослушивания, я бы спела для вас, а вы бы сказали, что думаете.
Тео допил свой мартини.
– Это все не для вас. Еще ваш прапрадедушка основательно нажился на железных дорогах.
– Вы неплохо знаете историю, – сказала Корнелия, втайне безумно польщенная. – Почему не для меня?
– Музыкальная карьера – штука суровая. Здесь кроме таланта нужно еще и упорство, которого не всегда хватает даже самым пробивным – тем, кто, если что, готов мыть посуду в забегаловках или танцевать стриптиз у шеста. Вы где учились?
Ей не понравилось направление, в которое он уводил их разговор.
– В Йеле.
– В Йеле. Богатые девушки, которые учились в Йеле, не становятся поп-звездами. Купите себе дом с двадцатью душевыми и пойте, вот вам мой профессиональный совет, красавица моя.
Тео хотел уйти, но Корнелия схватила его за локоть. Ну уж нет, она такого не спустит.
– Красавец мой, компания вашего папаши разместила акции на пять миллиардов долларов, – она говорила спокойно, не хотела устраивать скандала, но внутри у нее все клокотало от ярости. Никогда в жизни никто не разговаривал с Корнелией таким снисходительным тоном, и уж конечно это не сойдет с рук ничтожному коротышке, который одевается у “Армани” и когда-то встречался с Дженнифер Лав Хьюитт. – Кому как не вам знать, что амбиции никак не связаны с банковским счетом. Я намерена сделать музыкальную карьеру. И просила я помощи, а не позволения.
Тео помолчал. Потом сунул руку в карман пиджака и достал оттуда блестящую черную визитку.
– Понимаю, почему папаша запал на вас. Вы с ним одного поля ягоды.
– Я позвоню, – сказала Корнелия с торжеством, кладя его визитную карточку в крошечную бисерную сумочку.
Ну вот, она своего добилась. Она поспешно, но бурно простилась с Меллори и другими главными действующими лицами вечера и пошла к выходу. Сегодня ей надо было успеть еще на два мероприятия: презентация книги – вот скукотища! – и гулянка в Трайбеке по случаю новоселья Паркера Льюиса, где вряд ли окажется веселее. После коктейльного вечера, где она была в центре внимания, все остальное будет пустым времяпрепровождением, но по крайней мере почти все, кого она сегодня встретит, будут знать: она – героиня обложки “Таунхауса”. Так что у нее хватит терпения побывать в обоих местах.
Корнелия вышла на Пятую авеню и сразу же попала под дождь, а на душе вдруг стало грустно. Обидно, что с ней нет Уайета. Порадуйся он ее успеху, счастье было бы полным.
Но к черту все, в любом случае это был настоящий успех. А завтра утром она ему позвонит.
Она посмотрела по сторонам, ища свой черный “линкольн”, но не увидела его и позвонила шоферу.
– Где вы? – строго спросила она, когда тот ответил.
– Всего в десяти кварталах, но тут пробка.
Корнелия отключилась. Она была в бешенстве. Завтра же она его уволит. Она строго придерживалась правила: не срываться на своих людей при посторонних, это некрасиво. Она шагнула на мостовую и подняла руку, чтобы поймать такси. Она не из тех, кто растеряется в трудных обстоятельствах.
Люси Джо запретила себе плакать, вот доберется до дому, тогда… И это правильно. Она бежала к 68-й улице и кусала губы, чтобы этой болью заглушить другую, более сильную. Довольно ей и того унижения, что она пережила на шоу Нолы, рыдать в метро она себе не позволит.
Когда Люси Джо добежала до входа в метро, навстречу ей хлынула огромная толпа. “Затопило, – объяснил ей пожилой мужчина в фуражке работника метрополитена. – Поезда не ходят. Зря спешили”.
Люси Джо почти не ощущала, какой ливень хлестал на улице: еще бы, ведь на душе у нее было так скверно, что ничего другого, казалось, и ожидать не приходилось. “Опозорилась, выгнали с работы, а теперь еще попробуй поймай такси”. Она так до сих пор и не научилась ездить по Нью-Йорку на автобусах, и уж конечно не стоило осваивать автобусные маршруты именно сегодня, в самый горький вечер в ее жизни, под проливным дождем. Все, кто был на улице, ловили такси, поэтому Люси Джо решила попытать счастья на Пятой авеню – оттуда прямой путь домой, в Мюррей-Хилл. Она накинула на голову капюшон.
Когда она дошла до перекрестка Пятой авеню и 60-й улицы, можно было подумать, что она искупалась в бассейне прямо в одежде, – она никак не могла поймать такси. Люси Джо уже совсем отчаялась, как вдруг увидела вдали приближающийся по Пятой авеню слабый огонек. Номер на крыше такси светился, будто маяк, обещая спасение, дом! Люси Джо бросилась на мостовую, отчаянно размахивая руками, чтобы привлечь внимание таксиста, точно потерпевший кораблекрушение человек, который оказался на острове и вдруг увидел в небе самолет. Автомобиль затормозил в двух шагах от нее.
Люси Джо хотела открыть заднюю дверцу, но ее опередила какая-то девушка – зонт закрывал ее лицо, так что Люси Джо не смогла его разглядеть. Девушка рванула ручку и прыгнула на заднее сиденье.
– Извините! – Люси Джо была потрясена нахальством незнакомки. – Это мое такси! Вообще-то я его очень долго ждала…
– Вы все равно промокли.
Зонтик захлопнулся, и Люси Джо увидела его владелицу – роскошную блондинку с зелеными кошачьими глазами. Одета блондинка была очень дорого и казалась смутно знакомой, она со смехом захлопнула дверцу перед носом Люси Джо. Потом протерла кусочек запотевшего стекла, и Люси Джо увидела ее торжествующую улыбку. Такси уехало.
Люси Джо глядела ему вслед, пока оно не растворилось в потоках дождя. “Может, я схвачу воспаление легких и умру”, – подумала Люси Джо, стараясь искать во всем свои плюсы. Посмотрела в сторону автобусной остановки и увидела на огромном плакате журнала “Таунхаус” красивую самодовольную физиономию той, что перехватила ее такси.
“Королева гламура Корнелия Рокмен – Манхэттен покорен”, – гласил заголовок.
Люси Джо спряталась под ближайший навес. Кого она обманывает? “Манхэттен прожевал Люси Джо Эллис и выплюнул обратно” – так будет написано под снимком утонувшей мышки в ярко-розовых оборках и старой лыжной куртке.
