Текст книги "Песнь Серебряной Плети (СИ)"

Автор книги: Бранвена Ллирска

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)

Глава 15. Мгла и пламя

– Ну вот теперь все встает на свои места, – удовлетворенно кивнул Киэнн, сам поражаясь собственному хладнокровию. – Вот почему тебя не клеймили, никс. За тобой был приставлен соглядатай.

– Говорила я тебе, это – двуличная змея! – прошипела над самым ухом подменыш, дрожа от ярости.

– Да? И зачем же ты тогда ему о Кэр Анноэт рассказывала? – осадил ее Киэнн. – Пошептаться захотелось о своем, о змеином?

Женщины, поглоти вас бездна! Что ж вы так нелогичны? Чем вы вообще руководствуетесь в своих немыслимых женских поступках? И понимаете ли вы их сами? Где тот дьявол, что выучил вас быть женщинами, и как поймать его за хвост, чтобы призвать к ответу?

Хобгоблин в когтях баньши извивался угрем и визжал пойманной ягуаром обезьяной. Нёлди, пьяно шатаясь, поднялся из-за стола – вид у него был полностью ошеломленный, казалось, он все еще отказывается верить тому, что видит.

– Этого не может быть! – дрожащим голосом, еле слышно, пролепетал он. – Просто не может быть…

И как подкошенный свалился Киэнну в ноги:

– Пощади! Киэнн, клянусь тебе, если бы я только мог представить, что эта тварь здесь прячется, я бы никогда…

– …не стал лишний раз трепать языком, – мрачно закончил за него Киэнн. – Верю. Ххобб, – обратился он к хобгоблину, старательно имитируя нужное придыхание. Эти странные существа не носят индивидуальных имен и все как один зовутся «хобами», и прозвание каждого отличается от другого лишь долготой произношения, тональностью, мелодикой, ритмом и прочими, почти незаметными нетренированному уху особенностями. – Как давно ты здесь?

– Второ-о-о-ой де-е-е-ень! – пискляво проверещал тот. – Я ничего-о-о-о-о не де-е-е-ела-а-а-а-ал!

Не сомневаюсь. Если бы хозяин дома лег спать, хобгоблин, так или иначе, обнаружил бы свое присутствие – посуду втихаря перемыл, пол подмел, белье постирал и отутюжил. Так что на утро стало бы ясно, что в доме есть «приживала». Но нет же, не спалось ему!

– Надо закрывать двери, никс, – потарабанил пальцами по столешнице Киэнн. – Если не хочешь, чтобы к тебе пожаловали незваные гости.

– Проверить на клеймение или сразу убить? – Тьярла, как всегда, подходила к делу сугубо практично, не пускаясь в отстраненные рассуждения о том, что следовало и чего не следовало делать ранее.

– Сразу, – кивнул Киэнн. Он такой способностью похвастать не мог, и бесчисленные «не следовало» продолжали атаковать его с яростью и напором легендарных крылатых гусар. – Нет надобности проверять: этого я клеймил сам.

Просить баньши второй раз, конечно же, не понадобилось: когти-кинжалы взметнулись и упали, кромсая плоть тонкими ломтями, точно работал потомственный нарезальщик хамона. Захлебнувшийся истошный визг жертвы ударил Киэнну в лицо, как полновесная пощечина. Ну что ж, если тебя уничтожит твое же собственное орудие – поделом тебе, Дэ Данаан. Хреново только, что с собой ты прихватишь еще, по меньшей мере, четверых. Груда мяса скользко хлюпнулась на пол, окрашивая зеленый тростник багровыми оттенками. Избалованную человеческой цивилизацией девушку-подменыша жестоко вырвало утренними пирожными вперемешку с вересковым пивом.

– А поаккуратней нельзя было? – зло отчитал баньши Киэнн. – Без вот этих твоих спецэффектов? Вдруг здесь беременные женщины?

– Я уберу, – автоматически рванулся Нёлди.

Киэнн качнул головой:

– Что надо убрать и как можно скорее, так это труп. Или что бы там от него не осталось. Сам знаешь, что будет, если он останется лежать в доме.

– Боггарт, – кивнул Нёлди.

– В нашем случае даже хуже – это будет все еще клейменый боггарт.

Нёлди было вновь попытался взять грязную работу на себя, но Тьярла презрительно оттолкнула его и бесцеремонно сгребла останки в собственный подол:

– Сиди уже, сама управлюсь. От тебя больше вреда, чем пользы.

Никс снова виновато втянул голову в плечи.

– Ну, сидеть уже точно никто не будет, – успокоил его Киэнн, энергично сметая со стола недоеденные куски в широкое блюдо. – Нужно уносить отсюда ноги, и чем быстрее, тем лучше. Тьяр, тебя где перехватить?

– У Рогов Элаты, на Взморье Запоздалых Слез, – не оглядываясь бросила плакальщица. Потом на секунду замешкалась и, на всякий случай, пояснила: – Там, где вы вчера развлекались.

И, поймав подтверждающий кивок в ответ, спешно исчезла за дверью.

– Давай, Нёл, живо собирай все, без чего, по твоему мнению, нам совершенно никак не обойтись.

Лицо никса неожиданно озарилось счастливым светом:

– Ты не передумал!

– Делай, что говорю! – рявкнул Киэнн.

Нёлди стрелой метнулся в кладовую.

– Вставай, подменыш, хватит дурью маяться!

Девушку, несомненно, все еще мутило, да и цвет лица у нее был какой-то нездорово сизый. Но она послушно поднялась.

– Все, к чему мы прикасались: ели, пили, руками держали – бросаем в очаг. Шинви, – Киэнн кивнул на недопитую бутылку бренди, – пей сколько влезет, остальное – в огонь!

Агишки жадно приложился к бутылке.

– Он же ужрется в хлам, – попыталась возразить подменыш.

– Алкоголь повышает его способность к трансформации, – пояснил Киэнн, вышвыривая в пылающую печь великолепный черничный сыр, блинчики, бисквиты и все, что подворачивалось под руку. – А ему нас троих везти.

– Ладно. А от чего мы вообще бежим? И за что покрошили несчастного брауни? – с горем пополам взявшись за дело, на ходу принялась расспрашивать девушка.

– От Аинэке. Хотя, может статься, что бежать уже поздно. Посуду тоже давай!

– Она же не горит!

– Не важно.

– Что такое «клеймо»?

– Ожог от прикосновения Глейп-ниэр. Дает королю или королеве возможность смотреть глазами заклейменного. Эй, то, что на полу убрать не забудь!

Подменыш наклонилась, одновременно продолжая забрасывать его вопросами.

– Следить? В любой момент?

– Да. Но, если таких глаз слишком много, приглядывать за каждым не так-то и легко. Будем надеяться, нас не видели.

– Ослепить нельзя?

– Не сработает. «Глаза» – это образно. На самом деле королева владеет всеми его чувствами, и даже может выуживать из памяти ближайшие воспоминания. Пошли, из спальной тоже надо все вынести. Проще было сжечь дом, но в нем слишком много воды.

Подменыш, спотыкаясь, бросилась вслед за ним. Впрочем, несмотря ни на что, неугомонный черт любопытства явно не давал ей покоя.

– А при чем здесь боггарт? Разве боггарт – это не сердитый брауни?

– Трудно не рассердиться, когда тебя убивают, – ухмыльнулся Киэнн. – Но нет, это не просто сердитый, это – мертвый брауни. Ну или хобгоблин.

Они дружно скомкали постель, полотенца и прочую утварь. Ванну, не имея возможности предпринять что-то получше, просто опрокинули – пусть Нёлди закончит дело, если что.

– То есть его никак нельзя убить?

– Отчего же? Это Тьярла сейчас и делает. Труп нельзя оставлять в доме. Или даже возле него. Как вариант – дом должен быть стерильно чист. Если там найдется хоть горстка пыли – мертвый брауни вдохнет ее и встанет боггартом. И будет ссать в молоко, срать под порог и размазывать по всему дому тонким слоем, орать благим матом по ночам и подкладывать раскаленные угли в постель.

Киэнн перевел дыхание:

– Ну, вроде все.

Он еще раз окинул придирчивым взглядом кухню, поворошил пожираемую огнем груду мусора и напоследок отобрал бутылку у пьяного Шинви. Та была пустой. Агишки трухлявым деревом тяжело свалился на пол.

– Да твою ж мать!..

В глазах подменыша Киэнн прочел безмолвное, но красноречивое «я же тебе говорила».

– Нёлди! – проорал Киэнн.

Никс выскочил неведомо откуда, как черт из табакерки. На плече у него болталось две плетеных сумки (Киэнн не сомневался, что обе зачарованы и вмещают в себя куда больше, чем кажется).

– Помоги мне его вытащить.

Игнорируя скептические поглядывания подменыша, он подхватил полубессознательное тело под руки и поволок к двери. Нёлди поспешил перехватить агишки за ноги. Масса тела оборотня почти не изменялась во время трансформаций, так что, даже в своем гуманоидном облике, он весил почти как здоровый, откормленный жеребец. Пыхтя и обливаясь потом, Киэнн на пару с никсом кое-как вытянули, по меньшей мере, тысячефунтовую тушу за порог, едва ли не волоком дотащили до воды (к счастью, Нёлди не задавал глупых вопросов, сам превосходно зная, что нужно делать) и, последним отчаянным усилием, раскачав, швырнули слабо сопротивляющееся тело в ленивые прибрежные волны.

Мгновения, последовавшие за этим, тянулись нескончаемо долго. И когда уже начинало казаться, что принудительное купание не возымело никакого эффекта, вода бурно вспенилась, точно на мелководье всплывал кит, и над волной показалась длинная угольно-черная морда с великолепным точеным профилем, грациозно изогнутой шеей, строгими ушами и мокрым шелковым шлейфом гривы.

Фенрировы яйца, до чего ж он был хорош! У Киэнна аж дыхание перехватило. Конечно, стройные высокие ноги скакуна все еще плясали пьяную джигу, но с этим, в любом случае, придется смириться.

Киэнн уверенно, но плавно, неторопливо приблизился к недоуменно стригущему ушами жеребцу. Ситуация представлялась ему довольно скользкой: если агишки сообразит, что от него требуется добровольно надеть узду, которая вроде как только что слетела – самому полезть обратно в руки Тьярлы – он и впрямь сбежит. Безусловно, баньши не составит большого труда изловить беглеца, но ни здравый смысл, ни дальновидность никогда не были сильной стороной водяных лошадок. При таком раскладе, быть может, проще найти путь к сердцу лошади, чем разуму упрятанного в ее теле фейри. Киэнн остановился в полушаге у плеча жеребца, мягко положил ладонь на спину:

– Ну тихо, приятель, тихо! Шшш! Хватит буянить.

Агишки строптиво отпрянул, но, чуть пораздумав, все же подошел и позволил себя погладить, почесать за ушами.

– Да ты же просто лошадиный бог! На тебя молиться надо, а не верхом ездить! – Киэнн довольно потрепал гриву жеребца. – Но сейчас нам очень нужна твоя помощь, Шиннамах Эхрадтигерн Рейдахад Маккуилидан Фаилви! Или мы все просто пропали.

Шинви величественно кивнул и пару раз стукнул копытом, выражая полную готовность снизойти к просьбам своих почитателей. За спиной Киэнна послышался восхищенный выдох никса. Да, я – хренов манипулятор, и я еще и не так умею, если припечет.

– Влезай, – кивнул никсу Киэнн.

– Только после тебя, – вновь несвоевременно попытался быть почтительным тот.

– Не прекословь и делай что я говорю!

Нёлди наконец повиновался, неуверенно взобравшись на длинную спину агишки. Киэнн быстро подсадил подменыша и с легкостью запрыгнул третьим. Благо водяная лошадь, как агишки, келпи или бекахестен, куда крупнее и выносливей обычной. А еще, безусловно, умнее, злее и своенравнее. Но, пожалуй, еще не родился тот конь, которому я бы не заговорил зубы.

– Гони, Шин! – старательно подбадривая жеребца, выкрикнул он. – Гони так, чтобы все четыре ветра удавились в воздушной петле от зависти! Давай, сперва к Голове Келпи, прихватим Тьяр, а потом лети, куда понесут тебя ноги!

Иногда даже иллюзия выбора лучше полной уверенности в его отсутствии. Если уж так необходимо скормить кому-либо горькую пилюлю, пусть, по крайней мере, считает, что после будет свободен делать все, что ему вздумается.

Агишки сорвался с места в галоп. В ушах свистнул ветер, из-под копыт полетели комья мокрого песка, сидящая впереди Киэнна подменыш взвизгнула и отчаянно уцепилась за пояс никса.

Вот и славно, детка.

Безымянная тисовая роща промелькнула перед глазами так, словно ее швырнули в лицо. По мелкой ряби волн вновь поплыло расплавленное солнце, впереди распластался длинный нагой пляж, летучий змей мелкого песка взмыл из-под копыт. Поодаль из нечесаных зарослей можжевельника торчали две изогнутых мраморно-белых скалы, похожих на щербатый полумесяц, увязший в земле. У баньши их именовали Рогами Элаты, у морских народов – Головой Келпи, а у сидов и альвов – попросту Скопящим Серпом. У их подножия торопливо гудело желтозубое пламя, глодавшее останки несчастного хобгоблина. Тьярла – черная от дыма и багрово-бурая от крови – размашистыми шагами шла им навстречу. Киэнн по-индейски свесился с крупа едва сбросившего скорость жеребца, крепко обхватив вздымающиеся бока коленями (в конце концов, искусство верховой езды было одной из немногих вещей, которыми он мог похвастать).

– Не останавливайся, Шин! Я подхвачу ее на ходу.

И уже приготовился протянуть руку бегущей плакальщице…

Бегущей? Срань гулонья и кишки боггарта! Тьярла бежала! Бежала, несмотря на то, что в ее роду это почиталось недостойным. Баньши не бежит, когда загоняет добычу, она торжественно шествует. У нее нет в том необходимости. Но сейчас необходимость была.

За спиной беглянки расцветало плазменное пятно пространственной воронки. Такое, которое рождает только одна магия в этой вселенной – сила Глейп-ниэр. Разверзшееся жерло с воем голодного дьявола пожирало хрустальный воздух и медный песок.

– Назад! – выпрямившись, заорал Киэнн.

Агишки взвился на дыбы, подменыш полетела кубарем на песок. Чертыхаясь, Киэнн спрыгнул и, закинув ее обратно на спину лошади, вскочил следом.

– Назад, Шин! В море! Прыгай и плыви, не разбирая дороги! Только это может ее задержать.

Но не остановить.

Баньши ещё что-то пронзительно кричала вслед, но Киэнн уже не слушал. Нет смысла слушать мертвецов. Если ты не на спиритическом сеансе.

Шинви повиновался, не задумываясь. Троих всадников окатило холодным душем брызг и кривой оскал берега начал стремительно исчезать позади. Оглушенная и почти бесчувственная подменыш болталась, как ночной патруль под борделем. Отдаленный крик баньши перерос в инфразвуковой шквал, выбивая воздух из лёгких.

– Нёлди, – прохрипел Киэнн, когда мучительный вопль, уже не слышимый ушами, оборвался и прекратил лупить под ребра, – можешь призвать бурю?

– Мы потонем, Киэнн, – возразил никс. – Вы потонете. Шинви не справится.

– А ты сделай так, чтобы она была у нас за спиной.

Конечно, в физическом плане никто гнаться за ними, скорее всего, не будет. Но шторм может сбить ее с толку. На какое-то время. На час. Или полтора. А дальше… Дальше остаётся только уповать на чудо. Есть же в этом забытом богами благословенном краю место для чуда! К тебе оно, ясное дело, не снизойдёт, но можно в который раз попробовать выехать на чужой удаче.

«Сдавайся, – прошептал гаденький внутренний голос. – Просто сдайся, и, может быть, их пощадят».

Не пощадят, сучий хвост! И ты это превосходно знаешь. Аинэке прикончила бы их даже только за то, что они видели тебя живым. А теперь, когда Тьярла расколется (а расколется она быстро), их просто линчуют.

Нёлди низко склонился над волной и заунывно запел на языке, из которого Киэнн не знал ни единого слова. Плести чары в пределах Ллира могли позволить себе только «дети моря» – водяные фейри. Всю другую магию Великий Океан искажал, отзеркаливал или поглощал. Но не магию Глейп-ниэр. Ее он мог лишь на время сбить со следа. И то при условии, что они уйдут достаточно далеко от Маг Мэлла. Как далеко? – Драный пес его знает! В конце концов, Глейп-ниэр – не прибор, а инструмент, и ее сила во многом зависит от того, кто на ней играет.

А играла Аинэке определенно лучше его…

За спиной взревел пробужденный Левиафан шторма. С его исполинской гривы рваными клочьями полетела пена. Агишки швырнуло вперед диким резонансом, оградить от которого не могло даже волшебство. Что ж, хотя бы есть надежда, что их не выбросит обратно к берегам Маг Мэлла. Ручаться, конечно, нельзя, с Ллиром всегда трудно, характер у него – тот еще подарок.

Воздух стонал, отголоски колдовской бури, трепавшей всклоченную мглу за спиной, терзали голое брюхо Океана. А впереди все так же било в глаза жидкое пламя полудня.

Внезапно Нёлди отпустил мокрую гриву агишки и беспомощно обернулся. В глазах его прочитался слепой ужас и нелепая мольба.

– Киэнн, – упавшим голосом заговорил он, – я слышу ее. Пока глухо, издалека, но она доберется до меня. Что мне делать?

Мгла за спиной, пламя впереди. Вся твоя жизнь – бегство из небытия в небытие. И ты, как грёбаный торнадо, волочешь за собой всех, кто попадется тебе на пути. Что ты будешь делать теперь, Дэ Данаан? Ты, бесполезное убожество, жалкая насмешка над человеком и фейри?

– Искать быстрой смерти. Как и нам всем. Прости, Нёл.

Ветер взвыл, как обезумевшая самка морских демонов, разом причитая и хохоча, огрызаясь и баюкая. Мгла липким похотливым языком лизнула плечи. Трапезничай, сукина дочь! Сегодня я скормлю тебе троих, и себя на десерт, как бонус от шефа.

Гул ветра и стоны волн обрели цвет и форму, свиваясь, как змеи в гнезде, в скользкий клубок заклятья. Мотив вползал внутрь сквозь уши, глаза и ноздри, струился холодным ядом под кожей, сминал и топтал слоновьими копытами. Я не могу его слышать! Я недосягаем для нее!

Подменыш пружинисто вскинулась. Она уже давно не висела в руках Киэнна безвольным мешком тряпок, но до этого мгновения он не замечал, что с ней происходит. Чарующую и жуткую песнь Серебряной Плети пела она! Пела, вторя рокоту бури. Или нет – это буря вторила ей!

Жесткие от воды и соли пряди волос самозабвенной певуньи хлестнули Киэнна по лицу. Гибкие, но сильные девичьи руки взлетели, словно распростертые крылья пьяной от крови валькирии. Голос то срывался на рычащий хрип, то дрожал в вышине истошным визгом, то кутал лебяжьим пухом, то терзал клыками саблезубой кошки. А в бездонном лоне Океана что-то жарко и призывно пульсировало. Что-то неведомое и незримое рвалось наружу. Неумолимо и грозно. Делай то, что делаешь, темная лошадка! Делай что угодно, потому что, даже если ты убьешь нас всех – хуже уже точно не будет.

Наконец черные врата Океана распахнулись с режущим скрипом ржавых петель, его привратницы-волны покорно расступились в поклоне, и четверо беглецов ступили на порог Вековечной Тьмы, имя которой, надо думать – Бездна Домну. Верней сказать, не то чтобы чинно ступили, а уж скорее сорвались и полетели, очертя голову.

Глава 16. Голод и сожаления

Одинокая башня Бельскернир вздымала ввысь круглую змеиную голову, прикрытую серебристым капюшоном купола, точно кобра перед броском. Внизу, докуда доставал глаз, многоглавым червем расползались рукава реки, с севера на юг – от мутной ряби болот до гигантских муравейников Края Холмов. За нечесаной щетиной леса на западе садилось солнце – охрово-терракотовое, почти без примеси этой гадкой желтизны. Вблизи от королевского замка не селился никто. Да что там вблизи! – Земля вокруг Бельскернира (вся та, которую Аинэке сейчас видела под собой) была словно чумная. И, надо сказать, многие поколения Дэ Данаанов это вполне устраивало: чем меньше глаз, наблюдающих за «нашим гадюшником» (королеву передернуло, когда это слово всплыло в памяти – именно так любил именовать собственную семью Киэнн), тем лучше. К тому же любого, кто ей понадобится, она доставит сюда в несколько секунд. Теперь уже – любого. Исключений не осталось.

Она стояла на самом верхнем балконе фамильного замка и с наслаждением вдыхала разреженный воздух. Девятилетний кошмар закончился, и она наконец-то сможет вздохнуть свободно! Не будет просыпаться в холодном поту посреди ночи, не будет вздрагивать от каждого косого взгляда и шарахаться от каждой незнакомой тени. Мертвец мертв, и его призрак больше не побеспокоит ее.

Подумать только: девять проклятых лет из-за одной случайной оплошности! И ведь это не было ее виной, она все сделала как надо, она оказала ему снисхождение, о котором он просил – и что? Где благодарность? Где благодарность, Брокк?

Ослепительно-белый грифон, восседавший на серебристых перилах в двух шагах от хозяйки, как всегда, прочитал невысказанную мысль и гневно заклекотал. Ну хоть кто-то в этом дурацком мире ее понимает без слов. Аинэке протянула руку и почесала птицу за ухом. Ее фарфоровые пальцы невероятно гармонировали с его великолепным оперением. Брокк по-кошачьи замурлыкал, а потом нежданно сорвался со своего насеста и взмыл за облака. Королева проследила за его грациозным, игривым полетом. Грифон сделал круг, потом стремительно метнулся влево, полоснув что-то серое когтями на лету. Птица – должно быть, цапля – хрипло вскрикнула и на запястье Аинэке упало четыре капли крови. Королева порывисто задышала – это знак! О, Брокк, как ты хорош!

Кровь. Все же жаль, что она не увидит его крови. Конечно, поначалу она хотела быть милосердной. Она собиралась убить его быстро и так, как то пристало королю. Даже после того, как он столь бесстыдно обманул ее. Она была готова простить. Но время шло, и он продолжал смеяться над ней издалека, наслаждаясь своей украденной жизнью, а кошмары обступали все гуще, все плотнее… По первым порам она не совсем осознавала, в чем причина, но она была в нем, вне сомненья! Он превратил ее ночи в ад и дни в такое же пекло! Он с самого начала это задумывал!

О, она грезила тем днем и часом, когда наконец прикончит его! Она будет убивать его медленно и долго, она заставит истекать его кровью, реками крови, она будет купаться в них, принимать утренние ванны, пить перед сном вместо мятного чая! Она хотела этого больше всего на свете. Пока… пока не нашла и это слишком милосердным для него. Просто смерть? Одна-единственная? – О нет, Киэнн! Я умирала тысячу раз в кошмарных снах, пока ты прохлаждался в своем свинском мире людей, умирала в муках, каждую ночь! И я знаю, какая смерть самая страшная. Та, которую получают в змеиной пасти Кэр Анноэт. Та, что полна жгучего яда и которой нет конца. Теперь она твоя и ты останешься с ней.

Грифон вернулся и, растянувшись у ног Аинэке, принялся лениво терзать свою кровавую добычу. Ты прав, Брокк, это и впрямь стоит отметить. Отметить славным ужином, или, быть может, даже конной прогулкой – она ведь уже, по меньшей мере, год, как не покидала своих покоев. Прокатиться куда-нибудь, созвать Королевскую Охоту, повеселиться всласть…

Но нет, не то. Она и вправду голодна, но другим голодом. И, пожалуй, утолить его будет непросто. Кто там сам просился к ней на пиршественный стол? Тот хорошенький черноглазый фоссегрим, что год назад сопровождал ее на Охоте? И парочка самоуверенных ганконеров? Ну-ну, мальчики! В самом деле, зачем кого-то принуждать? Всегда найдутся наивные мечтатели, которым неймется занять почетное место рядом с королевой. Смешно, Брокк, как будто рядом со мной есть место кому-то, кроме тебя! Но как пища они мне сгодятся.

Аинэке тронула серый хвост Глейп-ниэр, спящей змеей обвившейся вокруг пояса и назвала имя. Воздух знакомо задрожал, и пространство распахнулось огненным кольцом. По ту сторону горстями рассыпал серебро сорвавшийся с цепи водопад. Высокий темноволосый скрипач, с чертами лица, по которым никаким образом невозможно было определить его половую принадлежность, склонился в почтительном поклоне. Попробовал бы он этого не сделать!

– Сюда, – коротко скомандовала Аинэке. И тут же уточнила: – Молча.

Вот чего она на дух не выносит, так это когда они открывают свои грязные рты. Да еще коли их об этом не просят! Ничего путного от них все равно не услышишь.

Фоссегрим отложил в сторону свою бесполезную скрипку и прошел сквозь пылающую брешь в пространстве. Портал захлопнулся, сбив его с ног ударной волной. Подняться темноволосый так и не решился. Тем лучше.

Аинэке совершила второй призыв и извлекла из чьей-то убогой постели самодовольно ухмыляющегося белокурого ганконера. Он всерьез полагает, что столь неотразим? Что ж, она быстро отучит этого глупца скалить зубы. Пальцы королевы вновь скользнули по гладкой чешуе Серебряной Плети, и дурацкая гримаса мигом слетела с физиономии ошарашенного ганконера. Фейри тяжело упал на колени и инстинктивно зажал обе руки между бедрами. Не закричал, нет – крика она бы не простила. Только сипло выдохнул и до крови закусил губу. Аинэке отвернулась.

Имя третьего внезапно вылетело у нее из головы. Проклятье, снова! В последние пару лет с ней такое иногда случалось – и изрядно раздражало. Что ж, она знала, кого винить. Впрочем, для вызова имя не так уж необходимо – конечно, оно упрощает процесс, но можно обойтись и без него. Достаточно мысленно спроецировать образ, внешность, какое-то воспоминание… Конечно, есть вероятность ошибки, но невелика беда: значит, это будет другой ганконер…

Промахнулась она куда более основательно, чем могла ожидать. Это не был ганконер вовсе. Разорванная завеса открылась перед волчьим носом перепуганного до смерти вульвера. Тот, отшатнувшись, плюхнулся в воду, беспомощно взмахнув руками и неуклюже зацепив ногой ведро с вечерним уловом. Аинэке брезгливо покривилась, окидывая взглядом свою случайную добычу. Да какой с него толк? Еще и псиной небось воняет. Вульвер спешно выбрался на мокрые камни и неказисто преклонил колени перед королевой. А может и сгодится. В конце концов, он забавен, и она такого еще не пробовала.

Аинэке вздохнула и позвала темнолицую трау-прислужницу, повелев отмыть и надлежащим образом подготовить всех троих. Та коротко поклонилась и хладнокровно погнала «отару» королевских избранников во внутренние покои. Уродливая трау была одной из немногих, кого Аинэке держала при себе уже более двенадцати лет. И, пожалуй, единственной, кто не сжимался в ужасе под ее пристальным взглядом. Впрочем, доверять ей всецело королева также не могла. Как и никому другому. О да, кроме тебя, Брокк!

Между тем, грифон покончил с трапезой и даже успел вычистить белоснежные перья, теперь лишь самую малость отливавшие лавандово-розовым. Аинэке склонилась над питомцем, заглядывая в его огромные, прозрачно-индиговые глаза. Ты знаешь, что будет сегодня, Брокк? Сегодня все закончится, мои кошмары уйдут, и я снова стану прежней. Такой же беспечной и счастливой, как ты.

Но пока… Я чувствую голод. И им я тоже обязана тебе, Киэнн! Ты думаешь, это смешно? Посмейся теперь, проклятый ярмарочный скоморох!

И все же жаль, что она не увидит…

Королева спустилась в покои. Все трое избранных ею наложников уже ждали там. Служанка стояла поодаль, в своем почетном карауле. Брокк вертелся волчком на своей высокой пуховой лежанке, рвал клювом бархатную обивку и разбрасывал перья. Обычный вечерний ритуал перед отходом ко сну.

Аинэке придирчиво окинула взглядом свое угощение и небрежно указала на ганконера:

– Ты.

Об этих дамских угодниках говорят, будто сама их кожа выделяет некий сладострастный флюид, подобный наркотику, который впитывается в тело их жертв через поры и повергает женщину в неописуемый экстаз. А заодно вызывает своего рода привыкание. Не заметила ни того ни другого. Но они и впрямь получше многих. И держатся дольше.

Примерно четверть часа спустя королева вопила и стонала от наслаждения. Но голод, конечно же, никуда не ушел. Открыв глаза, Аинэке, с омерзением, увидела перед собой торжествующую рожу этого дурака. Она с размаху отвесила ему жестокую затрещину, забрызгав алыми каплями кружевной рукав пеньюара. Новая, могучая волна возбуждения захлестнула ее, как воды потопа легендарный город Ис. Все же так жаль…

– Продолжай.

К рассвету измученный и избитый до неузнаваемости ганконер все же потерял сознание. Она не хотела. Так получилось. Но не оставаться же ей голодной? Аинэке перешла ко второму блюду.

Фоссегрим – существо, по сути, бесполое, но удачно копирующее как мужскую, так и женскую природу по собственному выбору – продержался и того меньше. Правда, Аинэке к этому времени тоже подустала. Но проклятый голод по-прежнему грыз ее своим злым, неистовым пламенем. Да что же это такое? Неужели он до сих пор жив? Когда он умрет, все это точно закончится. Зря она не…

Да, нужно было доставить его сюда. Нужно было сначала насладиться его болью и кровью здесь, заклеймить и только после этого отдать на съедение Кэр Анноэт. Тогда она бы знала наверняка, могла видеть! Видеть, как он умирает. Конечно, клеймить смертника – опасная затея. Она бы не только видела, но и чувствовала то, что чувствует он. Но ради тебя, Киэнн – о, ради тебя я готова на все!

Поздно сожалеть. Она не сможет вытащить его оттуда, где он сейчас. Не сможет…

Отчего же? Кое-что сделать еще можно.

Рука Аинэке судорожно нащупала холодный металл Глейп-ниэр. Глаза пошарили в тяжелом, напоенном ароматами крови и плоти сумраке опочивальни. Вульвер? – Нет, пожалуй, его все еще можно использовать по-другому. Фоссегрим? – Он больше похож на мертвеца, чем на живого…

– Подойди! – повелела она изуродованному существу, которое еще недавно было пресловутым «ласковым любовником», эльфийским инкубом или как их там еще величают.

Полз ганконер возмутительно долго, словно намеренно испытывая королевское терпение. Аинэке развязала цепочку-пояс и, должным образом, четырежды обернула ее вокруг пальцев.

– Ближе.

Жуткое распухшее лицо едва не коснулось ее обнаженных коленей, тонких и белоснежных, как мраморная резьба под потолком. Королева брезгливо отдернулась. Кажется, он еще не соображал, что ему предстоит. Или вообще ничего не соображал. Впрочем, эта братия от природы ограничена и напрочь лишена фантазии.

Аинэке протянула свою ослепительную руку и четким, уверенным движением небрежно коснулась его темени перекрещенной цепочкой. Кожа вспыхнула, волосы обуглились, ганконер истошно возопил и дохлой рыбой свалился на пол. К счастью, Аинэке успела зажать уши.

– Приведи его в чувства, – бросила она служанке.

Какой толк от глаз, которые не смотрят? Трау деловито приступила к работе. Опыт у нее в этом деле немаленький. Когда ганконер, тряся головой и панически моргая, начал приходить в себя, Аинэке педантично проверила связь. Ощущение не из приятных. Надеюсь, оно того стоит. Королева вновь тронула пальцами Глейп-ниэр и сосредоточилась. Эта переброска в пространстве всегда была одной из самых энергозатратных и трудновыполнимых манипуляций, нужно быть настоящим виртуозом, чтобы не повредить «груз» в пути. Да еще и не впустить смерть, которая обитает по ту сторону, в свою комнату и в свой разум. Охватившее фигуру ганконера пламенное пятно хаотично меняло цвета от багрового к пурпурному, ядовито-желтому и чернильно-синему, извивалось и трепетало, дышало то жаром, то могильным холодом. Похоже, этот идиот понял, что с ним происходит только в последнюю секунду: черная дыра распахнулась и захлопнулась в мгновение ока.

Аинэке терпеливо выдержала еще несколько ударов сердца и снова попробовала связь.

Связи не было.

Королева раздраженно попыталась нащупать еще раз, потом опять и опять. Она была готова поклясться, что все сделала как нужно, и пациент прибыл на место назначения в целости и сохранности. Но она по-прежнему ничего не видела и не слышала. Да и остальные органы чувств также не отзывались. Мертв.

Надо было взять кого-то поживучей! В любом случае, у нее нет настроения продолжать пиршество. Вульвер вполне подойдет.