Текст книги "Песнь Серебряной Плети (СИ)"

Автор книги: Бранвена Ллирска

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)

Глава 25. Дети Аннвна

Это действительно было похоже на запой. Хотя поначалу Эйтлинн, как любой алкоголик, ни в какую не хотела себе в этом признаваться. Ну конечно же я могу остановиться в любой момент! Да вот хоть сейчас! Только еще одну страничку… А потом еще одну, и еще… И она бы, наверное, напрочь потеряла счет времени, если бы не периодические появления Киэнна, который под благовидным предлогом «тебе пора отдохнуть» неизменно тянул ее в койку.

К чести бесчестного короля, слово он, похоже, держал, не распространяясь о том, что «истина на дне бутылки», а выход, вероятно, на дне колодца. В последнем Эйтлинн была уже практически полностью уверена. В фоморских летописях то и дело фигурировала следующая формулировка: «И вошел он в воды Шала-Иннан-Нэ…», после которой обычно говорилось о чем-либо, связанном с Маг Мэллом. То есть, надо понимать, «войти в воды» источника означало «совершить переход между мирами». Точно так же, как, должно быть, ушли в мир живых, погрузившись в чашу колодца, призраки. Интересно, в каком облике они там сейчас разгуливают?

О безликих тенях мертвых хроники фоморов также упоминали. И звали их шал-луа, что Киэнн быстро перевел куда более знакомым Эйтлинн кельтским словом «слуа». По его словам, в Маг Мэлле, в точности как и в земном мире, рассказывали о них множество жутких легенд, почти во всем напоминавших ей шотландские. Но своими глазами грозных призраков никто из фейри не видел уже, по меньшей мере, две-три тысячи лет. И вот теперь, получается, она снова выпустила их из Аннвна…

Многие из книг, которые она поначалу приняла за поэтические сборники, на самом деле оказались собранием пророчеств. Однако разбирать их было куда сложнее, чем летописи и даже гримуары: все они были и в самом деле рифмованными, или, как минимум, аллитерационными, аллегорическими, расплывчатыми и всегда двойственными. Как с той первой фразой, вырванной ею из контекста хроники, о жизни мертвым и смерти живым. Или даже похуже: предрекали две прямо противоположные вещи одновременно. Удобно, конечно, одно из двух случится с куда большей вероятностью. Хотя, похоже, предрекалось именно такое одновременное исполнение противоположностей.

Было там еще и что-то о некой сакральной усыпальнице королей, которую при этом неизменно называли то ли Великим Домом Пробуждения, то ли Курганом Бессмертия – Кир А-Мар-Бетх. С ней, похоже, было связано и имя Белисамы, на языке фоморов звучавшее как Белитсера. По словам древних летописцев, она указывала величайшим и «вечно живым» правителям путь к свету. Надо думать, предки Эйтлинн, не в пример прочим фейри, были глубоко религиозны… Или они просто знали что-то, чего нынешние обитатели Маг Мэлла не знают?

А вот о Глейп-ниэр Эйтлинн по-прежнему не находила ни единого слова. И это не давало ей покоя. «Да все уладится само собой, – беспечно уговаривал ее Киэнн. – Ну не сегодня, так завтра у Аинэке будет наследник и, считай, в конечном счете, она самоликвидируется». «Только мы с тобой до этого счастливого дня не доживем!» – неизменно злилась Эйтлинн. Он отшучивался или отводил глаза: «Я могу не дожить, конечно». Эйтлинн такой расклад не устраивал. И, мимо воли, в очередной раз заставлял пожалеть, что она все же не родилась мальчиком. Наследник. Я бы ей такого быстро сделала. Подкараулила в каком-нибудь укромном уголке и отымела по полной – благо, здешними законами это даже и не особо осуждается. А потом постаралась выкрасть младенца и вырастить из него истинного «короля Артура»! Но никто, кроме нее, с этой задачей, скорей всего, не справится, потому что только она – фомор. Только над ней Глейп-ниэр не властна…

В своей собственной ментальной власти Эйтлинн уже имела возможность убедиться. Несколько дней тому назад (а верней, несколько «снов», как она уже стала называть свои условные временные промежутки), в библиотеку неожиданно ввалился вусмерть пьяный Шинви, по-видимому полностью одуревший от фоморской выпивки на голодный желудок, и принялся грязно приставать. В этот раз Эйтлинн не кричала и не отбивалась, а лишь расфокусировала взгляд, так, словно смотрела на одну из этих оптических иллюзий-стереограмм, и почти инстинктивно нащупала уязвимую точку в мозгу агишки, после чего изо всей дури надавила на нее, одновременно отдавая мысленный приказ. Шинви исполнил все в точности: медленно отступил, неуклюже встал на руки, перевернулся на гимнастический мостик, и, в таком диком положении, как одержимые дьяволом в каком-то полузабытом Эйтлинн ужастике Джона Карпентера, задом наперед, выбежал за дверь. Вдоволь нахохотавшись, фоморка сделала себе заметку на память: испробовать это на ком-то еще.

Сначала – осторожно и незаметно – на Нёлди, а после – уже куда более смело и откровенно – на Киэнне. И еще разок, для верности теста. И снова…

– Может, прекратишь пользоваться мной, как марионеткой со встроенным вибратором? Я настолько все плохо делаю?

Эйтлинн густо покраснела. Кажется, это была не самая лучшая идея.

– Я просто из любопытства, – слабо попыталась оправдаться она.

Киэнн кивнул:

– Я понял. Но один раз – ладно, два – так и быть. Я даже не возражал, в конце концов, это познавательно. Но это уже третий раз, Этт! Думаешь, так приятно, когда у тебя в мозгах копаются?

Ей захотелось провалиться сквозь землю от стыда:

– Я больше не буду…

Он вздохнул, недоверчиво поморщившись:

– Давай так: если тебе вдруг на самом деле что-то не понравится…

– Мне все нравится! – поспешно заверила его Эйтлинн. Киэнн отрицательно покачал головой:

– Так не бывает. Если что-то не совсем так и тебе хочется другого – можешь корректировать. Но будь добра, предоставь мне хоть какую-то свободу действий!

Эйтлинн шутливо нахмурилась, чувствуя, что достойно выйти из этой неловкой ситуации у нее нет никакой другой возможности:

– Размечтался! Свободу действий ему! – Она резким движением опрокинула его на спину, угрожающе нависнув сверху: – Лежать смирно и не дергаться, подопытный! Мне жизненно необходимо испытать, на что способен язык фомора. Вдруг он у меня клейкий как у хамелеона? Так что держись!

И, надо сказать, в этой шутке была только доля шутки. Изменения, происходившие с ее телом, а отчасти и психикой, Эйтлинн озадачивали и настораживали. Хотя многие из них, безусловно, шли на пользу: например, ей, в отличие от трех других обитателей Стеклянной Башни, вовсе не досаждал голод, да и в отдыхе она нуждалась все меньше и меньше. Обострился слух, появилось странное, труднообъяснимое чувство объема пространства, как будто она ощупывала его длинными невидимыми вибриссами. Прибавилось к этому еще и банальное тепловидение. А вот обычное зрение внезапно стало проседать, что немало огорчало Эйтлинн, привыкшую видеть мир во всех красках и деталях. Впрочем, может быть, ее попросту наконец нагнал профессиональный недуг – близорукость.

Было и еще много всего. Она слышала, как бьется кровь, чувствовала сам ее ток по венам и артериям, так же отчетливо, как обычный человек слышит урчание собственного желудка. Свои движения казались ей слишком быстрыми, раздражающе мельтешащими, чужие же, напротив, неестественно замедленными, звуки – слишком громкими, режущими слух. Ко всему этому приходилось привыкать…

А потом она внезапно услышала кое-что еще…

По правде говоря, на первых порах она не только не поняла источника и причины этих новых ощущений, но даже не обратила на них мало-мальски серьезного внимания. На фоне куда более заметных изменений, еще один или два необычных симптома точно не делали песни. А когда и обратила, еще долго не могла разобраться в их природе и значении. И даже когда первые смутные подозрения принялись всплывать где-то на периферии сознания, отмахивалась от них, как от докучливых мух. Ну что за вздор, в самом деле? Как бы то ни было, не на второй же или третьей неделе! Так не бывает…

А, собственно, почему не бывает? С кем не бывает? С человеком? Ты не человек, сладенькая. Ты – дитя Аннвна, кошмарный демон или древнее полубожество. С чего ты взяла, что хоть в чем-то похожа на человека?

Что-то тихо билось у нее внутри. Точно пойманный мотылек в ладошку. Трепетало. Каждый миг настойчиво и дерзко напоминало о своем присутствии. Там, где-то пониже пупка. И ее новые обостренные чувства подсказывали ей, что с каждым днем – самую чуточку выше. И сильнее. Уверенней. И если, конечно, загадочная физиология фоморов не подразумевала наличия второго сердца на месте матки, вывод напрашивался сам собой.

Конечно, от этой мысли голова шла кругом. Было не похоже на то, чтобы Дэ Данаан лгал ей насчет проблем с воспроизводством у народа фейри. И вряд ли она – нет, он, потому что, если следовать принятой логике, проблема заключалась именно в нем – стал счастливым исключением из правила. Их заговоренный край, по-видимому, каким-то образом строго регулировал рождаемость в своих пределах. Но только в них! Да, она помнила о том, что дети фейри, рожденные в мире людей, отличались от родителей. То же самое она несколько раз находила в поздних хрониках, датированных, конечно, очень расплывчато, но описывающих события, связанные с королями Маг Мэлла, которых Киэнн с уверенностью называл своими прадедами в шестом-седьмом поколении, а значит, по прикидкам Эйтлинн, правивших как раз не более пяти сотен лет назад. Но к детям Аннвна это не относилось! И нежданный наследник короля мог одним махом решить если не все существовавшие проблемы, то большую их часть! Вот только…

Судя по всему, перехода в Маг Мэлл ее еще не рожденное дитя точно не переживет. А значит…

– Нет, – категорически помотал головой Киэнн.

– Опять нет? – вспыхнула Эйтлинн. – Ты что, издеваешься?

– Во-первых, я в это не верю, – невозмутимо начал он. – Это сущий вздор и несусветная нелепость. С таким же успехом ты можешь предложить мне поверить в непорочное зачатие…

– Про партеногенез слышал? – не удержалась, чтобы не съязвить Эйтлинн.

Киэнн подозрительно покосился:

– Нет. Что это?

– Однополое размножение, если хочешь.

Он ухмыльнулся:

– Не хочу. А кто так размножается?

Эйтлинн слегка стушевалась: по правде говоря, она точно не помнила. Но явно не люди и даже не высшие приматы. Хотя при чем здесь люди, в конце концов?

– Кажется, черепахи.

Киэнн хмыкнул:

– Бедолаги. Хорошо, что я не черепаха. Но это не имеет отношения к сути дела…

– А ты знаешь, что они звали себя Детьми Аннвна? – вновь с жаром перебила его Эйтлинн. – В противовес Детям Маг Мэлла.

Глухую защиту Киэнна это тоже не пробило ни на дюйм.

– Очень поэтично, но ничего не значит. Этт, ну сама подумай: какая жизнь может возникнуть в мире смерти? С чего бы вдруг бесплодному краю…

– А Ши-Ланэ? Хочешь сказать, она не источник жизни в мире смерти?

Киэнн возвел очи горе:

– Ну хорошо, если даже допустить, что все именно так, как ты говоришь – неужели ты и впрямь считаешь меня таким мудаком?

Эйтлинн растерянно нахмурилась:

– В смысле?..

Киэнн глубоко вдохнул:

– Я не хочу использовать тебя таким образом. Просто не хочу. И это вторая причина.

Она нервно прикусила губу:

– А как же «все всех используют, разница только в том, для чего именно»?

Он отвел глаза:

– Не в этот раз.

Фоморка сдержала порывистое дыхание и хитро прищурилась:

– Ты меня просто изумляешь, Дэ Данаан! Ну… а если именно я хочу использовать тебя? Как донора. Скажем, чтобы сделаться королевой-матерью и все же получить свою долю власти над Маг Мэллом. Ты против?

Он резко вскинул голову:

– Ты не поверишь, но да. Я категорически против.

Краска вновь ударила в лицо Эйтлинн, в голове загудело и с языка непрошено, само собой сорвалось яростное:

– К твоему сведению, ты уже ничего не решаешь! Будет так, как захочу я. И не иначе.

– Окей, мэм, – презрительно отсалютовал Киэнн.

И, конечно же, сделал самое глупое, что только мог сделать: ужрался до поросячьего визга. Так что последующие несколько часов Эйтлинн познавала самую темную и похабную сторону блюза. Причем, по мере того, как связки горластого полуэльфа садились, из сладкоголосого Планта, неуемно вещавшего о лимонах и бананах, а также способах их употребления, он все больше превращался в охрипшего Моррисона, и уже и вовсе не церемонился в выражениях. Примерно на восьмой-девятый час концерта Эйтлинн уже невыносимо хотелось пойти и придушить придурка собственными руками. К счастью для них обоих, Киэнн окончательно сорвал голос и вынужденно замолчал.

Самое обидное, что, в принципе, Эйтлинн понимала, что он пытается всем этим сказать: если она сделает по-своему, он себя попросту убьет. Убьет, оставшись тут и продолжая глушить это жуткое пойло, или еще как-то иначе, но его смерть будет на ее совести. Разрази тебя Таранис, Киэнн, ну как можно быть таким идиотом? Ведь она же действительно хочет сделать все как лучше! Что в этом такого недопустимого? Почему нельзя просто понять и согласиться?

И что это вообще за низкий шантаж, в конце концов?

О смертоносных свойствах живительного напитка фоморов Эйтлинн рассказала ему (и двум другим фейри), как только убедилась в правоте своих подозрений. Именно вода Ши-Ланэ была причиной, по которой Детям Аннвна приходилось время от времени навещать Маг Мэлл – чтобы, так сказать, сбросить статическое электричество. При долгом и непрестанном употреблении «жидкая магия» источника превращала кровь в ртуть и жертва такой «передозировки» неизбежно погибала. Правда, Эйтлинн до сих пор не знала, как долго можно пренебрегать этой опасностью. И как именно открыть врата между мирами, тоже не знала. Потому как интуиция подсказывала ей, что просто нырнуть в колодец и надеяться на лучшее – паршивая идея.

Эйтлинн вздохнула и вновь обвела взглядом свою «королевскую сокровищницу»: библиотека фоморов была слишком велика и неохватна даже для ее неуемного аппетита. За прошедшие две или три недели она не успела поглотить и сотой доли ее объема. И ведь самое главное: она не знала, где именно искать! Даже если она каким-то чудом перероет всю библиотеку триста тридцать первого этажа – нужные ей знания могут находиться еще тремястами этажами выше. Эх, вот бы современный быстрый поиск по базе библиотеки! «Окей, Белитсера, как попасть в Маг Мэлл?»

В дверь тихонько постучали. Или скорее даже поскреблись.

– Входи, Нёлди.

Фоморка уже нисколько не удивлялась собственной способности «видеть» посетителя через дверь: она отчетливо чувствовала объем пространства, замещенный живым телом, и оно несомненно было слишком хрупким для агишки или даже получеловека. Никс робко протиснулся в дверную щель и поднял на Эйтлинн травянисто-зеленый взгляд:

– Что ты с ним сделала? – В голосе прозвучал мягкий, но вполне ощутимый упрек. Кажется, Киэнн серьезно переоценивает степень нелюбви, которую может испытывать к нему бывший подданный.

Эйтлинн покачала головой:

– Тебе незачем это знать, Нёл.

Тайну короля фейри она все еще намеревалась сохранить. Ну и свою заодно тоже.

Никс понимающе кивнул и обреченно уточнил:

– Мы все умрем здесь, да?

– Матерь богов! – Глаза Эйтлинн округлились. – С чего ты взял?

Нёлди смущенно пожал плечами:

– Ну, из мира мертвых не возвращаются…

Эйтлинн не сдержала вздоха:

– Если бы ты только знал, насколько ошибаешься, Нёл! – Она пошарила глазами по комнате. – Видишь ли, я даже знаю, где находится выход. Я только не могу найти средство его открыть. Наверное, нужно какое-нибудь заклинание, и их здесь без счета, но все не подходят…

Никс внимательно взглянул на фоморку:

– А заклинание Глейп-ниэр ты уже пробовала?

Эйтлинн огорченно отмахнулась:

– О ней я и вовсе ни слова найти не могу! Как будто фоморы вообще не имели к ней ни малейшего отношения…

– Но ты же использовала его, чтобы открыть врата в Аннвн, – возразил Нёлди.

– Что?..

На этот раз Эйтлинн едва не потеряла дар речи. «Песня шторма», говоришь? Ах ты ж сукин сын! На лице никса также нарисовалась гримаса недоумения, а потом, вместе с блеснувшей догадкой, плохо скрываемая злость:

– Киэнн не сказал тебе, да? А нам соврал, что ты в курсе.

Ну а чего от него еще ждать? Эйтлинн поймала никса за плечи, требовательно перехватив его взгляд:

– Ты знаешь его, Нёл? Это заклинание? Я произносила его в трансе и не помню ни единого слова.

Он испуганно потрусил головой:

– Я слышал его тысячи раз, оно врывается в сознание, прежде чем Глейп-ниэр ломает и подчиняет тебя. Я ни с чем его не спутаю. Но повторить я не в силах. Мой мозг закипит от этого. В буквальном смысле. Никто из фейри не сможет. Разве что…

– Разве – что?

– Я думаю, Киэнн мог бы. Если хоть раз в жизни слышал его.

А он слышал. Слышал, по меньшей мере, дважды – когда она сама пела его в трансе. И наверняка тогда, в ее квартире, когда оно настигло его, отраженное от плоти и крови самой Эйтлинн… Только как теперь из него это вытрясти?

Конечно, можно просто снова залезть к нему в мозг и вытянуть нужную информацию силой. Да, она обещала больше так не делать, но ведь это совсем другое! Не забавы ради!

Какое «другое», Этта? Все то же самое. Нельзя превращать человека в марионетку, даже из благих побуждений и ради высшей цели.

А позволять ему сдохнуть во имя своих идиотских надуманных принципов можно?

Эйтлинн стиснула зубы. Ладно. Она решительно встала и, отдав распоряжение никсу следовать за ней, спустилась этажом ниже. Король-подменыш валялся на высокой фоморской кровати с воздушными перинами и кашемировыми простынями в состоянии абсолютного беспамятства.

– Вставай, тело! – резко потрясла его за плечо Эйтлинн. – Ты мне нужен.

Киэнн приоткрыл левый глаз, мутный от количества выпитого:

– А не пошла бы ты нахрен, Этт? – сипло прохрипел он.

– Даже и не рассчитывай! – раздраженно поморщилась Эйтлинн. Но потом не выдержала и все же присела на краешек постели, погладила его по волосам: – Ну ты мастер буянить, Дэ Данаан! Знаешь, я уже едва не уверовала, что Король Ящериц и впрямь жив.

Киэнн хмыкнул:

– Не находишь логичным, что, если бы ты услышала его здесь… это скорей означало бы, что этот говнюк все-таки издох? – Он тяжело повернул голову в сторону меланхолично собиравшего пустые бутылки со стола Шинви. На удивление, агишки был куда более трезв, чем его король. – Шин, а ну скажи-ка… тот алкаш, которого подменили чьим-то трупом еще до моего рождения – он уже окочурился… или еще нет? Этот… О’Морриг.

Агишки недоуменно вытаращил глаза:

– Дык я ж пил с ним в недавности!

– С Джимом Моррисоном? – изумленно переспросила Эйтлинн. – Тем, который умер в семьдесят первом? Ты серьезно?

– Агась, – радостно кивнул Шинви. – Серьезновый такой тип, и пить серьезнейше могёт. О’Морриг наши его кликают. Шим О’Морриг. В ящерку превращакается еще.

Киэнн покривился:

– Вот зараза! Так и впрямь еще меня переживет и на могилу придет поссать.

– Не будет у тебя могилы, Дэ Данаан! – уперла руки в боки Эйтлинн. – Потому что, похоже, я прикончу тебя прямо здесь и сейчас!

– Сделай одолжение! – снова потянулся за бутылкой он.

Ну и чем пристыдить человека, который сам считает себя бессовестной сволочью? И, вполне вероятно, что таковой и является? Эйтлинн тоскливо вздохнула и, поменяв тактику, попробовала пойти на мировую:

– Слушай, Киэнн, я готова простить тебе и этот отвратительный концерт, и свои кровоточащие уши, и даже то, что ты бесстыдно врал мне о том, какую именно «песню» я пела в трансе. Но мне нужно знать ее слова. Я хочу попробовать произнести ее осознанно. Возможно, что именно она открывает портал в мир живых. Дай мне текст песни Серебряной Плети!

Подменыш предсказуемо скривил паскудную рожу:

– Объясняю еще раз для дегенератов с короткой памятью: я – гребаный человек и гребаную песню гребаной Глейп-ниэр ни хрена не слышу. Так что… – он выразительно облизнул средний палец.

Фоморка с трудом сдержала порыв по этой самой роже основательно заехать.

– Нёлди, – кипя от ярости, обернулась она к никсу, – сколько он там тебе задолжал? Полторы сотни? – Можешь его со спокойным сердцем выдрать. Бороться за Глейп-ниэр с Аинэке он все равно не собирается. Ему, – Эйтлинн прищурилась, сложив губы в жестокую усмешку, – религия не позволяет.

И пока ошарашенный никс растерянно переводил недоумевающий взгляд с нее на Киэнна, строптиво вздернув голову, продолжила:

– Ну что, Дэ Данаан? Мне продолжать или как-то договоримся?

Шантаж за шантаж, Киэнн. Не хочешь, чтобы я выдавала твою дурацкую тайну – придется пойти на уступки.

Киэнн зажмурился:

– Ну ты и сучка, Этт! – Потом решительно открыл глаза, в которых в этот момент не было ничего, кроме испепеляющей ненависти: – Записывай, продиктую.

Эйтлинн проглотила слезы и записала заклинание под его диктовку.

После чего еще не меньше недели разучивала его, подбирая интонации и мотив. Давалось тяжело. То, что в трансе приходило само собой, вне оного оставалось недосягаемым. Конечно, когда-то она тоже слышала его, но лишь однажды, и в тот момент совершенно не осознавала, что с ней происходит. Подобрать ноты по памяти, угадать, вычислить методом проб и ошибок…

Киэнн был мрачен и молчалив, пьяных концертов он более не закатывал, но и прежним уже не был. Как подменили. Что ж, в чем-то это и к лучшему. Теперь он хотя бы не поколеблется уйти отсюда вместе с другими. Но, драные чулки леди Мадонны! Как же это больно – намеренно отталкивать от себя того, кого любишь!

Отчаяние заменяло Эйтлинн необходимое умение в вокализации написанного текста. В конце концов, песнь Глейп-ниэр – песня боли…

И вот наконец она прозвучала. Стены Стеклянной Башни многоголосо зазвенели в ответ, а над колодцем Шала-Иннан-Нэ развернулся невидимый, но превосходно ощутимый магический вихрь.

С тех пор, как Эйтлинн начала практиковаться, один из фейри, неведомо по чьей инициативе, почти всегда присутствовал в подвальном этаже вместе с ней. Чаще всего это, как ни странно, был все же Киэнн. Его присутствие давило и терзало ее, тем паче, что на каждую ее новую попытку и новую неудачу он отвечал презрительно-злорадным смешком. Время от времени это становилось настолько невыносимым, что ей уже хотелось либо попросту швырнуть в него чем-нибудь тяжелым, либо заорать так, чтобы эта проклятая башня рухнула им обоим на головы.

Сегодня его, по счастью, подменял Шинви.

– Шин, позови остальных, – твердо попросила его фоморка.

Пришло время прощаться…

Агишки нырнул в бурлящую воду колодца первым. Не задумываясь. Нёлди послушно последовал за ним. Похоже, он уже привык повиноваться Эйтлинн без рассуждений. Воронка по-прежнему гудела, путь был открыт, он вел на волю – она знала это наверняка, чувствовала своим новым седьмым чувством. Маг Мэлл звал, настойчиво и страстно…

Последний из троих пленников Стеклянной Башни, тех, кому предстояло совершить прыжок между мирами, стоял перед фоморкой, точно угрюмая тень отца Гамлета и, похоже, даже и не думал сдвинуться с места.

– Хрен тебе, – процедил он. – Если ты остаешься, я остаюсь тоже.

Эйтлинн едва не сбило с ног неожиданным шквалом:

– Но зачем?..

Все эти дни, ночи, время безвременья она пребывала в абсолютной уверенности, что чувства Киэнна к ней – если такие и впрямь существовали – можно хоронить, не опасаясь, что покойник встанет из гроба. Тысячи раз корила себя в содеянном, мечтала повернуть время вспять и поступить иначе, проклинала его, себя и все миры сразу, сколько их бы там ни было. Но, по крайней мере, была спокойна насчет того, что не станет причиной его нелепого самоубийства. И отчаянно убеждала себя, что оно того стоило.

Киэнн привычно скривил губы в полуусмешке:

– «Зачем?» Затем, что я не хочу тебя потерять, гадина ты фоморская!

Второй удар шквала сокрушил ее. Не в силах держаться дольше, Эйтлинн просто упала ему на грудь и крепко обвила обеими руками.

– И не потеряешь, – прошептала она. – Даже и не думай. Ты от меня теперь так просто не отделаешься. Если надо будет, я тебя и после смерти найду.

Он порывисто притянул ее заплаканное лицо к своему и запечатлел на губах жадный поцелуй. Фоморка ответила пылко и безудержно. Потом с силой оторвалась и, тщетно силясь унять лихорадку, почти прокричала:

– А теперь иди, Киэнн! Иди и завоюй нам этот мир! Не будь ребенком. Будь мужчиной наконец!