Текст книги "Песнь Серебряной Плети (СИ)"

Автор книги: Бранвена Ллирска

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц)

– Встань. Придется тебе, приятель, поработать лошадью. – И добавил уже для Тьярлы: – Верхом мы будем передвигаться быстрее.

– Да хоть волом, хоть мулом, только не зарезывайте! – пролепетал дрожащий как осиновый лист агишки.

Баньши выпустила плечо своего пленника:

– Только уж держи свою «лошадь» в узде, Киэнн. Если он попробует сбежать – ты снова пойдешь пешком.

А четвертью часа позднее они снова сидели за длинным тростниковым столом при свете зеленоватых ламп, наслаждаясь вторым за ночь роскошным ужином, или, быть может, скорее уже ранним завтраком. Хотя, если быть точным, сидели как раз не все: сам никс вертелся как белка в колесе, и едва под ноги не стелился, стараясь угодить гостям. На столе появились огромные полосатые креветки в нежном сливочном соусе, восхитительно рыжие, похожие на толстые запятые, за ними – живые устрицы, влажно лоснящиеся в своих переливчатых раковинах, потом – все еще дымящийся запеченный лосось с ароматными травами, и остроносый осетр в сметане, разнаряженный, как жених на сватовстве, и пунцовые омары с клешней в четыре мужских ладони, и крохотные, маринованные в сладком вине, осьминожки, ярко-коралловые, точно махровые маргаритки, и кружевные медовые пряники с ароматом муската и корицы, и душистый яблочный пирог под хрустящей глазурью, янтарно-прозрачный и бесстыдно текущий густым пьяным сиропом, и свежие ягоды земляники со взбитыми сливками, мягким сыром и бисквитной крошкой, разложенные по высоким вазочкам-кувшинам из чистейшего горного хрусталя. И, в придачу ко всему, еще четыре запечатанных воском, ощетинившихся мелкой чешуей кристаллов по бокам, старинных бутылки великолепных выдержанных напитков, в сравнении с которыми изумительный вечерний бренди казался уже попросту помоями. Перед пирогом не устояла даже усердно дувшаяся подменыш, теперь старательно облизывающая липкие пальцы, а строгая и аскетичная Тьярла, едва не хлеставшая Киэнна по рукам во время его первого – несанкционированного – пиршества с этого же стола, ныне с удовольствием угощалась жареными креветками.

Откуда-то из дальних комнат никс выволок кипу вполне добротных и искусно сработанных одежд и обуви, едва ли не на любой вкус и сезон (хотя и исключительно мужских), вывалил их перед Киэнном и его спутницей, и, запинаясь, смущаясь и рассыпаясь в бесконечных извинениях, едва ли не умолял взять из этой «дряни» все, что им заблагорассудится.

Подменыш недоверчиво наморщила нос:

– А ушивать кто будет?

Киэнн усмехнулся:

– Вряд ли он станет сватать нам то, что нужно ушивать. Никогда не читала сказок о волшебных вещах, которые любому хозяину впору?

Девушка все еще с сомнением и скептицизмом в глазах вытянула из груды весьма изящную и даже кокетливую кожаную туфлю с длинным мыском – и та прямо у нее в руках ужалась на два-три размера. Повторив тот же фокус еще десяток раз, подменыш, не выдержав, расхохоталась. Но, через мгновение, посерьезнев, снова насупилась:

– И как на меня посмотрят местные, если я буду щеголять в мужском? – то ли выискивая к чему бы еще придраться, то ли всерьез опасаясь последствий подобной «фривольности» поинтересовалась она.

– Да уж конечно забьют камнями, предадут анафеме и сожгут на костре! – съехидничал Киэнн. Она, конечно, молодец, что осторожничает, но как-то больно уж шаблонны ее представления о «фэнтези мирах». – Беда в том, подменыш, что фейри видят не одежду, которую ты носишь – они видят тебя. Будешь ты носить мужское или женское, богатое или бедное, наденешь паранджу или не прикроешься даже фиговым листком – ты будешь только тем, что ты есть, и реагировать на тебя они будут соответственно. Их не одурачишь. Они видят твою силу или слабость, а не штаны или юбку. Хотя последнюю, конечно, удобнее заворачивать.

И, прежде чем она успела отреагировать на заключительное замечание, обернулся к Нёлди, указав на мокрое, скомканное пончо:

– Вот это тоже постирай, просуши и, если понадобится, почини.

Никс послушно кивнул:

– Конечно.

Подменыш наклонилась к плечу Киэнна:

– Входишь во вкус?

Киэнн молча хмыкнул. Это еще цветочки, деточка. То ли еще будет, если Глейп-ниэр и впрямь снова окажется у меня в руках.

А что, собственно, будет, Киэнн? – А то ты не знаешь! Надо полагать, примерно так же себя чувствует заядлый джанки, которому какое-то время назад наконец удалось слезть с героиновой иглы, когда ему снова предлагают дозу. «Ну я же только один разок, в последний раз!» Ты знаешь, что она убьет тебя, гребаный кретин, знаешь – и не можешь устоять.

Киэнн мрачно налил себе четвертую рюмку. Гостья из Сенмага встревоженно покосилась на него:

– А тебе не хватит?

– Расслабься, подменыш, – осклабился Киэнн. – Если чему-то и суждено прикончить меня, то это точно не бренди. Кому быть повешенным, тот не утонет.

Шинви сидел в дальнем углу комнаты и был нем как рыба на столе, даже не намекая на хоть один стаканчик спиртного. И только в глазах его горела неуемная, мучительная жажда.

– Не страдай, Шин, – не выдержал Киэнн. – Подойди и налей себе тоже. Я не возражаю. И ты, Нёл, тоже сядь уже и выпей наконец. Не мельтеши перед глазами, а то тошно становится.

Вот только тошно ему было вовсе не от этого. Не так уж оно и весело, выходит – быть «королем под горой», ожидающим собственного грядущего пробуждения.

Глава 14. Шпион

Попойка закончилась только на рассвете. Нёлди проводил предполагаемую «королевскую чету» в собственную спальную и почтительно удалился. Подменыш рухнула на постель как подкошенная, и Киэнн не замедлил последовать ее примеру.

– Извини, детка, но бурного секса сегодня не будет, – сонно проворчал он.

– Иди ты в жопу! – фыркнула в ответ она и отвернулась, натянув пахнущее лавандой одеяло до самых ушей.

Однако, когда сладкие объятья сна уже готовы были распахнуться и поглотить Киэнна в своей пучине, ее настырная рука вдруг потормошила его за плечо:

– Чего хочет от тебя баньши?

Киэнн застонал. Ну какого хрена? Или не видно, что он пьян и ему сейчас все исключительно до сраки? Баньши, ее бессмысленные затеи, троны и королевства, собственная, давно заложенная в худшем из ломбардов жизнь и прочие смешные детские фантики, которые только на то и годятся, чтобы подтереть зад?

– Разрази тебя Мор, подменыш! Это что, не может подождать до утра? – Он краем глаза заметил встающее за окном солнце и сердито поправился: – До вечера? Ночи? Завтрашнего дня, мать твою во всех позах Камасутры?

Подменыш наигранно хныкнула:

– Ну я же теперь не засну, пока не узнаю!

– Заснешь, – буркнул Киэнн.

– Ты меня заколдуешь? – съехидничала она.

– Да, волшебной палкой да по мягкому месту. Спи.

– Ой-ой, напугал. Ну все-таки!

Вот дерьмо. Начинать рассказывать долгую повесть о Королевской Охоте Киэнну было уже просто невмоготу. Его едва не мутило от «покаянных исповедей», не хватало еще одной! Хотя, мутило, может быть, и не только от них. Спиртного он, пожалуй, и впрямь перебрал.

– Она хочет сделать меня королем и выйти за меня замуж, – брякнул он, чтобы только отвязаться.

Девушка на мгновение умолкла и сосредоточенно засопела.

– И ее не смущает, что ты спишь со мной?

– Это не вопрос любви или секса, подменыш, – проворчал Киэнн сквозь сон, – это вопрос власти…

Пусть Тьярла объясняет ей все сама, в каких угодно выражениях, наплевать.

Подменыш еще какое-то время нервно поерзала и, кажется, опять отвернулась. А огромная чудо-юдо рыба-сон наконец проглотила Киэнна целиком, что его, надо сказать, полностью устраивало.

Он стоял перед гладкой стеклянной горой, подпиравшей небо. Вершина ее сверкала так ярко, что болели глаза, и приходилось все время жмуриться. Его руки, также, как и ноги, были закованы в стальные кандалы, и Киэнн знал, что именно благодаря им поднимется на вершину. А там, на самом верху, его поджидал полуобнаженный жрец майя в высоком головном уборе, который заколет его обсидиановым кинжалом и вырвет сердце, а окровавленный труп сбросит вниз, на съедение шакалам. Но его сердце – это оно так ярко горит наверху, и ему нужно подняться, во что бы то ни стало подняться туда. Чтобы стать Солнцем.

Сталь царапала стекло, звенья цепей раскалывались на кривые крючья, вонзаясь в гудящее гладкое тело горы. Киэнн поднимался, шаг за шагом, удар за ударом, и его движения вырубали в стеклянной стене узкие ступени, как на пирамидах Чичен-Ицы. Земля давно потерялась далеко внизу, когда крючья вдруг закончились и стальные башмаки на ногах стерлись. Скользкая поверхность уходила из-под ног, дрожала и хрустела, как тонкий весенний лед. А до вершины оставалось еще два десятка шагов. И тогда он выломал собственные зубы, чтобы сделать из них колья, за которые он сможет уцепиться. И их хватило на девятнадцать шагов из двадцати.

Вершина была рядом, но он по-прежнему не мог дотянуться до нее. А на ее плоской квадратной площадке стояла маленькая аловолосая девочка, скривив личико в странной гримасе, значения которой Киэнн никак не мог понять: то ли рыдания, то ли хохота. Плечи ее подрагивали, в горле беззвучно клокотало, губы безобразно растягивались, из прищуренных глаз катились редкие слезинки, со звоном разбиваясь о стекло. Малышка отвела руки от лица и сняла его словно маску, под которой обнаружилось совсем другое – плоское татуированное лицо майя с бусиной в нижней губе и костяной палочкой в носу.

Жрец занес обсидиановый кинжал над головой Киэнна, и стекло пирамиды раскололось, треснуло, поползло черными змеями извилистых щелей, хлынуло вниз миллиардами осколков. В них мелькали отражения лиц – знакомых и чужих, прекрасных и уродливых, испуганных и гневных. И Киэнн знал, что все они падают в бездну вместе с ним. Потому что его время давно истекло, он мертв, и ему никогда не быть Солнцем.

Киэнн проснулся в предрассветном сумраке, жадно хватая воздух. Кровь колотилась в висках, как взбесившаяся драм-машина. К кошмарным снам ему, конечно, не привыкать, но такого изысканного бреда давненько видеть не приходилось. Любопытно, что бы сказал на этот счет упоротый дядька Фрейд? Сплошь фаллические символы и Аинэке на самом верху. Он испытывает сексуальное влечение к собственной дочери? Причем к ее десятилетней версии? – Хорошенькое дело! Благо, ей сейчас уже двадцать пять, и никто этого не слышит. М-да, хреновый из тебя психоаналитик, Киэнн. Да и король не многим лучше.

Наконец ночной кошмар немного отпустил, и Киэнн вылез из пустой постели, рассеянно оглядываясь по сторонам. Подменыша в комнате не было, должно быть, она проснулась первой. Хотя, после того, что ты нагородил вчера, вряд ли ей хорошо спалось. Эта бедная малышка смотрела на тебя такими глазами там, на берегу, словно ты – бог, прекрасный рыцарь в сияющих доспехах, ну, или, по крайней мере, у нее на тебя большие планы. Вплоть до замужества. И ты, конечно же, не удосужился донести до нее, что жена короля Маг Мэлла – существо настолько же мифическое, как и розовый единорог, срущий радугой. А уж жена короля, которая каким-то неведомым образом делит с ним власть – тем паче. Это что же, Глейп-ниэр по очереди носить? – Ну, было бы недурно, жаль, нереализуемо.

За окном, марая кровью бирюзово-синие шелковые простыни океана, мучительно рождалось из лона ночи пламенное дневное светило. Если какой-то безумный чародей не решил пустить время вспять, надо полагать, Киэнн проспал не менее суток. Ну что ж, еще один украденный у смерти рассвет.

На спинке кресла были аккуратно развешены узкие бархатные брюки-леггинсы (конечно же, оливково-зеленые), короткая бледно-нефритовая туника-камиза, ажурный кожаный пояс с пряжкой из зеленого золота и длинный шерстяной плащ-накидка, который никс, судя по всему, за ночь перекрасил из бутылочно-зеленого в пурпурно-алый, в соответствии с давнишними вкусами короля. Из-под плаща скромно высовывались носы мягких кожаных полусапог. Киэнн мрачно усмехнулся: в последние девять лет он носил по большей части серое, черное и коричневое – то, что можно было реже стирать. Видимо, у никса таких проблем не было. Может быть, потому, что он был менее ленив – Киэнну не раз говорили, что мелкая бытовая работа зачастую не стоит растрат магической силы и ее проще и себе дешевле сделать вручную. А стиральную машину-автомат в Маг Мэлл никак не переправишь. Конечно, можно переложить скучные домашние заботы на плечи вездесущих брауни – они только спасибо скажут. Но это если тебе совсем нечего скрывать. Потому что держать в доме брауни – это почти что как смотреть порнуху в Интернете без антивируса.

Возможно, брауни у никса все же был. Либо он и впрямь из кожи вон лез, чтобы только угодить. Потому как прямо в спальной Киэнна ждала горячая пенная ванна, стопка мягких душистых полотенец, хоровод флаконов с ароматическими маслами, всевозможными притирками и эликсирами, вереница щеток и мочалок всех видов и способов воздействия, и наконец целая дюжина перламутровых гребней – словно он был какой-нибудь сладкоголосой девой Рейна, а не оборванным бродягой.

Вот как раз девы Рейна к такому набору и не хватает. Не позаботился хозяин о сексапильной массажистке с упругой попкой и шестым размером груди. Так что все насмарку.

Шутки шутками, но, как ни странно, то, что еще вполне нравилось ему вчера, сегодня отчего-то начало раздражать. Кажется, на него делают слишком большие ставки. А он почти наверняка сольется в первом же раунде – Арагорн из него никакущий, Стезей Мертвых он точно не пройдет, и меча – ни целого, ни сломанного – отродясь в руках не держал. В общем, стоит он не больше мыльного пузыря в этой ванне – так же сверкает и переливается, и так же лопнет. Оставив в дураках всех, кто считал его чистейшей воды бриллиантом и носился с ним как курица с яйцом…

Да что с тобой, Дэ Данаан? Ты же всю свою жизнь пользовался тем, чего не заслуживал и, помнится, ни разу не испытывал угрызений совести. Или это перемена климата на тебя так влияет? – Ничего, акклиматизируешься.

Отмыв следы вчерашних (и позавчерашних) приключений, Киэнн натянул оставленные ему любезным хозяином штаны и тунику, обулся и, на ходу встряхивая рукой все еще мокрую шевелюру, наконец выбрался из спальной. В кухне-гостиной никса с первого взгляда почти ничего не изменилось: Тьярла восседала за столом на том же месте и (Киэнн был готов поклясться!) в той же позе, в какой он ее видел здесь сутки назад, заспанный агишки печально взирал на пустые стаканы, мисс подменыш, жмурясь от удовольствия, пила свежий жасминовый чай и бисквитными пирожными (разве что одежды на ней, так же, как и на Киэнне, стало чуть побольше), а сам Нёлди по-прежнему отчаянно хлопотал у печи, колдуя над очередной партией лакомств.

– Можно не вставать, я все равно забыл свою мантию в уборной, – поприветствовал собравшихся Киэнн.

– И тебе доброго утра, – ехидно усмехнулась подменыш.

Никс обернулся, оторвавшись от своей стряпни, и на лице его отразилось искреннее огорчение:

– Тебе не понравилось? Я переделаю!

Киэнн в отчаянии закатил глаза:

– Срань гулонья! Нёл, прекрати это, пожалуйста! – И, заметив, что огорчение на лице водяного фейри сменяется ужасом, быстро пояснил: – Совсем не обязательно так усердствовать. Ты, – он присмотрелся к собеседнику повнимательней, – ты спать вообще ложился?

Нёлди смущённо тряхнул головой:

– Не спалось. – И, словно ища поддержки, робко кивнул на суровую плакальщицу: – Тьярла вон тоже…

– Она – баньши! – с укором прервал его оправдания Киэнн. Но, секунду поразмыслив, отмахнулся: – Ладно, ты не обязан этого знать.

В самом деле, не рассказывать же в присутствии самой обсуждаемой, что эти мерзавки не спят вовсе, и при этом неведомо каким образом, но их мозг все же не взрывается, а тело не умирает от истощения. Чего не скажешь об их жертвах. Странно только, что никсу это, похоже, вовсе не известно. Киэнну никогда не приходило в голову, что он знает о своих подданных всю подноготную и, возможно, множество вещей, которых они и сами о себе не знают.

– В общем, тебе лучше не следовать ее примеру, – подытожил он.

Нёлди неожиданно светло улыбнулся и понимающе кивнул:

– Хорошо, больше не буду. – И тут же, как ни в чем не бывало, продолжил: – У меня есть твой любимый белый сыр с черникой. А еще блинчики с икрой, фаршированные мидии и вересковое пиво.

– Искуситель, – сдержанно улыбнулся в ответ Киэнн.

А вот подменыш оживилась куда больше:

– То самое? Из песен?

– Из песни пива не сваришь, – хмыкнул Киэнн. – Даже с помощью магии.

На столе, как по волшебству, появились пузатые глиняные кружки и небольшой бочонок с пенным напитком. Подняв первый тост (к счастью, формулировка была достаточно туманной и расплывчатой), баньши ненавязчиво наклонилась к самому уху Киэнна и вполголоса прошептала:

– Не вздумай опять надираться. Придушу.

– Ладно, не буду. Хотя, признаться, очень хочется.

И все же, когда никс принялся наполнять кружки по второму разу, Киэнн задумчиво отодвинул свою почти к центру стола и вновь перевел испытывающий взгляд на хлопотливого хозяина:

– И все же, Нёл: что с тобой происходит? Как-то ты ну уж чрезмерно услужлив и любезен. Даже в мою бытность королем ты не старался угодить мне так усердно, как делаешь это сейчас.

Никс было смущенно потупился, кусая губу, но через мгновение, поборов досадную нерешительность, дерзко вскинул глаза:

– Ты, конечно, извини меня, Киэнн, но в твою бытность королем ты был еще и изрядной сволочью.

– Извиняю, – с довольной улыбкой кивнул Киэнн. – Истинная правда. Но если ты полагаешь, что этой самой сволочью я внезапно быть перестал, то, не хочу тебя расстраивать, но это не…

– Я не полагаю, – бесцеремонно перебил его Нёлди. – Я вижу. Потому что тот Киэнн Дэ Данаан, которого я знал девять лет тому назад, никогда не позволил бы мне общаться с ним в таком тоне. Тот Киэнн никогда не простил бы мне даже малейшую попытку поднять на него руку. И тот Киэнн никогда не стал бы рисковать собственной головой, чтобы защитить женщину, с которой он, ко всему прочему, едва знаком. Да, Риан мне все рассказала, – добавил он в ответ на наигранно-недоумевающий взгляд Киэнна. – И про Кэр Анноэт тоже.

Киэнн невольно поморщился. Трешовое кино, которое он по какой-то нелепой причине называл своей жизнью снова запустили в прокат в ссаном кинотеатре под названием «Память». Сука, показывать им больше нечего, что ли? Какой безрукий оператор это монтировал? На хрена так совместил кадры?..

Как же ловко ты вскрыл нарыв, никс! Просто с виртуозностью хирурга. И палача одновременно.

– Знаешь, просто… – чтобы не захлебнуться хлынувшим наружу гноем окончательно, начал он. – Просто тот Киэнн Дэ Данаан никогда не пробовал на собственной шкуре, что это такое: быть не просто чужаком, но чужаком по-настоящему беспомощным и бесправным. Его никогда не били сапогами и не насиловали в камере. Ему никогда не доводилось голодать, попрошайничать и приторговывать собственным телом, чтобы выжить. Он не ночевал в грязных вонючих подворотнях, не отбирал объедки у крыс, не прятался по подвалам от копов, не просыпался по утрам в собственной блевотине. В общем… признаться, я ему завидую. Но я не поручусь, что он мертв. Может статься, что он всего лишь спит. Поэтому если вы, парни, вбили себе в головы, что, в случае успеха нашей, как я уже сказал, безнадежной аферы, вместо злой и жестокой королевы у вас будет добрый и милосердный король – то лучше очнитесь прямо сейчас. Власть, как известно, извращает даже кристально-чистых, а я к таким не отношусь. Утешает только то, что шансов на успех у меня и вправду почти нет. Даже если Тьярла выполнит свою часть работы безупречно, я свою наверняка провалю.

– Это если ты пойдешь туда один, – возразил Нёлди.

– Туда – это куда? – мрачно ухмыльнулся Киэнн. – В покои Аинэке? – Хотел бы я посмотреть на того самоубийцу, который добровольно пожелает отправиться туда вместе со мной!

– Т-ты на него смотришь, – чуть дрожащим, но все же уверенным голосом ответил ему никс.

Киэнн цокнул языком:

– Я, конечно, всегда знал, что если продержать фейри связанным, в оковах или взаперти более часа, его рассудок может помутиться навечно, но до этой минуты искренне надеялся, что тебя сие миновало.

Теперь уже лицо Нёлди исказила болезненная гримаса:

– Если ты думаешь, что это смешно… – скрипнул зубами он.

– Не думаю, – хладнокровно заверил его Киэнн. – Но скажи мне, Нёл: ты вообще понимаешь, о чем говоришь? Ради кого и ради чего ты собрался умирать? Не ради того ли самого морального урода, который и сотворил все это с тобой? – Он помахал ладонью перед лицом сжавшегося в напряженный комок никса: – Вы здесь, пациент? Сколько пальцев я показываю?

Нёлди молчал. Киэнну уже показалось, что терапия подействовала и мозги у его собеседника встали на место. Но не тут-то было!

– Она убила Хильд, Киэнн, – скрипнул зубами никс. У него определенно было свое «кино», не многим лучше. – Понимаешь ты это или нет? Убила у меня на глазах. Освежевала живьем и залила этот пол ее кровью мне по щиколотку. Потому что ей было мало. Ей всегда мало. Эта проклятая сучка никогда не насытится. И если я могу хоть как-то приложить руку к тому, чтобы поквитаться с ней – я пойду на все, и на смерть тоже пойду, если хочешь знать. Слушай, я владею магией, я могу наводить чары, менять облик – свой и чужой, я неплохо врачую и хорошо готовлю, я буду делать все, что ты скажешь и не делать того, что запретишь. Позволь мне пойти с тобой! Ты не справишься один, я нужен тебе, неужели это не очевидно? Ну? Что тебе стоит? Киэнн Дэ Данаан, который либо умер, либо спит, прикрылся бы моим телом не задумываясь, ты же пытаешься отговорить меня, когда я сам себя предлагаю? Если нам повезет, ты будешь должен мне бутылку текилы, договорились?

Киэнн задержал дыхание, тщетно пытаясь скрыть улыбку:

– Не искушай меня, никс. Я слаб.

– Сдавайся, Киэнн, – почти торжествующе кивнул Нёлди.

– Вот же упрямый осел! Тьяр, – обернулся он к баньши, – могу я позволить этому дурню сделать глупость, которую он так хочет сделать?

Тьярла равнодушно зевнула:

– Мне все равно, каким образом ты выполнишь условия нашего договора. Только уж позаботься, чтобы он не заложил тебя королеве.

– Ну, это вряд ли, – начал было Киэнн, и тут внутри у него похолодело. А ведь надо было спросить об этом с самого начала! Если кто здесь и последний дурень, так это определённо ты. – Нёл, – осторожно начал он, – прости, что задаю такой пренеприятный вопрос, но… ты не клеймен?

Никс сглотнул:

– Переживу. Вопрос вполне уместный. Нет. Можешь проверить.

– Если не возражаешь.

Нёлди покорно склонил голову. Киэнн быстро раздвинул пальцами пряди зеленовато-песочных волос и внимательно присмотрелся. Печати из двойных перекрещенных дуг и впрямь нигде не было.

– Чисто, – констатировал он. – Что, конечно, странно. Если ты у нее и впрямь настолько в немилости, то почему она тебя не заклеймила? Я бы на ее месте, скорей всего, так и поступил.

– Да на кой ляд ей мои глаза? – простонал Нёлди. – Что она ими увидеть-то может? Пьяную рожу Шинви?

– Не скажи. Если уж наживаешь себе врага, то или добивай его сразу, или будь настороже.

И тут Киэнн припомнил свои утренние размышления.

– Нёлди, а брауни у тебя, часом, нет?

Никс вновь упрямо помотал головой:

– Ни брауни, ни кобольдов, ни томте, и хобгоблинов. Я не привел бы тебя в дом с этой дрянью. Я, конечно, понимаю, – иронично улыбнулся он, – что от психопата с суицидальными наклонностями можно ожидать чего угодно. Но уверяю тебя, Киэнн, на этот счет ты можешь быть спокоен.

– Глупо с ее стороны, если так, весьма глупо, – протянул Киэнн. – Что ж…

– А ну цыц!

Все взгляды перекрестились на внезапно встревоженной баньши.

– До того, как ты упомянул брауни, – проговорила вполголоса она, – я была уверена, что это сверчок.

Киэнн осторожно, краем глаза, глянул на Нёлди. Лицо никса по-прежнему не выражало ничего особенного, кроме легкого недоумения. Тьярла неслышной тенью скользнула к дальней двери, ведущей в кладовую никса. Ее длинная тонкая рука, на лету теряя материальность, прошила плотно сплетенную из тростниковых стеблей дверь насквозь, как игла прошивает тонкий лоскут шелка. По ту сторону двери кто-то или что-то пронзительно завизжало. И вот только тогда лицо несчастного Нёлди сделалось серовато-белым, как свежая штукатурка. Тьярла, не раздумывая, высадила дверь плечом, продела в щель вторую руку-капкан и выволокла на свет отчаянно трепыхавшееся лохматое создание полутора футов ростом. Короткая бурая шерсть, покрывавшая все тело карлика, стояла дыбом, как у перепуганной кошки, круглые ярко-малиновые глаза слепо щурились на свет, заостренные звериные уши хаотично подергивались. Нет, конечно же это был не брауни, но самый что ни на есть настоящий хобгоблин.