Текст книги "Песнь Серебряной Плети (СИ)"

Автор книги: Бранвена Ллирска

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)

Киэнн ошарашенно уставился на нее, на несколько секунд лишившись дара речи.

– Ну-у… Вот с последним ты и впрямь угадала.

Фоморка улыбнулась и неуверенно протянула руку:

– Так что? Мир?

– Я бы предпочел скрепить мирный договор немного по-другому, – довольно ухмыльнулся в ответ он.

Эйтлинн ручным зверьком скользнула к нему на колени и трепетно прижалась всем телом:

– Ты все же невыносим! – с нервным смешком, пролепетала она. – На самом деле я собиралась поговорить с тобой совсем не об этом…

Киэнн уложил ее на подушки, с наслаждением лаская темно-лиловый сосок. Кожа фоморки тоже меняла цвет, да и на ощупь он помнил ее другой.

– Ну так говори. Одно другому не мешает.

Она блаженно потянулась и смешливо фыркнула:

– Не могу. Ты меня отвлекаешь.

– Уже хорошо.

– Чего ж хорошего? – жалобно подняла брови Эйтлинн. – Между прочим, это важно. И, боюсь, тебе не понравится то, что я скажу.

Киэнн наклонился к ее уху и нетерпеливо потеребил его губами:

– Значит мне придется отвлекать тебя сильнее.

Она сладко застонала.

– Пока мне вполне нравится все, что ты говоришь, – усмехнулся Киэнн.

– Но послушай…

– Просто помолчи, Этт. Расскажешь потом. Ты же хочешь все сделать правильно, да?

И она сделала. Она все сделала как надо. И вообще она была просто великолепна.

А уже потом, когда дурман понемногу схлынул, хмельная усталость чуть ослабила бархатные путы и сознание начало постепенно возвращаться… Ну что ж, по крайней мере, он был к этому готов.

– Киэнн?

– М-м-м?

– Это о Глейп-ниэр.

Он обреченно вздохнул:

– Ну?

– Не делай вид, что спишь!

Киэнн напряженно приподнялся на локте, выжидая. Давай уже, кусай, змея!

– То, что вы с Тьярлой тогда задумали… Если мы выберемся, оно еще в силе? – Фоморка упорно сверлила его взглядом, словно пройдоха Один скалу великанши Гуннлёд. И, поскольку Киэнн не спешил отвечать, решила закончить: – Потому что я ведь тоже могу на нее претендовать.

– Нет, – отрезал он.

Эйтлинн недовольно поджала губы:

– Что значит «нет»? Ты не любишь делиться?

По-видимому, это должно было его смутить, устыдить, раззадорить, в общем, так или иначе, заставить это отрицать. Прости, детка, но меня на такой мякине не проведешь!

– Да, я не люблю делиться.

Черное облако волос спесиво взметнулось, предвещая грозу:

– А если придется?

– Не лезь в это дерьмо, Этт.

В сущности, он знал, что она заговорит о Глейп-ниэр. И такой поворот событий тоже допускал. Но сейчас все хитрые и заранее придуманные доводы, как назло, вылетели у него из головы. Как же мне остудить твой внезапный честолюбивый пыл, Этти, не выкладывая все карты на стол? Потому что, знаешь ли, я очень не хочу оголяться еще больше.

Она не слушала.

– Я дешифровала часть записей. Там все еще много странного и мало полезного, но в одном я уверена почти наверняка: я имею на нее не меньше прав, чем ты и твоя дочь. А может быть даже и больше!..

– Да не имеешь ты никаких прав! И я тоже не имею! – сорвался Киэнн и раздосадованно прикусил язык.

– Это почему? – подняла бровь Эйтлинн.

Киэнн вновь устало вздохнул:

– Помнишь, я говорил тебе, что будет, если добровольно не отдать Глейп-ниэр по требованию наследника?

Фоморка кивнула:

– Она убьет тебя?

– Да. – Киэнн поморщился, словно вытягивая вгрызшегося под кожу клеща. Чувство было примерно такое же, если не похлеще. – И не исключено, что если я возьму ее в руки вторично, произойдет то же самое.

Черты лица отважной претендентки на престол Маг Мэлла резко и решительно заострились:

– Тогда тем более она должна быть моей!

В ушах бешено стучала кровь. Мысли по-прежнему путались. Ты пьян, Киэнн, просто пьян. Почему тебе было не начать этот разговор на трезвую голову? Ох, Этти! Дитя ты неразумное…

– Да тебя она убьет еще вернее!

Она недоуменно тряхнула головой:

– Но почему? Ведь если я из рода фоморов, и изначально Глейп-ниэр принадлежала именно им… нам… с какой бы стати?..

– Ну и где они, ваши короли? – Киэнн скривил губы в паскудной усмешке. – Да, я сказал «мор». Чума. И мы добивали выживших. Я почти не соврал. Но это всё было уже потом. Об этом ваши фоморские учебники не пишут, да? Ну, еще бы, кому ж охота в таком признаваться! Видать, в чем-то ваши мастера-чародеи просчитались. Предохранитель поставить забыли. Эта дрянь убивает всех, мать твою! Всех без исключения!

– То есть как? – остолбенела фоморка.

А, гори оно синим пламенем! Пускай знает всю подноготную. Подумаешь, еще всего лишь одно маленькое унижение. Полное, абсолютное, тотальное бесчестие. Завершение падения. В голове загудело: «Лги, выкручивайся, торгуйся, угрожай, запугивай, но никогда, ни у кого и ни при каких обстоятельствах не проси пощады». Самое страшное унижение – это унижение жалостью.

– А очень просто.

Глава 24. Наследие

– А ты не врешь? – с надеждой в голосе проговорила Эйтлинн, когда он закончил. Все это с таким трудом укладывалось у нее в голове, и (самое главное) так слабо стыковалось с уже сложившимся образом пройдохи-короля.

Дэ Данаан запрокинул голову и дико, с отчаяньем безумца, захохотал:

– Конечно вру! Я вообще всегда вру, даже прямо сейчас. В конце концов, это же так удобно и логично: оправдать свое гребаное существование некой высокой миссией, сокровенным смыслом! А то как же иначе убедить не слишком-то наделенный христианской добродетелью смирения народец фейри не сворачивать тебе шею? Кишки боггарта! Будь я нормальным здравомыслящим человеком, и если бы все это дерьмо не было правдой – его бы и впрямь стоило выдумать!

«С ума сойти! Тогда по какой же причине ты так стыдишься этого, Киэнн? – металось в мозгу Эйтлинн. – Почему ты ведешь себя так, будто не было в твоей жизни ничего более позорного и гадкого?»

– То есть, получается, – помялась она, – выходит, что ты… служишь своего рода… вроде как… громоотводом?

– Уже не я, – холодно исправил Киэнн. – Она. А я, со всеми своими, даже пускай бы и самыми благими намерениями, могу оказаться тем самым громом, удара которого они совершенно не ждут. Ну, или ты, если тебе так встряло стать королевой.

Эйтлинн закусила губу:

– И ты предлагаешь все оставить, как есть?

– А чем плохое предложение?

– Но она же – чудовище, эта твоя дочка! – не выдержала фоморка.

Киэнн скривил рот в гаденькой усмешке:

– Ты думаешь, я был лучше? Вроде все это пережили. Ну, окей, не все – большинство.

Она потрясенно покачала головой:

– Иногда у меня от тебя мурашки по коже.

Он беспомощно развел руками и насмешливо прихмыкнул:

– Только Нёлди не говори. А то мне как-то уже начало нравится, что меня терпят, полагая, будто я могу и собираюсь поменять существующий порядок.

– Да уж, – вздохнула Эйтлинн. – Никс этим известиям определенно не обрадуется.

– Ну почему же? – хмыкнул Киэнн, принявшись разглядывать потолок. – Может и обрадуется. Возможности безнаказанно надрать мне задницу. Раз уж до Аинэке все равно не дотянуться. Вопрос только: обрадуюсь ли этому я?

Эйтлинн зло прищурилась:

– Знаешь, я бы даже и останавливать его не стала. По-моему, ты и в самом деле заслуживаешь хорошей взбучки, Киэнн!

Он поморщился, поглядывая на нее исподлобья:

– Я в курсе.

И все же ей так не хотелось сдаваться. Едва собравшись по частям, картина мира вновь рушилась у нее на глазах. Эйтлинн встала и, завернувшись в легкую дымку покрывала, на ощупь похожую на кашемир, несколько раз прошлась по комнате. Летописи фоморов действительно об этом умалчивали. Впрочем, она ведь, можно сказать, только начала их читать.

– Но ты говоришь, что не знаешь наверняка. Потому что, по твоим словам, всегда любил легенды больше, чем факты. Что если это – просто миф? Если ты ошибаешься? Можно рискнуть!

Киэнн, как всегда, ответил ей кривой угрюмой усмешкой:

– А если я вру? Ну, про то, что не знаю наверняка, что прогульщик, двоечник и так далее? Если это – полностью достоверный и несомненный факт? Всё еще хочешь рискнуть? – Он отвел глаза: – Я не хочу. Собой – еще ладно, я и так, почитай, мертвец. Но я не хочу рисковать тобой. Так что… Такие дела. Но если тебе удобнее считать, что я просто «не люблю делиться» – считай в свое удовольствие. Только: прошу тебя! – Не лезь. В это. Дерьмо.

У Эйтлинн вновь прошли по коже мурашки. Но теперь это было чертовски приятное чувство. Как же оригинально ты объясняешься в любви, Дэ Данаан! Она вновь взобралась на кровать, подогнув под себя ноги и устремив мутный от подступающих слез взгляд на низложенного короля фейри:

– Нет, Киэнн. Мне куда больше нравится считать, что ты вовсе не такая сволочь, какой изо всех сил стараешься казаться. Даже если на самом деле ты все врешь.

Он весело притянул ее к себе:

– Иди сюда! Давай закончим на хорошей ноте!

Эйтлинн картинно возмутилась:

– Опять?

Киэнн скорчил хитрую рожу:

– Ты против?

Но ни «закончить», ни отделаться от назойливого роя мыслей, что бубенцами колотились о черепную коробку изнутри, у Эйтлинн на этот раз ни в какую не получалось. И всех умений и стараний Киэнна было для этого недостаточно. А потому, когда он все же наконец выдохся и задремал, фоморка потихоньку улизнула обратно в библиотеку. Больше всего на свете ей сейчас хотелось обнаружить нечто, начисто опровергающее рассказ Киэнна, внезапно убедиться, что все это – ложь, вздор, детские сказки, ну или элементарная ошибка, неверное толкование, искаженный временем мифологический образ. И единственное, что, по ее мнению, могло ей в этом помочь, находилось здесь.

Проблема была только в том, что язык фоморов Эйтлинн по-прежнему не понимала. Он был не слишком похож на шилайди, язык сидов, на котором общалось большинство фейри, а их письмена и вовсе напоминали какую-то шумеро-ассирийскую клинопись. А с ней профессор Мелани Флетчер была знакома разве что по картинкам. И ни Киэнн, ни Нёлди, ни Шинви, которому она также, на всякий случай, показала книги, не могли узнать в них ни единого символа. Но какое-то время назад Эйтлинн неожиданно повезло: она наткнулась на увесистый кодекс, судя по расположению строчек, представлявший собой сборник стихов. Как она уже начала понемногу подозревать, почти все литературное наследие фоморов состояло из трех жанров: поэзия, летописи и гримуары заклинаний. Сначала книга не внушила ей ни малейших надежд: ну в самом деле, что жизненно важного можно извлечь из чьего-то поэтического творчества? И она уже едва не поставила ее обратно на полку, когда заметила, что некоторые страницы продублированы транскрипцией или, может быть, переводом в виде рунических надписей.

Нёлди опознал язык мгновенно: это также не был шилайди, это был второй, чуть менее популярный, но все же весьма распространенный язык Маг Мэлла – йотнургир. По словам никса, чуть устаревший диалект. Впрочем, и самой Эйтлинн он быстро показался довольно знакомым: язык напоминал то ли древнескандинавский, то ли даже англосаксонский, да и руны были самым настоящим футарком. К вящей ее радости, там была и транскрипция, и дословный перевод. Так что, сопоставив строки на йотнургире со строками на неведомом языке фоморов, Эйтлинн научилась разбирать несколько слов, потом больше, потом еще… Конечно, на самом деле, она бесстыдно лгала Киэнну, утверждая, будто нашла в книгах что-то, безоговорочно подтверждающее ее права на престол и Глейп-ниэр. Потому что до сих пор улавливала лишь отдельные фразы из фоморских текстов, да и то диву давалась: слишком уж быстрым ей казался собственный прогресс! По ее представлениям, на такую исследовательскую работу, да еще без должной подготовки, должны были уйти месяцы, а то и годы. Можно было уже привычно свалить все на вездесущую магию, и, как знать, обошлось ли здесь без нее. Либо, что казалось Эйтлинн более вероятным, чудесная вода из фоморского колодца не только восстанавливала физические силы, исцеляла раны, нейтрализовала яды и так далее, но и феноменальным образом стимулировала умственную деятельность. Неудивительно, что здешние хозяева сидели на ней как на золотом яйце, и заодно, надо думать, идеальном энергетике.

Хотелось бы знать, каковы последствия его длительного и неограниченного употребления? Чем это им аукнется? Впрочем, особого выбора у них сейчас все равно не было.

Надо сказать, все это время, даже после того, как большая часть клинописных знаков оказалась расшифрована, Эйтлинн самоотверженно сдерживалась, и, несмотря на нестерпимый внутренний зуд, какой, наверное, возникает у всякого законченного историка при виде кипы неисследованных летописей древнего и легендарного народа, отдавала предпочтение магическим гримуарам. В конце концов, там могло быть что-то, способное вытащить их из мира мертвых обратно в Маг Мэлл! Но теперь она дала волю своей жажде и протянула руки к давно облюбованному кодексу в тяжелой, окованной белым золотом обложке. Надпись на корешке гласила что-то вроде: «Летопись Алого Дома». Автором рукописи числился некто, оставивший подпись в виде инициалов: букв «А. Ф.».

Эйтлинн трепетно разложила кроваво-алый, ласкающий кожу мягким бархатом фолиант у себя на коленях и перевернула испещренную остроугольными знаками страницу…

Пока к предмету ее изысканий все написанное не имело ни малейшего отношения. Насколько она могла понять, по большей части, в летописи всячески восхвалялся король фоморов со знакомым именем «Брес». «И воздвиг Брес Великолепный, Благостный, Сладкоречивый, Мудрый и Отважный, да хранит его вовеки Лучезарная Белитсера…» Эйтлинн вздрогнула. В Маг Мэлле нет богов! Или все же есть? Иначе кто такая эта Лучезарная Белитсера, которая должна хранить короля? Или, быть может, она неверно прочла? Дальше, кажется, речь шла о Стеклянной Башне. Странно, что в ирландских мифах заслуга построения башни принадлежала вовсе не Бресу, а Балору. Впрочем, Эйтлинн уже стала привыкать к подобным расхождениям. Потом говорилось вновь о Бресе, и хотя она так и не смогла понять, каковы же были его блистательные деяния, по-видимому, их числилось за королем немалое количество…

Писали в книге и о волшебном источнике. Насколько она смогла транскрибировать название, именовался он Шала-Иннан-Нэ. И должен был даровать жизнь мертвым и смерть живым. Эйтлинн невольно отодвинула бутылку с питьем, которое только намеревалась поднести к губам. Хорошенькое обещание! С другой стороны (попыталась успокоить себя она), если Шинви до сих пор жив… И, опять же, она не может поручиться, что здесь написано именно так.

О Глейп-ниэр в кодексе пока не попадалось ни единого слова. Ничего, что бы хоть как-то подтверждало или опровергало историю Киэнна. Но с чего она вообще взяла, что на языке фоморов Глейп-ниэр носила именно такое же название? А значит: надо искать любые намеки. И полунамеки. Что угодно…

Дверь неслышно приоткрылась, пропуская лохматого, полуодетого и крайне смущенного короля-подменыша:

– Я тебе воду принес, хозяйка, – помялся на пороге он. – Молнии метать не будешь?

Эйтлинн отложила фолиант в сторону, подошла и мягко потянула Киэнна за руку от дверей:

– Извини, я опять сбежала.

Он растерянно мигнул:

– Это ты извини, я вырубился. – И виновато отвел глаза: – Пить меньше надо было.

Эйтлинн внутренне содрогнулась: похоже, не один Шинви злоупотребляет этой отравой! Могла бы, конечно, и догадаться, по его состоянию. Но виду все же не подала и лишь безмятежно улыбнулась:

– Я уверена, что ты исправишься.

Она наградила его долгим поцелуем и, почти сразу, без обиняков, перешла к тому, что сейчас интересовало ее больше всего. Знала, что это неправильно, но просто не могла утерпеть. А потому, усадив Киэнна рядом с собой и демонстративно уложив на колени тяжелый фолиант, задумчиво пошуршала страницами и, как бы невзначай, спросила:

– Слушай, а ты случайно не знаешь, как звалась твоя Глейп-ниэр на языке фоморов?

Получилось не очень похоже на «невзначай», и, в придачу, вопрос выдавал ее полное неведение, что не могло ускользнуть от внимательного взгляда Киэнна.

– Проверяешь меня, да? – констатировал он. – Не наврал ли я тебе с три короба.

И прежде, чем Эйтлинн начала отрицать или оправдываться, одобрительно кивнул:

– Ну, в общем-то, правильно делаешь. «Все мы – отпетые плуты, никому из нас не верь».

– Так знаешь или нет? – не сдержалась она.

– Увы, – покачал головой Дэ Данаан. – Не имею ни малейшего понятия. Нынешнее имя у нее, как ты, наверное, уже догадалась, от ётунов…

– …ее вторых хозяев? – отрешенно уточнила Эйтлинн, следуя услышанному ранее варианту истории. Хотя была не уверена, что это имеет какое-то значение.

Киэнн пожал плечами:

– Так говорит легенда. А как там на самом деле… Может, и не вторых. Может, тысячу вторых.

Эйтлинн механически перевернула страницу, разочарованно поджав губы:

– А… Нёлди не может знать?

– Этти, – укоризненно поглядел на нее Киэнн, – в том, что касается Глейп-ниэр ты не найдешь специалиста, лучше меня. Ну, разве что, Аинэке. Но не думаю, что она захочет с тобой откровенничать. – Он пожал плечами: – Но если тебе станет от этого легче – спроси никса.

Она примирительно тронула его за руку, только сейчас осознав какую бестактность, по сути, ляпнула:

– Извини, я не хотела тебя обидеть. Я не буду никого в это посвящать.

И вдруг вспомнила:

– А название Шала-Иннан-Нэ тебе о чем-то говорит?

Киэнн недоуменно нахмурился:

– Это что?

– Источник. Тот, что под нами.

Он еще несколько секунд сосредоточенно смотрел в пол, а потом, похоже, сообразил:

– Ши-Ланэ?

Теперь уже пришла очередь Эйтлинн задуматься:

– Не знаю, но мне кажется, в книгах написано так, как я произнесла.

Киэнн вновь пожал плечами:

– В нашем народе рассказывают предания о чудодейственном источнике Ши-Ланэ, воды которого воскрешали из мертвых. Альвы еще любят распевать баллады о нем, и о прекрасной деве Белисаме, что вышла из Ллира на заре веков, и слезы ее, пролитые о навеки погребенном под морскими волнами возлюбленном, стали водами этого источника. Ну, альвы любят чесать всякий вздор. Эту самую Белисаму они, кажется, считают то ли своей прародительницей, то ли напротив – грозным, но ослепительно-прекрасным демоном.

Эйтлинн слушала, разинув рот:

– Белитсера. Фоморские источники называют ее Белитсера. И, похоже, они не сомневались в ее существовании!

Киэнн в очередной раз скривился в гримасе недоумения:

– Ну, может, им виднее. Или они писали все это спьяну: если хлестать эту водичку день и ночь, еще и не такое привидится. Однако, – он прихмыкнул, – помнится, наши добрые знакомые-мертвецы, нимало не колеблясь, направили свои отсутствующие стопы прямиком в воду колодца, как только ты его открыла. Так что, вероятно, доля истины в этих старых байках о воскрешении есть.

Глаза Эйтлинн округлились:

– Призраки? – Похоже, она вновь предпочла забыть о них. – Хочешь сказать, они ушли через колодец?

Он кивнул.

– Ты мне этого не говорил, – с легкой обидой в голосе произнесла она.

Киэнн фыркнул:

– А ты не спрашивала!

Ну да, он был на тебя зол и думал о чем угодно, но только не о каких-то там мертвецах! Эйтлинн не знала смеяться ей или плакать:

– Глупая твоя башка! Что, если это и есть выход?

Киэнн растерянно почесал в затылке:

– Эмм… ну, тогда выходит, что я и впрямь дурак. – И вопросительно поднял бровь: – Пошли проверим?

И вот тут в мозгу Эйтлинн вцепились в горло друг другу два взбешенных дракона: белый дракон благоразумия, который трубно возвещал, что нужно как можно скорее уносить ноги из этого гиблого места, а следовательно просто необходимо незамедлительно воспользоваться вероятным выходом, и красный дракон жадного любопытства, который вопил во все горло, что нельзя просто так отказаться от возможности разобраться во всей этой истории. И, кажется, второй побеждал. Она поежилась под нетерпеливым взглядом Киэнна и, облизнув пересохшие губы, упрямо покачала головой:

– Подожди… Не надо так спешить. Я должна быть уверена.

Она лихорадочно обвела глазами стройные ряды книг, каждая из которых сейчас казалась ей шкатулкой, битком набитой пиратскими сокровищами, и спешно отвела предательски жадный взгляд. На сердце щемило так, что хоть вешайся. И бессовестный подлец здравый смысл категорически отказывался приходить на помощь.

– Нужно еще кое в чем… разобраться…

Она поймала себя на том, что судорожно, до боли и дрожи, сжимает в руках раскрытый фолиант «Летописи Алого Дома», так, что страницы едва не трещат под пальцами.

Киэнн вдруг улыбнулся и понимающе кивнул:

– Я понял, у тебя запой. Классический запой библиофила. – Он хитро подмигнул и легонько щелкнул ее по носу: – Ладно, профессор, я никому не скажу.