Текст книги "Без всяких полномочий"

Автор книги: Борис Мегрели

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

ГЛАВА 19

Я видел сон – Нина стояла на скачущей белой лошади. Лошадь неслась, едва касаясь копытами белой травы. Нина что-то счастливо кричала мне. Слов я не слышал, но ощущение было такое, что я знаю, о чем она кричит. С этим ощущением я и проснулся.

Нина задумчиво стояла у окна. Она повернулась ко мне и улыбнулась.

– Доброе утро.

– Я люблю тебя, – сказал я.

Она подошла и обхватила меня руками.

– Уехать бы… Сережа, уедем.

Да, хорошо бы увезти ее к морю, снять комнату на берегу. Морские ванны, солнце, песок были бы на пользу Нине, ее ноге. Сверкающее под солнцем море, и мы с Ниной на пляже – несбыточная мечта, с горечью подумал я. Где взять денег на такую поездку? Продам пишущую машинку, решил я и сказал:

– Уедем.

– Насовсем?

– Насовсем? Зачем?

– Действительно, зачем? – Нина встала, подошла к шкафу и выбрала платье. – Отвернись, пожалуйста.

– Пойду заварю кофе.

Я вышел на кухню, недоумевая. Почему мы должны куда-то уехать насовсем? Что за странное желание? Я думал об этом, пока заваривал кофе. Шота! Как это сразу не пришло мне в голову?!

Когда я внес в комнату кофе, Нина говорила по телефону о дрессированных собаках.

– С лошадьми покончено, – сказала она и, попрощавшись, повесила трубку.

– Скажи, чего ты боишься? – спросил я.

– Ты ничего не понимаешь?! Я пять раз падала с лошади! Я больше не могу быть уверенной в себе. Не могу, хотя все время пытаюсь побороть себя. Раз так, Бармалей почувствует мою неуверенность, и я снова упаду.

Я вовсе не имел в виду Бармалея, но сказал:

– Ты внушила себе это.

– А ты, судя по всему, хочешь моей смерти!

Я изумленно смотрел на ее возбужденное лицо. Мне никогда не доводилось видеть Нину такой.

– Как я могу желать твоей смерти? Опомнись.

– Прости. Конечно, ты не желаешь моей смерти. Но ты с таким упорством стал говорить о Бармалее! Я не знаю, что и думать. Может быть, ты хочешь, чтобы я была калекой?

– Зачем?

– У тебя появится возможность показать, какой ты добрый и благородный. Может быть, тебе доставляет патологическое удовольствие ухаживать за больной. А может быть, ты просто извращенец? Есть же такие мужчины, которые могут только с калеками.

– Все? А теперь скажи, почему ты боишься Шота. Чем тебя можно шантажировать?

– Я не хочу отвечать на твои вопросы! – воскликнула Нина.

– Почему?

– Потому что тебе неприятна одна мысль, что у меня кто-то был до тебя.

– Неприятна. Но я должен все знать. Рассказывай.

– Этот человек сидит. Он приятель Шота. Но он не такой, как Шота. Он среди них белая ворона. Он год ухаживал за мной по-рыцарски. Он любил меня…

– А ты?

– Я была привязана к нему. Все из-за одиночества, Сережа! Если бы я знала, что встречу тебя!.. Я должна тебе сказать, что ту квартиру он помог мне получить…

Я слушал ее, сжав зубы.

Зазвонил телефон. Нина взяла трубку.

Разговор шел о продаже Бармалея. Во мне медленно закипала злость. Когда Нина положила трубку, я сказал:

– Как можно продавать живое существо?!

– Мне же надо работать! На что я куплю собак?

– При чем тут собаки?! Речь о Бармалее. – Все, что я пытался таить в себе, вырвалось наружу. – Впрочем, если ты могла спать с одним из этих типов, то от тебя можно ожидать чего угодно!

Слишком неожиданно это выплеснулось. Нина сжалась, как от удара, но я не пожалел ее. Жалость пришла позже, на улице.

Однако я не вернулся.

Утром, наспех проглотив чашку кофе, я садился за машинку работал до ночи. Так продолжалось несколько дней. Статья случалась очень большой. Но не это меня смущало, а то, что на многие вопросы я не мог дать ответов. В четверг статья была готова, и к вечеру я поехал в редакцию, чтобы показать ее Левану.

Выходя из лифта, я столкнулся с Наной.

– Ты что, совсем спятил? – сказала она.

– Прости, я не заметил тебя.

Нана фыркнула.

– Да не об этом речь! Приходишь в редакцию когда вздумается! Так ты не попадешь в штат, дорогой. Не оправдывайся. Мне некогда! – Она влетела в лифт и захлопнула дверь.

Левану было не до меня. Он готовил срочный материал для очередного номера.

Мы с Гарри и Мерабом, чтобы не мешать Левану, вышли и коридор.

– Слава богу, сегодня мы избавлены от чтения новой гениальной главы, – вздохнул Мераб. – У меня уже терпения не хватает! Скорее бы в Москву!

– Человек старается, пишет, перестал пить, а ты все недоволен. Нехорошо, юноша, – сказал Гарри.

– Нехорошо будет, когда он поймет, что его писанина графоманство, – сказал Мераб. – Завтра же возьму больничный, как Амиран.

– Вас к телефону, – позвал меня Леван. – Герой вашего очерка – Вахтанг Эбралидзе с швейной фабрики.

Вахтанг говорил торопливо и путано. Я раздраженно перебил его.

– Ты можешь по-человечески объяснить, чего хочешь?

Он обиженно ответил:

– Мне ничего не надо. Я думал, вас это заинтересует.

– Что «это»?

– Приезжайте на фабрику, сами увидите.

Я подумал, что мне расставляют ловушку, и сказал:

– У тебя совесть есть?

– Не было бы совести, не звонил бы вам.

Я услышал короткие гудки.

– В чем дело? – спросил Леван.

– Да, вот зовут на швейную фабрику, – ответил я, подумав: «Если со мной что случится, хоть одна живая душа будет знать, где меня искать».

– Езжайте, – сказал Леван.

Я нерешительно спросил:

– Можно поехать с Гарри?

– С Мерабом тоже. Они мне сегодня не нужны.

Рабочий день на фабрике закончился. Но около проходной стояла зеленая «Волга» Шота. Я приготовил фотоаппарат.

Мы вошли в административный корпус. Кабинет директора был заперт.

Приоткрыв дверь кабинета главного инженера, я замер. За столом сидели Вашакидзе, Ахвледиани, Санадзе и Шота. Все молча уставились на меня. Шота побагровел и грозно встал. Неужели он не заметил Гарри и Мераба? Санадзе жестом удержал Шота.

– Идет заседание правления фирмы? – усмехнулся я.

Вашакидзе разгладил рыжие усы.

– Фирма! Какая это фирма! – сказал он.

– Не тот размах?

Фотоаппарат был наготове. Я нажал на «спуск». Ни один из четверых не успел отвернуться.

– На память о нашей встрече.

Шота опять вскочил. Я не пошевелился. За спиной я чувствовал дыхание Гарри и Мераба.

– На место! – рявкнул Санадзе.

– Ты можешь наконец объяснить, что все это значит? – сказал Мераб.

Мы шли к проходной – слева от меня он, справа Гарри, и оттого, что они были рядом, я чувствовал себя богатырем. Куда-то исчезло ощущение опасности, постоянное присутствие которой я испытывал всюду – на улице, дома, даже в редакции, и я подумал, что сделал глупость, с самого начала не обратившись к Гарри и Мерабу за помощью. Конечно, человек и один может многое, но не так много, когда он не одинок. Мне хотелось рассказать им все, ничего не утаивая, а вместо этого сказал:

– Искал истину и нашел ее.

– Я где-то читал, юноша, – сказал Гарри, – что истина у каждого своя.

– Двух истин не бывает, – сказал я. – Если двое верят в противоположные истины, кто-то из них ошибается. Истина всегда одна.

– Каждый, защищая свою истину, готов драться, – сказал Гарри. – Ты дрался, юноша?

– Дрался, Гарри.

– Ты уверен, что стал обладателем истинной истины? – спросил Мераб.

– Да, и я вам расскажу как. А после этого решите, будете вы со мной или нет.

– Насколько я понимаю, юноша, мы уже с тобой, – сказал Гарри.

– Ты за меня не решай, – возразил Мераб. – Это ты без оглядки доверяешь Серго. А я сначала хочу узнать, в какую авантюру он вляпался в поисках истины.

Мы вернулись в редакцию. Леван все еще был там.

– Ну что? – спросил он.

Я положил на его стол свою статью.

Я сидел как на иголках. Я всегда тревожился, когда читали мою рукопись, а тут тревожился вдвойне. Мое волнение возрастало с каждой прочитанной Леваном страницей, которую он передавал Гарри, а тот Мерабу. Правильно ли я поступил, дав статью Левану, а не Нане?

Наконец последняя страница вернулась к Левану. Он неторопливо снял очки и стал протирать стекла. Краем глаза я заметил, что Гарри и Мераб переглянулись. Против ожидания Леван не обратился к ним с вопросом: «Что скажете?»

– Мне нравится, – сказал Гарри.

– Мне тоже, – сказал Мераб.

– Не ожидал. Я, оказывается, совсем вас не знаю. – Леван надел очки и с любопытством смотрел на меня.

Ничего не понимая, я молчал.

– Только зря Серго все затеял, – сказал Мераб. – МВД не даст согласия на публикацию статьи.

– Ну, это не наша забота, – сказал Леван и встал. – Отдам статью главному. Он, кажется, еще у себя.

Я расстроился. Получалось, что Леван отказывался от статьи. Он должен был заявить статью на планерке, чтобы она попала в редакционный план, отредактировать, завизировать и лишь после этого показать руководству.

– Вам не понравилось? – сказал я.

– У меня двойственное ощущение, – сказал он и вышел.

– Все понятно, – сказал Мераб. – С одной стороны нравится, с другой – не нравится. Молодой человек, прежде чем браться за такие темы, надо советоваться со старшими товарищами.

Я удрученно молчал. Конечно, Мераб был прав.

– Не унывай, юноша, – Гарри положил руку на мое плечо.

– Объясните ради бога, что он имел в виду, сказав, что совсем меня не знает. Прочитав статью, что он мог обо мне узнать? Я что, о себе писал?

– Видишь ли, юноша, за каждым сочинением стоит автор, и опытному читателю, а тем более редактору, не составляет труда узнать, каков он, этот автор, чем он дышит, что думает, что любит, что не любит.

– Ну и что?

– Ребенок ты, Серго! – сказал Гарри. – Левану могла не понравиться твоя нравственная позиция. Он у нас человек противоречивый. Зря ты не показал статью Нане. Ее пробивная сила крайне необходима тебе сейчас.

– За такую статью должен бороться отдел. Леван бороться не станет, – сказал Мераб. – Мы тебя предупреждали по дороге в редакцию. Слушаться надо старших!

– Что же теперь делать?

– Не отчаиваться, – сказал Гарри. – Мне кажется, статья понравится главному.

– Знаешь, Серго, нам лучше расстаться, – сказала Нина.

Мы сидели друг против друга за маленьким журнальным столом, а казалось, что между нами огромное пространство, и оно все ширится и разводит нас в разные концы света.

– Пожалуй, – сказал я.

Мы говорили второй час, и как будто говорить уже больше было не о чем. Однако я не мог решиться уйти.

Мы долго молчали.

– Но ты же любишь меня! – внезапно закричала Нина. За все время, пока мы говорили и молчали, она не разу не всплакнула, а тут, закрыв лицо руками, зарыдала. Во мне что-то дрогнуло. Пространство между нами стало стремительно сокращаться. Нина старалась подавить рыдание. Я не выдержал и протянул руку.

– Прости, – сказала она и ушла в ванную.

Зазвонил телефон. Я поднял трубку. Мне никто не ответил.

Через минуту телефон снова зазвонил.

– Привет, – услышал я в трубке голос Гурама. – Что вы собираетесь делать?

– Ничего, Ты звонил минуту назад?

– Нет. Слушай, Серго, мальчик… помнишь, которого я оперировал в тот день, когда мы познакомились с Дато… он умер.

– Гурам, я еду к тебе!

– Не надо, лучше я приеду к вам.

Гурам приехал не один. Он привез с собой Эдвина. Это смутило Нину, а у меня вызвало раздражение, но я ничего не сказал. Гурам деланно улыбался, но в глазах была такая тоска, что я промолчал.

– Увязался за мной, – шепнул Гурам по-грузински и громко произнес по-русски: – Нина, Эдвин приглашает нас в ресторан. Поедем?

– Да, – неожиданно согласилась Нина. – Поедем к Дато.

– Давным-давно крестьянина, приговоренного к смерти, призвал князь и спросил, был ли он когда-нибудь в таком же плачевном положении, как теперь. «Да, мой господин, когда ко мне пожаловали гости, а мне нечем было их угостить», – ответил крестьянин. – Дато сконфуженно развел руками. – Извините меня.

– Не уезжать же нам назад. Придумай что-нибудь, – сказал Гурам.

– Придумать-то придумаю, только не обессудьте, если что не так будет.

– Оставь китайские церемонии. Делом займись, – сказал Гурам.

– Хорошо, – засмеялся Дато. – Что вы скажете о жарком из бараньего сердца?

– Давай, – охотно согласился Гурам.

Нина содрогнулась, а Эдвин осторожно спросил:

– Это вкусно?

Я не страдал предрассудками и мог съесть даже лягушку, если она хорошо приготовлена, но, обеспокоенный реакцией Нины, сказал:

– Лучше жаркое из мяса.

– Не позорь перед людьми, – сказал Дато по-грузински. – На кухне ни куска мяса.

– Дети мои, – сказал Гурам, – жаркое из бараньего сердца – деликатес, если его приготовить со знанием дела. Дато, прикажи повару, чтобы он жарил сердце на медленном огне. Жир не сгорит, да и дров уйдет меньше. Пусть как следует приправит солью и перцем, зелень добавит в самом конце. А картошку пусть поджарит отдельно в кипящем масле ломтями.

– Слушаюсь. – Дато ушел на кухню.

У каждого из нас творилось в душе невообразимое, каждый думал о своем, но делал вид, что ему весело.

– Как тебе нравится наш грузинский Лукулл? – спросил я Нину.

– Я поражена. Гурам, откуда такие познания?

– Я любознательный чревоугодник. Всегда спрашиваю, как готовится блюдо, которое мне подают.

В ожидании Дато мы курили и вели разговор о грузинской кухне. В тесном кабинете Дато стало душно. Нина распахнула окно.

В небе важно плыли огромные пузатые облака. Узкий серп зарождающегося месяца казался рядом о ними долькой лимона.

Нина поспешно достала из сумки кошелек и встряхнула его. В кошельке звякнула мелочь.

– Чтобы денег было много? – спросил Гурам.

– Да, – ответила она.

– А вы не хотите иметь много денег? – обратился ко мне Эдвин.

– Хочу, – ответил я.

– Скоро получите… – сказал он.

Нина удивленно взглянула на Эдвина, потом на меня.

В это время вернулся Дато и повел нас через подсобное помещение во внутренний двор.

Нину держал под руку Гурам. Я отстал от них, чтобы поговорить с Эдвином.

– Какого черта вы сказали о каких-то мифических деньгах?

– Почему мифических? Вполне реальных.

– Значит, вы считаете, что я возьму взятку? Спасибо за откровенность.

Он хотел что-то сказать, но я не стал с ним больше разговаривать.

Во дворе пылал костер и белел скатертью стол.

– Не собираешься ли ты сердце на таком костре жарить? – спросил Гурам.

– Нет, начальник, – ответил Дато.

– Зачем тогда костер?

– Пусть горит. Для удовольствия.

Лишь спустя час, когда над нами нависли звезды, мы поняли, что костер предназначен для курицы, которую где-то раздобыл Ванечка.

– А говорил, для удовольствия, – фыркнул Гурам. – Нет, дорогой Дато, ты не романтик. Тебе только бы жарить, печь.

– Это тоже удовольствие, честное слово, – засмеялся Дато, насаживая курицу на вертел.

Курицу никто не стал есть, потому что жаркое из бараньего сердца оказалось очень вкусным и сытным.

– Не получается у нас застолья. Все грустные, – шепнул мне Дато.

Он был прав. Настроение у Гурама не улучшилось. Он шутил, но то и дело мысленно уходил от нас. Эдвин мрачно поглядывал на Нину и как будто порывался сказать ей что-то. Нина сникла.

Дато запел. Гурам не поддержал его, и Дато оборвал песню. Он надумал расшевелить нас вином. Оно текло лунным светом. Но и это не помогло. Вино все больше разобщало нас. И тогда Дато сказал:

– Встретим рассвет на Джвари.

Предложение понравилось Гураму.

– Романтик не умер в тебе, Дато, а?

Мы приехали на Джвари как раз в тот момент, когда первые лучи солнца залили бледно-розовой краской серый горизонт. Небо и земля затаили дыхание.

Сияя и пылая, выкатилось огромное красное солнце, и в то же мгновение все кругом запело и зашумело.

Гурам поднял руку.

 
Все во вселенной полно твоей славы, о Лилео!
Слава небесным воителям, слава, о Лилео!
Защити нас, могучая сила! О Лилео!
Да поможет нам утра светило, о Лилео!..
Светел твой несравненно построенный дом.
Да почиет господнее благословение
На всех, сидящих… простите, стоящих кругом!
 

Этот древний грузинский гимн солнцу вызвал восторг у Эдвина, и он принялся записывать его под диктовку Гурама в блокнот.

Нина утомленно положила голову на мое плечо.

– Сейчас поедем, – сказал я и окликнул Дато, задумчиво смотревшего на горизонт. Он все еще не знал о моей поездке в Марнеули.

– Слушаю тебя, – сказал Дато.

– Я был в Марнеули. Документы подтверждают невиновность Карло.

Я думал, Дато забросает меня вопросами. Он же лишь коснулся губами моего плеча. Так в древней Грузии мужчины выражали свои чувства.

– Марнеули хороший город?

Я обернулся на голос Эдвина. Он вопросительно смотрел на меня.

ГЛАВА 20

Я сидел в приемной главного редактора второй час. Одну из полос газеты пришлось срочно переделывать, и ответственный секретарь согласовывал ее с главным.

Я вспомнил, как, стоя у окна и глядя на суетливую улицу, Нина сказала: «Ты не ценишь своего времени». Она сказала еще многое, но эти слова растревожили меня. Да, я бездумно тратил время на дела, которые не имели отношения к моей главной цели. Я задумался, чего же я добиваюсь.

Моя статья повергла Нину в ужас. Она стала бояться и на ночь запирала дверь на все замки, хотя раньше пользовалась лишь одним. Она была против публикации статьи.

– Неужели ты не представляешь реакции этой банды? Ты же подвергаешь себя невероятной опасности.

…Ответственный секретарь покинул наконец кабинет с подписанными полосами, и я вошел к главному.

На столе лежала моя рукопись. Сейчас все решится, подумал я, садясь на край стула.

– Прочитал вашу статью. Мне нравится, – сказал главный.

Я перевел дыхание.

– Хороший слог. Очень хорошие диалоги. У вас явные литературные способности.

Мне захотелось понравиться главному, и я признался, что написал пьесу и, возможно, ее поставят в театре.

– Значит, вы тоже писатель, – огорчился он. – Редакция переполнена прозаиками, поэтами и драматургами. Я сыт этим по горло. Все страдают манией величия и на газету смотрят как на временное пристанище. А мне нужны люди без комплексов, люди, которые умели бы находить факты и излагать их более или менее сносным языком. Газета живет один день, и этим все сказано. Ваш заведующий тоже писатель. Он что, подбирает в отдел сотрудников по своему образу и подобию?

Я молчал, проклиная свое бахвальство.

Зазвонил телефон. Несколько минут главный с кем-то обсуждал новую постановку оперы «Даиси». Потом обратился ко мне:

– Вы готовили статью, конечно, по собственной инициативе.

– Да, – сказал я.

– Естественно. От Левана такого острого материала не дождешься. Но он был в курсе?

Я догадался, к чему он клонит, и ответил:

– Видите ли, когда я начал собирать материал для статьи, у нас с Леваном Георгиевичем произошла, как бы вам сказать…

– А вы говорите как есть.

– Словом, мы поссорились, и я, зная, что серьезная статья готовится к санкции руководства, написал докладную на ваше имя.

– Почему я не видел ее?

– Не знаю. Я отдал докладную вашей секретарше.

Он открыл телефонную книжку и набрал номер.

– Элисо может подойти к телефону? – сказал он в трубку. – Элисо, здравствуй. Как ты? Ну хорошо. Элисо, тебе наш внештатник Бакурадзе передавал докладную на мое имя? Почему же ты не показала ее мне?

Он слушал объяснения Элисо. Я опасливо смотрел на него, хотя в душе ликовал.

– Какое имеет значение, что он внештатник? Ну хорошо, Элисо. Будь здорова. – Он бросил на аппарат трубку и вышел из кабинета.

Я слышал, как он возится с замком стола в приемной. Затем он с грохотом задвинул ящик и возвратился, на ходу читая мою докладную.

– Действительно, нет порядка в редакции, – сказал он сквозь зубы и швырнул докладную на стол. Закурив, он спросил: – Надеюсь, все факты в статье подтверждены документами? Эти Санадзе и Вашакидзе ни перед чем не остановятся.

Я вытащил из папки документы и положил на стол, а поверх – фотографии.

Главный с интересом стал разглядывать снимки.

– Что это за четверка?

– Санадзе, Вашакидзе, Ахвледиани и Шота Меладзе.

– Откуда у вас фотографии?

– Сам сделал.

– И они разрешили?!

– Нет, они не разрешали.

– Расскажите, как напали на след преступления.

Я рассказал.

– Вам не пришло в голову, что следует обо всем заявить в милицию?

– Я был в милиции. У подполковника Иванидзе.

– Не помните когда?

Я назвал число, и он что-то пометил на перекидном календаре. Я хотел было сказать о своих подозрениях в отношении подполковника Иванидзе, но сдержался. Мои подозрения в общем-то основывались на эмоциях, а главному нужны были факты.

– Вы сделали письменное заявление или устное? – спросил он.

– Устное. Иванидзе не проявил интереса к моему сообщению.

– Он не сказал, что у вас нет полномочий? Что расследование ведут следователи, а не журналисты?

Я обескураженно смотрел на главного. Если такова его позиция, статье не видать света, подумал я.

– Профессии журналиста и следователя смыкаются. И журналист и следователь докапываются до сути путем расследования.

– Вы неправильно меня поняли. Иванидзе говорил вам об этом?

– Нет.

– Значит, он ни о чем не предупреждал вас?

– Нет.

– Еще один вопрос. Когда вы узнали, что милиция ведет расследование?

Теперь я понял, что скрывается за вопросами главного. Он, конечно, не решится опубликовать статью без согласования с Министерством внутренних дел. Очевидно, ему сказали, что, несмотря на предупреждения подполковника Иванидзе, я продолжал расследование, мешая операции, разработанной министерством.

– На последнем этапе. В Марнеули, – ответил я.

Вероятнее всего, главный связался с министром и разговор получился неприятный. Шавгулидзе мог сказать, что в редакции нет порядка, раз какой-то внештатник Бакурадзе занимался расследованием без ведома главного. Иначе главный не интересовался бы моей докладной.

– Хорошо, идите, – сказал он.

Я встал.

– Георгий Галактионович, а статья?

– МВД категорически против.

– До свидания. – Я направился к двери.

– Вы, наверно, сидите без денег, – сказал он мне вслед. – Я оплачу ваш труд. Частично, разумеется.

– Спасибо, но дело не в этом. Я не смог помочь Карло Торадзе.

Профессор Ломидзе принял нас по просьбе Гурама у себя дома. Он долго рассматривал рентгеновские снимки, потом ощупал ногу Нины и сказал:

– Ежедневный тренаж и массаж. Плюс цхалтубские ванны.

Нина была разочарована. Она предпочла бы морские ванны.

Я твердо решил следовать назначению профессора и увезти Нину в Цхалтубо в августе. Для этого я должен был заработать деньги, то есть исправно ходить в редакцию и пользоваться малейшей возможностью напечататься.

Решив перекусить, мы дошли до кафе на углу проспекта, где черноволосые юноши, присев на перилах, ограждающих тротуар от улицы, оценивающе провожали взглядом женщин.

Не успели мы войти в кафе, как столкнулись с Мерабом. Я представил его Нине, и он, поцеловав ей руку, сказал:

– В кабинете директора собралась маленькая компания. Прошу.

– Мы забежали перекусить, – сказал я.

– Очень вас прошу, – сказал он.

В конце концов Нина согласилась, но предупредила, что через час мы уйдем, и Мераб обещал не задерживать нас.

Он распахнул дверь.

Гарри и щуплый человек лет сорока сидели за письменным столом, уставленным едой и бутылками шампанского.

– Вот это сюрприз! – воскликнул Гарри.

Он попытался усадить Нину рядом с собой, но Мераб опередил его. Нина развеселилась.

Мы посмеялись, а потом я спросил:

– По какому поводу сбор?

– Без всякого повода, – ответил Мераб. – Я позвонил Котэ и спросил, может ли он принять меня с другом. Он сказал, что будет счастлив, если ему окажут такую честь. Я правду говорю, Котэ?

– Истинную правду, – подтвердил Котэ.

– И вот мы здесь, отводим душу, ругаем врагов и утешаем друг друга.

Мераб наполнил бокалы и стал пересказывать легенду о любви. Это было предисловие к тосту.

Гарри не выдержал.

– Юноша, ничто так не утомляет слушателей, как ненужные подробности.

– Вот так и живем, – пожаловался Мераб Нине. – То им правится мое красноречие, то не нравится.

– Человек переменчив, и его вкусы – тоже, – сказала Нина.

– Да, все мы переменчивы, – вздохнул Мераб. – Единственный, кто не меняется, это наш начальник.

– Повод все-таки есть. Из-за чего поругались? – спросил я.

– Юноша, это неинтересно Нине, – сказал Гарри.

– Почему вы так считаете? – возразила Нина. – Я с интересом послушаю.

Гарри удивленно посмотрел на нее. Я был удивлен не меньше.

– Валяй, Гарри, – махнул рукой Мераб. – Высказывайся. Только без слез и эмоций.

– Хорошо, – согласился Гарри. – Начали с Шавгулидзе.

– Начали мы не с Шавгулидзе, – сказал Мераб. – Со статьи нашего дорогого Серго.

Я наступил ему на ногу. Одно упоминание о статье портило Нине настроение. Мераб замолк, но поздно.

– Продолжайте, – велела ему Нина. – Левану не нравится статья. Это я давно поняла. Но почему не нравится?

– Сейчас поймете, – пообещал Мераб. – Леван спросил нас: «Во имя чего Серго написал статью? Что им двигало?» Гарри ответил: «Желание помочь Карло Торадзе». Знаете, что Леван сказал на это? Что, протягивая одну руку Карло, другой Серго бьет десятерых. Одного вытаскивает из тюрьмы, а десятерых заталкивает туда. Естественно, мы возмутились. Я спросил: «Леван Георгиевич, вы считаете, что Серго поступает неправильно?» Он ответил: «В том-то и дело, что правильно, но, творя добро, он одновременно творит зло». Тут Гарри прочитал ему небольшую лекцию.

– Никакой лекции не было, юноша. Вот буквально мои слова: «Вы сами сказали, что Серго поступает правильно, следовательно, справедливо. А раз справедливо, то какой разговор может быть о том, что одновременно с добром Серго творит зло? Справедливость – это торжество добра над злом».

– Что он ответил? – спросила Нина.

– Он ответил: «Ну да, добро должно быть с кулаками, желательно крепкими».

– А я ответил на это так: «Крепкие кулаки у зла. У добра руки мягкие и нежные, как женские», – сказал Мераб.

– Чудесно, Мераб! – Нина улыбалась.

Я с любопытством наблюдал за ней. Она превосходно держалась, хотя на душе у нее наверняка было муторно.

Поощрение Нины подействовало на Мераба, как дождь ни Куру. Его прорвало, и он затопил нас многословием, пересказывая спор с Леваном.

Котэ стало скучно.

– Пойду на кухню. Отберу шашлыки.

Я взглянул на часы.

– Нам пора. Мы опаздываем в кино.

– Не огорчай меня, юноша. Ты испортишь мне настроение, – проворчал Гарри.

– Вы идете в кино? – спросил Мераб.

Пришлось вытащить из кармана билеты. Мераб взял их и стал изучать.

Гарри поцеловал Нине руку.

– Пожалуйста, не разочаровывайте меня.

– Спокойно, Гарри, – сказал Мераб. – Их судьба в моих руках. – Он разорвал билеты. – Убытки возмещаю я.

Нина засмеялась, и я понял, что она хотела остаться.

Арчил и Мэри Дондуа, мои соседи, недавно разбогатевшие благодаря поездке за границу, садились в «Волгу», стоящую у дома. Мы не были близко знакомы, но Мэри улыбнулась мне и объявила:

– У нас такая большая радость! Завтра утром выдадут ордер на квартиру.

– Поздравляю, – сказал я.

– А вечером у нас будет компания. Обязательно приходите. – Мэри с трудом села в машину – мешала шляпа, напоминающая птичье гнездо.

Из комнаты Аполлона доносились голоса соседей и женское всхлипывание.

На балконе занималась Тата.

– Что там происходит?

– Дядю Аполлона арестовали.

– Бедняга!

Тата неприязненно взглянула на меня и прикрылась учебником.

– Вам нисколько не жалко Аполлона? – спросил я.

– Нисколько, – ответила она. – Он спекулянт.

– Да, – сказал я, растерянно потирая подбородок. – А где Ираклий?

– На товарной станции. Разгружает вагоны. А ваш друг Сандро у своей очередной любовницы. Вас еще что-нибудь интересует?

– Нет, благодарю. – Я церемонно поклонился и пошел к себе.