Текст книги "Герман Геринг. Железный маршал"

Автор книги: Борис Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц)

Бомбардировщик «Урал» —
упущенная возможность?

На Нюрнбергском процессе Геринг заявил о том, что выступал против строительства четырехмоторных бомбардировщиков не потому, что считал их оружием агрессии, а только из-за того, что для их производства не было необходимых технических и производственных предпосылок. В частности, их массовому производству препятствовала острая нехватка алюминия.

В 1936–1937 годах фирмы «Дорнье», «Юнкерс» и «Фок-ке-Вульф» продвинулись в разработке четырехмоторных бомбардировщиков дальше, чем их американские и британские конкуренты, однако недостаточный военно-экономический потенциал рейха вынудил Геринга ограничиться развитием легких и средних бомбардировщиков, истребителей и пикирующих бомбардировщиков.

Впоследствии, уже в годы Второй мировой войны, немцы наладили выпуск четырехмоторного бомбардировщика «Фокке-Вульф-200», который неплохо проявил себя в борьбе против британского судоходства. Однако их производство было мизерным. Даже в 1942–1943 годах оно не превышало полдюжины машин в месяц.

О причинах, по которым еще до войны не было предпринято попыток организовать широкомасштабное производство четырехмоторных стратегических бомбардировщиков, подробно высказался Кессельринг в 1954 году, вскоре после своего освобождения из британской тюрьмы. В 1936–1937 годах именно он возглавлял штаб люфтваффе и принял решение отказаться на время от разработки четырехмоторного бомбардировщика в пользу истребителей и бомбардировщиков среднего радиуса действия. Кессельринг обосновывал свое решение тем, что «люфтваффе приходилось создавать что-то из ничего», а разработка тяжелых бомбардировщиков тормозилась из-за дефицита сырья и горючего. При этом авиапромышленность была вынуждена осваивать сначала производство более легких в производстве машин, то есть истребителей, тем более что до 1935 года все мероприятия по конструированию самолетов и внедрению их в производство осуществлялись в обстановке глубокой секретности.

Как подчеркивал фельдмаршал, имевшихся технических возможностей было достаточно для ведения войны в континентальной Западной Европе. Даже если бы в 1936 году был сделан упор на развитие стратегической авиации, к началу войны никаких значимых стратегических сил создать бы не удалось. Ведь даже США лишь в 1943 году смогли наладить массовое производство стратегических бомбардировщиков. Даже если бы Германии каким-то образом удалось создать к 1941 году подходящие самолеты, обладавшие достаточной скоростью и вооружением, невозможно было бы наладить их массовое производство и подготовить экипажи для них. Главное же, любое производство стратегических бомбардировщиков в сколько-нибудь значительных количествах привело бы к соответствующему уменьшению производства авиации «поля боя», так как четырехмоторные бомбардировщики съели бы все запасы алюминия и других дефицитных материалов.

Отказ от расширения тактической авиации мог вообще привести к краху блицкрига. Сил люфтваффе, возможно, хватило бы для победы над Польшей, но для сокрушения Франции могло бы уже не хватить. Как отмечал Кессельринг, «быстрые успехи германского оружия были достигнуты лишь благодаря использованию всего потенциала люфтваффе для поддержки операций сухопутных войск. Армия продвигалась только там, где путь ей расчищали люфтваффе».

Он также указал, что даже если бы приоритет с самого начала был отдан стратегической авиации, все равно 30 % производства боевых самолетов пришлось бы на истребители, 22 % – на самолеты-разведчики и 8 % – на морскую авиацию. На долю стратегических бомбардировщиков пришлось бы не более 40 % производственных мощностей, что обеспечило бы выпуск 400–500 таких машин в 1936–1939 годах. Даже в 1940–1944 годах, когда авиационное производство возросло в 4–5 раз, производство стратегических бомбардировщиков вряд ли бы превысило 2000 машин в год, с учетом того, что максимальное производство обычных бомбардировщиков в 1944 году превышало 4000 машин.

Такое производство никак не могло покрыть неизбежные потери стратегических бомбардировщиков. Для сравнения: только в так называемой «битве за Рур», в период с 5 марта по 28 июня 1943 года, когда союзная авиация совершала массированные налеты на города Рурского промышленного бассейна, безвозвратные потери составили 872 бомбардировщика, а еще 2126 были серьезно повреждены. Для союзников это был булавочный укол – потери не превысили 11,5 % от среднемесячного строительства стратегических бомбардировщиков. Для Германии же годового производства не хватило бы даже для четырех месяцев интенсивных налетов.

Следует подчеркнуть, что у Германии так и не появилось надежных конструкций тяжелых бомбардировщиков. Еще в ноябре 1939 года совершил свой первый полет бомбардировщик «Хе-177». Формально это был двухмоторный самолет, а фактически – четырехмоторный. На каждом крыле его было установлено по два сдвоенных двигателя DB-601 с приводом на общий пропеллер. По мощности двигателей «Хе-177» не уступал четырехмоторным машинам. Однако конструкция сдвоенных двигателей оказалась неудачной и привела к многочисленным авариям, поскольку двигатели часто перегревались и случались пожары. Хотя было выпушено 1446 таких машин, их боевое применение было очень ограниченным. Так, попытка использовать «Хе-177» для снабжения войск, окруженных в Сталинграде, полностью провалилась. Они совершили всего 13 вылетов. При этом 7 машин погибло в результате аварий.

Нельзя не согласиться с общим выводом Кессельринга:

«Насколько я могу оценить ситуацию с сырьем, горючим, производственными мощностями авиапромышленности и подготовкой экипажей, германская стратегическая авиация в любом случае была бы создана слишком поздно, зато армия страдала бы от нехватки поддержки со стороны люфтваффе. Невозможно оценить, как стратегическая авиация могла бы повлиять на исход войны. Главной ошибкой Германии было то, что она начала военные действия тогда, когда она их начала, то есть преждевременно. С учетом этого все рассуждения о той роли, которую сыграли или могли сыграть люфтваффе, могут носить лишь сугубо теоретический характер».

Мне все-таки кажется, что можно спрогнозировать исход войны даже в том гипотетическом случае, если бы Герингу все-таки удалось создать стратегическую авиацию. Америка с ее огромным промышленным потенциалом оставалась недосягаемой. Мечты Геринга о создании бомбардировщика, который мог бы достичь американского континента, не имела никаких шансов на реализацию в годы войны.

В 1941 году Вилли Мессершмитт разрабатывал проект четырехмоторного реактивного бомбардировщика «Ме-264», способного преодолеть расстояние в 15 тысяч километров, но дальше опытного образца дело не пошло.

В России стратегические цели были гораздо более рассредоточены и удалены от линии фронта, чем в Англии или в Германии, что делало крайне сложным их полное уничтожение. Но и Англию вряд ли можно было поставить таким образом на колени. Ведь те же массированные бомбардировки Германии, осуществленные в 1943 году, когда был почти стерт с лица земли Гамбург, не привели к существенному ослаблению германского сопротивления.

Германии приходилось создавать заново не только авиапромышленность, но и строить новый флот и производить новое вооружение для сухопутных сил. В этих условиях изыскать необходимые ресурсы для создания стратегической авиации не было никакой возможности. Приходилось конкурировать, в частности, с флотом, который строил два гигантских линкора, заложил авианосец, готовил подводные лодки.

Позже оказалось, что толку от линкоров «Бисмарк» и «Тирпиц» довольно мало. Первый потопили еще в мае 1941 года. Второй продержался дольше, но последние два с половиной года только и занимался тем, что искал убежища в норвежских фиордах от авиации союзников, но так и не уберегся. Выяснилось, что одиночные рейдеры, даже обладающие мощной артиллерией и бронезащитой и высокой скоростью, но лишенные авиационного прикрытия.

в современной морской войне обречены. Даже сравнительно небольшие повреждения от неприятельских самолетов и подводных лодок резко снижали их скорость и запас хода и делали их легкой добычей авиации и надводных кораблей противника.

Однако глупо винить гросс-адмирала Редера за то, что он слишком увлекался линкорами. Сравнительное значение различных типов вооружений обычно можно правильно оценить только после их реального применения в бою. Также и критики Геринга обычно подходят к его деятельности с позиций идеального главкома люфтваффе, способного предвидеть самое оптимальное использование различных типов самолетов в войне, которую еще предстояло вести.

Во главе германской экономики

В сентябре 1936 года в дополнение ко всем прочим должностям Гитлер назначил Геринга главным уполномоченным по осуществлению четырехлетнего плана развития экономики страны и главой Бюро сырья. Фактически это был план ее милитаризации. Геринг сразу же вступил в конфликт с министром экономики, а после ухода с этого поста президентом Рейхсбанка Ялмаром Шахтом. Тот не готов был переводить экономику на военные рельсы такими темпами, какими требовали Гитлер и Геринг, которых беспокоило, например, что в 1936 году Германия располагала не более чем половиной необходимых запасов нефти для ведения большой войны.

Шахт опасался финансового кризиса, связанного с истощением золотовалютных запасов, и социального взрыва из-за ограничения гражданского потребления. Кроме того, Шахт, как и большинство бизнесменов, был против принятого нацистами курса на автаркию, что предполагало разработку в том числе нерентабельных месторождений полезных ископаемых, в частности железной руды, и производство дорогого синтетического горючего.

Летом 1937 года по инициативе Геринга был основан финансово-промышленный концерн «Рейхсверке А. Г. «Герман Геринг» по добыче угля и железной руды. Фактически он не принадлежал Герингу, а был государственной собственностью. Просто имя Геринга было все еще популярно в народе и внушало определенное доверие бизнесу. Поэтому его решили использовать в названии нового гиганта, призванного в конечном счете подчинить себе всю черную металлургию. Брат Германа, Герберт Геринг, был одним из руководителей объединения бизнесменов металлургической промышленности, входил в правление ряда заводов и компаний.

Под руководством Германа Геринга было осуществлено строительство заводов по производству синтетического горючего и каучука, которые в дальнейшем, вплоть до осени 1944 года, обеспечивали основные потребности вермахта. Если Шахт рассматривал перевооружение лишь как средство шантажа других держав, то Геринг и Гитлер ориентировались на вполне реальную мировую войну, которую собирались развязать в подходящий момент. При этом Геринг с удовлетворением констатировал:

«Меры, которые в государстве с парламентским правлением вызвали бы инфляцию, в тоталитарном государстве не вызывают таких последствий».

Практически это означало использование административного ресурса. Предприниматели понимали, что отказ от невыгодных государственных заказов может вызвать репрессии, хотя бы только в экономической сфере.

Администрация четырехлетнего плана во многом дублировала министерство экономики. Геринг получил полномочия контролировать оборот валюты и природного сырья, что позволяло ему серьезно влиять на поведение германского бизнеса. В дальнейшем Геринг приобрел дополнительные полномочия контролировать распределение рабочей силы, оборот сельскохозяйственной продукции, а также право контроля цен и капиталовложений в промышленности. К тому же контроль над оборотом валюты означал фактический контроль над внешней торговлей.

Позже, в 1937–1938 годах, Геринг значительно увеличил государственные инвестиции, для чего пришлось прибегнуть к внутренним займам, и поставил под контроль государства ряд предприятий, имевших стратегическое значение. В это время инвестиции в рамках четырехлетнего плана составили половину всех капиталовложений в промышленности. При этом инвестиции в авиапромышленность, которой Геринг руководил непосредственно в качестве министра, поступали отдельно. С их учетом доля государственных инвестиций достигала 60 %. В конце 1938 года на одной из встреч с промышленниками Геринг заявил:

«Пришло время частным предприятиям доказать свое право на существование. Если им не повезет, я вынужден буду поддержать государственные предприятия, хотя это, и вызовет рост расходов».

На Нюрнбергском процессе Геринг признавал:

«После разработки четырехлетнего плана мне были предоставлены чрезвычайные полномочия… давать директивы и указания всем высшим имперским инстанциям, всем партийным инстанциям, вооруженным силам. Эти полномочия после начала войны были распространены также на экономическую структуру оккупированных областей».

К началу войны администрации четырехлетнего плана были в той или иной степени подведомственны все отрасли германской экономики. Бизнес должен был согласовывать с ней все инвестиционные проекты, учитывать ее рекомендации по размещению новых промышленных предприятий и продавать продукцию по ценам, утвержденным Комиссией по ценообразованию. Предприниматели теперь не могли свободно распоряжаться своей прибылью. Экспортно-импортные операции также требовали специального разрешения. Существовала и система подготовки и переподготовки квалифицированных рабочих, с помощью которой администрация четырехлетнего плана могла концентрировать квалифицированную рабочую силу в важнейших, с точки зрения правительства, отраслях экономики, так или иначе связанных с подготовкой к войне.

О неизбежности войны Геринг не раз откровенно говорил германским промышленникам. Так, в 1938 году он заявил:

«Все мои мысли вертятся вокруг одного вопроса – когда начнется война? Выиграем ли? Что предпримем? Только народ, который все поставил на вооружение, сможет существовать в дальнейшем».

На практике лозунг «Пушки вместо масла» привел к введению режима принудительной экономии и ограничению частного жилищного строительства. Доля потребления в национальном доходе с 1932 по 1938 год упала с 83 до 59 %. Последний показатель был уже практически нормой военного времени. Геринг сознательно шел на это, чтобы лучше подготовиться к войне. Он надеялся, что германский народ насладится благами сытой и комфортной жизни после победоносного мира.

Но, по замыслу Геринга, мировая война не должна была начаться раньше 1944 года, и к этому времени германская экономика была бы к ней готова. Именно этот срок назвал Гитлер на одном из совещаний в ноябре 1937 года. Тогда же должно было закончиться и строительство океанского флота из 10 новейших линкоров, 248 подводных лодок и 4 авианосцев. К середине 1940-х годов предполагалось наладить массовое производство тяжелых бомбардировщиков «Хе-177». Стоимость этой программы оценивалась в полмиллиарда марок, что превышало все расходы по министерству авиации за 1937–1938 годы. Не случайно именно в 1944 году германская военная промышленность достигла своего максимума, сделав огромный скачок вперед. Однако война разразилась на пять лет раньше.

В мае 1937 года Геринг передал военно-воздушное управление министерства авиации в Генеральный штаб люфтваффе, изъяв его из непосредственного подчинения статс-секретаря Мильха. Начальник Генштаба люфтваффе генерал Штумпф был приравнен по своему положению к статс-секретарю. По утверждению фон Белова, «Геринг с недоверием наблюдал за усилением власти Мильха и говорил, что хочет снова взять руководство в свои руки. Заслуги Мильха в становлении люфтваффе были известны. Он руководил их построением, созданием авиационной промышленности, всесторонней координацией этих мер внутри вооруженных сил, а также со всеми гражданскими учреждениями и партийными инстанциями».

Мильх был уязвлен значительным урезанием своих полномочий. При назначении на ответственные посты Геринг придавал первостепенное значение характеру и волевым качествам, а не степени знания соответствующего круга проблем, считая, что знания – дело наживное. В то же время, по утверждению фон Белова, «Мильха Геринг просто не выносил» и вообще «собственные симпатии и антипатии ставил выше интересов дела». Не случайно в дальнейшем на пост начальника Генштаба люфтваффе Геринг назначил молодого полковника Ханса Ешонека, которому не было и 40 лет и о чьих плохих отношениях с Мильхом было ему известно.

Летом 1937 года Мильх записал в дневнике:

«Геринг мало занимается делами министерства, вмешиваясь в них только время от времени, да и то по второстепенным вопросам. Он говорил обо всем только со мной и специалистами из отделов, не проводил совещаний, не занимался острыми проблемами, не советовался с непосредственными производителями работ, устранялся от важных решений, перекладывая их на других и превознося себя. Он делал пометки в блокнотах, но потом либо их терял, либо просто забывал, о чем шла речь».

Удивительно, как при таком руководителе удалось создать мощные люфтваффе, наводившие страх на всю Европу. Вероятно, на мнение‘Мильха повлиял его все нараставший конфликт с Герингом, приведший к отставке Мильха с поста статс-секретаря министерства авиации в июне 1944 года и его окончательной отставке с поста генерал-инспектора люфтваффе в январе 1945 года. Кроме того, и Мильх, и Геринг стремились приписать себе главную роль в возрождении германской авиации.

Дело Бломбера и Фрича

По свидетельству бывшего адъютанта Гитлера от люфтваффе полковника Николауса фон Белова, в 1937-м году, когда он начал службу в рейхсканцелярии, «главнокомандующий люфтваффе Геринг был ближайшим доверенным человеком фюрера и рейхсканцлера. Их взаимоотношения возникли еще в годы борьбы национал-социалистического движения и были настолько устойчивы, что выдержали многие испытания военного времени».

Фон Белов так описывает свою встречу с Герингом 16 июня 1937 года в связи со своим назначением адъютантом:

«Служебная вилла Геринга находилась в садах за зданием министерства авиации, раскинувшихся между бывшими прусскими учрежденческими строениями в треугольнике, образованном площадью Лейпцигерплац и улицами Лейпцигерштрассе и Принц-Альбрехтштрассе. Она почти вплотную примыкала к зданию бывшей прусской палаты депутатов, которое теперь получило название «Дома летчиков» и в котором размещался также аэроклуб.

Ровно в 10:00 я вошел в эту виллу, и после недолгого ожидания меня провели через обширную приемную в потрясавший воображение огромный кабинет Геринга. Четыре высокие стеклянные двери, ведшие на террасу, говорили о том, что этот кабинет был создан из четырех помещений поменьше. Безвкусно обставленный, он производил впечатление одновременно и представительского, и жилого. Я еще с довольно большого расстояния увидел в центре кабинета самого Геринга, сидевшего за своим большим письменным столом и почти заслоненного высокими фотографиями, стоявшими перед ним. Он попросил меня подойти поближе и встать рядом с письменным столом. Я отдал ему честь вытянутой вперед рукой и доложил о своем прибытии. Он стал внимательно меня разглядывать, а потом задал несколько вопросов, в частности спросил, женат ли я. Я сообщил, что собираюсь жениться в ближайшие дни. С выражением удивления и неудовольствия на лице Геринг дал понять, что об этом ему ничего не известно. Но затем очень быстро перешел к делу и спросил, знаю ли я, что мне предстоит. Я с чистой совестью ответил «нет». Тогда он сообщил мне, что я должен стать адъютантом Гитлера по люфтваффе, и тут же задал вопрос, хочу ли и могу ли я принять эту должность. Я даже не успел поразмыслить, так как он продолжал: если я не в состоянии быть преданным Гитлеру душой и телом как его «постоянный спутник», то обязан немедленно сказать об этом. Я должен быть приверженцем фюрера «по внутреннему убеждению». На вопросы Геринга я ответил утвердительно».

В апреле 1937 года Геринг предложил занять должность начальника штаба люфтваффе Альфреду Йодлю, своему будущему соседу по скамье подсудимых в Нюрнберге, но тот отказался.

Тем временем Гитлер решил убрать со своих постов военного министра и Верховного главнокомандующего фельдмаршала Вернера фон Бломберга и его наиболее вероятного преемника – главнокомандующего сухопутными войсками генерал-полковника барона Вернера фон Фрича. Подготовка к войне вступила в решающую стадию, и фюрер хотел лично контролировать военное министерство.

Геринга тоже вполне устраивало, если роль военного министра и главкома выполнял бы Гитлер, поскольку при Бломберге положение Геринга оставалось довольно двусмысленным. По этому поводу фон Белов писал:

«Как главнокомандующий люфтваффе Геринг по всем военным вопросам и со всеми своими авиационными частями и учреждениями был подчинен военному министру Бломбергу. Однако как министр воздушного транспорта он был с ним на одном уровне в качестве члена правительства. Ну а как ближайший друг Гитлера стоял выше Бломберга! Это чрезвычайно затрудняло сотрудничество двух главнокомандующих и отрицательно сказывалось на работе генеральных штабов… Пренебрежительное отношение Геринга к генералам сухопутных войск не являлось для них тайной. А те, в свою очередь, злословили насчет «солдат-любителей» во главе с Герингом и Мильхом. Для узколобости этих генералов характерно, что они отказывали этим двум капитанам периода Первой мировой войны в праве в обход карьерной лестницы быть генералами и выполнять функции таковых».

А тут как раз представился случай скомпрометировать Бломберга. В октябре 1937 года фельдмаршал пришел к Герингу посоветоваться по весьма интимному вопросу. 59-летний вдовец Бломберг уже давно был влюблен в женщину, которая была моложе его на 30 лет и стояла гораздо ниже по социальному статусу, а кроме того, имела довольно скандальное прошлое: то ли одно время подрабатывала проституцией, то ли была моделью для порнографических открыток. Бломберг опасался, что такой брак может не понравиться офицерскому корпусу да и самому фюреру и Верховному главнокомандующему Адольфу Гитлеру. Геринг тут же заверил фельдмаршала, что в Германии нет теперь каких-то непреодолимых сословных барьеров, и пообещал уговорить фюрера согласиться на этот брак. И действительно, вскоре Геринг передал Бломбергу поздравление от Гитлера. Оба они обещали быть гостями на свадьбе фельдмаршала. Довольно скромная церемония бракосочетания, на которой не присутствовали дети Бломберга, состоялась 12 января 1938 года. О ней было сообщено в печати:

«Имперский военный министр и генерал-фельдмаршал фон Бломберг сочетался 12 января законным браком с фрейлейн Грун. Свидетелями были фюрер и рейхсканцлер, а также генерал-полковник Геринг».

Через две недели после свадьбы стали известны некоторые пикантные подробности биографии молодой супруги Бломберга. Оказалось, что она в прошлом была зарегистрирована полицией в качестве проститутки, и несколько раз арестовывалась по обвинению в участии в порносъемках. Гитлер был возмущен и потребовал от Бломберга немедленно расторгнуть брак. Тот отказался и предпочел уйти в отставку. Во время войны Бломберг несколько раз пытался вернуться на службу, но Гитлер непременным условием ставил развод, от которого фельдмаршал столь же неизменно отказывался. Вероятно, Геринг хорошо изучил психологию Бломберга и силу его чувств и был уверен в том, что его отставка неизбежна.

Николаус фон Белов так рассказывает о разразившемся скандале:

«Не успел Бломберг провести со своей женой несколько дней отпуска в отеле «Оберхоф» в Тюрингском лесу, как ему из-за смерти 90-летней матери пришлось срочно вернуться в Берлин. Там он уединенно жил в своей казенной квартире. Дети его с опасением и озабоченностью следили за событиями в отчем доме, но о новой жене ничего не знали. Адъютант Бломберга от люфтваффе Бём-Теттельбах тоже рассказывал мне о каком-то странном поведении фельдмаршала. Он не раз встречался у него дома с новой женой, но тот так и не представил ей своего адъютанта. Мы задавали себе вопрос, почему фельдмаршал избегал «показать» свою жену. Сразу после женитьбы Бломберга Гитлер отбыл на несколько дней в Мюнхен и возвратился в Берлин 24 января. Я нес службу и ожидал его прибытия в имперской канцелярии, а потому был немало удивлен, когда в квартире фюрера неожиданно появились Хоссбах и Геринг, который держал в руках какую-то папку. Присутствовали Видеман и Боденшатц, лица обоих были серьезны. Вошел Гитлер, поприветствовал всех вытянутой рукой и немедленно уединился с Герингом в своих апартаментах. Как оказалось, новая фрау фон Бломберг будто бы «дама с прошлым», причем – профессиональным. В городе уже говорят об этом повсюду. Слух этот был сам по себе достаточно неприятен, ибо супруге фельдмаршала фон Бломберга предстояло стать «первой леди». Ведь Гитлер не женат, а Бломберг по рангу стоит после него на втором месте.

Я счел все это пустой болтовней и выдумкой. Такая невероятная авантюра никак не вязалась с Бломбергом. Беседа Гитлера с Герингом была очень продолжительной. Лишь только тот покинул квартиру фюрера, Гитлер сразу удалился к себе, даже не попрощавшись и не произнеся ни единого слова. Подавленный, с тяжелыми мыслями, я поехал домой. Мы еще долго говорили с женой о Бломберге. Услышанное мною только что в квартире фюрера подтвердило тревожные высказывания его детей – Дорле и Акселя.

Лишь постепенно я узнал подробности о тех событиях, которые привели к таинственному разговору Гитлера с Герингом вечером 24 января 1938 года. Первой колесо закрутила пресса своими сообщениями о новом браке Бломберга. Один полицейский чиновник из соответствующего отдела берлинского полицей-президиума прочел в газете заметку об этом. Фамилия Грун (как мне поведал по телефону Бём-Теттельбах) показалась ему знакомой. Недолго думая, он порылся в картотеке и нашел регистрационную карточку некой Евы Грун. (Мне, правда, непонятно, почему в «Готском альманахе» за 1939 год новая жена Бломберга названа Элизабет Грунов.)

Чтобы не быть обвиненным в служебной халатности, чиновник положил на стол своему непосредственному начальнику карточку вместе с газетной заметкой. Через несколько дней эта карточка по служебной лестнице попала к полицей-президенту Берлина графу Гельдорфу. Начальник берлинской полиции связался по телефону с адъютантурой Бломберга и попросил о приеме фельдмаршалом или Кейтелем. При этом он придавал особое значение тому, чтобы в служебных помещениях Бломберга его увидело как можно меньше людей.

Бём-Теттельбах выполнил желание Гельдорфа. Тот появился в здании министерства с папкой в руках и попросил разрешения поговорить лично с фельдмаршалом. Поскольку Бломберга на месте не оказалось, его провели к Кейтелю. Гельдорф спросил Кейтеля, знает ли тот в лицо новую жену фон Бломберга и может ли опознать ее по фотографии, которую он захватил с собой. Кейтель ответил отрицательно: нет, лично жену Бломберга он еще ни разу не видел и пожелал, чтобы Гельдорф оставил ему документ, дабы он смог поговорить с Бломбергом после его возвращения. Гельдорф отказался – время не терпит! Тогда Кейтель переадресовал его к Герингу: тот, мол, видел эту женщину при венчании и сможет идентифицировать ее. Штаб Бломберга насчет содержания документа не догадывался и «отфутболивание» Гельдорфа к Герингу никаких подозрений не вызвало. Ведь Геринг как прусский премьер-министр и министр внутренних дел так и так являлся для берлинского полицей-президента непосредственным начальником.

Граф Гельдорф, будущий участник движения Сопротивления, вел себя по отношению к Бломбергу порядочно, зато Кейтель – непростительно. В отсутствие Бломберга он направил Гельдорфа к Герингу. Это явилось той несчастной случайностью, которая послужила началом трагедии. Тот факт, что Гельдорф хотел пройти к Бломбергу незамеченным и неузнанным, говорит о следующем: он предполагал, что фельдмаршал о прошлом своей жены ничего не знает, и желал дать ему шанс на не привлекающий внимания выход из создавшегося положения.

Но, так или иначе, Гельдорф все же отправился к Герингу и вручил ему документ. По свидетельству Боденшатца, Геринг был совершенно обескуражен и потрясен прочитанным. Позже Боденшатц отвергал все обвинения в адрес своего шефа, подтверждая, однако, то, что Бломберг в декабре 1937 года побывал у Геринга и попросил его о помощи в устранении своего соперника (очевидно, одного из офицеров люфтваффе, также добивавшегося любви избранницы фельдмаршала. – Б. С.). Геринг решил проблему, отправив того за границу. Ставший известным поступок Геринга дал пищу для слуха, будто он помог фельдмаршалу уж слишком охотно, чтобы открыть Бломбергу путь к этому браку и таким образом ввергнуть его в беду. Но никаких доказательств такого утверждения нет. Хотя Геринг, несомненно, и стремился сам занять пост главнокомандующего вооруженными силами, на такую подлость я считаю его не способным. Геринг знал отношение Гитлера к Бломбергу, Фричу и другим руководящим генералам сухопутных войск. Знал он и о признании фюрером приоритета этих войск перед другими составными частями вермахта. Полагать само собою разумеющимся, что в случае ухода Бломберга Геринг стал бы его преемником, никак нельзя.

Но Геринг, с присущим ему даром приспосабливаться, во время визита Гельдорфа молниеносно сообразил: именно теперь он сможет использовать возникшую ситуацию себе на пользу! Вместо того чтобы прежде всего пойти с документом к самому Бломбергу, Геринг решил в качестве вернейшего паладина Гитлера взять эту пренеприятнейшую миссию на себя. Он знал, что инцидент чрезвычайно заденет фюрера, а потому хотел оказать ему поддержку».

24 января Гитлер поручил Герингу разобраться в личных проблемах Бломберга. По свидетельству Геринга, содержание полицейского документа ошеломило фельдмаршала, но он сначала отказался как от развода, так и от отставки. Но теперь вопрос о его отставке был уже решен.

Ходили упорные слухи, что гестапо заранее представило Герингу досье на жену фельдмаршала Бломберга, когда та еще была невестой, и Геринг, поощряя фельдмаршала на этот брак, фактически заманивал того в ловушку. Однако никаких доказательств этого нет. К тому же гестапо в то время уже никак не подчинялось Герингу. Его же собственная «информационная служба» подобным досье на супругу Бломберга обладать не могла.

Необходимо принять во внимание и то, что самому затевать столь скандальную интригу против Бломберга Герингу было очень рискованно политически. Ведь фельдмаршал был близок к фюреру, и Гитлер неоднократно публично демонстрировал свое расположение к нему. Разгоревшийся скандал компрометировал не только самого Бломберга, но и первое лицо государства, а также и пришедшего на смену Бломбергу Кейтеля, чья дочь была замужем за сыном Бломберга от первого брака.