Текст книги "Берега Ахерона (СИ)"
Автор книги: Борис Усенский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)
– Это все Титий! – послышался в голове жреца раздраженный и немного капризный женский голос, – У самого сил мало и обратился через Идайю к Рее!
– Величественная! Я всего лишь смертный…, – начал было возражать иерофант, но осекся, ощутив гнев повелительницы.
И что у меня на левой руке? Не гераклейский ювелир его делал! А камень как блестит, словно живой глаз! Чье око? Пусть теперь смотрит на поединок в горах мариандинов, равных которому не было со времен Язона. Туман превратился в полупрозрачное холодное пламя, которое алыми бликами заиграло в складках белоснежной одежды жреца. Шаг навстречу и огонь, лизнув камни, погас.
– И где мрачные стражи? Слава охотнице, а то уж…,– подумал жрец и остановился, чтобы перевести дыхание.
– Молчи! Даже не думай о них! – ответила богиня едва различимым шепотом.
Подъем казался бесконечным, и с каждым шагом наваливалась усталость. Хотелось упасть на горячие камни и вздремнуть, погрузиться в приятные сновидения, стать одним из монолитов и лежать здесь бесконечные годы. И снова перстень болью отогнал сон, заставил идти дальше к заветной пещере, в которой окружающее нереально, а призрачное истинно. Гоплиты устроились в тени каменной ниши и заснули, а пленник покорно побрел навстречу гибели, погрузившись в колдовскую дремоту. Вот и святилище, заполненное непроглядной клубящейся чернотой, которая лязгала оружием, разговаривала на едва понятном мариандинском диалекте, дразнила запахом горелого мяса и прокисшего вина.
Жрец, уже далеко не юноша-эфеб, остановился, посмотрел на посох, покачал головой и сделал шаг вперед. В самом деле, что ему терять? Жизнь почти прошла и негоже ветерану Гераклеи пугаться не упокоенных призраков. За порогом святилища было пусто, воняло нетопыриным пометом, и едва уловимым тленом. Иерофант презрительно посмотрел на два скорченных скелета, безразлично пересыпал ладонью пригоршню тусклых золотых монет, покачал головой, увидев затянутую паутиной нишу, и остановился при гадючьем шипении из алтарного чертога. Ну, это не страшно. Они уже давно не ядовиты и две гадюки остались лежать на камнях черными шнурами, попав под удары окованного посеребренной бронзой посоха.
Римлянин на четвереньках подполз к алтарю, поцеловал ноги жреца и блаженно растянулся на каменном ложе. Тело легионера конвульсивно дергалось, словно пребывало в объятиях любимой женщины, и Андрею послышался томный стон призрачной красавицы.
Жрец вооружился дубинкой, обшитой мягкой кожей, и приготовил кинжал с лезвием из голубоватой стали. Скоро, очень скоро богиня утолит жажду и обретет новые силы. Жаль, что презренный краснопузый попадет не в царство Аида, а в заросли асфодела. Стоп! Какой такой большевичок? Презренный римлянин, выкормыш капитолийской волчицы, поджавший хвост при одном запахе стигийской стаи. Короткий, почти без замаха, удар дубинкой в голову жертвы и тело легионера выгнулось дугой. Взмах ножа и из перерезанного горла хлынула темная кровь, густыми струями стекая в каменную чашу под алтарем. Нечто темное поднялось над окровавленным камнем, заполнило собой нишу, осветило ее ярким лунным сиянием, соткало из нее женскую фигуру, совершенную в своей красоте. Мертвец вспыхнул ярким огнем и пепел смешался с кровью. Богиня обрела плоть, отливавшую серебром, красивую и холодную, словно вершины зимнего Тавра, лишь в глазах постепенно угасал живой огонек.
Глава 15
«Любопытно юнцу – этот камень молчит.
Твердость парню к лицу – этот камень молчит.
Сколько весен и зим он убил на разгадку!
Жизнь подходит к концу – этот камень молчит».
Андрей очнулся возле прогоревшего костра от непонятного шума в одной из ближних палаток. Сначала раздался истошный вопль, а затем из матерчатого домика выскочил партизанский фельдшер, держась обеими руками за ягодицу. Вслед за эскулапом медно-красной молнией загрохотал тазик для пускания крови. Полог откинулся и на свежий воздух вырвался Дроздов с окровавленным ланцетом.
– Твою мать! – рычал подполковник, – Сволочь трактирная! Крокодил черноморский! Значит, пока я спал, меня перетащили в горы! Кровососы!
Дроздов схватил первую попавшуюся трехлинейку и пару раз выстрелил в воздух. Из палаток, прямо в исподнем, выбегали люди, лихорадочно хватали оружие и оглядывались, ища врагов атаковавших лагерь.
– Саша, прекрати! – крикнул Морозов, и его друг от неожиданности вздрогнул, отшвырнул оружие и погрозил кулаком орущему фельдшеру.
Турки успокоились, покричали, вспомнили пару десятков шайтанов и разошлись по своим делам. Дроздов, все еще злой как черт у адского котла, плюхнулся рядом с другом и мрачно посмотрел на него.
– Рассказывай, муфлон горный! – процедил Александр, – Что это за балаган, в котором чирикают кракозяблики?
– Вот сиди, командир, и слушай! – хмуро отрезал капитан, – Крокодилы в горах не ревут!
Андрей долго рассказывал историю их одиссеи и Дроздов, надо отдать ему должное, внимательно выслушал до конца, изредка уточняя те или иные моменты.
– Занятно! – вздохнул Александр, – Жертва говоришь? Покажи пергамент с договором!
– Иди ты знаешь куда? – огрызнулся рассказчик, – Все было как во сне, но факты вещь упрямая. Ты очнулся, вышел из комы и теперь зудишь, хотя мог бы и поблагодарить за участие.
– Спасибо, господин Фауст! И каковы условия договора? Чур, в следующий раз краснопузого буду резать я! Пусть во сне, но приятно, черт возьми!
К друзьям устало подошел Фарид, удивленно посмотрел на Дроздова и присел рядом, угостив присутствующих папиросами.
– Господин Лемке! Как Ваше здоровье? Я Фарид, начальник штаба партизан!
– В ушах немного звенит, и нос чешется, а так ничего, – буркнул Дроздов и закашлялся от едкого папиросного дыма.
– И слава Аллаху, однако, с нашим лекарем поступили жестоко! Зря Вы так с ланцетом! – покачал головой Фарид, – Господин Фростер! Вы всю ночь сидели у костра?
– До полуночи наверняка, а там…,– ответил Морозов, – Что-то случилось?
– Человек пропал! – вздохнул Фарид, – Все утро искали! Генерал будет в бешенстве! Мой проводник покажет Вам дорогу!
– Проводите нас в Эрегли! – согласился Морозов, – Надо обследовать тамошние предгорья.
– Можно и в Эрегли, – согласился Фарид, – После завтрака и отправитесь!
– Спасибо за гостеприимство, – ответил Андрей.
К костру подходили остальные офицеры отряда, обменивались любезностями и косились на виновника утреннего переполоха. Повар суетился возле котла и ароматный запах похлебки напомнил, что голодный желудок не лучший советчик. Арвидас очнулся примерно в одно время с Дроздовым, но его менее бурное пробуждение обошлось без жертв и разрушений. Литовец, шатаясь, словно пьяный, вышел из палатки и долго осматривался без тени удивления на лице. Арвидаса знобило, и он подошел к костру, возле которого отдыхали его спутники.
– С пробужденьицем, святоша! – громко сказал Дроздов.
– Лунная Дева, крови отведав, довольна,
Гекатомбою пышной во мраке Аида,
На берега Ахеронта спешите, к вершине скалистой,
К Акрополю, что основал Гнесиорх из Мегары священной!
– Началось! – схватился за голову Дроздов, – Ахеронт это куда? Где трехголовый кобель воет? Все там будем, рано или поздно!
– Шхуна на Севастополь ждать не будет! – вздохнул Морозов, – Собираемся!
– Без полуштофика? – обиделся Дроздов, – Вы там с этой Лунной ведьмой на короткой ноге, так пусть разрешит хотя бы четверть штофа в день, а то руки дрожат! Не такая уж и большая плата для наемника.
– Не юродствуй! – попросил Морозов, – Арвидас! Вот наказание божье!
Поручик встал и, словно марионетка, направился к ближайшим кустам, вооружившись кухонным ножом.
– Оставь его! – хихикнул Дроздов, – Пусть человек спокойно зарежется!
Арвидас, к величайшему огорчению подполковника не покончил с собой, а вернулся с целым букетом трав, источавших горький приторный запах.
– Чего ты приволок, юродивый? – вспыхнул Дроздов, – Советую перекусить, сударь! Скоро выступаем, а духанов по дороге нет!
Арвидас, между тем, аккуратно разложил травы в тени дерева, взял свою миску и без аппетита поел.
– Ты хоть знаешь где искать это? – поинтересовался Дроздов у друга, сосредоточенно курившего папиросину.
– Понятия не имею! – ответил Андрей, – Помню, когда я был гимназистом, нас из Херсонеса выгонял Карл Казимирович. Выгонял, когда был не в настроении, но бывало, рассказывал уйму интересных вещей. Основали город переселенцы из Гераклеи и запрятать Палладий должны были аналогично. Карл Казимирович предполагал, что Палладий хранился в храме Девы, хотя Лепер был другого мнения.
– Напустил тумана! Не видно ни зги! – констатировал Дроздов, – Как выглядит этот Палладий, ядри его за ногу?
– Не знаю!
– Вот за что я тебя люблю, Андрэ, так это за конкретность! – улыбнулся Дроздов, принимая от одного из офицеров кружку второсортного виски, – Тьху! Стерва твоя богиня, как и все бабы!
Фарид надолго скрылся в штабной палатке, а когда вернулся, то был бледен, что сама смерть. Видно гнев партизанского полковника обрушился, словно лавина в ясный день и эта самая лавина похоронила не только планы Фарида.
– Ну что? – поинтересовался Морозов.
– С отъездом придется повременить, господин Фростер! – сообщил начальник штаба, – Командир почему-то уверен, что здесь не обошлось без Вашего участия. Я ему попытался доказать, но… Сами понимаете!
– Понимаю! – кивнул Андрей, – И сколь долго нам здесь сидеть?
– Дней пять! Пока из Анкары не придет соответствующее указание.
– Вы с ума сошли! – возмутился Дроздов, – Вы представляете, какую неустойку мы заплатим кампании? Сделаем вид, что сбежим, а Вы сделаете вид, что нас не поймали или сбросили в пропасть. Пропасть даже лучше! Никто не обвинит в потере бдительности, ядри его за ногу!
Фарид почесал затылок, отрицательно покачал головой и приставил к «господам геологам» парочку охранников, для надежности.
– Что будем делать? – вздохнул Морозов, – Время идет!
– Подождем до вечера, – ответил Александр, – Станем сухопутными крокодилами, прослезимся напоследок, скрутим шеи часовым и тихо уползем, щелкая зубами!
Андрей сладко зевнул, кивком выразил согласие с мнением друга и, ощутив ломоту во всем теле после предутреннего сна на мокрой от росы траве, отправился вздремнуть часок-другой. Уже засыпая, слышал, как господин подполковник распекал младшего по званию с помощью малого петровского загиба и, судя по всему, безрезультатно. Мишриса, казалось, обходили радость и печаль, гнев и умиротворение. Андрею стало страшно в тот момент, когда понял, что некогда веселый литовец даже дьяволу не интересен, в виду отсутствия предмета торговли.
Дроздов, истощив запас крепких выражений, посмотрел в лицо подопечного, тяжело вздохнул и принялся экспериментировать с початой бутылкой, пытаясь уловить незримую грань между переходом водки в ключевую воду и наоборот. Нюхнешь, и душа прямо поет, но после первого же глотка пропадает и слух, и певческий голос переходит в какое-то блеяние. Александр достал соломину, продул ее и осторожно протолкнул между пальцами в горлышко бутылки.
Глава 16
«Новолуние. Стен еле виден разлет.
В полночь тень из могилы разбитой встает.
Вслед за нею другие – от края до края.
«К нам иди! Ведь ты наш!» – кто-то тихо зовет».
Ослик неторопливо семенил по горной дороге, увозя дроздовцев в сторону Эрегли. Морозов спокойно правил длинноухим рысаком и тревожно смотрел по сторонам, ожидая появления шального партизана с трехлинейкой, а то и самого Кемаль-пашу, собственной персоной. Уж больно быстро командир отряда сменил гнев на милость, разрешил уехать, но обещанного проводника не выделил, лишь неопределенно указал на северо-запад.
– Чего вертишься, как непонятно кто? Смотри на дорогу! – издевался Дроздов, – Чернокнижники должны разуметь чувством, а не задним местом, как я, например!
И что тебе прошептало заднее место? Потеет, наверное?
В ответ подполковник вытер лицо, достал револьвер и приготовился к появлению неизвестно кого. За поворотом дорога резко уходила вниз, и Морозову приходилось сдерживать ишака, который с несвойственной ему прытью рисковал перевернуть арбу.
– Тупое животное! – ругнулся Дроздов и соскочил с повозки, – Стой! Ослиная твоя душа!
Животное, тяжело дыша, остановилось и радостно уткнуло морду в сочные зеленые колючки у обочины дороги. Жарко. Покрытые трещинами скалы нависли над дорогой в тревожном ожидании той самой жертвы, на которую можно обрушиться всей огромной массой. Дроздов оценивающе посмотрел на глыбы, а затем грустно уставился на обедавшего осла.
Из-за поворота послышалось мерное постукивание, будто уставший паломник перебирал массивной клюкой. Словно в подтверждение этому ветерок донес тягучую песню. Песня песней и мелодия знакомая, да слова звучали непривычно тоскливо, так что захотелось повыть в яркий солнечный день.
– Опять видения-привидения! – пробурчал Александр и достал из кармана ручную бомбу, позаимствованную у партизан.
К белогвардейцам подходил человек в длинной льняной одежде, с полотняной сумкой через плечо, обутый в кожаные ременные сандалии.
– Добрый день, дети мои! – обратился незнакомец к офицерам на чистейшем русском языке и поклонился, – Мир вам!
– Вам так же, святой отец! – лениво ответил Морозов, прикуривая папиросу.
– До Эрегли далеко, папаша? – сразу поинтересовался практичный и абсолютно приземленный Дроздов, – А то занесло, хрен знает куда, к чертям собачьим!
– Молись, сын мой, и тем самым посрамишь диавола, – назидательно ответил паломник, – Демоны смущают ваши души и закрывают свет, заставляя блуждать во тьме! И если слепой ведет слепого, оба падают в яму!
– Чего-чего? – чуть не подавился папиросой Дроздов, но странник уже пропал, словно его и не было вовсе, – И привидится же такое! Хватит жрать! Нехватка замучала?
Александр тяжело встал и с помощью хворостины принялся убеждать ослика в своей правоте. Животину ничуть не волновали проблемы двуногих прямоходящих и пришлось ждать того светлого момента, когда скотинка насытится.
– Ничего не понял! Ей богу, крокодилом быть лучше, чем человеком: птички зубы чистят, изредка слезу пускаешь и питаешься вкусным мясом! А самое главное: философия на хрен не нужна!
– Какая уж тут философия, – зевнул Морозов, – Сделают из тебя дюжину сумочек для шлюх с Плас-Пигаль, и дело с концом!
Даже ишаку настолько надоело словоблудие, что бедная животина перестала хрустеть колючками и медленно потащила арбу вниз по дороге. Друзья догнали повозку, забрались в нее, и продолжили путь по горному серпантину, сползавшему в пыльную зелень ущелья. От перепада высоты уши словно заложило ватой и Дроздову все время казалось, что мир стал каким-то беззвучным, онемевшим в одно мгновение. Арвидас сладко зевнул, потянулся словно кот, в глазах которого исчезло мартовское безумие, и посмотрел на Дроздова, ковырявшего грязным пальцем в ухе.
– Господин подполковник, куда это нас занесло? – поинтересовался Мишрис, – Красиво то как!
– Очнулись, мой друг? – полусонно пробормотал Морозов, – Вот и славненько! Теперь правьте нашим драгоценным мустангом, а старый приват-доцент, с Вашего позволения вздремнет!
Мишрис устроился впереди, а капитан перебрался на его место и почти сразу заснул. Дроздов с интересом наблюдал за молодым офицером, ожидая, когда у него в очередной раз помутится рассудок. Сгорая от любопытства, Дроздов казалось, с ума сойдет, причем прямо здесь, под стук копыт упрямого осла.
– Арвидас! Как самочувствие? – осторожно спросил подполковник, ощутив, что опять в состоянии слышать и слушать окружающих.
– Просто замечательно, Александр Михайлович! Вот только не пойму смысла путешествия по горам. Мы должны быть на побережье слушать крики чаек, как в нашей маленькой Литве под Клайпедой. Я, конечно, понимаю, что рев крокодилов мелодичнее, но…
– Изволите язвить, молодой человек? – огрызнулся Дроздов, – Отставить!
– Есть отставить, господин подполковник!
– Так-то лучше! – миролюбиво вздохнул Дроздов, закурил и с минуту пускал серые кольца дыма, – Вот помню, в юнкерском училище, произошла одна история, любопытнейшая история, клянусь стонами похмельной ящерицы в песках Туркестана! Поехали мы на маневры в Тамбовскую губернию, под Моршанск. Есть в тех краях деревня, Сосновка, на окраине которой мы разбили лагерь и нас, меня и моего друга Лешу Чернявского, поставили в наряд, как наиболее отличившихся при посещении гарнизонной гауптвахты. Нас не оставили в беде, принесли пол-штофика «Ерофеича» из ближайшего трактира и две французские булки с маслом. К полуночи начался ливень, и водка пришлась явно к месту. Каюсь! Заснул я под грибком, словно суслик зимой и мое счастье, что никто из господ преподавателей не видел. Проснулся и понимаю, что залетел по это самое, и даже глубже. Лешка исчез. Оставил свою винтовку и словно испарился. Вот стою я, как мокрый тушканчик, с двумя трехлинейками и размышляю, что папенька, царствие ему небесное, отправит за такие дела в занюханую технологичку кувалдой по паровозам стучать, но обошлось, даже лишнего наряда не получил. Подняли роту в ружье и под командованием начальника курса отправились мы искать Лешу. Искали трое суток, и нашли не где-нибудь в трактире, а в Борисоглебске, возле местного монастыря. Стоит парень на коленях и молится, а в глазах форменный идиотизм. Хотел его стукнуть промеж глаз, для просветления ума и не смог. Непонятно откуда появившийся монах удержал кулак, чуть руку не открутил, святоша!
– Монахи – добрые люди, – развел руками Мишрис, – Ну и…?
– Вот Вам, милостивый государь, и ну! Монаха то никакого и не было! Все ребята на меня пялились, а я застыл с поднятой рукой и смотрю куда-то в сторону!
– Занятно, – улыбнулся поручик, – А ко мне как относится эта история? Что потом стало с Вашим другом?
– С Лешкой? Постригся в монахи, а перед германской войной умер в Оптиной пустыне от пневмонии. А что касается Вас, то просто не пойму, каким образом и главное, сколь надолго у Вас мозги стали на место? Я понимаю, что призрачные богини не чета земным ланям, но ведь эти земные-то и понесут так, что ветер обгонят!
– Александр Михайлович! Это все контузия под Мелитополем!
– Контузия? Ну, ну…,– вздохнул Дроздов и уставился на дорогу, отороченную скалами, вроде побитых кариесом зубов гигантской рептилии.
Подполковник даже улыбнулся, представив, что съезжает по языку монстра, искалеченного в неравном бою с каким-нибудь великаном из сказок Перро. Минутное возвращение в детство слегка взволновало, и Александр прогнал от себя и рептилию, великана, и Перро с помощью цитирования боевого устава императорской армии. Помогло. Рептилии не появлялись, но теперь из-за каждого камня высовывались краснопузые в кожанках и рука импульсивно потянулась к револьверу.
– Тьфу! Нервы ни к черту! – ругнулся подполковник и отхлебнул из фляги чистой родниковой воды, – А вот это уже совсем хреново! Андрэ, вставай!
Снизу послышались выстрелы. Арвидас остановил ослика и растерянно похлопал по боковым карманам пиджака, ища револьвер.
– Господин подполковник! Мое…
– Держи уж! – вздохнул Дроздов, передавая оружие, – Смотри у меня, потомок Витовта, без чудачеств!
– Что случилось? Опять безумие нашего литовского друга? – зевнул Морозов, нехотя приподнимая голову.
– Внизу стрельба, – буркнул Александр, – Как бы не влипнуть по самые уши в дерьмо!
– Будем ждать, – лениво ответил Андрей, – Что нам союзники и кемалисты!
Морозов слез с арбы и направился к ближайшему повороту. За скальным выступом проходила еще одна дорога, которая желтой каменистой лентой уходила от ближайшего селения в сверкавший белыми скалами каньон.
– И что высмотрел? – сказал подошедший Дроздов, – Стоишь, словно Скобелев на Шипке! Думаешь нам лучше по этой дороге?
– Почему бы и нет! Нам нужно в Эрегли, а не в Зонгулдак.
– Ну, тебя к бесу! – возмутился Дроздов, – Что я Илья Муромец, чтобы идти в лапы к Соловью-разбойнику? Вечно тебя тянет искать приключений на свою задницу!
– Здесь нет засады, а внизу ее спугнули!
– Угу, персональная! Вы переоцениваете свою значимость, господин капитан! Твою мать…!
В ущелье что-то ухнуло, а потом зеленый ковер потонул в огненном шквале. Били из полевых орудий, и Дроздов даже присвистнул от восхищения.
– Как бьют, черти полосатые! Красиво!
– И тебе, Саша, хочется оказаться в этой красоте? Мне моя голова дорога, как память!
– Хрен с тобой, убедил! Да сохранят нас всякие боги, богини и божьи дети от приступа топографического кретинизма!
И снова ослик бежал по дороге, оставляя позади черное облако пожара. Дорогой явно не пользовались, и пару раз приходилось перебираться через каменные завалы, а то и скользить, рискуя свалиться в пропасть. Ближе к вечеру, без особого на то труда, можно было свернуть шею и не одну, скажем четыре, включая ослиную. Дроздов угрюмо смотрел по сторонам и удовлетворенно отметил, что эта самая угрюмость обостряет внимательность, ибо спутники не удосужились увидеть пустые глазницы окон, вырубленных почти у самой вершины плоской горы.
– А это что такое? – процедил Дроздов, сытый чудесами по самое горло, – Уютные склепики, где гробы вапленые летают?
– Дорога куда-нибудь ведет, – ответил Морозов и присмотрелся к горе, – Очень похоже на Чильтерский монастырь.
– Именно, Андрей Васильевич! – вмешался Арвидас, – Очень интересная историческая проблема, особенно если учесть архитектурные особенности, связанные с еретическими…
– Отставить, поручик! – оборвал начинавшуюся лекцию Дроздов, – Если там жили люди, то они пили не только вино, но и воду. Переночуем в монастыре, и будем надеяться, что он не стал базой кемалистов или одичавших дервишей.
Шли долго и по монастырским ступеням белогвардейцы поднялись почти в полной темноте. Арбу и ослика оставили на нижней площадке, а сами расположились в бывшей трапезной.
В очаге затанцевал огонь, а вместе с огнем тени былых праведников и грешников. Арвидас попытался продолжить лекцию по истории Византии, но Дроздов уснул при упоминании Фомы Славянина, а Морозов отключился в самом начале рассказа об осаде столицы павликиан. Арвидас грустно пожал плечами и решил прогуляться по монастырю, не забыв прочесть соответствующие молитвы и вооружиться факелом. Мало ли что тут поселилось за последние пять веков, а без человечинки, поди, совсем истомилось, оголодало и жаждет теплой кровушки.
Литовец шел мимо выщербленных колонн, смотрел на неясные контуры фресок на стенах, омертвевшую от удара заступа мозаику. Факел неожиданно погас, и поручик оказался в полной темноте. Арвидас испуганно перекрестился, упал на колени и отбивал поклон за поклоном лику Господа, загоревшемуся в разбитом алтаре пещерного храма.
– Грешен, Господи! – пробормотал литовец.
– Слепой и тот, кто видит, когда оба они во тьме, они не отличаются друг от друга. Если приходит свет, тогда зрячий увидит свет, а тот, кто слеп, останется во тьме!
– Она ведь тоже свет, – прошептал Арвидас, увидев царственную матрону, сотканную из лунного блеска.
Божий лик задрожал и почти расплылся от гнева, а затем вспыхнул с новой силой.
– Исчезни дух нечистый! И никто не убежит от него, когда он овладевает им…,– рокотало в ушах почти раскаявшегося грешника, – Не бойся плоти и не люби ее. Если ты боишься ее, она будет господствовать над тобой. Если ты полюбишь ее, она поглотит тебя, она подавит тебя!
– Бедный варвар! Следуй этому и твой удел – удел евнуха в гареме парфянского шаха! – рассмеялась Луноликая.
– Блудница! – обрушился Триединый на одного из своих извечных оппонентов.
– Кто блудница? – обиделась Дева, – Я пришла к тем, кто думает обо мне. И нашли меня среди тех, кто ищет меня. Я блудница и святая. Я жена и дева. Я мать и дочь. Я раба того, кто приготовил меня.
Я презираемое и великое…
Арвидасу казалось, что он обезумел. Мало того, что увидел два божества, так еще и стал свидетелем их перепалки. Вспомнилась легенда о яблоке раздора, и в пещере стало совсем тоскливо от гневного взгляда Триединого. Да и богиня хороша, ведьма! Пулями вас, пулями! Два выстрела, один в нее, а другой в него, прозвучали, словно удары колокола и черные камни прыгнули в лицо.
– Твою мать! – вскочил Дроздов и взвел курок револьвера, – Наказание божье!
– Нечего орать! – огрызнулся Морозов и вооружился длинным кинжалом с серебряной рукоятью.
Александр удивленно посмотрел на клинок, но ничего не сказал. Удивил приват-доцент, таки удивил, ничего не скажешь! Две тени скользили вдоль стены, скользили почти бесшумно, словно пантеры в джунглях. Каменные колоны-деревья, черный монолит стены и хищники, которые струились между ними словно туги-душители, демоны ночи или аспиды, переполненные ядом.
Пещерный храм встретил удивительной тишиной и лунной зыбкостью, робко сочившейся в узкие окна. Арвидас лежал лицом к алтарю и не подавал признаков жизни. Белогвардейцы переглянулись, понимающе кивнули друг другу, и Дроздов бросил кусок обвалившейся штукатурки к алтарной нише. Пальба, в высшей степени беспорядочная, разорвала тишину и тут же оборвалась по чьей-то команде.
– Хорошо, что остались в тени, – прошептал Морозов, – Если не погоня, то кто?
Дроздов недоуменно развел руками и показал на лестницу, шедшую на верхнюю террасу. Бесшумно, хотя и трудно это было на выкрошенных ступенях, офицеры выбрались на площадку, и притихли, слушая ночь. Андрей отстегнул от пояса флягу с дешевым пойлом, хлебнул немного и передал другу. Дроздов обреченно сделал первый глоток, потом еще и глаза зажглись до боли знакомым бесовским огоньком. Почти забытый вкус алкоголя вернул очарование жизни и Александр поклонился, увидев в Луне добродушную женскую улыбку. Внизу осыпался склон, испуганно заревел ослик и Дроздов, жестом, потребовал револьвер Андрея, чтобы через минуту скрыться в ночи. Морозов остался наедине с кинжалом и давящей тишиной, которая сковывала, заставляла слушать игру воображения и прерывисто дышала из темной арки в начале лестницы. Совсем призраки расшалились: штукатуркой хрустят, стучат сапогами, лязгают железом. Стоп! Андрей спрятался за выступом террасы и приготовил кинжал. Морозов ощутил на губах соленый привкус крови и поддался этому ни с чем не сравнимому наркотику. Человек, взбиравшийся по лестнице, остановился, переводя дыхание, и клацнул винтовочным затвором. Голова в чалме повертелась и настороженно застыла, прислушиваясь к возне на склоне. Луна на мгновение скрылась за тучами, словно за вуалью, и в этот момент Андрей прыгнул, выставив перед собой клинок. Турок охнул, упал на колени и покатился вниз. Морозов, словно вожак Стигийской стаи, лизнул с ладони кровь и глухо зарычал, уподобляясь псу Гекаты. Вытер об чалму кинжал, спрятал оружие за голенище сапога и поднял винтовку убитого.
Истошные вопли внизу растворились в грохоте ручной бомбы и, судя по сухим револьверным выстрелам, Дроздов начал свою охоту. Андрей проверил штык и шагнул в темный коридор за аркой. Первый же кемалист, разбойник, шайтан их разберет, только захрипел, когда штык пропорол грудь. Дальше пришлось стрелять на звук.
Точностью тут и не пахло, но страха таки нагнал, и какого страха, самому Фобосу не снилось. Капитан ворвался в бывший приемный покой монастыря и пришпилил, словно бабочку какого-то доходягу в халате. Еще один? Ну, я тебя!
– Стой! Стой, идиот! – послышался голос Дроздова, – Сейчас усмирю кулаком промеж рогов!
– Саша?
– Именно! – огрызнулся подполковник, скидывая чалму и халат, – Дай выпить, стрелок хренов! Никогда еще так не прыгал, даже под Ростовом! С каких радостей надумал покойников штыком колоть? Они смирные и никуда не убегают, даже если крокодил отгрызает женилку!
Морозов сделал глоток и передал флягу Александру. Тот хлебнул дважды и разочарованно попытался выцедить еще пару капель.
– Хорошо, но мало!
– Пойдем к Арвидасу, может, он еще жив, – вздохнул Морозов, – Жаль парня.
Офицеры вернулись в храм, залитый лунным светом настолько, что казался отливкой пьяного ювелира.
– Ничто не вечно под Луной, – пробормотал Андрей и увидел, как повелительница ночи ехидно высвечивала сбитые образа на стенах, играла алтарными трещинами и глумливо перебирала остатки мозаики.
– Когда же все это закончится? – прохрипел Дроздов, – Я ведь его почти не знал, разве что видел под Новоалексеевкой, да в Галлиполи.
Друзья мрачно постояли над трупом и отправились в трапезную за вещами, не говоря ни слова, ибо лишние здесь слова. Лунный свет стал гуще, как бы плотнее и вычертил сверкающую лестницу, по которой в сопровождении воина спускалась женщина в струящихся радужных одеждах. От лежащего тела отделилась белесая фигура и бросилась к алтарю, но словно от кулачного удара отлетела к ногам воина. Призрак поднялся и, боязливо принял из рук богини кратер с темным, словно застывшая кровь, напитком. Глоток, еще один и призрак стал тонкой струйкой дыма, белесым туманом кровавой чаши.
Ночное светило сделало последние шаги по ночному небу, и пещерный храм снова стал пристанищем тьмы. Морозов нашел старое монастырское кладбище и с остервенением крушил скалу дерпфельдовской киркой, пытаясь выдолбить могилу, хотя бы с полметра глубиной. Святая земля сопротивлялась, высекала, из крупповской стали искры, и не дала углубиться даже на полштыка. Офицеры закурили и молча смотрели на восток, где уже начинало сереть.
– Не оставлять же его так? – вздохнул Александр, – Как эти чертовы монахи рыли могилы? Может, в лесу похороним?
Около полудня на вершине скалы запылал погребальный костер, и черный дым устремился в небо, на минуту закрыв «над нами ходящего бога».
