Текст книги "Берега Ахерона (СИ)"
Автор книги: Борис Усенский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)
Глава 18
«Бессильны здесь кумирен древних лары,
Горит трава у старых базилик …
За что Господь послал на город кары?
Неужто, грех и вправду был велик?».
Выпустив пар, пригородный поезд остановился у платформы Бахчисарайского вокзала. Людей было немного: несколько татар, две торговки с Севастопольского базара и два красных командира. Красноармейцы оглянулись в поисках извозчика, присели на лавку и закурили.
– Куда дальше? – поинтересовался у своего спутника тот, что повыше, – Это в университетах топографию не изучают, а в юнкерском училище еще и как учат.
– У тебя, Саша, приступ ностальгии? – ответил его спутник, раскуривая трубку, – Это не к добру!
– Сухарь ты, Андрэ! Форменный сухарь, не способный радоваться жизни. Все лелеешь питательную среду в мозгах, а мы грешные привыкли водку пить в офицерском собрании, перекидываться в картишки, и наставлять рога таким ученым сухарям, как некоторые.
– Черт, ни одного извозчика в этом захолустье, – вздохнул Морозов, – Что будем делать?
– Все очень просто! – улыбнулся Дроздов, – Проштрафился как-то один юнкер и хорошо проштрафился. Начальник училища пригрозил отправить его простым солдатом к бурым медведям.
– А тебя к крокодилам? – вставил свое слово капитан, – Тебе повезло. Болото, комары и жара гораздо лучше процесса примерзания задницы к земле. Этого экс-юнкера съели медведи?
– Уел, дружище! Уел! – согласился подполковник, – Он сошел с ума и, о чудо картографии, был доставлен в ближайший Желтый дом без всяких проблем. Предлагаю стать на четвереньки и укусить начальника станции за филейное место.
– Зачем такие сложности? – удивился Андрей, – Я прекрасно знаю дорогу. Когда я был гимназистом …
– Сошел с ума? Боже! Я в компании психа? – наигранно отшатнулся Дроздов.
– Именно! Психа, который изображает из себя офицера Российской армии. Мы облазили все эти горы и не раз рисковали свернуть шею. Нам нужно дойти к монастырю, а там и к госпиталю.
– Веди уж! – согласился Дроздов и выбросил в урну окурок.
Узкая улочка петляла в сторону развалин старого ханской резиденции и мечети, знавшей, как и дворец, лучшие времена. Серые дома, слепые без окон, не обращали внимания на прохожих и звуки шагов на булыжной мостовой. Городок словно вымер, даже дорогу узнать не у кого.
– Долго еще плестись? – возмущался Дроздов, – Ты уверен, что помнишь дорогу?
Морозов в ответ пожал плечами и, попыхивая трубкой, направился к площади перед мечетью. Никого. В былые времена здесь было многолюдно. Со всего полуострова сюда приезжали торговцы, а теперь даже собаки не лаяли, разве что на соседней улице прогрохотала арба. И тут улица ожила, наполнилась утренними криками, блеяньем овец, тявканьем шелудивых псов. Из-за угла выбежал чумазый парнишка, посмотрел на незнакомых дядей и остановился. Дроздов поманил паренька пальцем, и тот попятился назад.
– Не пугай ребенка! – остановился Морозов, – Я и так дорогу знаю. Держи!
Капитан бросил мальчишке какую-то мелочь и паренек, подхватив монетку, убежал во двор. Дроздов развел только руки и скептически посмотрел на друга. За околицей сразу начинались горы. Тропа нырнула в ущелье Марьям-дере и почти растворилась в густой зелени деревьев. Каменный навес, казалось, давил на сознание и было совсем неуютно продираться сквозь густые ветви. Ноги скользили по влажной траве и Дроздов, ступив в грязь, пару раз выругался от души. В этом искусстве подполковник был настоящим виртуозом, можно сказать поэтом, почти философом. Александр пучком травы вытер сапоги, удовлетворенно крякнул и посмотрел на Морозова, черкавшего в блокноте.
– Опять бумагу портишь? – погрозил пальцем Дроздов, – От таких умников и погибла Россия. Поверь мне, лучше быть тупым воякой со сплошной костью, чем ощущать червей, копошащихся в полном беспорядке, которые не подчиняются уставу императорской армии и не ходят строем по черепной коробке.
– Какой полет мысли, дружище! Я в восторге и потому записывал некоторые обороты речи, свойственные военному сословию. Например, направление, в котором должна идти треклятая палка, мне очень напоминает выражение покойного папеньки на маневрах, – несколько театрально ответил Морозов, – За поворотом направо тропа к лестнице, а обитель досточтимого Артемия Францевича находится слева.
Тропа резко оборвалась за деревьями, и офицеры вышли на каменистую площадку, с которой открывались приземистые строения местной лечебницы, выкрашенные в желтый цвет. От этого места веяло спокойствием, мирной жизнью и почти домашним уютом.
Врач радушно встретил старых знакомых, долго рассыпался в любезностях, пока миловидная медсестра готовила утренний чай. Послышался грохот, визг медсестры и рев фельдшера. Артемий Францевич хитро улыбнулся, закурил и удовлетворенно крякнул.
– Ты совсем обалдела? – почти ревел фельдшер, – Если у тебя две руки и обе левые, то иди в …
– Стасик! Что я специально? – всхлипнула девушка, – Козел!
– Кто? – задохнулся от ярости парень, – Я! Я! Твою фамилию наизнанку выверну! Ты меня чуть не того … Больной чего Вам? Что? Укольчик? Я тебе щас такой укольчик вставлю, что искры из глаз посыплются! Ах, уже лучше? Так бы и сказал.
– Дети, не скандальте! – вмешался врач, – Идите ко мне! У нас гости, между прочим!
– Артемий Францевич! – недовольно ответил Станислав, – Какие гости? Какие к хреням зайки? Свободных коек нет!
– Иди сюда, светило ты мое злобное! – потребовал Жердицкий, – Дарья! И ты тоже иди!
Помощники вышли из летней кухни явно не в настроении. Какое уж тут настроение, когда на пикантном месте красуется большое маслянистое пятно. Станислав мрачно вырвал из рук медсестры полотенце и принялся вытирать ткань.
– Не мучайтесь, молодой человек! – едва сдерживая смех, советовал Морозов, – Удалите жир эфиром, а штаны застирайте с щелоком.
– Туда эфиром? Все умные, да? – махнул рукой фельдшер, – Чего еще прикажете? Полить себя уксусом, чтобы мало не показалось? Ну, вас всех!
Полотенце полетело Дарье в лицо, а Станислав, ударив кулаком в дерево, собрался уходить. Девушка натянуто улыбнулась и показала обидчику язык.
– Дашенька! Выдайте этому орлу новые штаны, а грязные бросьте в стирку, – вежливо, но тоном, не терпящим возражений, сказал врач, – Стасик! Ради бога не переборщите с «нарзаном». Вы мне дороги, как память. На Покрова сыграем вашу свадебку, и проблема с неблагозвучной фамилией будущей супруги исчезнет.
Молодые люди продолжили выяснять отношения в глубине сада, но без лишних эмоций. В конце концов, Станислав подхватил невесту на руки и понес ее в приземистое здание, построенное из белого кирпича.
– Дети есть дети, – вздохнул Артемий Францевич, – Стасик! Если спирт выдохнется больше, чем на четверть, Вы будете долго учить химию и физику! Хороший парень, но несколько импульсивный. Пойдемте на кухню. Утренний чай – для меня является традицией, можно сказать мистическим ритуалом.
На кухне было чисто. Дроздов поднял за ручки самовар, а Морозов взял блюдо со свежими булочками и банкой малинового варенья. Жердицкий возился в шкафчике до тех пор, пока не извлек полуштофик янтарной жидкости собственного производства.
Чаепитие еще, не достигло своего апогея, когда появился Станислав. Фельдшер был уже изрядно навеселе, добродушно улыбался и курил папиросу. Парень хотел было сморозить нечто в адрес Дроздова, но видно вспомнив историю с бравой пулеметчицей, отказался от своей идеи.
– Станислав! – обратился главный эскулап, – Вы уже выучили текст из бессмертного творения Сенеки? Процитируйте нам что-нибудь?
– Да ну его, Артемий Францевич! – стукнул по столу кулаком фельдшер и мрачно посмотрел на Дроздова, разминавшего кулаки, – Для того, чтобы поставить клистир латынь это … Ну Вы поняли!
– Вот как? – прищурился врач, – Господа! Сей великовозрастный оболтус, озорства ради, заставил больного накрутить себе на то самое место латунную гайку, а потом с помощью ножовки распиливал украшение. Вы принесли объяснительную записку, написанную на латыни?
– Вот! – протянул Станислав мятый листок бумаги, – Изучайте!
– Какой ужас! – поправляя очки, вздохнул Артемий Францевич, – Идите и учите! Потрудитесь отдать ключ от склада с химикалиями.
– Держите! – процедил фельшер, положил на стол ключи и, неверным шагом, отправился в один из корпусов.
Жердицкий, внимательно посматривая на гостей, вытер пол со лба и посмотрел на покрытые маревом горы, над которыми сгустились черные тучи. Взгляд остановился на вещевом мешке, и врач поежился так, словно повеяло холодом.
– Дрозды улетели на юг! – едва слышно, но отчетливо произнес Артемий Францевич.
– Что? – удивился Морозов, растерянно переглянулся с другом, и ответил, – Еще не осень.
– С кем имею честь? – поклонился Александр, – Подполковник Дроздов и капитан Морозов. Прибыли по приказу генерала Туркула с заданием.
– Полковник от медицины Жердицкий! – кивнул врач, – Магистр ложи «Астрея». Сгораете, господа, от любопытства? Признаться не ожидал, что так все повернется. В недоумении, почему я не вышел на связь тогда, в Севастополе? Не было нужды. Я получил указания из центра известным мне способом. Я знал, что вы именно сегодня будете у меня. Как? Я умолчу об этом.
– Какие будут указания? – вздохнул Дроздов, наливая чай, – Признаться я …
– Пить чай! – отрезал Жердицкий, – Десанта не будет, но реликвия не должна достаться большевикам. Это я говорю от имени ложи «Астрея». Если решите уходить, то только не через Балаклаву. Этот вариант провален.
– Ловушка? – нахмурился Дроздов.
– И, тем не менее, выход есть у каждого, особенно если есть, кого любить, – предупредительно поднял палец эскулап, – Вы знаете, о чем я говорю, господин подполковник. Не надо лишних слов, лохарг.
Дроздов от неожиданности вздрогнул, но ничего не ответил, лишь налил настойки и, не закусывая, выпил. Маги, мистики, язви его! Откуда он все знает? Александр задумался и, на мгновение, увидел лицо Гикии, пышную гриву черных волос и глаза, полные печали и страха. А еще говорят, что мертвым нечего бояться. Неужели есть еще что-то страшнее смерти? Ничего, узнаем, совсем скоро узнаем, ядри его за ногу!
– … так говорите Палладий, кому-то нужен? Не удивительно, – кивнул Жердицкий, – Тонкие сферы содрогаются, ибо все взаимосвязано. Это козырный туз, можно сказать главный аркан расклада. Оригинально!
Морозов склонился над разложенной колодой ТАРО и обсуждал их сообщение вместе с Жердицким. Дроздов мрачно посмотрел на ненормальных философов, налил еще из бутылочки и опешил, увидев под яблоней архонтессу. Гикия собирала странные черные цветы, останавливалась, чтобы вытереть слезы полой черного пеплоса. Вот тебе и предзнаменование. Собрав букет, Гикия подошла к лодке, стоявшей на берегу свинцовой реки и скрылась в сером тумане над Стиксом.
Тишину гор разорвала беспорядочная пальба, от которой офицеры вздрогнули, посмотрели друг на друга и бессильно опустили руки. Нет ничего хуже ощущения собственного бессилия. Застрекотали пулеметы, а вслед за ними разрывы ручных бомб. Гулкое горное эхо наполнило Иосафатову долину грохотом, словно в день Страшного Суда. Жердицкий побелел, услышав в голове крик десятков людей, плоть которых разрывал свинец. Схватился руками за голову и Морозов, ощущая боль каждого воина адской битвы.
Из дома выбежал Станислав, испуганно махал руками и что-то кричал, но голос тонул в грохоте сражения. Жердицкий вскочил и торопливо побежал к фельдшеру. Врангелевцы поспешили следом. В чистой комнате, на топчане лежал монах в разорванной рясе. Даже не профессионалу медику было ясно, что инок уже не жилец на белом свете. Раненный бредил, но как-то странно бредил, слишком осмысленно, а главное в тему недавнего разговора.
– … демоны! Они не одни пришли … Продали души Нечистому … Тени с огненными хлыстами выпивают душу. Мы их крестом, молитвой и оружием святым, а нечестивцы ржут, аки твари непотребные … Осквернили храм, а он молчит! Нас молниями бесовскими, а он опять молчит! Грехи наши …
– Стас! Инъекцию морфия, быстро! – приказал Артемий Францевич, – Пусть умрет спокойно.
– О чем это он бредит? – пожал плечами Стас, вытащил из стерилизатора шприц и набрал наркотик, – Может лучше добить, чтобы не мучался?
– Мальчишка! – топнул ногой Жердицкий, – И это говорит будущий врач! Отлично! А теперь исчезни! Стой на улице и смотри. Могут быть еще раненые. Пусть Дарья приготовит перевязочный материал.
Фельдшер недовольно хлопнул дверями и выбежал на улицу. Грохот сражения достиг дьявольского апофеоза, в котором не было ничего божественного. Офицеры послушали разговор оружия и понимающе переглянулись. Дроздов вытащил револьвер и стал возле двери, а Морозов присел на табурет возле топчана.
– Где я? – открыл глаза монах и в страхе дернулся, увидев рядом красного командира.
Морозов перекрестился и прижал два пальца к губам. Больной успокоился, лишь криво усмехнулся и умоляюще посмотрел на Жердицкого.
– Все окончено! Вот и все! – хрипел больной, – Они появились сразу после заутреней. Отец игумен все успокаивал братию, говорил о милосердии и доброте, успокаивающей даже зверя дикого … А эти! Хуже зверей, нелюди в личине человеческой. Я был в верхнем храме и видел все …
Тело раненого выгнулось, пару раз дернулось и затихло. Андрей перекрестился и закрыл глаза умершего.
– И что по этому поводу думает коллега-масон? – вздохнул Жердицкий, – В монастыре прятались остатки разгромленных отрядов белого подполья, несколько людей Орловского и офицеры-корниловцы, оставшиеся здесь по ранению.
– А причем тут бездушные звери? – удивился Морозов, – И что теперь делать?
– Драпать, как заяц, которого не подстрелили, – вставил свое слово Дроздов, – Философы хреновы! Спрячем штуковину в горах, добудем лодку и пробираемся в Констанцу. Впрочем, можно не в Румынию, а прямо в чеку, устроить перестрелку и сдохнуть, как положено русским офицерам.
– Возвращайтесь в Севастополь. Я выпишу справку, что вы были на обследовании. Старая контузия штука весьма неприятная, а для господ большевиков сойдет и такая отговорка, – приказал Жердицкий тоном, не терпящим возражений, – И помните, что известную вам вещь следует доставить по назначению. И я прошу, господа, без глупостей! По возможности предупредите отца Викентия, что на очереди его обитель. Поезд на Севастополь через два часа. Свободны! Кругом, марш!
Врангелевцы откозыряли и вышли на улицу, оставив полковника в полной задумчивости. Стрельба почти прекратилась. Доносились редкие выстрелы, грохот автомобильных моторов, далекие крики. Морозов указал на обходную дорогу, и друзья поспешили скрыться от любопытных глаз. Надо сказать во время поспешили. Вскоре со стороны разгромленного монастыря появились красноармейцы, тащившие раненых. Фельдшер суетился, пытаясь оказать первую помощь, а медсестра помогала врачу в операционной. Какой-то человек в кожаной куртке пытался что-то доказывать, но Артемий Францевич, отчаянно жестикулируя, настаивал на своем мнении и не без успеха.
Морозов наблюдал за этой картиной, мрачно качал головой, понимая, что труп монаха не добавит лекарю популярности у новых властей. Дроздов только сжимал кулаки в бессильной злобе, недовольно сплюнул и направился в сторону станции. Морозов еще раз посмотрел на суету в больничном дворе и молча догнал друга.
Глава 19
«Игре конец. Исчезла пелена,
И занавес уж тайны не скрывает,
И тусклая предсмертная волна
Меня последним страхом покрывает».
Раннее утро окрасило розовыми бликами вершины гор, неприветливые стены Чуфут-кале и выжженные солнцем склоны Иосафатовой долины. Ущелье Марьям-дере еще покрыто мраком, но птицы уже начали свою утреннюю песню, звонкую и чистую, как и много лет назад. Заиграла утренними красками вершина скалы, пещеры Успенского монастыря и широкая каменная лестница, уходящая к древнему православному храму.
Двери настоятельского дома открылись и на порог, опираясь на тяжелый епископский посох, вышел старец в клобуке, отец-настоятель древней обители. Не спалось игумну, совсем не спалось этим ранним утром. Старость не радость и годы уже не те. Отец Никодим тяжело вздохнул и направился к часовне, в которой любил размышлять о бренности бытия и суете сует окружающего мира.
Перед входом Никодим остановился и посмотрел в небо, чистое и ясное, без единого облачка. Таки тревожно и годы здесь не причем, просто повеяло чем-то давним, знакомым до боли в покалеченной на Шипке ноге. Точно! Словно вчера, молодой капитан стоял на перевале и смотрел на турецкие позиции. Надо было прорываться к Софии, где вспыхнуло восстание и, лично Скобелев приказал провести разведку боем. Рота попала в засаду, и горы стали настоящим адом. Капитан, получив Георгия, ушел из армии и вскоре исчез, став иноком Никодимом.
В часовне кто-то был. Из приоткрытых дверей слышалась тихая молитва и молитва не простая. Давно не слышал святой отец подобных слов, обращенных к Всевышнему. Поучение великого борца с демонами, преподобного Макария к месту, но какое отчаяние у просителя. Время такое, страшное и непредсказуемое, но не выходят на битву в смятении, а лишь укрепив не только душу, но и тело.
– Молись, сын мой! И сказал апостол Павел: «… наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной …», – громко сказал игумен и перекрестился, глядя на икону Георгия Победоносца.
Проситель вздрогнул и обернулся. Монашеская ряса не могла скрыть бывшего офицера, как шкура агнца не способна изменить матерого волка. Никодим улыбнулся. Вспомнил себя и улыбнулся, потому, как и сам был таким на пути к Софии.
– Отче? – удивился молящийся, – Не спится мне. Снился мне сон, в котором видел свою смерть и кровь святой братии. Мало креста и молитвы против демонов в личине человеческой. Освятите оружие на праведное дело.
– Зачем? Кровь порождает кровь, ненависть порождает ненависть! Я тоже пришел с подобным к нашему священнику перед штурмом Плевны. Хотел освятить шашку для сечи с неверными, но мне было отказано. Не нужно святое оружие тому, у кого вера острее железа. Ты не уверен в крепости духа? Проиграть может тело, но проигравший разум попадает в сети. Молись, дабы не было «места лукавому демону обладати мною, насильством смертного сего телесе».
– И все-таки не откажите, отче? – прошептал молящийся и протянул игумну не привычную шашку, а длинный узкий меч, сделанный не русским оружейником.
– Дивное оружие, сын мой! – нахмурился Никодим, – Не нужно ему благословение, да и станет ли у тебя силы владеть им? Молись, сын мой и помни: «Кто кем побежден, тот тому и раб!»
Игумен направился к нижнему храму, чтобы приготовиться к заутренней службе. Монахи уже проснулись и полусонно приветствовали настоятеля. Вот уж в ком святости немерянно. И сон ему не идет в трудах праведных, лишь благодать небесная льется с небес. Вот отец-эконом, тоже святой человек, но откровение божье воспринимает исключительно во сне. Хранитель монастырских подвалов тоже направлялся к заутренней, остановился перед ступенями и подождал игумна.
– Что-то случилось, брат мой? – остановился настоятель и посмотрел в красные от бессонницы глаза, – Плохо почивал этой ночью?
– Ох, и не говорите, святой отец! – вздохнул монах, – Только не подумайте, что предавался пороку чревоугодия и пьянства, просто душа в смятении. После вечерни я проверил амбарную книгу, помолился святой богородице и лег почивать. Да вот сон не шел. Только закрою глаза и вижу Страшный Суд, не ангельский суд, а суд демонов. Кругом огонь и души праведников горят в пламени Флегетона. Вот и решил посоветоваться с Вами.
И этот туда-же. Опять вещие сны и что с ними прикажете делать? А ведь испуган брат Варфаломей и нешуточно испуган. Не усугублял кагором, а словно пьяный шатается.
– Очисти душу от груза грехов и тогда ощутишь блаженство. Молись и помни слова Иллариона о законе и благодати. Ступай в храм и преклони колена перед ликом Господним.
Отец Никодим осенил себя крестным знамением и вошел под своды пещерного храма. Настоятель хозяйским оком оценил чистоту, покачал головой, увидев восковые потеки на подсвечнике, и направился к алтарю. В храме были не только монахи, но и миряне, искавшие убежища от гнева новых властей. Много их собралось, обиженных и озлобленных на эту жизнь. Жизнь! Она ведь тоже испытание, не лучшее и не худшее прочих.
– С нами крестная сила! – послышался крик у входа и в храм вбежал монах в разорванной рясе, – Демоны! Демоны посланы в наказание за грехи наши! Грохочут по дороге на дьявольских колесницах и черти кругом! Молитесь, братие!
Красноармейцы под командованием Мануйлова высадились из машин перед ущельем, торопливо подгоняли амуницию, курили, обсуждали столичные новости. Фишман вылез из кабины, пыхнул папироской и махнул рукой чекистам. Демонок стоял рядом. Чертяка был во всеоружии: на поясе кривая сабля, в руках боевой трезубец, из-под плаща виднелся кожаный панцирь, напоминавший куртку подопечного. К каждому чоновцу был приставлен свой дьявол-хранитель, экипированный соответствующим образом. Уважают, адовы дети, уважают. К рядовым красноармейцам приставили всякую мелочь, а к чекистам настоящих бойцов.
Мануйлова сопровождало форменное чудище, рогатое и волосатое, словно горячечное видение. Пока демоны обменивались любезностями, Иосиф подошел к командующему операцией, чтобы обсудить детали захвата монастыря.
– Как дела, Иосиф? – поинтересовался командир, – Как настроение у людей? Надеюсь боевое?
– Все отлично! Давно пора прижать эту контру, а потом и до отца Викентия доберемся, сука святая! – ответил Иосиф, – Какая задача определена моему отряду? Предлагаю обойти контру по склону, навалиться на них и раздавить как тараканов.
– Не спешите, товарищ Фишман! – ответил Мануйлов, – Монахи люди смирные, но там могут находиться белобандиты, которые воевать умеют не хуже нашего. Вот послать парочку орлов на разведку очень было бы правильно.
– Зачем? – махнул рукой оперуполномоченный, – Брать их будем тепленькими. Прямо в храме и пустим под пулемет. Перекоп брали, а тут вшивеньких попов не прихлопнем?
– Во-во! – криво улыбнулся Мануйлов, – Слышал, как ты отличился на Сюйрени. Тут башкой надо думать, а не лезть в пекло!
При этих словах оба демона затряслись от смеха, а рогатый, и вовсе показал что-то неприличное и обидное. Что конкретно Фишман не знал, но почувствовал себя оскорбленным. Да кто они такие, чтобы издеваться над героем Гражданской войны? Демон-хранитель показал костлявый кулак, и чекист отвернулся в сторону.
– Кажется, есть новости! – зевнул командир и бросил окурок под ноги, – Докладывайте, товарищи!
– Пытались мы тут одного святошу отловить, да сбег, падла! Теперь поднимет шум и поминай, как звали! – докладывал красноармеец, – Вертлявый оказался, сука! Грызанул за палец и сбег! Мы с Петром за ним, а он в заросли и поминай, как звали.
– Понятно! Как же так можно, товарищи! Это не дело! – покачал головой Мануйлов, – Вот, слышите? Строиться и повзводно выдвигаемся к монастырю. Перекрыть дорогу на Бахчисарай, тропу к Караимскому кладбищу и склон к Чуфут-кале. А вы, уроды, будете сидеть на гауптической вахте!
Над ущельем разносился набатный звон монастырского колокола, призывавший братию к молитве. Засады не было и Мануйлов уже было, вздохнул с облегчением, но тут откуда-то сверху загрохотал пулемет. Красноармейцы откатились либо в заросли, либо под прикрытие скального карниза. Несколько ручных бомб, брошенных из верхних пещер, разорвались возле укрытия отцов-командиров, осыпали их каменной крошкой и поразили парочку бойцов осколками. Выстрелы не умолкали. Манулов осторожно выглянул, пожал плечами и обернулся к Фишману.
– Ничего не понимаю! Никто из наших, носа не кажет, а они палят почем зря! У них что, патронов куры не клюют?
– Хрен его знает! Может, пугают? – ответил Иосиф, выглядывая из укрытия.
Картина была более чем занимательной. Нечисть четким строем подбиралась к храмовой лестнице, не обращая внимания на пули. Неожиданно первая шеренга мелкой нечисти остановилась и упала, сгорая в чистом, ослепительном огне. Припасли святые отцы нечто лучше пуль. Были у них союзники, зыбкие, сверкающие огненным серебром молний. Мало этих союзников, десятка три не более, но грозных и неумолимых словно рок.
– Ну, чем порадуешь, комиссар? – поинтересовался Мануйлов.
– Сплошная хрень! – отмахнулся Фишман, – У меня есть парочка «гочкисов». Предлагаю пальнуть по церковному ходу и верхним пещерам.
Боец, стоявший за спиной Иосифа, неожиданно пошатнулся, захрипел, стал биться в конвульсиях, а потом и вовсе затих. Фельдшер пощупал пульс, удивленно посмотрел на начальство, явно не понимая причины. Еще один красноармеец упал на колени, выпустил винтовку и затих.
– И этот помер! – топнул ногой фельдшер, – Ни черта не понимаю!
И тут-то Иосифу стало страшно. Уж он то прекрасно понял причину. Убили чертика-хранителя, и ты умер, а душа пожалуй, в котел со смолой или еще там куда положено. А если демонка убьют? Что тогда? Умирать чекисту совсем не хотелось, а тем более, встречаться с хозяином. Вот тебе и договорчик.
– Ребята! – крикнул Фишман, – Давайте с пулеметами и делайте так, чтобы святоши носа не показали из своих нор.
– Два взвода приготовиться! – приказал командир, – Как пулеметы притихнут короткими перебежками к церковной лестнице и приготовить ручные бомбы.
«Гочкисы» загрохотали, и беспорядочная стрельба со стороны обители прекратилась. Раздавались одиночные выстрелы, но и они растворились в грохоте бомб. Иосиф осторожно подобрался к расселине в скалах и спрятался там. Серебристо-огненных защитников заметно поубавилось, но и демоны откатились к самому обрыву.
Из храма доносились церковные песнопения, и было в них нечто такое, от чего заболела культя. Перед глазами Иосифа запылал призрачный костер инквизиции и Фишман корчился на столбе, обугливаясь в языках пламени. Рядом стоял фон Кернвальд, онемевшая от страха Милисента и священник, читавший молитвы на непонятной латыни. Опять! Нет! Окровавленный призрак краскома Гаманенко тянул костлявые руки с лохмотьями плоти к горлу убийцы и Фишман сомкнул обгоревшие в пламени костра веки.
Иосиф очнулся в тени скального навеса от пощечины и резкого неприятного запаха. Фельдшер облегченно вздохнул, вытер пот с лица и приложился к фляге со спиртовым настоем крымского лимонника.
– Что со мной? – простонал чекист.
– Слава богу, что хотя бы этот не окочурился! – крякнул медик, – Сергей Серафимович, очухался товарищ комиссар!
Мануйлов подошел к Иосифу, покачал головой и пару минут смотрел в безумные глаза чекиста. Впрочем, безумие очень быстро прошло, и Фишман попытался встать. Голова кружилась, но после очередной дозы нашатыря, все стало на свои места.
– Что случилось, Иосиф?
– Все в порядке, товарищ Мануйлов! Просто голова закружилась. Как там святоши?
– Отстреливаются, сволочи! Пулеметы их прищучили, но контра окопалась в пещерах и огрызается. Много раненных. Надо послать кого-нибудь в больницу и вызывать помощь из Симферополя.
– Сами прибьем гадов! – огрызнулся чекист и посмотрел в сторону монастыря.
Монастырь превратился в осажденную крепость. Горела церковная утварь, развороченные взрывом церковные ворота висели на одной петле и угрожающе скрипели. Трупы клириков и мирян лежали на залитом кровью полу, и святые наблюдали за этим побоищем с икон. Были в монастыре и живые. Несколько монахов под руководством настоятеля молились, за души тех, кто не ведает что творит.
Никодим все время искал офицера, просившего освятить оружие, и не находил. Так ли он был прав? Одно дело бусурмане, а другое дело продавшие душу дьяволу вероотступники, жаждавшие свежей крови. Взгляд скользнул по простреленной иконе и появился страх, липкий, мерзенький, отдающий холодным потом. С иконы смотрело лицо утреннего знакомца.
В верхних пещерах опять загрохотал пулемет. В ответ по стенам зацокали пули, одна из которых разнесла икону в щепки. От взрыва ручной бомбы ворота упали и в храм ворвались люди в кожаных куртках. Никодим поднял над головой крест и упал, сраженный пулей из маузера.
Иосиф подошел к телу настоятеля, ударил его ногой и презрительно плюнул на поломанную икону. В верхних пещерах добивали последних защитников, а Фишман озадаченно осмотрелся. Неужели никого не осталось в живых? Не входило это в планы чекиста. Надо было допросить кого-нибудь из этих святош. Демонок поклонился, почесал костлявой рукой затылок и кивнул в сторону алтаря.
Иосиф ухмыльнулся. Хищно, словно зверь, почуявший добычу, чекист подошел к двери, ведущей в алтарный придел. Под ногами скрипело битое стекло, звенел металл опрокинутых подсвечников с потеками воска на позолоченных боках, а за дверью слышался чей-то стон и надрывное всхлипывание. Фишман резко дернул дверь, а потом ногой ударил по лакированному дереву.
В небольшой комнатушке, забившись от страха под стол, сидел мальчишка и ревел. Иосиф растерялся, опустил оружие и посмотрел на демонка. Не сладко тебе, чертяка? Куда тебе зайти в освященное место. Ах, осквернить надо? Религия – опиум для народа, а опиум чужд коммунизму. Чекист поднял маузер. Монашек закрылся массивным фолиантом со святым письмом, которое оказалось бессильным против свинца. Паренек выпустил книгу и захрипел от боли. Фишман презрительно ударил раненного в лицо и хладнокровно выстрелил в голову послушника.
Демон удовлетворенно кивнул и вошел в оскверненное кровью помещение. Теперь можно. Любая победа князя Люцифуга к месту, на которое ставятся его враги. Фишман искал документы о связях с белым подпольем, но ничего, кроме ритуальной мишуры не хранилось в алтарном приделе.
Расправа с белым подпольем подходила к своему фатальному завершению. Захлебнулся пулемет в верхних пещерах, последние выстрелы окатились к караимскому кладбищу, и растворились за Тепе-Керменом. Товарищ Мануйлов был недоволен. Он не ожидал такого сопротивления со стороны монахов. С другой стороны отстреливались белобандиты, а святоши поплатились за то, что предоставили им убежище.
Сергей Серафимович извлек из обгоревшей сумки бумаги и принялся их просматривать. Старые фотографии, гимназическая тетрадь со стихами были не интересны, а вот документы с цифрами и непонятными буквами могли пригодиться. Это уже кое-что! С другой стороны, их надо еще прочитать. Фишман, удовлетворенно потирая руки, подошел к Мануйлову и взглянул на бумаги.
– Что-то ценное? Адреса? Явки? – поинтересовался Иосиф, – Прищучим этих сволочей!
– Посмотрим! – огрызнулся командир чоновцев, – Умные все! Вместо головы срака, а я должен под пули лезть из-за дураков! Стоп! А вот это по вашей части.
