Текст книги "Повседневная жизнь российских жандармов"
Автор книги: Борис Григорьев
Соавторы: Борис Колоколов
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 53 страниц)
Но и этот урок не пошел ему впрок. В 1819 году Каразин опять привлек к своей персоне внимание властей, выступив в защиту харьковского профессора Шада, высланного за вольнодумство за границу. В начале 1821 года Каразин был заподозрен императором в авторстве найденного во время Семеновского дела «…во дворе Преображенских казарм пасквиля злостного, коим полк Преображенский вызываем был восстать на защиту сослуживцев своих». По приказу императора Каразин был арестован и посажен в Шлиссельбургскую крепость.
Незадолго перед своим арестом Каразин в письме министру внутренних дел Кочубею от 28 декабря 1820 года сигнализировал о распространении в столице возмутительных стихов, авторство которых приписывалось какому-то полковнику. На допросе в крепости он фактически подтвердил мнение правительственных кругов о том, что их написал полковник лейб-гренадерского полка Шелихов. На вопрос Кочубея: «Кто же наши демократы?» – Каразин, не задумываясь, ответил: «Много их, например Тургенев». Кочубей немедленно приказал установить за действительным статским советником Н. И. Тургеневым (1789–1871), одним из создателей и руководителей Северного общества, тщательное наблюдение. Подозрения в том, что автором «подметного листка» являлся Каразин, оказались несостоятельными, и он был выслан из Шлиссельбурга с фельдъегерем в свое харьковское имение под надзор полиции.
Следует заметить, что за несколько месяцев до своего ареста 27 марта он обращал внимание Кочубея на излишний либерализм цензуры, а 2 апреля 1820 года министр внутренних дел получил от «без лести преданного» Каразина донос на А. С. Пушкина, вслед за которым император отдал приказ Милорадовичу о производстве обыска у опального поэта. Надо отдать должное Каразину: он не опускался до лживых, безосновательных доносов и со своими ограниченными возможностями частного «блюстителя порядка» сумел затронуть многие болевые точки общественной жизни империи и своевременно просигнализировать о них властям, вырываясь иногда на полшага вперед от «верховной полиции», чем не мог не возбудить с ее стороны черной зависти.
Выше мы отметили, что на решительный шаг в отношении заговорщиков-декабристов политической воли у императора Александра не хватило: 18 октября он вяло приказал «продолжать расследование» и лишь 10 ноября, за девять дней до своей смерти, отдает начальнику Главного штаба И. И. Дибичу приказ произвести аресты выявленных членов тайной организации. И. И. Дибич начинает реализовывать его, арестовав П. И. Пестеля в Тульчине только в начале декабря. Через 25 дней после кончины Александра I артиллерийские залпы на Сенатской площади в Петербурге возвестили всему миру о том, что царствование этого странного императора, начавшееся мрачной трагедией 11 марта 1801 года, закончилось кровавой драмой 14 декабря 1825 года.
Советские историки немало потрудились над тем, чтобы создать образ закоренелого солдафона и ретрограда «Николая Палкина», при котором идея утверждения государственного абсолютизма в России получила свое наивысшее развитие. Абсолютизм абсолютизмом, но оголтелым ретроградом и безжалостным самодержцем Николай I не был. Взойдя с пушками на престол, он немедленно – 17 декабря 1825 года – учредил Следственную комиссию, которую номинально возглавил военный министр, генерал от инфантерии, граф А. И. Татищев (1763–1833), а фактически всей ее работой руководил сам, еще не успев прийти в себя после всех пережитых во время восстания ужасов и страхов. «Самое удивительное, что меня не убили в тот день», – говорил он впоследствии.
Представшая перед молодым императором зловещая и пестрая картина обширного заговора гвардейских и армейских офицеров – выходцев из лучших аристократических семейств империи, ключевой идеей которого было установление в России республиканского строя и физическое уничтожение всей императорской фамилии, при ближайшем рассмотрении, мягко говоря, оказалась не той, которую нам всегда рисовали при изображении восстания декабристов. Не будем утверждать, что работа Следственной комиссии была верхом объективности, а поведение декабристов на следствии – образцом для подражания. Нет, всё в этом деле было немного не так или совершенно иначе.
Советские историки справедливо отмечали, что восстание декабристов принципиально отличалось от многочисленных дворцовых переворотов XVIII века тем, что впервые в России недовольная часть дворянского общества в лице гвардейских и армейских офицеров взяла в руки оружие не для того, чтобы посадить на престол очередного претендента и тем самым защитить или расширить свои привилегии, а Для того, чтобы свергнуть самодержавие и установить в стране республиканский строй. При этом стыдливо замалчивалось и старательно затушевывалось, что именно эти передовые представители дворянства впервые обосновали кровавую идею цареубийства и уничтожения правящей династии как необходимого предварительного условия для победы нового политического строя в стране. Эти «какие-то богатыри, кованные из чистой стали с головы до ног…» – как писал о них А. И. Герцен, ради достижения своих «благородных» политических целей были готовы забрызгать свои блестящие доспехи кровью невинных женщин и детей. История не дала им этого позорного шанса, оставив его на будущее для большевиков, но первородный грех цареубийства, родившийся в разгоряченных головах декабристов, унаследовали и реализовали вскоре на практике пришедшие им на смену разночинцы-народовольцы, но об этом мы подробно поговорим позже.
Попробуем кратко подвести итоги деятельности Следственной комиссии и созданного для суда над декабристами Верховного уголовного суда. В «Алфавите Боровкова», названного так по имени его автора, секретаря Комиссии, значатся 579 лиц, в той или иной степени «прикосновенных» к восстанию декабристов. Из этого числа 290 человек, то есть 50 процентов, вышли из процесса совершенно чистыми от всяких подозрений: 115 человек были признаны не принадлежащими к тайным обществам; сведения о 120 подследственных Комиссия «оставила без внимания» за их малозначительностью; 34 человека полностью реабилитированы и восстановлены в прежних чинах и званиях с выплатой прогонных для возвращения из Петербурга к прежнему месту службы; 10 человек попали в «Алфавит» по недоразумению и 11 человек оказались доносителями.
Для примера: из 34 человек, освобожденных с оправдательными аттестатами, сошлемся лишь на дело коллежского асессора, служащего при генерале Ермолове писателя А. С. Грибоедова. По показаниям ряда декабристов (Оболенский, Трубецкой, Рылеев, Бриген, Оржицкий), писатель был представлен следствию как член Северного общества, хотя сам он это решительно отрицал. Результат? «При докладе об оном комиссии 2-го мая 1826 года Высочайше поведено освободить с аттестатом, выдать не в зачет годовое жалованье и произвести в следующий чин».
Из остальных 289 человек в той или иной степени признан виновным 131 человек (46 %), из них пятеро были казнены, 88 сосланы на каторгу, 18 – на поселение, 1 – на житье в Сибирь, 4 – в крепостные работы и 15 разжалованы в солдаты. 124 человека (43 %) переведены в другие полки или места службы, отданы под надзор полиции или для дальнейшего следствия, 4 человека высланы за границу, судьба 9 человек осталась неопределенной, а 21 человек умер до или после следствия.
…Пусть читатель сам судит о кровожадности царских карательных органов и о мере наказания декабристов, совершивших по юридическим понятиям того времени самое тяжкое преступление.
Восстание декабристов, несмотря на его сокрушительное поражение, впервые в истории Российской империи потрясло основы самодержавного строя и явилось первым тревожным звонком для царствующей династии Романовых. Перед правящей элитой России впервые со всей остротой и неотвратимой неизбежностью встал вопрос об адекватном ответе на этот смертельный вызов. И Николай I оказался на высоте своего долга перед царствующей фамилией и своей семьей, коренным образом реформировав доставшуюся ему в наследство от Александра I неэффективную и громоздкую систему политического розыска и сыска и создав специальное автономное подразделение для обеспечения своей личной безопасности, подчинив его непосредственно министру императорского двора.
В январе 1826 года генерал-адъютант, генерал-лейтенант, будущий генерал от кавалерии и граф Александр Христофорович Бенкендорф (1781–1844) представил Николаю I проект «Об устройстве высшей полиции». Эта знаковая историческая фигура заслуживает того, чтобы мы уделили ей немного внимания.
А. X. Бенкендорф – выходец из немецкого дворянского рода, переселившегося в XVI веке в Лифляндию, представители которого в начале XVIII века перешли на российскую службу. Образование получил в иезуитском пансионе в Петербурге, по окончании которого в 1798 году зачислен унтер-офицером в Семеновский полк; в декабре того же года произведен в прапорщики с назначением флигель-адъютантом к императору Павлу I. Участник военных действий в Грузии, во Франции и против Турции в 1803–1807 годах. Во время Отечественной войны 1812 года и заграничных походов русской армии проявил выдающиеся качества боевого кавалерийского генерала, отличился большой личной храбростью, был комендантом Москвы после оставления ее французами. За отличие и храбрость награжден многими российскими орденами, включая орден Святого Георгия 4-й и 3-й степени, произведен в генерал-майоры. Его портрет висит в Военной галерее Зимнего дворца среди других военачальников Отечественной войны 1812 года. С 1819 года – начальник штаба Гвардейского корпуса, пожалован в генерал-адъютанты и в 1821 году произведен в генерал-лейтенанты. Напомним, что в 1821 году он представил Александру I подробную записку со сведениями о Союзе благоденствия, которую император оставил без последствий, но события через четыре года подтвердили правоту и прозорливость графа. Принимал самое активное участие в подавлении восстания декабристов 14 декабря 1825 года на Сенатской площади и состоял членом Следственной комиссии.
Главная идея его двухстраничного проекта «Об устройстве высшей полиции» состояла в одной фразе – обнаружившегося к тому времени «…ничтожества нашей полиции и необходимости по-новому организовать полицейскую власть».Перед новой полицией ставились две главные задачи: поиск и выявление лиц, групп и организаций, оппозиционных к правящему режиму, и пресечение их деятельности, а также выяснение настроений подданных, то есть совмещение системы политического розыска и политического контроля.
Новое подразделение «высшей полиции», получившее название Третьего отделения собственной Его Императорского Величества канцелярии,было создано 3 июля 1826 года, то есть через шесть с половиной месяцев после событий 14 декабря 1825 года, когда Николай I подписал указ «О присоединении Особенной канцелярии Министерства внутренних дел к Собственной Его Величества Канцелярии». Это детище А. X. Бенкендорфа органически включило в себя наиболее дееспособный орган созданной Александром I системы политического розыска – Особенную канцелярию Министерства внутренних дел во главе с ее многолетним руководителем М. Я. Фоком. Последний стал вскоре управляющим Третьим отделением, которое в течение всей своей истории оставалось сугубо гражданским учреждением. Первоначально оно размещалось в доме на углу набережной реки Мойки и Гороховой улицы, а с мая 1838 года обосновалось в специально приобретенном для него казной за 500 тысяч рублей ассигнациями доме 16 на набережной реки Фонтанки, который с тех пор стал главным центром политического розыска в Российской империи и оставался в этом качестве до Февральской революции 1917 года.
Смешно сказать, но первоначально штат Третьего отделения насчитывал всего 16 гражданских чиновников! С точки зрения руководителей нынешних многочисленных российских спецслужб, уму непостижимо, как такая мизерная структура смогла организовать политический розыск и контроль на территории необъятной империи, составляющей почти одну шестую часть всего земного шара, с многомиллионным и многонациональным населением?
Отделение делилось на четыре экспедиции:
1-я экспедиция занималась «предметами высшей полиции и сведениями о лицах, состоящих под полицейским надзором»;
2-я экспедиция ведала раскольниками, сектантами, фальшивомонетчиками, должностными преступлениями и делами об убийствах, а также прошениями и жалобами; сюда же относились места заточения политических преступников (Секретный дом Алексеевского равелина Петропавловской крепости, Шлиссельбургская крепость, Суздальский Спасо-Евфимиев монастырь);
3-я экспедиция следила за проживающими в России иностранцами;
4-я экспедиция занималась крестьянским вопросом, сбором сведений «о всех вообще происшествиях» на территории империи, решала кадровые проблемы личного состава.
В 1842 году была создана 5-я экспедиция, ведавшая театральной цензурой.
Таким образом, Третье отделение в одном лице представляло и решало конгломерат различных проблем, связанных с функциями контрразведки, политической и уголовной полиции, цензуры, светской и духовной юриспруденции.
Надо отдать должное организаторскому таланту А. X. Бенкендорфа, понимавшего, что такой всеобъемлющий распорядительный орган в центре не мог функционировать, не имея своих исполнителей на местах, что являлось ахиллесовой пятой всей системы политического розыска и сыска при Александре I. Не мудрствуя лукаво он предложил использовать для этого около 60 децентрализованных и не имеющих единого статуса жандармских подразделений, выполнявших в основном функции военной полиции и частично внутренней стражи. По его мнению, это давало возможность получать «…сведения от всех жандармов, рассеянных во всех городах России и во всех частях войск».
28 апреля 1827 года Николай I подписал указ о создании корпуса жандармов [29]29
Первоначально жандарм (gendarme) – сотрудник военизированной полицейской службы во Франции с 1791 года.
[Закрыть](с 1836 года – Отдельного корпуса жандармов, ОКЖ). Через 13 лет после создания Третьего отделения, в 1839 году, должности управляющего Третьим отделением и начальника штаба корпуса жандармов будут объединены: занимавший эту должность, таким образом, будет состоять одновременно на военной и гражданской службе.
Управление корпусом осуществлялось из столицы империи, где с конца XIX века на улице Фурштадтской в доме 40 размещался его штаб. Вся территория страны была поделена сначала на пять, а затем на восемь жандармских округов, во главе которых стояли жандармские генералы. Численность корпуса жандармов для огромной империи была также невелика: в первый год своего существования он насчитывал всего 4278 человек (3 генерала, 41 штаб-офицер, 160 обер-офицеров, 3617 нижних чинов, 457 нестроевых). В основу принципа комплектования корпуса было положено стремление сделать из него отборное воинское соединение. Это касалось как рядового, так особенно и офицерского состава. По указу Николая I от 25 марта 1835 года в корпус направлялись наиболее развитые и годные к службе солдаты «благовидной наружности», «неукоризненной нравственности», «сметливы и расторопны».
Еще более строгие требования предъявлялись к кандидатам на офицерские должности. Ими могли быть офицеры не моложе 25 лет, трезвого поведения, не имеющие долгов, принадлежащие к дворянскому сословию и политически полностью благонадежные. Крещеные евреи и женатые на католичках жандармскими офицерами стать не могли, но занимать чиновничьи должности в полицейских органах им не возбранялось. Обязательной была подписка о непринадлежности к тайным обществам.
На протяжении всей истории существования корпуса он никогда не испытывал недостатка в офицерских кадрах. Объяснялось это высоким социальным статусом жандармов, их независимым положением в провинции и более высоким – примерно в три раза больше, чем в армии, материальным обеспечением.
С годами кадры Третьего отделения росли и расширялись: в 1862 году в его составе было 36 чиновников, в 1873 году – 58, в момент ликвидации в 1880 году вместе со сверхштатными – всего 72. Но все равно как-то все это не вяжется с укоренившимися в нашем деформированном историческом сознании постулатами о грозной, мрачной и неумолимой бюрократической машине самодержавия!
В 1862 году на секретные расходы Третьего отделения отпускалось из казны ежегодно 38 685 рублей 71 копейка. Тогдашний начальник вышеуказанного ведомства и шеф Отдельного корпуса жандармов генерал-адъютант князь В. А. Долгоруков в прошении на высочайшее имя писал: «По современным политическим обстоятельствам упомянутая сумма оказывается далеко недостаточною для удовлетворения предназначенных для нее расходов». Император санкционировал увеличение этих расходов до «50 тысяч рублей серебром в год». Сверх этой суммы «на содержание тайных агентов в Париже и Берлине и для подписки на заграничные журналы» отпускалось ежегодно всего 2886 рублей 53 копейки.
…Итак, в июле 1826 года создатель этой новой си стемы политического розыска и сыска Бенкендорф был назначен главным начальником Третьего отделения, шефом Корпуса жандармов и командующим Императорской Главной квартирой, сосредоточив, таким образом, в одних руках руководство «высшей полицией», ее исполнительными жандармскими формированиями на местах и личной охраной императора.
Не будем утомлять читателя описанием этой колоритной фигуры российского политического розыска. Приведем лишь один небольшой, но достаточно яркий эпизод из его жизни. 7 ноября 1824 года на Петербург обрушилось одно из самых страшных за всю историю имперской столицы наводнений, воспетое Пушкиным в «Медном всаднике». Александр I, наблюдавший за разгулом стихии из окон Зимнего дворца, пытался организовать спасение гибнущих в бурных водах разбушевавшейся Невы верноподданных. По свидетельству очевидца тех событий, изложенных в публикации С. Адлера «Описание наводнения, бывшего в Санкт-Петербурге 7 числа ноября 1824 года», «Его Величество… Высочайше повелеть соизволил генералу Бенкендорфу послать 18-весельный катер Гвардейского экипажа, бывающий всегда на дежурстве близ дворца, для спасения утопавших. Генерал сей… сам перешел через набережную, где вода доходила ему до плеч, сел не без труда в катер… и на опаснейшем плавании, продолжавшемся до трех часов ночи, имел счастье спасти многих людей от явной смерти…». Князь С. М. Волконский (1860–1937), внук декабриста С. Г. Волконского и правнук А. X. Бенкендорфа, камергер и директор Императорских театров, выпустивший в Берлине в эмиграции пронзительную по своему человеческому звучанию книгу «Мои воспоминания. Родина» (1923), пишет, что в родовом поместье Бенкендорфов Фалле, под Ревелем, на стене в столовой «…висит картина, изображающая древнюю старушку… Это портрет женщины, которую прадед мой, граф Бенкендорф, спас во время наводнения».
Приведем один пример из деятельности Третьего отделения, который свидетельствует о тонком профессиональном подходе его сотрудников к решению самых деликатных задач. Сотрудник отделения А. А. Ивановский в своих воспоминаниях о А. С. Пушкине описывает период, когда тот в связи с начавшейся Русско-турецкой войной в апреле 1828 года обратился к Бенкендорфу с просьбой прикомандировать его к императорской канцелярии на Кавказе. Последовал высочайший отказ, и поэт впал в полную прострацию, а фактически заболел. А. А. Ивановский посетил Пушкина в гостинице Демута, убедил его в том, что Николай I не мог поступить иначе, опасаясь за жизнь «царя скудного царства родной поэзии», и предложил ему присоединиться на выбор к трем походным канцеляриям: Бенкендорфа, Нессельроде или Дибича, а то вообще отправиться в Кавказскую армию Паскевича. Нужно было видеть, пишет Ивановский, как воспрянул Пушкин при этом предложении. На прощание «бунтовщик» Пушкин горячо обнял сотрудника Третьего отделения Ивановского. При этом поэт прекрасно знал, где работал «милейший Андрей Андреевич».
После разгрома движения декабристов бдительное око Третьего отделения строго контролировало внутриполитическую жизнь страны, не давая ни малейшей поблажки ни «западникам», ни «славянофилам». Единственная крупная оппозиционная режиму подпольная организация «западников» – кружок петрашевцев – совместными усилиями Министерства внутренних дел и Третьего отделения была ликвидирована в 1849 году и большинство ее активных членов, включая М. В. Петрашевского (1821–1866) и Ф. М. Достоевского (1821–1881), были отправлены в Сибирь на каторгу. Характерна реакция управляющего Третьим отделением генерала Л. В. Дубельта на это событие в его «Записках»:
«Вот и у нас заговор! – Слава Богу, что вовремя открыли… Выслать бы их из России как людей, недостойных жить в своем Отечестве… Такие меры принесли бы чудесные плоды… А то крепость и Сибирь, сколько ни употребляют эти средства, все никого не исправляют; только станут на этих людей смотреть, как на жертвы, станут сожалеть об них, а от сожаления до подражания недалеко» [30]30
Мы не знаем, читал ли когда-нибудь «Записки» Л. В. Дубельта Ю. В. Андропов, но именно этими соображениями он мог руководствоваться, когда в 70-х годах прошлого века принимал решение о высылке за пределы Советского Союза и лишении советского гражданства инакомыслящих (диссидентов).
[Закрыть].
Аналогичная судьба постигла славянофильское тайное общество «Кирилло-Мефодиевское братство», члены которого, известный русский историк Н. И. Костомаров (1817–1885) и украинский поэт Т. Г. Шевченко (1814–1861), были заключены в 1847 году в Петропавловскую крепость, а затем высланы под надзор полиции. Несомненный интерес, по нашему мнению, представляет сделанная по поводу этой организации в январе 1862 года дневниковая запись Дубельта, выражающая как официальную третьего отделения, так и его личную точку зрения:
«Эти господа имели намерение сделать из Малороссии государство самостоятельное и отодвинуть ее к временам Гетманщины и Гайдаматчины… При осмотре бумаг этих господ найдены в портфеле Шевченко дурно нарисованные, самые безнравственные картинки, большая часть из них составляла карикатуры на Особ Императорской фамилии и, в особенности, на Государыню Императрицу; и самые неблагопристойные стихи на счет Ея Величества. Когда спросили Шевченку: что это? – он отвечал: „Простите, вперед не буду!“ …Они в 1847 году были разосланы в разные отдаленные губернии. Ныне царствующий государь простил Шевченку, он возвратился в Петербург и перестал пьянствовать потому, что допился до водяной болезни, от которой и умер. Надо было видеть Шевченку, вообразите человека среднего роста, довольно дородного), с лицом, опухшим от пьянства, вся отвратительная его наружность, самая грубая, необтесанная, речь мужицкая, в порядочном доме стыдно было бы иметь его дворником, и вот этого-то человека успели украйнофилы выказать славою, честью и украшением Малороссии…»
Таким образом, утраченная при его предшественнике и возрожденная на новой основе Николаем I, централизованная система политического розыска и сыска за годы его царствования доказала свою жизнеспособность и эффективность. Достаточно сказать, что ни одного покушения на жизнь императора за 30 лет его царствования не было. Правда, время от времени в Третье отделение поступали тревожные доносы о подготовке таких покушений, но все они оказывались ложными. Приведем лишь некоторые из них, которые нашли, отражение в дневнике Дубельта. (16 апреля 1853 года в нем сделана следующая запись: «Отставной прапорщик Бардовский донес, что из полиции бежал арестант Клементьев, которого кто-то уговаривал застрелить Государя во время открытия Благовещенского моста, что в Петербурге есть много вредных людей, что заставляет думать, что кроется; заговор против Государя и правительства… Оказалось, что Бардовский все врал. Не уймутся эти доносчики, доколе не явят над одним из них публичного примера строгости».
Видимо, не явили, так как 30 января 1854 года Дубельт записывает в дневнике: «Крепостной человек инженер-подпоручика Нееровича Фома Касперович сделал донос, что… Неерович и Доманский уговаривали его убить Государя, обещав ему за это свободу… Слава богу… Касперович сознался, что сделал ложный донос… повелено отдать его на 10 лет в арестантские роты».
6 февраля 1854 года: «Известный занятиями по магнетизму князь Алексей Владимирович Долгоруков донес Государю, что приведенные им в ясновидение мещанка Максимова и сын действительного статского советника Кандалевцева объявили, что англичане и англичанки хотят отравить Его Величество».
Видимо, Николай I не был напуган и поражен коварством всей английской нации, так как в феврале Дубельт записал: «Князю Долгорукову – магнетизеру приказано объявить, чтобы вздоров не распускал».