Текст книги "Предчувствие смуты"

Автор книги: Борис Яроцкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 28 страниц)

6

В голове – путаница мыслей… Обрывки воспоминаний… И такое вспомнила… Забежала в спаленку, там – свекор, за мылышом присматривает.

– Ну, как с ним? – спросила свекра. – Устали?

– Наоборот, отдохнул, – бодро ответил Андрей Данилович и улыбчиво посмотрел на крохотного смуглого малыша. – Тихон спит, и я вдремнул.

Соломия взяла на руки ребенка. Тихон проснулся, губами начал искать соску.

– А глаза у него черные-черные, – осторожно заметил Андрей Данилович и озабоченно вздохнул, понимая, что не цвет лица и не цвет глаз будут определять характер этого ребенка. Семья и в первую очередь родители наметят ему линию жизни.

– Глаза цвет поменяют.

И свекор, и невестка – оба одновременно подумали, что глаза будут, как у Миколы, темно-карие. Соломии не хотелось, чтобы они навсегда остались черными, как ночь в горах. Тогда они будут напоминать ей Абдурханова.

Она ненавидела этого жирного сорокалетнего мужчину, купившего себе звание бригадного генерала. Купил за деньги от продажи бензозаправочной станции, которую поставил при выезде из Москвы. Раньше заправка принадлежала его брату Руслану, но брата убили при налете на Первомайск, и он стал единоличным хозяином этой недвижимости. Владел недолго. Появилась возможность купить генеральское звание. Купил. Надеялся взять в жены женщину, которая родит ему мальчика.

Женщины, которых он брал в жены, оставались бесплодны. От него забеременела украинка. Он прекратил ее мучить: а вдруг родит мальчика? Тогда у него будет сын! Несомненно, благодаря Аллаху.

Соломия уже немного знала нравы чеченцев, в крови которых копилась ненависть к русским. Все острее испытывала тревогу за себя и за малыша: ее будут искать, если Абдурханов пообещал награду. И она решила временно перебраться в промышленный район Донбасса, поселиться в шахтерском поселке, где ее никто не знает. В наше смутное время одиноких женщин с малолетними детьми не меньше, чем в годы войны.

Свое необычное решение она высказала Миколе.

– Глупость, – сказал он.

– А что ты мне говорил вчера? Какие чужаки появились?

– Сам я не видел. Их видел Леха Зема. Но я ему не очень верю.

– У меня такое предчувствие, что чеченцы уже вышли на мой след.

– Откуда им знать? – Микола доказывал Соломии, что ее здесь найти практически невозможно. Село пограничное, нет больницы, где есть родильное отделение.

Соломия твердила, как заклинание: «Я знаю Абдурханова. Он окружил себя ищейками. Для них не существует государственной границы». Переубедить ее было невозможно.

Поздно вечером она покинула Сиротино, чтобы на рассвете уехать на рейсовом автобусе. Микола задерживался на ферме (у Прудиуса ремонтировал холодильник). Старики куда-то отлучились.

Соломия уложила Тихона в заплечную колыбельку, взяла дорожную сумку, приготовленную заранее, и огородами, обогнув крутояр, вышла на Стрелецкое шоссе.

По бездорожью, чтобы никто не встретился, поднялась на Лысый Курган. Отсюда днем хорошо просматривалось село, разделенное на две части широким ставком.

Поднялась на плоскогорье (село с его редкими огнями уже осталось позади), и вдруг под ноги подкатился белый клубок. Собака! С веселым визгом она бросилась на грудь.

– Белко, кто тебя отвязал?

Собака лизала ей руки, обнюхивала колыбельку, мордочкой толкала спящего Тихона.

Белко игриво прыгал вокруг молодой хозяйки, которую он за полтора месяца узнал и полюбил. Ласковая умная дворняжка, случайно приблудившаяся к Перевышкам, не понимала: зачем Соломия на ночь глядя уходит из дому, да еще с младенцем?

Словно оповещая о находке, Белко радостно залаял в осеннюю степь. Вскоре послышались тяжелые мужские шаги. Кто-то бежал следом. С прерывистой старческой одышкой Соломию нагнал Андрей Данилович.

– Что случилось? – ойкнула беглянка.

– Слава богу, жива! – Это были первые слова, которые она даже не услышала, а догадалась, что их выдохнул свекор. – Ох, и напугала же ты… Думал, тебя черные выкрали… вместе с Тихоном… Зачем убегаешь?

– Я оставила записку.

– Где? Кому? Что ж ты нас не подождала? Мы на почту телеграмму Никите…

– Чтоб отпустили? – уточнила Соломия. – Вряд ли. Это же армия…

– Может, и в армии…

Соломия понимала одно: ей с дитем нельзя оставаться в селе – бандиты найдут и отнимут ребенка.

Думала она и о Миколе. Но что он мог в данный момент? У него была винтовка. Он ее надежно спрятал от милиции, если потребуется – доберется не сразу. А у бандитов – стволы за поясом.

Мысли были о ребенке, об оружии: не кулаками же отбиваться?

– Я понял, – запальчиво рассказывал свекор, – мне до больших собак не добежать…Так я для шума Белка… отвязал, а он рванул в леваду, по твоему следу…

– А Микола?

– В доме. Закрылся. Они требуют тебя и ребенка.

– Что у него?

– Топор.

«Топором и замахнуться не успеет…» – подумала Соломия и уже не колебалась. Торопливо сняла со спины колыбельку – и к свекру:

– Будет плакать – бутылочка под матрасиком.

Сбросила туфли.

– А ты куда?

– К нему.

Ночная темень проглотила Соломию. Потрясенный Андрей Данилович стоял, не в силах успокоить дыхание.

У ног – в колыбельке спящий ребенок. Он уже привык, что на него оставляют Тихона, лег на примятую траву. Стал прислушиваться к звукам села. Издали казалось, что в селе до самого рассвета угнездилась тишина. Но там, в низине, совершались события, о которых еще долго будет вспоминать Слобожанщина.

По выстрелам, которые доносились из села, не трудно было предположить, что в огненную дуэль вступили не один и не два человека. Выстрелы напоминали треск хвойного сушняка.

Соломия бежала, прикидывая в уме: «Два бандита, два ствола. Но чьи стволы еще? Микола без оружия… Кто-то ему помогает». Предположила, что это милиционер. Хотя… откуда ему взяться? Милиция в райцентре. Если доберется, то разве что утром.

Выстрелы внезапно прекратились, как и начались. «Убили Миколу! Тихона – выкрали!» Мысли, одна страшней другой, роились в голове. Бежала. Падала. Задыхалась. На бегу прислушивалась к звукам.

За полчаса Соломия добежала до огорода. В терновнике, словно спрятанная от людей, притаилась банька, выложенная из песчаника. В баньке оборудован тайник. В нем Микола хранил винтовку.

Уже с винтовкой Соломия подбежала к дому. Остановилась под старой ветвистой грушей, перевела дыхание. Прислушалась. Тишина. В темных окнах – размытое небо.

«Там ли они?» Жуткие мысли леденили душу.

Еще полчаса назад здесь были люди. Неужели все погибли?

Соломия осторожно обошла дом. Наткнулась на труп. Он висел на заборе. По высоким армейским ботинкам догадалась – это, по всей вероятности, был один из тех бандитов, кому Алексей Зема показывал кафе.

За неделю до стрельбы Шпехта наведывался в Сиротино. Неужели это он их привел?..

В тот раз, когда Шпехта наведался в Сиротино, Гуменюк, глядя в глаза адвокату, признался:

– Вы меня, Варнава Генрихович, уже достали… Что вам еще нужно?

– Скажу. Найти специалиста, который может вывести из строя один важный объект.

– Да вы что? Это же…

– Согласен… Но мы не вольные птицы.

Военный пенсионер долго отнекиваться не стал.

– Где?

– В Сибири. Одному такая задача не под силу. Зато вознаграждение – десять миллионов.

– Гривен?

– У заказчика есть валюта покрепче.

– Я подумаю.

– Думать некогда. Время работает на Россию.

– А где исполнители?

– Ищите на Кавказе, – повторил Шпехта.

– Почему не в России?

– Нужен мусульманин с русской головой.

– На безрассудство способен разве что фанатик… Такого я не найду.

– Жаль. Не желаете разбогатеть.

Шпехта почувствовал, что с Зеноном Мартыновичем не стоило затевать опасный разговор. Гуменюк уже не тот, с которым когда-то он выпил не одну бутылку яблочного вина.

– Нет, Варнава Генрихович, подвиг мне не нужен. Я уже не молод. Безрассудством не страдаю.

Ответ поверг пана Шпехту в уныние. За границей он ссылался на Гуменюка как на человека, на которого можно положиться. Тот Гуменюк был дерзок. Когда требовались деньги, продавал военные секреты, так как в свое время имел доступ к важным документам.

И вот теперь этот «самый надежный кадр» мямлит: «Безрассудством не страдаю…»

«А что ж он раньше думал, когда яблочное вино заливал себе в брюхо?..» – спрашивал неизвестно кого пан Шпехта. Люди меняются. Потому что меняется человечество, и безрассудство, как и предательство, встречается все чаще.

На рыхлом старческом лице пана адвоката читалось горькое разочарование. Человек носит в себе загадку, о которой и сам не догадывается.

Может, уклад жизни схидняков на Гуменюка так повлиял, что он стал безбожником? Еще недавно Зенон Мартынович заверял Шпехту: на папу римского надо молиться как на верховного правителя всех народов. Даже бог Яхве перед ним стоит навытяжку. Бог за всех отвечает и ни за кого в отдельности.

Зенону Мартыновичу поверили в Ватикане, и Ватикан с пониманием благословил его женитьбу на православной схиднячке. А он, судя по его поведению, уже отворачивался от Ватикана.

Но пан Шпехта, как мудрый иезуит, умеет жестоко наказывать руками своих заклятых врагов. Он найдет в его биографии такие крамолы, которые по тяжести содеянного наверняка потянут, как тогда писали, «на высшую меру социальной защиты». Жаль, что в украинском законодательстве такой статьи уже нет, и в судебной практике еще не скоро появится, поскольку сами депутаты Верховной рады боятся ее. Если такая статья вернется, это будет означать, что украинское общество выздоравливает, что годы смуты уже позади. Быть может, начнется великая нравственная чистка.

Пан Шпехта знает, что это такое – нравственная чистка: ему уже не позволят жить, как он привык. Мир будет другим, и юные украинки не возьмут в руки снайперские винтовки, не пойдут убивать русских, чтобы богатые чеченцы были еще богаче и что-то доставалось их пособникам.

Все это прекрасно знает пан Шпехта и ненавидит Россию и русских. Для него нет секрета, что русские заражают оптимизмом другие народы. И пану Шпехте все труднее натравливать людей друг на друга.

7

На следующий день от схватки не осталось никаких следов, если не принимать во внимание одного убитого, которого Микола снял с забора. Обошлось без свидетелей.

Миколе пришлось немного повозиться с убитым: раздеть его, одежду связать ремнем. В кармане пиджака нашел пистолет Макарова. Повертел в руках: хороший ствол, но – серьезная улика. Вместе с обоймой выбросил в пруд. Узел с одеждой забросил в вагон проходящего товарного состава – завтра узел будет уже за сотню километров отсюда, в другом государстве. Труп, еще теплый, затолкал в мешок, отнес в омут – раки обглодают.

Домой вернулся уже в седьмом часу, когда начало светать. Соломия кормила грудью младенца. На вопрос, где родители, коротко ответила:

– Нас караулят.

– Вряд ли джигиты вернутся.

– И батя того же мнения… А сколько их было?

– Вроде двое.

В середине дня из области вернулись Пунтусы. Алексея Зему с серьезной ножевой раной поместили в стационар. Когда бандиты окружили дом и потребовали, чтобы отдали ребенка, иначе дом взлетит на воздух, Зема достал свой пистолет, который уже не первый год прятал от милиции. Пригодилась полная обойма. А ножом все-таки его достали.

Спустя неделю в Сиротине появился раскормленный – что в плечах, что в талии – пожилой капитан в синей форме. Сельчане сразу определили: следователь из прокуратуры. С ним был молодой дагестанец, тоже следователь. Кавказец разыскивал, как шушукались любопытные, какого-то пропавшего велосипедиста.

Следователи ходили по дворам, показывали фотокарточку смуглого человека крепкого телосложения. Сельчане, как сговорились, отвечали однообразно: «Нет, не видели».

И в самом деле, никто ничего не видел. Вот если бы тот велосипедист да умыкнул, скажем, барашка, тогда, может, и заметили бы… Чужие просто так по селам не раскатывают. Цыгане, и те бесцельно не передвигаются…

8

Пан Шпехта по-прежнему выпрашивал деньги на теракты. С государственными структурами он не связывался, знал: официально денег ему не дадут. Для этого есть различные фонды. Лауреаты всевозможных премий, согласно договоренности, отстегивали заказчикам, часто не догадываясь, на что эти деньги будут потрачены. А деньги шли на исполнение преступных заказов.

Для пана Шпехты это бизнес опасный. Но Шпехта привык ходить, как виртуоз-канатоходец, – без подстраховки.

«Будешь ходить, как по лезвию кинжала, – будут и деньги», – когда-то он говорил Гуменюку.

«Но с лезвия можно и соскользнуть, – однажды ответил ему Зенон Мартынович. – Тогда уже и деньги будут ни к чему».

«Но падких на деньги не убывает, – заверял пан Шпехта. – Капитализм в России только начинается. А это гарантия, что развалят Россию».

– А что будет с Украиной?

– Ей не дадут пропасть.

Гуменюк, теперь уже Зенон Мартынович Пунтус, мечтал воспользоваться не только фамилией известного в прошлом председателя колхоза, но и его капиталом. Ключ к нему у Зенона Мартыновича был уже в кармане – это Валентина Леонидовна. Она знала, куда перед ликвидацией «Широкого лана» перекочевали колхозные деньги.

Алексей Романович, номенклатурный хозяйственник и вечный депутат, используя свое служебное положение, как и тысячи подобных ему хозяйственников, словно гнус жарким летом, высасывал из государственного тела его могущество.

Бывшие советские номенклатурные работники сожалеют: потерять такое государство! Сожалеют, но не хнычут. Теперь можно не скрывать свои капиталы – пусть увеличиваются, укрепляют экономику проклятого Запада.

На эту тему за графином яблочного вина не однажды беседовали Варнава Генрихович и Зенон Мартынович. Но то было во Львове.

Довелось им побеседовать и на Слобожанщине.

9

Еще недавно здесь был полный двор людей. К сентябрю люди разъехались – кто куда. Юля училась уже на втором курсе Восточно-Украинского университета. И Оле Семен Онуфриевич Блакитный помог поступить в институт. Оля будет юристом. В семье без юриста никак нельзя. Клим по пьянке избил дагестанца, хозяина кафе. Потерпевший в суд подал, требует за моральный ущерб чуть ли не миллион гривен. Грозится: нагрянут земляки – слобожанам несдобровать.

Юрик учится в Киеве. В консерваторию поступить не удалось. Да он и не сожалеет. Если нет музыкального таланта, музыка не прокормит. Техническое образование без работы его не оставит – он учится на энергетика.

Вроде все ребята при деле. Валентина Леонидовна надеется, что и Клим поумнеет. Но Алексей Романович на него уже махнул рукой: «шалопай».

Успокоил душу Зенон Мартынович:

– По Климу армия скучает.

– А что делать с Илюшей? Он твой кровный, – напомнила мать.

– За Илюшу не беспокойся, – сказал Зенон Мартынович. – Мы из него сделаем звезду первой величины. У него талант коммерсанта. Он умеет по-хозяйски распорядиться деньгами. А когда деньги любят хозяина, тогда они растут.

Эту мысль Валентина Леонидовна взяла под сомнение:

– В селе расти некуда.

– Были бы «зеленые», – намекнул Зенон Мартынович.

– Найдутся, – намекнула в ответ Валентина Леонидовна.

Так неожиданно супруги объяснились в главном – есть у хозяина подворья капиталы, и хозяйка знала, где они спрятаны. А они, по догадкам Зенона Мартыновича, лежат в каком-то солидном забугорном банке. Такие деньги скоро начнут набирать вес. Как бычок в пору половой зрелости.

Не случился бы переворот, как в семнадцатом году. По прикидкам мудрых советологов, вроде скоро не случится – нет революционной ситуации: низы не хотят шевелить мозгами, а верхи погрязли в коррупции, живут одним днем. А главное, для переворота нужна партия с решительными целями: старая уже на пенсии, молодая только входит в подростковый возраст. Так что зрелая партия в ближайшие годы пока только в зачатии. А то, что сегодня есть, это всего лишь клуб по интересам.

Что же касается пролетарских вождей советской закваски, они исчезли, как мамонты. Кто помоложе, назвал себя «Единой Россией»… А тем, кому «чертовски хочется поработать», выходят на свои садовые участки…

Так рассуждал бывший старшина бывшей Советской армии, вероятный хозяин Слобожанщины. Сюда он перебрался не с пустой головой – есть планы, как теперь говорят, проекты.

Вот к нему – бывшему старшине-сверхсрочнику – опять пожаловал Варнава Генрихович Шпехта.

Не хотел с ним встречаться Зенон Мартынович, но – пришлось. Шпехта даже внешним видом напоминал клеща: если в человека вцепился – не отпадет, пока вдоволь не напьется крови.

10

– Опять спрятался? Нехорошо, – упрекнул гость, заходя в калитку с колокольчиком.

День был солнечный, но не теплый. Серую стеганую куртку с капюшоном и вместительный коричневый саквояж он держал в левой руке, а правую приподнял для приветствия: «Слава Украине!» Оставалось ответить «Героям слава!»

Зенон Мартынович сдержанно, холодно, как с чужим, поздоровался:

– Здравствуйте, пан адвокат.

Не на такой прием рассчитывал гость. Поэтому напомнил:

– Адвокаты всегда здравствуют, потому что они нужны, как хозяину вода при пожаре… Ну, легинь, веди в свои апартаменты.

– Прошу, – они вошли в дверь кирпичного флигеля, опоясанного диким виноградом.

Из флигеля навстречу – моложавая хозяйка. Гость снял с лысеющей головы синий бархатный картузик, какой на Слобожанщине носят страхагенты, любезно поздоровался, показал фарфоровые зубы.

Старческое дряблое лицо его даже после длительной поездки не выглядело усталым. Не скажешь, что этому человеку под девяносто, а он все никак не может утихомириться.

«Сдать бы его украинским кагэбистам, – в который раз подумал бывший старшина. – Так он меня выдаст, а сам откупится».

Прежде чем начать деловой разговор, Варнава Генрихович кивнул на дверь, за которой скрылась дородная хозяйка, тихо произнес:

– А губа у тебя, Зенон Мартынович, не дура. – Опять перешел на «ты». – Она тебе – кто?

– Жена.

– Надолго?

– До конца моих дней.

Гость прищурился, глубокомысленно изрек:

– Вот бы так везде и повсюду стариков-инвалидов заменять молодыми и здоровыми холостяками, и тогда б даже пожилые женщины цвели-процветали, забыли бы многие болезни и дорогу к врачевателям. А кое-кто и в роддоме побывал бы. Что-то похожее написал русский классик: всем возрастам рожать не запрещается.

– Вы что – уже врач? – Зенон Мартынович решил поддеть гостя, но этого старика на слове, как воробья на мякине, не поймаешь.

– Я доктор наук, вам это известно, – гость обнажил фарфоровые зубы. – Доктора врачуют забывчивые души. Не так ли?

– Я ничего не забыл.

– А обещание подбирать людей для развала экономики России?

– Русские сами развалят… Один Чубайс чего стоит…

Шпехта тихо засмеялся:

– Это тот, который обещал каждому русскому две «Волги»? Где же столько «Волг» набраться? Но упрямые ищут. Правители – ребята молодые, рисковые, заменят «Волги» на иномарки.

– Я не обещал…

Зенон Мартынович, словно после шока, силился вспомнить: он обещал или не обещал?

– Вредить России?

– Ненавидеть русских. У вас это получится.

11

Рано утром за паном Шпехтой прибыло такси. Он исчез, как и появился. О многом не поговорили.

Зенона Мартыновича тревожила судьба Ядвиги Корниловской. Случайно он узнал, что в тот памятный мартовский день, когда русские саперы снимали мины, выставленные ночью гвардейцами Масхадова, в засаде была Ядвига.

Зенон Мартынович, вояка опытный, понимал, что русские дознаются, кто из наемников убил капитана. Приходивший к Алексею Романовичу знакомый милиционер интересовался дружками Клима.

– Вот его и спрашивайте, – с обидой в голосе ответил старый Пунтус. – Вы его в СИЗО затолкнули, со мной не посоветовались. А по селу даже днем разгуливают чеченцы. Двоих видели.

– Одного, – уточнил милиционер. – Второй, по всей вероятности, вернулся обратно в горы.

Знакомый милиционер сообщил, что на днях сельчане слышали выстрелы. Кто стрелял?

– Не ваши ли сыновья? – спросил у старого Пунтуса.

– За своих ручаюсь, – ответил тот. – За чужих не отвечаю.

– Может, Перевышки баловались?

– Кто – Андрей Данилович? Так он слепой.

– А Микола?

– Вы еще скажите – его жена.

– Женщину подозревать бесполезно.

– Это – правильно. Те, кто умеет стрелять, живут в больших городах… Кстати, откуда он ее привез?

– Из Западной Украины.

– Там женщины только Богу молятся.

– Да детей рожают.

– У нее – кто?

– Мальчик.

– Бандитом будет.

– Вы по своим судите? – уколол милиционер. – Но все-таки кто-то стрелял?

– Вот и разыскивай, коль на фуражке трезубец, – сердито отозвался Алексей Романович.

Ушел милиционер, хлопнув калиткой.

Этот разговор слышал Зенон Мартынович. И он понял, что Ядвига затаилась если не во Львове, то в Польше. Русские будут искать. Через Интерпол объявят розыск. Другое дело, выдаст ли Польша?

Что касается Соломии, то ее взяла под свою защиту громада Сиротина. Соломии повезло, что попала она в семью Андрея Даниловича Перевышки. Чего бы ни говорили об этой семье, а все разговоры сводятся к мальчишке, которого хотят выкрасть нехорошие люди.

Даже замужество Валентины Леонидовны не стало сенсацией: поменяла мужей. Никто не поверил, что здесь обошлось без семейной драмы. Теперь не одна она такая. Уже многие женщины научились жить в рыночных условиях.

Драма случилась у Прудиуса. Кто-то поджег его МТС – все постройки сгорели дотла.

Ровно сто лет назад на этой земле горели помещичьи усадьбы…

В жизни все повторяется. Революции – тоже.