Текст книги "Гермоген"

Автор книги: Борис Мокин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 34 страниц)

17

Чем ближе к Сергиевой обители, тем более густой лес изрезан боковыми тропинками. И сколь же утешительного было для людей это счастье общения со святыней, ежели сюда устремлялись целыми толпами, а потом долго жили светлыми воспоминаниями и зарядом святости, веры и веселящей душу надежды. Гермоген знал, что царь Феодор многие дни своей жизни проводил в Лавре, а сейчас и повод был благим. Служили молебен ради деторождения царицы Ирины.

Гермоген остановился в старых митрополичьих покоях. Только что отслужили обедню, и патриарх Иов, прослышавши о приезде Гермогена, сам пришёл к нему в покои. Гермоген приложился к его руке, пожелал здравия. Иов казался усталым и, пожелав здравия Гермогену, выпытывал взглядом, что подвигло его отправиться в далёкий путь из Казанского края. Был он в полном торжественном облачении, в бархатной цветной мантии с образами на скрижалях, в саккосе с нашивной епитрахилью, с крестом на митре и клобуке.

В покоях, обставленных строго и просто, было прохладно, в раскрытое оконце тянуло луговым ароматом. Монастырский служка принёс квасу, настоянного на медовой сыте, и пироги с рыбой. Подкрепив силы, святители приступили к разговору. Гермоген рассказал о делах в своей епархии и затем осторожно начал говорить об опасных слухах, о случаях крещения православных в католическую веру, о свободе действий, какую получают ксёндзы в иных епархиях... Иов слушал несколько рассеянно, потом сказал, что им приняты меры, и всё свёл к оплошности константинопольского патриарха Иеремии, который дорогой из Москвы в Константинополь занимался делами Западной Православной Церкви и назначил оплошкой архиереями людей, не достойных сего сана. И ныне он грамотами своими вносит смуту в церковных епархиях Западной Православной Церкви.

   – Убереглись мы ныне, не оставив его на Москве патриархом, – заключил Иов.

Гермоген молчал с чувством некоторой растерянности. Ошибка Иеремии была давней, а беды – новые. Четыре года назад Иеремия поставил экзархом Терлецкого, который по малодушию своему изменил православию. Вместе с архиереем Потеем он выехал к папе Клименту VIII с просьбой взять западное православие под своё попечение. Сделано было это заявление (с присягой на Евангелии) от лица всех епископов, на что их никто не уполномочил, и от мирян, которые им ничего не поручали.

   – Беды западного православия ныне стали нашими бедами, – осторожно заметил Гермоген. – И многое ныне упущено за недосугом. Патриарх Иеремия допустил оплошку. Это так. Однако великие нестроения в Западной Церкви начались прежде, чем патриарх Иеремия выехал из пределов Западной России...

Иов долго молчал, потом заметил:

   – Много ныне зла содевается от зависти бесовской да от клеветы злохитрых людей. Меж людьми стала размножать леность, нерадение к вере. О том ныне и с государем беседа была. Не худо бы при Чудовом монастыре открыть новую духовную школу, дабы обучались в ней проповедники слова Божья. Где истинные проповеди? Старые люди замечают истощение хвалы Божьей в церквах... Несогласие в вере такое, что порознились дети одной матери...

Вот оно, слово, коего он ожидал от патриарха.

   – Ваше святейшество верно изволили заметить, что несогласие в вере становится истинной бедой... Да откуда проистекает это несогласие? И опять же вы указали, что у нас мало истинных проповедников слова Божья. Да ведомо ли нам, сколько лжеучителей наезжают в одну только Московию? К нам засылают тайных легатов, что смущают людей бесовским лжеучением...

   – И тебе, Гермоген, верно о том ведомо? Да где же они, те лжеучителя?

Гермоген опустил голову. Боже! И это спрашивает патриарх!

   – Лжепророки проповедуют своё учение не открыто, но тайно. Надобно соборное решение о запрете на растление веры, дабы не допускать лжеучителей к проповеди слова Божья, а посрамить их, как то было при святом Иосифе Волоцком. Покаянию их не верить, ибо лживое покаяние многие древние царства погубило... Ваше святейшество, в Западной России православные миряне подвергаются гонениям. Тех, кто противится унии, кидают в тюрьмы, пытают на пытках. Православные церкви закрывают и перестраивают на костёлы...

Иов слушал задумчиво и опечаленно. Вид усталый. Белый клобук и новая митра подчёркивали желтизну кожи и резкие морщины. После смерти царевича Димитрия он заметно постарел. В эту минуту он, видимо, представил себе, с каким недоумением встретит Борис Годунов слова о новом соборном решении в церковных делах, как замашет руками царь Феодор...

Гермоген поклонился патриарху:

   – Да будет на всё воля Господня...

И с молчанием удалился в свою келью. Но оба ещё не раз вспомнят об этой беседе.

18

Медленно катились к закату годы царствования Феодора. Все знали, что дни его сочтены, да и правил державой не он, а шурин его Борис Годунов. К этому времени он величался конюшим, самим ближним великим боярином, наместником Казанского и Астраханского царств. Он вершит все государственные дела, переписывается с английской королевой, великим визирем турецким, с крымским ханом, принимает послов. Он был самым богатым человеком в державе. Чиновники, взимавшие в его пользу налоги, были неумолимы.

И надо заметить, что Северская страна, находившаяся у него в подчинении, не простила ему поборов и в опасные годы смуты поднялась против него.

После гибели царевича Димитрия и родственников князя Старицкого, после ослепления Симеона Бекбулатовича и гонения на князей Рюриковичей многие поняли, что Годунов расчищает дорогу к трону в чаянии скорой смерти Феодора. Он мог не опасаться суда потомков. Кровь на плахе лилась «повелением» царя Феодора.

Понимая это, московский митрополит Дионисий вместе с крутицким архиепископом Варлаамом пытались повлиять на Феодора, дабы он удержал Годунова от пролития невинной крови. Сколь ни милосердными были их действия, они оказались, однако, безуспешными. Феодор верил каждому слову Годунова. Дионисий и Варлаам были лишены сана и заточены в монастыре в Новгородской земле.

После них уже никто не осмеливался на подвиг правдолюбия.

Ещё одной бедой в правлении Годунова было оскудение села. Заботясь о ратных людях, Годунов небрегал земскими делами. Спасаясь от земледельческой кабалы, многие крестьяне находились в бегах. Сельская Россия обезлюдела. Посланник английской королевы Елизаветы доктор гражданского права Флетчер, автор сочинений о России, свидетельствовал, что на дороге между Вологдою и Ярославлем он видел около пятидесяти обширных деревень, совершенно опустевших. Многие жители ушли за пределы государства – в казаки, иные ушли в леса, создавая раскольничьи секты. А в сёлах уцелевшие люди бедствовали и вымирали.

К этому времени сильно упало монастырское благочиние, а среди мирян пошатнулась вера. Были случаи, что и сами попы отпадали от веры и службу в церкви вели не по правилам. Это ли Не благодатная почва для лжеучителей и еретиков?

После разговора с Гермогеном Иов собрал освящённый собор, где был утверждён строгий порядок в самой церковной службе. В Москве учредили старост поповских. Обязанностью старост было наблюдать, чтобы в известные дни по всем церквам были молебны и обедни, чтобы в церквах не служили случайные люди, наймиты, чтобы не было вреда вере. А за старостами должны были следить протопопы. И хотя всё шло своим чередом и люди наслаждались пока миром и тишиной, многие понимали, что держава нуждалась в приливе свежих сил.

Так наступила зима 1598 года. Маленький, высохший за время болезни, с большой головой и кротким детским выражением на лице, Феодор мирно покоился на царской постели. В нём ещё трепетала жизнь. Он с трудом поднял глаза на патриарха Иова, второй раз спросившего его:

   – Сын мой, кому приказываешь царство, нас, сирот, и свою царицу?

Бледные губы Феодора слабо шевельнулись. Чувствовалось, он собирался с силами.

   – Во всём царстве и в вас волен Бог. Как ему угодно, так и будет. И в царице моей Бог волен, как ей жить. – И, помолчав немного, добавил: – И об этом у нас с ней улажено.

Это были его последние слова.

Гермоген, которого застала в пути пурга, прибыл после кончины царя. Он понял это по особенному волнению бояр, что стояли толпой в стороне и тихо переговаривались меж собой. Первым приблизился к нему патриарх Иов.

   – Молись, чадо моё, за упокой души государя нашего. Не стало милостивца и молитвенника нашего...

По лицу Иова текли обильные слёзы. Гермоген перекрестился, сотворив короткую молитву, спросил Иова:

   – На кого оставил нас царь?

   – Великий государь вручил скипетр свой благоверной великой государыне Ирине Фёдоровне...

Едва успел Иов произнести эти слова, как его осадил стоявший сзади и всё слышавший дьяк Василий Щелканов, известный своими грубыми манерами и ненавистью к Борису Годунову. А тот, к недоумению многих, терпел его выходки. Его старшего брата, большого думного дьяка Андрея Щелканова, Борис сместил с должности, а его имение отписал в казну, хотя в своё время Андрей Щелканов способствовал его возвышению, и оба они, Борис Годунов и Андрей Щелканов, были в большой дружбе. И вдруг крутое падение с высоты. Щелканов-старший преждевременно умер, а младший здравствовал и не уставая злобствовал. После смерти Феодора он открыто принял сторону противников Годунова.

   – Ты стал слепнуть, владыка. Тебе и помстился скипетр, – резко перебил патриарха Василий Щелканов. – Покидая сей бренный мир, Феодор отказал царство своей супруге Ирине да боярам. А кому скипетр достанется, на то будет решение Боярской думы...

   – Замолкни, дьяк! Ты не по своему достоинству речи ведёшь! – резко остановил его Гермоген. – И разумей: перед тобою Патриарх всея Руси. Поклонись ему до земли да ступай восвояси...

Заметив, как надменно глянул на него князь Голицын, величественно вскинув красивую голову, Гермоген обратился к боярам:

   – Дозвольте обратиться к вам, высокочтимые потомки древних русских родов! Или станем терпеть недостойные речи? Или допустим насеваться смуте?

Несколько человек обернулись к нему. Выжидающе, с любопытством смотрел на него простодушно-вальяжный Мстиславский[37]37
  Мстиславский Фёдор Иванович (? – 1622) – князь, боярин, воевода, с 1586 г. влиятельный член Боярской думы. Трижды отказывался от выдвижения на русский трон. С 1610 г. возглавил «семибоярщину».


[Закрыть]. Да не обманно ли его простодушие?

Неожиданно вперёд выдвинулся вертлявый сутуловатый князь Шаховской.

   – Дьяк Щелканов дело говорил. Или не ведомо нам, каким обычаем Иов служил Годунову? Когда он был на Коломенской епископии, а потом на Ростовской архиепископии, превеликую милость к себе имел от Годунова. И кто его на патриархию возвёл? Или Гермогену о том не ведомо?

   – Всё ему, потаковнику, ведомо! – откликнулся голос из толпы бояр.

   – Твой злой язык, Шаховской, обличает тебя! Превеликая беда таится в злобе твоей... – заметил Крутицкий архиепископ. И слова эти спустя некоторое время окажутся пророческими.

Но в эту минуту раздвинулась занавесь между царскими покоями, и все увидели Годунова. Он, казалось, был вне себя: то всплеснёт руками, смеясь, то будто заплачет тихонько.

   – Каков греховодник... От радости руками всплескоша... – заметил Василий Щелканов.

   – Тсс... Идёт сюда.

   – Тише... О чём-то толкует сам с собой...

Годунов был заметно похож на татарина. Резкая смуглота и резкие, словно застывшие черты с выступающими скулами. Заметив бояр, он ушёл за занавесь.

   – И этот татарин хочет нами править!

   – Или не правил доныне?

   – Что станем делать, бояре?

   – Или Боярская дума не в наших руках?

   – Татарин был страшен, когда правил именем царя Феодора...

   – Думаешь, теперь не страшен?

   – Ныне станет править именем царицы, своей сестры...

С сокрушённым сердцем покинул Гермоген царские покои. Даже в эту скорбную смертную минуту боярами владела злоба – дурной советник в державных делах. Что же будет дале?

19

Через девять дней после смерти Феодора царица Ирина постриглась в Новодевичьем монастыре под именем Александры. Проворный, но неизменно грубый дьяк Василий Щелканов тотчас же решил воспользоваться создавшимся безвластием и, обратившись к собравшемуся в Кремле народу, объявил о присяге на думе Боярской. Но толпа была настроена мятежно. Люди в те дни всего опасались.

   – Каки бояре?

   – Не ведаем ни князей, ни бояр! Мы присягали царю и его царице...

   – Царица в Новодевичьем монастыре. Инокиня Александра ныне...

   – Веди нас к ней. По её совету и присягу творить станем.

Позвали патриарха с духовенством и боярами и двинулись в Новодевичий монастырь – просить бывшую царицу умолить на царство своего брата Бориса Годунова.

Инокиня Александра не сразу вышла из кельи, с недоумением окинула взглядом собравшихся. Патриарх Иов смиренно приблизился к ней, склонил голову:

   – Прими, избранная Богом на святое служение, нашу покорную просьбу – умолить брата своего Бориса Фёдоровича на престол российский, ибо при покойном царе он правил нами и всё содержал милосердным своим премудрым правительством по вашему царскому приказу...

Инокиня Александра удалилась, ничего не ответив. Послышались возгласы:

   – Да здравствует Борис Фёдорович!

   – Волим избрать тебя на царство!

   – Не томи нас, сирых... Яви пред нами свои светлые очи!

   – Да благословит Господь на царство Бориса Фёдоровича!

После настойчивых криков Борис Годунов вышел на крыльцо. Стоявший рядом с патриархом Гермоген был поражён произошедшей в нём переменой. Он был бледен и как будто чем-то удручён. Черты лица заострились, стали более угловатыми. В больших чёрных глазах особенный блеск. Виден был человек, принявший сильное, но скрытое в глубине души решение, от коего зависела вся его жизнь. Он поднял глаза на собравшихся и, подобно своей сестре, смотрел мимо людей. Гермоген впервые увидел разительное сходство между ними, не так внешнее, как потаённо душевное.

   – Чадо моё духовное, мудрый правитель земли Русской, – начал Иов, – яви нам свою милость – прими царство! Глас народа – глас Божий...

Годунов ответил с видом крайнего изумления:

   – Мне никогда и на ум не приходила мысль о царстве. Как мне помыслить на такую высоту, на престол такого великого государя, моего пресветлого царя?!

Он на минуту смолк. Из толпы тотчас же послышались возгласы:

   – Смилуйся над сиротами, прими венец царский!

   – Пошто в монастыре затворился? Ты единый из бояр венца царского достоин!

Борис возвёл очи к холодному белёсому небу и произнёс:

   – О делах ли державных ныне промышлять! Теперь бы нам промышлять о том, как устроить праведную и беспорочную душу пресветлого государя моего, царя Феодора Иоанновича, о государстве же и земских всяких делах промышлять тебе, государю моему, отцу, святейшему Иову-патриарху, и с тобою боярам...

Обратившись с этими словами к Иову, он поклонился ему и хотел было идти, но патриарх горестно всплеснул руками:

   – Утешь нас хотя бы надеждой на благое решение, не покидай нас в нашем сиротстве! Уповаем на твоё милосердие, Борис Фёдорович!

Годунов ответил:

   – Бог милосерден. Он не велит мне оставлять вас в вашем сиротстве. Если моя служба пригодится вам, то я за святые Божьи церкви, за одну пядь Московского государства, за всё православное христианство и за грудных младенцев рад кровь свою пролить и голову положить...

Он произнёс это быстро, почти задыхаясь. В толпе послышались рыдания. Годунов, как бы ослабев от сильного волнения, неверным шагом вернулся к монастырской двери, которую ему услужливо открыл неотлучно бывший при нём в монастыре доктор-голландец. Вдруг чей-то голос громогласно произнёс:

   – По наущению дьявола задумана сия богомерзкая комедь!

В толпе раздался ропот. Иов плакал. Гермоген угрюмо молчал. У него было такое чувство, словно этот громогласный протест вырвался из его души. При словах о «грудных младенцах» его лицо словно жаром опалило. Ирод печётся о младенцах? И этого ирода, сумевшего вывести царский корень на Руси, они ныне уговаривали стать царём?!

К нему обратился Иов. Гермоген не слышал его слов. Иов притронулся к его мантии:

   – Не печалься, митрополит! Всем нам отпущено не по бозе, но по человеку. Борис примет венец, когда придёт тому время, дабы поставлену быть царём не людским изволом, но Божьей волею...

Гермоген низко опустил голову, дабы Иов не догадался о его истинных чувствах.

20

После тайных совещаний с Годуновым Иов отложил дело об избрании царя. Надо было вначале справить сороковины, большие поминки по царю Феодору. К тому времени в Москву съедутся все духовные лица, соберётся царский синклит и будут люди всяких чинов. Годунов не хотел своего избрания на царство без решения Земского собора, до приезда выборных из всех областей. И тут он проявил похвальную предусмотрительность. Не для себя только хотел царства, но должен был обеспечить право наследования престола для своих потомков. Речь, таким образом, шла об утверждении на русском троне новой династии. И тут надобно было решение всей земли.

Тяжёлую ношу взвалил Годунов на плечи смиренного Иова. Святитель, оказавшийся в ложном положении как бы временного венценосца, он обдумывал и произносил несвойственные его скромной душе слова неумеренного величания Годунова. Он проявил много усердия и немало энергии, чтобы на отечественном троне сидел Годунов, «Богом дарованный для возобновления царского кореня». Его чистая душа безгранично верила в необыкновенные человеческие достоинства бывшего покровителя, которому волею судеб суждено было на долгие годы стать правителем. Сколь же искренне и неутомимо убеждал Иов всех выборных лиц поддержать на Земском соборе Годунова. Он и ведать не ведал, что в это время сам Годунов через приближённых к нему лиц деньгами и посулами убеждал, чтобы не хотели на царство никого, кроме него, царского шурина. Помогала Годунову и сестра его, инокиня Александра, действуя через монахов. Её палаты в монастыре стали своеобразным штабом по подготовке к избранию царя: велись тайные беседы, выдавались деньги.

Гермоген услышал об этом от своего протопопа, но не поверил его рассказу и так разгневался, что хотел наложить на него епитимью. Однако понемногу остыл. «Искушения дьявола велики. Оттого ныне вся земля в смятении, – думал он. – Чего доброго, и государыня соблазнилась...» Совестливому Гермогену хотелось думать о несчастной царице, ушедшей в монастырь, только светло. Он знал, сколь она была нищелюбива, приветлива.

В тот день Гермоген вместе с другими членами освящённого собора приехал в Новодевичий монастырь. Собрались в палате инокини Александры, обставленной с царским достоинством, но без пышности. Лавки, покрытые тёмным бархатом, дорогие светильники и подсвечники, на полу ковёр, окна занавешены узорчатой тафтой. За столом, накрытым камчатной скатертью, сидят патриарх Иов и государыня. Она ставила свою подпись под указами, составленными Иовом, а тем временем Иов предаёт их огласке:

   – По царицыну указу бояре, князь Фёдор Иванович Мстиславский с товарищами, сказывали патриарху Иову о том, что князь Голицын никаких дел с князем Трубецким не делает. По царицыну указу писал патриарх Иов к Голицыну[38]38
  Голицын Василий Васильевич (? – 1619) – князь, боярин, воевода, участник заговора против Лжедимитрия I и Василия Шуйского, один из претендентов на русский трон. Участвовал в посольстве к Сигизмунду III (1610).


[Закрыть], чтобы он всякие дела делал с Трубецким...

Когда указы были подписаны царицей, патриарх Иов обратился к своим иерархам:

   – Благодатию Святого Духа имеем мы власть, как апостольские ученики, сошедшись собором, поставлять своему отечеству пастыря и учителя и царя достойно, кого Бог избрал...

И далее пошли наставления, как и кого избирать в цари. Не называя иных имён, ни князей Рюриковичей, ни Романовых, патриарх говорил о «цветущем добродетелями» Борисе Фёдоровиче и его превеликой милости к нему, Иову.

Слушая патриарха, Гермоген наблюдал за инокиней Александрой, и ему думалось, что ни в облике её, ни в осанке не было ничего монашеского. То же волевое красивое лицо с продолговатыми чертами, тот же горделивый взгляд больших чёрных глаз. Брату предана безгранично. Говорили, что Годунов имел влияние на царя Феодора, но она и сама умело добивалась нужного решения в пользу своего брата. Священное Писание знала лучше иных пастырей. Живя в царских палатах ещё до венчания на царство, она брала книги из царской библиотеки и, как о ней говорили, хорошо «разумела в буквенном учении».

Годы казачьей службы научили Гермогена верной приглядке к человеку. И сейчас самые смятенные мысли приходили на ум казанскому владыке. Он думал, что не на пользу державе правит ныне делами инокиня Александра, как правила ранее, когда была царицей Ириной. Он опасался, что многие ныне думают недоброе, и в умах людей насевается смута. Смирятся ли люди с тем, чтобы царём стал Годунов?

О, как одинок он был в эти минуты! Поведать ли кому свои мысли и свою печаль! Спасительная привычка во всём полагаться на Бога на этот раз не давала покоя его душе. Он бросал кругом взор, ища, на кого бы опереться. Но опереться было не на кого.

Но ведь Бог всегда посылает надежду тому, кто не предаётся отчаянию.

Однако надежда на благой исход не оправдалась. И Гермогену суждено было пережить новое тяжкое потрясение.

Опишем по порядку то, что ожидало его в Новодевичьем монастыре.