Текст книги "Их было трое (сборник)"
Автор книги: Борис Шелепов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)
Врангеля!» Некоторые бойцы были в черкесках и с кин-
жалами на поясах.
– Горцы, – заметил Керакозов. – Пожалуй, все осе-
тины, хотя нет, ингуши тоже – вот тот, в старой плисо-
вой черкеске и высокой шапке...
90
Недобрым взглядом проводил колонну мистер
Стрэнкл, Керакозов затаил лукавую усмешку.
– Добровольцы, – сказал он.
– Я намерен собирать большой документальный ма-
териал о расправах большевиков над беззащитными
пленными. Будет книга – капитальный труд...
– О! Я не сомневаюсь, вы напишете такой труд. Но
коммунисты тоже напишут о вас, мистер Стрэнкл, може-
те не сомневаться! – с ухмылкой заметил Керакозов.
– О нас! – Прежде равнодушное бронзово-красное
лицо его выразило крайнее удивление.
– А кто же казнил за Красноводском членов бакин-
ского советского правительства? Не думаете ли вы,
мистер Стрэнкл, что большевики забыли про эту воль-
ность британских гостей?
– Вы говорите их языком, мистер Керакез!
– Я просто откровенен с вами, – спокойно улыбаясь,
отвечал Керакозов.
– Благодарю,– с раздражением продолжал мистер
Стрэнкл. – Но ликвидация бакинских красных комисса-
ров продиктована соображениями высшей гуманности.
– А-а, это – милость!
– Мы считали долгом цивилизованных людей и
джентльменов помочь тем, на кого напали узурпаторы.
– Я понимаю вас, мистер Стрэнкл. Но рабочие Баку
считают не вас, а себя хозяевами нефти и всех богатств,
нажитых на ней.
– Где ваши роскошные магазины, мистер Керакез? Где
ваши миллионы, если не считать того, что сохранилось
в нашем и французском банках? Вам оставили один
особняк да вот этих рысаков и то потому, что у вас ос-
тановилась миссия великих держав.
– Дома и магазины я добровольно отдал Советской
власти, потому что она и так взяла бы их. Миллионы про-
пали. Осталось кое-какое золотишко. Надеюсь, вы сдер-
жите слово джентльмена и поможете перевезти ценности
за границу, а я уж переберусь с божьей помощью.
Встретимся в Тегеране...
– Вижу, мистер Керакез, вы не верите в счастливую
звезду барона и в успех его армий. У вас паршивое наст-
роение. Только мое весьма высокое мнение о вашей оча-
ровательной сестре мисс Веронике удерживает меня,
чтобы не послать вас ко всем чертям. Ваши прогнозы...
91
– Эх, прогнозы, прогнозы...– перебил Керакозов.—
Полетит ваш барон Врангель вверх тормашками. Вот те
крест, полетит! – Керакозов перекрестился.
– Вы полагаете? Великие державы...
– Не пойдут за ним, вот что, – еще раз неучтиво
перебил Ираклий Спиридонович. – Россия не пойдет.
–Какой же вы коммерсант, мистер Керакез! Вы
обыкновенный красный проповедник, о котором плачет
виселица.
Керакозов снова затрясся от смеха.
– Виселица.... А толкуете о жестокости красных.
– Вот к чему привели они Россию!– Стрэнкл пока-
зал стэком на идущего навстречу подростка, с мешком
за плечами, по-видимому, приняв его за нищего.
. Приблизившись к мальчику, Керакозов натянул креп-
ко закрученные на кулак вожжи, кони стали. Подросток
тоже остановился. Он снял с плеча мешок из домоткан-
ного сукна, широким рукавом черкески вытер со лба пот.
– Кадам сауш, лаппу?*– спросил Керакозов по-осе-
•тински.
– Нахима, – ответил юный путник, застенчиво улыб-
нувшись.
– А что это означает? – Ираклий Спиридонович с
тихим смешком пожал плечами.
Мальчик засмеялся, сверкнув белыми зубами, – он
понял, что познания его собеседника в осетинском языке
не идут дальше произнесенной фразы.
– Домой, – по-русски повторил мальчик. – Дедуш-
ку в городе искать.
Подъехал обоз. Охранники спешились. Богдан Богдан
нович Злыдень разминал отекшие ноги. Мистер Стрэнкл
смотрел в длинный морской бинокль на отроги Главного
Кавказского хребта. Старый проводник Габо пристально
разглядывал юношу в черкеске, а тот не мог отвести глаз
от керакозовских скакунов и прищелкивал восхищенно
языком. Наконец Габо сказал несколько слов по-своему.
Мальчик, потупив взор, ответил. Старик снял косматую
горскую шапку и скороговоркой прочитал какую-то мо-
литву, часто повторяя «аллах».
– О чем они?– полюбопытствовал мистер Стрэнкл.
–Э! – махнул рукой Керакозов. – Сейчас догово-
* Куда идешь, парень? /осет,/
92
рятся до того, что окажутся близкими родственниками.
Держу пари. Уж таковы осетины. Родственники – уж как
пить дать.
– Пить дать? О кей!
Иностранец без лишних слов извлек из-под сидения
кожаный саквояж, достал объемистую бутылку виски,
содовую воду, колбасу, хлеб. Через минуту путешествен-
ники закусывали. Не страдавший отсутствием аппетита
Керакозов остался весьма доволен таким оборотом дела.
– За успех экспедиции! – поднял походный метал-
лический бокал Ираклий Спиридоиович.
Старик Габо спорил с мальчиком:
– Саладдин умер, так едем со мной! Через два дня
вернемся в город, сходим к начальству. И тебя опреде-
лю в школу, и твоих друзей. Где они?
– Они ушли вперед, в город. Мать меня упросила
остаться немного дома. Ахметка не согласился ждать.
Говорит: джигит не должен терять время, когда важное
дело есть...
Знаур не сказал, что этим «делом» была предполага-
емая поездка на фронт. Умолчал он и о первой встрече
с матерью.
Габо подошел к коляске, почтительно снял шапку.
– Господин!—обратился он кСтрэнклу.—Этот маль-
чик мой внук. Отец его матери, лесник Ирбек Саламов,
приходился мне двоюродным братом...
– Вот, пожалуйста! – встрепенулся Керакозов. – Я
же говорил, что они окажутся родственниками.
– Я говорю правду, Ираклий Спиридоиович. Маль-
чик воспитывался в доме родственников отца, как неза-
коннорожденный. Недавно душа хозяина дома Салад-
дина переселилась в иной мир – такова воля аллаха.
– Где же его отец? – спросил Керакозов.
Понизив голос, Габо ответил:
– В Турции или в Персии, офицер.
Мистер Стрэнкл насторожился. Он не забыл о встрече
в Тегеране с сотником Кубатиевым и о его просьбе пере-
дать деньги какому-то мальчику. Ведь речь шла, кажет-
ся, о Саладдине, которого большевики должны были по-
ставить к стенке?
Но мистер Стрэнкл не принадлежал к числу людей,
торопящихся отдать деньги /хотя бы и небольшие/ в
чужие руки. Нет, ни из своих, ни из казенных сумм он не
93
потратит без пользы для дела ни единого шиллинга!
Другой разговор – благотворительные посылки. Чем
быстрей избавиться от них, тем лучше.
Вдруг мистеру Стрэиклу пришло на память то зага-
дочное слово, которое он услышал тогда в тегеранском
духане «Невидимая нить»
– Кавда... кавдасард... Габо! Что такое «кавда-
сард»? – спросил он проводника.
– Рожденный в хлеву, незаконнорожденный.
– Хм. А он... тоже из хлева? – Стрэикл ткнул стэком
в сторону Знаура, стоявшего поодаль.
Ради аллаха, тише! – взмолился старик. – Это так
оскорбительно. Мальчик до сих пор не знает, кто его
отец. Когда возмужает, ему расскажет об отце сама мать.
– Что же ты хочешь от меня, говори, – Стрэнкл под-
нес горящую зажигалку к сигаре.
– Мальчик идет учиться во Владикавказ. Я сам опре-
делю его в школу, а пока позвольте взять Знаура с собой
в экспедицию.
– Знаура?.. – мистер Стрэнкл удивленно и с
каким-то испугом посмотрел на старика, неужели это
тот мальчик, о котором говорил ему сотник?
– Его имя Зиаур, мой господии. Когда мы вернемся
в город, я определю его к родственникам. Боюсь, что
дедушка, к которому он идет, откажется принять его к
себе.
– Какой еще дедушка? Ведь ты сам назвался дедуш-
кой, – заметил Керакозов.
– Дело в том, Ираклий Спиридоновнч, что тот де-
душка не прямой, а я близкий.
– Понимаю, – снова рассмеялся Керакозов. – Он
ему такой же дедушка, как ты мне бабушка...
– Нам не нужны лишние люди. Глава миссии
будет недоволен, если узнает, но... что ж... возьму на се-
бя. Как принято говорить в России: семь бед—один от-
вет. А нет ли у мальчугана насекомых, черт бы их по-
брал?
– Что вы, господин! Мальчик воспитывался в знатной
семье! – с поклоном возразил Габо.
Теперь и знатные позавшивели, – ввернул Керакозов.
– Только одно условие,– сказал иностранец. —
Малыш будет мне помогать составлять гербарий лечеб-
ных растений Кавказа.
94
– Ом будет делать все, что вы прикажете, мой госпо-
дин! – еще ниже поклонился Габо.
– Мистер Злыденс!
– Слушаю вас,– старый военный чиновник склонил-
ся в почтительной позе.
– Можете выдавать паек этому малышу.
– Слушаюсь.
Через несколько минут экспедиция тронулась в путь.
Габо снова затянул осетинскую песню. Знаур тихо под-
тягивал ему.
А перед глазами мальчика вставала картина встречи
с матерью. «У меня теперь есть мать,– мысленно гово-
рил Знаур, оборвав песню на полуслове.– Мать!..» Она
стоит перед ним и повторяет одни и те же слова: «Ма
хур!* Ты со мной, ма хур!..»– гладит сына по голове,
плачет от счастья. А когда настал час разлуки, сказала:
«Ты уходишь в город учиться? Не хочу, чтобы первое
слово мое было против твоей воли. Поезжай. Пиши пись-
ма. Я сама приеду к тебе, ма хур. Но останься хоть на
два дня, прошу тебя...»
Ахметка настоял на своем – идти в город немедлен-
но. Поспорили, чуть не поссорились. Костя взял сторону
Ахметки. Условились встретиться через три-четыре дня у
дальнего родственника Знаура, Дзиаппа, который жил
рядом с осетинским кладбищем. Мать советовала разы-
скать другого дедушку, Габо, но не знала, где он живет.
Ей не хотелось, чтобы сын переступил порог дома старо-
го Дзиаппа, близкого к роду Кубатиевых.
«А теперь я еду с дедом Габо, – думал Знаур. – И
через два дня мы будем в городе. Как странно. Видимо,
Уастырджи** помогает мне...»
И еще вспомнились последние материнские слова,
произнесенные с тревогой: «Зачем ты покидаешь меня,
ма хур!..»
Поднявшись в предгорье, экспедиция разбилась на
две группы. Злыдень с обозом остался в селении Фидар.
Стрэикл приказал ему раздать детям сорок маленьких
* Ма хур /осет./–мое солнце,
**У астырджи – в осетинской мифологии – покровитель
путников.
95
посылок – мешочков прогорклой муки, составить и
заверить печатью Совета список получивших по-
дарки.
Мистер Стрэнкл, Каракозов, Габо и Знаур в сопро-
вождении двух конников охраны – рябого курда Мехти
и чеченца Закира – поднялись по Дигорскому ущелью
вверх. Все ехали верхом, кроме старика и юноши – они
вели на поводу двух темных мулов, навьюченных тюка-
ми* с провизией и брезентовыми палатками.
Надвигался вечер, когда верховые спешились на
широкой поляне плато. Пока люди разбивали палатки,
мистер Стрэнкл установил на высоком штативе фотоаппа-
рат и заснял несколько видов. Прямо на восток простира-
лась широкая равнина с утопающими в садах селения-
ми, вокруг которых извивались серебристые нити рек,
правее тянулись отроги Главного хребта и синели ущелья.
Урух шумел где-то далеко внизу. Тихий, изменяющий
свое направление ветерок приносил то прохладу ущелья,
то благоухание фруктовых садов, то аромату альпий-
ского разнотравья. Погода, кажется, налаживалась,
угроза дождя миновала.
Мистер Стрэнкл облачился в альпинистский костюм
цвета хаки, на его поясе появился тяжелый кольт в гут-
таперчевой кобуре.
Курд Мехти стоял с карабином у входа в палатку
иностранца и Керакозова. Габо возился возле кухонного
казана, охранники пасли лошадей и мулов, Знаур соби-
рал сухие ветки для костра.
– Не знаешь ли ты, малыш, где тут развалины древ-
ней башни? – спросил Стрэнкл Знаура.
– О! Знаю. Нелегко туда добраться – башня у само-
го перевала по дороге в Грузию.
– Часа за три дойдем?
– Думаю, дойдем, господии.
– А что там было раньше?
– Просто так: наблюдать– не идут ли враги. Та-
кую башню имел каждый род.
– Откуда ты знаешь?
– Мне рассказывала... моя мать, лекарка Хадзигуа.
– Выйдем завтра пораньше,.покажешь башню.
– Хорошо, господии.
Вечером Знаур помогал Габо готовить ужин. Возле
очага то и дело появлялся Керакозов, давал наставле-
96
ния – что и как готовить. Ветер разносил запахи пале-
ных перьев и бульона из свежей дичи.
Подкладывая в костер сухие сосновые ветки, Знаур
с интересом наблюдал за Мехти. После вечерней молитвы
тот долго глядел на «кыблу» – в сторону, где, по его
мнению, находилась святая Мекка, а потом тихо и про-
тяжно запел. Глаза курда сузились, длинное коричневое
лицо словно окаменело. Знаур не понимал слов, но
чувствовал, что песня исполнена тоски по далекой родине.
Не зря Мехти так печально смотрел на перевал, за кото-
рым где-то далеко-далеко начинался Курдистан.
Когда песня оборвалась, к Мехти подошел Стрэнкл
и сказал ему несколько слов по-арабски. Курд кивнул
на перевал, вздохнул, горестно покачал головой.
«О чем это они?» – подумал Знаур.
Иностранец достал из кармана брюк блестящую
желтую монету и, поиграв ею на ладони, бросил к ногам
Мехти. Тот заулыбался, под черной тесьмой усов пока-
зался желтый клык.
«За что он дал ему деньги?» – удивился юноша.
...Чуть свет Стрэнкл и Знаур отправились вверх по
ущелью. Мальчик шел впереди, неся лопату, кирку и пус-
той мешок для травы. Изредка оглядывался, не отстал
ли господин. Вот уже скрылась за пригорком высокая
мачта, на которой был укреплен белый шелковый флаг
с красным крестом и полумесяцем – эмблемой, которая
служила надежным подтверждением вполне миролюби-
вых помыслов иностранной миссии.
Горная тропа змеилась вверх по крутому отрогу пере-
вала. Мальчик хорошо знал места. Не раз ходил он
здесь на летнее пастбище, носил из Фидара чурек
и соль для Дадо, Кости Коняхина и других пасту-
хов.
Знаур оглянулся. Чужестранец немного отстал. Он
нес на плече плоский металлический ящик.
– Далеко еще, малыш? – спросил, переводя дух.
– Столько же, господин. Нужно пройти к тому мес-
ту, где начинается ущелье...
Стрэнкл глянул на хронометр и на стрелку компаса,
прикрепленного к тонкому кожаному планшету. За проз-
рачной крышкой белела какая-то схема.
– Придется поработать сегодня.
– Рвать траву на лекарство?
7 Их было трое
97
– Трава – пустяки. Надо суметь выкопать индий-
ский корень «тха» так, чтобы не оторвать самого начала
его, тонкого, как паутинка. Дело кропотливое и требует
спокойной обстановки.
– Разве есть такой корень в Осетии?
– У самой башни. Там его обнаружил знаменитый
бельгийский путешественник Кинг. Ну, идем!
Вдруг откуда-то издалека Знаур услышал песню
курда Мехти. «Видно, мистер приказал своему телохра-
нителю быть поблизости»,– сообразил мальчик.
Знаур шел быстро и легко. Вот уже из-за маленького зе-
леного пригорка показались развалины старой родовой
башни. Напрямик – совсем близко, но пройти к башне
можно лишь преодолев две ущелииы, сплошь увитые
колючим кустарником. Мистер Стрэнкл то и дело ругался
по-английски.
Снова почудилось, что поет Мехти. Знаур прислушал-
ся, и до него явственно донеслись слова припева: «Далай,
далай, былкылай...» Мальчик вспомнил, как вечером
Стрэнкл разговаривал с Мехти на его – курдском —
языке.
– Господин, что значит: «Далай былкылай»? Так пел
Мехти...
– Значит: «Черт бы меня побрал со всеми моими
потрохами...» Быстрей!– с раздражением ответил
Стрэнкл.
Иностранец обогнал мальчика и стремительно заша-
гал вперед. Он почувствовал одышку, но и не думал об
отдыхе.
От древней башни, сложенной из валунов, сохрани-
лись только три стены с узкими бойницами да нижнее
помещение, похожее на недостроенный сарай. Все порос-
ло сорной колючей травой.
– Белый камень! – не сдержавшись, радостно во-
скликнул мистер Стрэнкл.—Здесь должен быть индий-
ский корень «тха»!..
Большой полукруглый камень лежал около входа в
нижнее помещение. Башня стояла на самом стыке двух
ущелий. Отсюда была видна горная часть Осетии. Знаур
с грустью смотрел на другую сторону ущелья, где над
синевой густого сосняка поднималась струйка белого
дыма... Там мама. Почему называют ее ведьмой? А
она —добрая, ласковая.
98
– Вот что, мальчик, пока я буду искать корень, а
мне придется тут повозиться – ты ступай в лес, – он
указал в сторону далекого леса,—и рви траву. Вот та-
кую,—Стрэнкл нашел глазами сорокалистник и нагнулся
за ним, чтобы передать Знауру.
Из вышитого мешочка достал иностранец маленький
золотой динар.
– Вот тебе за труды, – сказал он, подавая монету.
– Не нужно, господин, отдайте лучше дедушке, —
несмело ответил Знаур.
– Бери – твои деньги!
– Когда возвращаться, господин?
– Когда начнет смеркаться. На галеты, подкрепись.
Если понадобишься раньше, дам два выстрела из кольта.
Иди.
С нескрываемой завистью посмотрел подросток на
блестящую кобуру кольта и пошел вниз по знакомой тро-
пинке.
Знаур сгорал от мальчишеского любопытства: что за
таинственный корень, который мистер остался добывать
сам? «А может там никакого корня нет, а лежит клад.
Дадо рассказывал предание о том, как один алдар зарыл
клад возле своей фамильной башни». Фантазия уже рисо-
вала Знауру сокровища, зарытые в земле.
Сбегать бы спросить Хадзи – она знает все травы и
корни. Нет, не успею...» Опять вспомнил: «Зачем, зачем
ты меня покинул, ма хур!»
Вернувшись к башне, Знаур застал англичанина сидя-
чим на белом камне. Вид у Стрэнкла был усталый, ры-
жие брови зло сдвинуты. Он сказал, что не нашел корня
«тха», но завтра поиски будут продолжены. Вырытая
яма была засыпана.
Знаур ждал, когда улягутся все, чтобы поговорить
с дедушкой Габо. Наконец стало тихо. Даже часовой у
входа в палатку Стрэнкла задремал.
Выслушав мальчика, старый Габо долго молчал, по-
том тихо заговорил /беседа велась на осетинском языке/...
– Все, что таит в себе наша земля, есть общее
добро.
Если наш гость выкопает целебный корень, пусть бе-
рет его. Значит, он добрый гость. Но если добудет из
земли какие-то сокровища, надо отнять их, а гостя свя-
зать и отвезти в ревком, как злодея. Постарайся посмот-
99
реть завтра, мой мальчик, тайком, чтобы чужестранец
ничего не заметил...
Проснувшись утром, Знаур увидел перед собой высо-
кие желтые ботинки с шипами.
– Быстро, быстро. Через десять минут идем в гору!
Знаур умылся из висящего на суку медного чайника.
Положил за пазуху черкески кусок чурека.
– Я готов, господин, – бодро, сказал он. – Можем
идти.
– О! Ты молодец,– похвалил Стрэнкл.– Будешь
стараться, перед отъездом подарю тебе охотничье ружье.
– Спасибо, господин.
Годы, проведенные в богатом доме баделят Кубатие-
вых, где нередко приходилось исполнять роль казачка,
научили его быть почтительным и вести себя так, чтобы
хозяин никогда не задумывался об истинных чувствах.
...Прошел еще один день экспедиции.
Снова после отбоя Знаур шепотом рассказывал ста-
рому Габо все по порядку.
– Ты говорил правду, дедушка. Чужестранец искал
клад.
– Говори тише, мой мальчик... – сказал Габо, при-
слушиваясь к ночи.
Как и вчера, он отослал меня рвать горькую траву
с острыми листиками, я спустился вниз и долго шел по
направлению к лесу, потом свернул в кусты и, далеко
обойдя башню (где-то на возвышенном месте стоял на
страже Мехти), вернулся к ней с другой стороны.
– Мистер долго стучал киркой, пробовал землю же-
лезной тростью, потом начал рыть. Целый час рыл он
яму, сбросил с себя куртку, а револьвер заткнул за пояс.
Красивый револьвер, сизый, еще лучше, пожалуй, чем
маузеры бывают. Клянусь, дада.
– Говори о деле!
– Говорю, дада. Выкопал он из земли ящик – тяже-
лый, должно быть, с кладом. А свой, точно такой же, в
яму зарыл. Заровнял землю, присыпал место сухим
щебнем.
– Вот как! Значит, он обо всем знал заранее...—
взволнованно сказал Габо.
Несколько минут оба молчали.
– Что же дальше?
•– Ты слышал два выстрела, дада? Это господин
100
вызывал меня к себе. Я пришел. Он сказал, что нашел,
наконец, корень «тха», будто бы заложил его дерном з
чемодане, а теперь, говорит, надо возвращаться домой.
После долгого молчания Габо сказал:
– Мистер Стрэнкл – наш гость. Не зная, что нахо-
дится в ящике, нельзя поднимать шума. Помни мудрую
осетинскую пословицу. «Не тряси то дерево, на котором
сидит медведь...» Я прожил большую жизнь, Знаур,
многое видел, охотился за счастьем в Америке вместе
с сотнями своих земляков-осетин. Объездил полсвета,
видел всяких людей, добрых и злых. Верь мне, мой
мальчик.
– Верю, дада.
– Хотя ты не знал меня раньше, зато я все знаю о
тебе. Ты жил в богатом доме, но был обездоленным
сиротой и простым работником. Ты поймешь меня, Знаур.
Слушай же. Был у меня во Владикавказе старый доб-
рый друг...
Габо прервал речь, настороженно прислушался.
Ночную тишину нарушало только курлыканье какой-то
лесной птицы и далекий шум бурного Уруха.
– Лучший мой друг Сергей, известный в горах по
прозвищу Кира*...
– А где он теперь?
– На войне. Война продолжается. На западе – с
поляками, а в Крыму объявился черный барон и воз-
двиг там плетень из ядовитых змей. На Кубани его люди
подняли восстание, вооружились... Ты ничего об этом не
знаешь, Знаур?
– Слышал, что война продолжается, дед Умар Гап-
боев говорил.
– Так вот. Кира многим открыл глаза на правду.
Теперь-то мы знаем, кто наши друзья, а кто враги. Ког*
да князья и офицеры разжигали войну осетин с ингуша-
ми, чтобы потом раздавить нас, я покупал пять быков
для примирительного кувда**, на который мы пригла-
сили ингушей. Деньги на быков получил из рук самого
Кира. Хорошие были быки, немецкой породы. Тогда мы
точно разгадали план врагов. Теперь тоже нужно раз-
* К и р а – так называли горцы С. М. Кирова.
** К у в д /осет./ – пир.
101
гадать тайну этого иностранца. Если он против больше*
виков, значит, у него черная душа.
– Покойный дядюшка Саладдии называл большеви-
ков красными абреками. Почему, дада?
– Аллах покарал старого Саладдина за его гнус-
ные слова. Новая власть дает людям землю и бога не
обижает. Сергей Кира говорил мусульманам: «Мусуль-
мане! Будьте мюридами * Советской власти, поднимай-
тесь на священную войну с кровопийцами-алдарами» **.
– Мне и Костя рассказывал, что Советская власть
горой стоит за бедных и сирот.
– О! Правда, правда, мальчик. Теперь слушай. Надо
добыть из земли тот, пустой ящик, принести его сюда и
спрятать в нашей бричке.
– Зачем, дада? Он ведь пустой?
– После скажу. Иди скорей, только осторожней. У
очага найдешь маленькую солдатскую лопату.
– Иду, дада.
– Не побоишься в такую темень? Возьми мой кин-
жал.. Вот он. На нем хорошая молитва написана...
Габо прижал голову мальчика к груди и прошептал:
– Ступай. Да хранит тебя всевышний!
На берегу,
под лодкой
– А вот и город,– показал Костя на дымившую
трубу электростанции. – Скоро будем обедать в гостях
у Знауркиного дедушки. Он, понимаешь, богатый и сра-
зу индюка зарежет, а может быть, медом угостит...
Костя запустил руку в торбу для овса, приспособ-
ленную вместо сумки, хотел было достать последний ку-
сок чурека, да раздумал: лучше оставить напоследок.
Ахметка как будто читал мысли приятеля.
– Ха! Ты думаешь, он нас ждет, Знауркин дед?
* Мюрид – беспредельно преданный друг, фанатик-единове-
рец. С. М. Киров употреблял это слово, вкладывая в него новый
смысл: «Мюриды Советской власти».
** Алдары – помещики-феодалы 9 Осетии /Тагаурии/,
102
– Придем и скажем, что мы друзья Знаура, объяс^
ним, что к чему: Знаур задержался у матери в лесу и
тоже скоро будет здесь.
Ахметка прищелкнул языком, вздохнул.
– Этот старый шайтан узнает, что я ингуш, и задаст
тебе и мне... «меду»... Клянусь.
– Э!—отмахнулся Костя.– Когда мой отец приез-
жал на побывку из Одиннадцатой армии, он говорил,
что все люди одинаковые – русские, осетины, ингуши,
все братья... Вот пожалуйста: Знауркина мать осетинка.
Так? Она нам с тобой последний чурек на дорогу отда-
ла. А мы не осетины.
– Она хорошая потому что, – уточнил Ахметка.—
Мой дядя, красный командир Абдулла, говорил, что
князья хотят войны ингушей с осетинами.
Ахметка о чем-то задумался, шел молча, а потом, как
бы продолжая разговор, заметил:
– А все-таки наш ингушский аллах лучше всех,
потому что он помогает смелым джигитам в бою. Кля-
нусь.
– Это тебе который дядя сказал?
– Двоюродный дядя, Рахимбей. Очень старый, по-
четный человек.
– Он тоже красный?
– Клянусь – нет. – Ахметка покрутил головой. —
У Рахимбея было две отары овец, два кирпичных дома
в Назране. Четыре жены. Потом, понимаешь, он совсем
куда-то сбежал.
– Вот видишь!—обрадовался Костя. – Богатый,
потому и хвалит своего аллаха. Буржуй. Испугался
Советской власти и убежал, проклятый жадный пес.
– Зачем моего дядю ругаешь? – вспыхнул Ахмет-
ка. – Что он тебе сделал, скажи?!
Нахмурив свои черные, почти сросшиеся у переносья
брови, тихо сказал по-ингушски, чтобы не понял Костя:
– Лгун...
– Это все мироеды, – продолжал яростно Костя, —.
хвалят своего бога: «Аллах всемогущий...», а сами, га-
ды, пьют бедняцкую кровь. А ты понять должен, дурья
голова: если задумал ехать на войну за красных, значит,
должен быть очень злой на всю мировую буржуазию...
Ахметка молчал. Он чувствовал, что о буржуях Кос-
тя вроде правду говорит, а вот с аллахом не знал, как
103
быть – чуть не с самых пеленок учили его поклонению
всевышнему...
Александровский проспект они пересекли молча. На
углу Лорис-Меликовской, возле похожего на мечеть ма-
газина стояла круглая, облепленная афишами будка.
Костя прочитал вслух: «Японский факир Коноэ. Только
три дня! Мировая слава! Усыпляет желающих из публи-
ки и выведывает их семейные тайны. Глотает ножи,
шпаги и живых лягушек. Заключительный номер оста-
ется в тайне. Плата за вход – куриными яйцами».
– Пойдем, а? – спросил Костя. – Попросим у Зна-
уркиного дедушки несколько яиц...
– Не даст он яиц.
– Да ведь можно «попросить», когда около яиц
никого не будет близко – ни курицы, ни дедушки...
– Ха! Клянусь, мы посмотрим театр! – ответил Ах-
метка, повеселев.
У осетинского кладбища, где, по словам Знаура, жил
его двоюродный дед, ребята попытались распросить у
прохожих о Дзиаппа, но никто ничего не знал. Они были
около большого кирпичного дома, когда послышался
скрежет железной калитки, и на улицу вышел сухой
крючковатый старик. Он был одет в дорогую, но уже
не новую офицерскую черкеску серого тонкого
сукна.
– Скажите, дедушка, где живет дедушка, которого
зовут Дзиаппа? – учтиво спросил Костя.
–А зачем он тебе? – старик сузил глаза, вытянув
розовую морщинистую шею.
– Мы друзья его внука.
– Друзья... Ты урышаг?
– Да, русский,—ответил Костя.
– Гм. А этот, ободранный, – ингуш? Не так ли?
Костя и Ахметка смущенно молчали.
– То-то же, «друзья»...
Как бы вспомнив о чем-то очень важном, старик
поднял вверх полусогнутый указательный палец, много-
значительно крякнул и скрылся за дверью калитки. Че-
рез минуту он вернулся.
– Для чего вам нужен Дзиаппа? – спросил он, под-
ходя к ребятам и как-то странно глядя на них.
– Мы хотели переночевать, пока придет Знаур,–г
ответил Костя.
104
– Знаур?.. Гм. Переночевать... О, аллах всемогущий!
Каких гостей ты послал мне...
Тихим, крадущимся шагом старик приблизился к
друзьям и, вскинув руку с нагайкой, которую он прятал
за спиной, коршуном набросился на них.
– Вот тебе, проклятый ингуш! Так! Так! Так! Еще!
Еще!.. Вот тебе, русский поросенок, получай! Р-раз..
Удары градом посыпались на ребят. Сначала, опе-
шив, они лишь заслонялись руками, а потом пустились
наутек. Дзиаппа не по-стариковски резво погнался за
непрошенными гостями, норовя еще раз пройтись плет-
кой по спине Ахметки.
Очнувшись, наконец, далеко от кладбища, ребята
приостановились и перевели дух.
– Понял теперь, голова садовая? – поучительно
сказал Костя. – Слышал, как он твоего аллаха вспоми-
нал? Тоже в кирпичном доме живет, как и твой Рахим<
бей. Паук, контра...
– Старый собака... По самому уху зацепил... Куда
пойдем теперь, Костя?.. Где будем искать теперь «меду»,
скажи?
– Пойдем в парк, под лодку. Я там спал в прошлом
году. Хорошо, тепло на сухих листьях. Идем! Сам потом
спасибо скажешь.
Осень двадцатого года во Владикавказе многим на-
поминала канун гражданской войны. Как и в те тре-
вожные дни, по городу ходили зловещие слухи, соверша-
лись грабежи и убийства. В горах появлялись мелкие
банды и одиночные абреки, пользующиеся славой не-
уловимых.
По Военно-Грузинской дороге можно было ездить
лишь большими вооруженными группами, да и то толь-
ко днем.
Вся оставшаяся после деникинской оккупации не-
чисть – переодетые белые офицеры, полицейские, тю-
ремщики, попы, спекулянты, конокрады, фальшивомо-
нетчики, торговцы кокаином, просто уголовники без оп«
ределенной специальности, – это пестрое, шумливое на*
селение закопошилось, подняло голову, всем своим безо-
бразным и наглым видом говоря: «Нет никакой власти,
кроме нас. Мы – власть».
105
Многие завсегдатаи кафе-шантанов самоуверенно
утверждали: «За нашей спиной – железный барон. Толь-
ко он развернется—конец большевикам...» Даже на
главном, Александровском проспекте, в ресторанах и
третьеразрядных кабаках черносотенцы и обыкновенные
хулиганы открыто пели царский гимн и воровские песни.
Кое-где в поздний час произносились тосты за «возрож*
дение» России, за самоопределение горцев, за здоровье
Ллойд-Джорджа и его военного министра Уинстона Чер-
чилля, за главу американской миссии в Крыму адмира-
ла Мак-Келли.
...В городском парке играл частный духовой оркестр
Арнольда Бухгольца. Мазурка Шопена танцевала по
осенним аллеям, заглушая шум Терека.
Острый запах шашлыка привел Костю и Ахметку к
павильону ресторана «Лондон». Они уселись на старой
перевернутой лодке, лежащей недалеко от кухни.
У входа в павильон стоял пожилой обрюзгший швей-
цар. Всем, кто подходил близко, он учтиво говорил, сни*
мая фуражку:
– Входа нет-с, павильон откуплен-с.
Кто-то спросил: «Кем?»
– Племянником доктора Мачабели, – с достоинст-
вом ответил швейцар.
Костя толкнул Ахметку в бок.
– Буржуи гуляют...
Из павильона выскочил маленький человек в повар-
ском колпаке.
– Эй, вы, архаровцы!—тоненько крикнул он.—Че-
го тут прохлаждаетесь? А ну, дрова пилить! Ж-жива!..
Ребята вскочили с лодки.
– Сюда, сюда!—пропищал повар.
За кухней был небольшой сарайчик. Повар принес
пилу.
– А платить будешь, дядя?– басом спросил Костя.
– Дам вам пожрать чего-нибудь. Небось, не обе-
дали сегодня. Насквозь вижу вашу братию...
Они дружно взялись за дело. Когда напилили и нако-
лоли целую горку коротеньких поленьев, подошел повар
и сказал:
– Завтра днем подпилите еще. А теперь —за мной.
Друзья уселись за маленький столик в углу кухни.
Остроносый поставил перед ними большую сковородку
106
жареной картошки – соломкой, для изысканных блюд.
– Мало будет, добавлю,—и повар побежал в зал,
где, по-видимому, он выполнял еще обязанности офи-
цианта.
– Порядок,– сказал Костя, отламывая кусок хлеба.
– Хороший дело. Клянусь,– подтвердил приятель.
Дверь в зал была чуть приоткрыта. Костя и Ахметка
посматривали на желтолицего человека в черной феске.
Человек держал двумя руками большой турий рог, укра-
шенный перламутром и серебром, и говорил слабым
грудным голосом:
– Аллах да простит мне... Господа, я поднимаю этот
рог за процветание Владикавказского филологического
общества*, за далеких, но близких друзей общества —
моих соотечественников, живущих у подножия горной
