Текст книги "Надпись на сердце"
Автор книги: Борис Привалов
Жанр:
Юмористическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)
ФОКУСЫ
В клубе воинской части мое внимание привлек большой щит с фотопортретами известных всей стране академиков, писателей, чемпионов мира, популярных актеров. Оказывается, попасть на этот щит мог только тот, кто посетил клуб, кто выступил перед личным составом данной части. На многих портретах были написаны различные теплые слова. Например, чемпион мира по штанге начертал:
«Уверен, что ваши солдаты-тяжелоатлеты еще доставят мне много неприятностей на соревнованиях. Желаю им в этом успеха».
И ведь прав оказался знаменитый спортсмен: именно здесь, в кружке штангистов, проявился у ефрейтора Федора Березовского тяжелоатлетический талант. Было это всего два года назад, а теперь Федор – основной соперник чемпиона.
Много автографов я прочел на портретах. Один меня особенно заинтересовал. Внизу, под фотографией красивого мужчины в белоснежной чалме – известного нашего фокусника-иллюзиониста, написано было:
«Концерта у вас я никогда не забуду. За урок, который вы мне преподали, большое спасибо. Привет сержанту Василию Ковригину. Надеюсь еще встретиться с ним на сцене.
Заслуженный артист республики...».
И дальше идет полностью фамилия и имя-отчество. Так как история этой надписи, которую мне тут же, не отходя от портрета, рассказали, не особенно приятна для нашего уважаемого эстрадного актера, то фамилию его я называть не буду. А историю, конечно, изложу.
Знаменитый фокусник приехал на концерт в часть. Ассистенты его еще с утра колдовали на сцене: устанавливали аппаратуру, разгружали какие-то ящики, что-то паяли, чем-то грохотали.
А вокруг них, оказывая посильную помощь, крутился сержант Вася Ковригин, местный клубный самородок, талант. У других талант певческий или там танцевально-драматический, предусмотренный инструкциями о самодеятельности. Такому дарованию расти легко – тут тебе и педагоги, и руководители, и даже наглядные пособия в виде пластинок всяких, кинофильмов и тому подобного. Васин же талант был оригинальным: больше всего во время отдыха интересовали сержанта фокусы, иллюзии, манипуляции. Такую ловкость рук развил Ковригин – диву давались. И ведь все самоучкой, так сказать, варясь в собственном соку. Потому фокусного кружка при клубе не было: руководителя где возьмешь? И никаких наглядных пособий или учебников. Темное дело! Иллюзия какая-нибудь на сцене проходит за три-четыре минуты, а подготавливать ее – месяц, а то и два. Да еще почти до всего собственным умом доходить приходится! Выходит, говорят, при Международной организации иллюзионистов специальная газета, где фокусники обмениваются опытом, описывают различные свои номера. Но Васе в руки, к сожалению, издание это не попадало ни разу. Вот и приходилось ему творить на сцене всякие мелкие рукотворные чудеса, быть любимцем публики и мечтать о встрече с настоящим «магом и волшебником». Понимаете теперь, какие чувства наполняли сержанта, когда он помогал перетаскивать таинственные ящики заслуженного фокусника?
Наконец наступил вечер. Клуб, разумеется, полон. Выходит на сцену иллюзионист, здоровается и, как положено, вызывает на сцену одного-двух свидетелей из публики.
– Чтобы смотрели за мной, – улыбаясь, произнес он, – а если что заметят – пусть немедленно сигнализируют! Дескать, фокус не удался!
Желающих оказалось много, каждый хотел проявить свою наблюдательность и сообразительность. И пока зрители меж собой разбирались, кому идти, фокусник на свою голову возьми да и скажи Васе Ковригину:
– Ну, идите, пожалуйста, хотя бы вы, товарищ сержант... Надеюсь, вас не заподозрят в заговоре со мною?
А Вася, чтобы поближе быть, сидел в первом ряду, даже стул специально приставил. Но, конечно, такого счастья – вызова на сцену – не ожидал. И говорит:
– Только вы, товарищ заслуженный артист, учтите – я иду по вашему приглашению, а не сам вызвался. На тот случай, если недоразумения будут...
– Не будет недоразумений, – смеется фокусник, – я посторонних глаз не боюсь...
Вместе с Васей вышли на сцену еще двое солдат, но они в дальнейших событиях неповинны и потому о них разговора специально не будет.
Народ в зале несколько взволновался: хоть Ковригин по фокусному делу, можно сказать, еще начальную школу проходит, а артист – профессор своего дела, но ведь по одной дорожке идут! Специальность-то общая! От Васиного глаза трудно скрыть всякие там манипуляции да пертурбации!
Так оно и получилось: только шарики в руках артиста начали исчезать и вновь появляться, как Вася смущенно закашлялся.
Во-первых, он сам эти «волшебные шарики» неоднократно демонстрировал однополчанам. А во-вторых, артист работает, а сам нет-нет да и спросит свидетелей:
– Подтвердите, что у меня рука пустая! Осмотрите ее... вот так... благодарю вас... А теперь... раз-два-три... Три шарика! Может быть, товарищи скажут, откуда они появились? Может быть, вы, товарищ сержант, видели их появление?
– Видел, – вздохнул Вася. – Не хотел говорить, но раз вы сами просите...
– Скажите, – снисходительно улыбается артист. – Это интересно.
– Из рукава, – говорит Вася. – Там у вас специальный кармашек вшит. И в нем шарики. Вы делаете вот так... и они появляются между пальцами...
Фокусник немного опешил, потом заулыбался самым старательным образом:
– Непременно ваш сержант из разведчиков или наблюдателей – раз у него такое острое зрение. Придется мне показать вам, как делается этот номер с шариками. Ничего волшебного тут нет. Вот рукав, вот рука...
И показал. Что ему оставалось!
Следующий номер был посложнее, с порожней чашкой, которая оказывается наполненной водой. Вася и его «вскрыл».
Опять пришлось артисту пояснения давать. Дальше – больше. Ходит Вася по сцене вокруг фокусника и секреты раскрывает. Зал в восторге, а «магу и чародею» каково? В иллюзионном деле тайны хранятся обычно за семью печатями! Ведь ежели каждый зритель будет в курсе дела, тогда вся таинственность пропадает! После пятого или шестого «разоблачения» артист снял чалму, вытер пот со лба и спрашивает Васю Ковригина:
– Простите, товарищ сержант, может быть, вы до армии работали в нашей отрасли?
– Нет, – ответил Вася, – не работал.
– Тогда, может, вы... любитель? Занимаетесь манипуляциями в свободное время?
– Занимаюсь, – радостно сказал Ковригин и к восторгу публики вынул из чалмы фокусника морскую свинку: свинка эта была единственным животным, которое состояло в Васином иллюзионном штате.
– Очень приятно познакомиться! – поклонился заслуженный фокусник и тут же вытащил из Васиного кармана две чашки, затем извлек из голенища сержанта живого, отчаянно кукарекающего петуха.
Понятно, зрители смеются, аплодируют. Успех полный: еще бы! Вася как равноправный иллюзионист со знаменитым артистом на сцене!
Фокусник – опытный мастер, сразу же уловил настроение зала и решил Ковригина развенчать. Доказать, что Вася в иллюзионном деле мало чего понимает. И предложил артист хитрую штуку: состязание двух манипуляторов. Кто кого перефокусничает!
– Даю, – говорит, – вашему бравому сержанту полчаса на подготовку. И если товарищ Ковригин согласен, то второе отделение мы с ним проведем, как соревнование – кто лучше. Номер – я, номер – он, потом опять – я, потом снова – он... Вы – «за», товарищ сержант?
– Подумаем, – осторожно молвил Вася и спустился со сцены.
В антракте товарищи бросились к Васе:
– Не сдавайся! Не отступай! Не бойся!
– Не агитируйте меня, братцы, – отвечает Ковригин, – я и так решил выступать! Хоть у него и ассистенты, и аппаратура, и, конечно, он меня на обе лопатки уложит, но и я кое-что неожиданное для него удумал. Солдаты без боя отступать не приучены!
Через полчаса занавес поднимается, на сцене – два стола: слева – Вася, справа – заслуженный иллюзионист. Берет он живую курицу, поглядывает этак хитро на Васю, взмахивает «волшебной палочкой». И представьте – только что несушка кудахтала, а сейчас она лежит жареная на блюде! Но тут снова взмах «волшебной палочки» – и курица снова превращается в живую! Мистика! Кругом восторг и недоумение. Кое-кто даже начинает верить в чудеса и прочие нематериалистические понятия.
Наступил Васин черед показывать искусство. Фокус он показал, прямо надо сказать, для детей среднего школьного возраста. Сложил две обычные мишени – одна за другой, так, как в пачке лежат, – и проткнул на глазах публики мишени длинным гвоздем. Все видели: насквозь обе. И так семь раз. Семь дырок, словно от пуль, зияют в яблочке и его окрестностях. А когда вторую мишень от первой отнял – на ней ни единой пробоины! Вот тебе и «гвоздь насквозь»! Зал хохочет.
– Семь, – кричат, – попаданий из пяти возможных!
Овация была такая, что не только заслуженный артист, а и народный бы позавидовал! Хлопали единогласно.
Опять очередь артиста подходит. Тот с помощью своих закулисных ассистентов творит на сцене всякие необъяснимые явления: люди перелетают у него из ящика в ящик, тяжелые предметы самым таинственным образом исчезают со своих мест, из булки выскакивает поросенок и вместо «хрю-хрю» кричит почему-то «ку-ку»!
Публика, понятно, потрясена и даже уже аплодировать почти не может: ладони – сплошные синяки.
Вася – ничего, улыбается спокойно, поздравляет артиста с успехом. А сам приятный такой пустячок показывает: «неисчезаемая каска». Самая обычная стальная каска общепринятого образца никак у него не исчезает – вроде он, Вася, фокусник-неудачник. Только он ставит эту каску на фоне черного бархата, а она вдруг становится белой, как молоко. Только он вместо черного белый фон ставит, как каска немедленно становится голубой. Так много цветов сменяется.
– Эх, – говорит Ковригин, – даже маскироваться не умеешь, а еще солдатская каска... А ну, приказываю обеспечить маскировку!
И тут – вот что значит боевой приказ! – каска, которая находилась на зеленом фоне, вдруг позеленела и стала невидимой.
Еще бо́льший успех, несмотря на отбитые ладони, имел следующий номер Ковригина: разборка карабина.
Сержант показывал, как разбирают карабин новички. Как у них пропадают детали. Как полчаса ищется затвор, а он, оказывается, во рту за щекой. И какой у новичка удивленный вид, когда он из носа вытягивает шомпол!
И таким образом соревновались иллюзионисты почти два часа.
После финального номера, в котором заслуженный фокусник показал «водную феерию» (по мановению «волшебной палочки» из любого предмета, даже носа свидетеля, начинал бить фонтан газированной воды с сиропом), когда занавес опустился, состоялся подсчет аплодисментов. Надо же было определить, кто победил в состязании!
Делался подсчет просто: начальник клуба и один из ассистентов засекали время продолжительности каждой овации. Потом складывали результаты, и получилось, что артисту аплодировали в общей сложности одиннадцать минут тридцать пять секунд. А Ковригину – пятнадцать минут ровно. Тут уж ничего не попишешь – бухгалтерия! И заслуженный мастер фокусных дел поздравил Васю с победой!
– Что ж, товарищ сержант, – сказал он, – ваша взяла. Вас принимали лучше. Я понимаю: вас поддерживали болельщики как своего, у вас доходчивая манера подачи номеров, отчетливая сюжетика... Но ведь на одном этом не выиграешь! Почему-то ваши фокусы вызывали очень большую заинтересованность зала. Мои номера нравились – спору нет. Но ваши, хотя они и слабы еще профессионально, я бы сказал, волновали. Я это чувствовал. И хочу спросить: почему так получалось? Объясните мне, если знаете, в чем тут дело.
– А дело тут простое, – ответил Вася. – Вы правильно подметили: я в каждый номер сюжет вводил. Так сказать, идейную нагрузку давал.
– Идейную? – усмехнулся фокусник. – Ну уж, скажете! Идейный фокус – это абсурд. Вроде съедобного камня Что ж, мне прикажете вместо «волшебной палочки» кукурузный початок взять и им совершать «превращения»?! А вместо женщины перепиливать кубометр дров? Так?!
– Вы несколько вульгаризируете мою мысль, – задумчиво произнес Вася. – Впрочем, судите сами – хотя бы по сегодняшнему концерту. Вот номер с мишенями. Конечно, он, если с технической точки зрения подходить, вашему номеру в подметки не годится. Но понравился он зрителям потому, что построен, так сказать, на злобе дня. Слышали – из зала даже реплики были: «Семь попаданий из пяти возможных!»
– Не понимаю... – удивился артист.
– На днях во второй роте у нас такой случай произошел на стрельбище... Два стрелка мишени перепутали и стреляли по одной. Командир смотрит: семь попаданий из пяти возможных! Чудеса! А в соседней мишени ни единой пробоины! Горе-стрелок не знал, куда деваться от стыда... Вот и родилась у меня мысль – обфокусить это дело. Как видите – публика поняла. Или вот с каской. У нас ефрейтор Бычкин есть. Он меня надоумил «неисчезаемую каску» показывать.
– Он что, тоже манипулятор? – с тревогой в голосе спросил заслуженный артист.
– Нет, просто у него с маскировкой не ладится. На последних учениях он задание сорвал: никак замаскироваться не мог. В конце концов с горем пополам приспособил себя под рельеф, а про каску забыл. Кругом песок, и каска на ярко-желтом фоне отлично просматривалась. Посредник объявил Бычкина «убитым». Вот этот номер я и посвятил ефрейтору. Ну, а разборка карабина всякому понятна: все новички так себя ведут. То одна часть пропадет, то другая. И обнаруживают затвор где-нибудь в кармане или под столом. Это сюжет, как говорится, вечный...
– Это я понял, – задумчиво проговорил фокусник. – И ваши другие сюжеты – тоже. Но ведь так можно работать только в подготовленной, специфической аудитории. Обычная концертная публика не вполне оценила бы ваши номера. Если б я выступал только перед военными, то я, наверное, пошел бы по вашим стопам, коллега.
Представляете! Заслуженный артист и сержанту Ковригину такие слова: «коллега»! У другого бы голова тут же закружилась от комплиментов, но Вася продолжал наступление на безыдейного манипулятора.
– Есть же темы и ситуации, которые интересуют всех, – сказал он. – Например, я бы решал номер с жареной курицей сатирически.
– Ну, ну, – заинтересовался артист. – Очень любопытно! Как?
– Может быть, таким манером: подают в ресторане жареную курицу. Выходит ассистент в костюме официанта. Свидетели убеждаются, что курица жареная. Вы говорите официанту: «Мне кажется, она недожарена». Тот отрицает. Вы настаиваете. Наконец берете нож, собираетесь отрезать кусок, но только лезвие касается «жаркого», как курица с криком вскакивает с блюда, и все видят, что она действительно... живая и даже неощипанная. Официант поражен, разводит руками: «Недожарил!»
Очень эта мысль понравилась артисту, он ее сейчас же в блокнотик заприходовал. А Вася несется дальше: людей, которые перелетают из одного ящика в другой, перекрестил бы в «летунов», а на ящиках предложил написать названия учреждений каких-нибудь. Весь номер назвать «Сокращение штатов» или что-то в этом же роде.
– Получится сатира на то, как некоторые учреждения производят штатные манипуляции, – сказал он.
И так далее – целую творческую программу развил Ковригин перед иллюзионистом.
– Вы ведь все равно говорите на сцене много, так используйте голос на все сто процентов – не просто разговаривайте с публикой, а подавайте содержательный текст. А то ведь ловкость рук ради ловкости рук – занятно, но забывчиво. Да и отвлекать внимание зрителя сюжетным текстом легче, чем просто разговорчиками... Ведь если идти в иллюзионном деле по сатирической дорожке – это же непочатый край работы! Объектов для критики у нас пока еще, к сожалению, хватает. И семейные дела можно прихватить, и страстишки различные мелкие, и пережитки. А гадалок! А бездельников! Да ведь вы сами все прекрасно понимаете. С вашей техникой, мастерством – вы можете целые иллюзионные ревю-обозрения закатывать! В трех отделениях! Со сквозным сюжетом! А то ведь получается: как в восемнадцатом веке работаем. На тех же принципах!
И так артист благодарил Васю Ковригина – просто любо-дорого было смотреть.
– Обязательно, – говорит, – возьму сейчас творческий отпуск на подготовку новых аттракционов и буду обсуждать ваши идеи.
А через некоторое время получает клуб портрет фокусника с этой вот удивившей меня надписью: спасибо, мол, за урок и привет сержанту Ковригину.
– А где сейчас Ковригин? – спросил я начальника клуба. – Демобилизовался уже? На эстраде, наверное, выступает?
– Службу в армии он, верно, кончил, – усмехнулся начальник клуба. – Но в артисты не пошел. Он ведь по гражданской специальности – агротехник. Ну и вернулся к себе на родину, в колхоз. Письма нам пишет: «Придумал я один «агрономический фокус», уже на полях показываем – урожай в два раза увеличили! Никаких иллюзий – все абсолютно научно. Приезжайте – продемонстрируем».
ВЕЩЕСТВЕННОЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВО
За жизнерадостность и неутомимость Евграфыча на селе зовут «дедом Непоседом».
Деда уважают. Он за свою храбрость еще во время первой мировой войны георгиевским кавалером стал. За какой конкретный подвиг – этого никто не знал. Одни говорили, что он единолично роту врагов в плен взял, другие – что роту из окружения вывел, от плена спас. Зато все знали, почему у деда рядом с георгиевской ленточкой орден Славы красуется. Эту награду дед, можно сказать, на глазах всех колхозников заслужил во время войны с гитлеровцами, в партизанском отряде. Смекалистый старик придумал хитрый способ борьбы с врагом. Он бродил, прося подаяние, по дорогам и, улучив момент, переставлял немецкие указки направлений. Если, к примеру, указка показывала, что в село Никольское дорога идет направо, а налево – болото, то дед Непосед переворачивал ее, и село Никольское оказывалось слева. Много крови испортил дед фашистам!
– У меня, – смеялся дед, – особая специальность: указчик!
За то время, пока партизанил, Николай Евграфович отрастил роскошную бороду. Большая, по пояс, темно-коричневая, с проседью, она была известна всему району и считалась колхозной достопримечательностью.
– Ох, и хороша! – смеялись девчата. – Лучше любой чернобурки!
– Вот когда внучка моя меньшая будет свадьбу играть, – отвечал дед, – я ей эту бороду на воротник подарю!
Борода характером вся в деда – с норовом, ни минуты себя спокойно не ведет. Когда дед садится есть, борода пытается попробовать еду раньше ложки. Если Евграфыч хочет поцеловать подвернувшегося под руку внука, то борода, словно ревнуя, начинает так щекотать малыша, что тот не может устоять на месте и, захлебываясь от смеха, убегает. А однажды, когда дед Непосед пришел на занятие кружка юных пожарных и пытался надеть противогаз... Впрочем, об этой эпопее надо рассказывать отдельно. Кстати, в колхозе, да и в районе, пожалуй, не найдется человека, который бы не хотел рассказать про деда Непоседа какой-нибудь занимательной истории. Поэтому, когда я встретил недавно заведующего клубом из Верховья, он мне первым делом сообщил, что Евграфыч овладел новой профессией – стал экскурсоводом.
Дело было так: в колхоз заехали иностранные туристы. Состав группы был разнородным: и рабочие, и крестьяне, и представители буржуазии. Недоброжелательностью отличался один состоятельный старичок неизвестной партийной принадлежности. Его другие туристы так и прозвали: «Типичный скептик». И вот этот скептик ходил по колхозу и ехидно улыбался. Все время жевал – так ему московские конфеты «Золотой ключик» понравились, что американскую резинку, на которой он, так сказать, воспитан был, сменял на наши ириски, – посмеивался и только одно слово, как попугай, повторял: «Пропаганда!» Гидростанцию увидел – «пропаганда»; плотину на реке Дзыбе – «пропаганда»; ясли, школу, больницу, радиоузел – «пропаганда».
Вечером после осмотра колхоза гости пришли в правление. Ужин, конечно, чаек, то да се, началась общая беседа. Разговор сразу повелся на таких скоростях, что переводчика в жар вогнали. И в самый разгар этой дружеской беседы скептик говорит:
– Все, что мы видели сегодня, самая типичная коммунистическая пропаганда, как говорится у вас: «Своим глазам не верь». Я могу доказать это! Прошу минуту внимания!
И достает из своего кармана старый путеводитель издания 1930 года для туристов, едущих в СССР, написанный каким-то англичанином.
– Нам сказали, что мы находимся в селе Верховье, – продолжал старичок, жуя очередную ириску. – А на самом деле это село никакого отношения к настоящему Верховью не имеет. Это одно из тех рекламных сел, которые специально показывают туристам и каждый раз называют по-другому.
Даже переводчик, видавший на своем веку немало иностранцев такого типа, и тот опешил. А колхозники просто дара речи лишились, услышав такие нехорошие слова.
Первым пришел в себя дед Непосед. Он подсел к переводчику и сказал:
– Вы ему переведите: пусть отвечает за свои слова, доказательства представит...
Тут и туристы, которые из рабочих и крестьян, потребовали от своего соотечественника доказательства.
– Пожалуйста, – сказал скептик и ехидно улыбнулся. – Скажите, ваше село именуется официально Верховье Дзыбинского района?
– Да, – ответил Сергей Иванович Гарбузов, председатель правления колхоза.
– А вот в этой книге, – показывая на путеводитель по СССР, продолжал скептик, – есть фотография села Верховье Дзыбинского района и описание его окрестностей. Там сказано следующее: «Село лежит в живописной долине, изрезанной оврагами, на берегу речки Дзыби». Что же нам показали сегодня? Как у вас говорится: «А у наших у ворот идет все наоборот». Стоящее на холме село, без оврагов, и никакой живописной долины... Реки и той нет. Вы же не посмеете утверждать, что озеро, которое граничит с селом, это и есть речка Дзыба, хе-хе-хе... А расположение села? На фотографии мы видим одно, на самом деле – совсем другое. Если даже учесть, что выстроено семьдесят пять процентов новых построек за эти двадцать пять лет, то и тогда должно же сохраниться что-то из старого. А из тех сорока домов, которые можно разглядеть на фотографии, мы ни одного не видели...
Колхозники посмотрели на фотографию в английском путеводителе и рассмеялись.
– Да это же снято с чердака мельника Гриценко, – сказал председатель колхоза Гарбузов Сергей Иванович. – Оттуда такой вид открывался!
– Точно! – подтвердил дед Непосед. – Я считаю, товарищи, что гостям надо показать старое Верховье, а то мы за эти годы таких дел натворили, что действительно поверить трудновато...
– Ну вот, – захихикал скептик, чуть не подавившись ириской, – слышите? Теперь нам, господа, собираются показать настоящее Верховье! Следовательно, то, что мы сегодня смотрели, как я и доказал, было не действительностью, а пропагандой! Как это у вас пословица: «Я как в воду глядел», а?
– Сегодня вы осмотрели Верховье, – сказал дед, – и завтра, если будет ясный безветренный день, тоже увидите Верховье. То и другое – настоящее, в чем вы сможете убедиться. Я буду вашим экскурсоводом! Предъявлю вам, граждане и господа, так сказать, вещественные доказательства...
– Начинаются русские сказки, – усмехнулся скептически настроенный старичок. – За одну ночь нам выстроят старую деревню! Вот что значит знаменитое русское гостеприимство – все для гостя! Но предупреждаю вас, господа, это будет пропагандой скоростного строительства – и только! Нас не сагитируешь такими штучками!
Председатель колхоза Сергей Иванович толкнул деда Непоседа под столом ногой: мол, думай, что говоришь! Но дед только бороду погладил да глазом моргнул успокаивающе: дескать, все будет в порядке, скептик будет посрамлен!
...Утром, к величайшему сожалению ехидного старичка, никаких «старорусских» построек на селе обнаружено не было. Все было по-новому, как прежде. Кончился завтрак, пришел дед Непосед в новом пиджаке, при всех регалиях. Он повел гостей на пристань Дзыбинского водохранилища, или, как называли его в районе, Дзыбинского моря. Там туристов ждали две моторные лодки и три баркаса. Посадка экскурсантов прошла по всем дипломатическим правилам – в обстановке взаимопонимания и обоюдного доверия, – после чего флот «отдал концы» и вышел в открытое море.
Евграфыч лежал на носу флагманской моторки и смотрел на дно. Черно-бурая борода деда время от времени касалась водной поверхности.
Кругом на солнце сверкала водная гладь, чайки кружились вокруг баркасов, нежный, ласковый ветерок скользил над морем, такой ласковый, что вода оставалась невозмутимой, ни единой складочки не появлялось на ее голубовато-зеленом челе.
– Стоп! – приказал Евграфыч. – Глуши моторы! Экскурсия начинается!
Дед сел на носу своей моторки. С бороды капали крупные, как горошины, капли и, сверкнув на солнце, падали в лодку. Глаза у деда были веселые-веселые – казалось, они искрятся.
– Так вот, дорогие гости, насчет старины нынче стало трудно... Ее на дне морском искать приходится – вот, прошу смотреть вниз, под воду, стало быть. Перед вами, вернее – под вами, село Верховье, каким оно было двадцать лет назад!.. То есть до постройки плотины на реке Дзыбе, в результате чего и получилось это водохранилище. Вы, товарищ переводчик, там по пути подшлифовывайте меня, а то, сами понимаете, я еще экскурсовод молодой... так сказать, экскурсовод-ученик...
Переводчик улыбнулся.
– Вы себя недооцениваете, Николай Евграфович! – сказал он. – Продолжайте действовать в том же духе!
И Евграфыч продолжал:
– Село мы вновь построили, конечно, с помощью государства, на новом месте, – там, где вы его видели, а старое Верховье – то, что у вас под ногами, – осталось на дне да в путеводителе вашем. Если бы нам сейчас еще раз переезжать, мы бы с собой почти все теперешнее хозяйство забрали, вот как на Цимлянском водохранилище переезжали станицы или во времена создания Московского моря... А тогда нам не было смысла в новую жизнь старье тащить – избенки да хибары древние: к чему они? То, что могло в хозяйстве пригодиться, захватили, а остальное – рыбам...
Яркие солнечные лучи освещали дно. По мере того как глаза привыкали к зеленоватому сумраку подводья, перед экскурсантами метрах в трех-четырех от поверхности вырисовывались обросшие водорослями, полузасыпанные песком кровли, срубы домов, стволы деревьев, дворовые постройки.
– Здесь, вот в этом омуте, я родился, – сказал дед, отжимая бороду, – тут еще такой сарайчик стоял, да весь развалился, и теперь яма... Сом, говорят, прописан в яме той... А вот, видите, налево избенка? В ней жила семья Шатовых, Евдокии Григорьевны, нынешней Героини Социалистического Труда. Вон, смотрите, в ее окна сейчас стая рыб заплыла... Да ведь вы, гражданин, у Шатовой в доме сегодня ночевали! Как ее теперешние хоромы, понравились? Как спалось? Какие сны снились?
– Пропаганда! – ответил скептик.
– Значит, все было очень хорошо! – улыбнулся дед, и все гости засмеялись.
– Кстати, Евграфыч, – сказал моторист, – в кулагинской избе, в печке, налим-постоялец объявился! Никак выманить не могу. Рыбина сама в печь зашла, а зажарить некому – вот положение! Давай сюда после экскурсии заедем, обмозгуем это дело, а?
– Что ж, заедем! Вы насчет налима не переводите, – сказал Евграфыч переводчику, – не вмешивайте иностранных туристов в наши внутренние дела! А теперь, граждане гости, давайте пройдемся вдоль главной улицы села! Посмотрите, как мы жили в доколхозную пору, запустение наше бывшее понаблюдайте, бедность!
Флотилия поплыла вдоль улицы.
– Можете свериться по вашей фотографии! – сказал дед Непосед. – Сейчас мы находимся на той точке, откуда фотограф снимал село – тут раньше стоял дом мельника Гриценко... Ну что, верно снято старое Верховье? Точно! Значит, все в порядке, никакой пропаганды, сплошной исторический факт! Сегодня вы видите наш вчерашний день так же, как вчера видели наш сегодняшний день, и спасибо вам, граждане, и вашему путеводителю за полезную идею... Теперь вы действительно в воду глядели!..
– За что он меня благодарит? – испугался старичок, от волнения проглотив, не разжевывая, очередную ириску. – Может, я что-нибудь сделал... такое... хорошее для колхоза?.. Тогда я буду иметь большую неприятность!
– Был такой грех, – сказал дед, выслушав перевод, – сделали вы полезное дело: натолкнули нас на мысль открыть при колхозном клубе филиал – музей старого быта: «Верховье доколхозного периода». Я буду экскурсии водить – тут уже скептикам придется плохо: все экспонаты в натуральную величину! Итак, осмотр музея продолжается! Мы находимся на главной улице, возле питейного заведения, которое в старые времена заменяло клуб, читальню и школу...
И дед Непосед продолжал показ подводного Верховья. Скептик держал язык за зубами, а под конец, когда лодки повернули к берегу, выкинул свой путеводитель за борт.
...После этой поездки деда Непоседа и стали звать экскурсоводом. А в «музей старого крестьянского быта» теперь ездят часто – и школьники и приезжие. Евграфыч начинает свои экскурсии так:
– Экспонаты руками прошу не трогать, а также не нырять и вообще не мутить воды! Спасательные круги и книги жалоб и предложений находятся у экскурсовода! Итак, предлагаю вашему вниманию старое Верховье! Начнем с околицы...