Текст книги "Мертвых не судят"

Автор книги: Борис Руденко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)

Всё будет хорошо, милый (повесть)

Хотя в огромном коллективе института симпатичных женщин было немало, со служебными романами Кротову как-то не везло. Обычно к тому времени, когда он решался на активные действия, оказывалось, что отношения с его избранницей так просто перешли в категорию дружеских, что любая попытка переместить их в разряд романтической неопределенности выглядела бы просто смешно.

А быть смешным Кротов не любил. Начинать же церемонию ухаживания немедленно после знакомства он не умел. Вообще он был нормальный мужчина, даже не без шарма – рост сто семьдесят семь, сложен крепко, и подбородок в анфас почти волевой, но все-таки не Ален Делон, с первого взгляда насмерть не поражал. Обычный, в общем.

И в настоящий момент очередной неначавшийся роман шел привычной колеей к не менее привычному финалу, что воспринималось Кротовым со смиренным фатализмом. Правда, сейчас он не желал такого финала более, чем обычно. Потому что Елена Федорова нравилась ему более, чем обычно. Непонятно, правда, по какой причине. У Елены Федоровой фигура была совершенно мальчишеская – узкие бедра и почти никакой бюст. Сам же Кротов считал, что он тяготеет к классическим формам. Разобраться в таком противоречии Кротов не мог даже с помощью логики. И вот он решил форсировать события, пригласив Елену Федорову в ресторан, что и немедленно сделал, дождавшись ее после работы на автобусной остановке.

Елена несколько удивилась, но в целом восприняла приглашение положительно. Тем же вечером окрыленный успехом Кротов заказал на завтра два места в ресторане «Синий бор», который, во-первых, был расположен неподалеку от дома Елены, а во-вторых, в некотором роде славился неплохой кухней. К тому же в ресторане играл джазовый квартет, а не какие-нибудь орлы с гитарами и мегаваттными усилителями: громкой музыки Кротов не выносил.

В течение дня они с Еленой вели себя немного как заговорщики и, встретившись в институтской столовой, даже не перебросились парой слов как обычно. Некоторая скованность не оставила их обоих и по дороге. Кротову приходилось делать усилия, чтобы выглядеть естественным, и он видел, что Елена чувствует себя примерно также.

Но в ресторане оказалось довольно мило. Даже официантка попалась вполне симпатичная. Зал быстро заполнялся народом. Большинство мужчин были в пиджаках и галстуках, дамы вели себя подчеркнуто светски и, пользуясь вилкой, далеко отставляли мизинчики. Кротов по опыту знал, что через пару часов пиджаки повиснут на стульях, узлы галстуков съедут набок, да и дамы сделаются намного демократичнее. Но пока, подчиняясь всеобщему начальному настрою, он и сам подсознательно старался быть похожим на английского дворянина, каких показывают в исторических фильмах.

А Лена была гораздо естественнее, отчего в голову Кротова проникли ревнивые подозрения: не является ли для нее посещение ресторанов более привычным, нежели он предполагал.

Они пили вино «Эрети», поскольку Кротов постеснялся с ходу предложить коньяку, который любил больше; ели «Столичный» салат и эскалопы, и Кротов довольно остроумно болтал о чем-то несущественном. Причем обходился без анекдотов.

В положенный час заиграл джазовый квартет, не обманув надежд Кротова умеренностью звуковой мощи. Кротов пригласил Лену танцевать. Собственно, это был лишь предлог, чтобы вступить в новую фазу волнующей игры ухаживания – фазу, предполагающую легальное прикосновение друг к другу. Кротов этого не скрывал, и, к его радости, Лена все восприняла правильно. Под звуки мелодично-тягучего блюза они медленно передвигались по залу в толпе танцующих, волосы Лены легко касались его лица, он искал слова, чтобы рассказать, как ему хорошо. Тут-то все и произошло.

Неподалеку от эстрады стояли несколько мужчин. Кротов и Лена находились от них метрах в пяти, и обращенный в ту сторону лицом Кротов непроизвольно фиксировал на этой группе взгляд. Мужчины разговаривали вроде бы вполне спокойно, как давние знакомые. И вдруг один из них – высокий, в белых брюках и таком же белом свитере, толкнул своего собеседника – плотного и коренастого, с черной, коротко подстриженной шевелюрой. Разумеется, толчок этот не был шутливым или дружеским, но и без явного намерения причинить какой-либо ущерб. Однако реакция на него последовала ужасная.

Даже в полумраке зала Кротов отчетливо увидел, как в руке коренастого блеснула светлая полоска стали. Коротко замахнувшись, коренастый воткнул нож в грудь своего противника. На какой – то момент лицо у того сделалось растерянным, затем исказилось ужасом. Он закричал, и Кротов тоже не сумел сдержать вскрика, рефлекторно стиснув Лену в объятиях. На белоснежном свитере быстро расплывалось поразительно яркое алое пятно. Раздался женский вопль, оркестр нестройно умолк. Раненый коснулся пальцами кровавого пятна и рухнул на пол…

Все смешалось, зал закружился водоворотом бестолковой суеты, повсюду кричали. Кротов тоже пытался куда-то пойти, но Лена отчего-то не пускала, крепко вцепившись в его руку. Вспыхнул полный свет. Люди толпились около упавшего, но ни один не приближался к нему вплотную, словно не в силах переступить некой магической линии, очертившей тело.

Потом появилась милиция – как-то невероятно быстро (лишь позже Кротов узнал, что как раз в это время, следуя обычным маршрутом, в ресторане оказался патрульный наряд). Два милиционера в форме и один в штатском действовали уверенно. Один сразу же перекрыл выход, двое других принялись расспрашивать людей, и Кротов понял, что должен сделать.

– Что это такое? Какой ужас! – спрашивала Лена, дрожа и прижимаясь к нему.

Он отстранил ее и сделал несколько шагов к милиционерам.

– Я видел! – сказал Кротов. – Я все видел!

Он поискал глазами коренастого. Тот был здесь, неподалеку, не успел никуда убежать. Спокойно стоял у стены в окружении троих приятелей.

– Вот он, – закричал Кротов, указывая рукой. – Вот убийца! Держите его!

Милиционеры – все втроем – и кое-кто из посетителей бросились на коренастого. Тот сделал попытку вырваться, но в следующую секунду его уже схватили десятки рук, скрутили и потащили вниз по лестнице. Один из милиционеров вернулся к Кротову.

– Я вас прошу пройти с нами, – сказал он.

Кротов с готовностью кивнул.

– Я все видел, – возбужденно повторил он. – Своими глазами! Вот негодяй!

– И вас тоже, – сказал еще кому-то милиционер. – И вас…

* * *

Отделение было неподалеку. Коренастого сразу же утащили куда-то вверх по лестнице, а свидетелей провели через дежурную часть, по вечернему часу уже изрядно наполненную нетрезвыми клиентами, в красный уголок с длинным – во всю комнату – столом, рядами стульев возле стен, увешанных плакатами и лозунгами, и непременным бюстом вождя в углу на высокой подставке.

Кроме Кротова с Леной оказалась тут средних лет пара – лысоватый мужчина с брюшком и его дама, накрашенная густо, но вполне пристойно; две девушки, похожие друг на друга, как случается с близкими подружками; парень с обветренным лицом и крепкими руками рабочего и еще один, очкарик, явно итээровского вида в рубашке с замятым воротничком. Очкарик был сильно поддатенький, но держался неплохо, только все крутил головой и повторял: «Ну, дела! Дожили, называется!»

Сидели с полчаса, и гражданский порыв Кротова понемногу начал спадать, ему становилось досадно, что вечер заканчивается таким образом. Да и все остальные, по-видимому, думали примерно о том же.

– Ну и долго нас тут будут держать? – осведомился в пространство мужчина с брюшком.

– Капитально влипли, – сказал парень.

Девушки немного пошептались, а потом одна сказала:

– Интересно, а завтра прийти можно?

– В установленные для приема граждан часы, – немедленно отреагировал пьяненький очкарик. – Предварительная запись обязательна!

Девушки посмотрели на него с осуждением.

– В первый раз за десять лет пришли с женой в ресторан – и вот на тебе, – пожаловался мужчина.

– Вы тоже все видели? – спросил Кротов.

– Мы прямо перед эстрадой сидели, – ответила его супруга. – Когда длинный толкнул этого, другого, тот прямо на наш столик отлетел. И сразу за нож.

– Я извиняюсь, столик ваш это я зацепил, – поправил очкарик. – Он на меня налетел, и я слегка того, в сторону.

– Какая разница, – махнула пухлой рукой дама. – Не в столике дело, а в ноже.

– Надо, чтоб точно всё, – раздраженно сказал парень. – Если каждый будет лепить что попало – до утра отсюда не выйдем.

Муж дамы собрался достойно ответить, но в этот момент в красный уголок (по-современному он назывался ленинской комнатой) вошел давешний милиционер в штатском и роздал каждому по бланку объяснения.

– Вот, напишите, пожалуйста, все, что было. Ручки кому нужны?

– А как писать? – почти шепотом спросила одна из девушек.

– Так и пишите, – сказал милиционер. – Такого-то числа (сегодня шестнадцатое?), ну вот, шестнадцатого мая я с тем-то и тем-то пришла (или пришел) в ресторан «Синий бор». Там примерно во столько-то (около двадцати тридцати, так?) – примерно в двадцать тридцать произошло то-то и то-то. Ясно? Вот в таком духе.

– Но я ничего не видела, – сказала Лена, откладывая листок.

– Как не видела? – удивился милиционер. – На ваших глазах убивают человека, а вы не видели?

– Он умер? – спросила дама. – Какой кошмар!

– Нет еще, – ответил милиционер. – Увезли в реанимацию.

– Она действительно не видела, – вмешался Кротов. – Дело в том, что мы с ней танцевали. Я смотрел точно в ту сторону, а она, естественно, в противоположную.

Милиционер посмотрел на Кротова, на Лену, потом кивнул.

– Понятно, Тогда вы можете идти.

– Да, Лена, в самом деле… – промямлил Кротов, но Лена его приятно удивила.

– Я подожду тебя.

Против ожидания все закончилось довольно быстро. Они написали коротенькие объяснения, милиционер их проверил, попросил кое-что уточнить, записал у всех адреса и телефоны и отпустил с миром, предупредив, что в ближайшее время придется прийти еще раз, И адрес Лены он тоже записал на всякий случай.

На улице Лена взяла Кротова под руку, и они не спеша пошли по бульвару. Май в этом году выдался на редкость теплым. Деревья, газоны зазеленели поспешно и густо сразу после Дня Победы, и эта сочная яркая зелень еще не успела побуреть от городской пыли. Воздух казался совсем прозрачным и пах сегодня не автомобильными выхлопами, а настоящей свежестью.

– Хорошо все-таки, что я ничего не видела, – сказала Лена.

– Конечно, – согласился Кротов. – Зрелище весьма неприятное.

Лена покачала головой.

– Я не об этом. Просто я очень не люблю того, что предстоит теперь тебе. Допросы, очные ставки. Следствие, суд…

– Ты говоришь о них как о хорошо знакомых тебе вещах, – удивился Кротов.

– Да уж, – Лена грустно усмехнулась и передернула плечами. – Знакомых. Как-то раз один мой приятель сбил человека. В тот момент я тоже сидела в машине.

– Вот оно что, – сказал Кротов. – Ну и как?

– Сбил насмерть. А потом началось следствие и… в общем, долгая история. И очень нудная. Ну вот, мы пришли.

Они стояли у массивного восьмиэтажного дома старой постройки. Это был дом Лены.

– Его посадили? – спросил Кротов.

– Кого? Приятеля? Нет… там были обстоятельства… в общем, все закончилось по-другому… Мне пора домой. Спасибо за вечер.

– Да уж, – хмыкнул Кротов. – Вечер хоть куда.

– Ты не виноват, – утешила Лена. – Ничего, в следующий раз будет лучше.

Упоминание о следующем разе примирило Кротова с судьбой. Особенно после того, как, прощаясь, Лена сама подставила ему щеку для поцелуя.

* * *

А на работе Кротова ожидали неприятности. Тем более досадные, что предвидеть он их в принципе мог, но предотвратить не имел ни малейшей возможности.

– Понимаешь, старик, не получилось в этот раз, – со сдержанным сочувствием поведал Игорь Теодорович – заместитель начальника отдела и партийный секретарь. – Бог свидетель, как мы твою кандидатуру на парткоме отстаивали. Убеждали, доказывали, что ты молодой, растущий специалист, что закончил институт марксизма-ленинизма, что вполне зрелый товарищ, – ничего не помогло.

– И кто же счастливчик? – вполне спокойно поинтересовался Кротов.

– Ну, так не надо, – Игорь Теодорович укоризненно покачал головой. – На партию, мой друг, обижаться не стоит.

– Я и не обижаюсь. При чем тут партия?

– Ладно, ладно… Получилось действительно неожиданно. Анкету в последний момент решили дать Аксютину из отдела пневматики. Дело в том, что его выдвигают в начальники лаборатории. Этот вопрос у руководства уже решен, сам понимаешь, тут уж партбилет необходим…

Ежегодно райком выделял институту три анкеты для вступления в партию, которые всякий раз не без мелких интрижек и скандальчиков приходилось делить между четырьмя отделениями и приравненными к ним инженерными службами института. Кротов встал в очередь в партию два года назад и чрезвычайно рассчитывал вступить именно теперь. Это было ему крайне необходимо. Он нащупал хорошие контакты в «Станкоимпорте», ему твердо обещали там место, и пусть разница в окладах была невелика, зато в ближайшей перспективе светили обильные зарубежные командировки. Отличное было место. Было, да сплыло. Место полагалось занимать лишь с партбилетом в кармане. Теперь все его старания уплыли коту под хвост – никто целый год дожидаться Кротова не станет, желающих хоть отбавляй.

– Но ты не переживай, – утешал Игорь Теодорович, – ты человек молодой… Сколько тебе? Двадцать шесть? Все еще впереди. Через годик, скажу тебе, твои позиции будут просто непоколебимы…

Все к черту рухнуло. Не дослушав, Кротов поднялся и невежливо ушел в курилку. Обидно было невероятно. Все было так близко, совсем рядом – строгий Лондон со своими Биг-Беном и Пиккадилли, веселый Париж с Монмартром и Лувром. Да хоть Республика Бурунди или даже Монголия. Где угодно, главное – в числе посвященных, отмеченных особым доверием власти, членов высшей касты обладателей загранпаспортов.

Кротов сидел на продавленном стуле, смотрел на грязные потеки на стенах курилки и пытался прикурить сигарету со стороны фильтра.

«Сволочи, – безадресно подумал Кротов. – Уволюсь к черту».

Он выбросил сигарету и вернулся на свое, враз опостылевшее место. Игорь Теодорович проводил его внимательным взглядом поверх очков. Придав своему лицо сосредоточенно-равнодушное выражение, Кротов принялся листать пояснительную записку к проекту подъемника, над которым отдел напряженно трудился долгие годы. Вероятно, тот, кто заказывал когда-то этот подъемник, давно уже позабыл про него или даже умер от старости. Но зарплату отделу платили исправно и никого еще не уволили.

«Силовой привод ленты транспортера осуществляется асинхронным электродвигателем через червячный редуктор…»

– Уволюсь к черту, – шепотом сказал Кротов.

– Кротов! Тебя к телефону, – позвала табельщица Надя.

Он подошел и плотно прижал к уху трубку.

– Здравствуйте, – услышал Кротов незнакомый голос, – следователь следственного отдела Каширин, Я вам не стал посылать повесточку для скорости… Вы не могли бы зайти сегодня к шестнадцати часам в районное управление?

– Вы меня официально вызываете или как? – душевное состояние Кротова вылилось раздраженными интонациями, удивившими следователя.

– Разумеется, официально. А почему, собственно, вы?..

– А потому, – перебил еще более раздраженно Кротов, – что с работы я смогу уйти, если вы мне дадите освобождение.

– Разумеется, – голос следователя сделался ледяным. – В соответствии с законом.

– Тогда другое дело, – сказал Кротов тоном ниже. – Я, конечно, приду. Это, как я понимаю, насчет вчерашнего?

– Разумеется, – в третий раз повторил следователь то же слово. Наверное, свое любимое.

В общем, этот звонок случился кстати. Досиживать сегодняшний день на работе Кротову было бы невероятно тягостно.

– Игорь Теодорович! – радостно крикнул Кротов через всю комнату. – Меня в милицию вызывают!

Когда начальник отдела был в отпуске или командировке, коллективом руководил, естественно, Игорь Теодорович. Он любил руководить, вернее, любил чувствовать себя руководителем, но немедленно путался, едва только приходилось еще что-то решать. И сейчас Игорь Теодорович страшно перепугался, услышав про милицию. Он принялся взволнованно выспрашивать, что случилось, и не успокоился даже после того, как Кротов совершенно честно обо всем поведал. Не сказал Кротов только, что был в ресторане с Леной, и, разумеется, хладнокровно соврал о времени вызова – на часах-то было всего половина первого. Партийный секретарь все равно смотрел на него с подозрением. Он всегда заранее готовился к худшему. А Кротов перед уходом решил пообедать в институтской столовой.

И там он сразу увидел Лену. Она помахала ему рукой, и он сел к ней за столик.

– Как дела? – спросила Лена и тут же сообщила: – А у меня случайно билеты на сегодня. В «Москве» неделя шведских фильмов. Пойдешь?

– Конечно, Леночка, – обрадовался Кротов, позабыв о вызове к следователю. Но немедленно вспомнил. – Какая жалость, – сказал он, – а мне сейчас в милицию идти. Следователь позвонил и вызвал насчет вчерашнего. К четырем часам.

– Быстро они за дело взялись. К четырем – это ничего. Фильм-то на семь тридцать. Думаешь, не успеешь? А ты не запирайся, признайся во всем честно – они тебя и отпустят.

– Ладно, – сказал Кротов. – Успею. Если не отпустят – из окошка выпрыгну.

– Тогда в семь пятнадцать у «Москвы»…

«Нет, не все так плохо в этом мире, – думал Кротов, шагая к метро. – Совсем даже не плохо. Но все равно – уволюсь. Или подождать еще годик?..»

* * *

Следователь Каширин, как и предполагал Кротов, был весьма молод, имел круглое румяное лицо и белесые редкие волосы. Солидности в нем не было никакой, и чтобы компенсировать этот недостаток, Каширин постоянно хмурился и говорил очень строгим тоном.

– Вы Кротов? Так. Пойдемте со мной…

Он завел Кротова в соседний кабинет и приказал:

– Посидите здесь немного.

– Зачем? – поинтересовался Кротов.

– Так надо, – исчерпывающе объяснил следователь, совсем уже ушел, но в последний момент явил милость и добавил: – Будет очная ставка и опознание.

В этом же кабинете сидел другой следователь. На Кротова он никакого внимания не обращал, даже головы не поднял ни разу, сидел и писал что-то в своих бумагах. Кротов приготовился к долгому ожиданию, однако ошибся. По коридору протопали шаги нескольких человек, потом появился следователь Каширин и подал новую команду:

– Пойдемте!

В кабинете, куда он привел Кротова на этот раз, у стены сидели трое, напротив еще двое, у окна – милиционер, а на главном месте – за двухтумбовым столом – уселся сам Каширин.

– Проводится опознание, – объявил он. – Свидетель Кротов, знаком ли вам кто-нибудь из этих людей?

– Да вот он, – Кротов показал на коренастого мужчину, сидевшего посередке у стены. – Это тот, который…

Но следователь Каширин его поспешно перебил. Видимо, Кротов нарушал какие-то церемониальные правила.

– Назовите обстоятельства, при которых вы видели этого человека. По каким признакам вы его опознали?

Кротов назвал все обстоятельства. А над признаками задумался.

– Лицо, осанка, фигура? – подсказал следователь.

– Лицо, осанка, фигура, – согласился Кротов.

– Встаньте и назовите себя, – потребовал Каширин у коренастого.

Тот поднялся, произнес мягким и грустным голосом с едва уловимым акцентом.

– Новасардов Гамлет Григорьевич. Но этот человек очень ошибается, уверяю вас.

– В чем это я ошибаюсь? – удивился Кротов, но следователь опять его прервал.

– Опознание окончено. Все свободны, кроме Новасардова и Кротова.

Кротову не слишком понравилось объединение их фамилий в таком контексте.

– Садитесь.

Теперь они с коренастым уселись лицом друг к другу, а к следователю боком.

– Проводится очная ставка, – объявил Каширин, словно конферансье новый номер программы. – Свидетель Кротов, расскажите, что вы видели вчера, шестнадцатого мая, около двадцати одного часа?

Свидетель Кротов еще раз, слово в слово, повторил то, что уже говорил ровно пять минут назад.

– Вы подтверждаете, подозреваемый?

– Ничего не подтверждаю, – удивленно сказал Новасардов. – Мистика какая-то. Наваждение. Мне странно слышать такие обвинения в свой адрес.

Кротов опешил.

– Ну, ты даешь! – только и нашелся сказать.

– Вот я только прошу, вы мне скажите, – обратился к Кротову коренастый. – Зачем вам это надо? Честного человека так оговаривать, слушайте, это просто нехорошо! Некрасиво!

– Что значит оговаривать? – еще больше изумился Кротов. – Да вы за кого меня принимаете?

– Так вы настаиваете на своих показаниях? – безразлично спросил следователь Каширин.

Он и не смотрел на них совсем, и даже не слушал, кажется. Строчил себе что-то на бланке.

– Конечно, настаиваю. Я же не сумасшедший. Да я где хотите подтвержу, – возмутился Кротов.

– Ай-яй-яй, – сокрушенно сказал Новасардов. – Симпатичный интеллигентный молодой человек. Я могу понять, если это только заблуждение, личная ошибка. Но если это умышленно – это очень нехорошо.

Он смотрел на Кротова грустно и проникновенно.

– Люди должны жить честно. И помогать друг другу. Скажи, пожалуйста, что я тебе сделал плохого?

– Задержанный, вопросы не по существу, – монотонно сказал Каширин. – Вы подтверждаете свои показания?

– Обязательно подтверждаю, – твердо сказал убийца. – Это огромная ошибка, гражданин следователь.

В какой-то момент Кротов даже засомневался: не наваждение ли? Но в следующую секунду в памяти его отчетливо всплыло лицо Новасардова, застывшее в хищной полуулыбке, быстрый взмах руки и алое пятно на белом свитере. Не-ет, какая, к черту, ошибка!

– Что он дурака валяет, гражданин следователь! – сказал Кротов и поспешно поправился: – Товарищ следователь! Надо же, воткнул нож в человека… кстати, он еще жив?

– Пока еще да, – ответил Каширин. – Так. Подпишите здесь и здесь.

– Зачем я буду подписывать! – возмущенно сказал Новасардов. – Не хочу неправду подписывать!

– Вы подписываете только свои показания, – терпеливо объяснил Каширин. – Только там, где вы отрицаете показания свидетеля.

– А! Хорошо, давай подпишу.

Новасардова увел милиционер, Кротов тоже собрался уходить, но Каширин велел остаться и принялся его допрашивать отдельно как свидетеля. Кротов уже в третий раз пересказал всю историю, которую в его изложении Каширин, без сомнения, выучил наизусть, но тем не менее педантично и нудно задавал вопрос за вопросом и тщательно записывал ответы. Все это продолжалось невыносимо долго, и в конце концов Кротов понял, что никакого кино ему сегодня не видать. И Лены тоже – что гораздо хуже. Наконец все закончилось.

– Зачем он это так? – не удержался от вопроса Кротов. – Разве это ему поможет?

– Не поможет, разумеется, – ответил Каширин. – Куда он денется? Десяток свидетелей. Это еще без потерпевшего. Пусть себе развлекается. Так вам повестку выписывать?

– Разумеется, – сказал Кротов.

* * *

К кинотеатру он, разумеется, опоздал. Мало того, что просидел полдня на этих опознаниях и очных ставках. Автобус к тому же тащился со скоростью престарелой ломовой лошади, подолгу застывая на остановках, словно набирая всякий раз сил для нового рывка. В общем, когда Кротов, совершенно взмыленный, подбежал к дверям кинотеатра, часы показывали уже без десяти восемь. Вокруг, конечно же, было пусто. Даже лишних билетиков никто уже не спрашивал. Кротов рванулся было в вестибюль, но и входные двери успели перекрыть окончательно. Он пометался туда-сюда по инерции, и тут из-за угла, от касс, вышла Лена. Кротов так обрадовался, что сразу не нашелся, что сказать.

– Так и знала, что ты опоздаешь, – беззаботно сказала Лена. – Продала билеты.

– Зря, – благородно возразил Кротов. – Надо было хоть самой посмотреть.

– Да ладно. Ну, как? Во всем признался?

– Во всем, – махнул рукой Кротов, – Нудно ужасно.

– Это я поняла.

– Ты знаешь, этот мужик отказывается ото всего. Говорит, ничего не знаю, никого ножиком не резал… – и Кротов образно передал свои впечатления.

– А может, и в самом деле не он?

Кротов даже поперхнулся.

– Да ты что, Лена?! Я же в пяти шагах стоял!

– Тогда я не понимаю, – сказала она.

– И я тоже, признаться, – Кротов нахмурился, потом снова махнул рукой. – Да ну его к черту. Пусть у следователя голова болит. Лучше давай подумаем, чем заняться. Слушай, пойдем в кафе!

Предложение это было опрометчивым. Конечно же, попасть в этот час в кафе было невозможно, если только ты не являешься прямым наследником швейцара. Своих наследников швейцары дожидались, монументально взирая на уличную суету сквозь накрепко запертые стеклянные двери. Примерно так холоднокровные обитатели террариумов, сытые и уверенные в завтрашнем дне, смотрят на посетителей зоопарков. Чтобы проникнуть туда, к ним, нужно как минимум знать пароль на специальном змеином или жабьем языке. Или трояк дать. Но Кротов в школе учился только английскому, а давать швейцарам взятки стыдился. Тем более в присутствии Лены.

Впрочем, ради нее эти свои принципы он был готов частично пересмотреть.

– Сейчас дам ему три рубля, и он нас пропустит, – высказал Кротов свое намерение возле кафе «Север».

– Не надо, Саша. – Лена брезгливо поморщилась. – Не будем унижаться.

Кротов посмотрел на нее с совершенно новым чувством. Девяносто девять процентов его прежних знакомых дам имели противоположный взгляд на этот счет.

– В следующий раз нужно просто заказать столик заранее, – предложила Лена. – Но только не в таком притоне. Сюда приличные люди не ходят.

Эта фраза Кротова несколько озадачила. Кафе как кафе, подумал он.

По Неглинной спустились на Петровку, шли не торопясь, наблюдая, как закрывающиеся магазины выплескивают из дверей последних покупателей.

– Слушай-ка, – сказала Лена, – а я есть хочу. Вон кафетерий, там наверняка кофе и булочки.

«Кофе и булочки, – вяло подумал Кротов, – это уж чересчур. Совсем опозорюсь».

Кафетерий был крошечный, с высокими столами без стульев. И совсем пустой. За кассой скучала кассирша. И еще кто-то невидимый из зала скучал на мойке, лениво погромыхивая тарелками.

Они взяли по стакану теплого кофе и булочки, встали за ближайший к кассе столик. Кротов о чем-то заговорил, но в пустом помещении голос его зазвучал неожиданно гулко, и он с некоторым смущением умолк.

– Приезжие? – участливо спросила вдруг кассирша – молодая, но полная и рыхлая женщина с ярко накрашенными губами.

– Почему? – удивился Кротов. – Местные мы. Тутошние.

– А чего дома не едите? – спрашивала кассирша, по-видимому просто от того, что ей захотелось поговорить.

– Не построили еще, тетенька, – весело сказал Кротов.

Кассирша на «тетеньку» обиделась. Осуждающе поджала яркие губы.

– У вас очень вкусные булочки, – попыталась исправить неловкость Лена.

– Обычные булочки, – со вздохом сказала кассирша.

Ее мимолетный интерес к поздним клиентам уже угас. Они ничем не отличались от всех прочих и ничего не могли изменить в ее жизни. Лицо кассирши сделалось скучным, она выдвинула ящичек кассы и принялась пересчитывать мелочь.

Прощаясь с Леной у ее дома, Кротов хотел ее обнять, но Лена отстранилась легко и необидно. «Не надо», – шепнула она, и Кротов согласился: действительно, не надо. Еще не настало время. Ощущение, что все у них с Леной хорошо и правильно, не оставляло Кротова. Ему нравилось это ощущение. Все действительно было замечательно.

* * *

Под влиянием ли расположения планет или биоритмов следующая неделя показалась Кротову исключительно удачной. Даже задержка с получением партийного билета выглядела сугубо временным недоразумением. С Леной они встречались каждый вечер. Обнаружилось вдруг, что на свете существует масса дел, которые необходимо переделать именно вдвоем. Например, посетить уйму музеев, о существовании большинства которых Кротов даже не подозревал. Круг его интересов невероятно вырос: Кротова чрезвычайно привлекало абсолютно все – начиная от выставки цветов в центральном парке до юбилейного вернисажа престарелого академика-монументалиста. И, что самое удивительное, Кротов ничуть не притворился… Ни разу он не испытал даже легкого ощущении скуки.

А в четверг к нему подошел партийный секретарь Игорь Теодорович и довольно определенно намекнул, что далеко не все потеряно, что благодаря его личным усилиям в райкоме удалось выбить еще одну, внеплановую анкету, и эта анкета, вполне возможно, достанется именно Кротову. Еще несколько дней назад от такого известия Кротов бы прыгал до потолка, но сейчас воспринял новость как должное, потому что был убежден: пришла полоса сплошных удач.

О своих служебных проблемах Кротов с Леной почти не разговаривали. Не хватало еще тратить драгоценные минуты общения на обсуждение какого-нибудь Игоря Теодоровича или многострадального подъемника. В отношениях с Леной родился новый мир, рядом с которым обычное пространство, где оба они пребывали с восьми до семнадцати, дважды в месяц получали зарплату и присутствовали на политзанятиях, казалось просто выдуманным.

Впрочем, о своем намерении перейти во внешторговскую организацию Кротов Лене все же похвастался.

В этот вечер Кротов вернулся домой раньше, чем обычно. У Лены накопились какие-то домашние дела, гулять они не стали, только посидели немного в садике перед ее подъездом.

На звук открывшейся двери выглянула соседка.

– Тут к тебе заходил какой-то, – сообщила она. – Два раза. Я сказала: ты поздно приходишь в последнее время, а он сказал: я еще зайду.

– Кто? – переспросил Кротов, но соседка уже скрылась в своей комнате.

Пока он тут же, под вешалкой, менял ботинки на тапочки, как предписывал негласный порядок их коммунальной квартиры, тренькнул настенный телефон.

– Эго Саша? – вежливо спросил незнакомый голос.

– Да, – согласился Кротов.

– Спасибо, извините, – так же вежливо сказали на том конце провода и положили трубку.

Кротов недоуменно пожал плечами, отпер свою комнату, взял чайник и отнес на кухню. Спичек на кухне опять не было. Их регулярно умыкал соседкин муж – отчаянный курильщик. Кротов вернулся в комнату, припоминая, где у него спрятаны спички, услышал короткий звонок в квартиру, а потом стук в свою дверь,

– Саша, к тебе пришли, – сказала соседка.

На пороге стоял парнишка. Стройный, даже хрупкий, с иссиня-черными волосами и миндалевидными глазами под густыми и длинными ресницами. Щеки его были смуглы и нежны. Паренек походил на индийского киноактера или на юного принца из персидских сказок,

– Здравствуйте, – робко и почтительно сказал «персидский принц». – Вы Саша, да? Можно мне с вами поговорить?

– Проходите, – заинтересованно сказал Кротов.

«Принц» сделал деликатные полшага и задержался, выражая всем своим существом готовность немедленно снять обувь – красивые и, вероятно, дорогие полуботинки из тонкой кожи.

– Ничего, ничего, – махнул рукой Кротов. – Проходите,