Текст книги "Хрупкое сердце"
Автор книги: Бонкимчондро Чоттопаддхай
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)
Кундо поторопилась
Когда Хира прибежала, привлеченная звуками раковин, она в первый момент ничего не могла понять.
В самой большой комнате дома собрались мальчишки, девчонки, женщины. Они окружили кого-то и говорили без умолку, перебивая друг друга. В центре находилась, очевидно, женщина. Хира видела только ее волосы и то, что Коушолья и другие служанки смазывают эти волосы благовонным маслом и украшают цветами. Вся эта многоликая толпа смеялась, плакала, болтала и прославляла ту, что сидела в середине. Дети пели, плясали и хлопали в ладоши. Комолмони ходила вокруг, трубила в раковину, плакала, смеялась и время от времени пускалась в пляс.
Хира ничего не понимала. Наконец она вытянула шею и заглянула в круг. То, что она увидела, поразило ее. Она увидела Шурджомукхи, которая сидела на мраморном полу и мягко, нежно улыбалась. Это ее длинные волосы причесывали и украшали Коушолья и другие служанки. Они растирали ее тело мягкими щетками, наряжали, одевали оставленные ею когда-то украшения, а Шурджомукхи ласково разговаривала с ними и улыбалась стыдливой и виноватой улыбкой. Слезы любви катились по ее щекам.
Хира даже не могла сразу поверить в то, что умершая Шурджомукхи воскресла, вернулась домой, вновь стала хозяйкой и вот теперь сидит тут и улыбается.
– Послушай-ка, – шепотом спросила она одну из женщин, – скажи, пожалуйста, кто это?
На голос Хиры обернулась Коушолья.
– А ты не узнала? – насмешливо спросила она. – Для нас это – Лакшми, а для тебя – Яма!
Все это время Коушолья боялась Хиры и ходила крадучись, словно вор, но сейчас она выпрямилась и смотрела гордо.
Когда наконец волосы были причесаны и первые слова привета сказаны, Шурджомукхи шепнула Комолмони:
– Давай сходим к Кундо. Она не виновата передо мной, и я не сержусь на нее. Теперь она моя младшая сестра...
И они вдвоем отправились в комнату Кундо.
Женщины отсутствовали довольно долго. Наконец первой с выражением ужаса на лице выбежала Комолмони и немедленно велела позвать Ногендро. Как только брат явился, она сообщила ему, что его зовут жены, и повела в комнату.
У дверей Ногендро столкнулся с Шурджомукхи.
– Что случилось? – спросил он, увидев ее заплаканное лицо.
– Несчастье, – сквозь слезы промолвила Шурджомукхи. – Я так и знала... Мне не суждено счастье. Стоит хоть немного успокоиться, и опять приходит беда...
– Что же случилось? – испугался Ногендро.
Шурджомукхи опять зарыдала.
– Я вырастила Кундо, я вернулась сюда, чтобы любить ее, как свою младшую сестру, теперь мое желание превратилось в пепел... Кундо отравилась...
– Что?!
– Иди к ней... а я пошлю скорее за доктором... – И Шурджомукхи выбежала из комнаты.
Ногендро переступил порог комнаты Кундонондини.
Первое, что он увидел, были темные пятна, покрывшие лицо Кундонондини. Глаза ее потускнели, руки беспомощно повисли...
Заговорила
Кундонондини сидела на полу, запрокинув голову на спинку кровати. При виде Ногендро из глаз ее невольно полились слезы. Как только Ногендро приблизился, она упала к его ногам, точно сорванная тонкая лоза.
– Что с тобой, Кундо? – прерывающимся голосом спросил Ногендро. – За что ты покидаешь нас?
Кундо никогда раньше не говорила с мужем, она не знала, как ему отвечать. Но сегодня, в свой последний час, она вдруг заговорила.
– Чем я провинилась, что ты ушел от меня? – спросила она.
Ногендро молчал. Он сидел, низко опустив голову.
– Если бы ты хоть раз позвал меня, хоть раз посидел со мной вот так, как сидишь сейчас, я бы не думала о смерти. Я так мало была с тобой, мне всегда тебя не хватало...
Ногендро молчал, уткнувшись лбом в колени. Ее слова, полные любви и тоски, вонзались ему в сердце, как острые жала.
Кундо говорила. Теперь она стала разговорчивой, ведь другого такого случая не будет...
– Полно, не грусти! Если я умру и не увижу твоей улыбки, смерть не принесет мне покоя...
И Шурджомукхи говорила так когда-то... Как одинаковы все перед лицом смерти!
– Зачем ты это сделала?! – вырвался у Ногендро душераздирающий крик. – Почему ты не позвала меня?!
Кундонондини тихо рассмеялась, и этот смех был подобен слабому блеску молнии в темных тучах.
– Не беспокойся, – продолжала она, – я сказала это только под влиянием минуты. Умереть я решила задолго до твоего возвращения. Когда исчезла диди, я думала: вот вернется она, я поручу тебя ее заботам и тогда могу спокойно умереть, чтобы не мешать вашему счастью. Но теперь я увидела тебя, и мне не хочется умирать...
Ногендро был не в силах сказать что-либо в ответ. Он сидел молча возле этой маленькой, когда-то неразговорчивой девочки.
Кундо немного помолчала. Ей уже трудно стало говорить. Смерть крепко держала ее в своих объятиях. Бледная тень коснулась ее милого, нежного лица. До конца дней своих Ногендро не мог забыть ее внезапного смеха, этой ослепительной улыбки на помертвевшем лице.
Кундо помолчала, потом снова заговорила, с трудом переводя дыхание, как человек, которого мучит жажда.
– Сейчас я бы с удовольствием долго разговаривала с тобой. Раньше я почитала тебя, как бога, и у меня не хватало смелости заговорить с тобой, а сейчас я уже не могу исполнить свое желание – силы покинули меня, во рту пересохло, язык не слушается – это конец...
Кундо отодвинулась от кровати, распростерлась на полу, положила голову на колени Ногендро, закрыла глаза и умолкла.
Пришел доктор. С суровым видом он осмотрел и выслушал Кундо. Лекарства были уже бесполезны.
Чувствуя приближение последней минуты, Кундо пожелала увидеть Шурджомукхи и Комолмони. Они пришли. Кундо наклонилась и взяла прах от их ног. Обе женщины заплакали. Кундо повернулась и уткнулась лицом в ноги Ногендро. Ее молчание было тягостным для всех, и женщины рыдали.
Тихо, безропотно угасала юная Кундо. Так увял не успевший расцвести прекрасный цветок.
Подавив горькие рыдания, Шурджомукхи, глядя на распростертое тело Кундонондини, сказала:
– Пусть судьба будет также милостива ко мне, и, когда придет мой час, даст мне умереть так же, у ног моего мужа, как умерла ты!
Шурджомукхи взяла под руку рыдающего Ногендро и вышла с ним из комнаты.
Спустя некоторое время Ногендро сопровождал тело многострадальной Кундо к реке и там со всеми почестями простился с той, что была на земле воплощением безграничной добродетели.
Финал
После смерти Кундонондини всех занимал один только вопрос, где бедняжка достала яд?
Подозрение пало на Хиру. По мнению многих, подобное происшествие не могло обойтись без нее. Так как Хира не показывалась на глаза, Ногендро велел позвать ее, но служанку нигде не могли найти. После смерти Кундонондини Хира исчезла.
С тех пор никто не видел Хиру в этих краях. В Гобиндопуре даже забыли ее имя. И только год спустя как-то раз она снова появилась в доме Дебендро.
Настало время и для Дебендро пожинать плоды посаженного им ядовитого дерева. Дебендро был тяжело болен ужасной болезнью, которая усугублялась его непрерывным пьянством.
Спустя год после смерти Кундонондини умирал и он. За несколько дней до кончины, собрав последние остатки сил, он сам лег в постель, чтобы больше уже не подняться.
В один из таких дней у дверей послышался шум.
– Что там? – спросил Дебендро.
– Вас хочет видеть какая-то сумасшедшая, – ответил слуга. – Я говорю, что нельзя, а она не слушает.
– Впусти, – приказал Дебендро.
В комнату вбежала женщина. Дебендро увидел, что это нищенка, но никаких признаков психического расстройства он не заметил. Лет ей было немного и во всем ее облике сохранились еще следы прежней привлекательности, но сейчас она выглядела жалкой. На ней было грязное, рваное платье, едва достающее до колен, не закрывающее спину и голову. Длинные распущенные волосы, покрытые пылью и грязью, болтались слипшимися косицами. Кожа, которую давно не умащивали маслом, огрубела и шелушилась.
Когда женщина приблизилась к постели и вперила свой взор в лицо Дебендро, он понял, что слуга прав: перед ним стояла сумасшедшая.
Некоторое время она молчала, пристально глядя на Дебендро, затем спросила:
– Ты не узнал меня? Я – Хира...
Да, вот теперь-то Дебендро узнал ее!
– Что с тобой стало? – вырвался у него удивленный вопрос.
Бросив на него бешеный взгляд, молча закусив губы, она занесла над ним руку, сжатую в кулак. Затем, немного успокоившись, Хира заговорила:
– Ты еще спрашиваешь, что со мной стало? Разве не ты виновник этого? Теперь ты не узнаешь меня, а ведь когда-то развлекался со мной здесь!.. Теперь ты не помнишь, как здесь, в этой комнате, ты обнимал мои ноги (говоря это, Хира подняла ногу и поставила ее на кровать) и пел:
Не мучь души воспоминаньем,
Дай мне упасть к твоим ногам.
– Я потеряла рассудок в тот день, когда ты избил меня и выгнал из дома, – продолжала она. – Сначала я решила отравиться, но потом меня осенила счастливая мысль: чем травиться самой, лучше отравить тебя или твою Кундо... Эта мысль давала мне силы скрывать свою болезнь от людей. У меня были припадки. Вдруг найдет что-то – и я теряю сознание; потом проходит – и я снова могу работать. Наконец мне удалось утешить себя и отравить твою Кундо! Только после ее смерти мне стало еще хуже. Я поняла, что больше мне уже не скрыть своей болезни, и потому решила бежать. Мне нечего было есть... Кто станет кормить сумасшедшую? Я просила милостыню, когда могла, а если чувствовала приближение приступа, ложилась под дерево и лежала, пока он не проходил. Когда я услышала, что ты умираешь, я не могла удержаться, чтобы не потешить себя еще раз. Я молю бога, чтобы для тебя не нашлось места даже в аду! – И она громко расхохоталась.
Дебендро в ужасе отпрянул от нее, а Хира закружилась по комнате и, напевая:
Не мучь души воспоминаньем,
Дай мне упасть к твоим ногам, —
выбежала из дома.
С того дня Дебендро метался в постели, словно в его тело вонзилась тысяча шипов, и не мог найти себе места. Перед смертью он впал в бред.
– Дай мне упасть к твоим ногам, – твердил он. – Дай мне упасть к твоим ногам...
И даже после того, как он умер, испуганные привратники рассказывали, что по ночам в его доме слышится женский голос:
Не мучь души воспоминаньем,
Дай мне упасть к твоим ногам.
Так кончается повесть о ядовитом дереве.
Будем надеяться, что ни в одном дворе его семя не найдет для себя благодатной почвы.
Чондрошекхор
Пролог
Дети
На берегу Ганга в манговой роще сидел мальчик Протап и слушал вечерний шум реки. У его ног, на нежной траве, лежала девочка Шойболини и молча, не отрываясь, смотрела на него. Время от времени она поглядывала на небо, на реку, а затем снова обращала свой взор к мальчику. Шойболини было лет семь-восемь, Протап вступал в пору юности.
Высоко в небе громко пела маленькая певчая птичка палия. Шойболини стала передразнивать птицу, и манговая роща ответила ей трепетом листьев. Шум бегущей реки подхватил эту песню-насмешку.
Шойболини собрала нежные лесные цветы, сплела из них гирлянду и украсила ею шею мальчика. Затем она отобрала у него гирлянду, надела ее на себя, а потом снова на мальчика. Она никак не могла решить, кто должен носить это украшение. Наконец, заметив пасущуюся недалеко корову, Шойболини нацепила венок ей на рога и тем самым избежала неминуемой ссоры. Ссорились же они часто. Если не из-за гирлянды, то из-за птенцов, которых Протап доставал из гнезда, а когда поспевало манго – из-за спелых плодов, которые он срывал с дерева.
Когда на мягком вечернем небе зажигались звезды, дети принимались их считать. «Кто первым увидел?» – «Какая звезда появилась раньше?» – «Ты сколько видишь звезд?» – «Только четыре? А я вижу пять! Вот одна, вон другая, а во-о-н еще три». Но это была неправда, Шойболини видела только три звезды.
«Давай лучше считать лодки. Угадай, сколько там плывет лодок? Шестнадцать? Спорим, что восемнадцать!» Шойболини не умела считать, сосчитает раз – получается девять, сосчитает другой – уже двадцать одна. Потом они бросали это занятие и начинали следить за какой-нибудь одной лодкой. «Кто в ней? Откуда она плывет? И куда?»
Вода на веслах блестит, словно золото.
КТО УТОНУЛ И КТО СПАССЯТак возникла привязанность, которую можно назвать любовью, а можно назвать и как-нибудь иначе. Ему шестнадцать лет, ей – восемь. И кто умеет любить более пылко, чем юноша!
Но словно каким-то проклятием обычно бывает отмечена ранняя любовь. Часто ли, став взрослыми, вы встречаете того, к кому вас влекло в юности? Да и многие ли остаются достойными любви? К старости все проходит, от любви остаются лишь воспоминания, но зато как сладостны они!
В жизни каждого юноши бывает пора, когда он вдруг начинает замечать, что лицо его подруги прекрасно, а в глазах у нее светится какой-то загадочный огонек. Сколько раз, забыв про игру, он тайком наблюдает за ней, незаметно любуется ею! Порой он и сам еще не понимает, что уже любит. Но проходит время, и это прекрасное лицо, эти загадочные глаза куда-то исчезают. Он ищет ее по всему свету, но находит только в своих воспоминаниях. Да, над любовью ранней юности тяготеет какое-то проклятие!
Шойболини думала, что выйдет замуж за Протапа. Но Протап уже тогда знал, что этому не бывать. Ведь она приходилась ему родственницей, правда, очень дальней, но все-таки родственницей. В этом заключалась ошибка судьбы.
Шойболини родилась в бедной семье. У нее нет никого, кроме матери, и ничего, кроме хижины и собственной красоты. Протап тоже был бедняком.
Девочка росла и с каждым днем становилась все прекраснее. Но ни о какой свадьбе речи не шло. Ведь свадьба – это большие расходы, кто возьмет их на себя? Кто отыщет в такой глуши бесценный цветок?
Со временем Шойболини и сама поняла все это. Она знала, что без Протапа для нее нет на земле счастья. Она также знала и то, что в этом рождении [60]60
Согласно индуизму, господствующей в Индии религии, живые существа не умирают, а перевоплощаются. Человек, таким образом, имеет много рождений.
[Закрыть]им не суждено быть вместе.
Протап и Шойболини стали думать о том, как им поступить дальше. Много дней они совещались тайком от людей. Наконец выход был найден. Они отправились к Ганге. В это время в реке купалось много народу. Протап сказал: «Поплывем, Шойболини!» И они поплыли. Оба являлись искусными пловцами, никто в деревне не мог соперничать с ними.
Стоял сезон дождей, Ганга выходила из берегов. Она волновалась, бурлила и стремительно катила свои воды. Разрезая волны, вспенивая воду и поднимая брызги, Шойболини и Протап быстро удалялись от берега. В пене волн их прекрасные молодые тела сверкали, словно два драгоценных камня, оправленных в серебро. Люди на берегу, увидев, что дети заплыли слишком далеко, стали кричать, чтобы они немедленно вернулись. Но мальчик и девочка не слышали тревожных криков и продолжали плыть дальше. Их снова звали, бранили, а они все плыли и плыли. Когда берег уже почти скрылся из виду, Протап сказал:
– Здесь будет наша свадьба.
Шойболини согласилась:
– Хорошо, пусть здесь.
Протап скрылся под водой.
Но Шойболини не исполнила его воли. В последний момент она вдруг испугалась. «Почему я должна утонуть? – подумала она. – Кто мне Протап? Нет, я боюсь, я не могу умереть». И Шойболини поплыла к берегу.
ЖЕНИХНедалеко от того места, где решил утонуть Протап, проплывала лодка. Сидевший в ней человек увидел, что юноша исчез под водой, и бросился ему на помощь. Это был Чондрошекхор Шорма. Схватив утопающего, Чондрошекхор втащил его в лодку и поплыл к берегу.
Мать Протапа не хотела отпускать Чондрошекхора. Упав на колени, она умоляла побыть их гостем хотя бы один день. Чондрошекхор согласился. О том, что произошло до того, как Протап начал тонуть, он так ничего и не узнал.
Шойболини не смела показаться на глаза Протапу. Но Чондрошекхор случайно увидел девочку и поразился ее красотой.
В это время Чондрошекхор находился в весьма затруднительном положении. Ему уже исполнилось тридцать два года. У него имелся свой дом, но не было семьи. Он все еще не женился, да и не особенно стремился к этому: ему казалось, что семейная жизнь будет мешать его занятиям. Но прошло больше года, как умерла его мать. И теперь он начал чувствовать, что одиночество – серьезная помеха в занятиях. Во-первых, ему самому приходилось готовить, а на это уходило много времени. Но еще больше времени отнимало богослужение. В доме стоял шалграм [61]61
Шалграм– черный камень, символическое изображение бога Вишну.
[Закрыть], и все обряды, связанные с ним, тоже приходилось исполнять самому. Порядка не было нигде и ни в чем. Иногда целыми днями он бродил голодным. Постоянно куда-то пропадали книги. Он никогда не знал, куда девались деньги, кому он их давал. Никаких особых расходов он не вел, а денег совсем не оставалось. И Чондрошекхор стал подумывать о том, что женитьба могла бы, пожалуй, изменить все к лучшему. Однако он твердо решил не жениться на красивой девушке. Красота ослепляет мужчину. А в семейной жизни нельзя быть ослепленным.
Как раз в это время Чондрошекхор и встретил Шойболини. При виде ее красоты он забыл свой обет. После долгих раздумий и колебаний Чондрошекхор все-таки женился. Он сам являлся сватом. Кто сможет устоять перед чарами красоты?!
Со времени свадьбы прошло восемь лет. С этого момента и начинается наше повествование.
Часть I
Грешница
Долони-БегумВ крепости Мунгер находится резиденция правителя Бенгалии, Бихара и Ориссы наваба [62]62
Наваб– мусульманский правитель феодального княжества.
[Закрыть]Мира Касима Али Хана. Здесь же – гарем правителя. Ронгомохал [63]63
Ронгомохал —внутренняя часть гарема, зал для представлений, танцев и других зрелищ.
[Закрыть]роскошно убран. Полночь еще не наступила. На узорчатом паркете – мягкий ковер. В серебряных светильниках горит ароматное масло. Воздух наполнен благоуханием цветов.
Уронив голову на парчовую подушку, лежит стройная девушка. Она усердно читает «Гулистан» [64]64
«Гулистан»– известный сборник притчей в прозе и стихах персидско-таджикского поэта Саади.
[Закрыть]. Ей семнадцать лет, но она такая миниатюрная, что ее легко принять за девочку. Девушка читает «Гулистан», но время от времени отрывает глаза от книги и разговаривает сама с собой. Она спрашивает:
– Почему же он до сих пор не пришел? – И сама себе отвечает: – А почему он должен прийти? Ведь я всего лишь одна из тысячи его рабынь, почему же он должен прийти именно ко мне? – И снова погружается в чтение.
Но проходит какое-то время, и девушка опять отрывается от книги: «Хорошо, пусть он не может прийти. Но если бы он вспомнил обо мне, то мог бы послать за мной. Впрочем, почему он должен меня вспоминать? Ведь я только одна из тысячи его рабынь!» И она снова начинает читать и снова бросает книгу. «И почему только бог допускает, чтобы один человек томился в ожидании другого? Почему люди не довольствуются тем, что им дано, а желают недоступного? Я, как лиана, хочу обвиться вокруг высокого дерева шал». Закрыв книгу, девушка поднялась. Словно змеи, всколыхнулись густые пряди вьющихся волос на ее прелестной головке, зашуршала парчовая, пропитанная благовониями одежда. Казалось, будто волна красоты поднялась от ее движения.
Взяв вину [65]65
Вина– индийский струнный музыкальный инструмент.
[Закрыть], девушка стала перебирать струны, потом запела. Пела она так тихо, словно боялась, что ее услышат. В это время до нее донеслись почтительные приветствия стражников и звуки шагов. Взволнованная, она подбежала к окну и увидела паланкин наваба.
Наваб Мир Касим Али Хан вошел к ней.
– Долони-биби [66]66
Биби– обращение к знатной женщине.
[Закрыть], что за песню ты сейчас пела? – спросил он.
Полное имя девушки было Доулот Унниса, но наваб обычно называл ее кратко – Долони. Поэтому все в городе звали ее Долони-бегум [67]67
Бегум– знатная женщина-мусульманка.
[Закрыть], или Долони-биби.
Смутившись, Долони опустила голову. На ее беду, наваб попросил:
– Спой еще раз, я хочу послушать.
Но теперь у нее ничего не получалось. Струны вины сделались непослушными и звучали фальшиво. Бросив вину, Долони взяла скрипку, но та тоже не повиновалась ей.
– Ну хорошо, пой под вину, – тихо произнес Мир Касим.
Долони вдруг испугалась, что наваб может подумать, будто она не умеет ни петь, ни играть. Она словно онемела. Губы ее шевелились, но рот не раскрывался, как не раскрываются лепестки лотоса в пасмурный день, как не звучат стихи робкого поэта, как не срывается признание в любви с уст гордой женщины.
– Я не буду петь, – сказала Долони.
– Почему? Ты рассердилась на меня? – удивился наваб.
– Я хочу, чтобы вы подарили мне музыкальный инструмент, на котором играют англичане в Калькутте. Вот тогда я спою для вас, а иначе не буду.
– Хорошо, если ничто не помешает, я непременно подарю, – улыбаясь пообещал Мир Касим.
– А что может помешать?
– Видишь ли, приближается война с англичанами, – печально сказал наваб. – Разве ты ничего не слышала об этом?
– Да, я слышала, – ответила Долони и умолкла.
– О чем ты задумалась?
– Однажды вы сказали, что того, кто затеет войну с англичанами, ждет поражение. Зачем же вы хотите воевать с ними? Конечно, я только ваша рабыня, и это не должно меня касаться. Но позвольте мне все-таки задать вам этот вопрос, ведь вы так добры ко мне, вы любите меня.
– Да, это правда, Долони. Я люблю тебя так, как не любил ни одну женщину и, думаю, никогда не полюблю.
Глубоко взволнованная, Долони долго не могла произнести ни слова. Наконец, утирая слезы, она спросила:
– Зачем же вы хотите воевать с англичанами, если знаете, что потерпите поражение?
Мир Касим тихо ответил:
– У меня нет другого выхода. Ты преданна мне, поэтому тебе я могу сказать все. Я знаю, что эта война лишит меня престола и, может быть, даже принесет мне гибель. И все-таки я согласен воевать. Англичане ведут себя у нас в стране как настоящие хозяева, я же только называюсь правителем. Для чего мне государство, в котором хозяйничают иностранцы? Да дело не только в этом. Англичане говорят: «Мы правители. И во имя нас ты должен угнетать народ». Но почему я должен это делать? А раз нет возможности охранять интересы народа, лучше уж совсем отказаться от власти. Зачем совершать грех и бесчестье? Я не Сирадж-уд-Даула и не Мир Джафар [68]68
Сирадж-уд-Даула, Мир Джафар– навабы Бенгалии, предшественники Мира Касима, проводившие проанглийскую, антинародную политику.
[Закрыть].
Долони была восхищена речами Мира Касима.
– Господин мой! – воскликнула она. – Ты, конечно, прав. Но об одном молю тебя: не ходи сам на войну.
– Разве в таком деле наваб Бенгалии может прислушиваться к словам женщины? И подобает ли ей давать подобные советы?
Долони огорчилась и смущенно произнесла:
– Простите меня. Я, конечно, ничего не понимаю в таких делах. Но тогда умоляю исполнить другую мою просьбу.
– Какую же?
– Возьмите и меня на войну!
– Зачем? Неужели ты собираешься воевать? Может, тогда мне уволить Гургана Хана и назначить тебя на его место?
Совершенно растерявшись, Долони не могла вымолвить ни слова. Тогда Мир Касим ласково спросил:
– Зачем же ты хочешь идти на войну?
– Чтобы быть с вами, – тихо проговорила Долони.
Мир Касим ответил решительным отказом, и тогда Долони с улыбкой попросила:
– Ваше величество, вы ведь умеете предсказывать грядущее. Скажите, где я буду находиться во время войны?
– Ну что ж, давай чернила, – улыбнулся Мир Касим.
По приказанию Долони служанка принесла золотой чернильный прибор.
Мир Касим учился астрологии у индусов. Написав цифры, он погрузился в вычисления. Через некоторое время Мир Касим отшвырнул бумагу и нахмурился.
– Что вы увидели? – спросила Долони.
– Ты очень удивилась бы тому, что я увидел. Лучше тебе не знать этого.
Мир Касим вышел из комнаты и, позвав своего секретаря, приказал ему:
– Пусть какой-нибудь чиновник индус в Муршидабаде вызовет сюда ученого брахмана Чондрошекхора, который учил меня астрологии. Этот человек живет в деревне Бедограм, недалеко от Муршидабада. Нужно, чтобы он предсказал, где будет находиться Долони-бегум во время предстоящей войны с англичанами и после нее.
Секретарь исполнил приказание. Тут же послали человека с приказом привезти Чондрошекхора.
