Текст книги "Хрупкое сердце"
Автор книги: Бонкимчондро Чоттопаддхай
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)
Шойболини тоже наблюдала за всем, что происходило на лестнице, через приоткрытую дверь своей комнаты. В доме находились три женщины, и все они страдали от женского любопытства и в то же время были охвачены страхом. Страх отличается одной особенностью: от пугающего происшествия невозможно оторвать взгляда.
Так было и с Шойболини – она наблюдала всю сцену от начала до конца. Когда англичане увели Протапа и Рамчорона, Шойболини села на кровать и задумалась: «Что мне теперь делать? Я осталась одна, но это не страшно. На земле мне нечего бояться, потому что нет ничего страшнее смерти. Чего может бояться тот, кто сам каждый день готов умереть? Почему я не умерла? Ведь покончить с собой очень просто. Впрочем, действительно ли просто? Сколько дней плыла я по реке, а утопиться не смогла. Кто мог помешать мне броситься в воду ночью, когда все спали? Правда, могла бы помещать стража. Но ведь я даже не пыталась... Но тогда у меня была хоть надежда. Пока есть надежда, человек не может умереть. А теперь? Наверное, пришло время умереть. Но я не могу умереть, пока не узнаю, что стало с Протапом. Ведь его увели в наручниках. Что с ним теперь будет? Впрочем, какое мне до этого дело? Кто для меня Протап? Я в его глазах – грешница. А он для меня? Не знаю. Он – палящий огонь для мотылька Шойболини, он – первая летняя молния в темном лесу моей жизни, он – моя смерть! Зачем я покинула дом и ушла с проклятым чужеземцем? Почему не вернулась с Шундори?»
Уронив голову на руки, Шойболини заплакала. Ей вспомнился дом в Бедограме. Вспомнилось, как она своими руками посадила олеандр в восточной части двора. Самая высокая ветка дерева, усыпанная алыми цветами, тянулась к небу, тихо покачиваясь в его синеве. Иногда шмель или маленькая птичка садились на нее. Под священным деревом тулси расположился кот, в клетке щебетала птица, высокие манговые деревья – картины медленной чередой проплывали теперь в ее памяти. Вспомнилось и многое другое. Каким красивым безоблачным небом любовалась Шойболини, сидя на крыше своего дома. Какими ароматными были те прекрасные белые цветы, которые, сбрызнув водой, она ставила в вазы, когда Чондрошекхор собирался творить молитву. Каким чудесным, мягким ветерком наслаждалась она на берегу пруда Бхима, как смотрела она на сверкающую гладь воды, сколько кукушек куковало на его берегах!
Шойболини вздохнула и продолжала размышлять: «Я ушла из дома в надежде снова увидеть Протапа. Я думала, что попаду в факторию в Пурондорпуре, а там недалеко находится его дом. Я надеялась, что непременно увижу Протапа из окна своей темницы и поймаю его в свои сети. Я думала, что сумею обмануть англичанина, убегу от него и брошусь Протапу в ноги. Но я сама являлась птицей в клетке и ничего не знала о жизни. Я не знала, что люди созидают, а бог разрушает. Я не знала, что клетка, в которую меня заточили, сделана из железа, и я не смогу ее сломать. Напрасно я опозорила себя, потеряла касту, погубила свое будущее».
Грешнице Шойболини было невдомек, что грех есть грех, независимо от того, приносит он пользу или нет. Но придет день, когда Шойболини поймет это, и тогда она будет готова пожертвовать жизнью, чтобы искупить свою вину. Если бы и мы не надеялись, что будет именно так, то никогда не стали бы писать об этой грешнице.
«Будущее? – думала Шойболини. – Оно разрушено в тот самый день, когда я увидела Протапа. Бог проклял меня в ту минуту. Уже на земле я живу словно в аду. Почему я так несчастна? Почему я так долго пробыла с этим проклятым англичанином? Да разве это все? Видимо, гибель ждет всех тех, кто дорог мне. Наверное, именно из-за меня случилось несчастье с Протапом. О! Почему я не умерла?»
Шойболини снова заплакала. Однако вскоре слезы ее иссякли. Она нахмурила брови и закусила губу; на мгновение ее прекрасное лицо, похожее на распустившийся лотос, уподобилось коварному лику змеи. «Почему я не умерла?» – снова и снова думала она. Потом Шойболини вдруг достала спрятанную на груди коробочку. В ней лежал маленький острый нож. Она вынула его и стала водить пальцами по лезвию. «Зачем я взяла этот нож? – размышляла Шойболини. – Почему до сих пор он не в моей груди? Раньше у меня была еще надежда... А теперь?» Она поднесла острие ножа к самому сердцу. «Точно так же недавно я держала нож над грудью спящего Фостера, – вспоминала она. – Но я не убила его, не хватило смелости. А вот сейчас не хватает смелости покончить с собой. Страх перед этим ножом сделал кротким даже жестокого англичанина. Он понял, что если войдет в мою каюту, то один из нас должен будет расстаться с жизнью. И своевольный англичанин присмирел в страхе перед ножом, а вот мое непокорное сердце осталось все таким же. Умереть? Нет, только не сейчас! Если мне суждено умереть, то я умру в Бедограме. Я скажу Шундори, что у меня нет касты, нет семьи, но в одном грехе я неповинна. После этого можно умирать. А что я скажу моему мужу перед смертью? О! При одной мысли об этом мне кажется, будто тысячи скорпионов вонзают мне в тело свои жала, а кровь моя превращается в огонь. Я ушла от своего мужа, потому что недостойна его. Но мой уход, должно быть, не причинил ему большого горя. Ведь я почти ничего для него не значила. Единственное, что он ценит, – это книги. Он не будет страдать из-за меня, я знаю, и все-таки мне очень хотелось бы, чтобы кто-нибудь пришел из Бедограма и рассказал о нем. Я никогда его не любила и никогда не смогла бы полюбить, но, если я огорчила его, на меня ляжет тяжкий грех. Мне хотелось бы сказать ему одну вещь, но ведь Фостер умер... У меня нет свидетелей. Никто мне не поверит!»
Шойболини легла и снова погрузилась в свои думы. Под утро она забылась тяжелым, тревожным сном. Когда женщина проснулась, уже наступил день и вся комната была залита солнечным светом. Шойболини открыла глаза и окаменела от страха и удивления. Перед ней стоял незнакомый человек.
Часть III
Прикосновение добродетели
Романондо СвамиВ одном из монастырей Мунгера уже несколько дней жил саньяси [101]101
Саньяси– отшельник, живущий обычно подаянием.
[Закрыть]по имени Романондо Свами. Брахмачари, уже известный читателю, почтительно с ним беседовал. Многие считали саньяси непревзойденным мудрецом. Он и в самом деле обладал большими знаниями. Люди верили, что только этот человек сведущ в науках и философских системах древней Индии.
– Слушай, сын мой Чондрошекхор! – говорил он. – Мудро применяй знания, которые ты приобрел. Пусть никогда не будет в твоем сердце места для горя. Ибо горе не существует помимо радости. Для мудрых счастье и горе неотделимы. Если бы они существовали раздельно, то все люди, которых мы называем счастливыми или добродетельными, должны были бы называться несчастными.
Романондо Свами упомянул Джаяти, Харишчандру, Дашаратху и других легендарных индийских царей. Назвал Шрирамачандра, Юдхиштхира, Нала [102]102
Шрирамачандра, Юдхиштхираи Нала– герои древнеиндийского эпоса.
[Закрыть]. Он доказывал, что всесильные добродетельные властители всю жизнь оставались несчастными и только иногда обретали радость. Он назвал также Васиштху и Вишвамитру [103]103
Васиштхаи Вишвамитра —имена легендарных мудрецов.
[Закрыть]и объяснил, что они тоже были несчастны. Романондо Свами рассказал об Индре [104]104
Индра —бог-воитель, владыка небес.
[Закрыть]и других богах, которых преследовали демоны, – значит, говорил он, и боги бывают несчастны. Наконец со всей силой своего божественного, покоряющего красноречия он стал говорить о бесконечной, непознаваемой душе творца всего сущего. Он сказал, что всеведущий способен чувствовать безмерное горе страдающего мира. И разве не понятно, что при этом страдает и он сам? А ведь если он не будет страдать, разве можно назвать его милосердным? Между горем и состраданием извечно существует связь: если бы не было горя, откуда взялось бы сострадание? Поскольку же создатель милосерден, он всегда несчастен, потому что бескрайняя вселенная исполнена бескрайнего горя.
– Ты спросишь, как же может страдать творец, если он всегда пребывает в состоянии безмятежности? Я отвечу: тому, кто неизменно спокоен, свойственно желание сохранять или разрушать мир, и его мы не можем назвать высшим божеством. Но, с другой стороны, нельзя назвать неизменно спокойным того, кто является творцом всего сущего. Он страдает и поэтому вечно счастлив. Горе не может существовать отдельно от радости. Но и это не так, потому что он пребывает в вечной радости. Вот почему горя не существует, что и требовалось доказать. Есть ли средство уничтожить это бесконечное горе? – продолжал Романондо Свами. – Такого средства нет. Но если бы все объединились для борьбы с всеобщим горем, то его можно было бы одолеть. Подумай, ведь творец сам все время стремится уничтожить горе в созданном им мире. Если на земле не будет страданий, не будет страдать и верховный творец. Боги стремятся уничтожить все беды и горести, в этом их счастье, другой радости у богов, лишенных страстей и волнений, нет.
Романондо Свами восхвалял доброжелательность древних риши [105]105
Риши —мудрец, отшельник.
[Закрыть], говорил о доброте Бхишмы [106]106
Бхишма– мудрец, герой «Махабхараты».
[Закрыть]и других героев. Он объяснил, что только тот может быть счастливым, кто приносит людям добро. Он красноречиво восхвалял законы, которые учат делать добро, так и сыпал примерами из «Дхармашастры», вед, пуран [107]107
«Дхармашастра», веды, пураны– древнеиндийские книги религиозного, философского и мифологического содержания.
[Закрыть]. Всколыхнув океан слов, он, словно цветы в гирлянде, нанизывал одну фразу на другую, и все они звучали мелодично и были исполнены глубокого смысла; он опустошал сокровищницу литературы, извлекая оттуда множество стихов, полных тонких чувств и красочных сравнений. Он как бы обволакивал собеседника своей искренней, чарующей верой в добродетель. Его слова, произносимые мягким, но очень выразительным голосом, напоминали Чондрошекхору то трубный глас, то мощные раскаты грома, то нежные звуки вины.
Брахмачари был потрясен и очарован, его охватило глубокое волнение. Он поднялся и, подойдя к Романондо Свами, взял прах от его ног.
– Высокочтимый учитель! – воскликнул он. – Сегодня я принял вашу веру.
Романондо Свами крепко обнял Чондрошекхора.
Новое знакомствоНавабу передали письмо, принесенное брахмачари. Из него Мир Касим узнал, где находится Долони. К дому Протапа Рая был послан паланкин, чтобы доставить Долони и Кульсам во дворец.
Однако в доме Протапа оставалась одна Шойболини, и люди наваба решили, что это и есть Долони-бегум. Шойболини сообщили волю Мир Касима, и в ее уме мгновенно созрел дьявольский замысел.
Поэты в своих стихах нередко прославляют надежду. Надежды подчас сулят нам много радости, но они же нередко являются и причиной многих несчастий. Сколько, например, преступлений происходит в надежде на получение богатства. И только добрые дела совершаются бескорыстно. Те же добрые дела, которые делаются в надежде попасть в рай, нельзя считать добрыми.
Так вот, ослепленная неожиданно возникшей надеждой, Шойболини, не раздумывая, села в паланкин. Евнухи доставили ее в крепость и привели в гарем наваба. Мир Касим сразу же понял, что произошла какая-то ошибка. Но и понял он то, что ни одна женщина из его гарема и даже сама Долони, не может соперничать с этой удивительной красавицей.
– Кто ты? – спросил наваб.
– Я дочь брахмана, – ответила Шойболини.
– Зачем ты пришла сюда?
– Меня привели слуги наваба.
– Они приняли тебя за бегум. Почему же не явилась она?
– Ее там не было.
– А где она?
Шойболини видела, как Гольстон и Джонсон уводили Долони и Кульсам из дома Протапа. Но тогда она еще не знала, кто эти женщины, и думала, что это служанки или танцовщицы. Только когда слуги наваба привели ее во дворец, приняв за бегум, она поняла, кем являлись те две женщины, и теперь обдумывала, что ей лучше сказать.
Не дождавшись ответа, наваб снова нетерпеливо спросил:
– Ты видела ее?
– Да.
– Где?
– Там, где мы были прошлой ночью.
– Где это? В доме Протапа Рая?
Шойболини молча кивнула.
– Ты не знаешь, куда она ушла?
– Ее увели двое англичан.
– Что ты говоришь?! – вскричал наваб.
Шойболини повторила свой ответ.
Наваб замолчал. В волнении он стал кусать губы и щипать бороду. Потом приказал позвать Гургана Хана.
– Ты не знаешь, почему англичане увели бегум? – спросил он Шойболини.
– Не знаю.
– А где в то время был Протап?
– Они увели его тоже, – последовал ответ.
– Кто еще находился в доме?
– Один слуга, но и его забрали.
– Тебе известно, почему их всех забрали?
Шойболини до сих пор говорила только правду, но теперь решила солгать:
– Нет, не знаю.
– Кто такой Протап? Где его дом? – продолжал расспрашивать наваб.
Шойболини рассказала все как есть.
– Зачем же он оказался здесь? – спросил Мир Касим.
– Чтобы поступить на государственную службу.
– Кто он тебе? – заинтересовался наваб.
– Это мой муж.
– Как тебя зовут?
– Рупаши, – не задумываясь, ответила Шойболини. Грешница, она явилась сюда именно ради этого ответа.
– Хорошо, теперь ступай домой, – сказал наваб.
– Где мой дом? Куда мне идти? – печально возразила Шойболини.
– А куда бы тебе хотелось пойти? – удивленно спросил наваб.
– К моему мужу. Отправьте меня к нему! – взмолилась Шойболини и продолжила уже более решительным тоном: – Вы раджа, поэтому я обращаюсь к вам. Моего мужа схватили англичане. Или освободите его, или пошлите меня к нему! Если вы не сделаете этого, я умру здесь, на ваших глазах. Только для этого я и явилась сюда.
В это время доложили, что пришел Гурган Хан.
– Подожди здесь, – сказал ей наваб. – Я скоро вернусь.
Новое развлечениеПоговорив с Гурганом Ханом, наваб сказал:
– Самое лучшее все-таки начать войну с англичанами. Но мне кажется, прежде всего нужно арестовать Амиата, он – наш главный враг. Что ты на это скажешь?
– К войне я готов всегда, – ответил Гурган Хан. – Но личность посла неприкосновенна. Если мы совершим насилие над послом, это могут назвать предательством. Нас будут порицать и...
– Амиат этой ночью, – перебил его наваб, – ворвался в один дом в нашем городе и увел с собой несколько человек. Разве я не могу наказать иностранца, даже посла, если он, находясь в чужой стране, совершает преступление?
– Конечно, раз он так поступил, мы должны наказать его, – согласился Гурган Хан. – Но как мы его задержим?
– Сейчас же пошли в его резиденцию вооруженных людей, пусть они арестуют его вместе со свитой и приведут сюда.
– Но их здесь уже нет. Сегодня ночью они покинули город.
– Как?! Не уведомив меня? – удивился наваб.
– Они оставили здесь человека по имени Хэй, он-то и должен сообщить вам об этом, – объяснил Гурган Хан.
– Но чем вызвано столь внезапное бегство? – продолжал недоумевать наваб. – Ведь Амиат знал, что это невежливо по отношению ко мне.
– Дело в том, что ночью убили англичанина. Амиат утверждает, что его убили наши люди. Он был возмущен этим происшествием и заявил, что если останется здесь, то тоже вынужден будет подвергнуть свою жизнь опасности, – объяснил Гурган Хан.
– А кто убил англичанина, ты знаешь? – спросил наваб.
– Человек по имени Протап Рай.
– Молодец! Я непременно награжу его. Где он сейчас?
– Амиат арестовал его вместе с другими. Я не знаю точно, увез ли он их с собой или отправил в Патну.
– Почему ты не сообщил мне обо всем этом раньше? – нахмурился наваб.
– Я сам только что узнал, – ответил Гурган Хан.
Это являлось гнусной ложью. Гурган Хан был прекрасно осведомлен обо всем случившемся. Если бы он только захотел, Амиат никогда не смог бы уехать из Мунгера. Но Гурган Хан преследовал две цели: во-первых, для него было удобнее, чтобы Долони находилась не в Мунгере; во-вторых, ему хотелось на всякий случай заручиться поддержкой Амиата.
Наваб отпустил Гургана Хана. Когда тот выходил, Мир Касим пристально смотрел ему вслед, словно говоря: «Пока не кончится война, я ничего тебе не сделаю, – во время войны ты – главное мое оружие. Но потом ты заплатишь мне за Долони-бегум своей кровью».
Затем наваб позвал к себе мунши по имени Мир и сказал ему:
– Нужно послать приказ Мухаммеду Таки Хану в Муршидабад. Пусть он задержит и арестует Амиата, как только тот прибудет туда, а его пленных – освободит и отправит ко мне. Напиши ему также, чтобы он не затевал ссоры с англичанами, а действовал хитростью. Приказ отправь с гонцом. Пусть тот добирается по суше, так он быстрее прибудет на место.
Вернувшись в гарем, наваб позвал Шойболини и сказал:
– Твой муж пока не освобожден. Англичане увезли его в Калькутту. Но я распорядился, чтобы в Муршидабаде их задержали. Сейчас ты...
– Простите болтливую женщину, – перебила его Шойболини, молитвенно сложив руки, – но почему нельзя сейчас же послать за ними погоню?
– Несколько человек не смогут одолеть англичан. А для многочисленного отряда нужна большая лодка. И потом оставят ли англичане в живых своих пленников, если узнают, что мы послали за ними погоню? А в Муршидабаде у меня есть надежные слуги, они смогут захватить их хитростью.
Шойболини чувствовала, что красота помогает ей. Именно поэтому наваб верит ей и проявляет к ней такое внимание. Иначе зачем бы он стал объяснять ей все это? Осмелев, она снова обратилась к навабу:
– Умоляю простить меня, но, если вы так добры к беспомощной женщине, выслушайте еще одну ее просьбу. Моего мужа легко освободить – он сам очень храбрый человек. Если бы у него было тогда ружье в руках, англичане никогда не смогли бы схватить его. Поэтому, если кто-нибудь сможет передать ему оружие, он и сам освободится, и других освободит.
– Ты – женщина и, видно, совсем не знаешь англичан, – улыбнулся наваб. – Кто сможет передать оружие на английскую лодку?
Шойболини опустила голову и тихо произнесла:
– Если вы разрешите и мне удастся достать какую-нибудь лодку, я это сделаю.
Наваб громко рассмеялся, и Шойболини нахмурилась.
– Господин! – решительно сказала она. – Если я погибну – не беда. Кому до этого дело? Если же мне удастся передать ему ружье, я добьюсь своей цели, а вы – своей.
Глядя на серьезное лицо Шойболини, наваб подумал, что перед ним стоит необыкновенная женщина. «А вдруг она погибнет? – размышлял он. – Но какое мне, в конце концов, дело? Если она сумеет передать оружие – хорошо, нет – их освободит Мухаммед Таки Хан в Муршидабаде».
– Ты отправишься одна?
– Я женщина, и одной мне было бы трудно, – ответила Шойболини. – Если вы так добры ко мне, прикажите служанке и стражнику сопровождать меня.
Немного подумав, наваб приказал позвать сильного, храброго и преданного ему евнуха по имени Мошибуддин. Когда тот вошел и поклонился, Мир Касим обратился к нему:
– Ты отправишься вместе с этой женщиной. С вами будет еще служанка-индуска. Оружие возьмешь, какое скажет эта женщина. Берите маленькую быстроходную лодку и сейчас же отправляйтесь в Муршидабад.
– Что нужно делать? – спросил Мошибуддин.
– Все, что она прикажет. Ты должен относиться к ней, как к бегум. Если встретишь Долони, доставишь ее ко мне.
После этого Шойболини и Мошибуддин поклонились навабу, как этого требовал обычай, коснувшись рукой пола. Правитель улыбнулся и сказал Шойболини на прощание:
– Помни, биби, если когда-нибудь попадешь в трудное положение, обратись к Миру Касиму.
Шойболини снова поклонилась, подумав про себя: «Непременно воспользуюсь этим предложением. Я приду, чтобы вы решили мой спор с Рупаши».
Мошибуддин нашел лодку и погрузил в нее все оружие, которое выбрала Шойболини: ружья, пули, порох, пистолеты, сабли и кинжалы. Спросить, для чего все это нужно, он не осмелился. Мошибуддин решил, что эта женщина – вторая Чанд Салтана [108]108
Чанд Салтана– правительница Биджапура (конец XVI в.); героическая защитница соседнего султаната Ахмеднагара от монгольских военачальников, пытавшихся присоединить его к империи Моголов.
[Закрыть].
В ту же ночь они отправились в путь.
Она плачетВзошла луна. У берегов Ганга простирались широкие песчаные отмели. При лунном свете они сияли серебром, а воды Ганга казались совсем темными. Темно-синяя Ганга, темно-зеленые леса на берегу, а над головой – синее небо, словно усыпанное драгоценными камнями. В такие минуты множество мыслей рождается в душе человека. Мир кажется бесконечным и река тоже кажется бесконечной: сколько ни смотришь вдаль, конца не видно. Не так ли исчезает человек в неведомом будущем? Внизу – бесконечная река, по сторонам бесконечная песчаная пустыня, на берегах бесчисленные деревья, над головой бездонное небо с гирляндами звезд, которым нет числа. Разве может в такие минуты человек не почувствовать себя мелкой крупинкой этого беспредельного и удивительного мира? Разве человек не подобен любой из песчинок отмели, в которую уткнулись привязанные к пристани лодки?
Лодок много. Среди них одна большая, пассажирская. Ее охраняют два сипая с ружьями на плече, они стоят неподвижно, словно статуи. В каюте при свете изящной хрустальной люстры в роскошных креслах среди картин, безделушек и других дорогих вещей сидят несколько сахибов. Двое играют в шахматы, третий пьет вино и читает, четвертый играет на каком-то инструменте.
Внезапно ночную тишину прорезал громкий плач.
Амиат, объявляя Джонсону шах, спросил:
– Что это?
– Сейчас кто-то проиграет, – ответил Джонсон, продолжая обдумывать очередной ход.
Плач стал громче, и в ночной тишине от него становилось как-то жутко.
Амиат, оставив игру, вышел на палубу и осмотрелся. Однако никого поблизости не заметил. Не увидел он и погребальных костров [109]109
Индусы сжигают трупы на кострах, устраиваемых обычно на берегах рек.
[Закрыть]. Между тем плач доносился откуда-то с берега.
Амиат сошел с лодки и направился в ту сторону, откуда слышался плач, и вскоре обнаружил, что кто-то сидит на песке. Амиат подошел ближе и увидел женщину.
– Кто ты? Почему ты плачешь? – спросил он ее на хинди.
Та не поняла его и заплакала еще сильнее. Амиат повторил свой вопрос, но она опять ничего не ответила. Тогда он знаками объяснил, чтобы она следовала за ним. Женщина поднялась и, не переставая плакать, пошла за ним. Это была грешница Шойболини.
