Текст книги "Хрупкое сердце"
Автор книги: Бонкимчондро Чоттопаддхай
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)
Разгневанная, ушла Шундори с лодки Шойболини. Всю дорогу она ругала и проклинала свою подругу. «Негодница», «уродина», «бесстыжая» и многие другие эпитеты в адрес Шойболини пришлось выслушать ее мужу.
Вернувшись домой, Шундори долго плакала. Потом в деревню возвратился Чондрошекхор и, узнав печальную новость, навсегда ушел из доме. Минуло еще несколько дней. Ни о Шойболини, ни о Чондрошекхоре не было никаких известий.
Мы уже говорили, что Шундори являлась дочерью одного из соседей Чондрошекхора, а самому Чондрошекхору приходилась двоюродной сестрой. Отец Шундори жил в достатке, и она часто гостила в его доме. Читателю уже известно, что, когда случилось несчастье с Шойболини, Сринатх, муж Шундори, находился в Бедограме, а сама она жила у родителей, так как мать ее болела и не могла заниматься домашними делами. У Шундори была еще младшая сестра – Рупаши, которая жила в доме отца мужа.
Однажды Шундори надела сари, привезенное из Дакки [91]91
Город Дакка (Восточный Пакистан) славился тонкими шелками.
[Закрыть], и стала примерять украшения.
Надев сари и украшения, она сказала отцу:
– Мне приснился очень плохой сон. Не случилось ли чего-нибудь с Рупаши? Пойду навещу ее.
Отец Шундори, Кришна Комол Чокроборти, во всем слушался своей дочери и не стал возражать. Шундори пошла к сестре, а Сринатх отправился домой.
Мужем Рупаши был уже известный читателю Протап. Женившись на Шойболини, Чондрошекхор часто встречался с Протапом и очень полюбил его. Поэтому когда Рупаши достигла брачного возраста, он выдал ее замуж за Протапа, но не ограничился этим. Поскольку Чондрошекхор был учителем Мира Касима Али Хана и снискал его расположение, он помог Протапу поступить на службу к навабу. Благодаря своим способностям Протап быстро продвигался вверх. К этому времени он уже стал заминдаром. У него большой собственный дом, имя его известно по всей Бенгалии.
Паланкин Шундори внесли во двор Протапа. Рупаши, увидев сестру, совершила пронам и приветливо пригласила ее в дом. Протап приветствовал гостью и поинтересовался, что нового в Бедограме и как поживает Чондрошекхор.
– Я как раз и пришла сюда для того, чтобы рассказать о нем. Слушай! – И Шундори со всеми подробностями рассказала о случившемся.
Протап был так потрясен, что не мог вымолвить ни слова. Придя в себя, он поднял голову и резко спросил:
– Почему же ты столько дней не сообщала мне об этом?
– А что можно было сделать?
– «Что можно было сделать!» Ты – женщина, и мне не хочется хвастаться перед тобой. Но я сумел бы помочь, если бы ты вовремя сообщила мне обо всем!
– Откуда же я могла знать, что ты поможешь? – огорчилась Шундори.
– Разве тебе не известно, что всем, что у меня есть, я обязан Чондрошекхору?
– Мне-то это известно, но говорят, что, разбогатев, люди часто забывают о тех, кто им делал добро.
Ни слова не говоря, Протап в гневе поднялся и вышел. Шундори же, видя, как он рассердился, очень обрадовалась.
На следующий день Протап, взяв с собой только повара и слугу Рамчорона, отправился в Мунгер. Он никому не сказал, куда идет. И только Рупаши он объяснил:
– Я иду искать Чондрошекхора и Шойболини. Пока их не найду, домой не вернусь...
Так что дом, в который брахмачари привел Долони и Кульсам, и был жилищем Протапа в Мунгере.
Шундори решила на несколько дней остаться в доме сестры. Не переставая бранила она Шойболини. Утром, днем и вечером доказывала она Рупаши, что мир еще не видел такой грешницы и негодницы, как Шойболини.
Однажды Рупаши спросила:
– Это все верно. Но зачем же ты так страдаешь из-за нее?
– Я оторву ей голову! Я отправлю ее в дом Ямы! Я огнем опалю ее лицо! Я...
– Диди [92]92
Диди– старшая сестра.
[Закрыть], – остановила ее Рупаши, – зачем же ты так бранишься?
– Это Шойболини заставляет меня браниться!
На берегу ГангиСовет англичан в Калькутте решил начать войну с навабом. Однако для этого необходимо было доставить дополнительное вооружение в факторию в Патне. Поэтому туда и отправили лодку с оружием.
Требовалось также послать секретные инструкции управляющему факторией Иллис-сахибу. В это время Амиат-сахиб находился в Мунгере, где разрешал с навабом спорные вопросы. Не зная, к чему они пришли и каково его мнение о создавшемся положении, нельзя было давать никаких определенных указаний Иллис-сахибу. Поэтому следовало послать в Мунгер опытного чиновника, который встретится с Амиатом, получит от него указания, затем направится к Иллису и расскажет ему о намерениях Амиата и Совета англичан.
Для этой миссии губернатор Ванситарт и вызвал Фостера из Пурондорпура. Фостеру предписывалось сопровождать лодку с оружием, затем встретиться с Амиатом и, наконец, отправиться в Патну. Вот почему сразу по прибытии в Калькутту Фостеру пришлось ехать на запад. О том, что ему предстояло, он узнал еще в Пурондорпуре и поэтому заранее отправил Шойболини в Мунгер.
Фостер догнал свою пленницу на середине пути. В Мунгер они прибыли уже вместе. Здесь Фостер нанес визит Амиату и собрался уже плыть дальше, но как раз в этот момент Гурган Хан захватил его лодку. Оказывается, между Амиатом и навабом произошла ссора. Фостер и Амиат решили: если наваб отпустит лодку – хорошо, если нет – завтра же с рассветом Фостер, бросив судно с оружием, один отправится в Патну.
Две лодки Фостера стояли на причале у мунгерской пристани. Грузовое судно с оружием охраняли несколько солдат наваба. На другой лодке, где находились только пассажиры, оружия не было. Она стояла метрах в двадцати от первой и почти не охранялась. За ней присматривал только один телинганец [93]93
Телинганец —житель Телинганы.
[Закрыть]сипай [94]94
Сипай– индийский солдат.
[Закрыть], находившийся на палубе.
Наступила ночь. На землю опустилась кромешная тьма, хотя небо было безоблачным. Сипай, чтобы не уснуть, ходил взад-вперед, а иногда садился и начинал дремать. Вдоль берега рос густой кустарник. Спрятавшись в его тени, какой-то человек незаметно наблюдал за сипаем. Это был Протап.
Когда Протап понял, что сипай задремал, он покинул свое убежище и тихо вошел в воду.
Услышав всплеск воды, сипай крикнул:
– Кто идет?
Протап не ответил, и сипай задремал опять. Однако Фостер, который находился в той же лодке, не спал. Услышав возглас сипая, он внимательно осмотрелся по сторонам и заметил какого-то человека, вошедшего в воду. Фостер подумал, что тот, наверное, хочет искупаться.
Вдруг из кустарника раздался выстрел. Сраженный наповал, сипай упал за борт. Протап по самый подбородок погрузился в воду и быстро приблизился к тому месту, куда падала тень от судна.
Как только раздался выстрел, на лодке, груженной оружием, поднялась тревога. Послышались возгласы солдат:
– Что случилось?!
В пассажирской лодке тоже все всполошились. Фостер с ружьем в руках выскочил на палубу и стал вглядываться в темноту.
Он заметил, что сипай исчез, и при свете звезд разглядел в воде его труп. Сначала Фостер решил, что сипая убили солдаты наваба, но в тот же миг заметил на берегу возле кустарника дымок. Высоко в небе сияли звезды. У берега, выстроившись в ряд, стояли многочисленные лодки, безжизненные и неподвижные, в темноте они походили на спящих чудовищ. С шумом стремительно катила свои воды Ганга, на ее волнах покачивался труп сипая. Все это Фостер увидел и оценил в одно мгновение. Он быстро вскинул ружье и стал целиться туда, где повисло маленькое облачко дыма. Фостер понимал, что там прячется враг, который, оставаясь сам невидимым, может сейчас убить его, как только что убил сипая. Но Фостер приехал в Индию после битвы при Плесси [95]95
Битва при Плесси произошла 23 июня 1757 года между войсками наваба Бенгалии Сирадж-уд-Даулы и англичанами во главе с Робертом Клайвом; закончилась победой англичан.
[Закрыть], он не мог даже допустить мысли, что туземец осмелится поднять руку на англичанина. Кроме того, он считал, что лучше быть убитым, чем бояться индийца. Размышляя так, он стоял с ружьем наготове. В этот момент из кустарника снова раздался выстрел. Пуля попала Фостеру в голову, и он так же, как сипай, свалился в реку. Его ружье с шумом стукнулось о палубу.
Протап выхватил из-за пояса нож и перерезал веревку, которой привязали лодку. В этом месте река была неглубокая, течение медленное, поэтому якорь не бросили. Да и якорь не стал бы большой помехой для сильного и ловкого Протапа. Одним прыжком он вскочил в лодку.
Все произошло очень быстро: за сотую часть того времени, которое потребовалось, чтобы рассказать об этом. Смерть сипая, появление Фостера на палубе и его падение в воду, захват Протапом судна – все произошло быстрее, чем подоспели люди с груженой лодки. Когда же они наконец преодолели расстояние, отделявшее их от судна, на котором находился Фостер, оказалось, что Протап уже вывел его на глубокое место. Какой-то смельчак все-таки добрался до него вплавь, но Протап так ударил его багром по голове, что преследователю пришлось повернуть вспять. Больше никто не пытался догонять лодку. Протап оттолкнулся багром от дна, и судно, подхваченное течением, быстро поплыло на восток.
Протап стоял посреди лодки. Внезапно оглянувшись назад, он увидел, что какой-то сипай целится ему в спину. Протап молниеносно ударил его багром по руке и поднял выпавшее у того ружье.
– Слушайте все! – воскликнул он, обращаясь к находившимся в лодке. – Меня зовут Протап Рай. Даже наваб боится меня! При помощи этих двух ружей и багра я один могу перебить вас всех. Но если вы будете мне подчиняться, я никому не причиню вреда. Пусть гребцы возьмутся за весла, я сяду за руль. Остальные должны оставаться на своих местах. Шевельнетесь – смерть! Подчинитесь мне – будете в полной безопасности!
С этими словами Протап ударами багра заставил гребцов подняться. Онемевшие от страха, они взялись за весла. Протап сел за руль. Все молчали. Лодка быстро двигалась по течению. Ей вдогонку прогремело еще несколько выстрелов, однако стрельба быстро прекратилась, потому что при тусклом мерцании звезд целиться не представлялось возможным.
Несколько солдат на маленьких суденышках попытались догнать лодку Протапа. Протап спокойно следил за тем, как сокращается расстояние между ним и его преследователями, и, когда последние подошли совсем близко, выстрелил из обоих ружей. Двое были ранены, остальные в панике повернули назад.
Прятавшийся в кустарнике Рамчорон теперь знал, что Протап в безопасности, и, избежав столкновения с солдатами, осторожно скрылся.
Удар громаВ лодке имелось две каюты: одну занимал Фостер, другую – Шойболини. Даже сейчас Шойболини оделась не так, как подобало бы жене англичанина. На ней было сари с черной каймой, руки и ноги украшали браслеты. С ней находилась служанка по имени Парботи.
Шойболини приснился сон. Пруд Бхима окутан тьмой. Это падает тень от деревьев, низко склонивших свои ветви, словно пытавшихся заключить его в свои объятия. Сама Шойболини превратилась в лотос и плывет по воде. У самого берега качается на волнах золотой лебедь, а по берегу разгуливает белый кабан. Шойболини хотела поймать лебедя, но прекрасная птица уплыла прочь. А кабан направился к самой воде, чтобы сорвать Шойболинилотос. Она не успела рассмотреть лебедя, кабан же показался ей похожим на Фостера. Шойболини хотелось поплыть вслед за лебедем, но ее ноги, превратившись в стебель лотоса, прочно приросли ко дну. Она не может сдвинуться с места. А кабан говорит ей: «Приблизься ко мне, тогда я поймаю для тебя лебедя».
Первый выстрел разбудил ее. Потом Шойболини услышала всплеск воды. Еще не очнувшись ото сна, она никак не могла понять, что происходит. Шойболини все еще находилась во власти видения, когда прогремел второй выстрел и на лодке поднялась суматоха. Теперь она окончательно проснулась, выглянула из каюты, но ничего не разобрала. Шойболини поспешно зажгла огонь. Проснулась и Парботи.
– Ты не знаешь, что случилось? – обратилась к ней Шойболини.
– Нет. Но я слышу, наверху разговаривают люди... Кажется, на нас напали грабители... – Она прислушалась. – Сахиба убили! Вот оно, наказание за наши грехи!
– Почему за наши? – возразила Шойболини. – Убили-то сахиба, значит, это наказание за его грехи!
– Но ведь на лодку напали грабители, это и наша беда!
– Какая же это беда? Были у одного разбойника, теперь будем у других. Освободиться из рук белого грабителя и попасть в руки черного – разве это беда? – засмеялась Шойболини. Встряхнув рассыпавшимися по спине волосами, она села на постели.
– Как ты можешь смеяться в такую минуту?! – сердито проговорила Парботи.
– Если тебе это не нравится, пойди и утопись. В Ганге много воды. Пришло мое время: теперь я буду смеяться. Пойди-ка позови ко мне кого-нибудь из грабителей, я хочу поговорить с ними.
Разгневанная Парботи ответила:
– Незачем их звать, сами придут!
Прошел час, другой, но никто не приходил. Шойболини горестно воскликнула:
– Какие мы несчастные! Даже грабители не хотят говорить с нами!
Парботи заплакала.
Так прошло довольно много времени. Наконец лодка остановилась у песчаной отмели. К ней подошли несколько латхиалов [96]96
Латхиала —человек, вооруженный дубинкой.
[Закрыть], а за ними появились носильщики с паланкином. Впереди шел Рамчорон. Он поднялся в лодку и, выслушав распоряжения Протапа, вошел в каюту. Он взглянул на Парботи, потом перевел взгляд на Шойболини и обратился к ней:
– Пусть госпожа выйдет на берег.
– Кто ты? Куда я должна идти?
– Я ваш слуга. Не беспокойтесь ни о чем. Вы пойдете со мной. Сахиб умер.
Шойболини молча поднялась и последовала за Рамчороном. Парботи хотела пойти за госпожой, но Рамчорон остановил ее и велел оставаться в лодке. Шойболини села в паланкин, и Рамчорон повел носильщиков к дому Протапа.
Там все еще жили Долони и Кульсам. Чтобы не разбудить их, Рамчорон проводил Шойболини в комнату, расположенную наверху, зажег светильник и предложил женщине отдохнуть. Потом, совершив пронам, покинул комнату и запер за собой дверь.
– Чей это дом? – спросила Шойболини, но Рамчорон уже не слышал ее.
Он сам решил привести Шойболини в дом Протапа. Хозяин ему этого не приказывал. Наоборот, Протап ясно сказал: «Пусть паланкин отнесут в дом Джоготшетха». Однако по дороге Рамчорон подумал: «Вряд ли будут открыты ночью ворота в доме Джоготшетха. Да и впустят ли нас привратники? Что я скажу, если меня станут расспрашивать? А скажу правду, меня схватят как убийцу англичанина. Нет, это не годится. Сейчас лучше идти к себе домой». Так Шойболини оказалась в доме Протапа.
Когда носильщики подняли паланкин и тронулись в путь, Протап сошел на берег. Во время плавания гребцы молчали, потому что в руках у него было ружье, сейчас, увидев латхиалов, тоже никто не посмел вымолвить слова. Ступив на берег, Протап направился к своему дому.
Рамчорон открыл ему дверь и сказал, что ослушался своего хозяина.
– Иди позови ее и сейчас же проводи в дом Джоготшетха! – приказал Протап.
Рамчорон поднялся к Шойболини и, к своему удивлению, застал ее спящей. Можно ли спать в такую минуту? Не знаю. Я пишу лишь о том, что было. Рамчорон не стал будить Шойболини. Он вернулся к Протапу и, сообщив, что она спит, спросил:
– Разбудить ее?
Протап удивился и подумал: «Пандит Чанакья [97]97
Чанакья(известен также под именем Каутильи) – министр и советник царя Чандрагупты Маурья (IV в. до н. э.), автор знаменитого трактата «Артхашастра», освещающего вопросы политической, социальной, экономической и военной организации империи Маурья.
[Закрыть]забыл написать, что для женщины самое главное – сон». Рамчорону же он сказал:
– Не надо. Ты тоже отправляйся спать. Мы много потрудились. Я, пожалуй, тоже отдохну.
Рамчорон ушел. Вокруг стояла мертвая тишина. В кромешной тьме Протап бесшумно поднялся наверх и, подойдя к двери своей спальни, открыл ее. На своей постели он увидел спящую Шойболини. Рамчорон забыл его предупредить, что поместил ее в этой комнате.
При свете лампы Протап видел лицо Шойболини, и ему казалось, будто на белоснежной постели кто-то рассыпал только что сорванные едва распустившиеся цветы, будто в сезон дождей по серебристой поверхности спокойной Ганга плывут белые лотосы. Чарующая тихая красота! Протап не мог оторвать взгляда от лица Шойболини. Но не потому, что его изумила ее красота или в нем пробудилась страсть. Он смотрел на нее, ни о чем не думая, словно зачарованный. Перед глазами встало далекое прошлое: как-то вдруг само собой всколыхнулось море воспоминаний и покатились волны, обгоняя друг друга.
Шойболини не спала. Закрыв глаза, она размышляла о случившемся и не слышала, как вошел Протап. Он хотел поставить к стене ружье, которое держал в руках, но сделал это неловко, и оно упало на пол. Шойболини открыла глаза, приподнялась и увидела Протапа.
– Что это? Кто ты? – вскрикнула она и лишилась чувств.
Протап принес воды, брызнул в лицо Шойболини, и, словно роса на лепестках лотоса, заблестела она, смочив прекрасные волосы молодой женщины, которые стали теперь похожими на водоросли, обвивающие лотос.
Вскоре Шойболини пришла в себя и уже спокойно спросила:
– Кто ты? Протап? Или ты какое-нибудь божество, которое хочет обмануть меня?
– Я Протап.
– Еще в лодке мне показалось, будто я слышала твой голос, но я не поверила своим ушам. – И Шойболини глубоко вздохнула.
Видя, что она совсем успокоилась, Протап собрался уходить, но Шойболини остановила его:
– Подожди!
Протап нехотя остановился.
– Зачем ты сюда пришел? – спросила Шойболини.
– Это мой дом.
Хотя Шойболини внешне выглядела спокойной, на самом деле она от волнения едва переводила дыхание. Немного помолчав, она собралась с силами и снова спросила:
– Кто доставил меня сюда?
– Мы, – ответил Протап.
– Кто это «мы»?
– Я и мой слуга.
– Зачем?
– Я никогда еще не встречал такой грешницы, как ты! – вскипел Протап. – Мы вырвали тебя из рук проклятых чужеземцев, а ты еще спрашиваешь, зачем тебя сюда привели?!
Видя, как гневается Протап, Шойболини постаралась взять себя в руки. Сдерживая слезы, она проговорила:
– Если ты считаешь пребывание в доме чужеземца позором, то почему ты сразу не убил меня? Ведь у тебя в руках было ружье.
– Я сделал бы это! – ответил Протап. – Но я не убиваю женщин. Хотя тебе, конечно, лучше всего было бы умереть!
Шойболини заплакала.
– «Лучше всего было бы умереть»! – воскликнула она сквозь рыдания. – Пусть другие говорят это, а ты не смей! Кто довел меня до такого ужасного положения? Ты! Кто сделал мою жизнь беспросветной? Ты! Из-за кого я, потеряв всякую надежду на счастье, стала безрассудной? Из-за тебя! Из-за кого я несчастна? Из-за тебя! Из-за кого я не смогла всей душой привязаться к дому? Из-за тебя! Ты не смеешь осуждать меня!
– Я осуждаю тебя, потому что ты грешница. Ты говоришь, что во всем виноват я. Но, видит бог, я неповинен в твоих грехах. Он один знает, что я боялся тебя, как боятся змеи, поэтому и ушел с твоего пути. Вот почему я покинул Бедограм. Во всем виновата ты одна. Ты – грешница, а винишь меня. Что я тебе сделал?
– Что сделал? – в гневе переспросила Шойболини. – Зачем ты, чистый, словно божество, опять пришел ко мне? Зачем зажег передо мной свет моей юности? Зачем воскресил в памяти то, что я давно забыла? Зачем я увидела тебя? Почему нам не суждено было быть вместе? Почему я не умерла? Знаешь ли ты, что я всегда помнила тебя, и поэтому мой дом казался мне лесом? Знаешь ли ты, что я покинула его в надежде когда-нибудь найти тебя? Если бы не это, на что мне Фостер.
Протапа словно ударило громом. Как ужаленный скорпионом, выбежал он из комнаты.
В это время у ворот дома послышался шум.
Гольстон и ДжонсонКогда паланкин с Шойболини унесли, и Протап сошел на берег, из лодки потихоньку вылез сипай, которого Протап стукнул багром по руке. Стараясь остаться незамеченным, он последовал за паланкином. Это был мусульманин по имени Бокаулла Хан.
Первая армия, прибывшая в Бенгалию с Клайвом [98]98
Роберт Клайв– в прошлом чиновник Ост-Индской компании; в 1756 году командовал десантными войсками, которые Ост-Индская компания направила из Мадраса для захвата Калькутты; в 1758-1760 годах Клайв назначен первым губернатором Бенгалии.
[Закрыть], была сформирована из жителей Мадраса, поэтому в то время все солдаты-индийцы, находившиеся на службе у англичан в Бенгалии, назывались телинганцами. Позже в английской армии служили и жители Северной Индии, и мусульмане. Бокаулла являлся выходцем из окрестностей Гаджипура.
Бокаулла следовал за паланкином до самого дома Протапа и видел, как Шойболини вошла туда. Тогда Бокаулла отправился к Амиат-сахибу, где застал всех в большом волнении. Амиат уже знал о печальном происшествии с Фостером. Бокаулла также узнал, что сахиб обещал награду в тысячу рупий тому, кто сегодня же ночью найдет преступников.
Тогда Бокаулла предстал перед самим сахибом, рассказал ему обо всем, что случилось, и прибавил:
– Я даже могу показать дом, где скрываются эти разбойники.
Лицо Амиата-сахиба просветлело. Он приказал пятерым сипаям идти вместе с Бокауллой.
– Схватите этих негодяев и приведите ко мне, – приказал он.
– Дайте мне еще двух англичан, – попросил Бокаулла. – Протап Рай настоящий дьявол, одним индийцам с ним не справиться.
Амиат приказал двум англичанам – Гольстону и Джонсону – отправляться вместе с Бокауллой, захватив с собой оружие.
По дороге Гольстон спросил Бокауллу:
– Ты был когда-нибудь в этом доме?
– Нет, не был, – ответил тот.
Гольстон обратился к Джонсону:
– Нужно захватить с собой лампу и спички. Индусы всегда гасят свет на ночь, чтобы избежать лишних расходов.
Взяв все необходимое, англичане молча, твердым шагом шли по дороге. Сзади шагали пятеро сипаев и Бокаулла. Городские стражники, встречавшиеся им по дороге, в испуге шарахались в стороны. Приблизившись к дому Протапа, англичане тихо постучали в дверь. Услышав стук, Рамчорон пошел открывать.
Рамчорон был на редкость преданным слугой. Он искусно делал массаж и натирал своего хозяина маслом. Он знал тайны косметики и умел очень красиво уложить складки на дхоти [99]99
Дхоти —мужская одежда, широкая набедренная повязка из куска ткани.
[Закрыть]. Никто другой не смог бы так же хорошо следить за чистотой и порядком в доме и в то же время делать такие удачные покупки. Однако не это являлось его главным достоинством. В Муршидабаде Рамчорон слыл искусным латхиалой, немало индусов и иноземцев пали от его руки. Он был также метким стрелком, о чем могли бы рассказать воды Ганги, окрашенные кровью Фостера.
Но и это еще не все. Рамчорон обладал одним очень важным для того времени качеством: он был хитер, как шакал, и всей душой предан своему хозяину. Тихонько подойдя к двери, он подумал: «Кто может стучаться в такой поздний час? Достопочтенный брахман? Возможно. Однако лучше сначала посмотреть, кто стучит, а потом открывать. Я уже допустил одну оплошность сегодня».
Рамчорон прислушался. Двое шепотом разговаривали по-английски (Рамчорон называл этот язык «индиль-миндиль»). Тогда он подумал: «Постойте, голубчики! Я вам открою дверь, только сначала возьму ружье. Дурак тот, кто доверяет индиль-миндилю. Впрочем, одного ружья будет мало. Нужно позвать господина». И он поспешил наверх, чтобы предупредить Протапа.
Тем временем англичане начали терять терпение.
– Чего тут ждать?! – воскликнул Джонсон. – Стукни-ка посильнее ногой! Индийская дверь не выдержит удара.
Гольстон послушался. Дверь затрещала, но не открылась.
Услышав шум, Протап поспешно начал спускаться вниз. Как раз в этот момент ударил Джонсон. Дверь разлетелась в щепки.
– Пусть вся Индия так же разлетится под ударом Британии! – С этим возгласом англичане ворвались в дом. Следом за ними вошли сипаи.
Рамчорон, столкнувшись с Протапом на лестнице, успел шепнуть ему:
– Спрячьтесь в темноте. Пришли англичане, кажется, из дома Амбата. (Рамчорон вместо Амиат говорил «Амбат» [100]100
Амбат– крапивная лихорадка (бенг.).
[Закрыть].)
– Что же тут страшного? – спросил Протап.
– Их восемь человек!
– Если я спрячусь, то что будет с женщинами? Принеси-ка мое ружье.
Если бы Рамчорон знал англичан немного лучше, он никогда не посоветовал бы Протапу прятаться в темноте.
Внезапно яркий свет выхватил из тьмы шептавшихся на лестнице Рамчорона и Протапа. Это Джонсон зажег принесенную с собой лампу.
– Эти? – спросил он Бокауллу.
Бокаулла видел Протапа и Рамчорона в кромешной тьме, и сейчас даже при свете лампы не сумел бы их узнать. Но тут он вспомнил о разбитой руке – кто-то ведь должен ответить за это. И он сказал:
– Да, эти.
Тогда англичане, словно тигры, бросились к лестнице. Видя, что с ними еще и сипаи, Рамчорон поспешил наверх за ружьем Протапа.
Джонсон послал ему вдогонку пулю. Пуля попала в ногу, и Рамчорон, словно подкошенный, опустился на ступеньку.
Безоружный Протап стоял, не двигаясь с места. Бежать он не хотел, да это было бы бессмысленно: он видел, как пуля настигла верного Рамчорона. Ровным голосом, стараясь не выдать своего волнения, он спросил, обращаясь к англичанам:
– Кто вы? И что вам здесь нужно?
– А ты кто?! – крикнул Гольстон.
– Я – Протап Рай.
Бокаулла вспомнил, что именно так называл себя тот человек, который захватил их лодку.
– Господин, – обратился он к сахибу, – это главарь!
Джонсон схватил Протапа за одну руку, Гольстон – за другую. Протап понимал, что сопротивляться бесполезно, и молча повиновался. Ему надели наручники.
– Что делать с этим? – кивнув в сторону Рамчорона, спросил Гольстон.
– Его тоже возьмите, – обратился Джонсон к двум сипаям, и те немедленно выполнили его приказ.
Когда англичане вломились в дом, Долони и Кульсам тоже проснулись и очень испугались. Их спальня находилась у самой лестницы, поэтому, слегка приоткрыв дверь, они увидели, что происходит в доме. Когда англичане вместе с Протапом и Рамчороном спускались вниз, при свете лампы, которую нес один из сипаев, Бокаулла увидел сверкавшие, как сапфиры, глаза Долони.
– Вот женщина Фостера-сахиба! – воскликнул он.
– В самом деле? – спросил Гольстон. – Где она?
– Вот здесь, в этой комнате, – указал на дверь Бокаулла.
Джонсон и Гольстон вошли в комнату и, оглядев Долони и Кульсам, приказали:
– Вы пойдете с нами.
Перепуганные, ничего не понимающие женщины повиновались.
В доме осталась одна Шойболини.
