Текст книги "Хрупкое сердце"

Автор книги: Бонкимчондро Чоттопаддхай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

Она смеется

Войдя в каюту, Амиат обратился к Гольстону:

– Эта женщина сидела одна на берегу и плакала. Меня она не понимает, а я не понимаю ее. Поговори с ней ты.

Гольстон знал немногим больше Джонсона, но среди англичан считался знатоком хинди. Он подошел к женщине и спросил:

– Кто ты?

Шойболини ничего не ответила и опять заплакала.

– Почему ты плачешь? – снова спросил Гольстон.

Шойболини продолжала плакать и по-прежнему ничего не отвечала.

– Где твой дом? Зачем ты пришла сюда?

Шойболини молчала.

Гольстон вынужден был признать свое поражение. Видя, что женщина их совсем не понимает, англичане решили отпустить ее. Но она продолжала стоять, не двигаясь с места.

– Судя по одежде, она бенгалка. Нужно позвать какого-нибудь бенгальца, – предложил Амиат, – пусть он поговорит с ней!

Почти все слуги у сахиба являлись бенгальцами-мусульманами. Амиат позвал одного из них и велел поговорить с женщиной.

Тот спросил:

– Почему ты плачешь?

Шойболини вдруг расхохоталась как безумная.

– Она сумасшедшая, – сказал слуга.

– Спроси, чего она хочет, – приказал англичанин.

Бенгалец спросил.

– Я голодна, – проговорила Шойболини.

Слуга перевел ответ.

– Дайте ей чего-нибудь поесть, – велел Амиат.

Бенгалец с радостью исполнил приказание хозяина – красивая женщина ему сразу приглянулась. Однако Шойболини не прикоснулась к еде.

– Почему ты не ешь? – удивился он.

– Я дочь брахмана. Разве я могу есть пищу, приготовленную тобой [110]110
  По законам индуизма, человеку, принадлежащему к касте брахманов, воспрещается употреблять пищу, приготовленную членом более низкой касты, так как она считается оскверненной.


[Закрыть]?

Слуга пошел доложить об этом сахибам.

– Нет ли на какой-нибудь из лодок брахмана? – спросил Амиат.

– Есть, – ответил слуга, – сипай и пленный.

– Может, у них найдется вареный рис, пусть дадут ей, – распорядился сахиб.

Слуга отправился вместе с Шойболини сначала к сипаю, но у того риса не оказалось. Тогда он повел женщину в лодку, где находился пленный. Им-то и являлся Протап Рай. В маленькой лодке было темно. Здесь же стояли вооруженные стражники.

– Эй, почтенный! – крикнул слуга. – У тебя не осталось риса?

– Зачем? – спросил пленник.

– Пришла голодная брахманка. Не дашь ли ты ей немного риса?

У Протапа риса тоже не оказалось, но он ответил:

– Хорошо, я дам. Только пусть мне снимут наручники.

Слуга сказал стражнику, чтобы тот снял наручники. Но стражник отказался:

– Нужно разрешение.

Слуга отправился за разрешением. Кто станет так хлопотать за другого? Особенно трудно ожидать подобного поступка от Пирбакша, мусульманина – слуги сахиба: он никогда не помогал другому в беде. Мусульмане, слуги англичан, самые низкие люди на земле, но сейчас Пирбакш действовал в своих собственных интересах: он хотел накормить женщину, чтобы потом отвести ее к себе.

Слуга пошел за разрешением к сахибу, а Шойболини осталась стоять около лодки Протапа. Лицо ее закрывало покрывало.

Красота всех покоряет. А если ее обладательница – молодая женщина, то внешность становится верным ее оружием. Амиат тоже заметил, что женщина необычайно красива, и, услышав, что она сумасшедшая, пожалел несчастную. Через джамадара [111]111
  Джамадар– одно из низших офицерских званий, которые присваивались индийцам в колониальной армии.


[Закрыть]он распорядился снять с пленного наручники и пропустить женщину в лодку.

Слуга-мусульманин принес лампу, и стражник снял с Протапа наручники. Затем Протап взял у слуги лампу и пошел в каюту якобы за рисом. На самом деле он решил бежать. Пирбакш остался ждать на берегу.

Шойболини последовала за Протапом и тоже вошла в каюту. Стражники стояли снаружи и не могли видеть того, что происходило внутри. Шойболини приблизилась к мужчине и открыла лицо.

Когда Протап оправился от удивления, то увидел, что Шойболини кусает губы, но лицо ее сияет от радости и в то же время полно отчаянной решимости. «Да, это тигрица, достойная тигра!» – подумал он.

Шойболини тихо шепнула:

– Брось рис и вымой руки... Не за рисом же я сюда пришла! – Скорей беги! Там, у излучины реки, тебя ждет лодка.

* * *

Протап ответил тоже шепотом:

– Сначала иди ты, иначе попадешь в беду.

– Сейчас же беги! – настаивала Шойболини. – Когда тебе наденут наручники, будет поздно! Прыгай в воду, не медли! Послушайся меня хоть раз! Я притворилась сумасшедшей, и они не удивятся, когда я брошусь в реку. Если ты хочешь, чтобы я спаслась, прыгай! – Сказав это, Шойболини громко захохотала и крикнула:

– Я не буду есть рис! – Потом она заплакала и, поднявшись на палубу, сказала стражнику: – Я приняла рис из рук мусульманина! Я потеряла касту! Мать Ганга, возьми меня! – С этими словами Шойболини бросилась в воду.

– Что случилось?! – закричал Протап, выбегая следом за ней на палубу.

Вооруженный стражник попытался преградить ему путь.

– Негодяй! – крикнул Протап. – Женщина тонет, а ты стоишь и смотришь?! Он ударил стражника ногой, и тот плюхнулся в воду. – Спасайте женщину! – снова крикнул Протап и бросился в реку.

Шойболини плавала хорошо и теперь была уже далеко. Протап поплыл за ней.

– Пленный убежал! – воскликнул второй стражник и вскинул ружье, целясь в Протапа.

– Не бойся, я не убегу! – крикнул ему Протап, продолжая уплывать от лодки. – Надо спасти женщину, я не могу допустить, чтобы она погибла. Ты же индус, а хочешь убить брахмана!

Сипай опустил ружье.

В это время Шойболини уже подплыла к последней, стоящей на причале лодке. Взглянув на нее, она замерла от ужаса: это была та самая лодка, на которой она плыла с Лоуренсом Фостером. Дрожа от волнения, Шойболини еще раз посмотрела на лодку. Там, на крыше каюты, полулежал какой-то сахиб. Шойболини вгляделась в его лицо и вскрикнула – она узнала Лоуренса Фостера. Фостер тоже заметил Шойболини и сразу узнал ее.

– Держите! – закричал он. – Держите ее! Это моя биби!

Услышав его крик, несколько человек бросились в воду и попытались догнать Шойболини. Они даже призывали на помощь Протапа, который заплыл уже далеко и был ближе всех к ней:

– Держи ее! Фостер-сахиб наградит тебя!

Протап же подумал: «Я сам уже однажды наградил Фостера-сахиба и не отказался бы сделать это еще раз», – и крикнул:

– Я держу ее!

Сипаи поспешно вылезли из воды. А Фостер так и не узнал, с кем это они разговаривали.

На реке

Протап и Шойболини были уже далеко. Какое восхитительное зрелище! Они плыли словно по океану счастья. Залитая лунным светом огромная река несла свои воды через всю страну, по ней, будто гирлянды синих цветов, пробегали маленькие волны. Протап и Шойболини всматривались в бескрайний небесный океан. Протап подумал: «Почему человеку не дано переплыть и этот океан? Почему нельзя разбрызгать волны облаков? Интересно, ценой какой добродетели я смог бы стать пловцом в этом великом океане? Как ничтожно по сравнению с этим плавание в реке! С самого рождения я плыву по бурному морю жизни, то рассекая волны, то качаясь на волнах, словно травинка. Что для меня эта река?!» А Шойболини думала: «У этой реки есть дно, а я плыву по бездонной реке жизни».

Замечаем мы красоту природы или нет, она не становится от этого менее яркой. В каком бы море вы ни плыли, вы всюду увидите эту нежную синеву воды, эти маленькие волны, все так же будут сиять звезды, все так же будут раскачиваться деревья на берегу и так же будет серебрить воду лунный свет. О, баловница природа! Все бы ей резвиться да играть своей нежной красотой.

Шойболини все еще видела перед собой бледное, исхудавшее лицо Фостера. Она плыла, словно заводная кукла, совсем не чувствуя усталости.

Протапа внезапно обуяла радость. Он тихо позвал:

– Шойболини! Шой!

Шойболини вздрогнула, ее охватило волнение. Так Протап звал ее когда-то в детстве. И вот сейчас он снова произнес это милое ее сердцу «Шой!». Сколько прошло лет! Но разве время измеряется годами! Оно измеряется счастьем и горем человеческой жизни. Для Шойболини эти годы казались вечностью! Услышав здесь, среди бесконечных волн, свое имя, Шойболини закрыла глаза. Она мысленно призвала в свидетели луну и звезды.

– Протап! Почему даже сегодня мертвую Гангу освещает луна? – тихо спросила Шойболини.

– Луна? Нет, Шой, это не луна, это солнце восходит! Не бойся, теперь нас никто не догонит.

– Тогда давай выйдем на берег, – предложила Шойболини.

– Шой!

– Да?

– Ты помнишь?

– Что?

– Однажды мы плыли так же...

Шойболини не ответила. Она заметила плывшее по течению бревно и ухватилась за него рукой.

– Держись за него! – крикнула она Протапу. – Отдохни!

Протап подплыл и взялся за бревно с другого конца.

– Помнишь? – снова спросил Протап. – У тебя тогда не хватило мужества утонуть, а я готов был сделать это...

– Помню, – ответила Шойболини. – Если бы ты не назвал меня «Шой», я сегодня искупила бы свою вину. Зачем ты назвал меня так?

– Я однажды уже был готов утонуть, чего же мне бояться сейчас?

– Не надо, Протап! – испугалась Шойболини. – Давай лучше выйдем на берег.

– Нет, я хочу умереть. – И Протап оттолкнул от себя бревно.

– Зачем ты так говоришь, Протап?! – воскликнула Шойболини.

– Я не шучу. А вот утону я или нет, зависит от тебя.

– Но чего же ты хочешь? Обещаю сделать все, что ты скажешь.

– Я выйду на берег, только если ты поклянешься...

– Какую клятву должна я принести?

Шойболини тоже оттолкнула бревно. В одно мгновение померкли звезды, погасла луна, а река словно загорелась синим пламенем. У нее перед глазами снова возник образ Фостера с саблей, занесенной над головой.

– Какую клятву? – задыхаясь, проговорила Шойболини.

И они снова плыли все дальше и дальше вперед. Их страшный разговор происходил под шум Ганги. Смеющийся лик луны отражался в ее водах. Волшебница природа! Она всегда одинаково красива, любуются ею или нет!

– Какую клятву, Протап?

– Клянись мне водой священной Ганги... – начал Протап.

– Что для меня Ганга? – перебила его Шойболини.

– Тогда поклянись своей верой, – сказал Протап.

– Я давно потеряла ее.

– Поклянись мной!

– Хорошо, подплыви ближе и дай мне руку, – попросила Шойболини.

Протап подплыл ближе, взял Шойболини за руку и долго не отпускал ее. Плыть стало трудно, они опять ухватились за бревно.

– Теперь я могу принести тебе любую клятву, какую ты только пожелаешь, – проговорила Шойболини. – А сколько времени прошло с тех пор, Протап?

– Поклянись, или я утоплюсь, – словно не слыша ее, твердил Протап. – Зачем мы только живем? Кто по своей воле захочет нести груз этой тяжкой жизни? О, если бы мы могли сбросить этот груз на дно величественной Ганги... Разве может быть счастье больше, чем это?

В небе по-прежнему смеялась луна.

– Какую клятву ты требуешь? – спросила Шойболини.

– Прикоснись ко мне, – начал Протап, – и поклянись... Помни, моя жизнь в твоих руках, от тебя зависит, быть мне счастливым или несчастным...

– Я поклянусь и буду верна этой клятве всю жизнь, – проговорила Шойболини.

Протап произнес слова страшной клятвы. Он требовал, чтобы Шойболини навсегда забыла его. Это было жестокое требование, равносильное смерти, и Шойболини не могла принести такую клятву.

– Кто еще на свете так же несчастен, как я?! – воскликнула она.

– Я, – ответил Протап.

– У тебя хоть есть богатство, сила, слава, друзья! У тебя есть Рупаши. А что есть у меня?

– У тебя ничего нет, – согласился Протап. – Тогда давай утонем вместе.

Шойболини задумалась на мгновение. Когда-то, много лет назад, первая большая волна реки, называемой жизнью, чуть не захлестнула ее. «Если я и умру, – подумала она, – не беда! Но почему ради меня должен умирать Протап?» Вслух же Шойболини сказала:

– Давай выйдем на берег.

Протап оттолкнул бревно и погрузился в воду. Но Шойболини все еще держала его за руку. Она притянула его к себе, и Протап снова оказался на поверхности.

– Хорошо, я поклянусь, – согласилась Шойболини. – Только подумай еще раз. Ведь ты хочешь отнять у меня последнее. Я от тебя ничего не требую. Почему же мне нельзя даже думать о тебе?

Протап выпустил ее руку, но Шойболини тотчас же снова ухватилась за нее. Затем заговорила взволнованным голосом:

– Протап, сожми мою руку крепче! А теперь слушай! Твоим именем я клянусь... Твоя жизнь и твое счастье у меня в руках. Слушай же, вот моя клятва! С сегодняшнего дня я забуду тебя. Сегодня я отказываюсь даже от надежды на счастье, сегодня я хороню все свои мечты. Знай, что сегодня Шойболини умерла. – И она выпустила руку Протапа.

Дрожащим от волнения голосом он сказал:

– Поплывем к берегу!

Выйдя на берег, они пошли к излучине реки. Здесь их ждала лодка, и они сели в нее.

Однако ни Шойболини, ни Протап не заметили, что за ними все время внимательно следил Романондо Свами.

Когда англичане спохватились и поняли, что их пленник бежал, легкая лодка, в которой он плыл с Шойболини, была уже далеко.

Так Шойболини, еще не представив на суд наваба своего дела против Рупаши, уже проиграла его.

Освобождение Рамчорона

Рамчорон освободился из плена совсем легко. Англичане не держали его в качестве заложника. Никто не знал, что именно он ранил Фостера и убил сипая. Амиат думал, что он просто-напросто слуга, и отпустил его еще в Мунгере.

– Твой господин – негодяй, – сказал он Рамчорону. – Мы его жестоко накажем. А ты нам не нужен, можешь идти куда хочешь.

Выслушав сахиба, Рамчорон поклонился и, перед тем как уйти, сказал:

– Я простой деревенский пастух, я не умею говорить, так что не гневайтесь на меня... Но мы, наверное, с вами дальние родственники?

Когда Амиату перевели его слова, он удивленно спросил:

– Почему ты так думаешь?

– Иначе вы не стали бы шутить со мной.

– Разве я шучу? – недоумевал Амиат.

– Вы перебили мне ногу, а теперь говорите: «Иди куда хочешь». Можно подумать, что я женился на девушке из вашей семьи. Но ведь я простой пастух. Если я женюсь на англичанке, то потеряю свою касту.

Амиату перевели слова Рамчорона, но он опять ничего не понял и решил, что это лишь способ польстить. Он вспомнил, что когда индийцы хотят выразить кому-нибудь почтение, они величают его «мать», «отец», «брат» или возводят в какую-нибудь другую степень родства. Очевидно, и этот слуга назвал его родственником, чтобы польстить ему. Нельзя сказать, что Амиат-сахибу это было неприятно.

– Чего же ты хочешь? – обратился он к Рамчорону.

– Прикажите полечить мою раненую ногу, – попросил тот.

– Хорошо, – улыбнулся англичанин, – останься здесь на несколько дней, и тебя вылечат.

Рамчорон только того и ждал. Он хотел во что бы то ни стало остаться на лодке вместе с Протапом, и ему это удалось.

В ту ночь, когда бежал Протап, Рамчорон, не сказав никому ни слова, незаметно сошел на берег. При этом он вполголоса ругал отца, мать, сестру и других родственников «индиль-миндиля». Его нога зажила, и он мог ходить уже совершенно свободно.

В горах

В эту ночь небо было затянуто тучами, скрывшими и луну, и звезды. Тяжелые, серые, они нависли над землей; сплошная тьма окутала реку, песчаный берег и цепи гор. В этой кромешной темноте Шойболини в одиночестве стояла у подножия гор.

Глубокой ночью маленькая лодка, оставив преследователей далеко позади, пристала к берегу. Обычно на берегу большой реки можно найти немало безлюдных мест; в одном из таких мест и остановились Протап с Шойболини. Шойболини тотчас же покинула своего спутника. На этот раз ею руководили иные чувства. Как звери в страхе перед огнем бегут из леса, охваченного пожаром, так Шойболини бежала от Протапа. Она боялась его близости, сулившей ей счастье, красоту и любовь. Но ни на это, ни на что иное Шойболини не имела больше прав. У нее не осталось даже никаких надежд. Она должна была подавить свои желания, а разве это возможно, если они вместе?

Разве может мучимый жаждой путник, идущий по пустыне, отказаться от прохладной, свежей, прозрачной воды? Страстные желания опутывают человека подобно ужасному морскому чудовищу, когда-то описанному великим писателем. Это отвратительное чудовище обитает в подводной пещере, наполненной кристально-прозрачной водой, там, где на дне сверкают разноцветные камни и лежат несметные сокровища – жемчуга и кораллы. Чудовище питается кровью людей, соблазнившихся красотой пещеры. Одно за другим выпускает оно свои щупальца, обвивает ими тело человека и начинает высасывать кровь несчастной жертвы.

Шойболини, сознавая свое бессилие, бежала от борьбы, которая ей предстояла. Она боялась, что Протап начнет искать ее, поэтому шла, не останавливаясь. Впереди тянулась горная цепь, и Шойболини решила спрятаться в горах. Весь день она бродила по лесу, опасаясь быть замеченной. Но вот наступил вечер и стало совсем темно. Вот тогда-то Шойболини и начала подниматься в гору, стараясь проделать как можно больший путь, прежде чем на небо выкатится луна. Острые камни ранили ей ноги, она с трудом пробиралась сквозь кусты, увитые лианами, шипы и корни до крови царапали ей руки. Так Шойболини хотела искупить свою вину.

Но все эти трудности не огорчали ее. Она сама придумала себе такое искупление. Она решила покинуть счастливый мир и уйти в лес, кишащий дикими зверями. Сможет ли она подобными страданиями искупить свой грех, в темной бездне которого так долго пребывала?

С израненными ногами, исцарапанным до крови телом, голодная и томимая жаждой, Шойболини продолжала свой путь в горах. Дороги не было; среди острых обломков скал и непроходимого кустарника даже днем идти трудно, а сейчас стояла ночь. Поэтому она продвигалась очень медленно.

Тем временем начали сгущаться тучи, черным беспросветным мраком окутали они все небо. Этот мрак поглотил и горы, и деревья у их подножия, и реку вдали. Весь мир погрузился во тьму. Шойболини стало уже казаться, что в мире нет ничего, кроме камней, шипов и этой непроглядной темноты. Подниматься дальше было невозможно. Обессиленная, она опустилась на землю.

Небо то и дело прорезали огромные молнии, грохотал гром. Шойболини знала, что такая гроза всегда бывает предвестником летних бурь, которые нередко случаются в горных районах. Много будет сломано деревьев, много загублено цветов. Неужели судьба не подарит и Шойболини этого счастья – счастья погибнуть?

Холодная капля дождя упала на лицо Шойболини. За ней другая... Начался ливень. Все вокруг наполнилось страшным ревом и грохотом; выл ветер, гремели раскаты грома, трещали ломавшиеся деревья, стонали испуганные звери и с невероятным шумом низвергались каменные громады. Издали доносился гул вздымавшихся на Ганге волн. Шойболини сидела на камне, опустив голову, и с небес на нее обрушивались потоки холодной воды. Ветви кустарника, не переставая, хлестали ее тело. Бурный ручей, сбегавший по склону горы, захлестнул Шойболини, и она оказалась по пояс в воде.

О природа! Миллионы раз преклоняюсь я перед тобой. Тебе чуждо сострадание, у тебя нет привязанности, нет любви, ты без колебания уничтожаешь живые существа. Ты – мать бесчисленных несчастий! Но именно тебе мы обязаны всем. Ты – источник всех радостей, ты даешь счастье и приносишь богатство, ты исполняешь желания и наделяешь красотой. Я поклоняюсь тебе! Ты устрашающая и многообразная! Еще вчера лоб твой украшала луна, а на голове сияла корона из звезд; ты чаровала весь мир своей пленительной улыбкой. Сплетая гирлянды из подобных цветам гребешков волн, ты озарила лунным светом Гангу; ты зажгла миллионы алмазов на ее песчаных берегах; скольким юношам и девушкам доставила ты радость купания в волшебной синеве реки! Казалось, что ты отдала всю доброту и любовь, на какую только способна. А сегодня? Сегодня ты вероломная, коварная. Я не знаю, зачем ты так жестоко играешь жизнью людей, ты лишена разума, ты не способна на сострадание, но ты – вездесущая и всесильная; ты – величественная майя [112]112
  Майя —божественная иллюзия, творческая сила высочайшего божества, создающая мир, который имеет призрачное, иллюзорное существование.


[Закрыть], ты – гордость творца. Ты неодолима. Я преклоняюсь перед тобой.

Через некоторое время дождь прекратился, но буря не утихла. Мрак стал еще непрогляднее. Шойболини поняла, что в такой тьме двигаться в горах опасно. Она дрожала от холода. Ей вспомнился дом мужа в Бедограме. Шойболини подумала: «Я умерла бы с радостью, если бы смогла еще раз увидеть эту обитель счастья. Но к чему пустые мечты? Возможно, я не увижу даже восхода солнца... Смерть, которую я так часто звала, уже совсем близка».

Неожиданно Шойболини вздрогнула – кто-то осторожно прикоснулся к ее руке. Сначала она подумала, что это какой-нибудь зверь, но в следующее же мгновение ощутила присутствие человека.

– Кто ты? Человек или божество? – крикнула она в темноту.

Людей Шойболини не боялась, она боялась бога, потому что в его власти было покарать ее.

Ответа не последовало. В ту же секунду Шойболини почувствовала, что это таинственное существо крепко держит ее обеими руками: одна рука легла ей на спину, другая обхватила ноги. Она ощутила на своем лице чье-то горячее дыхание. Шойболини тихо вскрикнула – кто-то поднял ее на руки и осторожно понес в гору.

Шойболини была спокойна: кем бы ни являлось это существо, будь то божество или человек, важно, что это не Лоуренс Фостер.