Текст книги "Путем неизбежности (СИ)"

Автор книги: Богдан Дорошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)

В итоге я все же побрел вдоль дороги, так как сидеть на месте было прохладно, а думать можно и шагая вперед. Мысли тогда меня посещали самые разные, но ни одной здравой. Я не задумывался над тем, почему проснулся в могиле, погребенный заживо, и кого должен благодарить за такой подарок. Но самое главное, я не замыслился над тем, как мне удалось выжить. Ведь подобно кроту я разрывал землю не рыхлую, только что вскопанную, а твердую и мокрую, где без лопаты никак обойтись нельзя было. Но я справился, используя лишь голые руки. И это еще одна загадка, над которой я бьюсь до сих пор.

По дороге я шел очень долго, не останавливаясь и смотря в одну точку у себя под ногами. Один раз мимо меня проехала телега, но не остановилась. Заметив меня, возница хлестнул вожжи и повозка ускорилась. Я провел ее взглядом и побрел дальше, пока за спиной (не знаю сколько прошло времени с тех пор) не зацокали копыта.

Резвым аллюром мимо меня проехали всадники на породистых лошадях. У многих были яркие плащи, и почти у каждого – меч на боку. Я ошарашено смотрел на эту процессию, стоя на краю дороги.

Лошади из первых рядов заржали, так как ездоки резко натянули поводья. Вскоре остановилась и вся колонна, которая насчитывала ни много, ни мало две дюжины тяжеловооруженных рыцарей. К моей персоне подъехало несколько всадников, из тех, что были одеты побогаче. У одного, молодого, на лице кроме надменности красовались еще и тонкие черные усики. Его же спутник, человек в летах, носил на лице множество шрамов, и имел выправку человека военного.

– Полюбуйтесь! – воскликнул обладатель тонких усиков, указывая на мою персону перчаткой. – Подданные барона Октавиуса так обнищали, что даже не могут позволить себе одежду! А он еще возмущен тем, что я поднял подати. Сам со своих вассалов дерет три шкуры, а я не могу что ли?

Кто-то из рыцарей посмеялся шутке господина.

– Как тебя зовут, смерд? – с плохо скрытым презрением осведомился всадник, чей плащ краснел алым, и выглядел очень теплым.

Я промычал что-то нечленораздельное в ответ, и на лице молодого всадника презрение сменилось гримасой отвращения.

– Так и знал, – кивнул он с полным пониманием дела. – Местный дурачок. Я слышал в этих местах их много. Да что там, сам Октавиус не блещет умом, а как известно: какой милорд, такие и подданные.

Я снова замычал, силясь объяснить этому человеку свою ситуацию. Мне даже начало казаться, что у меня получается, но всадник резко обратился к своему компаньону.

– Маус! Этот смерд пытается меня оскорбить? Я не понимаю ни слова.

Лошадь Мауса сделала несколько шагов вперед, как бы отгораживая своего господина от меня. Старый ветеран измерил меня пристальный взглядом, после чего обратился к своему сюзерену.

– Не могу знать, граф Вильгельм. Но этот человек не выглядит землепашцем. У него тело и осанка воина, это сразу заметно. Но его внешний вид, эта грязь покрывающая его тело…

– Ну-ну, – поощрил Вильгельм своего рыцаря. – Продолжайте.

– Я бы сказал, – лицо Мауса не изменилось в выражении. – Либо дезертир, либо беглый преступник.

Я с недоумением посмотрел на рыцаря. Быть может он знает то, что мне неведомо? Впрочем, ни дезертиром, ни преступником я себя не чувствовал.

– Да, на землях барона такое возможно, – пробормотал граф. – Что там говорят законы на этот счет? Смерть на месте?

– Только в военное время, – произнес Маус, а по его тону я понял, что приказ он выполнит в любом случае, вне зависимости от того идет война или нет.

Но Вильгельм был настроен благодушно. Махнув рукой в перчатке, он изрек следующее:

– Считай, смерд, что тебе повезло. Энрике! Локс! Схватите его.

Услышав эти слова, я, недолго думая развернулся, и начал бежать. Что-то мне совсем не хотелось узнавать, что задумали эти люди. А рыцари между тем, даже не шелохнулись, спокойно глядя, как я убегаю через поле. До линии леса было далеко, и по их мнению я никуда не мог деться.

– Давно хотел опробовать новый арбалет, – ухмыльнулся Локс, поглаживая полированный приклад самострела, торчащего из седельной сумки. – А тут и мишень нарисовалась…

– Ты что, – прорычал Маус грозно. – Не слышал, что сказал его преосвященство граф?

– Так нам гнаться за ним? – на лице Локса отобразилась та же неразбериха, что сейчас несомненно царила у него в голове.

– Конечно! У вас же кони под жопами, а он пеший!

Рыцари Локс и Энрике пришпорили своих скакунов и сорвались в погоню. Мне до спасительного леса оставалось добежать метров двести, когда конский круп перегородил мне дорогу. Я бросился назад, но та же картина наблюдалась и там. Всадники медленно кружили вокруг меня, внимательно следя за моими рывками. Для них это было забавой, легким развлечением перед обедом. Я же чувствовал себя загнанным в угол, на мгновение вновь ощущая, что нахожусь под землей.

Меня охватили страх и ярость. Оскалившись бешенным волком, я несколько раз выкрикнул чтобы они отстали, но связать буквы в слова у меня снова не получилось.

– Аха-ха-ха, – рассмеялся рыцарь Локс, схватившись за живот. – Похож на моего пса, тот тоже много лает.

Я взял разбег и прыгнул вперед, при чем мне удалось оттолкнуться с такой силой, что я с легкостью поравнялся со всадником. Мои две ноги врезались в плечо все еще хохочущего рыцаря, и мы вместе полетели к земле. Вот только нога Локса застряла в стремени, а конь перепугался и рванул с места, волоча за собой хозяина.

Вскочив на ноги, я хотел снова бежать к лесу, но на меня налетел Энрике. Его тяжелый рыцарский конь чуть не затоптал меня, но я на неведомых рефлексах отскочил в сторону, и тут же запрыгнул на круп лошади, оказываясь за спиной Энрике. Он был без доспехов, что объяснялось тем, что время было мирное, и мой кулак с легкостью настиг уязвимые места на теле мужчины. Несколько раз я ударил по почкам, дважды – в затылок, и последний, контрольный выпад был нанесен мной в область виска. По всей видимости, Энрике потерял сознание, так как стал заваливаться назад. Конь взбрыкнул, и я не сумел удержаться на его спине, валясь в траву.

К тому времени, остальные рыцари галопом мчались к месту события. На их лицах я не прочитал ни одной хорошей для себя эмоции.

Меня плотно окружили и лазейки для бегства я уже не видел. В первых рядах показался Маус, на лице которого застыло бешенство. Сзади виднелся и сам граф, который выглядел больше озадаченным, чем обеспокоенным.

– Убейте его, – грозно распорядился Маус, и я услышал, как свои ножны покидают две дюжины острых мечей. Я находился в замкнутом пространстве, и вокруг стеной виднелись лишь лошади, и их наездники. Намеренья у этих самых наездников были самые не радужные.

Но их вовремя остановили.

– Нет, – воскликнул Вильгельм, поднимая руку.

– Но господин, почему? – ошарашено спросил Маус, поворачиваясь к графу.

Рыцари начали перешептываться, не зная, что происходит. Лезвия тяжелых мечей пускали солнечные зайчики. Наконец молодой граф соизволил объясниться.

– Неужели ты хочешь, Маус, чтобы твоих братьев, моих людей, одолел какой-то голодранец? А судя по тому, что я сейчас видел, Локс и Энрике проиграли, отнесясь к этому человеку с праздной беспечностью. Именно они заслуживают разобраться с этим, – Вильгельм хотел произнести слово «смерд», но передумал. – И не зарезать его как собаку, а сойтись в честном бою, как и подобает рыцарю. Только так они смоют свой позор. Ради чести.

– Ради чести, – повторил Маус смиренно.

– Ради чести, – вторили ему остальные рыцари.

Мечи стали заползать обратно, пряча лик острых лезвий в утробах темных ножен. Потом все рыцари спешились, но я не чувствовал себя польщенным. Я был зажат в круге из враждебно настроенных людей, замерзший и голый. Ко мне никто не подходил, и я спокойно ждал, уже даже не пытаясь использовать слова. Говорить у меня тогда не получалось.

Вскоре под руки принесли Локса, который сильно хромал. По первым признакам он сломал лодыжку, но злая ярость толкала его в бой.

– Я порву этого щенка! – кричал он, припрыгивая на одной ноге. – Дайте мне меч!

Здесь же находился и Энрике, но этот был молчалив и внимателен. Вильгельм объяснил им суть своей идеи и оба согласились. Локсу, как покалеченному, разрешили пользоваться лошадью, но Энрике должен был схватиться со мной в пешем бою.

– Господа, – громко объявил молодой граф, словно выступал в театре перед публикой. – Предположим, что этот неказистый субъект никакой не смерд! Он рыцарь. Ведь законы чести запрещают нам сражаться на дуэли с простолюдинами, а обида требует крови. Итак, мистер неизвестный, – Вильгельм обратился к моей персоне, – я хочу, чтобы вы во всеуслышание сказали «Я не являюсь рыцарем, милорд», в противном случае мы будем считать вас таковым, и дуэли пройдут согласно древним обычаям.

Открывать рот было бессмысленно, в лучшем случае я смог бы выдать лишь нечленораздельное мычание. Поэтому я принял решение сохранить достоинство.

Локс и Энрике потянули соломинки и короткая досталась рыцарю с поломанной ногой. Он ругнулся и отковылял в сторону, попросив у товарища оставить для него хотя бы маленький кусочек от моей задницы. Тот кивнул, и пошел готовиться к поединку.

А готовился, я скажу вам, он основательно. Товарищи поднесли ему доспехи, что нашлись на вьючных лошадях, и стали помогать Энрике облачаться в броню. Я тем временем сидел голой задницей на траве, смотря перед собой в одну точку. Как уже упоминалось, в те дни мое состояние было далеко от нормального, и я особо не переживал, что вскоре меня будут убивать.

Ко мне подошел Вильгельм, остановившись, правда, на порядочном расстоянии. Его благородная кровь не выносила, чтобы низкосортные люди находились к нему слишком близко.

– Малоуважаемый «рыцарь», – начал граф ехидно. – Обычай гласит, что если у вас нет экипировки для дуэли, то вам ее должны предоставить. Для этого необходимо лишь сказать «Мне нужны оружие и доспехи, милорд». Кивать запрещено, – на всякий случай предупредил Вильгельм.

Ясное дело выпросить экипировку мне не удалось, но кто-то из рыцарей швырнул мне в ноги кинжал, и он застрял лезвием в земле. Прикоснувшись к оружию, по моему телу прошла странная дрожь, оно само начало вспоминать как пользоваться смертоносной сталью.

– И Спасителя ради, дайте ему какую-то тряпку, – взмолился Вильгельм, закатывая глаза. – А то ходит тут, трясет причиндалами, словно и не в приличном обществе находиться.

Слово господина – закон, и спустя минуту мне под ноги швырнули одежду. Выбирали ту, что подешевле, но в дворянских сундуках не нашлось рваного тряпья. Я натянул через голову белую рубаху, а после запрыгнул в просторные штаны, которые мне были чуть великоваты. Ботинок не дали, видно пожалев.

Место для дуэли выбирали тщательно. Маус несколько раз прошелся по воображаемой арене, приминая тяжелыми сапогами траву, а потом дал добро. Он же и выступил моим секундантом, потому как иначе было нельзя. Перед самым боем старый рыцарь пожелал мне скорой смерти, и отошел в сторону.

В кругу диаметром десять квадратных метров остались только мы с Энрике, остальные разместились по периметру. Мой оппонент был закован в рыцарский доспех, а на голове его красовался шлем с плюмажем. Щелкнуло забрало и воин пошел вперед, никуда особо не спеша.

Я же тупо стоял и смотрел на выданный мне кинжал. Если бы мне его не бросили, я вряд ли смог бы остаться в живых. Это уж точно. Его вид всколыхнул в моей механической памяти движения, которые я, вероятно, знал еще до своего погребения. Причем в совершенстве.

Меч Энрике рассек воздух в дюйме от моего лица. Рыцарь поспешил с ударом, а так же было видно, что его потрясло мое хладнокровие. Я даже не шелохнулся, когда в мою сторону летел меч, лишь несколько раз моргнул. Он сделал новый замах, целясь на сей раз тщательней, но я легко увернулся, причем сделал это таким способом, что оказался у соперника за спиной: легкой раскруткой тела, уйдя под летящий в мою сторону удар.

Энрике начал разворачиваться. Слишком медленно, если он действительно рассчитывал выжить. Примерно об этом я и думал, когда воткнул лезвие кинжала между щелями его брони. Отлаженным движением моя рука сама нашла прореху между шлемом и панцирем, и нож угодил в шею, преодолевая несложное сопротивление плоти и позвонков.

Когда я выдернул свое оружие обратно, все увидели, что оно по самую рукоять в крови, а Энрике в это время уже падал на траву, выронив меч. Вот так вот. Рыцарь успел сделать всего два удара и был мертв, а сам бой от силы занял двадцать секунд.

Наступила гробовая тишина. У Вильгельма от удивления отвисла челюсть. Не только в его глазах, но и в глазах всех остальных, сражение выглядело очень эффектным, и теперь они смотрели на меня не как на загнанного в угол голодранца, а как на опасного зверя, который только теперь по-настоящему показал острые клыки.

Две дюжины ошарашенных глаз следили за моей персоной, а потом Маус объявил о моей победе. Сделал он это бесцветным голосом, не в силах поверить в случившееся.

– Следующий поединок, – начал было ветеран, но его прервали.

– Стойте! Стойте, – к Маусу на одной ноге запрыгал Локс. – Я не могу сражаться. Думал, что могу, но нога…

Говорил он это как раз в тот момент, когда я тянулся за длинным мечом убитого Энрике. И хоть впоследствии его считали трусом и презирали за малодушие, многие рыцари из присутствовавших тогда на поляне, разделяли его чувство. Трезво оценивая обстановку, они понимали, что победить поодиночке дикого голодранца им вряд ли удалось бы.

А навалиться на меня скопом и нашинковать словно капусту, им не позволял обычай. Ведь дуэль прошла по всем правилам.

Глава IX

3705 год от Великой Войны за Равновесие

Спустя сутки я оказался в темнице города Вэр, ближайшего от места дуэли поселения. Мне инкриминировалась очень неприятная статья – убийство, но, честно говоря, я уже был рад, что в руки вэрских констеблей меня довезли живым.

После того как я разделался с Энрике, Вильгельм визгливым голосом потребовал сдаться, видно надеясь, что я не пойму смысла его слов, и он сможет отдать противоречащий чести дворянина приказ на мою ликвидацию. Но я понял. Понял, и бросил окровавленный кинжал в траву. Потом мне связали руки, а конец веревки Маус держал самолично. Лошадь мне понятное дело не полагалась, и пришлось поспевать за колонной всадников, которая иногда переходила и на галоп.

В Вэр я прибыл взмыленным и едва переставляющим ноги. Стражники, которым меня передали, критично осмотрели мою персону, после чего отвели в управление, где меня оформили как полагается.

– Повезло тебе, сынок, – заявил пожилой констебль, чиркая что-то пером на бумаге. – Дворянство уже не то, что раньше. После Серебряного Восстания сильно их ограничили в правах. Раньше-то как было? Царь и бог любой милорд был на своей земле, а теперь везде главенствуют его превосходительство закон. Прогресс как-никак.

Я по понятным причинам молчал. Одежду рыцари забирать у меня не стали, да и вообще до самой сдачи меня властям, они делали вид, что моей персоны не существует, а их товарищ, чье тело нес его же конь, словно погиб от несчастного случая.

– Убийство это нехорошо, – прокряхтел констебль, слюнявя кончик пера. – Хорошо хоть в бою честном все случилось. Можно было бы на самооборону все списать, но – не надейся. Дуэли у нас тоже после Серебряного Восстания запрещены.

Оформив меня, констебль дал обещание, что «следствие разберется» и передал стражникам. Те в свою очередь отконвоировали меня в камеру.

Тюрьма в Вэре была старая, практически древняя, и размещалась на уровне городской канализации. Поэтому в камере было сыро, а с потолка каплями стекала вода. Никаких окон и тому подобного, свет горел лишь в коридоре.

Но именно там я окончательно стал приходить в себя, осознавая свою личность. Да, я не помнил своего прошлого, но так ли это важно? Главное – я жив, а со всем остальным можно разобраться позже.

Сидя днями напролет в одиночной камере, дожидаясь суда, я слушал как за дверью ходит тюремщик, как стонут за стенами другие заключенные, и как непрерывно капает проклятая вода. От нечего делать я начал практиковаться говорить, и у меня стало получаться. Тело ведь помнило как это делается, а теперь вспоминало и сознание. К концу месяца я мог внятно изъяснять свои мысли, хоть образцом красноречия меня назвать было сложно.

Несколько раз меня вызывал к себе следователь, что вел мое дело, и задавал уточняющие вопросы. Я отвечал, а так же не преминул сообщить свою версию событий, которая в корне отличалась от изложенной рыцарями.

– А раньше чего молчал? – осведомился констебль. – Под дурачка косил? Тут такое не прокатит. Каторга любит всех: и умных, и дебилов. Дебилов даже больше.

Спустя три месяца мне вынесли вердикт. Виновен в убийстве при смягчающих обстоятельствах. Наказание: семнадцать лет рудников. Учитывая, что я не мог вспомнить свое имя, судья, недолго думая записал в деле: «Джек Хайди, 25 лет».

Но когда мне в руки по законному требованию попали материалы дела, и я их прочен, нашлась очень любопытная нестыковка. К моей статье добавилось еще несколько деяний, которых я не совершал, в том числе конокрадство, мошенничество и развращение малолетних. Становилось понятно, что кем бы ни был этот Джек Хайди, он неплохо приплатил следствию, чтобы отмазаться. А его грешки повесили на меня.

Указав на эту маленькую деталь судье (он удивился, что я вообще умею читать), я с наслаждением наблюдал как забегали его глазки. А позже моя персона удостоилась аудиенции один на один, правда не в просторном кабинете судьи, а в тюремной допросной. Там мне без обиняков заявили, что ситуация моя паршивая, и за убийство я все равно расплачусь спола. Остальные же преступления, что достались мне багажом от другого человека, потянули всего на два дополнительных года.

– Если будешь держать язык за зубами, – произнес судья негромко. – Устрою так, что каторга для тебя будет легче, чем для остальных.

– Это как? – не понял я. – Каторга есть каторга.

– Существуют рудники на севере, где перед тем как ложиться спать, тебе придеться снег с нар счищать, – пояснил судья. – А есть шахты на далеком юге, где тропический климат, теплый океан и прекрасные аборигенки. Правда, хе-хе, на все это тебе придется смотреть сквозь прутья клетки, уж не обессудь.

Долго размышлять мне не пришлось. Взвесив все «за» и «против», я принял предложение, становясь по бумагам Джеком Хайди: конокрадом, мошенником и извращенцем.

Впереди меня ждал долгий путь на юг.

После суда я еще неделю провел в Вэре, отсиживаясь в сырой камере. Как я себя чувствовал? А сами подумайте. Получить семнадцать лет рудников за то, что просто защищал свою жизнь, очень неприятно. Хотя могло быть и хуже, гораздо хуже.

– Во всяком случае, – пробормотал я себе под нос с горечью, – теперь вопрос «Что дальше?» не будет возникать у меня в голове. Ближайшие годы жизни распланированы надолго…

Последнюю похлебку в темнице Вэра я ел по обыкновению без всякого аппетита. Готовили там ужасно, и мне не раз приходилось выплевывать чьи-то мелкие зубы или коготки, подавляя при этом рвотный рефлекс. Один раз в супе даже попался длинный крысиный хвост, но его я успел заметить раньше, чем приступил к трапезе. Оставалось надеяться, что на юге будут кормить лучше. Все же, чтобы махать киркой арестантам надо силы, а со скудным рационом им негде будет взяться.

Я не знал, сколько мне точно лет, но ощущал себя довольно молодо. Получалось, что после того как отбуду свой срок, жизнь можно будет начать заново. Седовласым старцем мне точно не стать за семнадцать лет, и это несколько утешало. К тому же, существовала большая вероятность, что к тому времени я вспомню о своем прошлом, и это прольет кое-какой свет на мое положение. Возможно, у меня найдутся влиятельные друзья или покровители, и они сумеют мне помочь? Кто знает. Сам я рассчитывал на лучшее.

В Осдор перевозили нас в большой клетке, размещенной на телеге. Меня, и еще троих арестантов. Двоих парней и угрюмого деда, у которого как оказалось позже, был вырван язык. Повозка была запряжена двойкой чахлых лошадей, а конвоировали нас сразу семеро стражников. Как я понял, переправлять нас из Вэра в Осдор нужно было затем, что только в последнем на ближайшие лиги была воздушная пристань. А лучшего способа, чтобы быстро попасть на юг, чем полететь, придумать нельзя.

– Эй, тебя как зовут? – меня дернул за рукав один из парней, гремя цепями.

Я нахмурился. Вести беседы особого желания не было.

– Ну Джек, – пришлось воспользоваться чужим именем, так как своего я не имел.

– А это правда, – арестант наклонился чуть вперед, – что ты уложил тяжеловооруженного рыцаря одним тычком ножа? Да в честном бою! Вся тюрьма только об этом и говорила.

– Угу.

– Как?? – в полнейшем изумлении воскликнул арестант. Изо рта у него воняло, видно из-за плохих зубов. Подбородок рассекал рваный шрам, а щеки, словно ежа колючки, покрывала щетина с проседью. – Я Макс, – представился он чуть погодя, видя что на его вопрос я отвечать не намерен. – Это Питер, – он указал на соседа, который внешностью смахивал на классического головореза. – А деда мы не знаем. Псих какой-то. Говорят, что он свою внучку убил и съел, а потом оттяпал себе язык, чтобы следствию ничего не рассказать.

Я с опаской взглянул на старика. Отъявленным маньяком он не выглядел: сухие руки, изможденное лицо, серые водянистые глаза. Слабо представлялось, что он способен на те ужасы, о которых говорил Макс. Но как известно, в тихом омуте бесы водятся…

Телега ползла по дороге, и нам допекало солнце. Остановки если и были предусмотрены, то исключительно в угоду удобства эскорта. Нас, простых заключенных, из клетки не выпускали даже для насущных потребностей организма. Нужду мы справляли здесь же, в клетке. Для этого в углу было поставлено ведро, которое нет-нет, а на неровностях иногда переворачивалось. Поэтому ехал я не только в малоприятной компании, но еще и в дикой вонище.

– Нас с Питером забрали за разбой, – поведал Макс, который явно был не прочь поболтать. – Не самая страшная статья, да там девчонка одна попалась, и пришлось уделить ей внимание, – Макс гадко осклабился и провел пальцем по горлу. – Но не сразу, не сразу. Хе-хе…

Я молчал. Мне было противно выслушивать этого человека, который с каждой новой минутой раскрывал все больше нелицеприятных фактов своей биографии. Это был вор и убийца, для которого изгаляться над слабыми стало привычным делом. Он, со своим подельником Питером давно потерял счет гнусным делишкам, но последний хотя бы не хвастал ими. Сидел молча, прислонившись затылком к прутьям клетки.

– Сколько тебя дали? – спросил Макс, продолжая убивать время.

– Семнадцать.

– А нам по тридцать. Паршиво там будет на рудниках-то. Мой брат сгнил где-то на севере, в одном из этих трудовых лагерей. Добывал руду для правительства, чтоб их!.. Но знаешь что? Я туда попадать не намерен.

– И что же ты сделаешь? – подал голос Питер, впервые за то время, что мы ехали вместе. – Выбьешь дверь клетки и расправишься с семерыми? Не смеши…

– Может и расправлюсь! – разозлился Макс. – А ты, я смотрю, уже смирился? Надо валить покуда нас в трюмы летающих бочек не закинули. Оттуда уже не выбраться. Вообще никак, понимаешь?

Питер скривил свои некрасивые толстые губы в усмешке. Выглядел он настоящим быком, способным усмирить кого угодно. Ценное приобретение для государства, подумалось мне, парень долго сможет махать киркой и толкать вагонетку.

– Что предлагаешь? – лениво осведомился громила.

Макс задумался, прищуривая глаза. В его мозгу прокручивалась схема, которая могла бы вытащить его задницу из передряги. Ну и наши заодно. Наконец, заговорщицким шепотом он начал говорить, наклонившись вперед.

– Итак, нас трое. Деда в расчет не берем, но свою роль и он сыграет. Стражников семеро, все на лошадях и с оружием. У двоих – арбалеты. По лицам многих из них видно, что в серьезных передрягах им если и доводилось бывать, то было это давненько. Беспечные они, я подобное сразу замечаю. Мы же – тертые калачи! Проблемы лишь две: клетка и стрелки.

– Да уж, совсем небольшие проблемы, – я улыбнулся с ехидством.

Лицо Макса было серьезным, и он посмотрел на меня без понимания. В его взгляде мелькнула угроза.

– Не перебивай старших, парень. Не по чину еще, тем более дело же говорю. Ничего невыполнимого я не вижу. И клетку откроем, и арбалетов можно будет не бояться.

– Как? – спросил Питер лениво.

– А мы сами заставим нас выпустить, как раз тогда, когда они усядутся обедать. Уставшие и голодные, они окончательно потеряют бдительность, чем мы и воспользуемся.

– Попросим воды? – снова ухмыльнулся я, не воспринимая ни одного слова Макса всерьез. Мне он казался обычным болтуном.

– Нет, не воды, – передразнил меня разбойник, а потом заговорил предельно серьезно: – Этим гаврикам надо довезти в Осдор четверых заключенных, иначе их вздуют по первое число. И что же они будут делать, скажи на милость, если вот этот вот дед перегрызет себе вены и станет истекать кровью?

Питер заинтересованно прислушался. Наконец в плане стали появляться детали, которые могли сработать. Макс, между тем, продолжал, совершенно не замечая, что старик поглядывает на него с плохо скрытым отвращением и каким-то хищным блеском в серых глазах.

– Если все пойдет гладко, клетку пойдет открывать один, максимум двое. Как только они откроют дверь, мы набросимся на простофиль, и задушим цепями. Потом снимем кандалы (ключи ведь будут в нашем распоряжении), и либо убежим, либо добьем остальных. Как карта ляжет. Ну че?

– Я в деле, – буркнул Питер, передергивая могучими плечами. – Валить стражу – святое дело. Суки все они.

– Ну а ты, Джек? – Макс посмотрел на меня очень пристально. – Из нас троих получиться классная банда.

Я промолчал, и мое молчание было расценено бандитами как знак согласия. План действий утвердили, и Макс распорядился ждать. Единственное чего не учел разбойник, касалось того, что говорить ему следовало потише. И дело было отнюдь не в наших конвоирах…

Действовать было решено на следующий день, чтобы бдительность стражи упала до минимума. Поэтому первую ночь Макс разрешил провести без атаса, как он сам выразился. Впрочем, мне его разрешение было и так не нужно, я устраивался поудобней.

Размерами наша клетка была небольшой, и вытянуться в полный рост не получилось бы и при полном желании. Но я все же заснул беспокойным сном и мне впервые явились неясные обрывки из предполагаемого прошлого. Там я держал меч, а кто-то кричал на меня, утверждая, что делаю я это не правильно. Я злился, а крик все нарастал и нарастал, пока…

Я резко вскочил. Оказалось, что кричат взаправду, причем очень близко. Это был Питер, который всеми силами сдерживал натиск щуплого старичка, в котором враз проснулись какие-то демонические силы. Он хрипел и кашлял, клацая зубами всего в нескольких сантиметрах от горла душегуба. Питер звал на помощь и ругался, и сразу становилось понятно, что он ранен. На его шее уже виднелся рваный укус, и оттуда сочилась кровь.

Макс пытался помочь другу, но ему мешало малое пространство. Дед между тем все ближе подбирался к горлу Питера, и бычья силища последнего не могла ему ничем помочь. Я проморгался, пытаясь убрать наваждение, но картина осталась той же. Щуплый дед, выглядевший самым безобидным из нашей компании, скручивал молодого и дюжего мужчину. При этом глаза старца безумно блестели, а со рта капала слюна.

– Ах ты ж сука, – Макс наконец добрался до дерущихся, и вцепился двумя руками в голову старика. Два его больших пальца нащупали глазницы, и стали с чавкающим звуком уходить вглубь черепа. Но деду было как будто все равно, что ему выдавливают глаза. Он продолжал наседать на Питера, и тот в конечном счете сдался. Кривые зубы впились в мягкое горло, и старик затряс головой, словно дикая собака пытающаяся оторвать кусок мяса от добычи.

В этот момент, с фонарями в руках, к клетке подбежали стражники. Один из них перебирал связку ключей, пытаясь найти нужный. Когда ему это удалось, он бросился к замку, но кто-то из товарищей схватил его за плечо.

– Стой! Не видишь разве, что происходит?

А происходило вот что: обезумевший дед рвал на части Питера, причем в буквальном смысле этого слова. Его сухие длинные пальцы впивались в тело, словно ножи, вырывая оттуда целые клочья. Крики страдальца давно уже прекратились, и даже Макс понял, что что-то тут не то. В испуге он прислонился к прутьям спиной, отойдя как можно дальше. Чего уж скрывать: я делал то же самое.

– Эй, вы собираетесь нам помочь?! – крикнул я, не в силах оторвать взгляда от происходящего. Я еще никогда не видел, чтобы один человек (а человек ли?) разрывал на части другого, причем вот так вот запросто.

Кто-то из стражников вскочил на колесо телеги, и обнаженным мечом ткнул старика в бок. Тот разъяренно замычал и с силой бросился на прутья, отчего конструкция массивной клетки задрожала. Стражники в неуверенности сделали шаг назад.

– Я знаю, что это такое, – в страхе пробормотал Макс, пытаясь сильнее вжаться спиной в прутья, словно надеялся просочиться сквозь них. – Хаос, хаос!

Дед все еще пытался прорваться сквозь толстую решетку, и на нас покамест внимания не обращал. Я повернул голову к Максу, который окрещивал себя знаменем Спасителя.

– И что же это, хаос побери? – спросил я в полнейшей растерянности.

– Безумный, – выдохнул душегуб, дрожа всем телом. – Безумный, мать его раком! Проклятая тварь, демон, пришедший с Той Стороны. Они вселяются в слабых сердцем людей, смешиваясь с их душами. И получается то, что ты видишь сейчас перед собой!

Кто-то из стражников выстрелил в Безумного из арбалета, и болт прошел сухонькое тело насквозь. Правда это нисколько не утихомирило неведомое мне создание. Оно схватилось за прутья скользкими от крови руками, и попыталось разогнуть их в разные стороны.

Макс истерично хохотнул.

– Похоже я не повторю судьбу своего брата. Каторга не для меня…

И он оказался прав, так как вскоре Безумному надоело гнуть негнущиеся прутья, и дед с яростью налетел на разбойника. Длинная рука ухватилась за горло, и одним рывком вырвала кадык. Фонтаном брызнула кровь, и глаза Макса стали стекленеть.

Я в полнейшем ужасе бросился к двери из клетки, прижавшись к решетке лицом.

– Помогите! Помогите мне, Создателя ради! Эта тварь меня сейчас сожрет!

– Ага, – отозвался главный из конвоиров. – А так она сожрет всех нас. Нет уж. Ты преступник, и это твое наказание.

– Дайте хоть оружие, чтобы я мог защититься! – времени спорить у меня не было. – Прошу!

Лицо самого молодого из стражников наполнилось решительностью, и он протянул мне свой меч, несмотря на ярые протесты со стороны его командира и товарищей. Я тут же схватился за рукоять, и быстро развернулся в сторону монстра. Длинный меч не лучшее оружие в небольшой клетке, но лучшего у меня все равно не было. Двумя руками я держался за него, а лезвие ходило из стороны в сторону. Страх застилал сознание, и руки дрожали.