Текст книги "Путем неизбежности (СИ)"

Автор книги: Богдан Дорошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)

А еще их обуревала жадность. Если завтра староста увидит принесенное тело, то плакали их денежки. Филин расправит крылья и вылетит на охоту за мышами.

– И чего будем делать? – спросил Скорч, когда с дележом добычи было покончено. Свою долю он аккуратно распихал по карманам, старательно проверив, чтобы в них даже теоретически не было дырок.

Шлэг долгое время раздумывал над этим вопросом, и у него был какой-никакой, но ответ.

– Можем убежать, – наконец выдал он. – Бросить все и убежать. Я слышал от торговца, что в ста километрах отсюда есть большой город – Осдор. В нем можно начать новую, абсолютно свободную жизнь. С этими деньгами…

– Постой, – Скорч остановил друга, подняв руку. – Ты что, серьезно сейчас?

– Ну да, – Шлэг отвернул голову, но в его голосе не было сомнений. Перед глазами вновь встал Зокар с бешенством в глазах, его мясистый кулак и боль в ребрах. А еще он припомнил Диту, которая всецело пользовалась тем, что он, Шлэг, не мог никуда деться. Ее капризные заскоки были один другого безумнее: отправиться на небо и достать звезду, принести ей снежинку, хоть снега в этих местах не видели уже очень давно, купить на все деньги у торговца импортных сине-черных цветов, хотя почти такие же (за исключением раскраски) росли недалеко в поле. И когда дочурке кузнеца казалось, что ее жених недостаточно усерден, она закатывала скандал и истерики. А Зокар очень уж не любил, когда его единственная доча плачет.

– Это безумие, дружище, – Скорч улыбнулся и покачал головой. – Мне нравиться жить в Ручьях! Вся моя жизнь прошла здесь, и твоя, между прочим, тоже. У моего отца тут хозяйство, и когда-нибудь оно станет моим. Я женюсь на Еремее, и она наделает мне кучу детишек, на которых в старости можно будет перекладывать работу. Все классно. Не понимаю, чего это ты так настроился?..

Шлэг не ответил. Он думал о своем, и слова друга долетали до него как будто издалека. А Скорч между тем продолжал:

– Ты тоже женишься на Дите, со временем унаследуешь кузню, будешь хорошо стоять в селе. Может кто-то из нас даже когда старостой станет. Во как загнул, видишь? Перспектив море. Сдался тебе тот Осдор.

– А может я не хочу быть кузнецом, – буркнул Шлэг.

Лицо Скорча вытянулось.

– А кто тогда будет? У Зокара только один ученик – ты. А человек он не железный, придет и его время. И что прикажешь потом делать? Ходить подковывать лошадей в Камни? Их кузнец будет с наших три шкуры драть…

– Ты, я смотрю, на всю жизнь вперед думаешь, – кисло отозвался Шлэг. – Отлично! Тогда что предлагает твое далеко-смотрящее величество?

– Ну, – Скорч замялся, прикусив губу. На его лице отобразилось усиленное мышление, в виде нескольких складок на лбу. – Можно сказать, что мы ничего не знаем, что Дубу просто померещилось с перепою. Все же вчера мы дали жару…

– А с трупом что?

– Ну можно… – Скорч замялся и многозначительно посмотрел на собеседника, видимо не желая произносить то, о чем подумал, первым.

Шлэг пришел ему на выручку.

– Закопать где-то на грядке?

– Во-во. Но не я это предложил, учти.

После этих слов наступила тишина. Пламя свечи танцевало причудливый танец, отбрасывая на стены не менее причудливые тени. Солнце уже заходило за горизонт, уступая место тяжелым сумеркам. Шлэг сидел неподвижно и думал над ситуацией. На душе у него скребли кошки.

– Ладно, – кивнул он, чуть помедлив. – Сделаем это. Все равно Дубину мало кто поверит, ведь он у нас местный дурачок. А если ему даже удастся вывести старосту и его людей к кораблю, то ничего доказать он не сможет. Все тела, что мы нашли – разложившиеся. Им не меньше двух недель, это точно.

– Кроме одного.

– Верно. И от него мы избавимся. Сейчас?

Такое предложение Скорча сильно напугало. По его телу прошла легкая судорога, и он передернул плечами.

– Давай позже, ночью, – осторожно предложил он. – Если я не появляюсь к ужину, то родные начнут беспокоиться. А когда все лягут спать… ну часа в два, чтоб уж точно ни на кого не наткнуться, встречаемся здесь. Идет?

Шлэг посчитал, что такие меры предосторожности разумны. Друзья ударили по рукам, погасили свечу и вышли из сарая. Труп неизвестного они оставили на сене, предварительно накидав на него старого тряпья.

– Ну, до встрече через несколько часов, – бросил Скорч и быстро зашагал в сторону своего дома.

Шлэг же возвращаться домой не спешил. Как и положено ученику кузнеца, он жил при кузне, где у него была маленькая коморка. В нее едва помещалась кровать, и там всегда стояла непроглядная темень, так как окна предусмотрено не было.

Засунув руки в карманы, молодой человек брел в сторону села, пока не показались первые дома. На главное улице он остановился, и сквозь одежду прощупал пальцами свое новообретенное богатство. Но что толку с монет, если потратить их не на что? К тому же Зокар отберет все, как только пронюхает о находке. А он пронюхает, ведь у Диты, жившей в большом доме рядом с кузницей, устоялась привычка переворачивать каморку Шлэга верх дном. Она всегда искала одно и то же: какие-то намеки, что жених неверен ей.

Поэтому добычу необходимо было спрятать. Для этой роли подошло дупло в стволе поваленного дуба, что находился недалеко от речки. Место было надежное, проверенное временем. Уже несколько лет Шлэг прятал там разные безделушки, и еще ничего не пропало.

Спустя полчаса он уже был на пороге кузницы, угрюмого каменного здания, с крыши которого торчала большая труба. Учитывая, что из трубы не валил густой дым, Шлэг предположил, что Зокар уже ушел домой, разделять вечернюю трапезу с семьей и выпить стаканчик браги на ночь глядя, после тяжелого трудового дня.

Но он ошибся, хозяин ждал его, и судя по виду, наставник был очень недоволен. Громадный, что твой шкаф, он имел внушительную бороду, пропаленную в нескольких местах, достающую до груди. Его ручищи запросто могли гнуть сталь, а живот выпирал из-под фартука словно гора из земли, подчеркивая, что обладатель этой конструкции любил вкусно и сытно поесть.

– Ну и где был, щенок? – спросил великан, уперев руки в боки. – Ты и твои дружки должны были принести дров в мою кузню! Я заплатил вам за это два медяка!

Шлэг, который был в физическом плане обычным парнем, не силачом и не рохлей, на фоне Зокара казался ничтожно мелким.

– Не получилось, господин Зокар, мы…

– Меня не интересует, что там «вы»! – взревел кузнец и потряс мясистым кулаком. – И что только моя дочь нашла в тебе? Лоботряс и бездельник! Зачем я только взял тебя в ученики?!

– Господин Зокар, я…

– Заткнись! – отрезал кузнец, а на его губах вспенилась слюна. – Сегодня ты должен был ужинать вместе с нами, за моим столом, Дита настояла. Но не будешь! Во-первых, ты опоздал, а во-вторых – не выполнил моего поручения. Где растопка?

– Я…

– В наказание, – продолжал Зокар, не обращая внимания на попытки своего подмастерья оправдаться, – кузница будет работать всю ночь. И угадай, кто будет стоять у горна? Ты!

– Но я устал!

И это была чистая правда.

– Мне плевать. На утро я хочу видеть пол дюжины металлических обручей, что заказал плотник из Камней, для кадок. Все понял?

Шлэг промолчал, глотая вместе со слюной горькую обиду. Ему пришлось кивнуть, когда вопрос повторился в более угрожающем тоне. Потом Зокар ушел, громко хлопнув за собой дверью.

– Ненавижу, – тихо прошептал себе под нос Шлэг, оставшись один на один с самим собой. – Как же я это все ненавижу.

В жизни каждого человека наступает момент, когда приходиться делать выбор. И выбор этот бывает нелегким, потому что нужно отчего-то отказываться. Но для Шлэга все выглядело просто. У него не было в жизни того, за чем бы он искренне скорбел. Он мечтал начать новую жизнь, и знал, что происшествие нынешнего дня не что иное, как подарок Создателя, о котором он ежедневно просил. Это был знак свыше, и игнорировать его было бы ошибкой.

План действий родился в голове у парня, когда он раскалил горн докрасна, и там забушевало невероятно жаркое пламя. К тому времени на лбу у Шлэга выступил пот, а в животе урчало. Сегодня во рту у него не побывало и крошки. На верстаке лежали железные заготовки, рядом с молотом и щипцами. Шлэг к утру должен был придать им новую форму, но у него появились другие мысли по этому поводу.

Убедившись, что из дымохода валит густой дым, он закутался в брезентовый плащ и быстрым шагом, чуть ли не бегом, бросился к сараю старого Стикуна. До назначенной встречи со Скорчем было еще два часа.

Покойник лежал там же, где его и оставили, глядя закрытыми глазами в стенку. Шлэг подбежал к нему, и сбросил на пол тряпье, которым они со Скрочем укрыли труп.

– Прости, приятель, – в спешке пробормотал Шлэг, скидывая с плеч плащ и стеля его рядом с мертвецом. – Но ты мой билет в лучшую жизнь.

Перетащив незнакомца на свой плащ, парень завязал крепкие узлы с двух сторон, дабы легче было волочить, и ухватился за один из них. Усталость сказывалась, руки сводило судорогой, но парень не сдавался. Его гнали вперед злоба и обида, которую он испытывал сейчас ко всему миру.

На полпути к кузнице, Шлэгу показалось, что впереди кто-то есть, и он приник к краю ближайшего дома. Но все обошлось, его никто не заметил, и втащить труп в мастерскую получилось незаметно. Там Шлэг отпустил свою ношу и долго сжимал и разжимал руки, восстанавливая чувствительность.

Он еще мог отказаться от своей бредовой задумки, но голова его была в тот момент горяча, как воздух у самой печки. Он хотел доказать всем и себе в частности, что чего-то стоит. Что может совершить то, чего никто от него не ждет.

Быстрыми движениями, почти рывками, Шлэг стал скидывать с себя одежду, и бросать ее на пол. Оставшись в одном исподнем, он подошел к незнакомцу и еще раз посмотрел ему в лицо, молодое и мертвое.

– Прости. Но тебе уже все равно, а мне нужно…

С этими словами подмастерье кузнеца взял с верстака ножницы, и наклонившись, начал срезать с незнакомца одежду. Лоскуты материи отправлялись в раскаленный докрасна горн, вспыхивая огненными сполохами. Ботинки Шлэг стаскивал последними. Это была хорошая обувка, и молодой парень решил ее оставить себе, тем более что сменной пары обуви у него не было.

А потом началось самое неприятное – одевание мертвеца в его, Шлэга, одежду. И это было трудно: штаны порвались в области карманов, когда парень натягивал их на мертвеца, а рубашку от волнения он несколько раз застегивал неправильно. В конечном счете, подмастерье просто плюнул на все это дело, посчитав, что огонь все равно слижет одежду в первую очередь.

Все верно. Шлэг решил имитировать свою смерть, а заодно и отомстить за свои обиды Зокару и его дочурке, которые ни во что его не ставили, и от которых за четыре года он не услышал ни одного приятного слова.

– Ненавижу, – снова буркнул он зло, и отправился в свою каморку. Там он взял запасную одежду и те пожитки, что могли ему пригодиться в дороге. Кремень, две свечи, сухие стружки, четыре медных монеты (все его деньги, не считая добычи сегодняшнего дня), сломанный компас и заточенный ножик, что он сделал себе сам на начале своего обучения. Так же Шлэг одел сапоги мертвеца, чувствуя себя в них несколько неуютно, и снял с шеи стальной кулон в виде полумесяца. Он ему остался от деда.

Жалко было, конечно, с ним расставаться, но по-другому поступить было нельзя. Шлэг застегнул цепочку на шее покойника, и подтащил его поближе к горну. Наставник не уставал повторять, что дверь в печь должна открываться только тогда, когда в нее кладут или вынимают материал. В противном случае летящие искры могут устроить пожар.

– Ну вот и все? – спросил сам себя Шлэг. – Новая жизнь, да? А готов ли я к ней?

Конечно, по-другому и быть не может! С этими мыслями парень решительно выплеснул из бутылки масло, которое Зокар использовал для светильников в кузне и у себя дома. Горючая субстанция попала на горн, и печка загорелась почти сразу, учитывая ее температуру. Огоньки синего пламени неровно заплясали на кирпичах. Дабы огонь не затух, дабы ему было чем питаться, Шлэг перед уходом раскидал у горна дрова, а потом опрометью бросился из кузни.

Подмастерье кузнеца бежал быстро, словно за ним гналась сама смерть. Добежав до поваленного дуба, он остановился передохнуть, схватившись за сердце. Бух-бух-бух. Так быстро оно еще никогда не билось. И это понравилось Шлэгу. Он почувствовал себя свободным, почувствовал, что может все.

Забрав свои сокровища из дупла, парень вновь бросился со всех ног, подальше от села Ручьи, где прошла вся его жизнь. Шлэг рассчитывал пересечь лес и выйти на тракт уже к рассвету. Навстречу новой жизни…

В таких небольших поселках как Ручьи, любое неприятное происшествие – уже трагедия. Поэтому не было ничего удивительного в том, что сгоревшая кузница и смерть Шлэга Корна вызвали всеобщий переполох и траур.

Отчего занялась кузня, понять так и не удалось. Высказывались разные версии, среди которых самой популярной была та, в которой уставший подмастерье заснул за работой, забыв про всякие правила технической безопасности. Мастерская Зокара выгорела дотла, и тело молодого Шлэга пришлось хоронить в закрытом гробу, так сильно оно обгорело.

На похоронах собралось все село, и было много слез. Громче всех ревел Дубин, все время повторяющий, что так не справедливо, что этого быть не может. Именно он нес гроб, вместе с еще тремя мужчинами, среди которых Скорча не оказалось. Лучший друг покойного стоял в удалении, не проявляя никакой инициативы, все время поглядывая на север, в сторону Осдора.

Кузнец Зокар, винивший своего ученика в случившемся, на похороны не пришел. От его семьи присутствовала лишь Дита, зареванная и непривычно тихая.

Похоронили Шлэга Корна на старом кладбище, где уже как пятнадцать лет лежали его родители. Через три года, его друг Дубин, поставил рядом с местом захоронения небольшой гранитный памятник, с датой и именем, аккурат под деревом вишни, которое взросло спустя какое-то время после погребения. Растение тянулось молодыми ветками к солнцу, и напоминало здоровяку о том, что душа его товарища обрела покой.

Глава VI

3701 годот Великой Войны за Равновесие

Тот день, когда Джамаль провалил задание и чуть не погиб, маг помнил очень хорошо. Забравшись в портал, его выбросило в бескрайнем поле, и он долго лежал в высокой траве, хрипя и судорожно хватая ртом воздух. Как потом оказалось, одно ребро так неудачно сломалось, что осколок пробил легкое. На губах пузырилась кровь, а сознание часто проваливалось в черные ямы, откуда выныривать раз за разом становилось все сложнее.

Но самым ужасным было то, что силы покинули колдуна, и он не мог творить волшебство. Спасительный портал обошелся слишком дорого в плане ресурсов, тем более что в него угодило сразу два живых существа.

Позже Джамаль вспоминал те далекие дни без внутреннего содрогания и чувства ужаса, но тогда, снедаемый болью и отчаянием, колдуну казалось, что его песенка спета. В любой момент на него могла наткнуться Кэролайн, которую выбросило где-то совсем недалеко, и тогда уж сомневаться не приходилось – магистр завершила бы начатое без всяких колебаний. Так же Джамаль мог просто скончаться от полученных ран, либо же его впоследствии добьют свои, в назидание остальным.

Но все получилось так, как получилось. Джамаля нашли фермеры и принесли к себе в дом. Он слабо помнил их лица, но это была семья. Отец, мать, два взрослых сына и дочь-подросток. Они охали и ахали, носились над его искалеченным телом, накладывали компрессы и отпаивали горячими жирными супами. Колдун все это время бесстрастно смотрел в потолок, и не произносил ни слова. В те минуты Джамаль жил болью и унижением, которые ему подарила магистр-Ловец.

– Слабак, – было первое слово, и он произнес его с такой горечью, что ощутил ее вкус даже языком.

– Ой, мама, мама, – закричал кто-то рядом. – Он что-то сказал! Незнакомец что-то сказал!

В следующую минуту над Джамалем собралась вся семья, в беспокойстве глядя на его бледное лицо.

– Вы как себя чувствуете? – спросил грубый мужской голос. – Я Крофф, фермер. Это я вас нашел. Ну и угораздило же вас. С такими ранами, и столько пройти…

– Что? – переспросил колдун, не поняв. В горло пересохло, сильно хотелось пить.

– Ну вы же наверняка от тракта шли, – пояснил мужчина. – По-другому никак сюда не выйти. На вас напали разбойники, да? Я слышал появилась какая-то шайка, но чтобы так близко к моему дому…

– О Крофф, милый, – это уже была жена фермера, немолодая женщина с сильно обеспокоенным лицом. – Мир становиться с каждым годом все опаснее.

– Разбойники, – тихо вымолвил Джамаль. – Да. Это были они…

Ловцы в миллион раз хуже и опаснее любой шайки бандитов с большой дороги, но об этом Джамаль распространяться не стал. Он был слишком слаб. Пока еще слишком слаб.

– Можно… воды?

Вокруг засуетились, и вскоре голову страдальца заботливо приподняли, а по его подбородку потекла холодная родниковая вода. Это прибавило сил, и маг благодарно кивнул.

– Спасибо. Вы хорошие люди. А долго я… у вас нахожусь?

– Три дня, – ответил Крофф. – Но с вашими ранами, боюсь, вам еще не скоро придется встать.

– Я сразу уйду как почувствую себя лучше, – пообещал Джамаль. – Спасибо вам. Мне никто еще не помогал безвозмездно. Но если надо, – спохватился маг, и его ребра прошила полоска боли, – я смогу заплатить. Потом. У меня есть деньги. Серьезно.

– Да будет вам, господин, – один из сыновей подал голос. – Вы и так натерпелись больше всех. Отдыхайте.

И Джамалю ничего не оставалось кроме как послушаться этого совета. Он всецело доверился людям, которых даже не знал, позволяя им себя помочь. Они заботились о маге пусть и не как квалифицированные медики и целители, но именно благодаря их помощи Джамаль тогда и не умер от увечий.

Семья у Кроффа была дружная, во всяком случае ссор и перебранок при Джамале никто не устраивал. Сыновей звали Бэн и Роджер, это были два высоких крепких парня, помогающие отцу в семейном деле. Сандра, жена, стояла на хозяйстве, а совсем еще юная Оланда грезила мечтой о большом мире. Именно с последней Джамаль и проводил больше всего времени, так как остальные члены семейства пропадали кто в поле, кто на кухне.

Оланда усаживалась на табурет возле кровати, и донимала Джамаля разными вопросами. Но странным образом колдун не испытывал раздражения, выслушивая весь этот словесный понос. Возможно потому, что в те часы он считал себя всеми брошенным, и готовился к неизбежной расправе. Либо до него доберутся враги, и закончат начатое, либо же подсобят в этом деле друзья, продолжив то, что начали Ловцы. Он не имел права покидать корабль. Своим бегством он нарушил приказ от тех людей, кого лучше не расстраивать.

Поэтому Джамалю нужен был какой-никакой, но товарищ, кто не желал бы ему смерти, и Оланда заполнила эту нишу.

– А наше королевство большое? – задала девочка очередной вопрос, подогретый ее любопытством.

Джамаль полулежал, полусидел в кровати, и боли в тот момент мучили его не очень сильно, поэтому он благосклонно отвечал на все вопросы, благо его знаний хватило бы, даже если бы девчонка задавала что-то по-настоящему сложное. А так… банальщина.

– Ты живешь… мы все живем, не в королевстве и даже не в империи. В союзе империй! Вслушайся как сильно звучит, а? Высший орган власти, по крайней мере, официально – Собрание Императоров. Там решаются разные важные вопросы.

– Какие именно? – Оланда с неподдельным интересом смотрела на Джамаля, и последнего это несколько смущало.

– Ну там принятие законов, распределение бюджета, политика по отношению к соседям, – начал было колдун, но потом решил, что для ребенка это будет сложно, и упростил свои слова: – Императоры решают, например, сколько золота выделить на строительство дорог или новые мосты, оглашают даты всяких праздников, награждают героев и устраивают турниры, на потеху публике. Да много чего делают, если честно…

Особенно жируют на чужих костях, подумалось Джамалю. Он бы мог рассказать этой девочке с двумя косичками и множеством конопушек на лице, что на самом деле не все так просто. Что несмотря на зычный статус, Совет Императоров решает на самом деле не так уж и много. Самыми важными вопросами всегда занималась Цитадель и лорды-Ловцы, что в ней заседают. Без них, этих прохвостов, Союзные Империи давным-давно распались бы на отдельные части, так как страна была столь обширна, что между западными и восточными провинциями наблюдалось очень мало общего.

– Так большой союз-то? – не унималась Оланда.

– Очень. Он занимает четверть Дарсарда.

– А что это тако…

– Дарсард, – начал объяснять Джамаль, не дожидаясь окончания вопроса, – это весь известный мир. Он начинается от Большого Океана, и заканчивается непроходимыми и опасными Огненными Горами. Что находиться за ними – никто не знает.

– Даже вы?

– Даже я, – равнодушно кивнул Джамаль. – Невозможно знать все на свете.

– А я вот буду!

– Правда?

– Да, – решительно сказала Оланда. – Когда мне стукнет шестнадцать, я отправлюсь в большой мир. Изучать его.

– А сейчас тебе сколько?

– На прошлой неделе стукнуло тринадцать, – заявила девочка с таким видом, будто бы заявляла о своем двадцатилетии.

– Ого, – Джамаль уважительно покивал, а потом как бы подсчитав в уме дни, воскликнул: – Получается, я испортил тебе праздник. Ведь уже пятый день как у вас…

– Не-е, – Оланда беспечно махнула рукой. – Вы классный, рассказываете много чего интересного.

– Да, – согласился Джамаль. – Историй у меня преизрядное количество.

– А расскажите какую-то, – с детским восторгом в глазах потребовала Оланда.

– Ну-у, – протянул Джамаль, делая вид что колеблется. – Сегодня мы и так наболтались.

– Пожалуйста, пожалуйста! – взмолилась Оланда, даже немного приподнявшись со стула.

Маг сурово посмотрел на девочку, и заявил:

– Между прочим, твоя мама намекнула, что ты стала отлынивать от работы, и мне кажется, что она начинает винить в этом меня. А я и так у вас на птичьих правах, или ты хочешь, чтобы меня выгнали?

Джамаль сильно преувеличивал. Несколько дней назад, когда голова его прояснилась, у них с главой семейства и его супругой состоялся диалог, в котором маг попросил временного убежища на неопределенный срок, за довольно крупное вознаграждение в дальнейшем. Так же он настоял, чтобы фермеры поклялись именем Спасителя, что о том, что он у них, не должен знать никто. Враги, тобишь напавшие на него разбойники, определенно захотят довести начатое дело до конца. Крофф пообещал, что все будет так, как и просит Джамаль, дескать, он все понимает, и тоже не первый год живет в этом мире.

– Она так не сделает, – Оланда быстро раскусила блеф. – Мамочка самая добрая в мире женщина, и она скорее сама попадет в беду, чем бросит в ней ближнего.

– Но она ведь не двухжильная, – заметил Джамаль с прищуром, – ей тоже нужна помощь по хозяйству.

– Я ей помогу, обещаю! Сразу после истории.

Джамаль улыбнулся и посмотрел на Оланду, неожиданно ловя себя на мысли, что сейчас ему уютно и даже комфортно, если опустить тот момент, что у него сломаны кости во многих местах. Глядя на девочку, маг почему-то не испытывал того раздражения, которое посещало его всякий раз, когда приходилось общаться с низкосортными людьми. А к последним он причислял практически всех.

– Ну ладно, – сдался колдун, поудобнее устраиваясь на подушках. – Есть у меня на примете одна история. Она правда не для детей, – предупредил он тоном заговорщика, – но раз тебе уже тринадцать, то думаю ты можешь ее услышать.

– А она о чем? – Оланда от нетерпения стала раскачиваться на табурете взад-вперед.

– О прошлом. О далеком-далеком прошлом, когда не было не только нас с тобой, но и всего Дарсарда.

– Наверное речь идет о многих сотнях лет? – предположила Оланда.

– О тысячах. И тогда мир был другим. В нем яркими красками бушевала магия, не та, которую можно увидеть сегодня. Это всего лишь ее бледная тень. Та магия была монументальной, первозданной, способной менять своим прикосновением саму суть. Люди, которые сумели овладеть ею, приравнивались к богам, такую они обретали мощь. Но и сами боги существовали. Они ходили по миру как я и ты, бессмертные и невероятно могущественные. Собственно в те времена и людей как таковых не было, ибо мир в котором мы сейчас живем, появился много позже, когда от него отслоилась Та Сторона. Когда магия о которой я говорю, ушла.

– И как это случилось?

– Была война, – безразлично пожал плечами Джамаль. – Самая страшная из всех, что когда-нибудь случались. Против законного Властелина, против Упорядоченного выступила шайка… несогласных, которая быстро стала расти и шириться, вбирая в свои ряды все новых и новых единомышленников. Бунты случались и раньше, но они быстро заканчивались и о них даже вспоминать глупо. Но тогда впервые бунтовщики использовали против хозяев их же оружие. Магию. И силы, опять же впервые, разделились на две равные доли. Никто не мог победить.

– Пока не появился герой, – догадалась Оланда, – который перевесил чашу весов?

Джамаль посмотрел на нее очень пристально: на детское лицо, излучающее радость, для которого мир все еще полон красок и где все хорошо. Этот ребенок еще не знал горя. Настоящего, что ломает людей и их характеры.

– На войне не бывает героев, – тихо, очень серьезно заметил маг, а его рука в этот момент дернулась, то ли от судороги, то ли от воспоминаний. – Но ты права. Чаша весов сдвинулась в сторону тех, кто, в конечном счете, победил. Сейчас их принято называть Ловцами, хотя со своими предками нынешние деятели имеют мало общего. Но не в этом суть. С каждым годом, а Великая Война длилась очень долго, груз, что тянул одну сторону к поражению, увеличивался и увеличивался. Пока не наступила полная победа для одних, и полное поражение для других. Те кто победил, – Джамаль почесал нос кончиком пальца, – для простоты будем называть их все же Ловцами, решили, что миру больше не нужна магия. Что ее нужно изъять из повседневного обращения, забыть о ней как о дурном сне, не смотря на то, что слишком многие уже привыкли полагаться на ее силу.

Джамаль сделал паузу и потянулся за кувшином с водой, но Оланда его опередила, и вскоре пальцы мага сжались на глиняной кружке, которую ему заботливо поднесла девочка. Он отхлебнул и продолжил:

– В общем, посоветовавшись, Ловцы приняли решение закрыть Большие Врата, соединяющие этот мир с Той Стороной. Для этого был проведен один из великих ритуалов, для которых требуется очень много энергии. Но учитывая, что в те времена проблем с ресурсами не существовало, мир полнился магией как сейчас воздухом, Врата запечатались, и все вокруг изменилось до неузнаваемости. Те, кто мог считаться богом, превратились в обычных смертных, лишившись подпитки. Это как перекрыть реку плотиной, – пояснил Джамаль глядя на озабоченное лицо Оланды. – Вот река течет и – р-раз! – ее больше нет.

– И магия ушла с мира?

– Нет, – Джамаль покачал головой. – Уменьшился только напор с которым она поступает в него, ведь Большие Врата были не единственным мостом, что соединяет наш мир и Ту Сторону. Существовало еще и множество Малых. Их-то и принялись со всем усердием закрывать Ловцы. И знаешь что самое парадоксальное? Они ослабляли не только своего врага, но и себя самих, так как тоже вовсю пользовались силами, что давало соприкосновение с Той Стороной. Но их подобное саморазрушение почему-то не заботило. Жалкие…

Джамаль хотел от души ругнуться, но вовремя спохватился, виновато глядя на Оланду. Он утихомирил зарождающееся раздражение, и продолжил.

– На сегодняшний день неизвестно сколько Малых Врат еще открыто, но значительно меньше чем в те далекие и прекрасные времена. Магия слаба, и парадоксально, но факт, в этом мире больше нет такой энергии, что требуется для проведения обратного великого ритуала.

– Чтобы Большие Врата снова открылись? – Оланда зевнула; ей не очень нравились истории, где не было конкретных персонажей.

– Да. Но их не открыть, ни при каком желании. Даже если собрать всех магов Дарсарда в одном месте, их общих сил не хватит даже для начального этапа.

– Значит рано или поздно магия покинет этот мир? Ну, когда эти самые Ловцы закроют последние Малые Врата…

– О-оо, они до сих пор пытаются, можешь не сомневаться. Это их высшая цель, – Джамаль фыркнул, – оставить мир без магии. Отобрать у самих же себя невиданное могущество, превратившись в обычных смертных.

– А зачем им это надо? – Оланда нахмурила светлые брови. – Если магия так прекрасна…

– Она прекрасна, поверь мне, – с тоской вымолвил Джамаль, и попытался собрать возле себя потоки энергии. Тщетно. Силы еще не начали возвращаться к нему, и попытки ускорить процесс вызывали лишь головную боль. – С магией ты можешь если не все, то очень многое. Любая фантазия твоего сознания может воплотиться в реальность, стоит только сильно захотеть и сделать все правильно. Когда Большие Врата были открыты, она даровала бессмертие, с ее помощью можно было создавать материальные вещи и строить целые города за доли секунды!

– Как-то нелогично все. Ловцы получается что, дураки?..

– Просто они считают, что если колдовство исчезнет, это послужит на благо всего Дарсарда.

– Почему?

– Потому что дар общаться с силами Той Стороны просыпается очень и очень не у многих. Лишь у избранных, которые сразу же становятся чем-то большим, чем простые смертные. Уж возможностей у них точно больше. И это порождает некий дисбаланс. Чтобы тебе проще было понять, представь: ты владеешь волшебством, и имеешь право делать все, что тебе вздумается. Твои действия ограничены лишь в том, что касается других обладателей дара. Только с ними ты обязана считаться. А остальные – мусор, жуки под твоими ногами, и только тебе решать, что делать с ними: давить сапогом или попросту не обращать на них внимания.

– А если я не владею волшебством? – спросила Оланда. – Я тогда, получается, жук и меня могут раздавить? Просто так?

Джамаль посмотрел на девочку со смешанным чувством. Она задавала правильные вопросы, что для ее возраста было удивительно. Возможно ее и вправду ждало большое будущее, сумей она правильно реализовать свои таланты.

– Я не знаю, почему Та Сторона не делиться силой со всеми, – маг пожал плечами. – Наверное, так устроен мир и ничего не попишешь.

– Значит, Ловцы делают правильно! – с решительностью заявила девочка. – Я не хочу, чтобы меня раздавили. А так же не хочу обрести бессмертие, и смотреть как умирают те, кто мне близок и кому дар не достался. Лучше уж, чтобы все были равны.

– Да не будут они равны, – Джамаль произнес это без всякого надрыва, хотя внутри начал закипать. – Равенства как такового не существует. Исчезнет магия, и просто изменяться масштабы сравнения. Ведь в любом случае никуда не денутся те, кто наделен властью, и те, кто ее лишен, останутся богатые и бедные, здоровые и больные, сильные и слабые. Не изменится ни-че-го.