Текст книги "Предновогодье. Внутренние связи (СИ)"
Автор книги: Блэки Хол
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 31 страниц)
Это могла быть 29.1 глава
Проснулась я с чугунной головой. Знания, почерпнутые накануне из книг, улеглись тяжелой плитой, а утренняя порция сухариков уплотнилась в желудке, смоченная крепким чаем.
Бросив в сумку учебники, чтобы обменять в библиотеке, я неспешно поплелась. А куда торопиться? Теперь двери в общепит закрыты, хотя есть несомненный плюс в том, что можно спать подольше.
Приятно порадовало, что за ночь кто-то успел посыпать крыльцо и мерзлую дорожку песком. С неба, что ли, вместо снега нападал?
Зашла в холл вместе со студенческим потоком, а Монтеморт даже ухом не повел, проигнорировав меня, точно перед ним пролетел призрак или невидимка. Зато деловито долбил хвостом по полу, нервируя хилых первокурсников, робевших перед грозным стражем.
Ползла я как сонная муха до аудитории и по пути выглядывала Алесса. Следовало, конечно, наведаться в столовую, где парень обычно завтракал, но не достало ни сил, ни желания – кухонные ароматы свалили бы меня в нокаут на пороге. Зачем себя мучить? Попробую выловить рыжего на институтских просторах, в крайнем случае, наведаюсь к второкурсникам.
Оставалась еще одна проблема – незаконченный разговор с Петей Рябушкиным, о котором я совершенно забыла во вчерашнем суматошном дне. Встречусь с ним и скажу… А сказать Пете было нечего. После всего хорошего, что парень сделал для меня, я не могла рисковать его добрым именем. Каково будет Пете, если, упаси бог, по институту поползут слухи о моем обмане?
Зайдя в заполненную аудиторию, я проскользнула впереди Лютеция Яворовича, спешащего с многострадальной указкой, и поплелась к своему месту.
Народ гудел, обсуждая последние новости. Мелёшин не принимал участия в обсасывании сплетен, а, облокотившись, теребил губу и хмуро смотрел на меня, следя за каждым шагом. Ведь не даст спокойно пройти! Ясно, что опять что-то задумал. Наверняка положил на ступеньке иллюзорную кожуру от банана и ждет, что поскользнусь или запнусь.
Общая теория висорики вкручивалась в голову как тугой винт, точнее, абсолютно не хотела усваиваться. Гораздо интереснее вслушивалось в обрывки слухов, доносящихся с соседних рядов.
Свежеиспеченной горячей сплетней оказался неожиданный подвиг Монтеморта. Вчера вечером, подрабатывая изо всех сил в архиве, я пропустила все самое интересное. Пес схватил и задержал охранника из институтской кассы, пытавшегося выйти из здания с большой суммой наличности. Кратко суть жуткого преступления была такова: охранник долго пытал кассиршу, требуя отдать деньги, после чего лишил несчастную жизни зверским способом. Выгреб два мешка висоров – и тикать, однако в силу тупости забыл их погасить, а страж при входе унюхал и распознал казенное добро. Первый отдел оперативно начал следствие. Дознаватель Бобылев, курирующий институт, потирает руки, предвкушая звон медалей на лацкане пиджака и личное рукопожатие главы Первого департамента. Еще бы не радоваться – за неполные две недели на его отдел свалилась лавина работы.
Из всего подслушанного я сделала три вывода: Монтеморт – молодец, заводить служебные романы чревато и нельзя верить слухам. Сделала выводы и призадумалась. Коли пес вполне работоспособен и бдит на посту аки пчела, непонятно, почему он разрешает мне мотаться с учебниками туда и обратно. Напрашивается одно – Монтеморт задумал грандиозную засаду по моей части.
С тревожными мыслями я встретила окончание лекции и пропустила явление Мелёшина у моего стола.
– Ну как, вкусно кормят? – спросил нелюбезно.
– Где?
– В столовой номер один. Которая для персонала.
– Неплохо, – пожала я плечами и тут же подозрительно уставилась на Мэла. Каким образом он умудрился провести параллель между моей персоной и элитным общепитом?
– Наверное, хорошая компания подобралась за столом, да? – продолжал прощупывать почву Мелёшин.
– Отличная, – буркнула я, собирая тетради в сумку.
– С сегодняшнего дня забираю твой долг, – заявил Мэл.
Я как стояла, так и села обратно на скамью. Вот и пришло время платить по счетам.
– Х-хорошо, – промямлила. – К-какой?
– Будешь завтракать и обедать за одним столом со мной.
– Мы, кажется, уже проходили. Дрессура кончилась. Ты продал свое право.
– Это не право. Это долг, – отрезал он.
– Зачем тебе, Мелёшин? Не можешь успокоиться? Нравится смотреть, как меня унижают твои друзья?
– Для моих друзей у тебя отлично подвешен язык, – усмехнулся Мэл.
– Но ты же постоянно затыкал мне рот.
– Теперь передумал.
– Прислуживать тоже придется?
– Не придется, – ответил он. – Находишься в зоне видимости на расстоянии вытянутой руки, питаешься и уходишь после того, как разрешу. Язви на здоровье, мне не жалко. Но каждое утро и на обеде должна сидеть передо мной. Ясно?
Я озадачилась. Однако странный возврат долга выбрал Мелёшин. Пфу, это же плевое дело! Мне казалось, что когда-нибудь он заставит меня спрыгнуть с крыши. В голове прокручивалась одна и та же полная трагизма картинка: я лечу к земле, раскинув руки, словно крылья, а Мэл стоит с друзьями и, смеясь, показывает пальцем на мой полет.
– И как долго забавлять тебя своим присутствием?
– Скажу, когда надоест.
Понятно, товарищ заскучал, и опять ожидается новый виток развлечений.
– Смотри, испорчу аппетит – кусок в горле застрянет.
На лице Мэла промелькнула слабая улыбка:
– Тренируйся оказывать первую помощь.
После второй лекции я благополучно возвратила экспроприированные книги в библиотеку, немножко поукоряла себя за тягу к преступности, но все же взяла один учебник тайно, и еще два – для чтения в течение дня. Бабетта Самуиловна, прежде чем отпустить меня с миром, долго перелистывала книги, запоминая их внешний вид. Она рассчитывала поймать меня с поличным при возврате литературы, заляпанной грязью и жирными пятнами.
Предстояло обеденное времяпровождение, и ноги крайне неохотно понесли мое тело по направлению к столовой. По дороге удалось сгрызть пару сухариков.
Напрасно я думала, что обед в присутствии Мэла пройдет легко и непринужденно. Зайдя в помещение и не увидев Мелёшина в привычной зоне трапезничающей элиты, на радостях хотела развернуться и уйти, потому что рот начал наполняться слюной, как услышала свист. Оказывается, свистели мне, и вся столовая наблюдала, как Мелёшин махал рукой, подзывая к столику в углу у окна. Почему-то сегодня рядом с Мэлом не было блондинки, зато сидел пышущий оптимизмом Макес.
Подносы парней были заставлены наивкуснейшей и наиароматнейшей едой, какая только бывает на белом свете. Непроизвольно сглотнув, я уселась на свободный стул, достала учебник и принялась читать.
– Привет, – сказал Макес, с аппетитом насыщая растущий организм калориями.
Я кивнула, не отрывая глаз от книги.
– Папена, ты решила, что питаться вредно? – спросил Мэл, ухмыльнувшись.
Заткнув уши, я повторила фразу, в которую тщетно пыталась вчитаться. Перед глазами прыгали куриные ножки с Мелёшинского подноса.
– Какая умная девочка, – отвесил комплимент Макес, обмакнул кусочек хлеба в сливочный соус и с чувством прожевал.
Я снова сглотнула и опустилась еще ниже к учебнику.
– Папена, ты на себя не похожа, – обеспокоился Мэл. – Где горы тарелок?
– Тебе-то какая разница? – набросилась на него, стараясь не смотреть на поднос. – Чего надо? Сижу рядом, время от времени развлекаю. Без проблем.
– Без проблем, – подтвердил задумчиво Мелёшин.
Парни о чем-то переговаривались, но я мало вникала в смысл произносимого. Меня замутило от запахов. Если ими можно наесться, мой живот надулся бы как барабан. Сам не подозревая, Мелёшин устроил жестокую экзекуцию. Или он знал и специально решил поиздеваться? – пронзила меня мысль. Посмотрела на него и напоролась на изучающий взгляд.
Мелёшин практически не притронулся к своей порции, ковыряясь вилкой в тарелке. Эх, сколько добра пропадает, – подумала я с тоской, снова сглотнув. Хозяин – барин, хочу – ем, а хочу – отнесу на мойку.
Столовая опустела, а Мелёшин почему-то оттягивал окончание обеда. Еще мгновение, и у моего желудка кончится терпение. Учеба тоже не получилась, я только зря потеряла время.
– Могу идти? – спросила раздраженно.
– Иди, – разрешил Мэл. – Это, наверное, такой метод, – пояснил он Макесу. – Знания лучше усваиваются на фоне котлетных натюрмортов.
С шумом отодвинув стул, я ринулась из столовой. Схватила в раздевалке куртку и помчалась на чердак, где нагрызлась вдоволь сухарей и запила парой скупых слезинок.
– Ничего миленький, потерпи, – погладила урчащий недовольно желудок. – Что-нибудь придумаем.
А именно пойдем искать Алесса.
Послеобеденное время посвятилось сдвоенному практическому занятию по теории снадобий в крыле B. Ромашевичевский не подал виду, заметив меня среди студентов, и повел группу в оранжерею, зато лицо Мелёшина вытянулось от удивления. Дивись, обжора, растягивай мышцы.
При входе я получила в шлюз-комнате белоснежный халат, пару перчаток, шапочку на голову, марлевую повязку и бахилы на ноги. Облачившись, стала похожа на врача-хирурга.
Таких, как я, специалистов-белохалатников, оказалось около тридцати человек. Студенты не отличались друг от друга, и лишь по росту и фигуре можно было догадаться, кто стоит рядом – девушка или парень. Даже Мелёшин потерялся среди толпы двойников. Парни дурачились, девчонки переговаривались.
Затем нам разрешили войти в чертоги растениеводства. Наша группа продвигалась по небольшому светлому коридору, по обе стороны которого разместились боксы, отделенные прозрачными перегородками. Ромашевичевский, выделявшийся ростом и повышенной носатостью, которую не могла скрыть марлевая повязка, шел впереди и рассказывал.
В оранжерейных боксах выращивали различные виды редких растений, использовавшихся в приготовлении снадобий. Поскольку большинство видов было капризно к условиям произрастания, то каждый бокс являл собой кусочек среды, в которой растению жилось комфортно и привольно. Например, в боксе с чевохиями, плантация которых цвела фиолетовым ковром, поддерживалась температура +36 градусов и относительная влажность ровно 92 %. Целью содержания избалованного растения в благодатных условиях являлись тычинки и пестики с крохотулечных цветочков.
Встречались и такие растения, которые в естественной природе балансировали на грани вымирания, а под лампами институтской оранжереи чувствовали себя сносно и разрастались.
Преподаватель подвел нас к боксу, освещенному тусклыми синими лампами. В неестественном свете к потолку тянулись красные тонкие стебли, обсеянные белой мукой. Иногда с какого-нибудь стебля отрывались несколько белых точек и отправлялись в хаотическое движение по помещению, пока их не притягивало к другому стеблю. Из-за обильного мучного течения создавалось впечатление, что за стеклом бушует небольшая метель.
– Что это за растение? – обратился к студентам Ромашевический и прежде чем, начали подниматься редкие руки, сказал: – Ответит Папена.
А я-то думала, он позабыл обо мне. Ан нет, затаил в глубине души свою месть.
– Это капистула обыкновенная или сонник.
– Условия произрастания?
– Смешанный лес, рассеянный свет, бедная почва.
– Причины редкости капистулы?
Несмотря на повязку, скрывавшую лицо преподавателя, я поняла, что он задумал пакость.
– Она не редкая. Довольно часто встречается в предгорьях.
– Странно. Зачем засаживать сорняком бесценное пространство бокса, если взамен можно посадить что-нибудь полезное и редкое? – допытывался Ромашка.
– Интерференция вис-волн и световых волн от синих ламп, – пояснила я. – После облучения из созревших семян сонника выжимают масло, которое используют в снадобьях омоложения.
– Что ж, Папена, зачатками знаний по растениеводству вы обладаете. Сносно, – заключил препод.
Стоявшая рядом девушка фыркнула.
– Штице, ваша реакция однозначно указывает на зависть, – сказал насмешливо Ромашевичевский. – В отличие от Папены, вам никогда не удавалось навскидку классифицировать большинство растений из наших оранжерей.
Я удивилась. Как преподаватель смог разглядеть в безликой массе одинаковых зеленых шапочек и моргающих глаз новую старосту? Меж тем препод продолжал унижать личное достоинство Эльзы:
– По моему мнению, студенту, не успевающему по отдельным предметам, не следовало доверять место старосты.
Девица молчала, но я чувствовала, что от нее, как от печки, пышет злостью и негодованием.
А потом мы подошли к следующему боксу. Ну, и печальное же зрелище открылось моему взору! Основная часть помещения пустовала, черная земля жирно поблескивала свежеперекопанным плодородием. В дальнем углу стояли штук шесть или семь горшков с чахлыми обвисшими кустиками. Тут уж, как ни допытывайся Ромашка, а никто не сможет распознать поникшие тряпочки.
– Мыльнянка вис-модифицированная или разъедало, – сухо сообщил преподаватель. – В связи с аварийным отключением электроэнергии плантация погибла практически полностью. Остались несколько экземпляров, но они долго не протянут.
Я прилепилась к стеклу. Вот оно, мое счастье и несчастье, помирает на глазах. Всего-то нужно добавить 0,0003 унции вытяжки из листьев мыльнянки к базовой рецептуре универсального пятновыводителя, и вишневый компот навсегда исчезнет со свитера и штанов.
– Папена, почему погибла мыльнянка? – спросил неожиданно Ромашевичевский.
– Потому что может произрастать только при постоянном освещении. Из-за отсутствия света получила ожоги, несовместимые жизнью, – вздохнула я. – Это единственные выжившие экземпляры?
– Если считаете, что при практически стопроцентном поражении тканей можно выжить, то да – это единственные выжившие растения, – ответил препод замогильным голосом маньяка-садиста и взглянул на часы. – Времени предостаточно. Разделитесь группами по три-четыре человека, и займемся огородными работами.
Народ недовольно заныл под повязками, но внимательный взгляд Ромашевичесвского пресек возмущения на корню. Пока студенты переговаривались и перемещались группками от одного бокса к другому, я снова приникла к окошку, за которым угасали шесть… нет, пять кустиков разъедалы, и словно воочию видела, как из них капля по капле утекали жизненные силы. Вдруг почувствовала чью-то руку на пятой точке и дернулась от неожиданности.
– Не трепыхайся, – сказал над ухом знакомый голос.
Лицо Мелёшина скрывала повязка, но по лучикам около глаз я догадалась, что он ухмылялся, однако руку не убрал, а вдобавок погладил. Пришлось самой сбросить наглую пятерню.
– Ты что здесь забыла? – спросил Мэл, наклонившись ближе.
– Как что? Учусь, постигаю науки.
– У тебя же Стопятнадцатый в группе поддержки.
– Ну и что? Одно другому не мешает. Может, хочу сварить снадобье, которое склеит тебе все возможные отверстия.
Я, конечно же, имела в виду глумливый рот Мелёшина, однако сказав, сообразила, что фраза прозвучала двусмысленно. Мэл тоже мгновенно сообразил, потому что фыркнул, а потом беззвучно засмеялся, давясь.
С гордо поднятой головой я пошла делиться попарно и почетверно, и попала в группу с одной девушкой и двумя парнями. Никого из напарников не узнала – медицинский маскарад напрочь их обезличил.
Нашей группе доверили обирать нижние листья с гопогерии. Поскольку кустики были невысоки, приходилось ползать около них на коленках. Для защиты от шипов на растении нам выдали брезентовые рукавицы. Парни не больно-то разбежались набивать холщовые мешочки пурпурными мясистыми листьями. Они делали вид, что усердно выполняют задание, а на самом деле устроили тайный саботаж.
– Я не нанимался пахать забесплатно, – пробурчал один из них, но побоялся проявить открытое неповиновение. Вместо этого застрял вначале вверенного ему ряда.
У меня наглости было гораздо меньше, поэтому я медленно, но верно пробиралась по бесконечному рядку. Вторая девушка тоже старательно наполняла свой мешочек.
– Не думал, что разбираешься в растениях, – сказал кто-то за моей спиной.
Я вздохнула и развернулась. Судя по голосу, в мою группу попал вездесущий Мелёшин. Под докторской амуницией он был абсолютно не различим, а вот как ему удавалось высмотреть меня – уму непостижимо.
Конечно же, Мэл не бросился, сломя голову, выполнять задание препода, а впустую возил рукавицами между колючими стволиками.
Решив не отвечать на призыв к разговору, я углубилась в сбор листьев. При желании в любой монотонной работе можно найти хорошее. Например, есть время повторить теоремы и разные висорические термины. Но Мелёшин скучал и поэтому решил, что гораздо веселее донимать меня.
– Слушай, Папена, как наберешь свою сумку, может, займешься моей?
– Насчет сумки не знаю, а рот вполне могу утрамбовать.
– Не пойдет. Скоро все отверстия в моем организме подвергнутся склеиванию, – сказал печально Мэл и, не сдержавшись, закатился. Слава богу, смеялся тихо, а то с гопогерии мгновенно осыпались бы все листья, потому что растение боялось громких звуков. – И все же, Папена, я тебя подозреваю.
– В чем? – остановилась я и разогнула ноющую спину.
– Твое появление на практике у Ромашки неспроста. Ты что-то задумала.
Какой догадливый! Всего-навсего задумала привести в божеский вид одежду, облитую компотом по милости его бывшей подружки.
– Конечно, – кивнула и вернулась к физическому труду. – Охраняй свой поднос в столовой, а то не ровен час, вместо занятий проведешь полдня в туалете.
– Злодейка, – вздохнул Мелёшин. – Так и знал. Может, все-таки наберешь мою сумку?
– Наберу, но будешь должен, – ответила я строго.
– Не, за долг не согласен. Но ты ведь эта… альтруистка? пацифистка?
– Скажи лучше, дурочка, – поджала губы.
Хотела бы я посмотреть, как его блондинка будет ползать в юбке между грядками и собирать листочки. Кстати! Стою тут на коленях, а Мелёшин позади усиленно изображает бурную деятельность по сбору лиственной части гопогерии. Я подскочила как ошпаренная, и Мэл разогнулся, поглядывая по сторонам и посвистывая. Хотела треснуть его по голове мешком с шипастыми листьями, но тут по стеклу бокса постучал Ромашевичевский, приглашая к выходу.
По итогам огородной работы под оранжерейным солнцем, выявились трое самых трудолюбивых студентов – я с напарницей и еще одна девушка, набравшая три ведра вонючих цветков плагантуса древовидного.
– Прекрасно потрудившиеся студенты получают привилегию сварить снадобье на свое усмотрение и испытать его. Остальные, – Ромашка оглядел уморившихся работников, – продолжают трудиться согласно учебному плану.
Уставшая толпа побрела к выходу. Я подошла к преподу.
– Максимилиан Эммануилович, мне хотелось бы сварить пятновыводитель.
– В чем проблема? – спросил он высокомерно и скривился. Его перекошенный рот выделялся даже под плотной повязкой.
– Нужна вытяжка из листьев мыльнянки.
– К сожалению, в запасниках нашей лаборатории мыльнянки нет. Все, что от нее осталось, скоро превратится в тлен. Подождем немного, а после праздника ликвидируем оставшиеся растения.
Какая жалость! Бросив грязный халат и прочие причиндалы стерильности в ящик для использованных вещей, я побрела опечаленно по коридору. В планах стояли поочередно: библиотека, архив с усатым начальником и дополнительное занятие у Альрика, а потом учеба в общаге до умопомрачения.
Внезапно вдалеке мелькнуло знакомое рыжее пятно. Алесс! Я кинулась за ним. Бежала, и сумка хлестала по ноге. Думала, опять потеряю неуловимого парня, но сегодня он не собирался исчезать, а вполне видимый и материальный, занял место у святого Списуила. Народ потеснился, и рядом с Алессом тут же образовалось обширное свободное пространство.
– Вот ты где! – я тяжело свалилась рядом с парнем. – Второй день ищу!
– Никуда не прятался, – сказал рыжий. – Ем в столовой.
Не видела его на обеде. Хотя кого я могла увидеть? В глазах мельтешил куриный рулет с сырной корочкой.
– Надо поговорить. Срочно, – сказала, отдышавшись. Обвела зал глазами и вдруг заметила Мелёшина у зеркала. Он стоял в одиночестве, без блондинистой подружки. Держа куртку в руках, смотрел на меня, и его лицо не предвещало ничего хорошего. Что опять не так в подлунном мире?
Вспомнив о возможном подслушивании, я вырвала из тетради листочек и быстро накарябала: "Есть раритет. Хочу продать".
Сунула рыжему листочек и перо. Тот прочитал, написал и вернул.
"Документы?"
Я быстро настрочила: "Нет".
Как два заговорщика, мы вели шпионскую переписку, а Мелёшинское лицо у зеркала с каждой минутой мрачнело и смурнело.
"Что это?" – продолжал общаться Алесс.
"Нескончаемая фляжка с коньяком".
Парень прочитал и задумался. Поиграл пером, медленно накарябал: "Нужны доки".
"Где я их????" – поставила бы тысячу вопросов, если поможет.
"Найди мастера с клеймом. Он сделает" – вернулся ответ.
Отлично! Между прочим, у меня в знакомых уйма мастеров, а я и не знала.
"Где я его найду???? Посоветуй!!!!"
"Ищи сама. Будут доки – будет разговор".
Алесс вернул листок, закинул сумку на плечо и скрылся в северном коридоре.
Я растерянно мяла бумажку. Ну, и что делать? В принципе, парень прав – никто не будет покупать кота в мешке. Придется заходить с другого боку: собирать информацию о мастерах раритетов. Понятно, что получить законным путем документ о состоянии фляжки не получится, стало быть, нужно искать мастера-нелегала и брать его в долю. Обидно, что рыжий не стал помогать, хотя его тоже можно понять – у каждого из нас свой риск.
Разорвав переписку на мелкие клочки, я хотела выбросить в урну, но поглядела на Мелёшина и ссыпала обрывки в сумку. Встала и направилась в библиотеку. Мэл пошел наперерез. Его злое лицо свидетельствовало об одном – сейчас кому-то не поздоровится. Быстренько свернув в соседний коридор, я ускорила шаг. Если не заплутаю, то дойду переходами до нужного места.
Мелёшин следовал позади. Более того, он догонял меня.
Припустив, я побежала. Взлетела по лестнице, не запомнив, на какой этаж, и понеслась по коридору. Мелёшин не отставал, и даже куртка под мышкой его не тормозила. Я же начала выдыхаться. Петляла как заяц, запутавшись в бесконечных переходах и распугивая редких студентов. Забежала в незнакомый коридор, с ужасом поняв, что беготне пришел конец – передо мной был тупик.
Мелёшин бросил сумку у стены, кинул на нее куртку, и пошел на меня. Я пятилась и оказалась в углу. Мэл оперся одной рукой о стену, а вторую упер в бок.
– Вот, значит, с кем знаешься, – начал зловеще.
– С к-кем? – спросила, заикаясь от страха.
– С Соцким.
Я отрицательно замотала головой.
– С Рыжим Соцким, – повысил голос Мэл. – Не отнекивайся. Пять минут назад ворковали у Списуила.
– Это ошибка. Это Алесс, – начала уверять. – И мы не ворковали.
– Значит, уже Алесс? – сказал недобро Мелёшин. – А ты в курсе, чем он занимается? По нему же первый отдел плачет. Вся его семейка на подозрении. Зачем ты с ним связалась?
– Я не связывалась.
– А-а, значит, договорилась с ним выносить книги из библиотеки? – вспылил он. – Нашла нового напарничка? Соцкий продаст тебя – недорого возьмет.
– Не нужен мне никто, – пискнула я. – Теперь сама проношу книги.
– Конечно! – взбеленился Мэл. – Как же я мог забыть о твоих привилегиях? Например, о завтраках и обедах с символистиком в отдельной столовой! Может, он тебя на колени садит и с ложечки кормит?
– Причем здесь Альрик? – закричала я. – А если и кормит, тебе-то какая разница?
– Какая мне разница? – рассвирепел Мелёшин. – Мне есть разница!
Сцепил свои пальцы с моими и припечатал к стене.
– Сейчас узнаешь, какая мне разница, – отрезал и жестко поцеловал, прикусив мне губу, словно наказывал. Ойкнув от боли, попыталась вырваться, но захват был крепким.
– Не дергайся, – сказал Мэл, и я замерла.
Он обегал взглядом мое лицо и снова возвращался к прокушенной губе. Потом легонько подул на ранку, медленно склонился, осторожно коснулся моих губ и неторопливо, изучающе, поцеловал.
Расцепил наши пальцы, а я почему-то не делала попыток оттолкнуть его и убежать. Стояла и смотрела – глаза в глаза. Мэл провел пальцем по моим губам и очертил их контур. Вдруг, зажав подбородок рукой, яростно поцеловал – раз, другой.
И сорвался. Впрочем, как и я. Притянула его к себе и отклонила голову, подставляя шею губам Мелёшина.
Его руки забрались под свитер и, ловко расстегнув нужные застежки, принялись умело поглаживать и сжимать. Я же захлебывалась в удовольствии, впрыскиваемом в кровь с каждым новым поцелуем, разъедавшим волю и испарявшим остатки самообладания. Куда подевались жалкие попытки противостоять искушению? Тело стало покорным, как глина в руках скульптора, и охотно отзывалось на прикосновения, прогибаясь навстречу ласке.
Под его ладонями горела кожа, искорки наслаждения простреливали по нервам, нарастая и усиливаясь. Рассудок отключился, уступив место инстинктам, вопящим об одном: "Возьми! Разрешаю!"
Мэл часто и жарко дышал.
– Раздвинь ножки, – послышался хриплый прерывающийся голос над ухом.
И я согласно выполнила просьбу, не испытывая ни капли стыда от собственного распутства. Мелёшин втиснул колено и потер им между моих ног. Разве крыска сподобилась возмутиться нахальным вторжением? Наоборот, из моего горла вырвался глухой стон, а руки крепко вцепились в плечи Мэла. Я чувствовала его возбуждение и как губка пропитывалась его желанием. Нашим общим желанием.
– Да, Эвочка, да… – бормотал он, целуя. – Моя девочка… Скажи "да"…
Внезапно я увидела себя со стороны – с задранной до талии юбкой и ногой, закинутой на Мелёшинское бедро, а он сам, вмяв меня в стену, нетерпеливо шарил по телу, дрожа от предвкушения. Увидела свое пылающее лицо и растрепанные волосы, увидела согласие в своих глазах.
Отстраненное созерцание происходящего начало неумолимо гасить внутренний огонь, пожирающий меня. Тело еще жаждало, а рассудок уже заработал, остужая его.
Сейчас мы с ним… сейчас он меня здесь… в полутемном коридоре как легкодоступную шлюшку… А потом, как тогда, в библиотеке, равнодушно отойдет, словно не случилось ничего особенного. Застегнет свою сбрую и начнет названивать блондинке: "Милая, чем занимаешься? Жди, скоро буду".
Руки опустились. Мэл, увлеченный процессом, не заметил, что мое настроение изменилось.
– Что будет дальше? – спросила я спокойно.
– А что дальше? – не переставая целовать, сказал он хрипло. – Отлично проведем время.
– Я должна отлично проводить время с учебниками.
– Не отпирайся, – выдохнул на ухо и прикусил кожу. – От тебя за километр несет страстью. Ты хочешь этого не меньше, чем я.
– Мне много чего хочется, – оттолкнула Мелёшина. Как ни странно, удалось.
– Папена, зачем тебе аттестат по висорике? – его тон стал насмешливым, и я поняла, что возбуждение пошло на спад. – Чтобы потешить самолюбие?
– Тебя не касается.
– Хорошо. Учись и совмещай полезное с приятным.
– Для совмещения маловато ума. Лучше что-нибудь одно. Посмотри на меня! Разве я похожа на Эльзу? Или на твою блондинку?
– Изабеллу.
Меня покоробило упоминание Мелёшиным ее имени. Не знала и знать не хочу, как зовут длинноволосую красотку.
– На нее. Мэл, скажи честно, что тебе нужно от меня?
– Что нужно? – переспросил он, растерявшись.
– Не далее как на прошлой неделе ты говорил, что мы разные, и нам нужно держаться друг от друга подальше.
– Говорил, – признал он неохотно.
– Тогда зачем всё это? Хорошо провести время и разбежаться? Ты полетишь к своей Изабелле, я вернусь к учебникам. Это правильно?
– Нет, – отвернул голову в сторону. – Я скажу ей правду.
– Какую?
– Эва, если вопрос в деньгах, могу давать тебе некоторую сумму… каждую неделю…
Меня будто окатило ледяной водой.
– Ты подумал… ты решил, что я из-за денег?! – выпалила с пылающим лицом. – Запомни, Мелёшин Егор Как-тебя-там! Я. Не. Продаюсь!
– Эва, послушай… – начал он, но я оборвала:
– Мелёшин, мы разные! – заговорила, одергивая юбку и заново собирая волосы в хвостик. – Левый и правый берега – знаешь? Небо и земля – знаешь? Солнце и Луна – знаешь? Так вот мы еще дальше! Ты любишь машины и красивых девчонок, я люблю гулять и мечтаю о… в общем, мечтаю. У каждого из нас свои интересы и понятия о правильности, так что не трави душу, ступай по своим делам, а я пойду по своим.
И, закинув сумку на плечо, я пошла прочь, не оглядываясь на растерянного Мэла.
