Текст книги "Предновогодье. Внутренние связи (СИ)"
Автор книги: Блэки Хол
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 31 страниц)
Это могла быть 16.2 глава
С некоторых пор ненавижу столовую в обеденное время, потому что на раздаче давка, потому что на меня пялятся, не стесняясь, и потому что за сдвоенным столом в центре зала восседает Мелёшин с друзьями.
Сегодня привилегированное общество разрослось и потеснилось. Среди старых знакомых появились новые лица. Рядом с Эльзой сидела красивая шатенка с длинными прямыми волосами, а треть стола занял высокий бугаистый парень с бритым затылком. И – о, чудо! – около Мелёшина стоял пустой незанятый стул. Интересно, для кого?
Очередь на раздаче оглядывалась на шумно веселящуюся компанию у окна. Близнецы Капа и Сима и еще двое незнакомых мне ребят перекидывались за столом шариками из смятой бумаги. Пол вокруг усеяли бумажные обрывки. Вот кому весело, несмотря на начало недели. Завидный оптимизм у парней.
Шутники, развлекаясь, перешли на перебрасывание огненными искорками. Это одна из популярных забав среди студентов, сродни волейболу. Нужно погасить летящий заряд – ледяной, горящий или водяной. Того, кто не успеет среагировать, окатит водой или обожжет искрой.
– Придурки, – констатировала девушка рядом со мной. – Их же запросто просекут.
Действительно, парни вели себя на редкость беззаботно, активно нарушая первый пункт студенческого кодекса.
Отойдя от раздачи, я потащилась к Мелёшинскому столу. Очень медленно шла, будто на Голгофу, с привязанными к каждой ноге пудовыми гирями. Стопорилась, проходя между занятыми столиками, пропускала студентов. В общем, кое-как плелась. Но, как ни ходи по залу кругами, а все равно пришлось подойти к сиятельным персонам. Когда до точки икс оставалось три шага, Эльза скомандовала:
– Внимание!
Девицы уставились на меня как на чудесную картину. Со мной что-то не так? – забеспокоилась я.
Парни тоже развернулись с интересом, и Мелёшин повернул голову.
Из-за соседнего столика поднялась толстая-претолстая деваха необъятных габаритов и устремилась мимо меня походкой борца сумо. Она пёрла как крейсер или танк. Я попыталась уклониться, но чувствительный тычок локтем в бок пошатнул равновесие. Стакан с вишневым компотом опрокинулся на подносе, обильно залив мне свитер и джинсы.
– А-а-ах! – выдохнули девицы за столом и засмеялись. Парни сдержанно заулыбались.
– Это еще что! – сказала Эльза с гордостью. – Я рассчитывала, что суп с котлетой окажутся у нее на голове. Жаль, неудачно вышло. Видишь, Мэл, помогаю тебе с дрессурой. Дерзких надо держать в строгости.
Тут меня взяла такая горечь от собственного бессилия вперемешку со злостью на Мелёшина, потворствовавшего своей подружке, что на глаза навернулись слезы. Пятно надо срочно застирать, – подумала некстати, замявшись с подносом в руках.
Мелёшин вскочил и гаркнул на брюнетку:
– Я тебя просил?
– Но… – пролепетала она, ошарашенная неожиданной агрессией.
– Скажи, я тебя просил?
Внезапно глаза Эльзы расширились от ужаса, равно как и на лицах остальных девиц застыло потрясенное выражение. Раздались вопли, визги. Меня с силой толкнули, и поднос, выскочив из рук, ударился о колонну. Тарелки разбились, и их содержимое разлетелось в стороны.
Обернувшись к окну, я увидела жуткое зрелище. Между столами метался человек, объятый огнем.
Начались паника и давка. Опрокидывая столы и топча друг друга, обедавшие ринулась к выходу из столовой. Какой-то парень с перекошенным лицом оттолкнул меня, и я едва не напоролась на ножку перевернутого стола.
От горящего человека разлетались ошметки пламени, догорая на полу маленькими островками. Неожиданно занялась оконная штора. Несчастный метался, а потом, крича и визжа, начал кататься по полу, пытаясь сбить огонь.
Прижавшись спиной к колонне, я зачарованно уставилась на жуткое зрелище. Казалось, будто передо мной аттракцион, а происходящее – не что иное, как хороший трюк или инсценировка.
Я вцепилась в сумку. Наверное, когда-нибудь, если умру, меня похоронят вместе с ней.
Толпа же обезумела. В дверях образовалась пробка. Гвалт и крики смешались в устрашающую какофонию звуков. Перед глазами мелькали лица, чьи-то ноги пинали осколки посуды и поскальзывались на уляпанном пищей полу.
Внезапно меня схватили за руку и потащили в сторону от вопящей толпы, пытавшейся выбраться через двери столовой. Меня волочили по лабиринтам кухонных столов мимо шкафов, плит, огромных кастрюль и поварешек на крючках.
– Быстрее, – подгоняли, подталкивая в спину.
Бежать? Там заживо сгорает человек, и никому нет до него дела! Я остановилась, выдернув руку из крепкой хватки.
– Что ты творишь? – закричал над ухом голос. – Тебя затопчут!
Я огляделась. Обстановка задворок столовской кухни казалась нереальной и гротескной. Передо мной маячило бледное лицо Мелёшина. Мимо нас пробежали несколько человек, оттолкнув к стене.
– Надо помочь! – закричала я.
– Чем? – заорал Мэл. – Чтобы сгореть вдвоем?
– Брось ее! – заскулила взявшаяся невесть откуда брюнетка. – Хочет сдохнуть – пусть возвращается.
Вцепившись в руку Мелёшина, она, дрожа от страха, панически оглядывалась по сторонам. Я повернула обратно, но далеко уйти не получилось. Мэл снова схватил меня за руку и потащил за собой. Отчетливо запахло горелым, дым крался по полу, поднимаясь серыми патлами к потолку. Мимо, расталкивая нас, пробежало несколько парней.
– Б***ь! В сторону! – заорал один из них и, расчищая дорогу, заехал мне под ребра. От дикой боли я согнулась пополам и, забыв, как дышать, судорожно хватала ртом. В глазах потемнело.
Мелёшин ухватил спешащего подонка за рукав и, развернув, с размаху врезал по лицу. Тот отлетел к стене и со стоном сполз на пол.
– Ты этого хотела? – закричал Мэл, обернувшись ко мне. – Спасти мир? А кто спасет тебя?
– Егорчик, пойдем, пожалуйста! – Эльза потянула его за рукав. – Мне страшно! Я не хочу здесь погибнуть!
– Давай! Беги! – Мелёшин подтолкнул девицу к двери с надписью "служебный выход", но она уперлась и мелко-истерично замотала головой.
Сработала пожарная сигнализация, и с потолка начала распыляться водяная пыль. Волосы Мэла намокли, светлый свитер пошел быстро увеличивающимися пятнами. Да и я, наверное, выглядела не лучше. Лежала в луже воды, и совершенно без сил.
Он поднял меня, закинув безвольную руку себе на шею.
– Теперь довольна? – выплюнул на ухо. – Успокоилась?
– Брось ее! – закричала Эльза. Она не решилась оторваться от Мелёшина. Её мокрые волосы прилипли к голове, делая похожей на облезлую кошку с потеками туши.
Мэл, держа меня на руках, вошел в дверь с табличкой "служебный выход", и мы очутились в полутемном коридоре со сводчатым потолком. На меня пахнуло влажностью и прохладой. Наверное, это дорога к погребам. Сзади снова послышался топот. Мелёшин осторожно прислонился к стене и пропустил большую группу бегущих. Я непроизвольно вдохнула глубоко, и живот пронзила боль, заставляя содрогнуться всем телом.
– Больно? – спросил вполголоса Мэл.
Кивнув, я склонила голову на его плечо, пытаясь ухватиться непослушными пальцами за воротник намокшего свитера. Второй рукой прижимала к себе сумку, словно в ней была заключена моя жизнь.
– Потерпи, скоро станет легче, – успокоил шепотом Мелёшин. – Я знаю.
И поцеловал в висок.
Где-то впереди цокала на шпильках Эльза, кто-то бежал сзади, догоняя нас.
Посветлело, и мы попали в институтский коридор, а затем в холл, куда из других коридоров стекались ручейки студентов. Мэл, расталкивая собравшихся, пронес меня к святому Списуилу и усадил на постамент. Я сжалась в комочек.
Слышалось завывание сирен, невдалеке кто-то плакал, кто-то бесцельно шатался по залу, а кто-то бурно обсуждал происшедшее, выплескивая накопившийся адреналин.
Я начала понемногу впускать мелкими рваными глоточками воздух в легкие, а затем перешла на глубокое дыхание. Острая боль утихала капля по капле, и лишь где-то внутри остался ноющий кусочек. Зрение помалу вернулось в норму, позволив объективно воспринимать окружающее.
Недалеко на постаменте устроилась Эльза с подружками, и, экспрессивно размахивая руками, живописала свое невероятное спасение. Мелёшин исчез в толпе, и его нигде не было видно. Перед моими глазами мелькали промокшие спины и понурые и потрясенные лица. Несколько парней в сторонке, перебивая друг друга, делились впечатлениями.
Толпа периодически всколыхивалась, пропуская пожарных. Изредка поверх голов мелькали белые шапочки врачей. Вразнобой загудели сирены – теперь уже скорой помощи.
– Внимание! – в холле раздался усиленный динамиками женский голос. – Сегодня занятия отменяются. Всех собравшихся прошу пройти в большой спортивный зал. Вас осмотрят и в случае необходимости окажут медицинскую помощь.
Вещала Царица. Ее уверенные слова прозвучали, ободряя и успокаивая. Толпа редела и рассасывалась, втягиваясь в коридор, ведущий в спортивное крыло. Постамент опустел. Тут я заметила Мелёшина и парней из столовой, проталкивавшихся к статуе святого Списуила.
– У меня ноготь поломался, – захныкала Эльза, обращаясь к подошедшему Мэлу. – И где моя сумочка?
– Не истери, – ответил тот грубо и отвлекся на разговор с пестроволосым Макесом и бритым бугаем.
Медленно встав, я прислонилась к стене, ожидая, когда пройдет головокружение. Сделала несколько шагов на нетвердых ногах, прислушиваясь к ощущениям. Ничего, жить будем, нас еще и не так одаривали.
– Господи, что за ужас! – вздохнула Эльза, оглядывая свои руки. – Не вылезу сегодня из салона, останусь там на ночь.
Ее подружки засмеялись, поддержав остроумную шутку.
– Смотри не захлебнись в розовой пене, – вставила я едко.
Девица обернулась:
– А-а, оказывается, это ты квакаешь. Я-то думаю, кого нелегкая угораздила выбраться?
Мне стало противно и мерзко слушать каждое слово, произносимое капризно изогнутыми губами.
– Там человек сгорел заживо, а тебя ногти волнуют? – закричала я. Парни обернулись, прервав разговор.
– Ну и пусть! – ответила визгливо Эльза, вскакивая. – Идиотам полезно немножко поджариться!
Я подошла к ней и толкнула. Она, не удержавшись, уселась задницей на постамент.
– Дура! – прошипела ей. – Набитая опилками дура.
– Чего она, Мэл? – пожаловалась плаксиво брюнетка и напустилась на меня: – Мало тебя дрессировали, корова неуклюжая? Я тебе покажу, как руки распускать! Я тебе такую жизнь устрою, мало не покажется!
Не обращая внимания на вопли, я направилась к раздевалке.
– Эй, ты куда? – окликнул Мелёшин. – Нужно показаться врачам.
Затормозив, я развернулась и подошла вплотную к нему.
– О здоровье заботишься, да? Вдруг со зверушкой что-нибудь случится, как будешь развлекаться и одалживать друзьям? Заскучаете с непривычки. С утра сам дрессировал, на обеде подружке дал попробовать, а вечером он побалуется? – кивнула на пестроволосого, и тот опустил глаза. – Или скопом поиграете, а?
Мелёшин молчал, сжав кулаки, с гуляющими желваками на бледном лице. А меня понесло:
– Предупреди заранее, кто будет следующим. А то подленько получается, не находишь?
И, пошла, не дожидаясь следующей дозы оскорблений.
– Ты куда? – донеслось из-за спины.
– Переодеваться. И еще прочистить желудок перед новой порцией дрессировки. Тошнит меня от вас, элитных звезд.
Когда душа мыкается? Когда она тревожится и не находит себе места.
Вернувшись в общежитие, я сняла мокрую заляпанную одежду и пошла стирать. Терла, терла, а перед глазами стояла картинка пылающего человека. Это мог оказаться один из парней, что дурачились огненными искрами у окна.
Вишневые пятна не отстирались, как я ни шоркала. Повесила свитер с джинсами на веревку, а потом подумала: зачем сушить, если безнадежно испортились? Остается только выбросить.
А ведь это ведь мог быть один из близнецов – Капа или Сима.
Пока кипятился чайник в пищеблоке, я в тысячный раз прокручивала в памяти случившееся. Почему-то вспоминались случайно ухваченные взглядом кадры, на которые поначалу не отреагировало заторможенное сознание. Вот парень оттаскивает за волосы визжащую брыкающуюся девицу, а потом в буквальном смысле забирается по головам и лезет к выходу. Вот другая девушка поскальзывается на картофельном месиве и с разбегу грохается затылком о кафель. Другой парень, прячась за перевернутым столом, швыряет в мечущегося горящего человека, чем ни попадя, чтобы отпугнуть. Но разве чувствовал несчастный, обезумевший от боли, животный страх людей?
Противно и гадко. Толпа опасна, а неуправляемая толпа – многажды опаснее.
Заварив дольки сушеных яблок в стакане, я вернулась в швабровку. Постояла у окна, бездумно возя пальцем по стеклу. Мысли, совершив круговорот, неожиданно пришагали к Мелёшину: как он тащил по кухонным закоулкам, как ответил мерзавцу, ударившему меня, как аккуратно нес по коридору и поцеловал в лоб… Нет, в висок!
Я вскочила и забегала по швабровке. Какой резон Мэлу со мной нянчиться? Ну, подумаешь, затоптали бы или задохнулась в дыму, ему-то что? Вряд ли Мелёшин заботился о сохранности моего долга. Кстати, сегодняшнее спасение из столовой – чем не повод для нового обязательства? Я было испугалась, однако, рассудив здраво, решила, что поскольку не просила Мэла о помощи, значит, еще одну клятву преданности приносить не буду. Поблагодарить, конечно, поблагодарю, и на том жирная точка плюс мой высокомерный взгляд. Ведь я до сих пор злилась на Мелёшина и его египетскую змею.
И все же, Мэл поцеловал меня, пусть и в висок! Он нес меня и озаботился моим самочувствием!
Внутри всколыхнулось. Я побежала к раковине и с горящими глазами вгляделась в отражение в зеркале. Могло ли случиться так, что я понравилась Мелёшину? Вдруг он разглядел во мне нечто большее, чем бесцветную крыску с жалким хвостиком? Вдруг он увидел мой глубокий внутренний мир и необъятную широту души? – подумала с надеждой и тут же захихикала своим мыслям. Ага, парням только это и нравится в девушках. Еще раз внимательно оглядев себя в зеркале и не увидев ничего нового и сногсшибательно красивого, я подуспокоилась и вернулась обратно в комнатушку.
Скорее всего, Мелёшину от меня что-то нужно, кроме дрессировки. Может быть, он поспорил с друзьями, что окрутит и облапошит простую овечку вроде меня. Подобные душераздирающие истории в изобилии гуляли среди студенток. Как правило, в любовных сплетнях парень сначала спорил с друзьями, что очарует невзрачную простушку, но потом между парочкой разгорались недетские чувства, и все заканчивалось страстным примирением и слухами, гуляющими по ушам женского студенческого населения. Причем, я уверена на девяносто девять процентов, что сентиментальные истории были вымыслом излишне романтизированных особ слабого пола.
Ладно, посмотрим, что дальше будет, а к Мелёшину нужно при случае приглядеться.
Яблочки размокли в кипятке, и выяснилось, что вытаскивать их пальцами из горячей воды крайне неудобно. Вывод: требовалась ложка.
Когда нечем заняться, мысли, циркулируя, съезжают в прежнюю колею. Меня снова развернуло к происшествию в столовой. Чтобы отвлечься, я решила заполнить безделье нужным занятием: все-таки сделать крючочки для вешалок под одежду. Но, похоже, комендантша всучила какие-то неправильные пластилиновые гвозди. Не успевала я ударить молотком по шляпке, как они загибались ровными буквами "Г".
В сердцах зашвырнула молоток на подоконник. Чем бы еще заняться?
В дверь постучали. Это оказалась Аффа, пришибленная и вымотанная. Усевшись на кровать, девушка без предисловий рассказала, что когда началась паника, она выходила из столовой, и ее удачно вынесло с первой волной студентов.
– Ужас, – поделилась она впечатлениями. – Понаехало пожарных машин и скорой помощи – не перечесть. Меня заставили пройти медосмотр, хотя я не пострадала. Все же не лишне будет, правда?
Я согласно кивнула.
– Много народу развезли по больницам. У кого переломы, у кого сотрясение. Оказалось, полно раненых, представляешь? Не успели врачи уехать, как наползли из первого отдела. Говорят, будут устраивать тотальные допросы.
Я хмуро слушала монолог соседки. Дурные вести разлетаются как мухи.
– А знаешь, что самое страшное? Это ведь Сима подпалился.
Сердце подпрыгнуло в груди. Так и знала!
– Он живой? А Капа где?
– Говорят, живой, но сильно обгорел и в тяжелом состоянии. Капу загребли в первый отдел. Наши видели, он был бледный как смерть и не мог сам идти, его под руки вели.
Еще бы! Я бы на месте парня вообще не соображала, кто я и где я. Эх, ребята, что же вы наделали…
– Слушай еще новость! – оживилась девушка, вспомнив нечто важное. – Мне одна знакомая рассказала, а ей соседка по общаге шепнула, а той подружка намекнула…
– Аффа, ну, и длинная же у тебя птичья почта.
– А-а, ладно, – махнула она рукой. – В общем, Эльза, ну, которая подружка Мэла…
– Знаю. Вот где у меня сидит. – Я похлопала по горбушке.
– Так вот, она плакала в женском туалете. Говорят, будто Мэл, сам не свой, орал на нее в холле. Кричал, что ни разу в жизни не прогибался ни перед одной бабой и никогда не прогнется, иначе парни перестанут его уважать. Представляешь?
– Нда… Милые бранятся – только тешатся, – разъяснила я заковыристую сплетню, а сама головой покачала, представив, как толпы девушек гнут Мелёшина в разные стороны, а он мужественно раскидывает их в разные стороны. Потом попыталась представить плачущую навзрыд Эльзу в туалете рядом с кабинкой, на которой красуется надпись про меня и Мэла. Нет, рыдающую брюнетку я так и не смогла вообразить.
– Что собираешься делать вечером? – поинтересовалась Аффа. – Что-то я совсем никакая. Учить неохота, курсовую делать тоже. О! – подмигнула. – Позову кое-кого, сходим в парк иллюзий. Пойдешь с нами?
– Нет, спасибо, – оказалась я. Не скажешь же, что в личном бюджете отсутствует статья расходов на посещение увеселительных мест. Кроме того, острых ощущений мне хватило сполна утром.
– Ну, ладно. Не скучай, – попрощалась Аффа и убежала.
Я же прилегла на кровать. Соседка оказалась права: руки не хотели ничего делать, а мозг – умственно трудиться. Бессмысленно лежа и смотря в потолок, я дождалась, пока за окном не стемнело. Совсем обленилась: даже темнота не подвигла вставать и включить свет. Потом вспомнила, что надо бы завтра найти Петю Рябушкина и поговорить с ним насчет плафона для лампочки.
В однообразии бестолкового лежачего положения, время, ускоряясь, закручивалось спиралью, и когда я подсветила фонариком часы на запястье, оказалось, что уже половина десятого. Рот тут же начал зевать без устали. Рефлекс, что ли?
Сладкие потягушки прервал тихий стук в дверь. На пороге стоял осунувшийся и взъерошенный Капа, с гуляющим по плинтусу взглядом.
– Можно побыть с тобой? – попросил тихо. – Мне страшно одному.
Это могла быть 17.1 глава
– Братан любит играть в рисковые игрушки, – поделился Капа, усевшись рядом на кровати, – а я никогда не участвовал, потому что не умею. Сегодня же словно фонарь в голове загорелся: хочу попробовать! Меня потом спрашивали, не снимал ли я дефенсор. Ведь в столовой народу немерено, и любой мог заставить или внушить.
– Взаправду снимал?
– Я похож на больного? – обиделся парень.
– Откуда мне знать? – пожала я плечами. – Если вы среди бела дня выделывали пируэты, то наличие у тебя здравомыслия вызывает большие сомнения.
– На меня вдруг накатила бесшабашность. Казалось, что море по колено и что обязательно получится. Симон постоянно смеялся надо мной. Говорил, в секции по мячам луплю, а мелочь не могу отбить. Вот и захотелось доказать, что я ничем не хуже. Эх, не хватило ума остановить полудурков! Пошел на поводу.
– Что сделано, то сделано. Сейчас надо за Симу болеть и верить, что все будет хорошо. Кстати, ты в него запулил?
– Не я, и это радует. Но всё равно здорово обкакался. Симон никогда не простит, что я показал себя слабаком, – вздохнул тяжко парень.
– Зато у него есть стимул к выздоровлению: выйти из больницы и хорошенько потрепать тебе челку.
– Пусть все волосья повыдирает, не жалко! – подхватил с воодушевлением Капа и тут же приуныл: – Отцу, наверное, сообщили. Такой удар для него! Нас же исключат.
Самое время для поддержания тонуса, – подумала я и выудила из тумбочки запрятанную фляжку и складной стаканчик. Содержимое баклажки плескалось на дне. Парень не отреагировал на звук, понурив голову. Видать, совсем плохи дела, коли не сработали врожденные рефлексы.
– Иди, Капа, за закуской. Будем заливать горечь жизненных проблем.
Он неохотно ушел и вскоре вернулся, неся надкусанный батон под мышкой, кусок колбасы и начатую пачку плавленого сыра.
– Все, что осталось. – Выложил на стол. – А сегодня мы не успели купить.
Вытащив из тумбочки складной ножик, я наскоро соорудила бутерброды и налила в стаканы по глотку коньяка.
– Не чокаясь, Капа. Желаю твоему брату выздороветь. Это прежде всего.
Он кивнул, мы выпили и съели по бутерброду.
– Папаня у нас ученый, – похвалился Капа. – Работает в научном городке, на передовых рубежах висорики.
– А тут вы, два раздолбая. И в кого уродились?
– Ага, и не говори. Наливай, что ли, еще.
Я снова плеснула по стаканам.
– С отцом понятно. Он ученый, а вы, стало быть, не в него пошли. Правильно люди говорят, что на детях гениев природа отдыхает. А мама тоже в науке?
– Нету мамани. Разбилась на машине. Так что, кроме отца и Симона, у меня никого нет.
– Сочувствую.
– Да я и не помню её. Нам с братом было два года, когда она в аварию попала. Отец больше не женился и тянул нас в одиночку.
– Гордиться надо родителем, а вы доводите до инфаркта и седых волос.
– Да, – согласился покаянно парень. – Дурни.
– Переросшие, – добавила я.
Мы выпили и закусили.
– Хороший у тебя коньяк, – похвалил Капа.
– Неплохой. Согревает в трудную минуту.
– А в первый отдел лучше не попадать, – разоткровенничался парень. – Все жилы вытянули. Вроде улыбаются, а в глазах – лед, во рту – змеиные жала, и яд с клыков капает.
Меня передернуло:
– Ох, жуть! Иллюзиями запугивали?
– Что ты? – отмахнулся Капа. – Это я образно выразился.
– Дефенсор требовали снять?
– Нет. И обвинение пока не вынесли. Но дело завели, начато следствие. Запугали до чертиков, я чуть не обоср*лся.
– Капа! – сказала с укоризной.
– Извини. На моем месте ты бы похлеще завернула.
Я набулькала коньячку гораздо щедрее, и мы снова выпили и закусили. Мне похорошело, внутри разлилось тепло.
– Прежде всего, Капа, – начала поучать парня, – стыд тебе и позор, что бросил брата в беде и не помог.
– Да, я позорный трус, – согласился он уныло. – Перепугался так, что до сих пор коленки дрожат. Как людям в глаза смотреть? Остается только в петлю или в омут с камнем на шее.
– Дурак! – хрястнула по столу. Я вообще стала вести себя гораздо агрессивнее. – Хочешь отца в гроб уложить?
– Не-не, – заблеял Капа.
– Тогда запасись терпением и дождись, когда Сима выйдет из больницы. Наберись мужества встретиться с братом. За свои поступки надо отвечать. В конце концов, ты уже не ребенок, а великовозрастная дылда!
– Ты права! – поддержал вдохновленный Капа, и я, не жадничая, снова налила в стаканы горячительной жидкости. Мы залпом выпили и закусили.
– И приготовься к тому, что с тобой никто не будет цацкаться, а жить нужно дальше, причем стараться жить достойно.
– Я уже понял, – кивнул парень.
Вечер плавно перетек в ночь: мы пили и закусывали, закусывали и пили. Изливали свои печали, делились горестями и посвящали друг друга в сокровенные тайны. Капа плакал, я его утешала, а потом процедура повторилась с точностью до наоборот.
Неожиданно кончилась закуска. В ход пошли сушеные яблочки с грушками и сдобные сухарики. В этом эпизоде мы с Капой побратались, а потом парень внезапно вырубился. Повалился бочком на кровать и захрапел.
– Капа! – не очень трезво позвала я. – Капитолий!
Ноль эмоций.
– Капитолиссимус! Ку-ку! Утро на дворе, давно пора на занятия!
Что же с ним делать? Стащить с кровати сил не хватит. Упившееся дитя цивилизации, обняв подушку, сопело как цуцик, не реагируя на окружающую реальность, то есть на меня.
Оглядев хмельным взглядом место пиршества, я сделала самое умное, что пришло в голову. Улеглась рядом с Капой, укрылась его рукою и тоже уснула.
Бумс! Бамс! Ты-ды-дыщ! По голове били молотком, взятым с подоконника, а потом перешли на кувалду. Когда же прекратится вакханалия? Когда, наконец, в коридорчике закончат ненавистный ремонт?
Разлепив глаза, я с трудом сообразила, что поскольку в комнате светло, значит, за окном как минимум позднее утро, а как максимум – обед. Обед! Занятия! Институт!
Разогналась было встать, но в голове начали стрелять пушки, причем зараз изо всех пятисот орудий. Виски заломило, в глазах потемнело. Продышавшись, я выяснила, что лежу на краешке кровати, и почему не свалилась на пол – непонятно. Левый бок затек, ноги онемели.
Еще поняла, что за дверью происходил все-таки не ремонт. В коридорчике кто-то громко и нецензурно ругался, успевая наяривать высокодецибельными стуками в мою дверь. Теперь понятно, почему она была такой хлипкой и выщербленной. К ней словно магнитом притягивало всех желающих громко постучать.
С мутными заспанными глазами я кое-как поднялась и, держась за стеночку, доползла до двери. Повернула замок и чудом успела отпрянуть в сторону, в то время как в швабровку ввалилась толпа парней с Аффой на задворках.
Я протерла глаза, чтобы повысить резкость зрения.
– Вот это да! – загалдели парни. – Мы места не находим, переживаем. Думаем, парнишка с горя решил утопиться, а он в постели с девкой зажигает!
С какой девкой и кто зажигает? – озаботилась я и, стараясь беречь голову, взрывающуюся при малейшем движении атомными бомбами, развернулась к окну. На неразобранной кровати, развалившись, сладко похрапывал Капа, заняв две трети подушки. В комнатушке стоял совершеннейший бедлам. Создавалось впечатление, что здесь кутили, не просыхая, целую неделю.
Парни принялись тормошить Капу. Тот бормотал и отпихивался, но все же пробудился ото сна, хотя с натугой, и теперь заспанно и удивленно вглядывался в лица побудчиков.
– Тоха, ты, что ли?
– Я, – подтвердил версию Капы парень в вязаной шапочке.
– А чего здесь забыл?
– Капа, это у тебя надо спросить, чего ты здесь забыл, – просветил Тоха, и парни заржали. – Вторая лекция закончилась, уже обед. Собирайся, и пошли на занятия.
– Да я ж того… Нарушитель… Вроде как исключен, – промямлил Капа, растирая ладонями помятое со сна лицо и потягиваясь.
– Пока нет, а раз так, то пошли прихорашиваться. Еще успеешь наисключаться. Прогулы тебе сейчас противопоказаны, – сказал другой парень.
Капа попытался встать, но застонал и схватился за голову. Его тоже мучило жестокое похмелье. Тоха ухмыльнулся:
– Нехило вы вчера гульнули. Надеюсь, с положительным результатом? – подмигнул мне.
– Ничего не было, – хмуро пояснила я. Парни понимающе закивали. – Просто снимали напряжение.
– Ага. Снимали, – чересчур вежливо согласился Тоха. – Напряжение.
И орава парней загоготала.
– Так, проваливайте отсель, – я указала перстом на дверь. – А ты, Капа, – ткнула в парня, – надеюсь, разъяснишь внятно товарищам, что здесь вчера произошло.
Капа, кряхтя, поднялся с кровати и, пошатываясь, почесал шевелюру.
– Ничего не помню, – развел руками, вызвав своим откровением взрыв веселья у парней.
– Капа! – повысила я голос.
– Ладно, – согласился парень примирительно и в сопровождении друзей потопал мелкими шажками к двери. – Башка трещит! – жаловался он по дороге. Компания скрылась в соседней комнате. За стеной послышался дружный хохот.
– Ну, ты даешь, соседка, – покачала головой Аффа, прислонившись к косяку. – Вот уж не ожидала от тебя такой прыти. И с кем? С Капой!
– И ты туда же? – вскинулась я и схватилась за голову, пытаясь удержать боль.
– Ничего себе "туда же"! Полдня прошло, ребята забеспокоились, сорвали меня с обеда. Прибегаем, комната близнецов нараспашку, а Капы нет. Кто-то решил, что бедняжка с горя повесился где-нибудь в уголке или сиганул с крыши. Ну, мы и давай бегать, искать по всей общаге. Тут случайно прохожу по коридору, а из твоей комнаты храп разносится по всему этажу. Я-то знаю, что это Капа храпит, когда налакается без меры. Обычно даже у нас в комнате слышно, какие рулады он выводит во сне.
– Ничего не слышала, – призналась я. – Спала как убитая.
Девушка отвела глаза:
– Значит, теперь весь институт узнает, что ты спала с Капой.
– Елки-палки! – взвыла я. Голова затрещала как перезрелый арбуз. Мозги бродили и болели. – Аффа, ничего не было! Мы напились и уснули. Представь, наше потрясение вчера, и вот тебе на – любовь, не сходя с места?
– Да понимаю я всё, – вздохнула соседка. – Сама до сих пор не могу успокоиться. Сегодня на лекциях была полупустая аудитория.
– Вот видишь! А этому полоротику еще труднее. Его вчера мутозили все кому не лень, хотя поделом.
– Но ребятам глотки не заткнешь, – кивнула Аффа на стену.
Я махнула рукой. Гораздо важнее раскалывающаяся голова, в которой отбивали марш барабанные палочки. Улегшись на кровать, я обхватила себя руками и замерла.
– Плохо? – посочувствовала девушка. – Могу ослабить похмелье, но нужно снимать дефенсор.
Нет уж. Предпочитаю скончаться в муках.
– Пойду, поспрашиваю по знакомым. Может, найдется в заначке что-нибудь эффективное.
Я благодарно закивала и от нестерпимой боли уткнулась лицом в подушку. Уйдите все! – закричала про себя. – Хочу тишины и покоя!
Неизвестно, сколько пролежала в полудремоте, как снова появилась Аффа и сунула под нос дурно пахнущую темную жидкость.
– На. Снадобье прочищения. Осталось после лабораторки у Ромашевичевского. Отличное средство и еще не забродило.
Я с подозрением покосилась на густую жижу.
– Не буду. Лучше умру сегодня, а завтра воскресну и пойду пешочком на занятия.
Соседка, не мешкая, зажала мне нос. От неожиданности я едва не задохнулась и замолотила руками. В открывшийся рот девушка на удивление сноровисто влила одуряюще кислую отраву.
– Вот и славненько. Мигом прочистит мозги. Побегу, а то не успею пообедать.
– Разве столовая работает? – выдавила я, пытаясь удержать в себе лечебное снадобье.
– В холле поставили временную продуктовую лавку. Но Царица повелела, чтобы завтра столовая открылась как обычно. Кстати, у тебя в запасе сорок минут.
Я нечленораздельно промычала.
Рецепт Ромашевичевского прошелся ершиком по внутренностям, прочистив от ушей и до пяток. Десять минут я умирала в туалете, потом столько же времени приходила в себя в душе, и уже относительно бодрая и посвежевшая вернулась в швабровку с раздумьями о том, во что же нарядить себя, любимую. Выбор был невелик, вернее, его не было вообще: прямая юбка чуть ниже колен и оставшийся второй свитер поверх футболки. Прелесть.
Процедура обрызгивания мифическими духами из флакончика стала ежедневным ритуалом. Возможно, я занималась самообманом, играя в таинственную аристократку, но невинное развлечение проливалось бальзамом на душу, лишенную в детстве ребяческих удовольствий.
