Текст книги "Предновогодье. Внутренние связи (СИ)"
Автор книги: Блэки Хол
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 31 страниц)
Вместо продолжения дискуссии, Мелёшин заозирался по сторонам и вдруг, схватив меня за руку, потащил к выходу.
– Отцепись, – упиралась я. – Руку больно!
В ответ Мёлешин ускорил шаг, волоча за собой к входной двери. Боже мой, сейчас он выкинет меня раздетую лицом в снег и скажет, чтобы я больше не позорила честный институт своим наглым завравшимся видом!
Мелешин втолкнул в пустую вахтерскую, пихнул в темный угол и навалился всем телом.
– Фофсеф, ффо ли… – возмутилась я и, наглотавшись шерстинок из джемпера, принялась отплевываться.
И тут прогорнил звонок. Очень мелодично и очень близко. Красиво, аж душа заныла от печального наигрыша. Следом воздушная волна, сметая преграды на своем пути, прошлась опустошительным смерчем по всем закоулкам; с размаху раскрыла настежь хлипкую дверь вахтерской, ударившую Мелёшина по спине, взметнула до потолка стопку бумаг со стола и с силой отбросила к стене шаткий стул, треснувший от удара.
Мелёшин отстранился от меня, отряхнулся, окинул пренебрежительным взглядом и сказал:
– Балда.
И ушел.
Это могла быть 13.1 глава
По пути в деканат на меня напал целый сонм самых разнообразных вопросов.
Выглядело это примерно так.
Бегу по коридору и вдруг останавливаюсь при внезапной мысли, что Мелёшин оказался не такой уж скотиной. Все-таки защитил от звонка, вернее, от его последствий. Значит, зря наговаривали на парня, будто он ничем не лучше Касторского.
Снова бегу и опять останавливаюсь. Это же какая мощь у волны! Будто под ухом горнили.
Бегу и тут же стопорюсь. И как Монтеморт умудряется выживать в жутких условиях? Ясно-понятно, неподъемную тушу не каждому под силу сдвинуть, даже воздушной волне, а вот что пес давно оглох – стопроцентно. Бедняжка…
Бегу, бегу и замираю. Интересно, где пропадает вахтерша, позабывшая повесить замок на свою драгоценную каморку?
Опять бегу и опять останавливаюсь. Значит, брюнетка – подружка Мелёшина, и по тому, как она по-хозяйски за него хваталась, а он не отталкивал, это означает… что между ними нечто большее, чем совместные обеды в столовой. Ишь ты, болеть за нее пойдет! Флажками размахивать и скандировать: "Эльзуньчик, ты лучшая!" От воображаемой картины меня аж перекосило.
Снова бегу и торможу. Значит, Мэл успел пригласить на уроки дрессуры египетскую кошку! Интересно, и кого еще позвал на бесплатные цирковые представления по отработке заклинаний? Ненавижу его! Надо было не позволять тащить меня в непонятный закуток, а ухватиться за святого Списуила. Пусть бы Мелёшину прочистило мозги свежим воздухом. Ненавижу!
Топнула ногой и дальше побежала. Но недолго. Опять затормозила. Ах, значит, Эльзунечка танцует! Надо же, мастерица на все руки – красивая, перспективная и хорошая плясунья к тому ж, если умудрилась выйти в полуфинал. Жаль, ума бог не дал.
Таким вот образом, с частыми, но кратковременными остановками добежала я до деканата. Неосвещенная приемная стабильно пустовала, проморозившись, словно в морозильнике. Открытая настежь форточка щедро впускала морозный воздух с улицы, понизивший температуру, наверное, до нуля. Поежившись, я поспешила закрыть створку, пока стены приемной не покрылись инеем.
На двери деканского кабинета обнаружилась пришпиленная записка: "Папене каб.12589, крыло В, второй этаж, см. сх".
Сняв записку, я вышла в коридор. А чего бояться? Теперь до перемены как минимум два часа.
Оказалось, в крыле В гнездились лаборатории и кабинеты, оборудованные для проведения практических занятий и лабораторных работ. Генрих Генрихович обнаружился в крошечном кабинете, размерами, наверное, не больше моего общежитского чуланчика. Из казенной мебели – два стула и письменный стол.
Пиджак декана висел на спинке стула, а сам он остался в жилетке и в закатанной до локтей рубашке. Мужчина кивнул и взглядом указал присаживаться на незанятые места. Запустив по локоть руку в стеклянную емкость, похожую на небольшой аквариум, он выделывал пальцами сложные вензеля, и рядом с его ладонью появлялись и вспыхивали призрачно-голубые шарики с исходящим от них парком. Поболтавшись некоторое время, они медленно исчезали, уступив место другим созданиям руки Стопятнадцатого. Декан творил gelide candi[12]12
gelide candi, гелиде канди (перевод с новолат.) – морозный сгусток
[Закрыть] или морозные шарики.
– Простите, Генрих Генрихович, я опоздала.
Он кивнул и продолжил свое занятие. Теперь голубых шариков стало гораздо больше, и они не таяли, а висели плотной стеной. Стопятнадцатый начал водить рукой по кругу, перемешивая их. Постепенно в емкости закрутилась воронка, похожая на миниатюрный торнадо. Декан вытащил руку из аквариума и стал наблюдать за происходящим через стекло.
В какой-то момент равномерное движение шариков по кругу нарушилось, и теперь они перемещались в аквариуме по странным траекториям, хаотическим и неупорядоченным, однако в бессистемности движения наблюдалась некая чарующая прелесть, завораживающая взгляд. Внезапно шарики зависли в воздухе и все до единого полопались ледяными брызгами.
– Вот вам, Ева Карловна, наглядный пример того, что нематериальные явления не желают прислушиваться к силе Кориолиса, как бы их не уговаривали. Так, говорите, почему опоздали?
– По дороге прозвенел звонок.
– Сочувствую, – пробасил Стопятнадцатый. – Как слух? Воспринимать материал сможете?
– Генрих Генрихович, – взмолилась я. – Зачем вы сказали при всех, что будете проводить индивидуальные занятия? На меня теперь смотрят как на ябеду и доносчицу. Мол, неспроста за неполную неделю умудрилась попасть под крылышко к декану, – выпалила на одном дыхании.
Он помолчал.
– Не думаю, что реакция оказалась бы иной, скажи я Касторскому наедине.
– Я прекрасно могу ходить на занятия с группой! Ведь как-то доучилась до третьего курса.
– Эва Карловна, будем честны, – сказал мужчина, вытирая руки небольшим вафельным полотенцем. – Вы сменили четыре ВУЗа, прежде чем попали в наш институт. И везде приходилось делать перевод по причине того, что копились хвосты по практическим занятиям, не считая угрозы разоблачения. Наверняка многие преподаватели шли навстречу и ставили зачет или желанную тройку, но попадались и принципиальные, которые не соглашались, ведь так?
– Да, так, – потупилась я, но с пылом возразила: – Буду ходить, пока ходится, а в случае чего меня переведут в другой ВУЗ.
– Эва Карловна, на всё обучение в стране не найдется столько ВУЗов с висорическим уклоном, по которым вы будете порхать стрекозкой. Так что советую по возможности протянуть в нашем институте как можно дольше и не отказываться от моего предложения.
Стопятнадцатый сказал правду, и выслушивать ее от другого человека было гораздо больнее, чем признаваться в том же самой себе.
– От какого предложения?
– Конечно, придется поступиться тем, что на вас станут показывать пальцем, называть обидными словами и, возможно, не заведут дружбу. Но подумайте, что стоит на кону – аттестат об образовании или добрые отношения с сокурсниками, – и сделайте выбор. На практических занятиях я постараюсь обучить вас азам нематериальной висорики, например, заклинаниям первого порядка, которые под силу создать человеку, не осязающему вис-волны.
Я посмотрела в окно. Противно, гадостно… За себя, тупоголовую и безмозглую.
– Генрих Генрихович, не хочу быть обузой для вас…
– Полноте, – прервал он. – Сумма материальной помощи, перечисленной на счет института, значительно превышает время, затраченное на ваше обучение, даже при индивидуальном подходе. Поэтому, скорее, я считаю себя обязанным помочь вам.
Иными словами, мне дали понять, что родитель пожертвовал институту немалые богатства, и поэтому декан взялся лично опекать непутевую студентку.
– Хорошо, Генрих Генрихович. И большое спасибо за талоны. Они пригодились.
– Вот видите! – улыбнулся мужчина. – Не всё так плохо. Однако давайте приступим к занятию и для начала попробуем разучить заклинание отвлечения, очень простенькое и непродолжительного действия. Человек теряет к вам интерес, переключаясь на другие дела. Суть состоит в том, чтобы создать рябь в волнах, и в чужих глазах вы поблекнете, уйдете на второй план. В данном случае нет воздействия на мозг, сплошная физика волн. Жаль, конечно, сейчас убывающая луна, но не страшно. Заодно проверим вашу интуицию.
Упомянув о спутнике Земли, Стопятнадцатый имел в виду, что активность вис-волн и их плотность напрямую зависела от дня лунного цикла. Первая и вторая фазы считались идеальными для создания успешных и эффективных заклинаний. В третьей и четвертой фазах волны стремительно редели, уменьшались их длина и амплитуда. Кроме того, на упорядоченное течение волн большое влияние оказывали вспышки на Солнце и, как следствие, электромагнитные бури.
Об особенностях волн знает любой ребенок. Имеется в виду ребенок, который может осязать волны – видеть, слышать, чувствовать. Я же знала теоретически – из лекций и книг.
Стопятнадцатый начал практическое знакомство с заклинания отвлечения. Он надеялся, что при случае я смогу защитить себя или хотя бы попытаюсь. И пусть мужчина не озвучил причину, мы поняли друг друга.
Таким образом, мне предстояло навскидку угадать произвольную волну и сделать на ней зацепку подобно вязальному крючку. От небольшого возмущения пойдет рябь, которая со временем погаснет, но достигнутого эффекта окажется более чем достаточно. Успешность состояла в том, чтобы слепо ткнуть пальцем в любую точку пространства и ухватиться за волну, а для этого требовались хотя бы крохи интуиции. Но выяснилось, что я начисто лишена этой интуиции или дара предвидения, или "третьего глаза", или обычного авося. Генрих Генрихович показал, как правильно делать движение большим и средним пальцами, оставалось дело за малым, вернее, за мной. Увы и ах, безрезультатно.
Наверное, с полчаса я безуспешно пыталась создать хотя бы жалкое подобие заклинания, в то время как Стопятнадцатый занялся проверкой курсовых работ, изредка вставая и поправляя, если ему казалось, что я неправильно водила пальцами по воздуху.
То ли от усталости, то ли от отчаяния, но рука вскоре заныла, а вместе с ней и палец со странным рисунком-колечком. Мне пришло в голову посоветоваться с деканом.
– Генрих Генрихович, взгляните, – сунула ладонь. Стопятнадцатый отмахнулся от нее как от назойливой мухи.
– Безобразие! – воскликнул, заставив меня вздрогнуть от громкого баса. – Дегонский опять нахальным образом списал полпараграфа из книги и выдал за свои умозаключения. Каков наглец!
– Генрих Генрихович, – неуверенно пробормотала я, – это заражение кожи… наверное.
Декан посмотрел сквозь меня, почесал подбородок и продолжил изучение скандальной работы некоего Дегонского, возмущаясь бесстыжестью и одновременной дерзостью оного.
Я растерялась. Что делать? Ощупала себя. Вроде бы материальная, не призрачная. Поводила рукой перед лицом Стопятнадцатого, впрочем, безо всякой надежды. Может, меня перенесло в мир привидений?
Внезапно взгляд декана стал осмысленным, он завертел головой по сторонам и протер глаза.
– А я-то вижу, будто волны расходятся кругами, но почему-то мне до них нет никакого интереса. Поздравляю, милочка, вам удалось создать свое первое заклинание отвлечения. Простенько и со вкусом, – прогудел он и пожал руку своей лапищей.
Я застыла от изумления. Моё! Мое первое заклинание! От благодарности чуть не бросилась на шею к Стопятнадцатому, чтобы расцеловать в обе щеки. Глаза предательски защипало. Даже бестолочь вроде меня на что-то годится.
– Вы, милочка, кажется, говорили что-то насчет заражения, – озаботился Генрих Генрихович. – Кто-то заразился в институте? Не скрывайте правду. Чем скорее ликвидируем источник заражения, тем лучше.
Он бы еще за грудки схватил и начал тормошить, выпытывая подробности.
– Никто не заразился. У меня соскочила болячка. Может, показать в медпункте?
Декан поднес протянутую руку к своему носу.
– Пройдемте, – потянул к окну. Там он достал из кармана пиджака очешник и надел очки. Прежде я ни разу не видела Стопятнадцатого в очках, и он показался непохожим на себя.
– М-да, – сказал, наконец, мужчина, осмотрев палец со всех сторон. – Как думаете, где заполучили?
– Оно появилось после посещения хозчасти. Я пошла подвалом, без освещения.
Декан поразмыслил над услышанным.
– Позвольте! Но почему вы решили идти туннелями? Есть близкий и короткий путь через подъемник.
– Так нарисовано на схеме.
– Покажите-ка.
Стопятнадцатый долго шуршал листочками, а затем вернул, сказав мрачно:
– Я виноват перед вами, Эва Карловна. Копии сделаны со старых схем, на которых не указан подъемник, установленный значительно позднее. По моей милости вы проделали немыслимый путь. Видимо, до него дошло осознание моего путешествия по катакомбам, потому что он тяжело опустился на стул и затих. Обдумав, Генрих Генрихович заставил вспомнить в подробностях всё, что происходило в институтском подземелье, вплоть до мыслей, ощущений, запахов и страхов. Странно, что не поинтересовался, как часто я моргала и в обе ли дырочки сопела. Затем вытащил из кармана жилетки крохотный блокнотик и тщательно перерисовал рисунок цепочки.
– Сейчас, Эва Карловна, не могу сказать с точностью о происхождении рисунка на вашем пальце. Дождусь специалиста, который вернется в институт на следующей неделе, и посоветуюсь с ним. Вас же прошу не распространяться о случившемся в тоннелях, покуда не разберусь с загадкой. Если почувствуете ухудшение, немедленно поставьте меня в известность. Ну, и Клариссу Марковну, несомненно.
– Хорошо, – кивнула я.
Это могла быть 13.2 глава
Стопятнадцатый, решив, что необходимо закрепить усвоенный материал, отпустил меня в библиотеку фиксировать знания в голове.
Вдохновившись крошечным успехом, я прибежала в очаг знаний и заразила возбуждением Бабетту Самуиловну, приличную благовоспитанную библиотекаршу. Натаскав книг и соорудив столбик выше собственной головы, я с воодушевлением вгрызлась в гранит науки, выписывая ссылки на различные источники для рефератов и домашних заданий.
Но и этого показалось мало. В первые же полчаса мне удалось донять терпеливую и интеллигентную Бабетту Самуиловну попытками притащить вторую кучу книг. Она долго увещевала не совершать ужаснейшую ошибку, уверяя, что вместо знаний в голове получится каша. С трудом, но ей удалось отговорить фанатично настроенную студентку от безумной затеи.
В утешение библиотекарша одолжила маленький блокнотик, и в нем я спешно карябала названия справочников, которые предстояло осилить в будущем.
Энтузиазм лез изо всех щелей.
Бабетта Самуиловна взялась за кропотливую работу по возвращению книг на законные места, а я в приподнятом настроении помчалась в общежитие. Выбежав на институтское крыльцо и вдохнув морозный воздух, вдруг ощутила: жизнь прекрасна и удивительна. И не скажешь, что до обеда настроение давило противоположностью, а сейчас развернулось как стрелка компаса.
В лучах низкого красного солнца, грозившегося вот-вот исчезнуть за крышами, что-то блеснуло за оградой, и мне показалось, в стройном ряду машин, красовавшихся у ворот, мелькнула знакомая темная куртка, обладатель которой, открыв дверцу автомобиля, помогал усесться девушке в короткой меховой шубке и высоких сапогах на шпильках.
Но разве меня волновали какие-то парочки? Хорошее настроение бурлило, оттеснив прочие неприятности дня.
Окрыленная, я прибежала в общежитие и быстренько собралась, чтобы идти с Аффой в обещанный ею торговый рай. Однако время шло, а девушка не приходила.
Я приложилась ухом к стене. В соседней комнате стояла тишина, но вскоре послышалось шлепанье босых ног по полу, и скрипнула кровать. Неужели она забыла о совместном походе? Нужно напомнить.
Вместо радушного приветствия в узкой щели маячило недовольное лицо соседки.
– Не могу сегодня пойти, – ответила она раздраженно.
– А завтра? – расстроилась я.
– Тоже не могу. – Аффа начала закрывать дверь.
– Погоди-ка! Это из-за Стопятнадцатого, верно? Из-за того, что он ведет личные занятия?
Девушка пожала плечами:
– В конце концов, мне-то какая разница? Кому хочешь, тому и напевай в оба уха.
– Знаешь, Аффа, от тебя я ожидала меньше всего! Думала, ты не какая как все.
Стрела попала в цель. Соседка открыла дверь пошире.
– Какая " не такая как все"? – поинтересовалась нелюбезно.
– Услышала новость в глухом телефоне и не хочешь выслушать правду.
– Интересно узнать. – Девушка сложила руки на груди и добавила с иронией: – За какие шиши декан самого сильного факультета выделил неприметную мышку? Уж не за красивые ли глаза? Или, может, за длинный язык?
Аффа имела право быть недовольной.
– Давай зайдем в комнату, а то неловко стоять на пороге. Или пошли в швабровку.
Девушка раскрыла дверь, пропуская к себе:
– Проходи.
В общем, пришлось покаяться перед соседкой, умолчав о крохотной мелочи. Я рассказала душераздирающую историю о том, что практические занятия идут чрезвычайно туго, и папаша заплатил немало денежек, чтобы декан подтянул непутевую доченьку. А тот, поросенок этакий, взял и выдал меня с потрохами перед всем курсом.
– Коли у тебя обеспеченные родители, почему живешь в швабровке? Могла бы сразу топать на третий или четвертый, – девушка показала пальцем в потолок. – Там обитает местная элита, и вход только для избранных.
Неожиданная новость. Оказывается, и в захудалом общежитии есть табель о рангах. Но сие открытие не отложилось в голове, пройдя фоном. Гораздо важнее, чтобы Аффа поверила мне, неумелой лгунье.
Я знаю, что не умею хорошо врать. Собираясь обмануть, начинаю заикаться, смотрю в точку и блею что-то несвязное. Тетка, покуда была жива, мгновенно распознавала приступы лжи и беспощадно наказывала меня с помощью ремня и палки. Сейчас, глядя на соседку, я заметила, как скепсис уступил место сочувствию, и принялась вдохновенно сочинять дальше.
– Отец сказал, что бездарная дочь недостойна хорошей жизни, и пока не добьюсь результата, то навеки потеряна для него.
В принципе, придуманная экспромтом история оказалась недалека от истины, поэтому не понадобилось выдавливать крокодильи слезы.
– Жестокое воспитание, – покачала головой Аффа. – Извини, но твой отец неправ. Я так и знала, что сыр-бор с личными занятиями у декана завязался неспроста. Все-таки не поверила слухам и надеялась, что ты разъяснишь.
– Пожалуйста, никому не говори! Мне сполна хватило сегодняшнего позора.
– Могила! – девушка застегнула на губах воображаемую молнию. – Ну, что побежали?
И мы побежали, испытывая поначалу неловкость после недавней размолвки, но вскоре она исчезла. Пройдя по узенькой протоптанной тропке через парк, вылезли через дыру в заборе, перешли через дорогу и вклинились в небольшой спальный район.
Быстро темнело, зажглись фонари. Идя по тротуару вдоль улицы, я разглядывала дома, аккуратно расчищенные дорожки, бумажные снежинки на окнах. Кое-где в двориках стояли небольшие елочки, украшенные гирляндами из цветной бумаги и простенькими игрушками.
Калитку одного дома караулил снеговик, слепленный из первого настоящего снега. И хотя одноглазая фигура смотрелась коряво, шапка набекрень и надетые на прутиках полосатые варежки придавали снежному герою залихватский вид. Разглядывая неумелое, но слепленное с большой любовью творение, я позавидовала тому, для кого создалась сказка, будь то ребенок или взрослый.
Чувствовалось, что в квартале к новогоднему празднику готовились загодя, создавая праздничное настроение; возможно, не с размахом, но с большой заботой и вниманием, и заблаговременная подготовка жителей к предстоящему событию показалась мне более чем странной. Дело в том, что Новый год практически не отмечался повсеместно, вытесненный другим, знаменательным событием – Днем национальной независимости. Вот это праздник так праздник! К его проведению начинали готовиться заранее. За несколько месяцев устроители планировали грандиозные представления, феерические шоу и прочие экстраординарные мероприятия. Так что встреча очередного Нового года меркла на фоне размаха, с которым отмечался самый главный День в году.
Хотя мне что один праздник, что другой – всё едино. Не люблю ни тот, ни другой. Возможно, потому что не жду от них чудес и прочих хорошестей.
Девушка взяла меня под руку, и мы пошли по тротуару нога в ногу.
– Смотри, Аффа, как красиво! – показала я на небольшое деревце с веточками, увитыми лампочной гирляндой. Разноцветные огоньки горели тускло, видимо, из-за экономии света, и все же в груди радостно подпрыгнуло, а потом ухнуло вниз при виде маленького чуда. – Здорово они готовятся к Новому году! Не ожидала.
– Это район слепых, – вполголоса сообщила соседка, и от неожиданности я сбила шаг.
Слепыми называли тех, кто не мог осязать волны. Таких как я. Участь этих людей незавидна. Они жили в изолированных районах и кварталах, им запрещалось занимать важные посты и работать на ответственных должностях. И еще им запрещалось носить дефенсоры. Нарушение данного правила считалось преступлением и каралось по закону.
– Институтских здесь не шибко любят, но терпят. Мы для них – один из источников доходов, – сказала Аффа, не заметив моего взбудораженного состояния. – Особенно не любят тех, кто с элементарки. Кому понравится, если покупатель прочитает мысли или внушит отдать товар забесплатно? Поэтому местные сплошь и рядом носят дефенсоры, хотя и скрывают. Как говорится, пока не пойман – не вор. Конфликты стараются не раздувать, живут тихо-мирно, добра наживают. К тому же в здешних лавочках цены на порядок дешевле, чем в других районах.
Аффа что-то еще болтала, но я не вслушивалась в слова. Плыла как в тумане. Взгляд по-новому окидывал дома, окна, деревья, низенькие заборчики. Это мог быть мой район и мой квартал. Это мой снеговик мог стоять у моего дома, и на его крыльце вечером меня могла встречать мама.
Смогла бы я променять висоратское превосходство на жизнь обычных людей, которым не посчастливилось заполучить умение созерцать проклятые невидимые волны? Да, – не колеблясь ни секунды, откликнулось сердце. Было бы кому встречать меня вечером на крылечке.
– Смотри, почти пришли, – Аффа потянула вперед, заставив ускорить шаги. Хорошо, что она не заметила мою растерянность.
Мы вышли на улицу, оказавшуюся центральной. По обе ее стороны чередой расположилась небольшие магазинчики. С этого места и стартовал наш покупательский забег. За изучением витрин стала понемногу забываться оскомина, возникшая от слов девушки. Нас встречали вежливые и радушные продавцы. Их искренность импонировала, и я невольно улыбалась в ответ, говорила комплименты разнообразию ассортимента, качеству товаров и смеялась над шутками.
– Не сомневалась, что тебе понравится, – сказала Аффа, когда мы вышли из книжной лавки с тетрадями, пачкой писчей бумаги и небольшим набором канцелярских принадлежностей. – Интуиция меня не подвела.
– Погоди, – остановилась я. – Значит, специализируешься на интуиции?
– Ну, да. Еще вчера, предложив пойти за покупками, знала, что вечер получится чудесным и продуктивным. Ну, пошли же! Здесь много интересного.
И мы, подобно оголодавшим обрушились на лавки.
Сперва зашли в мастерскую по изготовлению ключей и ремонту всякой мелочи, где я заказала дубликат ключа от пищеблока. Доброжелательный молодой человек заверил, что через полчаса можно забрать заказ.
В посудной лавке, не без давления Аффы, приобрела небольшой чайничек и граненый стакан в никелированном подстаканнике, на ручке которого красовалась оскаленная пасть грифона. Бр-р, жуть… Но красиво.
Из лавки хозяйственных товаров ушла, прихватив мыло, моток шпагата, плечики под одежду и две лампочки. Между нами разгорелся жаркий спор о том, покупать ли гвозди и молоток или потребовать от комендантши. Аффа настаивала, что суровая тетка обязана сдать в аренду орудие забивания гвоздей и, собственно, предметы мук забивания. Я же ставила под сомнение наличие у комендантши последних. Молоток – еще куда ни шло, а если каждый студент будет ходить и клянчить гвоздики под картины, хозяйка общежития разорится вконец. В результате сошлись на том, чтобы купить три пятисантиметровых гвоздя.
Забежав в лавку тканей, я не смогла не уйти без кусочка ситца из обрезков и махрового темно-вишневого полотенца. Вот уж не ожидала, что куплю огромное банное полотенце. Но внезапно захотелось тепла и уюта, и, поддавшись неожиданному порыву, я воскликнула: "Беру!".
Не обошли вниманием и аптеку. Изначально сюда и хотела зайти Аффа. Вдобавок к импровизированной аварийной аптечке, оставшейся в общежитской тумбочке, я докупила вату в рулончике и предметы женской гигиены.
Ну, и главным пунктом меню стало посещение комиссионной лавки, по выходу из которой на моем запястье красовались крошечные часики с улыбающимся гномом на циферблате. Вместе с футляром продавец вручил техпаспорт и копию квитанции. Но меня мало волновала законность покупки. Я безотрывно любовалась на симпатичную косоглазую рожицу под треугольной шапкой, и, казалось, гномик хитро улыбался в ответ.
Неожиданным и очень полезным приобретением стала покупка коврика-циновки в приличном состоянии, хотя и слегка потертого. Зато ноги не будут мерзнуть на ледяном полу общежитской комнатушки.
Затем мы зашли в бакалейную лавку и купили коробку с чаем, два пакета со сдобными сухариками, пакет сушеных груш с яблоками и три плитки плавленого сахара.
Я сгорала от нетерпения опробовать купленные вещички и предвкушала свое первое чаепитие в облагороженной каморке. В каждом из предыдущих временных мест обитания расставание с вещами происходило одним махом. Нужное откладывалось в сумку, лишнее сгребалось в пакет и выбрасывалось на помойку. Возможно, и с этими покупками когда-нибудь придется расстаться, но сейчас о грустном не думалось. Мечталось о хорошем.
Под конец Аффа затащила меня в косметическую лавку и уговорила купить бальзам для губ с подкрашивающим эффектом, стоивший пять висоров. Сущее разбазаривание денег!
Чуть не забыв о заказе на ключ, мы вернулись назад и, распрощавшись с мастером, отправились в обратный путь.
Итого на всё про всё с меня как с куста осыпалось тридцать три висора. На меньшую сумму я и не планировала потратиться, поэтому ужасно обрадовалась купленному барахлу. Мне не терпелось устроить крошечный чуланчик. Кому-то подобное воодушевление показалось бы смешным, а купленные вещи донельзя дешевыми, но для меня главным стало ощущение предвкушения, детского восторга и праздника в душе.
Все-таки не зря слабый пол любит с маниакальностью делать покупки – крупные или мелкие. Возбужденные и смеющиеся, мы шли по дорожке к общежитию.
– Ну, как тебе показался Мэл? – спросила вдруг Аффа.
– Самовлюбленный хам. А разве Мэл – его имя?
– Нет, уменьшительное от фамилии. Но он разрешает называть себя так друзьям и избранным.
– Надо же, какая цаца! Встретились две цацы, сцепились клювами и не могут расцепиться, – фыркнула я и рассказала Аффе про обед в столовой.
– Да-а, не повезло тебе. Про Мелёшина много болтают. Есть хорошее, но больше плохого. А его Эльза – первостатейная стерва. С ней лучше не связываться. Единственная доченька у родителей, поэтому её холят и лелеют.
Из всего сказанного Аффой меня почему-то задела фраза "его Эльза". Ну, и подумаешь!
– А я влюблена, – разоткровенничалась Аффа на подходе к общежитию. – Хотя видела его лишь раз и то на первом курсе.
– Завидная преданность. А как же позавчерашний вечерний друг?
– А-а, это проходящее, – отмахнулась девушка. – А тот, кто занимает мои мысли и сердце, недостижим как звезда.
– Актер или певец?
– Ну их! Как сейчас помню нашу встречу. Я поднималась на крыльцо, запнулась об ступеньку и упала. Косметика, тетрадки, перья вывалились, а он помог подняться и собрать вещи. Вежливый, обходительный. А какие глаза! Неземные! Черные, утягивают в бездну. И ресницы густющие-прегустющие. Бархатные… Нереальный красавчик!
Аффа заливалась соловушкой. Вот она, любовь – заноза в сердце, и ничем её не выжечь и не вырвать. Ля мур, тужур, осоловелые глаза. Я исподтишка посмеялась над сердечными страданиями соседки.
– Неужели больше не встречались? Разве он не учился в институте?
– Он оказался горнистом.
– Кем? – затормозила я. Никогда бы не подумала, что можно запросто столкнуться с легендарной личностью на крыльце. – Неужели шел по ступенькам?
– Ну, да. Примерно как мы с тобой.
– Невероятно! Наверное, это он играет душераздирающие звонки.
– Тоже заметила? – подскочила Аффа. – У них ни один звонок не похож на другой. У кого-то веселый, у кого-то печальный, даже плакать хочется. Жаль, я больше не встретилась со своим лапочкой.
– Зато вам удалось поговорить. Иначе как бы ты поняла, что парень – горнист?
– Он ведь в желтом, и на погонах петлицы в виде перекрещенных горнов. Это ихняя форма.
От неожиданности я чуть не села в сугроб.
– Афка, – сказала запанибратски. – Кажется, за одну неполную неделю твои горнисты успели дважды попасться мне на глаза.
– Ого! – воскликнула девушка. – Я едва тебя увидела, сразу заподозрила, что ты не промах. Пошли скорее, расскажешь подробненько, где и как повстречала. А случайно среди них не попался мой черненький?
– Случайно нет. – Увидев расстроенное лицо Аффы, я добавила: – Извини.
Суть да дело, а за разговором о загадочных горнистах я натянула над окошком шпагат и наскоро навесила ситцевую тряпочку. Завтра из нее получится веселенькая шторка.
Вкрученная в патрон лампочка напомнила о том, что неплохо бы соорудить плафон, чтобы не смотрелось казенно. Не беда, что-нибудь придумаем.
Коврик идеально лег от двери до кровати.
Вместе с Аффой я прошествовала в крошечный пищеблок и поставила кипятиться свой первый чайник, после чего церемонно пригласила девушку в гости через час на распитие вечернего чая и обмытие купленных вещичек.
Сделав книксен, соседка ответила согласием, и, в назначенное время, усевшись на кровати, мы отламывали кусочки сахарной плитки, запивали ароматным чаем и наперебой обсуждали события прошедшего вечера. А на веревке, растянутой через всю комнату, сушилось темно-вишневое полотенце.
Как иногда мало нужно человеку для счастья.
И как много.
