Текст книги "Краткая история быта и частной жизни"

Автор книги: Билл Брайсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 33 страниц)

Если бы мы вернулись во времена Чиппендейла и зашли в любой дом, нас тут же поразило бы одно обстоятельство: кресла и другие предметы мебели, как правило, выставлялись вдоль стен, отчего комнаты делались похожими на залы ожидания. Столы и стулья в центре гостиной для людей Георгианской эпохи были такой же странностью, как для нас – гардероб, стоящий посреди комнаты. Мебель придвигали к стенам, чтобы не наткнуться на нее, проходя по комнате в темноте. Поскольку мягкие кресла и диванчики всегда стояли у стен, тыльная сторона их спинок зачастую не отделывалась – точно так же, как мы сейчас не отделываем задние стенки у комодов и шкафов.

Когда в дом приходили гости, необходимое количество стульев обычно выдвигалось вперед и ставилось кругом или полукругом, как на уроке в начальной школе. Поэтому почти все разговоры проходили в напряженной и натянутой обстановке. Гораций Уолпол, просидев четыре с половиной часа за мучительно-бессмысленной беседой, заявил: «Мы уже обсудили погоду, новые оперные и театральные постановки… и все остальные темы, которые годятся для официальной встречи». Однако, если смелая хозяйка дома пыталась сгруппировать стулья по три-четыре, это было еще хуже: люди вокруг галдели на все голоса, а привыкнуть к тому, что у тебя за спиной непрерывно говорят, удается далеко не каждому.

И потом, старинные стулья были жутко неудобны. На первый взгляд, проблема решалась просто: надо было всего-навсего подбить стулья мягким материалом. Однако далеко не все ремесленники умели делать хорошие мягкие стулья. Производители изо всех сил старались добиться ровного края в местах, где ткань соединялась с деревом, – сначала для этого применялась отделка кантом или бордюром – и не всегда могли изготовить мягкое сиденье, которое надолго сохраняло бы свою выпуклую форму.

Требуемой долговечности умели добиваться лишь седельники, вот почему так много старинной мягкой мебели имеет кожаную обивку. У фабричных обивщиков была еще одна проблема: большинство тканей в те времена имело ширину всего двадцать дюймов, из-за чего приходилось делать швы в самых неудобных местах. Только когда в 1733 году Джон Кей изобрел челнок для ручного ткацкого станка, появилась возможность производить ткани шириной в три фута.

Усовершенствования в текстильной и печатной технологиях значительно повысили качество декора: ковры, обои и яркие ткани стали очень популярны, а палитра доступных красок пополнилась насыщенными цветами. В результате к концу XVIII века дома наводнили такие предметы, которые столетие назад считались безумной роскошью. Так постепенно жилище начало приобретать знакомый нам современный облик. Наконец-то, всего через каких-то тысячу четыреста лет после ухода римлян (у которых уже были ванны с горячей водой, мягкие диваны и центральное отопление), британцы заново познали истинный вкус бытовых удобств. Они еще не обрели полный комфорт, однако уже четко поняли, к чему хотят стремиться. Прежний образ жизни безвозвратно ушел в прошлое.

Впрочем, у мягкой мебели был один минус: нерадивые хозяева часто портили свои диваны и кресла – прожигали или оставляли на них трудновыводимые пятна. Чтобы спасти самую ценную мебель от опасности, люди создали новый тип комнаты; как раз туда мы с вами сейчас и отправимся.

Глава 8
Столовая

I

К тому времени, когда приходский священник мистер Маршем начал строить свой дом, для человека его положения было немыслимо не иметь парадной столовой, в которой можно принимать и развлекать гостей, но насколько парадной и насколько просторной должна быть такая столовая и где ее разместить – в передней или задней части дома – эти вопросы требовали размышления, ибо столовые были еще достаточно новым явлением и их размеры и положение следовало согласовать с общепринятыми нормами.

В конце концов, как мы уже видели, мистер Маршем решил убрать предполагаемый холл для прислуги, заменив его столовой длиной в тридцать футов – достаточно большой, чтобы вместить восемнадцать-двадцать человек (весьма значительное число гостей для сельского приходского священника). Даже если он часто устраивал у себя званые обеды и ужины, а, похоже, именно так и было, ужинать в одиночестве там было тоскливо. Но хотя бы вид из окна на церковный двор был приятным.

Мы почти ничего не знаем о том, как мистер Маршем использовал это помещение, – не только потому, что мы мало знаем о мистере Маршеме, но и потому, что о столовых нам известно не больше. Скорее всего, в центре стола стоял дорогой и изящный предмет сервировки, известный как «горка» (epergne): ваза – как правило, многоярусная, состоявшая из основного сосуда, к которому крепились несколько емкостей поменьше, и в каждом лежали разные фрукты и орехи. На протяжении около ста лет ни один приличный обеденный стол не обходился без горки, но почему ее назвали epergne – совершеннейшая загадка. Во французском языке такого слова нет. Видимо, англичане его просто придумали.

Вокруг горки на столе мистера Маршема, наверное, стояли элегантные маленькие наборы, обычно серебряные, с приправами и специями – и здесь тоже есть загадка. Традиционно эти наборы состояли из двух стеклянных бутылочек – для растительного масла и уксуса – и трех похожих по стилю баночек с дырчатыми крышками. В двух баночках были соль и перец, но что содержалось в третьей, точно неизвестно – по мнению большинства историков, сухой порошок горчицы, однако это всего лишь наиболее вероятное предположение. Как выразился историк еды Джерард Бретт, «лучшего варианта пока еще не предложили».

В сущности, нет никаких доказательств того, что люди какой-либо исторической эпохи использовали горчицу в столь неудобном виде. Возможно, именно поэтому во времена мистера Маршема третья баночка довольно быстро исчезла с обеденных столов – как и сами эти наборы для специй. Теперь приправ стало значительно больше, и они сменялись в зависимости от вида пищи: мятный соус подавали к жареной баранине, горчицу – к ветчине, хрен – к говядине и так далее. В кулинарии теперь применялось множество приправ, однако только две из них считались настолько незаменимыми, что вообще никогда не сходили с обеденного стола. Я имею в виду, конечно же, соль и перец.

Почему, имея в распоряжении сотни разнообразных специй и приправ, человек давно и неизменно предпочитает именно эти две – вот один из вопросов, с которого мы начали книгу. Ответ на него достаточно сложен и драматичен. Скажу сразу, что из всех окружающих вас вещей безобидные солонка и перечница тянут за собой самую кровавую и страшную историю.

Начнем с соли. Соль является неотъемлемой частью нашего рациона по очень веской причине: она нам жизненно необходима, без нее мы бы просто умерли. Это одна из крошечных частичек почти сорока различных жизненно необходимых нам химических веществ. Их общее название – витамины и минералы, и мы крайне мало о них знаем. К примеру, нам до сих пор неизвестно точно, в каком количестве их следует употреблять и какое действие они оказывают.

То, что они нужны в принципе, человечество узнало на удивление поздно. Уже прошла значительная часть XIX века, а мысль о хорошо сбалансированном рационе еще никому не приходила в голову. Считалось, что все продукты питания содержат одно универсальное полезное вещество, что фунт говядины так же ценен для организма, как фунт яблок, пастернака или чего-то другого, и человеку нужно лишь съесть достаточное количество пищи – не так уж важно, какой.

Люди не знали, что каждый продукт имеет свой набор важных для здоровья элементов. И это вполне объяснимо, ведь симптомы дефицита питательных веществ: вялость, боли в суставах, снижение иммунитета, затуманенное зрение – редко связывают с несбалансированным питанием. Даже сегодня, если у вас вдруг начнут выпадать волосы или сильно распухнут лодыжки, вряд ли вы первым делом задумаетесь над тем, что вы ели в последнее время… и уж тем более о том, чего вы не ели. Так было и с нашими предками, которые в течение долгих веков умирали очень рано, зачастую массово, и никто не понимал, в чем дело.

В период с 1500 по 1850 год одна лишь цинга выкосила целых два миллиона моряков. В каждом долгом плавании от нее погибало, как правило, около половины экипажа. Чем только ни пытались лечиться отчаявшиеся матросы и капитаны! Васко да Гама во время путешествия в Индию и обратно рекомендовал своим людям полоскать рот мочой; это ничуть не облегчало состояние больных цингой и, конечно же, мало способствовало поднятию их духа. Иногда потери были огромными. В 1740-х годах британская экспедиция под командованием коммодора Джорджа Ансона за три года плавания потеряла 1400 человек из двух тысяч. Лишь четверо были убиты в бою, а все остальные умерли от цинги.

Со временем люди заметили, что моряки, страдающие цингой, быстро выздоравливают, когда сходят на берег и начинают есть свежие продукты, но никто не мог догадаться, какие именно продукты им помогают. Некоторые думали, что дело вовсе не в еде, а в смене воздуха. В любом случае люди не умели сохранять продукты свежими в течение многомесячных морских путешествий, поэтому надеяться на полезные овощи и другие виды пищи было в общем-то бессмысленно.

Требовалось найти некую эссенцию – какое-то противоцинготное средство, эффективное и вместе с тем транспортабельное. В 1760-х шотландский врач Уильям Старк, поощряемый Бенджамином Франклином, провел серию рискованных и довольно странных экспериментов.

Старк неделями ел лишь самые базовые продукты, практически жил на хлебе и воде – хотел посмотреть, что получится. Уже через шесть месяцев он умер от цинги, так и не придя ни к каким полезным выводам.

Примерно в то же время военно-морской хирург Джеймс Линд проводил более строгий с научной точки зрения (и менее опасный для его здоровья) эксперимент – он нашел двенадцать моряков, уже заболевших цингой, поделил их на пары и давал каждой паре различную пищу и приправы, в которых подозревал целительные свойства: одним – уксус, другим – чеснок и горчицу, третьим – апельсины и лимоны и так далее. В пяти группах не наблюдалось никаких улучшений, однако двое моряков, которые ели апельсины и лимоны, быстро пошли на поправку и вскорости окончательно выздоровели. Но Линд почему-то пренебрег важностью этого результата и продолжал упрямо твердить, что цингу вызывает плохо переваренная пища, из-за которой в организме образуются некие яды.

Человеком, решившим эту загадку, стал великий капитан Джеймс Кук. Он взял в свое кругосветное плавание 1768–1771 годов ряд противоцинготных средств, в том числе тридцать галлонов морковного повидла и сто фунтов квашеной капусты на каждого члена экипажа. За время этой легендарной экспедиции, в ходе которой было обследовано побережье Австралии (помимо прочих замечательных достижений), ни один матрос Кука не умер от цинги; это было настоящее чудо, которое, вкупе со всеми остальными заслугами капитана, сделало его национальным героем.

На Королевское общество, главную научную организацию Британии, это произвело такое впечатление, что оно наградило Кука медалью Копли, своим высочайшим знаком отличия. К несчастью, военно-морское ведомство никак не отреагировало: хотя неопровержимые доказательства пользы определенных продуктов были налицо, обычай давать морякам в дальнем плавании сок из цитрусовых был заведен лишь много лет спустя[60]60
  Адмиралтейство при этом использовало не лимонный, а лаймовый сок, потому что он был дешевле; вот почему прозвище британских моряков – «лайми» (limey). Сок лайма в качестве противоцинготного средства далеко не так эффективен, как лимонный (прим. авт.).


[Закрыть].

Человечество на удивление долго не понимало, что неправильный рацион вызывает не только цингу, но и целый ряд других распространенных заболеваний. В 1897 году нидерландский врач Христиан Эйкман, работавший на острове Ява, заметил, что люди, употреблявшие в пищу нешлифованный рис, не болели бери-бери – серьезным нервным расстройством, которым часто страдали те, кто ел шлифованный рис. Вывод напрашивался сам собой: в каких-то продуктах содержатся крайне важные для здоровья элементы, а в каких-то они отсутствуют. Так родился термин «авитаминоз», а Эйкман получил за свое открытие Нобелевскую премию по медицине, хотя понятия не имел, что же собой представляют эти активные вещества.

Настоящий прорыв случился в 1912 году, когда Казимир Функ, польский биохимик, работавший в Листерском институте профилактической медицины в Лондоне, выделил тиамин, или витамин В_р как его сейчас называют. Объединив слова vital («жизненно важный», от лат. vita – «жизнь») и amines («амины», особая группа азотосодержащих веществ), он получил новый термин – vitamines («витамины»). Что касается первой части слова, то тут Функ был прав – эти вещества и впрямь жизненно важны. Оказалось, однако, что далеко не все витамины являются аминами (то есть содержат азот), поэтому английское название скорректировали до vitamins, чтобы сделать его «менее неточным», по удачному выражению Энтони Смита.

Функ также обнаружил прямую связь между дефицитом определенных витаминов и развитием некоторых заболеваний – цинги, пеллагры и особенно рахита. Это было открытие, способное спасти миллионы жизней, но, к сожалению, к Функу не прислушались. Главный учебник по медицине тех лет по-прежнему твердил, что цингу вызывает множество различных факторов: «плохие санитарные условия, переутомление, депрессия, переохлаждение и долгое пребывание в сырых помещениях»; неполноценное питание учебник относил к малозначительным факторам. Хуже того, в 1917 году ведущий американский диетолог Элмер Макколлум из Висконсинского университета – человек, который фактически ввел в обиход термины «витамины А и В», – заявил, что на самом деле причина цинги – вовсе не плохое питание, а несварение желудка.

В конце концов в 1939 году Джон Крэндон, хирург из Гарвардской медицинской школы, раз и навсегда разрешил загадку цинги: он исключил витамин С из своего рациона и стал дожидаться последствий. Их долго не было. В первые восемнадцать недель единственным неприятным симптомом была постоянная и чрезвычайно сильная усталость. Стоит отметить, что при этом Крэндон продолжал оперировать больных. Однако на девятнадцатой неделе произошел резкий поворот – врач мог бы умереть, если бы не находился под пристальным медицинским наблюдением. Ему ввели внутривенно 1000 миллиграммов витамина С, и он почти тут же вернулся к жизни. Что интересно, симптоматики, которую принято связывать с цингой – выпадение зубов и кровоточивость десен, – у Крэндона не было вообще.

Между тем выяснилось, что витамины Функа, вопреки общепринятому мнению, отнюдь не являются логически последовательной группой, а витамин В вовсе не единственный: существуют также витамины В₁, В₂ и так далее. Мало того, витамин К, например, не имеет никакого отношения к алфавиту: датчанин Хенрик Дам, открывший этот элемент, окрестил его «витамином коагуляции» за ту роль, которую он играет в свертывании крови. Позже к этой группе добавили фолиевую кислоту (иногда ее называют витамином В₉). Два других витамина – пантотеновая кислота и биотин – не имеют номеров и вообще не слишком подробно исследованы, поскольку не доставляют нам хлопот. Еще ни у одного человека не было обнаружено недостатка какого-либо из этих двух витаминов.

Если коротко, то витаминам почти невозможно дать всеобъемлющую характеристику. Согласно стандартному определению учебника, витамин – это «органическая молекула, не вырабатываемая человеческим организмом, которая необходима в малых количествах для поддержания нормального обмена веществ», однако на самом деле витамин К производится в теле человека благодаря кишечным бактериям. Витамин D, один из самых важных, по сути – гормон, в основном поступающий к нам не с пищей, а благодаря волшебному воздействию солнечных лучей на кожу.

Вообще витамины – любопытная штука. Прежде всего странно, что мы, так сильно в них нуждаясь, не способны вырабатывать их самостоятельно. Если картофель вырабатывает витамин С, почему же этого не можем мы? Из всех представителей животного мира только люди и морские свинки не в состоянии синтезировать витамин С в собственном организме. Почему? Вопрос риторический.

И вот еще что примечательно: витамины нам очень нужны, но мы не должны употреблять их в большом количестве. Если за всю свою жизнь вы примете три унции[61]61
  Английская унция – 28,4 мл, американская унция – 29,6 мл.


[Закрыть] витамина А, распределив его ничтожными дозами, но равномерно, то этого вполне хватит для хорошего самочувствия. А потребность в витамине В₁ и того меньше: на семьдесят-восемьдесят лет достаточно всего одной унции. Но попробуйте обойтись без этой энергетической подпитки, и очень скоро вы начнете серьезно хворать.

То же самое касается и минералов. Главное отличие между витаминами и минералами состоит в том, что первые мы получаем из мира живой природы (растений, бактерий и так далее), а вторые – из неорганического мира. В контексте диеты «минералы» – это всего-навсего химические элементы: кальций, железо, йод, калий и т. п., которые поддерживают наше здоровье.

Девяносто два элемента встречаются на нашей планете в природной среде, правда, некоторые – в очень малых количествах. К примеру, франций настолько редок, что, согласно предположениям ученых, в каждый конкретный момент времени на всей Земле имеется не больше двадцати его атомов. Почти все остальные минералы время от времени, иногда весьма регулярно, оказываются в нашем теле, но степень их важности для нас по-прежнему не всегда известна.

В наших тканях много брома; он ведет себя так, как будто находится там неслучайно, однако никто до сих пор не понял, зачем именно он нам нужен. Исключите из своего рациона цинк, и вам грозит гипогевзия: ваши вкусовые рецепторы перестанут работать, у вас пропадут вкусовые ощущения, а возможно, даже появится отвращение к еде. Однако до недавнего времени – до 1977 года – считалось, что цинк не играет никакой роли в питании.

Несколько элементов, таких как ртуть, таллий и свинец, судя по всему, не приносят никакой пользы, а в избыточном количестве и вовсе вредят нашему организму[62]62
  Особенно это касается ртути. Доказано, что с помощью 1/25 чайной ложки ртути можно отравить озеро площадью в шестьдесят акров. И все же, как ни странно, отравление ртутью встречается крайне редко. По данным одного исследования, ни много ни мало – 20 000 химических веществ, с которыми мы имеем дело в нашей повседневной жизни, тоже токсичны: их нельзя ни трогать, ни есть, ни вдыхать. Большинство этих веществ появилось в XX веке (прим. авт.).


[Закрыть]. Другие более или менее безопасны, и самый примечательный из них – золото. Вот почему его можно использовать для пломбирования зубов: оно не наносит нам никакого вреда. Что касается остальных, то, согласно «Основам медицинской геологии», двадцать два элемента имеют большое значение для нашего здоровья. Шестнадцать из них важны наверняка, остальные шесть – предположительно.

Диетология – крайне неточная наука. Возьмем, к примеру, магний, который необходим для успешного управления белками в клетках. Магния много в бобах, зерновых культурах и листовых овощах, но современные методы обработки этих продуктов снижают содержание магния до 90 %. Поэтому большинство из нас сильно недобирает до рекомендованного суточного количества магния – впрочем, никто достоверно не знает, каким должно быть это количество и каковы последствия дефицита магния: если мы не будем употреблять его в пищу вообще, может быть, наша жизнь укоротится на несколько лет? А может, резко снизится наш IQ? Или ухудшится память? Мы попросту не знаем.

С мышьяком тоже не все ясно. Разумеется, если вы примете большую дозу, то очень скоро об этом пожалеете.

Однако малое количество мышьяка присутствует в нашем рационе, и некоторые авторитетные специалисты абсолютно убеждены, что в этих микроскопических дозах он жизненно важен для нашего здоровья. Впрочем, у других авторитетных специалистов такой уверенности нет.

И вот наконец мы подходим, весьма окольным путем, к соли. Из всех минералов самый важный, с точки зрения питания, – это натрий, который мы потребляем в основном в форме хлорида натрия, т. е. поваренной соли. В день нам нужно всего 200 мг соли – примерно столько вы получите, если шесть-восемь раз хорошенько тряхнете солонку, – однако в среднем мы поглощаем примерно в шестьдесят раз большее количество.

При нашей обычной диете добиться соблюдения обозначенной выше нормы практически невозможно – и вовсе не потому, что мы солим пищу, чтобы она стала вкусной. Просто соли полно и в таких продуктах, которые кажутся нам не слишком солеными или вообще несолеными, например в сухих завтраках, готовых супах и мороженом. Кто бы мог подумать, что одна унция кукурузных хлопьев содержит больше соли, чем одна унция соленого арахиса? Или что в банке с практически любым консервированным супом количество соли значительно превышает суточную норму, рекомендованную для взрослого человека?

Археологические находки показывают: как только люди перестали вести кочевой образ жизни и основали оседлые сельскохозяйственные общины, они начали испытывать дефицит соли – впервые за все время своего существования; вот почему им пришлось приложить немало усилий для поиска соли и введения ее в собственный рацион.

Однако (вот вам еще одна загадка истории) как они догадались, что им надо это сделать? Ведь отсутствие соли в диете не вызывает никакой мучительной тяги к ней.

Человек просто заболевает и в конце концов может даже погибнуть: без хлорида натрия, который представляет собой соль, клетки просто прекращают работать, как мотор без топлива. Но разве могла у кого-то зародиться мысль: «Эх, черт возьми, мне срочно нужно поесть соли!»

Каким образом люди поняли, что им следует отправиться на поиски соли? Тем более что в некоторых регионах для этих поисков требовалась недюжинная смекалка. Бритты, например, сильно нагревали деревянные щепки, окунали их в море и затем соскребали оставшуюся от вскипевшей морской воды соль. Ацтеки же, наоборот, получали соль, выпаривая собственную мочу. И это, мягко говоря, отнюдь не самые интуитивно понятные действия. Тем не менее наличие соли в рационе – одна из основных наших потребностей. В любом обществе, где соль находится в свободном доступе, среднее ее потребление в сорок раз превышает норму, необходимую для поддержания жизни. Мы просто не можем остановиться и солим все подряд!

Сегодня соль можно найти везде – и она стоит сущие гроши. Мы уже забыли, как сильно человек стремился ее добыть. Соль была нужна для консервации мяса и других продуктов питания, поэтому часто требовалась в огромных количествах: во время одной военной кампании 1513 года Генрих VIII приказал забить и засолить 25 000 бычков. Так что соль являлась крайне важным стратегическим припасом. В Средние века сорокатысячные караваны верблюдов (из которых можно было бы выстроить колонну длиной в семьдесят миль) везли соль через пустыню Сахара из Тимбукту к оживленным рынкам Средиземноморья.

Из-за соли люди развязывали войны и продавались в рабство: в свое время она была причиной раздоров и гибели. Однако это еще цветочки по сравнению с жертвами, кровопролитием и убийственной алчностью, которую возбуждал ряд редких пищевых продуктов, вообще не нужных для нашего здоровья. Я имею в виду «младших братьев» соли в мире приправ – специи. Ни один человек не умер от отсутствия специй, однако в борьбе за них полегли многие.

Довольно значительная часть истории нашей цивилизации – это история специй, начинающаяся с дикого растения, родина которого – Малабарское побережье Восточной Индии. По-латыни это растение называется Piper nigrum, что значит «черный перец», однако оно служит источником всех трех основных видов столового перца: черного, белого и зеленого. «Почему же из одного растения получается три разных перца?» – спросите вы. Правильный ответ – из-за разных сроков сбора и разных методов обработки.

В естественном ареале произрастания перец ценился с незапамятных времен, но на средиземноморский рынок его вывели римляне. Они любили перец и перчили даже свои десерты. Из-за этой их любви цены на перец долгое время были заоблачными. Торговцы специями с далекого Востока не верили собственному счастью. «Они (европейцы) приходят с золотом, а уходят с перцем», – с удивлением писал один тамильский купец. Когда король вестготов Аларих в 408 году впервые грозился разграбить Рим, римляне откупились от него данью, которая, помимо прочего, включала три тысячи фунтов перца. В 1468 году Карл, герцог Бургундский, заказал для своего свадебного стола 380 фунтов черного перца – такое огромное количество не могла бы употребить даже самая многочисленная компания пирующих – и выставил его на видное место, чтобы люди видели: он фантастически богат!

Кстати, бытующее мнение о том, что перец в старину использовался для «маскировки» тухлой еды, не выдерживает никакой критики. Человек, который мог позволить себе купить много специй (то есть уже по определению – человек весьма и весьма состоятельный), вряд ли стал бы есть несвежие продукты; во всяком случае, перец слишком дорого стоил, чтобы использовать его в качестве «маскировочного средства». Если у кого-то в закромах имелись ароматические приправы, то они расходовались весьма аккуратно и экономно; никому и в голову не могло прийти сыпать драгоценный перец в блюда, дабы отбить неприятный запах.

С древности перец формировал примерно семьдесят процентов всей торговли специями, однако в Европе потихоньку появлялись и другие редкости Востока – мускатный орех и корица, имбирь, гвоздика и куркума, а также некоторые еще более экзотические приправы, сейчас по большей части забытые: аир, асафетида, аджаван, калган и цитварный корень; они ценились еще дороже.

На протяжении столетий специи были самым престижным товаром в международной торговле. «Острова пряностей» (так назывались Молуккские острова в Восточной Индонезии), затерянные в далеких южных морях, считались настолько притягательными и ценными, что Яков I, получив во владение два маленьких островка, одно время с гордостью именовал себя «Королем Англии, Шотландии, Ирландии, Франции, Пуловая и Пулуруна».

Дороже всего ценились мускатный орех и мацис – из-за их исключительной редкости[63]63
  Мускатный орех – это семя плода мускатного дерева, а мацис – это его присемянник (ариллус), то есть часть плода, окружающая семя. Мацис ценился выше: ежегодно собирали около тысячи тонн мускатного ореха и всего около ста тонн мациса (прим. авт.).


[Закрыть]. Обе специи получали из плода мускатного дерева (Myristica fragrans), которое росло всего на девяти маленьких вулканических островках, чьи отвесные обрывы вздымаются из моря Банда между Борнео и Новой Гвинеей (кругом имеется множество других островов, однако их почвы и микроклимат не подходят для мускатного дерева). Гвоздику собирали на шести других островах архипелага, примерно в двухстах милях северней.

Все эти специи поступали в Европу через сложную цепочку торговцев, каждый из которых, естественно, забирал себе свою часть прибыли. К моменту, когда мускатный орех и мацис попадали на европейские рынки, они стоили уже в шестьдесят тысяч раз дороже, чем на родине. Понятно, что со временем те, кто стоял в самом конце этой цепочки поставок, смекнули: было бы куда более выгодно отсечь промежуточные звенья и получать всю прибыль самим.

Так началась великая эра освоения новых территорий. Христофор Колумб – самый знаменитый из путешественников эры Великих географических открытий, однако не первый. В 1487 году, за пять лет до него, Фернан Дулму и Жоао Эстрейто отправились из Португалии на запад, прямо в неизученную Атлантику; они обещали вернуться через сорок дней, если ничего не найдут. Неизвестно, нашли ли они что-нибудь: больше их никто не видел. Поймать нужный ветер, чтобы приплыть назад в Европу, оказалось не так-то просто. Колумб первым успешно пересек океан в обоих направлениях. Впрочем, это его единственное настоящее достижение. Да, он был достаточно искусным мореплавателем, однако плохо разбирался в других важных для первооткрывателя вещах, особенно в географии.

Из двенадцати лет своих легендарных плаваний он большую часть времени провел у островов Карибского моря и побережья Центральной и Южной Америки, уверенный, что находится в сердце Востока и что чуть дальше на западе лежат Япония и Китай. Колумб так и не понял, что Куба – остров, и даже не догадывался о существовании к северу от нее огромного массива суши, жители которого сегодня считают, что именно Колумб открыл их родину.

Колумб набил трюмы своих кораблей бесполезным железным колчеданом (приняв его за золото), какой-то растительной трухой (он не сомневался, что это корица) и острым перцем чили, который ошибочно принял за настоящий перец с Островов пряностей. Конечно, чили тоже весьма неплох в качестве приправы, но если его надкусит человек непривычный, то в лучшем случае из глаз его брызнут слезы.

Все, кроме Колумба, понимали, что это не решение проблемы импорта специй, и в 1497 году португалец Васко да Гама, направляясь на поиски Островов пряностей, избрал другой курс в страны Востока – вокруг южной оконечности Африки. Этот путь был гораздо сложнее, чем может показаться, глядя на карту. Постоянные встречные ветра и течения не позволили бы ни одному судну, идущему на юг, пройти вдоль береговой линии Африки. Васко да Гаме пришлось отклониться на запад в Атлантику, дойти чуть ли не до Бразилии (хотя сам он этого не знал) – чтобы поймать легкий северо-западный ветер, который принес его флот к мысу Доброй Надежды. Это было воистину эпическое плавание. До сих пор европейские суда еще не заплывали так далеко. Корабли Васко да Гамы три месяца бороздили водную гладь, не видя суши на горизонте. Как раз во время этого рейса и обнаружилась цинга: до сих пор морские путешествия не были столь длительными, и симптомы болезни не проявлялись.

Плавание Васко да Гамы продемонстрировало миру еще две вещи. Во-первых, в Азии уже был распространен сифилис – всего через пять лет после того, как люди Колумба привезли его в Европу из Нового Света, – таким образом, эта болезнь стала поистине международной. А во-вторых, жестокость по отношению к местному населению экзотических стран стала нормой. Васко да Гама был нечеловечески жесток: однажды он захватил в плен мусульманский корабль, на борту которого находились несколько сот человек, включая женщин и детей, запер пассажиров и экипаж в трюме, вынес все ценное, а затем – безо всякой причины – поджег судно. Почти повсюду, куда бы он ни приходил, он обижал и убивал людей, с которыми сталкивался.

До Островов пряностей португальцы в тот раз так и не добрались. Оказалось, что эти острова расположены далеко за пределами Индии – настолько далеко, что когда европейцы все-таки прибыли туда, они спрашивали себя: не обошли ли они уже вокруг света? Не приблизились ли снова к Америке, но только с запада? Если так, то, с коммерческой точки зрения, плавание в Ост-Индию за специями было бы куда более эффективным, если не огибать Африку и не пересекать Индийский океан, а плыть из Европы на запад, продвигаясь мимо новых земель, недавно открытых Колумбом.

И в 1519 году Фернан Магеллан отправился на пяти безнадежно протекающих судах в смелую, но крайне скудно профинансированную экспедицию, чтобы разведать западный путь к Островам пряностей. В результате он обнаружил, что между Америкой и Азией лежит огромный Тихий океан, – люди до сих пор даже не предполагали, что на нашей планете столько свободного и пустого места. Еще никогда никто в мире не принял столько страданий в своем стремлении разбогатеть, как Фернан Магеллан и его экипаж: они плыли по Тихому океану, чувствуя все нарастающую растерянность и не веря собственным глазам. У них кончился провиант, и они отведали, пожалуй, самое неаппетитное блюдо из всех известных – крысиные экскременты с опилками.