Текст книги "Расколовшаяся Луна (ЛП)"
Автор книги: Беттина Белитц
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 35 страниц)
– Боже, ты понятия не имеешь, о чём говоришь! Ты не видел её, там, в лесу! Она оторвётся от него через десять минут с песенкой на губах, как будто ничего не случилось. Тессу невозможно взять просто так и убить. Будет достаточно трудно прикончить Мара Пауля. А если он такой же древний, как Тесса, или ещё старше, то у нас нет абсолютно никого шанса.
– С Паулем я вовсе не вижу большой проблемы, – сказал Тильман. – Может быть, ему стоит съехаться вместе с Францёзем. Колин ведь написал, что это удерживает Маров, когда спишь рядом с другим человеком. Храп Пауля может вывести любого из комы. Этого должно хватить, чтобы удерживать Францёза от глубокого сна и испортить аппетит Мара.
– Ни в коем случае! – воскликнула я бурно. – Пауль и Францёз не съедутся вместе, нет, я этого не допущу. – Мысль Тильмана может и не была такой уж неправильной. Уже лишь постоянное присутствие Францёза должно было бы хватить, чтобы прогнать любое демоническое существо. Но Пауль и Францёз в одной квартире, день и ночь вместе, как супружеская пара, навсегда? Никогда в жизни.
– Почему ты так сопротивляешься этому?
– Потому что... – Я стремительно выставила свой указательный палец вперёд, а уголки губ Тильмана, забавляясь, поднялись вверх. – Потому что я ему не доверяю ... Это ничего не имеет общего с тем, что он гей, я не имею ничего против того, что Пауль гей, если он сам себя таким считает. Я не доверяю Францёзу. Я не могу объяснить, почему. Я это чувствую.
– Францёз тебя не выносит, Эли, – сказал Тильман трезво, как будто это была причина для моего недоверия, а всё, что я сказала, – ложь. Ну ладно, господин Шютц меня предупредил, а я его не послушала. Сама виновата. Теперь его сын сидел у меня в комнате и засыпал дурацкими вопросами. Я сделала глубокий вдох.
– Ты тоже прямо-таки не засыпаешь меня любовью и уважением, и всё же я взяла тебя с собой в Гамбург, не так ли? И я позволила прочитать тебе письмо Колина. Кроме того, Колин сказал, что он не уверен в том, что это сработает, если спишь рядом друг с другом. В конце концов, Мар продолжит высасывать Пауля, и к этому ещё Пауль будет навсегда привязан к невротическому владельцу галереи. Это сведёт его в могилу.
– И ты считаешь, что это невозможно, что он любит невротического владельца галереи? – Тильман поднял руку вверх, прежде чем я смогла запротестовать. – Нет, другой вопрос. Значит, ты думаешь, что Пауль стал геем, из-за того, что был атакован Маром?
– И да, и нет. Я думаю, из-за атаки он забыл, кто он такой и что из себя представляет. Его чувства пропадают, он от всего отдаляется. И поэтому сильно поддаётся влиянию. У меня нет сомнений, что Францёз хочет Пауля. Он хочет его действительно. Полностью. – Я запнулась, потому что поняла, что не могла заставить себя сказать слово "любит". Только "хочет". При этом Пауль был тем, кого можно было очень просто полюбить. Только был ли Францёз кем-то, кто мог искренне чувствовать? Кто знал, что такое любовь?
Тильман зевнул и залез под одеяло. И я тоже легла. Между нашими кроватями расстояние было примерно в вытянутую руку. Я надеялась, что, по мнению Колина, это было достаточно близко.
– Я не хочу больше говорить о Францёзе, – объявила я. – Они не съедутся вместе. Нам нужен другой план.
– Я обдумаю это сегодня ночью, хорошо? – с готовностью смирился Тильман с моим диктатом. – Скажи, Эли, что Колин собственно имел в виду под словом «растяпа»?
– Это тебя не касается.
Тильман молчал, но я знала, что он усмехался.
– Может, и к этому ты тоже хочешь высказать свою точку зрения, которую никак не можешь сдержать? – спросила я терпеливо, хотя потихоньку мои нервы начали уже сдавать из-за него.
– Я думаю, первому разу придают слишком много значения. Так же как и Дню святого Валентина.
Против воли я захихикала.
– Ага. Говорит эксперт.
– Для меня это тоже было не особо классно, но всё-таки это дверь в новый, удивительный мир. – Я закусила подушку, чтобы не расхохотаться, и, тем не менее, у меня застрял ком в горле. Моя дверь в этот ах-какой-чудесный мир недавно снова захлопнулась. И казалась настолько ужасно тяжёлой. Только армия смогла бы взорвать её.
– Это была итальянка, – сказал Тильман многозначительно, и мы в тот же момент замерли, чтобы потом, испугавшись, вскинуть головы и посмотреть друг на друга.
– Нет, не Тесса! – воскликнул Тильман быстро. – Нет. Это была студентка по обмену. Черт, я имею в виду не Тессу!
– Хорошо. – Мы снова упали обратно на подушки.
– Итак, с Колином, он и ты в постели ... как это вообще с Маром, я имею в виду, в деталях, ты как-то сказала, что они не могут размножаться, и если я представляю себе это конкретно ... То таким образом, наверное, и вовсе не выходит...
– Раздаётся бум, а потом в воздухе летает пару конфетти, – прервала я его раздражённо. – Ты что, выпил воды от безмолвия? Раньше ты прекрасно молчал. Теперь следует спать. Понятно?
– Расслабься, Эли. Всё останется в этих четырёх стенах. Между прочим, конфетти тоже придают много значения, – пошутил Тильман, а я раздражённо выключила свет. Когда я, наконец, заснула, Тильман всё ещё бодро лежал, глаза направлены на потолок, и я почувствовала, как его мысли сформировались в новое оружие.
Глава 25.
Бессонница
Это было точно так же, как наша поездка назад в Гамбург. Я сидела за рулём, Тильман рядом со мной, и как в гнетущем дежавю я резко повернула руль и погрохотала в лес, чтобы, наконец, убедиться в том, что случилось с домом Колина. В первый раз я не решилась зайти в него. Во второй раз он мне этого не разрешил.
Но теперь время пришло. Я хотела это знать. Автомобиль тяжело грохотал по замороженной дороге, но паутина исчезла. Может, я себе её только вообразила? Опять я сомневалась в своём восприятии.
– Эй, Тильман, ты видел всех этих пауков, когда ...? – Я посмотрела в сторону и сразу же нажала на тормоза. Тильман больше не сидел в машине. Сбитая с толку, я огляделась. Он был там, впереди, между деревьями. На четвереньках и преклонившись, как хищная кошка, он крался вдоль дороги по всем водным путям, которые Колин выкопал в замёрзшей земле, чтобы защитить свой дом от неё. Воспрепятствовать тому, чтобы она вошла, если ещё раз осмелится нанести ему визит. Он изменил направление целого ручья.
Тильман достиг края переднего рва и оглянулся в мою сторону. «Идём со мной», давали понять мне его взгляды. «Следуй за мной.»
Я вышла из машины. Ветер пах дымом, сладкий, пряный запах – не шалфей, не раскалённые камни ... Это было что-то другое. Пружинистыми прыжками Тильман перепрыгнул через водные пути. Сладкий запах магически притягивал меня. Я решила сделать так же, как Тильман, и преодолела сразу два рва одним прыжком. Я была почти невесомой. Мне не нужно было вкладывать в прыжки никаких усилий.
Тильман исчез за домом. Я преследовала его, и запах стал интенсивнее. Чем ближе я к нему приближалась, тем более упругими и мягкими становились мои руки и ноги, но и мои мысли тоже становились мягкими ... такими нестабильными.
Потом я увидела Колина. Он стоял спиной к нам, рядом с кучей дров, перед ним – огромный барбекю-гриль. Пять больших голов кабанов поджаривались на ней, завёрнутые в рыжие волосы Тессы, из чьих грязных прядей падали в пекло крошечные пауки и с шипением сгорали. Вонь обугленных волос вызвала рвотную спазму. Я больше не могла вдохнуть ...
Задыхаясь, я села и в тот же момент заметила вспышку пламени зажигалки.
– Что-то горит! – закричала я слабо, чтобы сразу же зайтись в приступе удушливого кашля.
– Нет, не горит, – пронёсся глубокий голос Тильмана в темноте. Он прозвучал устало, а слова отделялись лишь неохотно от его языка. Нет. Никаких голов кабанов и никаких горящих волос ведьм. Я очень хорошо знала этот запах, и теперь, когда я проснулась, я сразу же смогла определить что это. Это был гашиш.
– Значит, всё-таки так, – сказала я разочарованно и включила свет. Тильман покоился на боку в своей кровати, перед ним – отлично свёрнутый косяк и пепельница. Он глубоко затянулся, коротко закашлял и тщательно затушил начатую сигарету. Я всегда находила этот липкий аромат травки отвратительным, и это не изменилось.
Тильман не отреагировал. Он поставил пепельницу сзади себя на письменный стол и лёг назад на кровать. Я сердито наблюдала, как его веки отяжелели, и ему пришлось моргнуть, чтобы держать их открытыми.
– Ты вообще понимаешь, почему ты здесь? – рявкнула я. – Это твой шанс, за который твой отец боролся, а ты провалил его в третью ночь! Или ты уже и до этого покуривал тут, в то время как я спала?
Тильман не ответил. Значит, так и было. Поэтому окно утром всегда было открыто нараспашку. Чтобы глупая Эли ничего не заметила.
– Послушай, так не пойдёт. Твой отец спрашивал меня, принимаешь ли ты наркотики, и я ответила ему, что нет. А теперь? Я тебе доверяла, не принимая в расчёт того, что твой отец является моим учителем ...
– Он был, Эли. Он был твоим учителем. Ты уже окончила гимназию, сдав экзамены на единицу. Порадуйся этому.
– Я не буду терпеть это, Тильман. Если ты и дальше будешь курить травку, то можешь отправляться домой. Или ты принимаешь ещё и другие вещи? Кокаин? Определённо, это хорошо тебе подойдёт.
– Боже, Эли, разве ты никогда не курила травки? Не делай из этого драмы.
– Нет, я никогда её не курила.
– Но, конечно, ты уже пила и курила ...
– До сих пор я не видела веской причины, чтобы повышать риск заболеть раком. Нет. И даже если бы это не причиняло вреда здоровью, сигареты воняют, и от них желтеют зубы.
– Почему, собственно, ты не пойдёшь в монастырь и немного не помолишься, Эли? – презрительно выпалил Тильман.
– Не можешь, пожалуйста, говорить немного тише? – попросила я его, прошипев. – Мой брат спит в соседней комнате, он определенно устал, вы ведь опять слишком поздно вернулись домой ... – Ай ай ай. Я уже звучала как жена, которой пренебрегают.
– Это потому, что он начинает работать только в обед. Могу я теперь поспать?
Не отвечая, я выбралась из кровати, открыла окно и схватила упаковку гашиша, которая лежала на письменном столе, чтобы бросить её в канал. Но Тильман был быстрее. Прежде чем я смогла поднять руку, он опрокинул меня на землю и вырвал пакет из рук.
– Ты этого не сделаешь, Эли ... – Его зубы сверкнули в полутьме, и он не предпринимал никаких действий, чтобы отпустить меня. – Мне нужна эта штука.
– Что же, поздравляю от души ...
– Нет, не то, что ты сейчас думаешь. Я не зависимый. Речь идёт не об опьянении. Мне она нужна для сна. Я больше не могу спать, Эли. Я лежу часами, не засыпая, страшно уставший, но ... мои мысли ... – Он указал на свою голову, но его левая рука продолжала меня крепко удерживать. – Они не успокаиваются. И когда я пару раз затянусь, то могу, по крайней мере, немного подремать. Нет никакой больше астмы, но и сна тоже. Вот почему я стал так плохо учиться. Я слишком устал, чтобы сосредоточиться, но не выгляжу уставшим, и этого ... этого никто не понимает ...
Наконец он ослабил хватку. Я вытянула пальцы из-под его рук и незаметно вытерла их о штаны пижамы.
– Тильман, жаль, что мне придётся тебе возразить. Но если тебе нужна эта штука, тогда ты зависимый. Это определение зависимости.
– Нет. Как я уже сказал, я делаю это не из-за опьянения. Я не пьянею. Это делает меня просто достаточно усталым, чтобы можно было уснуть. Я всё испробовал: валериану, и тёплое молоко с мёдом, и прогулку, и всё это дерьмо, но только с этим я могу немного поспать. Здесь у вас, я, по крайней мере, могу всхрапнуть с двух до четырёх, это больше, чем дома ... Я не хочу больше лежать без сна, понимаешь? Если так будет продолжаться, это сведёт меня с ума.
– Ты думаешь, это исходит от Тессы, не так ли? – Я присела на корточки на пол рядом с Тильманом. Доски были ледяными и казались странно влажными, как будто недавно были затоплены.
– Из-за чего, по-твоему, это ещё может быть?
– Как долго это продолжается?
– Да с осени. И не прерывалось.
– О Боже ... – Он с осени не проспал ни одной ночи полностью. Как он это выдерживал? Мы некоторое время молчали, в то время как дым от гашиша выветривался, а влажный воздух Шпайхерштадта заползал во все углы комнаты. Тупо я встала, чтобы закрыть окно, как внезапно до верха донёсся размеренный, тянущий всплеск, слишком размеренный и медленный, чтобы он мог исходить от крысы ...Нет, то, что там внизу бороздило воду, было тяжелее и больше. Намного больше. Я замерла, и Тильман тоже зачарованно прислушался.
– Это звучит так, будто кто-то плывёт, – высказал Тильман мои мысли. Внезапно я больше не могла двигаться. Моя рука упала обессилено вниз.
Никто не плавал добровольно ночью по каналам. Вода всё ещё была ледяной. Я хотела ответить Тильману, но мой язык не двигался.
– Эли ... тебе известно такое ощущение, будто там что-то есть, хотя ты этого не можешь видеть? И в один момент ты цепенеешь от страха? Как ребёнок, когда ты точно знаешь, что под кроватью сидит монстр, независимо от того, что тебе говорят родители?
– Да, – прохрипела я. Я слишком хорошо знала, что он имел в виду. Вокруг нас больше не было человеческой жизни. Город был мёртв. Никто не дышал, кроме нас. И, тем не менее, что-то двигалось под домом, поднималось из воды. Заползало на стену вверх. Я слышала, как его когти царапали камни, когда оно поднимало руки, чтобы преодолеть следующий метр. Оно приближалось к нам.
– Закрой окно, Эли! Эли!
Но я бросилась вниз, прижала Тильмана к стене под подоконником и накрыла ладонью его губы, чтобы он больше не мог произнести ни звука. Оно достигло нас. Нас отделяла от него теперь только лишь стена дома. Оно находилось как раз за моей спиной. Запах гнили пробрался в комнату и вытеснил пряный аромат табака. Я убрала пальцы со рта Тильмана и взяла его за запястье. Мне нужно было за что-то держаться, за человека, за тело, которое могло дышать и которое было живым. Теперь я нашла его пульс; он бился быстро, но регулярно.
Пауль. О Боже, Пауль, пронеслось у меня в голове. Нам нужно к нему! Но со следующим вздохом существо на стене заставило всё во мне замолчать. Мои мысли зацепились друг о друга и остановились. Пульс Тильмана стал медленнее. Потом наступила усталость, такая неожиданная и мощная, что наши головы упали в сторону и ударились друг о друга.
Последнее, что я услышала, было бульканье воды под нами.
Оно поднималось.
Глава 26.
Бездыханный
– Эли! – Я ничего не чувствовала. Моё тело было настолько тяжёлым, что казалось невозможным поднять мизинец или даже заговорить. И зачем мне это вообще делать? Было так хорошо, держать веки закрытыми и оставаться совершенно неподвижной. Темнота. Желанная чёрная темнота, мягкая и тёплая.
– Эли, ты делаешь мне больно, отпусти, наконец! – Тильман ударил меня своими локтями в рёбра, и боль разбудила меня. Мою руку свело судорогой. Я знала, что мои ногти впились глубоко в его вены, но я потеряла контроль над пальцами. Только когда Тильман толкнул меня в бок второй раз, судорога прошла. Я отпустила.
– Извини, – пробормотала я, потирая затвердевшие суставы пальцев. Покалывая, кровь потекла назад. Потом я вдруг вспомнила, почему мы здесь сидели, под письменным столом, рядом друг с другом, спины прижаты к стене. Была всё ещё глубокая ночь.
– Как долго ... мы ...?
Тильман взял моё левое запястье и посмотрел на часы.
– О, святое дерьмо ..., – прошептал он. – Сейчас немного больше четырёх. Когда я скручивал себе косяк, было пятнадцать минут третьего. Мы спали, по меньшей мере, полтора часа.
"Спали" было не совсем верным выражением, подумала я. Это было своего рода бессознательное состояние. Полная потеря пространства и времени. Я прислушалась. В Шпайхерштадте была тишина, как и прежде, но вода больше не бурлила и не плескалась. Было слишком тихо ... Мёртвая тишина.
– Пауль! – ахнула я испуганно. – Нам нужно проверить Пауля ...
– Эли, я правда не трус, – ответил Тильман приглушённо и показал жестом, что нужно говорить немного тише. – Но если это существо находится ещё в квартире и увидит нас? Разве ты не говорила, что Мары не любят, когда люди их обнаруживают?
Да, я это говорила. Тем не менее, я не могла из-за этого допустить, чтобы мой брат умер. Кроме того ужаса, который был ранее, больше ничего не было, только это, похожее на смерть, чёрное спокойствие. Всё спало, только мы бодрствовали.
– Нам нужно посмотреть. По-другому нельзя, – настаивала я. Тильман тихо вздохнул. На четвереньках, почти как в моём сне, он двинулся к двери. Мы снова прислушались. Ничего. Тильман очень медленно выпрямился и надавил на ручку двери. Коридор перед нами был пустым. Беззвучными шагами мы поспешили к спальне Пауля и открыли дверь. Окно было выдернуто из сломанных петель, кровать смята, но Пауль не лежал в ней. Его здесь не было.
На мгновение у меня появилось желание броситься на пол и избавиться с помощью крика от всей паники и напряжения, но Тильман снова бросился в коридор, чтобы искать дальше, и его присутствие вывело меня из моего транса ужаса. Я подбежала к окну и осторожно наклонилась над карнизом, чтобы посмотреть вниз.
Вода в канале медленно двигалась. Никаких кругов, никаких волн. Если Мар взял Пауля с собой и выбросил здесь, то он всё равно уже давно утонул. Но зачем ему брать его с собой? Или вообще выбрасывать?
– Эли! – Я повернулась. Выражение лица Тильмана заставило сойти всю кровь с моего лица. Я начала дрожать. – Иди сюда, быстрее.
Пауль сидел в гостиной на своём любимом кресле, голова сильно откинута назад, рот открыт. Его руки свисали вниз. На включенном телевизоре шумели помехи. Бокал вина, рядом с наполовину съеденной шоколадкой был перевёрнут, на полу лежали растоптанные палочки с солью. Из горла Пауля вырывалось задыхающееся бульканье. Слава Богу, он ещё был жив ...
– Послушай это, – сказал Тильман тихо. Снова Пауль, булькая, сделал вдох и, свистя, выдохнул, потом в его тело вернулось безмолвие. И оно длилось слишком долго. Его губы начали синеть.
– О Боже ..., – застонала я и ударила кулаками в грудь Пауля, но в тот же момент из его трахеи вырвался измученный храп, а его лёгкие завоевали себе свой кислород назад.
Тильман схватил Пауля за плечи, чтобы потрясти его.
– Эй, Пауль, просыпайся ... Ну же, просыпайся!
– Пауль! – закричала я. – Чёрт, проснись, наконец!
Пауль открыл глаза, в белках которых были красные прожилки. Но его взгляд оставался пустым. Жутко медленно он стал вываливаться вперёд из кресла. Все его суставы захрустели, когда он упал на колени и оставался так сидеть со свисающими вниз руками.
– Этого не может быть, – невнятно бормотал Пауль, не замечая нас. – Я заснул ... Я этого не понимаю ... Я отключился ... Я просто этого не понимаю.
Пошатываясь, он встал, верхняя часть туловища согнута, а руки свисают вниз, как у очень старого человека, и проковылял маленькими, тяжёлыми шагами к своей спальне. Вскоре после этого дверь захлопнулась, и я услышала, как заскрипели пружины его кровати. Помехи телевизора гремели у меня в ушах. Я схватила пульт и выключила его.
– Любой другой сказал бы сейчас, что у моего брата серьезная проблема с алкоголем. – Устало я села, скрестив ноги, на пол и подобрала палочки с солью.
– Это не храп. Это апноэ. – Тильман присел на корточки рядом со мной и выпил остатки вина.
– Апноэ? – спросила я устало.
– Да, апноэ сна. У моего папы то же самое. Его дыхание останавливается, когда он спит, иногда на очень долгий срок. Когда он из-за этого был у врача, ему выписали маску. Он должен надевать её на ночь. В ней он выглядит как Дарт Вейдер, только без светящегося меча.
Тильман широко улыбнулся, и я тоже считала это представление довольно забавным. Но прежде всего это забрало у господина Шютц его последнюю сексуальную привлекательность, которую тот, может быть, ещё где-то припрятал. Что касается моей матери, это была довольно утешающая мысль.
Вывод Тильмана, однако, был менее утешительным.
– Как ты думаешь, мой отец тоже был атакован? – Ой-ой. Нам нужно быть осторожными и не позволять сводить себя с ума. Это уже начиналось.
– Тильман, я не верю, что каждый, у кого такие перебои с дыханием, высасывается Маром.
Да, господин Шютц иногда выглядел рассеянным и уставшим, но я объяснила бы это скорее его неудавшимся браком и ссорами с бывшей женой. Кроме того, Тильман был во всех отношениях действующим на нервы. Воспитывать его – была жизненная миссия, если это вообще было возможно.
– Сколько, на самом деле, существует в мире Маров? – спросил Тильман с тревогой.
Я раздражённо фыркнула.
– Это никто точно не знает. Они ведь одиночки и вряд ли встречаются в воскресенье, чтобы попить кофе, посплетничать и вдобавок переписать население.
– Тебе обязательно нужно сразу так дерзить?
– Я этого и не делаю! Я только говорю, что образ жизни Маров находится в значительной степени в темноте, и так оно, скорее всего, и останется. Они не хотят обнаруживать себя перед людьми и охотятся в одиночку ... Их могут быть миллионы, но так же возможно, что всего пару тысяч или пару сотен. Я этого не знаю!
Хорошо, я действительно надерзила, и это потому, что меня полностью приводило в замешательство то, что существование Маров было темой, которую я не могла отыскать с помощью моих обычных исследований в папиных медицинско-психологических справочниках, так как я привыкла делать это раньше. Вся информация, какая у нас была, это загадочные заметки папы и предположения Колина и наш собственный опыт. Это было чертовски мало. И всё же довольно много по сравнению с тем, что знали другие люди, что знал Пауль.
– Во всяком случае, сегодня я больше не усну, – решила я. – Можешь сварить кофе? – В то время как Тильман возился на кухне, я заглянула к Паулю и повернула его на бок, чтобы он мог лучше дышать, но его дыхание теперь было спокойным и размеренным, синева возле губ исчезла. Он выглядел молодо, даже очень молодо, и в то же время слишком старо. Невидимая тяжесть, которая лежала на нём, стала тяжелее. Я закрыла окно, натянула на массивные плечи Пауля одеяло и подсела к Тильману на кухне.
– Значит, поэтому я всегда между двух и четырёх часов проваливался в сон, – сказал он, сделав глоток кофе. – В это время он здесь. – Я тоже в квартире Пауля в течение ночи удивительно крепко спала, независимо от того, сколько я тревожилась. Я снова вспомнила ту туманную ночь, когда вывалилась из окна ... Ледяная дрожь прошла у меня по спине.
– Нам нужно начать дежурить, – решила я. – Ещё одна причина для тебя перестать курить травку. Мы будем сменять друг друга, хорошо?
– Эли, вероятно, это не принесёт много пользы. Только что мы заснули, в считанные секунды, а я ещё никогда в жизни не был таким бодрым, как в тот момент, когда это существо ...
– Мар, – прервала я его резко, хотя сама бы с удовольствием назвала его существом. Но как обычно говорят? Вещи нужно называть своими именами.
– ... Мар забрался по стене дома вверх. И, тем не менее, раз и усыпил нас. Кроме того, что нам делать, если мы не уснём и заметим его? Помахать ему рукой, чтобы он и нас атаковал? Нет, у меня есть идея получше.
Я посмотрела на него с сомнением.
– И какая же?
– Мы сделаем то, что нам посоветовал Колин. Мы соберём доказательства. Мы поставим камеру и снимем атаку.
– Прекрасно. И где ты намереваешься установить камеру, без того, чтобы Пауль и Мар это заметили?
– Успокойся Эли. Конечно же, в нашей комнате.
– В нашей комнате, – повторила я, не понимая.
– Да. Мы просверлим дырку в стене. Глаз камеры светится красным, не так ли? Подумай о змее ... – Я навострила уши. Змея, большая картина в спальне Пауля. Змея с красным глазом. Она висела как раз напротив его кровати.
– Ты хочешь просверлить стену? Этот дом является памятником архитектуры, и Паулю хватило и того, что я разрушила стену между кухней и гостиной. – Но идея по себе, в общем-то, не плохая, – признала я нехотя, немного подумав.
– Стена не особо толстая. Мы просверлим дыру через один из стыков, как раз величиной с объектив, установим камеру, включим её, и готово. Даже если мы заснём, она будет записывать дальше.
– Я в этом сомневаюсь. Мары часто выводят современную технику из строя. Вблизи Колина почти ничего не работало. Мой мобильный мне даже не нужно включать, когда он рядом со мной. Когда ...
– Колин – Камбион, – возразил Тильман. – Один из самых сильных и могущественных, не так ли?
– По крайней мере, в своей возрастной группе. – Но не в схватке с Тессой, закончила я разочарованно про себя свою мысль.
– Так что это ещё далеко не значит, что с другими происходит то же самое. По крайней мере, мы должны это попробовать. – В глазах цвета красного дерева Тильмана горел тот решительный огонь, который я слишком хорошо знала. Он хотел это сделать. Всё в нём настроилось выполнить эту затею. А у меня не было лучшего предложения. Попытаться стоило.
– Ну, хорошо. Тогда возьми одну их камер Пауля.
– Забудь об этом. Они все не работают должным образом. Твой брат ломает любое устройство. Он совершенно безрукий в этом деле. Для последней съёмки мне пришлось взять одну на прокат, и она лежит в галереи. Мне нужна новая. По возможности, с долгим временем записи и функцией ночного видения.
Я, не сказав ни слова, встала, прошла в нашу комнату, вытащила пачку денег из одного из черепов кошки и вернулась назад в кухню. Но пачка, кажется, была тоньше, чем раньше. Сбитая с толку я остановилась на пороге и пролистала её. Не хватало, по меньшей мере, сто пятьдесят евро.
– Как-то же я должен был заплатить за травку, – сказал Тильман, пожимая плечами, прежде чем я смогла высказать своё негодование.
– Ты купил на мои деньги гашиша?
– Я ещё не получил от Пауля зарплату. Я что, должен был воровать?
– Ты и своровал! У меня!
– Дааа, – ответил, растягивая слово, Тильман и почесал себе, зевая, шею. – Но это практически остаётся в семье. И у тебя их достаточно. Кроме того, мои косяки были ведь для чего-то полезны. Мы не уснули, заметили, как пришёл ... Мар ...
– Класс. Я тебе невероятно благодарна, что обрела такой опыт, потому что благодаря нему в будущем точно буду засыпать слаще, чем когда-либо. Я ещё сейчас дрожу как осиновый лист! И я не знаю, как долго Пауль это выдержит!
– Поэтому мы тем более должны что-то предпринять. Я думаю, семьсот евро хватит. – Он протянул руку и зашевелил пальцами.
– Ты покажешь мне квитанцию, и смотри, если нет. – Я бросила ему банкноты рядом с его чашкой кофе.
– Конечно. Ты определённо сможешь отнять их от налога.
– Тильман ... – У меня редко возникала потребность кому-нибудь дать пощёчину, но в этот момент она явно была. Даже слишком сильная.
– Да ладно тебе. Что, собственно, хочешь предпринять ты? Моё задание теперь ясно. – Что же. Это был справедливый вопрос. В прошедшие дни я часами просто сидела и бессмысленно убивала время, в то время как Пауль и Тильман вместе бродили по хозяйственным магазинам, вставляли в рамки картины, составляли каталоги, а затем развлекались на вернисажах, даже если для Тильмана это было не всегда просто, благодаря нездоровой ревности Францёза.
Он не переносил никого другого вблизи Пауля. Но, по крайней мере, Тильман был занят. Я же сама чувствовала себя уже как домохозяйка, остававшаяся не у дел, которая ожидает своего мужа. И иногда я вела себя почти так же. Но об одной вещи я всё-таки позаботилась.
– Я навещу эту журналистку, которую мой отец назвал как возможное доверенное лицо. Джианну Виспучи.
– Ещё одна итальянка ...
– Да. Должно быть, так оно и есть. Однако ... Я боюсь, что мой отец ошибся. Он написал, что она доверительное лицо и специалист по сну. Я нашла её имя в Google. Она журналистка, но только в ежедневной газете "Гамбург Morgenpost". И, прежде всего, она пишет о культурных мероприятиях. Кабаре, детский театр, выставки, ничего особенного.
– Тогда пригласи её на наш следующий вернисаж через две недели. Там мы сможем спокойно понаблюдать за ней, и у нас появится хорошая возможность заговорить с ней и проверить её.
Нет. Две недели я не смогу просидеть здесь без дела и позволить Мару ночь за ночью посылать меня в глубокий гипноз, в то время как он сам высасывает из души моего брата последнее мужество. Я решительно покачала головой.
– Я хочу встретиться с ней сама, чем быстрее, тем лучше. И я не хочу, чтобы при этом Францёз был поблизости. Он заставляет меня нервничать. Если нам не повезёт, он прогонит её своим жеманством, прежде чем она начнёт нам доверять.
– Хм, – сказал Тильман, и это «хм» прозвучало для меня слишком не однозначно.
– Что "хм"?
– Ну, Эли, ты тоже кажешься не всегда слишком уж внушающей доверие. В последнее время ты ведёшь себя довольно непредсказуемо. Вообще-то ты ведёшь себя так с самого начала нашего знакомства.
– Ты из-за этого ползимы делал вид, что мы знакомы только мельком? – спросила я воинственно. Я старалась избегать этой темы, после того, как Тильман появился здесь, но пусть он знает, что его поведение ранило меня.
– Сначала я должен был переварить это сам, и всё, – объяснил Тильман. – Это не было направленно против тебя, Эли.
– Ты был нужен мне. – Обвинение в моих словах не возможно было не услышать. Тильман удивлённо приподнял брови.
– Почему ты мне этого не сказала? Вы, девчонки, думаете всё время, что мы можем читать ваши мысли. Правда, Эли, ты ходила как всегда в школу, писала контрольные на единицы, встречалась с толстой Майке и Бенни. Откуда я должен был знать, что я тебе нужен?
– Ну, может быть, тебе рассказали бы об этом твои карты Таро, – зашипела я и заморгала, потому что первые лучи солнца пробились сквозь окна кухни. – Послезавтра я поеду в Кунстхалле. Вечером состоится экскурсия с пенсионерами, организованная "Гамбург Morgenpost". Если повезёт, репортаж об этом будет писать Виспучи. Незначительные события, кажется, как раз её конёк. А теперь я иду спать.
Тильман не последовал за мной. Радуясь тому, что могу побыть одна, я завернулась в моё одеяло и отдалась приятному ощущению, что невредимо пережила ночь. Пауль дышал. У нас был план. А я, хотя и в состоянии ужасного страха, добровольно коснулась другого человека. Большего от жизни в этот момент я не могла ожидать.
Глава 27.
Крушение надежды
Прежде чем отправиться в назначенное время в Кунстхалле, я проверила дыру в стене, затем мой внешний вид. И оба меня не особо удовлетворили. Наше просверливание дырки, которое постоянно побуждало Тильмана к непристойным шуткам, продвигалось слишком медленно. Проблема была в том, что дырку мы должны были просверливать из комнаты Пауля, чтобы объектив камеры был расположен точно там, где находился глаз змеи. Пауль спал очень долго, а если не спал, то сидел в приделах слышимости либо за кухонным столом, либо перед телевизором в гостиной. Или же он был в дороге вместе с Тильманом. Мы работали как заключённые, которые пилят свою решётку напильником, тайком и при любой возможности. Но возможностей было очень мало. Самое удобное время было тогда, когда Пауль сидел на унитазе или отмокал в ванне, и я надеялась, несмотря на мою неприязнь к Францёзу, что Пауль снова скоро переночует у него. Потому что мы даже не дошли до середины стены. Об ударной дрели нам даже не стоило думать. Риск был большим, что мы с ней устроим значительные разрушения, а дом был памятником архитектуры. Кроме того, от ударной дрели было слишком много шума и пыли. Мы сверлили, били молотком, стучали и долбили зубилом, всё вручную, и у меня на костяшках пальцев уже образовались мозоли.
