Текст книги "Стоунхендж"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 30 страниц)

– Я больше, чем Камабан, – закричал Камабан, – потому что я приходил сюда ночью много лет назад, и я забрал душу Санны вместе с её последним вздохом! У меня, Камабана, внутри Санна. Я Санна! Я Санна! – он почти провизжал последнее утверждение, а потом неожиданно начал монотонно напевать старческим голосом Санны, точным её голосом, древним и сухим, как старые кости. Если бы Сабан закрыл глаза, он бы подумал, что старая колдунья всё ещё жива. – Я Санна, вернувшаяся на землю, вернувшаяся чтобы спасти вас от наказания!

Он начал корчиться и приплясывать, скакать и кружиться, отчаянно визжа, словно дух старухи боролся с его собственной душой, и это зрелище заставило испуганных детей спрятать свои лица в одеждах матерей.

– Я Санна! – визжал Камабан. – И Слаол покорил меня! Слаол овладел мной! Слаол весь во мне, и я полна им! Но я буду защищать вас! – он снова перешёл на визг и размахивал головой, и его длинные окровавленные волосы хлестали вверх и вниз. – Вы должны повиноваться, вы должны подчиниться, – говорил он всё ещё голосом Санны.

– Убей их… – теперь он говорил своим собственным голосом, и, обнажив свой меч с запекшёйся на нём кровью, он двинулся на толпу, нараспев произнося слова. – Убей их, убей их, убей их.

Толпа попятилась.

– Сделай их рабами! – он снова перешёл к голосу Санны. – Они будут хорошими рабами! Высеки их кнутами, если они не будут послушными! Высеки их! – он опять начал извиваться, завывать, а потом резко замер.

– Голос Слаола звучит во мне, – сказал он своим голосом. – Он говорит со мной и через меня. Великий бог спрашивает меня, почему вы не мертвы. Почему мы не хватаем ваших детей и не разбиваем их головы о камни храма? – при этих словах женщины громко закричали. – Почему не отдаём ваших детей в огонь Слаола? – спросил Камабан. – Почему женщины не изнасилованы, а мужчины не закопаны заживо в выгребных ямах? Почему? – последнее слово было пронзительным визгом.

– Потому что я не допущу этого, – снова звучал голос Санны. – Мои люди покорятся Рэтэррину, они покорятся. На колени, рабы, на колени!

И люди Каталло упали на колени перед Камабаном. Некоторые протянули к нему руки. Женщины вцепились в своих детей и молили сохранить им жизнь. Но Камабан отвернулся, подошёл к ближайшему камню и прислонил к нему голову.

Сабан, даже не осознавая этого, удерживал дыхание, и наконец-то выдохнул. Люди Каталло стояли на коленях с ужасом на лицах, и в этот момент копьеносцы Гундура строем вошли в храм через западный вход. Гундур подошёл к Камабану.

– Убить их?

– Они рабы, – спокойно сказал Камабан. – Мёртвые рабы не смогут работать.

– Тогда убить старых?

– Убить старых, – согласился Камабан, – но остальных отпустить.

Он повернулся и посмотрел на стоящую на коленях толпу.

– Потому что я Слаол, а это рабы, которые построят для меня храм, – он протянул руки к солнцу. – Потому что я – Слаол, – снова прокричал он с триумфом, – а они будут строить мой храм!

* * *

Камабан оставил Гундура руководить Каталло. «Сохрани людям жизни, – велел он ему, – потому что весной их труд понадобиться». Гундур также распорядился искать в лесах Дирэввин, чьё тело так и не нашли, и её дочь, которая тоже исчезла. Жён и детей Раллина разыскали, и их тела теперь разлагались в неглубокой могиле. Мортор был похоронен под курганом, и был назначен новый главный жрец, но только после того как он поцеловал уродливую ногу Камабана и поклялся подчиняться ему.

Камабан с триумфом вернулся домой в Рэтэррин, и всю долгую зиму вертел в руках деревянные бруски. Он попросил Сабана сделать их, и настоял на том, чтобы они были в виде колонн прямоугольной формы. Он требовал их всё больше и больше, а потом скрылся в своей хижине, где одержимо расставлял и переставлял бруски. Сначала он расположил их в виде двух кругов, один внутри другого, подобно незаконченному храму, который Сабан уже начал разбирать. Но потом Камабан отказался он двойного круга и вместо него смоделировал храм, подобный уже существующему святилищу Слаола, что стоял у входа в Рэтэррин. Он придумал лес из колонн, но, разглядывая его в течение нескольких дней, он в итоге смахнул его прочь. Он пытался воссоздать рисунок Слаола и Лаханны в камне: двенадцать кругов, установленных в один большой круг, но когда он низко наклонялся, чтобы оглядеть бруски от земли, то видел только беспорядок и путаницу. Так что он отказался и от такого расположения.

Зима была холодная, и было очень голодно. Льюэдд увёз домой золото Эрэка, прихватив с собой дюжину людей Ваккала, которые захотели доживать свои дни в Сэрмэннине. Но в Рэтэррине всё равно осталось много ртов, которые надо было кормить, а Ленгар никогда не был бережливым в запасах еды, как его отец, и ямы с зерном оказались почти пусты. Камабана это не волновало, он мало о чём думал, кроме храма. Он был вождём двух племён, но не интересовался ни одним из дел, которыми занимался его отец. Он позволил кому-то другому руководить военными отрядами, правосудие передал Хэрэггу, и с облегчением позволил Сабану беспокоиться о пополнении запасов провизии, чтобы Рэтэррин мог перезимовать. Камабан не взял жён, не заводил детей, и не накапливал богатства. Хотя он начал облачаться в кое-что из богатых одеяний, обнаруженных в хижине Ленгара. Он прицепил на пояс крупную золотую пряжку, которая была на чужеземце, когда тот пришёл в Старый Храм много лет назад. Плечи он закутывал мантией из волчьих шкур, окаймлённой лисьим мехом. Он носил с собой маленький жезл, отобранный Ленгаром у жреца одного из покорённых племён. Хенгал носил свой жезл как символ власти, и Камабана развлекало подражать своему отцу и насмехаться над памятью о нём. Потому навершием жезла Хенгала был разбивающий кости кусок грубого камня, а жезл Камабана был изящным и ценным. Его деревянная рукоять отделана костяными кольцами, выполненными в форме молнии, а его навершием был превосходно вырезанный и отлично отполированный гладкий овальный камень коричневого цвета с тёмными прожилками. Искусный мастер потратил много дней скрупулёзной работы. Он до блеска отполировал поверхность камня, а потом просверлил круглое отверстие для рукоятки. Когда работа была завершена, получилось оружие, пригодное только для церемоний, потому что небольшая головка жезла была слишком лёгкой, чтобы причинить вред чему-либо, кроме хрупких черепов. Камабан любил демонстрировать жезл как доказательство того, что камень можно так же легко обработать, как дерево.

– У нас не будет грубых валунов как в Каталло, – говорил он Хэрэггу. – Мы придадим им форму. Вырежем их, – он погладил наконечник жезла. – Отполируем их.

Сабан собрал зерно племени в одной хижине, его привезли из Друинны, и распределял его во время холодов. Воины охотились, возвращаясь с олениной, кабанами и волками. Никто не голодал, но многие старики и больные умерли. И всю эту холодную зиму Сабан убирал все тёмные камни, привезённые из Сэрмэннина. Это не было сложной задачей. Камни выкопали, повалили на траву и оттащили в небольшую долину к востоку от храма. Мужчины накопали мелового грунта изо рва и засыпали лунки, и центральная часть храма снова стала ровной и пустой. Остались только лунные камни внутри вала и три колонны за его пределами. Но потом Сабан установил Камень Земли почти в центре храма. Для этого потребовалось шестьдесят человек, тренога из дуба и семь дней. Камень, установили напротив входа в храм так, чтобы в день середины лета восходящее солнце освещало колонну по Священной Тропе. Камень Земли был высокий, намного выше, чем камни из Сэрмэннина, и при низком зимнем солнце его длинная и тёмная тень далеко тянулась по желтоватой траве.

Камабан целые дни проводил в храме, в основном размышляя, и почти не обращая внимания на людей, разбиравших Храм Теней. Чем короче становились дни, а воздух холоднее, тем чаще он стал приходить туда, а через некоторое время он принёс в храм копья, воткнул их острия в твёрдую землю, а потом пристально что-то разглядывал через вершины их рукоятей. Он использовал копья, чтобы определить необходимую высоту каменных колонн. Однако копья не удовлетворили его, и он велел Мерету вырезать для него дюжину шестов подлиннее и попросил Сабана вкопать их в землю. Шесты были длинными, но лёгкими, и работа была выполнена за один день. Камабан проводил день за днём, глядя на шесты и разглядывая рисунки у себя в голове.

В конце концов, осталось только два шеста. Один был высотой в два человеческих роста, а второй в два раза длиннее, и они стояли на одной линии с восходом Летнего Солнца – высокий позади Камня Земли, а второй ближе к входу в храм. А когда зима подходила к середине, Камабан каждый вечер ходил в храм и смотрел на тонкие шесты, казавшиеся дрожащими на ледяном ветре.

Подошла середина зимы. Обычно в это время домашний скот жалобно завывал, приносимый в жертву, чтобы утолить усталое солнце. Но Хэрэгг не желал убийств у себя в храмах, и поэтому племя танцевало и пело, не чувствуя запаха свежей крови. Некоторые ворчали, что боги будут злиться на щепетильность Хэрэгга, заявляя, что жертвоприношение необходимо, чтобы наступающий год не принёс бедствий. Но Камабан поддержал Хэрэгга. Вечером, после того как племя исполнило жалобную песнь угасающему солнцу, Камабан проповедовал, что старые времена были обречены, и что если Рэтэррин сдержит своё слово, новый храм будет гарантировать, что солнце никогда не будет угасать. Они пировали этой ночью олениной и свининой, затем разожгли огромные костры, чтобы вернуть Слаола на рассвете следующего дня.

На рассвете пошёл снег. Он покрыл землю белым покрывалом, на котором Камабан оставил свои следы, когда пошёл в храм. Он настоял, чтобы Сабан сопровождал его, и братья были закутаны в меха, так как было ужасно холодно. Ледяной ветер хлестал со светлого неба, окаймлённого вдоль горизонта тонкими розоватыми облаками. Тяжёлые снеговые облака к полудню рассеялись, и во второй половине дня солнце было низко и отбрасывало тени на снегу от пригорков, образовавшихся в заполненных лунках для камней. Камабан пристально смотрел на свои два шеста, и раздражённо качнул головой, когда Сабан спросил об их назначении. Потом он повернулся посмотреть на четыре лунных камня Гилана – парные колонны и каменные плиты, отмечающие пределы самых дальних блужданий Лаханны.

– Настало время, – сказал Камабан, – простить Лаханну.

– Простить её?

– Мы воевали с Каталло, и сейчас мы можем заключить мир, – сказал Камабан, – и Слаол захочет мира среди богов. Лаханны бунтовала против него, но она проиграла битву. Мы победили. Время простить её, – он пристально посмотрел на дальние леса. – Как ты думаешь, Дирэввин всё ещё жива?

– Ты хочешь простить её?

– Никогда, – резко сказал Камабан.

– Зима погубит её, – сказал Сабан.

– Понадобится не только зима, чтобы уничтожить эту дрянь, – мрачно сказал Камабан. – А пока мы заботимся о мире, она будет молиться Лаханне где-то в потайных местах, а я не хочу, чтобы Лаханна была против нас. Я хочу, чтобы она присоединилась к нам. Пора приблизить её к Слаолу, вот почему мы оставим четыре её камня. Они показывают ей, что она связана со Слаолом.

– Оставим? – спросил Сабан.

Камабан улыбнулся.

– Если ты встанешь у любой из двух колонн, – сказал он, указывая на ближайшую лунную каменную колонну, – и посмотришь на плиту через круг, ты увидишь, куда уходит Лаханна?

– Да, – сказал Сабан, припоминая, как Гилан разместил четыре камня.

– А если ты посмотришь на другую плиту? – спросил Камабан.

Сабан нахмурился, не понимая, и Камабан схватил его за руку и повёл к столбу и указал пальцем на большую плиту, стоящую на дальней стороне круга.

– Эти пути Лаханны, так?

– Да, – согласился Сабан.

Камабан повернул Сабана так, что он теперь смотрел на вторую плиту.

– А что ты увидишь, если посмотришь в этом направлении?

Сабан так замёрз, что ему было трудно думать. Но день уже угасал, и солнце висело низко среди розовых облаков, и он увидел, что Слаол касается горизонта по одной линии с лунными камнями.

– Ты увидишь зимнее угасание Слаола.

– Точно! А если ты посмотришь по-другому? Если ты встанешь у этого столба, – Камабан указал по диагонали через круг, – и посмотришь на другую плиту?

– Летний восход Слаола.

– Да! – прокричал Камабан. – И о чём тебе это говорит? Это говорит тебе, что Слаол и Лаханна связаны друг с другом. Они соединены друг с другом, Сабан, как перо с крылом или как рога на черепе оленя. Лаханна может возмущаться, но она должна вернуться. Все печали мира из-за того, что Слаол и Лаханна разлучены друг с другом, но наш храм соберёт их вместе. Камни говорят нам об этом. Её камни – это его камни, неужели ты этого не понимаешь?

– Да, – сказал Сабан и подумал, почему он никогда не осознавал, что лунные камни могут так же указывать на границы передвижений Слаола, как и Лаханны.

– Что ты сделаешь, Сабан, – с энтузиазмом сказал Камабан, – это выкопаешь мне ров и вал вокруг двух столбов. Это охранные камни. Ты сделаешь мне вокруг них два земляных вала, и жрецы смогут стоять на них и смотреть на Слаола через плиты. Отлично! – он начал проворно двигаться обратно к селению, но остановился около Камня Солнца, самого удалённого от храма. – И ещё один ров и вал вокруг этого камня, – он похлопал по камню. – Три круга вокруг трёх камней. Три места, к которым могут подходить только жрецы. Два места чтобы наблюдать за угасанием солнца и блужданиями Лаханны, и одно место – смотреть, как Слаол восходит в своём наивысшем триумфе. Теперь всё, что нам нужно, это решить, что будет в центре.

– Кроме этого нам нужно решить кое-что ещё, – сказал Сабан.

– Что?

– В Каталло недостаточно еды.

Камабан пожал плечами, как будто это было ничего не значащей мелочью.

– Мёртвые рабы, – Сабан угрюмо повторил собственные слова Камабана, – не могут работать.

– Гундур позаботится о них, – сказал Камабан, раздражённый этим разговором. Ему ни о чём не хотелось думать, кроме храма. – Вот почему я послал Гундура в Каталло. Пусть он накормит их.

– Гундур интересуется только женщинами Каталло, – сказал Сабан. – Он содержит двадцать самых молоденьких в своей хижине, а остальное селение голодает. Ты хочешь, чтобы остатки племени взбунтовались против тебя? Ты хочешь, чтобы они стали изгоями вместо рабов?

– Тогда ты иди и руководи Каталло, – беспечно сказал Камабан, оставляя следы на тонком снегу.

– Как я смогу построить тебе храм, если я буду в Каталло? – закричал Сабан ему вслед.

Камабан отчаянно завыл, потом остановился и посмотрел на темнеющее небо.

– Орэнна, – сказал он.

– Орэнна? – спросил Сабан недоумённо.

Камабан повернулся.

– В Каталло всегда руководили женщины, – сказал он. – Сначала Санна, потом Дирэввин, так почему не Орэнна?

– Они убьют её! – запротестовал Сабан.

– Они полюбят её, брат. Разве она не любима Слаолом? Разве он не сохранил ей жизнь? Ты думаешь, что люди Каталло смогут убить то, что сберёг Слаол? – Камабан сделал несколько неуклюжих танцевальных шагов, шаркая ногами по снегу. – Хэрэгг скажет народу Каталло, что Орэнна была невестой солнца, и в их понимании они будут думать, что она Лаханна.

– Она моя жена, – резко сказал Сабан.

Камабан медленно направился к Сабану.

– У нас нет жён, брат, нет мужей, нет ни сыновей, ни дочерей, у нас ничего нет до тех пор, пока храм не будет построен.

Сабан покачал головой на этот бред.

– Они убьют её! – настаивал он.

– Они полюбят её, – снова сказал Камабан. Он медленно подошёл к Сабану, а потом гротескно упал на колени и умоляюще вытянул руки.

– Позволь своей жене отправиться в Каталло, Сабан. Я умоляю тебя! Разреши ей! Слаол желает этого! – он поднял на Сабана пристальный взгляд. – Пожалуйста!

– Орэнна может не захотеть.

– Слаол желает этого, – повторил Камабан и нахмурился. – Мы пытаемся вернуть мир к его началу. Прекратить зиму. Избавить землю от печали и усталости. Ты знаешь, как это трудно? Один неверный шаг, и мы можем навсегда погрузиться во тьму. Но иногда, абсолютно неожиданно, Слаол говорит мне, что нужно делать. И он велел мне послать Орэнну в Каталло. Я молю тебя, Сабан! Я умоляю тебя! Позволь ей!

– Ты хочешь, чтобы она правила в Каталло?

– Я хочу, чтобы она вернула Лаханну! Орэнна невеста солнца. Чтобы в мире настали счастливые времена, Сабан, мы должны вновь соединить Слаола и Лаханну. Одна Орэнна может сделать это. Слаол сказал мне об этом, и ты, брат мой, должен позволить ей уехать, – он протянул руку, чтобы Сабан помог ему встать. – Пожалуйста, – сказал он.

– Если сама Орэнна захочет уехать, – сказал Сабан, полагая, что у его жены не будет желания так далеко удаляться от нового храма. Но к его удивлению Орэнна не отказалась от этой идеи. Вместо этого она долго проговорила с Камабаном и Хэрэггом, а потом отправилась в старый храм Слаола, где подвергла себя обряду вдовы, срезав свои длинные золотистые волосы бронзовым ножом. Хэрэгг сжёг волосы, пепел положили в горшок, а горшок разбили об один из деревянных столбов.

Сабан с ужасом смотрел, на Орэнну, выходящую из храма. Её когда-то прекрасные волосы, превратились в проплешины, покрытые кровью там, где нож содрал ей кожу. Но на её лице было выражение радости. Она опустилась перед Сабаном на колени.

– Ты позволишь мне уехать? – спросила она.

– Если ты действительно этого хочешь, – неохотно сказал он.

– Я хочу! – с жаром сказала она. – Очень хочу!

– Но почему? И для чего обряд вдовы?

– Моя прошлая жизнь закончилась, – сказала Орэнна, поднимаясь на ноги. – Я была отдана Слаолу, и, несмотря на то, что он отказался от меня, я всегда поклонялась ему. Но с сегодняшнего дня, Сабан, я жрица Лаханны.

– Почему? – опять спросил он с болью в голосе.

Она спокойно улыбнулась ему.

– В Сэрмэннине мы всегда предлагали богу земную невесту каждый год, а через год бог требовал следующую невесту. Одна девушка за другой, Сабан, сжигались и сжигались! Однако девушки не удовлетворяли Слаола. Разве они могли? Он желает невесту навсегда, невесту, которая соответствовала бы его великолепию на небе. А это может быть только Лаханна.

– Чужаки никогда не поклонялись Лаханне, – запротестовал Сабан.

– А мы ошибались, – сказала Орэнна. – Лаханна и Слаол! Они созданы друг для друга так же, как мужчина создан для женщины. Почему Слаол уберёг меня от пламени в Храме Моря? У него была какая-то цель, и теперь я знаю её. Он отказался от земной невесты, потому что он хочет Лаханну, и моя задача будет в том, чтобы привлечь её в его объятия. Я буду делать это молитвами, танцами, добротой, – она улыбнулась Сабану и прикоснулась ладонями к его щекам. – Мы должны сделать нечто великое – ты и я. Мы должны устроить бракосочетание богов. Ты построишь святилище, а я приведу новобрачную к ложу Слаола. Ты не можешь запретить мне это, так ведь?

– Тебя убьют в Каталло, – проворчал Сабан.

Орэнна покачала головой.

– Я буду утешать их, и в своё время они будут поклоняться в нашем новом храме и разделят с нами нашу радость, – она улыбнулась. – Вот для чего я была рождена.

Она ушла на следующий день, забрав с собой Леира и Лэллик. Гундур вернулся в Рэтэррин, но оставил в Каталло двадцать воинов. Орэнна распорядилась, чтобы они добывали в лесу кабанов и оленей, чтобы прокормить людей.

Сабан остался в Рэтэррине. Камабан хотел, чтобы он был здесь, так как был полностью погружен в проект храма и нуждался в советах своего брата. Какого максимального размера камень можно установить в виде колонны? Можно ли камни поставить один на другой? Как передвигать камни? Можно ли камням придать определённую форму? Вопросы не заканчивались, даже если у Сабана не было ответов. Зима закончилась, весна покрыла зеленью деревья, а Камабан всё ещё размышлял.

Но однажды вопросы закончились. Вход в хижину Камабана оставался закрыт занавесом, и никому, даже Сабану или Хэрэггу, не позволялось войти внутрь. Туман опустился над Рэтэррином, закрывая черепа на гребне оградительного вала. Ветра в тот день не было, и всё было белым и безмолвным. Люди чувствовали, что боги где-то рядом и разговаривали тихими голосами.

На рассвете Камабан закричал.

– Я придумал!

И налетевший ветер развеял туман.

* * *

Сабан и Хэрэгг были вызваны в хижину Камабана. Там небольшой участок земляного пола был чисто выметен и выровнен. Сабан ожидал увидеть готовый проект, но вместо этого деревянные бруски были сдвинуты в беспорядочную кучу, рядом с которой на корточках сидел Камабан с такими яркими глазами и блестящей от пота кожей, что Сабан подумал, что у его брата лихорадка. Но это было не болезнью, а возбуждением.

– Мы построим храм, – этими словами Камабан встретил Сабана и Хэрэгга, – подобных которому нет и никогда не будет. Боги будут танцевать от радости.

Камабан был обнажён, его кожа казалась красной от очага, обогревающего и освещающего хижину. Он дождался, когда Сабан и Хэрэгг присели, и поставил один деревянный брусок почти в центре расчищенного участка.

– Это Камень Земли, – сказал Камабан, – напоминающий нам, что мы принадлежим земле, и что земля в центре всего, что существует.

Кости, подвешенные на его волосах и бороде, позвякивали, когда он покачивался на пятках.

– А вокруг Камня Земли, – продолжил он, – мы построим Приют Мёртвых, только этот Приют Мёртвых будет и Домом Слаола. Он будет напоминать нам, что смерть это переход к жизни, и мы сделаем Дом Слаола из камней таких же высоких, как деревянные столбы храма, – он взял два самых длинных бруска и поставил их сзади Камня Земли. – Мы прикоснёмся к самому небу, – горячо сказал он, затем взял кусок дерева размером поменьше и положил его поперёк двух вершин столбов, и три камня образовали высокую и очень узкую арку. – Арка Слаола, – благоговейно сказал он, – узкий проход, через который мёртвые смогут отправиться к нему.

Сабан пристально посмотрел на высокую арку.

– Какой высоты будут камни? – спросил он.

– Они будут такой же высоты, как самые высокие два шеста в храме, – ответил Камабан и Сабан содрогнулся, вспомнив высоту тонких шестов, которые его брат воткнул в расчищенном храме. Камабан требовал, чтобы арка была высотой больше чем четыре человеческих роста, выше, чем любые камни, которые Сабан когда-либо видел. Такая высокая, что он не мог представить себе, как такие камни можно установить вертикально и вдобавок уложить на их вершины камни-перекладины. Но он ничего не сказал. Он просто смотрел, как Камабан поставил ещё восемь столбов, расположив их по бокам от первых двух. Не по прямой линии, а резко закруглив вперёд в форме рогов быка и образовав участок, окружающий Камень Земли. Он положил бруски на каждую пару столбов, и Дом Солнца теперь состоял из пяти арок. Центральная арка была самая высокая, но и четыре боковые арки тоже высоко поднимались над землёй.

– Эти арки, – Камабан постучал по четырём менее высоким аркам, – смотрят на лунные камни. Они позволят умершим вырваться из власти Лаханны. Куда бы она не направилась, на юг или север, на восток или запад, умершие найдут проход в Дом Слаола.

– А из Дома Слаола, – сказал Хэрэгг, – мёртвые выскользнут через самую высокую арку?

– И таким образом мы заберём умерших от Лаханны и отдадим их Слаолу, – согласился Камабан, – а именно Слаол даёт жизнь.

– Ворота луны, – одобрительно сказал Хэрэгг, – и арка солнца.

– Это ещё не всё, – сказал Камабан. Он взял тридцать деревянных брусков и поставил их в виде широкого круга вокруг Дома Солнца. Все камни, кроме одного, были одинакового размера – все правильной четырёх угольной формы и пониже центральных арок. Но последний из столбов, хоть и той же высоты, как и остальные, был в два раза меньше в ширину.

– Эти столбы показывают дни луны, – объяснил Камабан и Хэрэгг кивнул, так как он понял, что эти тридцать камней символизируют двадцать девять дней и половину дня, за которые луна проходит от зарождения до полноты. – И Лаханна увидит, что мы признаём её.

– Но Слаол … – начал Хэрэгг, недовольный тем, что Камабан окружил Дом Слаола кольцом, посвящённым луне.

Камабан цыкнул на него, взял ещё тридцать деревянных брусков и положил их один за другим на вершины камней кольца, замкнув круг перекладин.

– Мы сделаем кольцо из камней, – объяснил он, – символизируещее Слаола. Лаханна будет двигаться вдоль кольца и поймёт, что её долг – подчиниться Слаолу.

– Небесный круг, – тихо сказал Сабан. Он не знал, как это можно сделать, но почувствовал прилив душевного волнения, глядя на деревянные бруски. «Это будет великолепно», – подумал он. Потом он понял, что это будет трудно, так как храм будет из камней, а их невозможно так же легко передвигать и обтёсывать, как дерево.

Камабан взял последний брусок и поставил его на удалении от остальных – туда, где на склоне холма была проложена Священная Тропа.

– Это, – сказал он, постучав по последнему бруску, – наш Камень Солнца, и в день Летнего Солнца его тень дотянется в Дом Солнца, а в день Зимнего Солнца луч света пройдёт сквозь самую высокую арку и достигнет камня. И когда Слаол будет очень слабым, его последний луч коснётся камня, отмечающего его самую большую силу.

– И Слаол вспомнит, – сказал Хэрэгг.

– Он вспомнит, – согласился Камабан, – и захочет вновь обрести свою силу. И он будет бороться с зимой, и подойдёт к нам ближе. Ближе и ближе, пока его круг, – он дотронулся до Небесного круга, – не совпадёт с двенадцатью кругами Лаханны. И тогда Слаол и Лаханна вступят в брак, а мы обретём счастье.

Он замолчал, пристально глядя на свой храм из дерева, но внутренним зрением он видел его сделанным из камня на зелёном склоне холма, и окружённым рвом и насыпью из ослепительно белого мела. Меловой круг, кольцо из камней и арки Дома Солнца – они будут призывать далёких богов вернуться к своим истокам.

Сабан пристально смотрел на деревянные бруски. Их тени образовывали сложный тёмный рисунок, освещённый красным светом очага. «Камабан прав, – подумал Сабан. – На всей земле не существует ничего подобного. Ничего подобного этому под небесами и между тёмными морями». Сабан никогда не мечтал о храме таком великолепном, таком совершенном, и таком трудном для создания.

– Это можно сделать? – спросил Камабан со следами беспокойства в голосе.

– Если боги пожелают, – ответил Сабан.

– Слаол желает, чтобы это было сделано, – уверенно ответил Камабан. – Слаол требует, чтобы это было сделано! Он хочет, чтобы это было сделано за три года.

Три года! Сабан скривился от этой мысли.

– Это займёт намного больше времени, – мягко сказал он, ожидая сердитого возражения.

Камабан отмахнулся от этой мысли, покачав головой.

– Требуй всё, – сказал он, – что тебе будет нужно. Люди, брёвна, полозья, быки. Всё, что бы тебе ни захотелось.

– Понадобится много людей, – предупредил Сабан.

– Мы будем использовать рабов, – постановил Камабан. – А когда всё будет сделано, ты воссоединишься с Орэнной.

И Сабан начал работу. Он делал её с радостью, потому что был воодушевлён видением Камабана и страстно стремился к тому дню, когда боги вернутся к своему правильному рисунку, и придёт конец всем несчастьям мира. Он и Мерет собрали команду людей, чтобы валить дубы в лесах вокруг Мадэна. Там дубы будут обтёсаны, разрублены и превращены в салазки. Каждые салазки должны состоять из двух широких полозьев, соединённых тремя массивными брёвнами, на которых будет лежать камень. А четвёртое бревно должно быть впереди, к нему будут запрягать быков. Люди смогли бы тянуть некоторые из самых маленьких камней, но для больших камней – десяти высоких, из которых будет построен Дом Солнца, и тридцати, которые будут удерживать в воздухе Небесный Круг – понадобится много упряжек волов. Надо было просчитать их количество. Для упряжек волов понадобятся верёвки, что означало, что дополнительно будет забито много волов, их шкуры выдублены, затем разрезаны и скручены в крепкие верёвки. В Рэтэррине и Каталло волов было недостаточно, и Гундур и Ваккал повели своих воинов в дальние походы. Сабан делал дополнительные верёвки, размачивая ободранную кору липы в наполненных водой ямах, а когда волокна разделялись, сплетал их в длинные шнуры, которые потом кольцами свернул в кладовой.

Камабан начертил план храма на дёрне, где стояли камни из Сэрмэннина. Он наметил круг на земле плугом-палкой, привязанным верёвкой к колышку в центре храма, и нацарапал кольцо, показывающее, где будут стоять камни Небесного Круга. Он отметил места для поддерживающих его тридцати столбов, потом вбил колышки в землю там, где будет построен Дом Солнца. Центр святилища теперь был свободен от травы, так как множество ног вытаптывали это пространство каждый день, заполняя меловым грунтом старые ямы от камней Сэрмэннина.

Камабан дал Сабану шесть ивовых прутьев точно отмеренной длины, и подробные инструкции, сколько необходимо камней и какой длины. Самый длинный шест был в четыре раза длиннее человеческого роста, и это была всего лишь высота камня над землёй. Сабан знал, что на треть всей длины камень должен быть вкопан в землю, чтобы устоять против непогоды и ветров. Камабану требовались два таких огромных камня, а когда Сабан посетил Каталло, он смог отыскать только один подходящий. Другой был покороче, но если его закопать в землю неглубоко, он смог бы устоять. Отобрать невысокие камни было просто, так как они во множестве были рассеяны на зелёных холмах, но Сабан снова и снова возвращался к громадному камню, которому предстояло стать одной из колонн высокой арки солнца.

Он был действительно исполинским. Это был кусок камня такого гигантского размера, что казался ребром самой земли. Он не был толстым – его покрытая мхом верхушка едва достигала до колена, однако большая часть корпуса камня была в земле. Тем не менее, в своей самой широкой части он был шире четырёх шагов, а в длину – более тринадцати. Тринадцати! «Если будет возможно его установить, – подумал Сабан, – он действительно достанет до неба». Но как установить его? И как поднять его из земли и доставить в Рэтэррин? Он погладил камень рукой, почувствовав тепло от солнца на его покрытой лишайником поверхности. Он мог представить, как камни меньшего размера можно поднять из своих земляных постелей и осторожно уложить на балки дубовых салазок, но сомневался, хватит ли людей на всей земле, чтобы поднять из земли этот большой валун.

Но как бы он ни поднял камень, он знал, что понадобятся салазки в три раза большего размера, чем любые, которые он когда-либо делал. И он решил, что салазки должны быть сделаны в Каталло из дубовых бревён, которые он сложит в длинной и узкой хижине, чтобы древесина смогла высохнуть. Сухой лес был таким же прочным, как и свежий, но весил намного легче, и Сабан признавал, что он должен сделать салазки настолько лёгкими, насколько возможно, если камень должен быть сдвинут с холма. Древесина будет сохнуть в течение года или двух, а он тем временем будет решать проблему, как поднять камень.