Текст книги "Стоунхендж"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 30 страниц)

– Таково желание Слаола, – с энтузиазмом сказал Нил Камабану.

– А также желание Слаола, что Хэрэгг здесь будет новым главным жрецом.

Нил резко дёрнулся, как будто его ударили, и открыл рот, чтобы возразить, но слова не шли из него. Он изумлённо смотрел то на Камабана, то на Хэрэгга, выглядевшего таким же потрясённым. Хэрэгг первым пришёл в себя.

– Я перестал быть жрецом много лет назад, – кротко сказал он.

– Но я главный жрец! – визгливо возразил Нил.

– Ты пустое место, – спокойно сказал Камабан. – Ты меньше, чем пустое место. Ты слизь под камнем, и ты отправишься в леса, в противном случае я закопаю тебя живьём в выгребной яме, – он вытянул костлявый палец в сторону южного входа, показывая, что изгоняет Нила. – Уходи! – сказал он. Нил не осмелился ничего сказать. Он просто подчинился.

– Он был слабым человеком, – сказал Камабан, когда Нил ушёл, – а у меня будет сильный жрец.

– Я не жрец, – настаивал Хэрэгг. – Я даже не из твоего племени.

– Ты из племени Слаола, – сказал Камабан, – и ты будешь нашим главным жрецом.

Хэрэгг глубоко вздохнул и задумчиво посмотрел за вершину заградительного вала, и подумал он о дальних краях, морских скалах, диких лесах, неизвестных племенах, и о всех неисхоженных тропах земли.

– Я не жрец, – снова возразил он.

– Чего ты хочешь? – спросил его Камабан.

– Землю, где люди делают только добро, – Хэрэгг хмурился, обдумывая эти слова, – где они живут так, как велели нам жить боги. Земля без войны, без жестокости.

– Ты говоришь как жрец, – сказал Камабан.

– Люди слабые, – сказал Хэрэгг, – а требования богов очень строгие.

– Так сделай нас сильнее! – настаивал Камабан. – Как мы привлечём богов на землю, если мы слабые? Оставайся, Хэрэгг, помоги нам построить храм, помоги нам стать достойнее! Ты будешь моим жрецом, а Орэнна моей жрицей.

– Орэнна! – воскликнул Сабан.

Камабан перевёл размышляющие глаза на Сабана.

– Ты думаешь, что Слаол сохранил Орэнне жизнь, чтобы она рожала тебе детей? Ты хочешь, чтобы она была свиноматкой? Овцой с раздувшимся выменем? Разве для этого мы навели грозу над Сэрмэннином? – он покачал головой. – Недостаточно просто держать людей занятыми делом, – продолжил он, – мы должны и воодушевить их, а кто лучше для этого, чем Орэнна? У неё бывают видения, и она любима Слаолом.

– Слаол чего-то хочет от неё, – согласился Хэрэгг. – А для чего ещё он сохранил её?

– И он сохранил тебя, – убедительно сказал Камабан, – в ночь, когда погиб твой сын. Ты думаешь, что в этом не было никакой цели? Так будь же духовным отцом моему племени. Стань моим жрецом.

Хэрэгг помолчал, его безжалостное лицо было непроницаемо, но потом он неохотно кивнул.

– Если это воля Слаола, – сказал он.

– Воля Слаола, – подтвердил Камабан.

Хэрэгг вздохнул.

– В таком случае я буду здесь главным жрецом.

– Отлично! – улыбнулся Камабан, хотя улыбка нисколько не сгладила зловещего выражения его худого лица. Он смыл большую часть золы со своих волос, обмотал их длинными прядями вокруг головы и сколол их длинными костяными шпильками, но на его лице по-прежнему оставались глубокие чёрные полосы татуировок. – Хэрэгг будет главным жрецом, Орэнна будет жрицей, Гундур поведёт наших копьеносцев, а Сабан будет строить храм. Что будешь делать ты, Льюэдд?

Льюэдд взглянул на дымящие остатки пиршественного зала.

– Похороню наших людей, – мрачно сказал он, – и отправлюсь домой.

– В таком случае ты должен забрать это с собой, – сказал Камабан и дал Льюэдду кожаный мешок, в котором оказались золотые ромбики Сэрмэннина. – Трёх не хватает, – пояснил Камабан. – Прошлой ночью я узнал, что их украла Дирэввин, но мы разыщем их и вернём вам, – Камабан наклонился и похлопал Льюэдда по плечу. – Увози свои сокровища домой, – сказал он, – и становись вождём Сэрмэннина. Толстейте, богатейте, умнейте, и не забывайте нас.

Сабан внезапно рассмеялся, и Камабан вопросительно взглянул на него. Сабан пожал плечами.

– Многие годы, – сказал он, – это золото повелевало всем, что мы делали. А теперь всё закончилось.

– Не закончилось, – сказал Камабан, – а только начинается. Золото ослепило нас, и мы искали нашу судьбу в Сэрмэннине, но её никогда там не было. Она в Каталло.

– В Каталло? – Сабан удивился.

– Как я могу построить храм достойный Слаола, если у меня нет камней? – спросил Камабан. – А у кого они есть? У Каталло.

– Каталло даст тебе камни, – сказал Сабан, – или обменяет их.

– Они не сделают этого, – горячо откликнулся Камабан. – Я встречался с Дирэввин этим летом. Ты знаешь, что у неё дочь? Меррель имя этого жалкого ребёнка. Дирэввин лежала с Раллином, потому что она хотела заиметь дочь вождя. Она вырастит её, сказала она мне, такой же колдуньей, как сама. Колдуньей! Она трёт кости друг о друга, бормочет над змеиной кожей, растирает льнянку с маслом в кашицу, разглядывает горшки с мочой, и думает, что она оказывает влияние на богов. Но я всё-таки приходил к ней этим летом. Я приходил тайно тёмной ночью, и я поклонился ей. Я унижался перед ней. Дай мне камни, умолял я её, и я принесу мир между Рэтэррином и Каталло, но она не дала мне даже булыжника, – ему было неприятно это унизительное воспоминание. – Санна когда-то говорила мне, что молится богу волков, когда идёт по волчьим тропам, но зачем? Зачем возносить ему молитвы? Зачем богу волков прислушиваться к ним? Сущность волков убивать, а не оберегать жизнь. Умоляя Дирэввин, я совершал ошибку Санны. Я молился не тому богу.

– Отдай ей голову Ленгара, – предложил Сабан, – и она, возможно, отдаст тебе любые камни Каталло.

– Она ничего не даст нам, – сказал Гундур, на его руках всё ещё была кровь после убийства сыновей Ленгара.

Камабан посмотрел на воина.

– Если я нападу на Каталло завтра, я могу победить?

Гундур заколебался, затем взглянул на Ваккала, военачальника Чужаков, теперь верного Рэтэррину, и они оба пожали плечами.

– Нет, – признался Гундур.

– В таком случае, если мы не можем получить то, чего хотим, войной, мы попытаемся добиться миром, – сказал Камабан. Он повернулся к Сабану. – Отнеси Дирэввин голову нашего брата, и предложи ей мир. Скажи, что всё, чего мы хотим от них, это несколько камней.

– Молитва богу волков? – предположил Хэрэгг.

– Угроза богу волков, – настаивал Камабан. – Скажи ей, что она должна дать нам камни, или я начну такую войну, какой они никогда не видели.

Сабан взял голову своего старшего брата, положил её в мешок, и на следующее утро пошёл на север.

* * *

Сабан был безоружным, так как шёл с миром, но всё же нервничал, когда переходил через ручьи Мадэна и поднимался по холмам на отмеченной черепами территории Каталло. Никто не приближался к нему, хотя у него не один раз возникало чувство, что за ним наблюдают, и он вздрагивал от мысли, что стрела пролетит сквозь листву и ударит его в спину.

Вечером он пересёк маленькую реку и поднялся на холм, с которого были видны малый храм и Священная Тропа. Он не отошёл от реки и тридцати шагов, когда дюжина копьеносцев вышли из негустого леса позади него, перебежали через реку и стали молча сопровождать его с двух сторон. Они не только следили за ним в лесу, но, казалось, ожидали его, потому что ни один не удивился его присутствию. Его просто вели между парными камнями Священной Тропы в святилище, где рядом со старой хижиной Санны в сгущающихся сумерках ярко горел костёр, и три человека ожидали его. Это были Раллин, вождь Каталло, с одной стороны от него Дирэввин, а с другой её отец, слепой Мортор. Позади этой группы стояли воины Каталло, разрисованные синими военными узорами и с копьями в руках.

Раллин встал приветствовать Сабана.

– Ты принёс нам новости, – ровно сказал он.

Мортор тоже встал. Его кожа была выбелена мелом, а пустые глазницы обведены красной охрой.

– Это ты, Сабан?

– Да.

Мортор улыбнулся.

– У тебя всё в порядке?

– Он ползает в тени своего брата, как червяк, – сказала Дирэввин, не вставая. Она стала ещё более худой, и её бледная кожа обтягивала скулы, делая её тёмные глаза очень большими. Волосы были собраны у неё на затылке, и Сабан увидел, что она выбросила ожерелье из костей её мёртвого ребёнка. Вероятно потому, что теперь у неё был другой ребёнок, дочь, лежавшая у неё на руках – темноволосая девочка не старше, чем Лэллик.

– Сабан пришёл, отец, – продолжила Дирэввин, – чтобы сказать нам, что Ленгар мёртв, что Камабан теперь вождь, и что Рэтэррин грозит нам войной, если мы смиренно не позволим ему взять камни с наших гор.

– Это правда? – спросил Раллин.

– Конечно, правда! – зашипела Дирэввин. – Я почувствовала смерть Ленгара здесь! – она похлопала себя по животу, заставив Меррель громко закричать. С удивительной нежностью Дирэввин погладила по лбу свою дочь и тихо пропела несколько слов, успокаивая девочку. – Я почувствовала его смерть, когда была разбита скорлупа ореха. Ты принёс мне его голову, Сабан?

Он протянул мешок.

– Вот.

– Подойдёт в пару к голове Джегара, – сказала она, указывая Сабану бросить мешок. Он подчинился, вытряхнув на траву окровавленную голову, затем взглянул на её хижину и увидел, что череп Джегара выставлен на шесте рядом с входом.

Раллин и Мортор присели, и Сабан последовал их примеру.

– Так для чего ты здесь? – спросил Раллин.

– То, что сказала Дирэввин, правда, – сказал Сабан. – Камабан теперь новый вождь Рэтэррина, и он не хочет воевать с вами. Он хочет мира, и желал бы взять камни с ваших холмов. Вот и всё, что я пришёл вам сказать.

– Ленгар правда мёртв? – спросил слепой Мортор.

– Правда, – подтвердил Сабан.

– Лаханна сделала это! – сказал Мортор и поднял свои глазницы к небу. – Если бы я мог плакать, – добавил он, – я бы проливал слёзы радости.

Дирэввин не обратила внимания на радость своего отца.

– А зачем вам нужны камни? – спросила она.

– Мы желаем построить храм, – сказал Сабан. – Это будет грандиозный храм, который принесет нам мир. Это всё, чего мы хотим – мира.

– У нас есть большой храм здесь, – сказал Раллин, – и ваши люди могут приходить и молиться.

– Ваш храм не принёс стране мира, – сказал Сабан.

– А ваш принесёт? – злобно спросила Дирэввин.

– Он принесёт мир и счастье, – сказал Сабан.

– Мир и счастье! – Дирэввин расхохоталась. – Ты разговариваешь как ребёнок, Сабан! А Камабан уже был здесь. Он приполз ко мне летом и умолял о камнях, и я дам тебе тот же ответ, что и ему. Вы сможете взять камни, Сабан из Рэтэррина, когда вернёте предкам душу Санны.

– Душу Санны? – спросил Сабан.

– Кто похитил её последний вздох? – с жаром спросила Дирэввин. – Камабан! И ей нет покоя, пока Камабан удерживает её дыхание в своём животе. Так принеси мне голову Камабана, Сабан, и я обменяю её на камни.

Сабан посмотрел на Раллина в надежде на более благожелательный ответ.

– У нас нет вражды с Каталло, – сказал Сабан.

– Нет вражды! – закричала Дирэввин, снова испугав своего ребёнка. – Рэтэррин привёл Чужаков в центральные земли, и, что ещё хуже, вы привезли храм Чужаков. Когда вы начнёте посылать невест в огонь? И для чего? Для Слаола! Для Слаола, который покинул нас и привёл сброд Чужаков на нашу землю. Который посылает зиму, и который стёр бы нас с лица земли, если бы Лаханна и Гарланна не защищали нас. Нет вражды? У меня есть вражда! – она внезапно передала дочь в руки рабыни, и скинула плащ с плеч, открыв Сабану три ромбика, один большой и два маленьких, подвешенных у неё на груди. – Он обжигает! – сказала она, похлопав по крупному кусочку золота. – Он жжёт меня днём и ночью и напоминает мне о злобе Слаола, – она завыла, раскачиваясь из стороны в сторону. – Но Лаханна пообещала нам победу. Она пообещала, что мы разрушим вас. Мы посадим Слаола в клетку, сожжём ваши тела и наполним его ноздри вашей вонью, – она встала, оставив плащ на земле, и потрясла бедренной костью, когда-то принадлежащей Санне. – Вы не получите камни, – заявила она, – и вы не получите мира.

Сабан предпринял последнюю попытку.

– Я хотел бы, чтобы мои дети выросли на мирной земле.

– Я хочу того же, – ответил Раллин, бросив взгляд на Меррель, лежавшую на руках у рабыни, – но мы не можем заключить мир, пока душа Санны у Камабана.

– Наши предки несчастны, – объяснил Мортор. – Они хотят, чтобы Санна присоединилась к ним. Пришли нам голову Камабана, Сабан, и мы дадим вам камни.

– Или пусть Камабан идёт на нас войной, – насмешливо улыбнулась Дирэввин. – Ты думаешь, он воин? Пусть только приблизится к нашим копьям! И скажи ему, Сабан, что мы будем отрывать по кусочкам его плоть от костей, и мы заставим его кричать три дня и три ночи, а потом я заберу его душу и душу Санны, – она плюнула в огонь и подняла плащ с земли, прикрывая свою наготу. – Спасибо за голову Ленгара, – холодно сказала она, – но мне нечего дать тебе взамен.

Она взяла на руки свою дочь, пошла к хижине и нырнула внутрь. Сабан посмотрел на Раллина.

– Здесь повелевает женщина?

– Лаханна, – резко ответил Раллин. Он встал и поднял на ноги Мортора.

– Теперь ты должен уходить, – велел он Сабану.

– Будет война, если я уйду.

– Война всё равно будет, останешься ли ты или уйдёшь, – сказал Раллин. – Мы ничего не знаем, кроме войны с Рэтэррином, с того времени, как погиб твой отец. Ты думаешь, мы сможем так быстро заключить мир? – Раллин покачал головой. – Уходи, просто уходи.

И Сабан ушёл.

Война продолжалась.

* * *

Камабан не выказал ни удивления, ни разочарования оттого, что миссия Сабана потерпела неудачу.

– Они хотят войны, – сказал он. Сабан нашёл его в Храме Неба, где Камабан размышлял, глядя на камни из Сэрмэннина. – Каталло думает, что со смертью Ленгара мы станем лёгкой добычей для их копий. Они думают, что я не смогу повести людей в бой.

– Они так и сказали, – признался Сабан.

– Очень хорошо! – радостно сказал Камабан. – Мне нравится враг, который меня недооценивает, это делает победу над ним намного проще, – он повысил голос, так чтобы его услышали Гундур и Ваккал, находившиеся неподалёку. – Люди думают, что война это использование силы, но это не так. Война – это использование разума. Мысли. И я думаю, что мы должны выступить завтра, прямиком через болота и горы, на Каталло.

Гундур усмехнулся.

– Мы пытались сделать это раньше, – тихо сказал он, – и терпели неудачу.

– Вы терпели неудачу во всём, что вы пытались сделать, – огрызнулся Камабан.

– И мы слышали, что в Каталло полно копьеносцев, – вставил Ваккал. – Они ждут встречи с нашими войсками и людьми Друинны, и поэтому собрали всех своих союзников.

– Но они знают, что Друинна покинула нас, – сказал Камабан, – и вряд ли поверят, что мы осмелимся напасть на них. Разве не лучшее время это сделать?

– Они, возможно, планируют напасть на нас, – угрюмо сказал Гундур.

– Ты всегда думаешь о трудностях! – закричал на них Камабан, обескуражив обоих воинов. – Как вы можете выиграть войну, если думаете только о проигрыше? Вы женщины? – он медленно похромал к воинам. – Мы выступаем завтра утром, мы нападём на рассвете следующего дня, и мы победим. Слаол пообещал это! Поняли? Слаол пообещал это!

Гундур кивнул, хотя был явно расстроен решением Камабана.

– Мы выступим завтра, – неохотно согласился он. Он взял Ваккала за локоть и пошёл обратно к селению, чтобы предупредить своих копьеносцев.

Камабан посмотрел им вслед и рассмеялся.

– Теперь нам надо победить, или эти двое потребуют мою голову.

– Победить будет трудно, – осторожно сказал Сабан, – потому что, кажется, что Каталло знает всё, что мы делаем. У них наверное здесь шпионы, и они узнают о том, что мы идём.

– А какой у меня выбор? – бросил Камабан. – Теперь я должен сражаться, и не только для того, чтобы заполучить камни, а чтобы убедить Гундура и Ваккала не прирезать меня как собаку. Если я должен стать здесь вождём, я должен показать себя более искусным военачальником, чем Ленгар. Легче быть умнее, чем Ленгар, но люди не восхищаются умом. Они восхищаются силой. Поэтому победив Каталло, я добьюсь того, что никогда не получалось у Ленгара. Проблема, конечно, в том, что делать со всеми этими копьеносцами, после того, как мы одержим победу. Воины не любят мир.

– Ты думаешь, что настанет мир?

– Я думаю, брат, что Слаол дарует нам победу, – сказал Камабан. – Я думаю, что ты построишь мне храм, и что первым делом ты вытащишь все эти столбики, – он указал на камни, привезённые из-за моря и вкопанные в дёрн Рэттэрина. – Они так восхитительно выглядели в Сэрмэннине, – продолжил Камабан, нахмурившись. – Ты помнишь? Можно было почувствовать присутствие Слаола. Постоянное. Всегда рядом! Заключённый в камне. Но не здесь, конечно. Пустые, вот какие они здесь, пустые! – он начал толкать камень, пытаясь опрокинуть его, но тот был прочно вкопан в землю. – Их нужно убрать отсюда, все до одного! Сколько людей тебе нужно, чтобы вытащить камни?

– Тридцать? – предположил Сабан. – Сорок?

– Тебе понадобится больше, – уверенно сказал Камабан. – Тебе нужны будут люди и волы, чтобы притащить новые камни из Каталло, – он замолчал, вглядываясь в незаконченный круг камней. – Я хотел бы, чтобы не было сражения, – наконец сказал он и повернулся к брату. – Ты когда-нибудь видел битву между двумя племенами?

– Нет.

– Увидишь. Перед её началом, все герои, но как только начинают летать стрелы, у половины обнаруживается растяжение щиколоток, или расстройство живота, – он улыбнулся. – Я думаю, что ты проявишь героизм.

– Я полагал, что буду строителем?

– Сначала воином, а потом строителем. Я не пойду в поход без тебя, брат.

Сабан давно не видел воинов, подготавливающихся к битве, но на следующее утро он наблюдал, как мужчины раздевались донага и обмазывали свои тела густой кашицей из воды и вайды, затем обмазывали наконечники своих копий и стрел липкой смесью из фекалий и сока растений. Когда солнце поднялось высоко, копьеносцы исполнили танец вокруг храма Эррина и Мэй. Пленника из Каталло, которого держали под стражей со времени последней стычки между племенами, приволокли в храм и умертвили. Камабану был любопытен этот ритуал, о котором ему рассказал Гундур. Каталло убивает пленников перед битвой, и Ленгар в отместку приказал делать то же самое в Рэтэррине. Хэрэгг протестовал против убийства, но Гундур заверил его, что это не жертвоприношение. Главный жрец держал символ племени, а Гундур, обнажённый и вымазанный синим, с растрёпанными развевающимися волосами, взял бронзовый нож, и медленно разрезал человека от промежности до груди. Потом воины Рэтэррина погрузили свои правые руки в кровь жертвы, чей долгий смертельный крик сообщал богам, что племя готовится к сражению. Сабан не окунал руку в кровь и не исполнял танец среди столбов храма, когда барабанщики выбивали быстрый ритм на барабанах из козлиной кожи, натянутой на обручи. Вместо этого он присел рядом с Орэнной, которая неподвижно наблюдала за смертью пленника.

– Вы выиграете эту битву, – сказала она. – Я видела победу во сне.

– Ты видишь много снов в эти дни, – угрюмо сказал он.

– Потому что я здесь, – сказала Орэнна, – а Слаол хочет, чтобы я была в Рэтэррине.

– Я хотел бы, чтобы мы ушли домой вместе с Льюэддом, – сказал Сабан. Он помог Льюэдду вытащить обгорелые и сморщенные тела Керевала и его людей из углей зала. Тела должны были быть захоронены на травянистом склоне над старым храмом Слаола, и Льюэдд потом заберёт золото обратно в Сэрмэннин.

– Теперь мой дом здесь, – сказала Орэнна. Она наблюдала, как воины по одному приседали над распотрошенным телом. – Всё это должно было случиться, – радостно сказала она. Мы не знали, чего желал Слаол, когда прибыли из Сэрмэннина. Мы думали, что мы просто перевозим камни! Но вместо этого он желает, чтобы мы здесь прославили его великолепие.

– Так все последние годы были потрачены зря? – с горечью спросил Сабан. Он потратил свои лучшие годы, доставляя камни из Сэрмэннина, только для того, чтобы выбросить их, как только задача была выполнена.

Орэнна покачала головой.

– Годы не потрачены зря, – успокоила она. – Они отданы Слаолу в доказательство того, что мы способны сделать нечто великое для него, но теперь мы можем сделать ещё больше. Храм Скатэла был местом для убийства, подобно Храму Моря, а наш новый храм должен стать храмом жизни.

Сабан вздрогнул.

– Дирэввин когда-то предсказала, что этот наш храм будет окутан кровью, словно туманом. Она сказала, что невеста солнца умрёт там. Она сказала, что там умрёшь ты.

Орэнна тихо засмеялась.

– Сабан! Сабан! Дирэввин наш враг. Она вряд ли скажет что-то хорошее о том, что мы делаем. Там не будет крови. Хэрэгг ненавидит жертвоприношения! Он испытывает к ним отвращение! – она прикоснулась к его руке. – Поверь нам, – призвала она его. – Слаол внутри нас! Я чувствую его словно ребёнка у себя в животе.

Хэрэгг сопровождал войско. Это был долг главного жреца, но Сабан удивился, что Хэрэгг был так воодушевлён.

– Мне никогда не нравились убийства, – признался суровый главный жрец, – но война, это совсем другое. Если бы ты не предлагал им мир, Сабан, я был бы несчастлив, но им давали шанс и они отказались от него, поэтому мы должны исполнить волю Слаола.

Хэрэгг держал в руках символ племени, который он принёс в храм Эррина и Мэй, где собрались воины. Камабан надел один из старых плащей Ленгара с пришитыми к груди бронзовыми пластинами, а сбоку повесил бронзовый меч Ленгара. Он окунул руку в кровь убитого и вымазал этой кровью своё татуированное лицо. Вместе со своими обвислыми чёрными волосами он выглядел существом из ночного кошмара. Он велел Хэрэггу опустить символ племени, положил окровавленную руку на пожелтевшую макушку черепа и закричал.

– Я клянусь душами наших предков, что мы уничтожим Каталло!

Более двух сотен воинов следили за этой торжественной клятвой. Большинство из них были опытные участники войн Ленгара, некоторые были совсем юными мальчиками, только недавно прошедшими свои испытания на зрелость, но без мужских татуировок, так как они ещё никого не убили в сражениях. Но самыми неистовыми были изгои, пришедшие из леса вместе с Камабаном.

– Мы выступаем сейчас и придём в Каталло завтра на рассвете, – кричал Камабан, – и сразу же нанесём удар. Слаол говорил со мной. Он всегда говорил со мной. Даже когда я был ребёнком, он приходил ко мне, но теперь он говорит всё откровеннее, и он сообщает, что завтра мы одержим великую победу! Мы покорим Каталло! Мы убьём много копьеносцев и захватим множество пленников. Мы навсегда покончим с угрозами Каталло, и ваши дети будут расти на мирной земле!

Воины радостными криками приветствовали его, а женщины племени добавили свои крики одобрения. Затем барабанщики стали бить в барабаны, и весь военный отряд последовал за Камабаном на север. Они шли всю вторую половину дня, и уже почти стемнело, когда они добрались до болот в окрестностях Мадэна. Однако их тропа через топи освещалась высокой белой луной, которая блестела над протоками и сияла на белых черепах, которые Каталло расставило по окраинам лесистых гор, чтобы отпугнуть воинов Рэтэррина. Камабан снял один череп с шеста и бросил его на землю, и весь отряд углубился следом за ним в лес. Изгои Камабана, которые были как дома среди тёмных деревьев, шли впереди как разведчики, но врагов не обнаружили.

Продвижение через лес было очень медленным, так как листья затеняли свет Лаханны, и копьеносцы шли очень осторожно. Они остановились, когда добрались до высоких холмов, и там пережидали холодную ночь. Гундур и Ваккал нервничали, так как Каталло никогда ранее не позволяло воинам Рэтэррина безнаказанно пересекать болота. Сейчас они были в глубине территории врага и опасались засады, но из темноты не прилетело ни копья, ни стрелы. «Раньше, – сказал Гундур, – Каталло вынуждало воинов Рэтэррина с боем пробиваться через эти горы, где они постоянно попадали в засады лучников». Но сейчас леса были пустынны, и все поверили, что в Каталло не знают об их приближении. На рассвете между деревьями начал просачиваться туман. Четыре лисёнка разбежались по опушке, когда отряд двинулся вперёд, и люди приняли присутствие лисят как хороший знак, потому что животные не покинули бы свои норы, если бы воины Каталло прятались среди деревьев. Но потом, как будто духи восстали в надежде на лёгкую победу, ужасный рёв заставил людей припасть к земле, и даже на полосатом лице Камабана отразился страх. В кустарниках раздался топот, не быстрый как у оленя, и не размеренный как у человека, а какой-то ужасный и тяжёлый, эхом раздающийся из тумана и заставивший весь военный отряд задрожать.

Ужасающий звук приближался. Сабан вложил стрелу в тетиву, хотя сомневался, сможет ли кремневое остриё повредить любому колдовству из Каталло. И потом появилось чудовище с крупной головой, увенчанной широкими рогами, изогнутыми вперёд. Сабан натянул тетиву, но стрелу не выпустил. Это было не колдовство, и не чудовище, а самец зубра размером вдвое больше самого большого быка, когда-либо виденного Сабаном – существо с огромными мускулами, чёрной шкурой, острыми рогами и маленькими блестящими глазами. Он остановился, увидев людей, со свистом хлестнул своим покрытым коркой из грязи хвостом, затем ударил по земле крупным копытом и снова издал свой вызывающий рёв. Он поднял голову, и слюна брызнула из пещеристой пасти. Его маленькие глазки казались красными в предрассветных сумерках. Мгновение Сабан думал, что зверь собирается напасть на них, но тот развернулся и затопал к северу.

– Знамение! – сказал Камабан. – Следуем за ним!

Сабан никогда не видел Камабана таким возбуждённым. Обычную злобно насмешливую самоуверенность его брата сменило юношеское вдохновение, порождённое взволнованностью, делавшей его буйным и громким. В этих же обстоятельствах, подозревал Сабан, Ленгар хранил бы молчание, однако воины с готовностью следовали за Камабаном. Он был одет как воин, но копьеносцы верили, что он колдун, который может победить Каталло волшебством скорее, чем копьями, и отсутствие врагов в лесу убеждало их, что его колдовство действует.

Солнце взошло в то время, когда они достигли окраины леса. Туман, окутавший всё вокруг, был белый и сырой. Мужчины, бывшие такими уверенными ночью, теперь были сильно взволнованы. Они никогда так далеко не заходили на территорию Каталло, и это должно было ободрить их, но туман пугал их, так как когда они вышли из леса, казалось, что они двигаются через белую пустоту. Временами солнце показывалось в виде бледного диска в дымке, но потом оно исчезало опять в сгущающемся сыром тумане. Некоторые воины выстреливали в неясные тени в пределах видимости, но в ответ не прилетело ни одной стрелы, и ни один раненый враг не закричал.

– Мы должны идти назад, – сказал Гундур.

– Назад? – спросил Камабан. Кровь на его лице высохла и превратилась в потрескавшуюся корку.

Гундур махнул рукой в туман, предполагая, что безнадёжно продолжать путь, но в этот момент человек слева от разрозненного военного отряда подошёл к древнему могильному кургану, возведённому в виде длинного вала вместо округлого холма. Камабан поднялся на него и собрал своих воинов перед входом в гробницу, окружённом полукругом из крупных камней.

– Я знаю, где мы, – сказал им Камабан. – Каталло там, – он указал пальцем в туман, – и это не далеко.

– В таком тумане слишком далеко, – сказал Гундур, и копьеносцы одобрительно заворчали.

– Тогда пусть туман немного рассеется, – сказал Камабан, – а мы пока ожидаем, повредим врагам.

Он приказал дюжине воинов оттащить в сторону два самых маленьких камня из полукруга больших валунов и, когда камни были отодвинуты, открылся тёмный проход, выложенный камнями. Камабан заполз внутрь, нашёптывая заклинания, чтобы защитить свою душу от мёртвых, а потом начал вышвыривать оттуда кости и черепа. Это были предки Каталло, их души должны были оберегать своих потомков во всех битвах. Камабан распорядился сложить кости в кучу у входа в гробницу, а затем воины один за другим поднимались на вершину вала и мочились на своих врагов. Это восстановило их боевой дух, и они начали смеяться и хвастаться, как делали это предыдущей ночью.

Сабан последним взобрался на могильный холм. Его мочевой пузырь был пуст, и он опасался презрительных насмешек от военного отряда, но потом он взглянул на север и увидел кого-то, возвышающегося из тумана. Силуэт был далеко, и на какое-то мгновение он почувствовал ужас, думая, что это дух, вышедший из тумана, но потом он понял, что это кто-то, только что поднявшийся на молочно белый Священный Холм и вглядывающийся на юг. Фигура смотрела на Сабана, который вглядывался в ответ. Была ли это Дирэввин? Он думал, что это была она, и почувствовал внезапную острую боль оттого, что она была теперь его врагом. Справа от него вдали в тумане виднелись горы, где лежали огромные камни, но здесь были только Дирэввин и Сабан всматривающиеся друг в друга через безмолвную белую долину.

– Что там? – снизу выкрикнул Камабан.

– Иди сюда, – сказал Сабан, и Камабан обошёл гробницу и вскарабкался по крутому покрытому дёрном склону.

Отдалённая фигура скинула свой плащ и начала поднимать и опускать руки.

– Заклинания, – сказал Камабан и плюнул в её сторону.

– Это Дирэввин? – спросил Сабан.

– А кто же ещё? – спросил Камабан. Дирэввин стояла на холме Лаханны, призывая богиню навредить врагам Каталло.

Сабан притронулся к паху.

– Так они знают о нашем приближении?

– Они наслали туман, – сказал Камабан, – надеясь, что мы заблудимся в нём. Но мы не заблудились. Я знаю дорогу отсюда, – он погрозил кулаком далёкой фигуре и стащил Сабана с кургана. – Мы пойдём на север, – сказал он. – Тропа идёт через лес, затем пересекает речку и соединяется со Священной Тропой.

А Священная Тропа приведёт их в храм Каталло.

Осквернение костей восстановило боевой дух войска, и нетерпеливо стремились вслед за Камабаном на север. Он шёл быстро, следуя по утоптанной тропинке на лугу. Тропа плавно спускалась с холма через густые дубы и, когда копьеносцы рассеялись среди деревьев, ветер зашуршал листьями, и тот же самый ветер немного рассеял клубы тумана. Так что впереди идущие воины Рэтэррина увидели Священную Тропу за маленькой долиной, а там, протянувшись в ровную линию вдоль серых валунов, стояла армия Каталло.

Раллин, вождь Каталло, ждал их. Он был готов. Все воины Каталло были здесь, и не только воины Каталло. Но и их союзники, копьеносцы из других племён, ненавидевших Рэтэррин из-за набегов Ленгара. Множество врагов заполнили тропу, и они громко закричали, увидев людей Камабана, выходящих из дубов, а когда туман вновь сгустился, две армии оказались скрыты друг от друга.

– Они численно превосходят нас, – сказал Гундур.

– Они также нервничают, как и мы, – сказал Камабан, – но с нами Слаол.