Текст книги "Чудом рожденный"

Автор книги: Берды Кербабаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

– Вот за это спасибо!

Понимая, что вопросы подобного рода поставят его в затруднительное положение, Атабаев резко повернул разговор.

– А теперь к делу. Давайте выберем в сельсовет самых толковых людей, которыми все сельчане будут одинаково довольны. Они сумеют быстро поправить все хозяйство.

– Молодец! Умный совет, – одобрил Непес.

Остальные молчали. Не смущаясь этим, Атабаев продолжал:

– Подумаем, сколько человек будет в нашем сельсовете и приступим к выборам.

Алламурад рванулся к Атабаеву.

– Товарищ Кайгысыз, в ауле весь спор идет из-за председателя. Давайте и начнем с него.

– У нас другая установка.

– А разве установки ставят не такие же люди, как мы с вами?

Душу Нарли раздирали противоречивые чувства. Ему не хотелось соглашаться с Алламурадом и, в то же время, было выгодно согласиться с ним. Наконец, он крикнул:

– Я поддерживаю Алламурада. Только на этот раз поддерживаю! И при том от всего сердца.

– Ну, что ж, – сказал Атабаев, – будь по-вашему. Если решил народ – сдери шкуру с коня.

Кайгысыз партизанит

Это не по правилам, – шепнул Алесковский.

– Не беда, так же заговорщицки тихо ответил Атабаев, – Можно обойти и правило, коли добьемся своего.

– Ты тут партизанишь.

– Условия войны партизанские.

– И что же получится?

– Одна сторона выдвинет Алламурада, другая Нарли. А мы выберем третьего.

– Каким образом?

– Дело само покажет,

– Не было бы худа!

– Хочешь вести собрание сам?

Рабочий Иванов что-то шепнул Алесковскому, тот повернулся к Кайгысызу.

– Доверяем твоему опыту.

Вынув из гимнастерки тетрадку и карандаш, Атабаев сказал:

– Называйте людей.

Слева дружно крикнули:

– Алламурад!

Справа еще громче:

– Нарли!

– Какие еще есть предложения? – спросил Кайгысыз.

Никто не произнес ни слова.

– Что же молчите?

– Видно, так бог велел, – тихо сказал Токар.

– Ты бы придержал язык, Токар! – крикнул Нарли.

– Токар верно говорит! – откликнулось несколько голосов.

– И когда только заткнутся эти проклятые глотки! – негодовал Нарли.

Стало совсем тихо. Заглянув в тетрадку, Атабаез сказал:

– У меня записано только два имени. Смотрю я на вас и вижу – аул один, а в нем два лагеря. И сидите вы так, что между вами может проехать груженая арба. Хотел бы я знать, как один лагерь смотрит на предложение другого? Вот слева назвали Алламурада, что о нем скажут справа?

Куджук-хан поспешно откликнулся:

– Мы против! Единогласно.

– Если те, кто сидят слева, согласны выбрать Нарли, пусть поднимут руки.

Сторонники Алламурада будто окоченели.

– Видите, что получается, – сказал Атабаев, – начнем голосовать и один из кандидатов соберет три или четыре лишних голоса. Половина аула останется недовольной. Председатель будет враждовать с доброй половиной аула, И опять начнутся распри, опять пострадает все ваше хозяйство. Какая неразбериха! Вот поэтому комиссия считает, что нечего и голосовать за этих кандидатов.

Куджук-хан шевельнул усами.

– Почему?

– Я только что объяснил.

– Мы не можем выставить другого человека.

– Называйте из группы Алламурада.

– Не желаем никого из них!

– Может в группе Алламурада назовут другого кандидата?

– Нет, – ответил чей-то робкий голос.

– Повторяю, избирательная комиссия не поставит на голосование предложенных кандидатов.

– Еще раз объясни причину!..

– По мнению комиссии именно эти люди мутят аул и натравливают дехкан друг на друга.

Нарли шагнул к Атабаеву, сдвинув на затылок свой тельпек.

– Думай, что говоришь, Кайгысыз!

– Я и говорю тебе в лицо, что думает комиссия.

– А я и знать не желаю вашу комиссию!

В глазах у Атабаева потемнело и он сказал то, чего не следовало говорить:

– Комиссия уездного исполкома лишает избирательных прав Нарли и Алламурада, как баев, сеющих вражду между крестьянами! Предлагаю им сейчас же покинуть собрание!

– Труп мой покинет это собрание! – закричал Нарли.

– Даю три минуты срока. Если не покажете свои затылки – расстреляю именем революции! – И Кайгысыз схватился за револьвер.

Алесковский дотронулся до его локтя, но Атабаев ничего не чувствовал. Глаза его округлились, загорелись красноватым огнем. Старики, поняв, что ждать добра не приходится, уговорили Нарли и Алламурада уйти.

Куджук-хан вскочил на ноги.

– Если прогнали Нарли-ага, нам на этих выборах нечего делать! Пошли! – крикнул он своим.

Атабаев повелительным жестом остановил его.

– Куджук-хан, я не называл тебя врагом. Если в твоей голове сохранилась хоть капля разума, если жалеешь свою молодую жизнь, – садись! Но только попробуй поднять смуту, не говори потом, что не слышал, на марыйской земле даже праха твоего не отыщут!

Не дожидаясь, пока его потянут за полу, Куджук-хан опустился на землю.

Наступила тягостная тишина. Овладев собой, Атабаев снова обратился к крестьянам:

– Не судите меня за горячность. Я не для себя ищу пользы. И за оружие схватился, чтобы помочь вам. Чистую пищу может испортить одна муха. Два человека тащат на дно все село. Поймите, пришло советское время. Вы сами хозяева своей судьбы. Так выбирайте же в председатели человека с совестью!

Но запуганный баями народ не решался вымолвить ни слова. Наконец, старый Непес сказал дрожащим голосом:

– У этих людей, сынок, рты запечатаны воском.

– Только сегодня?

– Еще со времен царя…

– Много воды утекло с тех пор.

– Пуганая птица и куста боится, сынок. Сдается мне, что ты пришел на радость народу. Не каждый смельчак решится так расправиться со своими врагами.

– Если хвалить человека в лицо, он зазнается, Непес-ага…

– По-моему, ты не из того теста, что может прокиснуть. Даже лицо твое похоже на свежий розовый чурек!..

– Ай, Непес-ага, ты вгоняешь меня в краску!..

– Видишь, что рты у всех запечатаны, возьми и выбери сам председателя… Все понимают, что ты не желаешь зла крестьянам.

– Я могу ошибиться.

– Твой ошибочный шаг в тысячу раз лучше прыжка Нарли.

Атабаев и сам подумывал, что ему следовало бы предложить кандидата, но не знал, как подойти к делу. Непес облегчил ему задачу.

– Ну, что ж, – задумчиво сказал Атабаев, – попробуем. Есть у меня на примете человек, должен бы всем понравиться…

– Кто такой? – грубо перебил его Куджук-хан.

– Конечно, не Куджук-хан.

– Я так и думал.

– Тогда немножко потерпи. По правде я и сам не знаю этого человека. Но если меня не обманывает опыт, он честный и справедливый человек, Я предлагаю выбрать Токара Тахира-оглы.

И странное дело, люди, которые целый день провели в безмолвном оцепенении, вдруг захлопали в ладоши. Со всех сторон послышались одобрительные возгласы:

– Вот это верно!

– Токар сам не съест чужого и никому не позволит,

– Да есть ли за ним какой грех, кроме бедности?

Токар поднялся с земли.

– Что же ты сделал, Кайгысыз?

– Хорошее дело.

– Как же будет управлять аулом тот, кто не умеет двух козлят связать за рога?

– Односельчане помогут, будет легче.

– Сам дурак виноват, – приговаривал Такыр, – лезу вперед, задаю вопросы!.. Не зря говорят: «брехливая собака хозяину гостя приведет». Нет, братцы, нет! Не могу брать такую заботу на свой загривок!

И снова закричали со всех сторон:

– Народ решит, и не то сделаешь!

– Давайте голосовать!

Подняв руку, Атабаев усмирил крикунов.

– Кто хочет, чтобы Токар Тахир-оглы стал председателем – поднимите руки!

Лес рук взвился в воздух. Голосовали даже закутанные до бровей женщины.

– Опустите, – скомандовал Кайгысыз. – Кто против? Нет. Кто воздержался? Нет. Токар-оглы выбран единогласно.

Громкие аплодисменты заглушили его голос.

Алесковский ударил Атабаева по плечу.

– Ну и партизан!

– Ты не печалься, что я партизан! Ты радуйся, какой нынче дружный Конгур.

С кем работать?

Третий день подряд – в середине ноября 1919 года – заседал в Асхабаде облревком. В махорочном дыму тонули заросшие щетиной лица рабочих, солдат, которые пришли сюда из железнодорожного депо, из мастерских, с мельниц, из бронепоездов и теплушек За-каспийского фронта. Это были большевики, – чьими руками утверждалась в Закаспии власть Советов. Председатель ревкома – Бирюшов, члены ревкома – Паскуцкий, Янсон, Певзнер. Вместе с ними за столом Кай-гысыз Атабаев – его хорошо знали мервские большевики, с ним подружился на политработе в частях Красной Армии Николай Антонович Паскуцкий. Молодого коммуниста избрали заместителем председателя – высокий пост! Атабаев высился за столом, – подтянутый, тщательно выбритый, молчаливый.

Третий день обсуждался главный вопрос – о привлечении новых кадров советских и партийных работмиков из числа грамотных туркмен. Где же они, эти люди? Как без них разговаривать с народом?

Иногда Паскуцкий выходил в соседнюю комнату. Там стояли телефоны, там в углу сидел у военно-полевого аппарата телеграфист. И прямо с ленты Николай Антонович, над головой пожилого моряка, читал сообщения с фронта.

Дела шли хорошо, да только не так быстро, как хотелось бы.

Медленно, но верно, будто считая перегоны, белогвардейцы отступали, оставляя за собой станцию за станцией. Они уже перевалили за Кизыл-Арват. Уходя, разрушали железнодорожные пути, и Красная Армия должна была наносить фланговые удары, обходя противника по безводным пескам. В пустыне вода нужна не только людям, но и коням. Конь в пустыне – птица без крыльев. Только верблюд может с неделю под палящим солнцем обходиться без воды. К тому же и арбы увязали в песках. Для доставки патронов и хлеба войскам нужны были корабли пустыни – верблюды. Но их в истощенном разрухой краю осталось маловато.

А на освобожденной земле устанавливать советские порядки было не легче и, возвращаясь в прокуренный зал заседаний, Паскуцкий слушал третий день бесконечные прения. Сейчас один из русских товарищей предлагал подготовить обращение ко всем офицерам, служившим у белых, – прийти в советские учреждения, перестать скрываться, получить работу и трудиться не боясь, что их будут обвинять за прошлые ошибки.

– Кто ножом не грозит Советской власти, всех призвать!

– Даже полковника Ходжагельды Ходжамурадова?.. – спросил с усмешкой один из членов ревкома.

– Кто он такой?

– Где он сейчас?

Председатель ревкома разъяснил товарищам:

– Это бывший член Асхабадского белогвардейского правительства. По нашим сведениям ушел в Персию.

– Что мы знаем о нем?

– Увидим – узнаем… Товарищи, умные люди говорят: легче править арбой на горных кручах, чем управлять страной, не зная ни языка, ни обычаев.

При этих словах Бирюшова впервые встал со своего места Кайгысыз Атабаев. Три дня он молчал и все привыкли к этому.

– Скажите, товарищи, за что мы проливаем кровь на фронтах?

«Вопрос, как говорится, с шипами», – подумал Паскуцкий, но, зная характер Атабаева, промолчал. Бирюшов тоже опешил – такой вопрос мог задать только пришедший из аула пастух. А ведь новый товарищ – как будто просвещенный и культурный человек, к тому же политработник.

Однако надо быть вежливым с местным человеком, не обидеть, не оттолкнуть, и Бирюшов, искоса поглядев на Паскуцкого, мягко ответил своему новому заместителю:

– Вопрос детский и не хочется по-школьному отвечать на него. Выскажитесь пояснее, Константин Сергеевич.

– Я хочу понять; мы проливаем кровь солдатскую, чтобы навеки похоронить остатки феодализма или…

– Что или? – спросил Бирюшов.

– Или ради восстановления власти ханов?

Всем, кто находился в зале заседания, уже было ясно, что разговор идет о Махтумкули-хане. Этот вопрос, конечно, давно назрел, только никто из русских руководителей ревкома не решался его поставить. Дело заключалось в том, что в первые дни советизации, когда с местными кадрами было совсем худо, на помощь облревкому вызвался некто Махтумкули-хан. Кайгысыз знал, что этот древний старик в далекие времена был начальником Тедженского уезда, поговаривали, что он прославился у местного населения своей свирепостью, и годы его правления назывались в аулах «годами Махтумкули-хана». А теперь ему отвели один из лучших дворов в Асхабаде, чтобы он от имени Советской власти доводил до сведения населения новые законы и постановления, разъяснял их, как бы соединяя народ с Советами. Сидя на ковре, поджав под себя ноги, он поглаживал длинную черную, с яркой проседью бороду, потягивал зеленый чай, покуривал кальян и разбирался в делах своих посетителей: к нему шли со всякими житейскими распрями, и он рассуживал спорщиков не по-советски, а по своему усмотрению. Кайгысызу казалось, что как встарь запугивал тедженцев, так и теперь Махтумкули-хан распоряжался душами туркмен в Асхабаде.

Слушая резкий спор за столом ревкома, Паскуцкий понимал, что бывший царский наместник в Теджене пока что нужен. И, улыбнувшись, он решил замирить своих товарищей:

– Туркмены так и говорят: халат, скроенный по совету с друзьями, будет впору. По-моему, Константин Сергеевич понимает, что тут была только тактическая цель: временно воспользоваться авторитетом старого человека…

– По-моему, товарищи, такая политика ошибочна, – твердо возразил Атабаев.

– Ошибочна? – Бирюшов даже встал с места, так озадачил его смелый и слишком самостоятельный тон молодого, вчера еще безвестного работника.

– Повторю где угодно, – ошибочна! – не снижая голоса, подтвердил Атабаев.

Бирюшов молча перебирал бумаги и карандаши на своем столе, наконец спросил дрогнувшим голосом:

– Вы отдаете себе отчет в том, что говорите? Ведь этот вопрос согласован с ТуркЦИКом!

– Стоит ли горячиться? – спокойно возразил Атабаев. – Как всякий член партии, а тем более – ваш заместитель, я имею право высказать свое мнение. И, конечно, должен его аргументировать. А если я неправ, мне докажут, что я ошибаюсь. Мы обязаны выполнять решения ТуркЦИКа и Турксовнаркома, но также обязаны твердо стоять на своем, если видим, что нас направляют неверно. Мне кажется, что ТуркЦИК допускает в этом вопросе большую ошибку, и ошибка эта не случайна,

– Перегибаете! – громко крикнул Бирюшов.

– Нисколько!

– Сомнения подобного рода не приведут вас ни к чему хорошему!

– Я говорю не на базаре, а среди партийных товарищей. А свое мнение я уже сообщил в Турккомиссию.

Бирюшов сел за стол, уперся подбородком в ладони. Член ревкома Янсон спросил:

– Так в чем же ошибка ТуркЦИКа?

– В том, что желая подправить бровь, он выбивает глаз.

– Образно, но непонятно.

– Желая воспользоваться авторитетом Махтумкули-хана, мы только увеличиваем его престиж в глазах населения. Но действительный авторитет есть только у Красной Армии. Она его завоевала кровью. А мы по собственной доброй воле снова нацепляем на плечи Махтумкули царские погоны. Так сказать, украшаем кобеля жемчугами.

– Поразительная новость! – Янсон расхохотался. – Вы думаете – ТуркЦИК этого не понимает?

– А вы-то знаете, кто такой Махтумкули и какой у него авторитет?

– Конечно, знаю. Он сын Нурберды-хана.

– А еще что?

Все замолчали.

– Махтумкули-хан – маленький помещик с артезианскими колодцами между Кель-Ата и Бахарденом. Кроме десятка батраков, работающих на этих кяризах, о нем как следует никто не знает. Когда-то он был грозой Теджена, но об этом давно позабыли. А сейчас, – неужели вы не видите, – что сейчас жалобщики идут не в Совет, а к Махтумкули-хану? В народе говорят, что он вот-вот станет ханом над всеми туркменами. Еще год и сбросить Махтумкули-хана будет не легче, чем прогнать белых!

Наконец, в спор вмешался и Паскуцкий:

– Да, вопрос назрел. Видимо, придется…

Бирюшов явно растерялся.

– Что же мы скажем ТуркЦИКу? – спросил он,

Николай Антонович ответил:

– Надо иметь в виду, что Махтумкули-хан еще в декабре 1917 года выступил в поддержку Советской власти, а это сыграло большую политическую роль в силу авторитета Махтумкули-хана среди населения. В годы гражданской войны он выступал против Ораз-сердара и Овезбаева, призывавших к «священной войне» против большевиков. Про это нельзя забывать. Другое дело, может быть, пришла пора отказаться от услуг Махтумкули-хана.

– Время покажет, кто был прав, – упрямо повторил Атабаев.

Желая покончить со спором, Бирюшов спросил:

– Что же, по-вашему, делать с Махтумкули-ханом?

– Самое лучшее – завтра же выслать отсюда, – «быстро сказал Атабаев, – или арестовать!

– Арестовать?!

На этот раз Николай Антонович не согласился с Атабаевым.

– До сих пор вы говорили верно, но это… ни в какие ворота! Это не послужит нам на пользу.

– Если завтра мы выведем Махтумкули-хана на площадь и расстреляем, никому не будет до этого дела. Волнений не произойдет.

Паскуцкий даже всплеснул руками.

– Ну что с вами делать, Константин Сергеевич! Неистовый вы человек! Вам мало, что наши враги клевещут на нас, возводят всяческие небылицы? Вы хотите укрепить их позиции? Чтоб они говорили, что большевики с почетом приняли Махтумкули-хана, а назавтра его расстреляли. Один аллах знает, какие зверства они совершат завтра!.. Прекрасная агитация за новый строй!

Атабаев, который до сих пор держался очень напористо и хладнокровно, сейчас смутился.

– Это верно… – задумчиво сказал он. – У меня плохой характер. Иногда гнев опережает разум.

– Если верно, то мы поручим вам же вежливо выпроводить Махтумкули-хана домой.

– Вежливо? – удивился Кайгысыз. – Вы хотите волку поручить овцу?

– Волк нам скажет: пусть баранина перестанет быть вкусной и я перестану ее есть! – пошутил Паскуцкий.

Все засмеялись вместе с ним, и в зале, наполненном махорочным дымом, как-то легче стало дышать.

– А Овезбаев? – спросил Паскуцкий Атабаева. – «Где он нынче?

– Одну минутку! – сказал Атабаев и вышел,

См быстро вернулся вместе с невысоким хмурым человеком.

– Сейидмурад Овезбаев – штабс-капитан царской армии, у белых командовал Ахал-текинским кавалерийским полком, – представил вошедшего Атабаев.

Члены ревкома с интересом смотрели на офицера, Паскуцкий на фронте много разговоров слышал о нем. Кто-то даже послал к нему конного с приглашением, как только Асхабад был освобожден от белых, но Овезбаев тогда не явился. Угрюмый, с красноватыми утомленными веками, с сильной проседью, он казался сейчас придавленным, несмотря на бравую военную выправку. Однако держался независимо, с большим достоинством.

Поймав вопросительный взгляд Бирюшова, Атабаев заговорил:

– Я еще раз послал человека за Сейидмурадом, чтобы он сам сказал нам, хочет ли работать… Пусть хоть в крайнем случае придет, покажется нам.

Паскуцкий с интересом смотрел на Атабаева. Какая интуиция! Вряд ли Овезбаев стоит ближе к Советской власти, чем Махтумкули, но он человек другого поколения, другой культуры. Сейчас он полезен. Похвально, что Кайгысыз это понял или учуял.

– Я знаю, что Овезбаев был не только против интервенции, но и имел крупный конфликт из-за «инглизов» со своим начальником Ораз-сердаром, – сказал Паскуцкий. И меня очень радует, что сегодня он появился у нас.

Овезбаев слушал его, опустив голову. Ему хотелось сказать, что не следует хвалить туркмена в глаза – может зазнаться. Но он постеснялся шутить с незнакомым.

Атабаев знал штабс-капитана не понаслышке, как Паскуцкий, ему несколько раз приходилось встречаться с ним, и теперь он доволен, что может привлечь к советской работе этого человека. Вот это уже – не тедженский уездный начальник! Овезбаев хорошо знал быт и устои своего народа, в то же время был европейски образованным человеком. Конечно, коммуниста из него не сделаешь. Но человек он неплохой – и народ вспоминал о нем добром…

Бирюшов считал дело конченным и задал только один вопрос офицеру:

– Облревком, а точнее – туркменский народ нуждается в вашей помощи. Где бы вы хотели работать?

– Простите, господа, но если бы я искал работу, яг появился бы у вас раньше, – уклончиво ответил Овезбаев. – Я гощу сейчас у Кайгысыза…

– Я верю, что ваша совесть не позволит вам отказываться от работы, когда весь народ нуждается в вашей помощи, – заговорил Паскуцкий. – Не уклоняйтесь, говорите прямо: какая работа вам по душе?

– Я человек военный, Николай Антонович.

– Тем более. Вы не первый офицер, который будет помогать Советской власти.

– Боюсь, что в голове у меня сейчас полная путаница, хотя знаю, что для туркмен, которые угнетались веками, спасение только в Советской власти.

– Вот это и главное! – живо подхватил Атабаев.

– А потом, как бы у меня и с вами не получилось, как с Тигом Джонсом, – рассмеялся Овезбаев.

– Вы что же, сравниваете Советскую власть с интервентами? – хмуро спросил Бирюшов.

– Нет! Ни во сне, ни наяву такая мысль не пришла бы мне в голову. Каким бы ни был я путаником, кто бы я ни был, – я понимаю, что туркменам один путь – с большевиками.

– Ну, если так…

– Думаю, что не сумею привыкнуть к новому режиму.

– Как знать…

Снова вмешался Атабаев:

– Если ты не знаешь, Сейидмурад, – я знаю! Пока что, товарищи, надо поручить Овезбаеву самый ответственный участок: областной наробраз.

И тут же, вместе с Овезбаевым, члены ревкома заговорили об этом коренном вопросе. Они говорили о том, что на тысячу туркмен в ауле приходится один грамотный, о том, что надо торопиться открывать школы повсюду. Но нет ни учебников, ни учителей. Дети занимаются в черных кибитках или землянках, их учат муллы, ишаны – и едва ли научат даже читать и писать.

– Что ж, и ишанов начнем переучивать, – сказал Атабаев. – Откроем в городах учительские курсы, позовем всех, кто с нами захочет работать…